Текст книги "Фата-Моргана 4 (Фантастические рассказы и повести)"
Автор книги: Рэй Дуглас Брэдбери
Соавторы: Жюль Габриэль Верн,Пол Уильям Андерсон,Курт Воннегут-мл,Альфред Элтон Ван Вогт,Фредерик Браун,Энтони Пирс,Ли Дуглас Брэкетт,Фриц Ройтер Лейбер,Ларри Нивен,Жерар Клейн
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Как будто ему ничто не угрожало, и все-таки люди без следа исчезали на Венере дюжинами. О них напоминали плесень или какие-нибудь ужасные чудовища – полурастения-полуживотные.
Хэм брел, стараясь выбирать поляны, возникающие вокруг деревьев Джека-Хватателя, этих всеядных растений, уничтожающих любые проявления жизни в пределах досягаемости своих побегов.
В других местах продвижение вперед было практически невозможно, поскольку венерианские джунгли представляли собой такую жуткую путаницу пожирающих друг друга, форм, что двигаться можно было лишь шаг за шагом, с огромным трудом прорубая себе дорогу. Но даже при этом оставалась опасность со стороны бог знает каких, вооруженных клыками и ядом созданий, зубы которых могли проткнуть защитную оболочку из трансдермы. А это означало смерть. Даже отвратительные деревья Джека-Хватателя были лучшей компанией, подумал Хэм, отпихивая непрерывно изучающие окружающее лианы.
Через шесть часов после начала рынужденного путешествия пошел дождь; Хэм нашел место, которое недавнее грязеизвержение очистило от деревьев и кустов, и сел поесть. Сначала он зачерпнул немного воды, покрытой пеной, профильтровал ее через ситечко, прикрепленное к манерке, и занялся стерилизацией.
Огонь был недоступен, поскольку в Тропиках Венеры сухие дрова встречаются крайне редко, поэтому Хэм бросил в жидкость термические таблетки, которые мгновенно вскипятили воду, сами улетучившись в виде газа. Вода сохранила слабый привкус аммиака, но это было минимальное неудобство. Хэм накрыл сосуд и поставил в сторону, чтобы вода остыла.
Потом открыл консервную банку с фасолью, огляделся, нет ли поблизости случайной плесени, затем поднял забрало и торопливо проглотил пищу. Запив все теплой водой, он осторожно влил остатки в мешочек, находящийся внутри скафандра, откуда воду можно было потягивать через трубку.
Не прошло и десяти минут после окончания еды, и Хэм еще отдыхал, мечтая о недосягаемой роскоши сигареты, как мохнатая плесень Покрыла остатки продуктов в банке.
Час спустя, усталый и взмокший, Хэм нашел Дружеское Дерево, названное так его открывателем, натуралистом Барлингемом. Это одно из немногих деревьев Венеры с такими вялыми движениями, что можно безопасно отдыхать среди его ветвей. Хэм влез на него, расположился поудобнее и заснул как убитый.
Прошло пять часов. Проснувшись, Хэм констатировал, что веточки и небольшие присоски Дружеского Дерева оплели всю его трансдерму. Он осторожно оторвал их, спустился вниз и побрел на запад.
Сразу после второго дождя он встретил «пузана», создание, называемое так в английской и американской частях Венеры. Во французской части его называют pot colle, то есть горшок теста, а в датской… ну что же, датчане не слишком стыдливы и называют чудовище так, как оно того заслуживает.
Вообще-то пузан – существо отвратительное. Масса белой, похожей на тесто протоплазмы доходит до двадцати тонн кашеобразной мерзости. Она не принимает никакой определенной формы, это просто бесформенное скопище клеток – освобожденный от телесной оболочки, ползающий, вечно голодный рот.
Пузан не обладает интеллектом, не имеет никаких инстинктов, кроме, пожалуй, чувства голода, и движется туда, где пища касается его поверхности. Касаясь двух съедобных поверхностей, он попросту делится, причем большая часть атакует большую добычу. Он невосприимчив к пулям, и ничто, кроме пламени огнемета, не в состоянии его убить, да и то лишь в том случае, если огонь уничтожит все клетки. Пузан катится по поверхности, поглощая все и оставляя за собой голую черную землю, на которой сразу же появляется вездесущая плесень.
Хэм отскочил в сторону, когда пузан вдруг выкатился из джунглей справа от него. Правда, он не мог повредить защитную трансдерму, но тестовидная масса могла просто задушить человека. Хэму очень хотелось поразить эту тварь полным зарядом из огнемета, висящего на поясе, но опытный венерианский пионер весьма экономно пользуется оружием. Оно заряжено алмазом, правда, промышленным, а не ювелирным, но все же бесценным в трудных ситуациях. Воспламененный кристалл отдает свою энергию в одной чудовищной струе огня, которая с громовым грохотом бьет на расстояние в сто ярдов, превращая в пепел все на линии выстрела.
Пузан прокатился под аккомпанемент чмоканья и чавканья, а за ним открылась просека, проделанная в чаще, – вьюны, лианы, змееподобный плющ и деревья Джека-Хватателя – все было выметено без остатка до самой влажной почвы, где буквально на глазах разрасталась плесень.
Коридор вел почти в том направлении, куда собирался идти Хэм, поэтому он воспользовался случаем и широко зашагал вперед, внимательно поглядывая на зловещие стены джунглей. Примерно через десять часов тропу эту снова заполнит враждебная жизнь, но пока существовала возможность передвигаться значительно быстрее.
Он прошел уже почти пять миль по дороге, начинавшей постепенно зарастать, когда встретил туземца, галопирующего на четырех коротких ногах. Руки его, похожие на клешни, вырезали проход в зарослях. Хэм остановился для краткого палавера.
– Мурра, – сказал он.
Язык жителей экваториальных Тропиков весьма причудлив. Он насчитывает около двухсот слов, но выучивший их не может сказать, что овладел им до конца. Слова характеризуют понятийные обобщения, а каждый звук имеет от дюжины до сотни значений. «Мурра», например, выражает приветствие, что-то близкое «хэлло» или «добрый день», однако может также передавать предупреждение – «берегись». Значит оно и «будем друзьями», а также, как это ни странно, «вызываю тебя».
Имеет оно и значение существительного, означая мир, войну, отвагу и страх. Утонченный язык. Только недавние исследования модуляции голоса продемонстрировали земным филологам его богатую природу. Впрочем, английский с его «to», «too» и «two»; «one», «won», «wen», «win», «when» и дюжиной других близких звуков тоже показался бы странным для ушей венериан, не приученных различать гласные.
Но самое плохое, что люди не могут читать по широким, плоским лицам венериан с тремя глазами, а они наверняка передают множество Информации.
Венерианин однако принял предполагаемый смысл.
– Мурра, – ответил он, останавливаясь. – Уск? – Что означало среди прочего: «кто ты?», «откуда идешь?» или же: «куда направляешься?».
Хэм выбрал это последнее значение. Указав на закрытый туманом запад, он поднял руки, рисуя контур гор.
– Эротия, – сказал он. Это название имело лишь одно значение.
Туземец молча раздумывал, потом махнул своими когтями вдоль тропы, в направлении на запад.
– Цурки, – сказал он и добавил на прощание: – Мурра.
Хэм прижался к стене джунглей, чтобы дать ему пройти.
«Цурки» означает около двадцати понятий, в том числе и торговца. Слово это обычно употребляют по отношению к землянам, и Хэм заранее радовался обществу человека. Прошло уже более шести месяцев со времени, когда он последний раз слышал человеческую речь иначе, чем с помощью маленького радиоприемника, утонувшего вместе с жилищем.
Пройдя еще пять миль по тропе, проеденной пузаном, Хэм вдруг оказался на поляне, где недавно произошло извержение грязи. Растительность здесь доходила лишь до пояса, а в четверти мили он заметил здание фактории. Было оно гораздо представительнее его собственного жилища, контейнера с металлическими стенами, и имело целых три комнатки, что было в Тропиках неслыханной роскошью: каждую унцию груза приходилось доставлять из поселка ракетой. Деятельность факторов была довольно рискованной, и Хэм радовался, что остался с такой прибылью.
Он двинулся через все еще топкий грунт. Окна фактории закрывали шторы защиты от вечного дневного солнца, а дверь… дверь была закрыта! Это являлось нарушением законов, царивших на границе цивилизации. Все оставляли двери открытыми, поскольку это могло спасти какого-нибудь заблудившегося человека, и даже человек без чести, не отваживался красть из открытой фактории.
Не сделали бы этого и туземцы – ни одно существо не было таким порядочным, как венерианские туземцы, которые никогда не лгут и не крадут, но, разумеется, могут после традиционного предупреждения убить купца, чтобы завладеть его товарами.
Хэм стоял как вкопанный. Подумав, он утоптал клочок чистой почвы перед дверями, сел, прислонившись к ней, стряхнул многочисленных отвратительных мелких существ, копошившихся на его трансдерме, и стал ждать.
Прошло не менее получаса, прежде чем он заметил человека, бредущего через поляну. Шлем скафандра затенял его лицо, и Хэм разглядел только большие, обведенные темными кругами глаза.
– Привет! Мне пришло в голову нанести вам визит. Меня зовут Гамильтон Хэммонд, но, как вы, конечно, догадались, друзья называют меня Хэм.
Фактор остановился, после чего заговорил удивительно мягким и приглушенным голосом, с явным английским акцентом.
– Может, вы отодвинетесь и впустите меня? – Голос его звучал холодно и враждебно.
Хэм почувствовал удивление и гнев.
– Черт возьми! – рявкнул он. – Ну и гостеприимство!
– Для вас нет места под моей крышей. – Хозяин остановился в дверях. – Вы американец? А что делаете на британской территории? Могу я взглянуть на ваш паспорт?
– Торговец, верно? – Фактор был худощав, а тон его резок. – Короче говоря, контрабандист и находишься здесь нелегально. Убирайся!
Хэм стиснул зубы.
– Легально или нет, – сказал он, – это не имеет значения. Я уполномочен пользоваться привилегиями, вытекающими из кодекса пограничья. Мне хочется вдохнуть чистого воздуха, стереть с лица пот и что-нибудь съесть. Открой дверь и войдем.
Перед глазами его сверкнул автоматический пистолет.
– Попробуй и будешь кормить плесень.
Как и все венерианские пионеры, Хэм по необходимости был смел и предприимчив. Как говорят в Штатах – крутой парень.
– Что ж, это убеждает. Я бы только хотел что-нибудь съесть.
– Подожди дождя, – холодно ответил фактор и повернулся к двери, чтобы ее открыть.
В ту же секунду Хэм пнул пистолет, который ударился о стену и упал в траву. Противник потянулся за огнеметом, висящим на боку, и Хэм схватил его за запястье.
Захват был настолько силен, что фактор тут же перестал вырываться, а Хэм испытал мгновенное удивление от хрупкости запястья, которую почувствовал сквозь слой трансдермы.
– Слушай! – рявкнул он. – Я собираюсь поесть в этом доме. Открывай дверь!
Теперь он держал его за обе руки. Типчик казался удивительно слабым, он кивнул головой, и Хэм отпустил руку. Дверь открылась, и они вошли.
Внутри его поразила совершенно неслыханная роскошь. Массивные стулья, солидный стол, даже книги, наверняка законсервированные экстрактом плауна от плесени, которая порой проникает в дома, несмотря на сетки, фильтры и автоматические распылители. Когда они вошли, автоматический распылитель окружил их облаком дезинфицирующих средств, чтобы убить споры плесени, которые могли бы попасть внутрь в момент открытия двери.
Хэм тяжело сел, внимательно следя за хозяином. Он оставил ему огнемет в кобуре на поясе, уверенный, что успеет опередить этого мозгляка; кроме того, кто, находясь в здравом уме, рискнет стрелять из огнемета в доме?
Хэм занялся забралом, доставанием продуктов из рюкзака, вытиранием вспотевшего лица, тогда как его товарищ – или противник – молча стоял и смотрел. Хэм некоторое время следил за открытой банкой мясных консервов, но плесень не появилась, и он начал есть.
– Какого черта, – буркнул он, – ты не поднимешь забрала? – Тот упрямо молчал. – Боишься, что увижу твое лицо? Твоя физиономия меня не интересует, я не фараон.
Молчание. Он попытался еще раз.
– Как тебя зовут?
– Барлингем. Пат Барлингем.
Хэм рассмеялся.
– Патрик Барлингем умер, приятель. Я его знал. – Никакого ответа. – Если не хочешь говорить, как тебя зовут, по крайней мере не оскорбляй памяти хорошего человека и великого исследователя.
– Спасибо, – голос звучал сардонически. – Это был мой отец.
– Еще одна ложь. У Барлингема не было сына, а только… Хэм озадаченно замолк. – Открой забрало! – крикнул он.
– Почему бы и нет? – сказал мягкий голос, и противосолнечное забрало опустилось.
Хэм проглотил слюну. Авантюрист и венерианский торговец был все-таки джентльменом, лишь жажда быстрого обогащения привела его, по образованию инженера, в Горячие Земли.
– Прошу прощения, – буркнул он.
– Эх вы, доблестные американские браконьеры! – насмешливо отозвалась Пат. – Вы все такие храбрые, чтобы навязываться женщине?
– Что вы делаете в таком месте?
– Я вовсе не обязана отвечать на ваш вопрос. – Она неопределенно махнула рукой, указывая вглубь комнаты. – Я классифицирую флору и фауну Горячих Земель. Меня зовут Патриция Барлингем, я биолог.
Только теперь он заметил образцы, законсервированные в банках и стоявшие в следующем помещении, вероятно, лаборатории.
– Одинокая девушка в Тропиках? Простите, но вы слишком легкомысленны.
– Я не ожидала встреч с американскими браконьерами.
Хэм покраснел.
– Можете не бояться меня. Я ухожу. – Он поднял руку к своему забралу.
В ту же секунду Патриция выхватила из ящика стола автоматический пистолет.
– Я вас не задерживаю, мистер Хэммонд, – холодно сказала она. – Но ксикстхил останется у меня, как собственность британской, короны. Вы украли его на нашей территории, и я его конфискую.
Хэм уставился на нее.
– Я рискнул всем, что имею, чтобы добыть этот ксикстхил, и, если лишусь его, буду банкротом. Вы возьмете его только с трупа!
– Посмотрим.
Хэм захлопнул шлем и сел.
– Мисс Барлингем, – сказал он. – Не думаю, чтобы вы решились выстрелить в живого человека, но, чтобы забрать ксикстхил, вам придется нажать на спуск. У меня есть время. Я буду сидеть, пока вы не упадете от усталости.
Он смотрел прямо в ее серые глаза; пистолет был нацелен в его сердце, но выстрела все не было.
Наконец девушка сдалась.
– Ты выиграл, браконьер. – Она бросила пистолет в пустой ящик. – А теперь убирайся.
– С удовольствием! – поспешно ответил он.
Хэммонд встал и коснулся забрала, но его остановил крик девушки. Подозревая новую хитрость, он повернулся. Широко открытыми от страха глазами девушка смотрела в окно.
Хэм заметил спутанную растительность, а затем огромную беловатую массу. Чудовищных размеров пузан размеренно полз в сторону их убежища. Послышалось слабое «плум», а потом окно закрыла клейкая масса. Чудовище, достаточно большое, чтобы поглотить все здание, разделилось на две части и обтекало его вокруг, соединившись по другую сторону.
Тишину прервал взволнованный голос Пат,
– Твой шлем, идиот! – резко сказала она. – Закрой его!
– Шлем? Зачем? – Несмотря на сомнения, он автоматически выполнил приказ.
– Смотри – пищеварительный сок!
Она показала на стены, на которых появились тысячи маленьких светлых точек. Пищеварительные соки пузана, достаточно агрессивные, чтобы переварить любую пищу, коррозировали металл, ставший пористым. Жилище было уничтожено бесповоротно.
В мгновение ока косматые пятна плесени появились на остатках его обеда, а красновато-зеленый чехол покрыл стол и стулья.
Они переглянулись, и Хэм рассмеялся.
– Ага, – сказал он, – теперь и вы бездомны. Мой дом утонул в грязи.
– Этого следовало ожидать, – ледяным тоном ответила Пат. – Вы, янки, не можете догадаться, что нужно искать твердое основание. Коренные породы находятся здесь на глубине шести футов, и мой дом стоит на сваях.
– Во всяком случае ведете вы себя хладнокровно. Что вы собираетесь делать теперь?
– Можете не беспокоиться, я отлично справлюсь.
– Как?
– Не ваше дело. Каждый месяц ко мне прилетает ракета.
– В таком случае вы должны быть миллионершей.
– Экспедицию финансирует Королевское Общество, – холодно сказала она. – Ракета должна прибыть сюда…
Она сделала паузу, и Хэму показалось, что лицо ее под прикрытием шлема побледнело.
– Должна прибыть… когда?
– Она была тут два дня назад. Я совсем об этом забыла.
– Понимаю. И вы считаете, что сможете целый месяц ждать следующую?
Пат возмущенно смотрела на него.
– А вы понимаете, – продолжал он, – что ждет вас в течение этого месяца? Через десять дней начнется лето, а взгляните только на вашу лачугу. – Он указал на стены, на которых расползались коричневые и рыжие пятна, От его резкого движения кусок стены размером с блюдце со скрежетом вывалился наружу. – Через два дня это развалится полностью. Что вы будете делать без укрытия, когда температура начнет подниматься до семидесяти, восьмидесяти градусов? Я вам скажу: вы погибнете!
Пат молчала.
– Прежде чем сюда вернется ракета, вы превратитесь в бесформенную массу плесени, – сказал Хэм. – А потом в груду голых костей, которые пойдут на дно при первом же извержении грязи.
– Заткнись! – выпалила она.
– Мое молчание не поможет. Сейчас я скажу, что вы можете сделать: забрать рюкзак и болотные лыжи и идти со мной. Если вы можете ходить так же, как говорить, мы дойдем до Страны Холода до лета.
– Идти с браконьером-янки? И не подумаю!
– А потом, – продолжал он, – мы можем без труда добраться до Эротии, солидного американского городка.
Пат потянулась за своим рюкзаком с предметом первой необходимости, лежащим наготове на случай несчастья, и закинула его за плечи. Потом вытащила толстую пачку записей, сделанных анилиновыми чернилами на трансдерме, смахнула попутно несколько пятен плесени и сунула свиток в рюкзак. Подняв пару болотных лыж, она решительно направилась к двери.
– Значит, идем? – засмеялся он.
– Я иду, – холодно ответила она. – В порядочный английский город Венобл. Одна.
– Венобл, – простонал он. – Это же двести миль к югу. И к тому же за Горами Вечности.
Патриция молча вышла из дома и повернула на запад в направлении Страны Холода. Хэм мгновение колебался, потом последовал за ней. Он не мог позволить девушке путешествовать в одиночку, а поскольку та игнорировала его присутствие, просто шел за ней следом, гневный и угрюмый.
Три часа, а может, и больше, они с трудом брели в бесконечном свете дня, уклоняясь от назойливых деревьев Джека-Хватателя. Шли в основном по не до конца еще заросшему следу первого пузана.
Хэма удивляла ловкость и гибкость девушки, которая скользила вдоль тропы со сноровкой туземца. Ему пришлось напомнить себе, что в некотором смысле она и БЫЛА туземцем. Дочь Патрика Барлингема была первым человеческим ребенком, рожденным на Венере, в колонии Венобл, основанной ее отцом.
Хэм вспоминал газетные статьи, появлявшиеся, когда Пат восьмилетним ребенком была выслана на Землю, – ему самому было тогда тринадцать. Сейчас ему исполнилось двадцать семь и, следовательно, Патриции Барлингем – двадцать два.
Они не обменялись ни словом до тех пор, пока выведенная из себя девушка резко не повернулась.
– Пожалуйста, уйди, – сказала она.
Хэм остановился.
– А я вам и не навязываюсь.
– Мне не нужен опекун. Я – лучший пионер, чем ты!
Хэм не спорил, и через минуту Пат воскликнула:
– Я ненавижу тебя, янки! Боже, как я тебя ненавижу! – Она повернулась и зашагала дальше.
Час спустя неожиданно началось извержение грязи. Безо всякого предупреждения водянистая масса закипела вокруг их ног, а растительность резко заколыхалась. Они торопливо закрепили ремнями болотные лыжи, в то время как самые тяжелые растения уже погружались с угрюмым бульканьем. Хэм вновь восхитился грацией девушки. Патриция скользила по волнующейся поверхности со скоростью, которой он не мог развить, и потому плелся далеко сзади.
Внезапно она остановилась. В районе грязеизвержения это очень опасно, и лишь критическая ситуация могла заставить девушку сделать это. Подойдя на сто футов, Хэм понял причину – на правом ботинке лопнуло крепление, и Пат беспомощно стояла, балансируя на левой ноге, пока вторая лыжа медленно погружалась. Черная грязь переваливалась через ее верх.
Девушка следила за приближением Хэма, а когда поняла, что он собирается делать, сказала:
– Не справишься.
Хэм осторожно наклонился и поднял ее, держа под коленями и за спину. Лыжа была уже залита, но он резко выдернул ее, вдавив края двоих лыж опасно близко к поверхности грязи. Грязь чмокнула, но Пат была освобождена. Девушка лежала в его объятиях очень спокойно, чтобы не вывести мужчину из равновесия. Хэм осторожно двинулся по предательской поверхности. Пат была не тяжелой, и все-таки жизнь их обоих висела на волоске. Грязь бурлила у самого края его лыж. Хотя гравитация Венеры немного меньше земной, через неделю человек привыкает и перестает замечать разницу.
Через сто ярдов они добрались до твердого грунта, Хэм поставил Пат на землю и отвязал лыжи.
– Спасибо, – холодно сказала она. – Это был мужественный поступок.
– Не за что. Надеюсь, после этого приключения вы откажетесь от путешествия в одиночку. Без одной лыжи следующее извержение грязи станет для вас последним. Ну как – идем дальше вместе?
Ее голос стал ледяным:
– Я же могу сделать себе лыжу из коры дерева. Кроме того, могу просто подождать день-другой, пока грязь высохнет, и откопать пропавшую лыжу.
Он указал ей на гектары грязи.
– Где откопать?
Неожиданно девушка сдалась.
– Ты снова выиграл, янки. Но только до Страны Холода, потом мы расстанемся: ты – на север, я – на юг.
Они пошли дальше. Пат не уступала Хэму в выносливости, но значительно лучше его знала специфику венерианских Тропиков. Хотя они разговаривали мало, он восхищался ее умением найти самую легкую трассу, причем, казалось, она определяла деревья Джека-Хватателя, не глядя. Но лишь когда они наконец остановились после дождя, давшего возможность торопливо поесть, у Хэма появилась реальная причина для благодарности.
– Ложимся спать, – предложил он, а когда девушка кивнула, сказал: – Там стоит Дружеское Дерево.
И он направился к нему, а девушка шла следом.
Внезапно она схватила его за руку.
– Это Фарисей, – воскликнула она и рванула его назад. И вовремя, фальшивое Дружеское Дерево со страшной силой опустило вниз ветвь, разминувшуюся с лицом Хэма всего на несколько дюймов. Это было вовсе не Дружеское Дерево, а замаскировавшийся хищник, привлекающий жертвы мнимой безопасностью, а затем атакующий острыми как ножи шипами. У Хэма перехватило дух.
– Что это? Я никогда не видел ничего подобного!
– Это Фарисей, он выглядит в точности как Дружеское Дерево.
Она подняла автомат и пустила пулю в центр черного пульсирующего ствола. Потекла черная жидкость, а вездесущая плесень расцвела вокруг дыры. Дерево было обречено на гибель.
– Спасибо, – сконфуженно сказал Хэм. – Похоже, вы спасли мне жизнь.
– Теперь мы квиты. – Она взглянула ему прямо в глаза. – Понимаешь? Счет оплачен.
Они нашли настоящее Дружеское Дерево и уснули в его ветвях. Потом снова шли, снова спали – и так в течение трех лишенных ночей суток. Правда, грязеизвержения на их пути не встретилось, но все остальные «прелести» Тропиков имелись в избытке. Пузаны пересекали им путь, змеиное вино с шипением атаковало, деревья Джека-Хватателя расставляли петли, а миллионы мелких ползающих существ извивались под их ногами или падали на скафандры.
Однажды они встретили даже однонога – странное, похожее на кенгуру существо, пробирающееся сквозь джунгли, прыгая на одной мощной ноге и пикируя пробивающим жертву трехметровым клювом.
Когда Хэм промахнулся, девушка подстрелила однонога во время прыжка, оставив на съедение безжалостной плесени.
В другой раз обе ноги Пат оказались охваченными петлей Джека-Хватателя, которая почему-то лежала на земле. Когда она наступила на нее, дерево внезапно дернуло, и девушка повисла головой вниз в десяти футах над землей. Она висела так, пока Хэму не удалось ее освободить. Несомненно, без помощи каждый из них погиб бы, но вместе они ухитрялись уцелеть.
Совместные переживания не смягчили холодной враждебной атмосферы, ставшей для них чем-то естественным. Хэм обращался к девушке лишь тогда, когда это становилось совершенно необходимо, Пат же во время редких разговоров называла его не иначе, как «браконьер-янки». Несмотря на это, мужчина порой ловил себя на том, что думает о пикантной красоте ее лица, о каштановых волосах и серых глазах, которые удавалось увидеть, когда прошедший дождь позволял ненадолго поднять забрало.
Наконец в один из дней ветер подул с запада, принося с собой дыхание зимы, бывшее для них даром небес. Это был низовой ветер, идущий с замороженной половины планеты и дышащий холодом из-за ледового барьера. Когда Хэм на пробу сорвал кожу с вьющегося растения, плесень появилась гораздо медленнее, чем обычно, и с меньшей интенсивностью. Это были обнадеживающие признаки: они приближались к Стране Холода.
С легким сердцем они нашли Дружеское Дерево. От подножия гор их отделял всего день пути, а там можно было двигаться без скафандра, без угрозы плесени, которая не могла развиваться при температуре ниже двадцати семи градусов.
Хэм проснулся первым и некоторое время молча смотрел на девушку, улыбаясь при виде ветвей дерева, обнявших ее как нежные руки. Он понимал, что Страна Холода означает расставание, разве что ему удастся убедить девушку отказаться от безумного решения пересечь Горы Вечности.
Вздохнув, он потянулся за своим рюкзаком, висящим на ветке между ними, и внезапно возглас удивления вырвался из его горла. Его стручки ксикстхила! Мешочек из трансдермы был распорот и пуст. Патриция вскочила, разбуженная его криком, и на ее лице под маской Хэм заметил насмешливую улыбку.
– Мой ксикстхил! – заорал он. – Ты забрала его?!
Девушка указала вниз, где среди редкой растительности возвышалась небольшая кучка плесени.
– Там, – холодно ответила она. – Там, внизу, браконьер.
– Ты… – от ярости он задыхался.
– Я разрезала мешок, пока ты спал. Ты не вывезешь украденное сокровище с британской территории.
Хэм онемел, потом с трудом выдавал:
– Проклятая дьяволица! Это все мое состояние!
– Но краденое, – вежливо напомнила она, махая стройными ногами.
Свет проникал сквозь полупрозрачную трансдерму, подчеркивая ее фигуру и длинные ноги. Хэм затрясся от ярости.
– Надо бы тебя прикончить! – сдавленным голосом произнес он.
Девушка звучно рассмеялась. Со стоном отчаяния Хэм закинул рюкзак на спину и спрыгнул на землю.
– Надеюсь… надеюсь, что ты погибнешь в горах, – угрюмо сказал он и направился на запад.
Когда он прошел сто ярдов, сзади донесся голос Пат:
– Эй, янки, подожди немного!
Не останавливаясь и даже не оглянувшись, он продолжал идти.
Спустя полчаса, взглянув назад, Хэм заметил, что она идет следом, отвернулся и ускорил шаг. Дорога вела теперь в гору, и его сила превосходила ее быстроту и сноровку.
Когда девушка мелькнула далеко позади, видимая как маленькая точка, двигающаяся, как ему показалось, с усталой покорностью, Хэм нахмурился. Он вспомнил, что извержение грязи застанет ее совершенно беспомощной, лишенной необходимых болотных лыж. Потом до него дошло, что у подножия Гор Вечности не бывает извержений грязи, а кроме того, он решил, что это его не касается.
Некоторое время Хэм шел параллельно реке, несомненно, какому-то безымянному притоку реки Фледжетон. До сих пор не возникало необходимости переправы, поскольку все реки на Венере текут от ледяного барьера через сумеречный пояс к Тропикам и потому пока были параллельны направлению их движения.
Но теперь, когда он добрался до плоскогорья и повернул на север, реки будут встречаться ему. Их придется преодолевать либо на стволах, либо – если представится такая возможность и поток окажется достаточно узким – используя ветви Дружеского Дерева. Сунуть ногу в воду означало смерть: грозные твари с пастями, полными зубов, таились даже в маленьких ручейках.
На краю плоскогорья Хэм с трудом избежал катастрофы. В момент, когда он продирался через поляну, окруженную деревьями Джека-Хватателя, внезапно появилась волна белой протоплазмы, и деревья скрылись в массе гигантского пузана.
Хэм оказался между чудовищем и непроницаемой путаницей растительности, поэтому сделал единственное, что мог сделать в данном положении. Выхватив из кобуры огнемет, он послал мощную струю огня в центр чудовищного создания. Огонь испепелил тонны тестообразной массы, оставив несколько небольших кусков, которые ползали, пожирая мертвые останки.
Разряд, как это случалось неоднократно, разорвал ствол огнемета. Хэм тяжело вздохнул, принимаясь за почти сорокаминутную замену ствола, но ни один настоящий пионер на Венере не станет тянуть с этим делом. Выстрел обошелся Хэму в пятнадцать солидных американских долларов: десять за промышленный алмаз, который взорвался, и пять за ствол. Когда он имел свой ксикстхил, это была мелочь, но сейчас становилось солидной суммой. Хэм вздохнул еще раз, обнаружив, что запасной ствол был одновременно и последним, поскольку он экономил на всем, что брал с собой в экспедицию.
Наконец он оказался на плоскогорье. Хищная фауна и флора Тропиков появлялась все реже, стали встречаться настоящие растения, лишенные способности свободного передвижения, а низовой ветер веял холодом ему в лицо.
Сейчас он находился в глубокой долине: направо вздымались вершины Малых Гор Вечности, за которыми лежала Эротия, а налево, как могучий мерцающий вал, тянулись склоны Больших Гор Вечности. Вершины их тонули в облаках, клубящихся на высоте пятнадцати миль.
Хэм взглянул на зазубренный перевал Безумца, разделяющий две колоссальные вершины. Сам перевал находился на высоте двадцати пяти тысяч футов, горы же превосходили его еще на пятьдесят тысяч. Только один человек преодолел пешком эту рваную трещину – Патрик Барлингем, именно этим путем хотела идти его дочь.
Впереди, словно тенистый занавес, лежала граница между ночью и сумеречным поясом, и Хэм видел непрерывные вспышки молний, вечно безумствующих в этом районе бесконечных бурь. В этом месте ледяной барьер пересекал цепь Гор Вечности, и морозный низовой ветер, поднятый огромным горным хребтом, сталкивался с горячим верховым ветром. Результатом их противоборства была непрекращающаяся стремительная метель, какая могла существовать только на Венере. Где-то здесь и начиналась река Фледжетон.
Хэм изучал дикий, великолепный пейзаж. Завтра, а еще лучше сейчас, после небольшого отдыха, он повернет на север. Пат пойдет на юг и, несомненно, погибнет где-нибудь на перевале Безумца. На мгновение он почувствовал болезненный укол и нахмурился.
Пусть умирает, если настолько глупа, чтобы пытаться в одиночку преодолеть перевал только потому, что слишком горда, чтобы воспользоваться ракетой из американского поселка. Она этого заслуживает, и судьба ее ему безразлична. Хэм то и дело убеждал себя в этом, даже когда готовился ко сну уже не на Дружеском Дереве, а на одним из экземпляров настоящих растений и с наслаждением подняв забрало.
Проснулся он от крика, в котором звучало его имя. Хэм посмотрел через плоскогорье и заметил Пат, перебиравшуюся через край. Как ей удалось его выследить? Это действительно большое достижение в районе, где растения сразу же закрывают тропу, по которой прошел человек. Потом он вспомнил выстрел из огнемета: вспышка и грохот были видны и слышны на несколько миль. Она или увидела ее, или услышала.