355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Рени Найт » Секретарь » Текст книги (страница 3)
Секретарь
  • Текст добавлен: 14 апреля 2020, 18:31

Текст книги "Секретарь"


Автор книги: Рени Найт



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

7

Чем больше Мина полагалась на меня, тем быстрее росла моя уверенность. Все чаще и чаще она поручала мне свои личные дела, ни разу не усомнившись в моей скрытности. Для этого у нее не было никаких оснований. Она передала мне пароли от своих банковских счетов, мы с ее персональным банковским менеджером называли друг друга по именам, я заезжала за рецептами на лекарства, которые ей выписывали, что случалось нечасто, но это означало, что мне известны все ее хвори вплоть до самых интимных. Мы процветали вместе, Мина и я. Безусловно, доминантным видом в нашем симбиозе была она. А я, как флора подлеска, сумела разрастись в ее тени. Можно сказать, из меня получилось неплохое почвопокровное растение.

Мне никогда не надоедала моя работа, хотя я знаю, что есть люди, воспринимающие секретарскую должность как промежуточную ступеньку. Но это не про меня. Я была рада служить Мине, и ее простые проявления щедрости не раз обезоруживали меня. Зная, что я не стану злоупотреблять служебным положением, она выдала мне кредитку компании, чтобы мне ни за что не приходилось платить из своего кармана. Я собирала и хранила все чеки, но их никто и не думал проверять. У человека менее честного, чем я, расходы с легкостью могли вырасти на тысячи фунтов, и никто бы этого не заметил. Мина убедила меня нанять себе в подчинение двух девушек, чтобы я не погрязла в организационных делах. Сара и Люси стали секретарями номер два и три соответственно. Мина даже позволила нам воспользоваться ее квартирой у Гайд-парка во время двадцатичетырехчасовой забастовки железнодорожников, так как знала, что утром нам будет трудно добраться до работы.

– Ну что вы такое говорите, Кристина! Вам совсем не обязательно вскакивать ни свет ни заря, чтобы успеть на автобус. Эта квартира всего в нескольких минутах ходьбы от офиса. Да возьмите же ключи, ради бога! – Она вложила их в мою руку. – Там хватит места и для Люси с Сарой.

А я-то надеялась, что при всех минусах железнодорожной забастовки у нее будет и плюс – целый день в офисе без Люси и Сары. Да и провести одной весь вечер в квартире Мины было бы неплохо.

– Как жаль, что вам пришлось пропустить выступление вашей малышки, Кристина, – сказала Люси, когда я стояла у окна квартиры и глазела с высоты нескольких этажей на горемычных пешеходов, спешащих по домам, пока не началась забастовка. Слова Люси я пропустила мимо ушей. – Уверена, завтра мы справились бы в офисе и без вас.

Ни у нее, ни у Сары детей пока не было. Разница в возрасте между нами не превышала двух лет, а мне казалось, что я гожусь им в матери.

Оторвавшись от вида за окном, я обернулась. Развалившись на белом диване, они дурачились, веселые от игристого вина из «Эплтона», которое оставила нам Мина.

– Вы точно не хотите, Кристина? – спросила Сара, помахивая бутылкой.

– Спасибо, нет.

Я выдохлась: большую часть вечера они сплетничали о Мине и пытались втянуть в это меня, но безуспешно. На моих глазах Люси съехала с края дивана, поднялась и, пошатываясь, направилась к стеклянным полкам, на которых Мина выставила напоказ несколько изящных вещиц из фарфора и стекла. Я задумалась, стоит ли предупредить Люси о том, насколько они ценны. Или объяснить, что на этих полках есть предметы, которые ничем не заменишь, – они единственные в своем роде. Протянув руку, Люси взяла с полки вазу в виде тонкой трубки из цветного стекла – из тех, в которые поместится всего один стебель. Я ждала, что неуклюжая растяпа Люси споткнется и выронит вазу. Представляла, как ваза ударится о полку и посыплется осколками на пол. Как наяву, видела выражение лица Люси, до которой дошло, что она натворила. Если бы она разбила хоть что-нибудь, я сделала бы ей официальное предупреждение. Три таких предупреждения – и все, на выход: это негласное правило я сама установила для девчонок. Я затаила дыхание, но Люси благополучно вернула вазу на прежнее место.

– Ну, я в постель, – объявила я. – Завтра рано вставать. Разбужу вас в семь. А теперь – спокойной ночи.

Мина попросила меня переночевать в ее спальне, а девчонок устроить в комнате для гостей. Закрыв дверь, я прислонилась к ней, радуясь, что наконец обрела хоть какой-то покой. Потом огляделась. До сих пор помню все детали этой комнаты, формы и цвет этикеток на тюбиках и баночках с кремом, выстроившихся на туалетном столике, их отражение в зеркале. Я выдавила каплю крема размером с фасолину себе на ладонь, растерла ее, вдохнула то, что на этикетке называлось «Летом в Тоскане», представила, какое благоухание стоит там после дождя. С легким оттенком розмарина.

Я приняла душ в смежной ванной, по настоянию Мины воспользовавшись ее роскошным мылом и кремами, закуталась в свежее белое полотенце, подобрала с пола свою одежду, свернула в комок грязное белье и сунула его поглубже на дно дорожной сумки. Вешая деловой костюм на утро в шкаф рядом с вещами Мины, я провела пальцем по дорогим тонким тканям – шелку, кашемиру, ирландскому полотну. Сняла с вешалки одну из дежурных вещей Мины – бледно-розовую шелковую блузку. Розовое я никогда не носила и теперь задумалась, пойдет ли мне этот цвет, и опомнилась, только когда просунула руки в рукава, а с крошечными золотыми пуговками до самого подола спереди так и не справилась. Мина надевала эту блузку под светло-серый жакет с белой строчкой на лацканах и карманах. «Армани», – прочитала я на этикетке. Телефон у постели зазвонил, напугав меня, и я решила, что это Мина. Что она каким-то образом наблюдает за мной.

– Алло?

– Она только что заснула.

Звонил Майк, и я закрыла глаза, представляя себе, как он стоит, прислонившись к кухонному столу, а в раковине ждет моего возвращения немытая посудина из жаропрочного стекла, которую я оставила отмокать. Задерживаясь на работе допоздна, я всегда оставляла дома ужин: готовила и замораживала еду порциями в выходные, на неделю вперед.

– Перевозбудилась из-за выступления, точно тебе говорю.

– Она уснула в слезах. Хотела к тебе.

– Я же говорила с ней не так давно – по голосу вроде бы все было в порядке.

– Знаю. Слышал, как она пела тебе по телефону. Но как только ты с ней попрощалась, она расплакалась, Крис.

– Но она казалась довольной, как…

– Не хотела тебя расстраивать. Это нечестно по отношению к ней.

– Прости. Ты же знаешь, я приехала бы, если бы только могла.

– Неужели Мина даже один день не может без тебя обойтись? Да еще эта чертова забастовка! Мина могла бы дать тебе выходной.

– Но ведь не дала же. А это выступление не последнее, будут и другие. Обещаю, в следующий раз я обязательно приду.

– Ты извини, что я завелся. Просто слишком уж хорошо Анжелика с недавних пор скрывает свои чувства. Разве так годится – в восьмилетнем-то возрасте?

– Наверное, она переутомилась. Так что дело не только в том, что меня не было рядом. Может, подхватила что-нибудь. А все эти волнения ее окончательно вымотали.

– Я позвонил не за тем, чтобы расстроить тебя.

– Знаю.

На мне по-прежнему была незастегнутая блузка Мины, и я перевела взгляд вниз, на собственный живот, морщинистый и рыхлый после беременности. И положила на него ладонь, будто частица Анжелики до сих пор была где-то там. Мне казалось, что впереди у меня еще море возможностей сиять улыбками и хлопать в ладоши на детских выступлениях вместе с другими родителями.

– Крис, ты еще слушаешь?

– Ага. Ладно, увижусь с вами обоими завтра вечером. Буду дома вовремя. Люблю тебя.

– И я тебя, – ответил он.

Мне требовалось выпить чего-нибудь покрепче. Повесив блузку Мины обратно в шкаф, я надела ее халат, прислушалась, убеждаясь, что Сара и Люси уже улеглись, вышла и налила себе большую порцию бренди. Я выпила ее залпом, вымыла стакан и убрала его. Девчонки оставили в гостиной беспорядок, поэтому я вымыла их бокалы, выбросила пустую бутылку из-под шипучки, протерла журнальный столик и взбила диванные подушки. Потом подошла, чтобы поправить вазу, которую брала Люси, повернуть ее так, как мне запомнилось. Я действовала очень осторожно, но зацепила, должно быть, рукавом халата Мины крошечную стеклянную птичку. И проводила ее, кувыркнувшуюся на пол, беспомощным взглядом.

Я смотрела, как она лежит, разбитая, на полу, и чувствовала себя так, словно убила живое существо. Ее клювик и хвост откололись. Это был крапивник. Наклонившись, я подобрала обломки, надеясь, что Майк, быть может, как-нибудь их склеит, но, когда взяла их в руку, поняла: нет, это невозможно. Слишком уж тонкая работа. Выпрямляясь, я наступила на длинный и узкий, как заноза, осколок стекла. Крошечный, но настолько острый, что он проткнул загрубевшую кожу на моей пятке. С обломками в кулаке я поскакала обратно в спальню на одной ноге, чтобы не запачкать кровью светлые ковры. Разбитую птичку я завернула в свое грязное белье, чтобы увезти домой, потом села на кровать и попыталась вытащить занозу. Но чем сильнее я расковыривала ранку пинцетом Мины, тем глубже, кажется, уходило стекло, и я наконец сдалась и просто залепила пятку пластырем. Она ныла несколько недель, отзываясь болью на каждый шаг. Должно быть, заноза и теперь там, глубоко под кожей, только я уже давно ее не чувствую.

8

На следующее утро я проснулась в половине седьмого, а к семи уже покинула квартиру. Не удосужившись разбудить девчонок, я оставила им записку – Ничего срочного, можете не спешить – и предвкушала тихое утро в офисе. День был чудесный, помню, как я оживилась, целеустремленно направляясь на любимую работу. При свете дня мне удалось забыть про вчерашний разговор с Майком по телефону. Гайд-парк был почти безлюден, и я прошлась по нему, а за моей спиной, словно рыцарский стяг, реяло в полиэтиленовом чехле платье, которое Мина попросила прихватить для нее.

Я шла по одному из самых престижных и завидных районов Лондона. Ряды деревьев вдоль улиц, здания с блестящими, выкрашенными черной краской дверями с накладками из начищенной меди. И жилые дома, и офисы – домашний и деловой мир здесь соседствовали друг с другом. Если не знать, где что, различить их было трудно: офисные здания маскировались под жилые дома симпатичными ящиками для цветов на окнах, и выдавали их лишь неброские таблички с названиями компаний. Я поднялась по мраморным ступеням «Эплтона», помахала охраннику, и застекленные двери раскрылись передо мной.

– Вы сегодня спозаранку, Кристина, еще слишком рано даже для вас.

– Да уж. Напряженный день.

В то время все мои дни были напряженными.

Первым делом я позвонила водителю Мины. Дэйв Сантини был моим самым надежным товарищем по работе, моим соратником. Как и меня, его выбрали специально на замену шоферу в нелепой ливрее, который возил повсюду лорда Эплтона. Однажды вечером Мина села в черный кеб Дэйва и к концу поездки уже решила: он именно тот, кто ей нужен. Не знаю, что именно привлекло ее в нем, но полагаю, та же способность к преданности и соблюдению конфиденциальности, которую она распознала во мне. Наверное, уговаривать Дэйва пришлось дольше, чем меня, ведь он дорого заплатил за свой кеб и потратил годы на известный своей сложностью тренинг для таксистов на знание города, – но она его все-таки уговорила. Много лет спустя я узнала, что у Дэйва накопились довольно внушительные долги, и Мина, нанимая его на работу, погасила их все.

Газетных вырезок по Дэйву у меня набралось всего на одну страницу альбома. Как и я, он был рядом, но оставался невидимым. Обслугой. Меньше тысячи слов, слишком много неточностей. Одна плохо осведомленная газета сообщала, что Дэйв когда-то служил в охране. Неправда, никогда не служил, и эта ошибка возмутила меня, так как создавала о нем впечатление как о человеке, жестком по натуре. Я же знала, что Дэвид Сантини деликатен и вдумчив – добрая душа, которая мухи не обидит.

Перед отъездом в «Лавры» мне хотелось поговорить с ним, но на звонок ответил его сын и сообщил, что Дэйв в больнице. С инфарктом, сказал он. А когда я заплакала, он бросил трубку. Мне хотелось навестить Дэйва, но, перезвонив, я узнала, что к нему пускают только членов семьи. Бедный Дэйв. Как и я, он не сумел предугадать обязательства, которые прилагаются к роли преданного слуги Мины Эплтон. Мы с ним стали «обвиняемыми», на нас, сидящих на скамье подсудимых, были обращены все взгляды. Это сломило нас обоих.

У меня срыв случился раньше, чем у Дэйва, – вскоре после завершения судебного процесса. Помню, как однажды утром я шла к вокзалу, чтобы успеть на свой поезд и доехать до работы. Просто переставляй ноги, и все, Кристина, твердила я себе. В тот раз я вышла из дома впервые за несколько недель. Был час пик, на перроне собралась толпа, но передо мной она словно расступилась. Пришел поезд, все места мигом заняли, но, пока я пробиралась по вагону, какой-то мужчина встал и уступил мне место. Я хотела поблагодарить его, но он сконфуженно отвернулся. И я поняла почему, когда увидела свое отражение в оконном стекле. Мое сердце будто мчалось наперегонки с поездом, я положила пальцы на запястье, нащупала пульс. И насчитала больше ста семидесяти ударов в минуту.

В подземке мне стало поспокойнее. Никто не уступал мне место, меня вообще не замечали. Я стала невидимкой, одним из пассажиров, которые проделывали тот же путь, что и я, много лет подряд. Но, едва выйдя из метро на станции «Оксфорд-серкус», я похолодела. Я остро ощущала раздражение бурлящей вокруг толпы и вспоминала, как сама теряла терпение, когда туристы или матери с детьми, посмевшие высунуться на улицу в час пик, медлили в нерешительности, задерживали меня. А теперь я сама болталась без дела в толпе занятых, работающих людей.

Этот путь я могла бы проделать с завязанными глазами и буквально заставила себя выйти к Маргарет-стрит, затем к Кавендиш-сквер. Универмаг «Джон Льюис» еще не открылся, но персонал уже прибывал, и я остановилась посмотреть, как люди стекаются к служебному входу, завидуя их чувству принадлежности. Потом двинулась дальше, перешла через улицу к Уигмор-стрит, повторяя свой давний маршрут, и, пока шагала, почувствовала, как подкладка пальто хлопает по икре там, где в то утро я случайно зацепила ее каблуком. Отчетливо помню звук рвущейся ткани. Еще дальше, по Уэлбек-стрит, мимо химчистки, откуда я годами забирала старательно упакованную в полиэтилен одежду – но только ее одежду и никогда свою. Как ребенок, с восторгом глазеющий на сладости, застряла у витрины магазина канцелярских принадлежностей и была вынуждена буквально тащить себя прочь, вдруг испугавшись, что опоздаю. Я же никогда не опаздывала. И я припустила бегом, а когда, задыхаясь, приблизилась к зданию, вдруг заметила, что источник неприятного запаха на улице – я сама. Мерзкого запаха псины. Вещи, которые я надела тем утром, неделю провалялись мокрые на полу. Допустить, чтобы меня заметили, я не могла: прячась в какой-то дверной нише на противоположной стороне улицы, я смотрела, как мои бывшие коллеги поднимаются по мраморному крыльцу «Эплтона» и стеклянные двери раздвигаются перед ними, как когда-то передо мной.

У Дэйва не выдержало сердце. А у меня – психика. Он вряд ли поправится. Зато мой прогноз неплох. Каждый день, проведенный в «Лаврах», я ощущаю как еще один шаг на пути к выздоровлению.

9

Во всем, что касалось частной жизни Мины, я была чрезвычайно осторожна, но, когда речь заходила о СМИ, мои руки зачастую оказывались связанными. С моей точки зрения, она слишком потакала прессе, в угоду ее требованиям выходя далеко за рамки, которые я считала разумными. Помню, как еще в самом начале я сопровождала ее на телестудию, на церемонию вручения премии «Качественный продукт» (Мина входила в жюри). Журналисты беспорядочной толпой собрались у здания, и, заметив, что какая-то неопытная девушка-фотограф завозилась со своей аппаратурой, Мина остановилась в ожидании, когда та разберется и подготовится к съемке. Затем она прошла к входу еще раз, а я тем временем бог весть как долго маялась в фойе. Они друзья, а не враги, Кристина, сказала она, заметив, как я нервно поглядываю на часы.

СМИ любили Мину, так что мне не следовало удивляться, когда телепродюсеры стали интересоваться ею. К тому времени у нее уже имелся агент, который занимался ее появлениями на публике, и, поскольку она умела естественно держаться перед камерой, поступившее ей предложение вести свою передачу было неизбежностью.

Поначалу я была настроена скептически. Я опасалась, что ее частная жизнь пострадает еще сильнее, и, как выяснилось, была права. Если бы она не стала настолько известной, не поднялась бы и такая шумиха. Если бы она не появлялась на экранах, может, и газеты не занялись бы раскапыванием подробностей о ее бизнес-проектах. Но моего мнения никто не спрашивал. А когда я своими глазами увидела, с какой легкостью Мина освоила сразу две сферы – бизнеса и развлечений, – я изменила свое отношение к происходящему. Я видела, как эти сферы подпитывают друг друга. Им нравилось поддерживать тесную связь, и Мина всегда об этом знала. В эту смесь она добавила еще и политиков, устраивая званые ужины и приемы, на которых вращалась в кругу гостей, знакомила их между собой, вела себя со всеми как с друзьями, хотя сомневаюсь, что среди них у нее нашелся бы хоть один настоящий друг. Для этих людей Мина была воротами в параллельную реальность, разрывом в стратосфере, благодаря которому миры пересекались и смешивались под ее внимательным руководством.

«Мина у себя дома» – так назывался цикл ее телепередач. Я присутствовала при записи пилотного выпуска, сидя на серебристом чехле от камеры, приткнутом в угол кухни.

– Может, заскочите ко мне по пути домой? Дэйв вас привезет. Скажем, к шести?

Она даже головы не подняла от стола, и я удивилась, зачем я ей там понадобилась.

– Да, спасибо. С удовольствием.

Наверное, я могла бы ответить и спасибо, нет. Заезжать к ней мне было не по пути, на той неделе я уже дважды возвращалась поздно, не успевая к тому моменту, когда Анжелика укладывалась спать. Может, Мине было бы полезно впервые за несколько лет узнать, что это вообще возможно – услышать от меня слово «нет». Боюсь, я ее разбаловала. Если бы я сразу установила какие-то рамки, как в общении с детьми, возможно, все сложилось бы иначе. Вместо этого я отодвинула в сторону мысли о своей семье и после работы поспешила вниз, искать Дэйва, ждущего меня в машине. Я села на переднее сиденье и вдыхала обольстительный запах кожаной обивки, пока мы вклинивались в плотный поток транспорта, ныряли в тихие переулки и выныривали из них.

– Она просила вас кое-что прихватить для нее по пути, – сказал Дэйв, протягивая мне список покупок.

В то время между офисом и домом Мины не было ни одного супермаркета «Эплтон», поэтому мы остановились возле магазина конкурирующей сети. Все действия у нас с Дэйвом были отработаны до автоматизма. Он тормозил на желтой линии и ждал, пока я обегу торговый зал, наполняя корзину, словно мне, как и всем вокруг, надо было по дороге домой докупить кое-что к ужину. Когда я выходила, Дэйв открывал багажник, и я перекладывала покупки в пакеты с эмблемой «Эплтона», запас которых мы всегда возили с собой. Таким было правило: никто не должен видеть, как в дом Мины вносят или выносят из него товары от конкурирующих брендов. К тому времени эти маленькие безобидные уловки вошли у меня в привычку.

У меня имелся собственный ключ от дома в Ноттинг-Хилл, и я, отперев в тот вечер входную дверь, сразу почувствовала, как из цокольного этажа поднимается нагретый телевизионными прожекторами воздух. Немного помедлив, чтобы привыкнуть к новой атмосфере, я прокралась вниз так тихо, как только могла, и, выглянув из-за двери, увидела мешанину аппаратуры и людей, в центре которой находилась Мина.

Помню, она была в незнакомой мне красной рубашке. Из костюмерной, предположила я. Несколько верхних пуговиц остались незастегнутыми, и, когда она наклонялась над тестом, раскатывая его, виднелась ложбинка. Совсем чуть-чуть. Зрители могли решить, что пуговицы расстегнулись сами собой. В нарушение всех правил гигиены ее волосы были распущены, но я догадалась: это что-то вроде брендинга. Буйные кудри стали фирменным знаком Мины. Время от времени она отводила упавший на лоб локон тыльной стороной ладони, и, когда девушка-гример выступила вперед, чтобы смахнуть со щеки Мины муку, режиссер остановил ее. Он был прав: симпатичное размазанное пятнышко придавало образу аутентичность. Здесь, в собственной кухне, Мина просто была самой собой.

За двадцать минут, пока я стояла, держа в руках сумки с покупками, замороженный горошек успел оттаять и стал капать мне на ногу. Я пробралась мимо прожекторов к холодильнику, спотыкаясь по пути о кабели и натыкаясь на людей, и ухитрилась разложить покупки так, что предательские логотипы конкурирующей сети никто не заметил. Еще полтора часа я провела, сидя в углу, потея под прожекторами и, кажется, немного раскрасневшись. Причастность к происходящему приводила меня в восторг, но вряд ли меня хоть кто-нибудь заметил.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю