Текст книги "Различные работы (сборник)"

Автор книги: Рене Генон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Рецензия на итальянское издание книги «Протоколы сионских мудрецов»

Итальянский перевод знаменитых «Протоколов сионских мудрецов», опубликованный в 1921 г. д-ром Джованни Пресиози, директором «Итальянской жизни», недавно был переиздан с предисловием Юлиуса Эволы, который попытался немного привести в порядок все нескончаемые дискуссии, порожденные и порождаемые этим «текстом», разделив при этом два различных и необязательно согласующихся между собой вопроса – относительно «подлинности» и относительно «правдивости» этой книги, и этот последний, согласно Эволе, является на самом деле наиболее важным.

Подлинность этой книги едва ли доказуема, и ее по многим причинам мы не будем здесь исследовать, в данном случае просто обратив внимание на один момент, который, по всей видимости, не брали в достаточной степени в расчет, и являющийся тем не менее наиболее решающим: то, что некая действительно серьезная и тайная организация, какой бы она ни была по своей природе, никогда не оставляет после себя письменных документов.

С другой стороны указывались «источники», из которых были взяты практически дословно многочисленные пассажи «Протоколов»: "Диалоги в Аду между Макиавелли и Монтескье" Мориса Жоли, памфлета, направленного против Наполеона III и опубликованного в Брюсселе в 1865 г. и речь, произносимая одним пражским раввином в новелле «Биаритц», опубликованной в 1868 г. немецким писателем Германом Гедше под псевдонимом "сэр Джон Ретклифф". Однако существует еще один «источник», на который, насколько нам известно, никогда прежде не указывалось: новелла под названием "Барон Иегова" Сиднея Вигно, опубликованная в 1886 г. в Париже и посвященная, что достаточно любопытно, "благороднейшему Артуру Де Гобино, автору "Эссе о неравенстве человеческих рас", вступившему в Вальгаллу 13 октября 1882 г.". Стоит указать также и на то, что согласно указанию, данному в "Воспоминаниях изгнанницы" г-жи Эрсилии Рои, опубликованных Ле Норманном Де Варан (Париж, 1886 г., стр. 308–309), Сидней Вигно являлся, как и этот последний, другом д-ра Анри Фавра, о котором мы говорили ранее; речь идет об одной странной истории, в которой также возникает имя Жюля Фавра, который помимо всего прочего оказывается замешанным в делах такого же рода, поэтому трудно видеть в этом простое совпадение… В книге "Барон Иегова" можно прочесть (стр. 59–87) так называемую "Исповедь Ибарзабала", в которой абсолютно четко видны сходства с «Протоколами», но с важной деталью, что иудеи оказываются здесь лишь инструментом выполнения плана, который ими не был ни задуман ни понят. Заметны к тому же некоторые сходные черты во вступлении к "Жозефу Бальзамо" Александра Дюма, хотя здесь речь вообще не идет об иудеях, но о некоем вымышленном масонском собрании; добавим, что это масонское собрание не имеет никакого определенного отношения к псевдо-розенкрейцеровскому «Парламенту», описанному практически в это же время американским писателем Джорджем Липпардом в его книге "Пол Арденхайм, монах с Виссахикона", отрывок из которой воспроизводится д-ром Свинборном Клаймером в книге "Братство розенкрейцеров Америки".

Ясно, что все эти писания, в более или менее «художественной» форме в сумме черпают вдохновляющую их идею из единого «потока», независимо от того одобряют ли сами авторы эти идеи или нет, и что к тому же согласно общей тенденции таких работ или частным предубеждениям авторов, всегда источник происхождения относят к иудеям, масонам, или кому-либо еще; определенно сущностью всего этого и тем, что составляет, можно сказать, элемент «правдивости», является подтверждение того факта, что вся ориентация современного мира подчиняется определенному «плану», выработанному и внедренному некой тайной организацией; хорошо известно что мы сами думаем по этому поводу, и нам уже часто приходилось говорить о роли «контр-инициации» чтобы иметь необходимость настаивать на этом вновь.

Сказать по правде, можно и не быть «провидцем» чтобы отдавать себе отчет в таких вещах и в эпоху когда были составлены «Протоколы», возможно в 1901 г., и в эпоху, к которой восходит большая часть остальных работ, о которых мы упоминали, т. е. до середины 19-го века; тогда, несмотря на то что ошибок было меньше, было достаточно всего лишь довольно проницательного наблюдения; но теперь мы должны указать на некоторое обстоятельство, не делающее чести уму наших современников: если некто «честно» ограничивает доступ к достоверным фактам и к логическим следствиям из них, никто им не верит и не обращает на них внимания; если же напротив представляет те же вещи, как проистекающие из некой вымышленной организации, они сразу же приобретают аспект «документальности», и весь мир приходит в движение: странное следствие предрассудков вдолбленных в наших современников широко известным "историческим методом", и которые, в свою очередь, составляют часть взглядов в отношении выполнения рассматриваемого нами "плана".

Еще мы должны указать здесь на то, что согласно «фабуле» самих «Протоколов», организация, которая изобретает и распространяет современные идеи для достижения в конце концов мирового господства отлично осознает фальшивость таких идей; ясно что на самом деле должно быть именно так и это слишком хорошо известно; но в таком случае по-видимому принятие такой лжи не может быть по сути настоящей и единственной выдвигаемой целью, и это подводит нас к рассмотрению еще одного момента, на который указывает Эвола в своем предисловии, и который был вновь рассмотрен и развит в ноябрьском номере "Итальянской жизни", в статье, подписанной «Артос» и озаглавленной "Трансформация Царства".

На самом деле, в «Протоколах» содержится не только раскрытие «тактики», направленной на разрушение традиционного мира, что составляет их наиболее негативный аспект и соответствует актуальной фазе событий; также в книге содержится идея недолговечности данной фазы и последующего установления сверхнационального «Царства» – «Regnum», идея которая может быть рассмотрена как деформация идеи "Священной Империи" и других аналогичных традиционалистских концепций, которые, насколько помнит автор статьи, были разобраны в работе "Царь Мира".

Чтобы объяснить этот факт, «Артос» обращается к изменениям, которые под воздействием настоящей «субверсии», могут произойти с некоторыми элементами, изначально традиционными по своей природе, но которые пережили в определенном отношении самих себя, когда «дух» уже покинул их; и ссылается в подтверждение этого тезиса, на то что мы недавно говорили здесь в отношении "психических останков"; с другой стороны соображения относительно последовательных фаз современного отступления и в отношении возможного учреждения, в худшем смысле этого слова, настоящей "контр– традиции", для которой «Царство» явится ее прямым выражением в социальном устройстве, могли бы, возможно, способствовать освещению этого аспекта вопроса, который, если оставить в стороне особый случай с «Протоколами», является весьма небезынтересным.

Письма Гвидо Де Джорджио

Перевод с французского Виктории Ванюшкиной

Предуведомление к публикации писем

Получатель опубликованных ниже 23 писем, Гвидо Де Джорджио, похоже, был излюбленным собеседником Рене Генона среди других его итальянских корреспондентов. Собранные здесь письма – составляющие довольно значительную часть[39]39
  Мы попытались установить до какого времени продолжалась переписка Генон – Де Джорджио. Судя по письму Генона Эволе (отправленному 28 февраля 1948 г.), она длилась вплоть до смерти Генона в 1951 г., прервавшись лишь на время Второй мировой войны. Вот отрывок из этого письма, где он говорит о Де Джорджио: «Я тоже долгое время не получал никаких известий от Де Джорджио, но недавно он, наконец, ответил мне, и мы возобновили переписку; похоже он ничуть не изменился, а состояние его здоровья, к несчастью, по-прежнему оставляет желать лучшего». В другом письме к Эволе от 18.4.1949 Генон также упоминает письмо, полученное от Де Джорджио, в котором он сообщил ему о возвращении Эволы в Италию (после Австрии) и его госпитализации в Болонье. Совсем недавно в 492 номере … было упомянуто письмо от 22.3.36, адресованное «Г. д. Дж.».


[Закрыть] корреспонденции, адресованной Де Джорджио – являются прямым свидетельством их искренней и бескорыстной (в самом широком значении этого слова: в переписке ни разу не затрагиваются ни вопросы личных пристрастий, ни проблемы, связанные с изданием работ и т. п.) дружбы. Доказательством этого служит не только эпистолярное обращение «Милостивый сударь и любезный друг», впервые появляющееся в письме от 1 ноября 1927 г. и крайне редкое для Генона, но и многое другое.

Рене Генон поверяет де Джорджио свои личные и даже конфиденциальные[40]40
  Всё, что должно было бы навеки остаться скрытым от бесцеремонного ока, уже давно стало достоянием публики, по крайней мере, в общих чертах. Поэтому мы не видим оснований замалчивать их или исправлять письма, в которых даны свидетельства «человеческой» составляющей Рене Генона.


[Закрыть] семейные проблемы: неоднократно приглашает Де Джорджио погостить у него (и наоборот), эта встреча действительно состоялась в конце лета 1927 г.; напоминает де Джорджио о его замысле устроится в Блуа на преподавательскую должность; беседует с ним на самые различные темы, и всегда между друзьями царят взаимопонимание и согласие (Генон даже говорит о «совпадении»…).[41]41
  В письме от 6.4.28 Генон пишет ему: «Меня очень обрадовало, что вы полностью согласны с мыслями, высказанными мной в моей последней работе; впрочем, меня скорее бы удивило обратное. Указанные вами совпадения в моем тексте с тем, что было написано вами ранее, действительно крайне примечательны; я уверен, что это вовсе не случайность (да, к тому же, я не верю в „случай“)».


[Закрыть]

Подтверждением дружеского характера их отношений служит и разнообразие обсуждаемых ими вопросов, что, помимо того является ярким свидетельством полного и совершенного владения различными темами. Насколько нам известно, письма Генона к другим его адресатам, по крайней мере итальянским, пусть столь же богатые ссылками и сведениями, тем не менее, всегда сосредоточены на частных темах, специфических Leitmotive.[42]42
  Лейтмотив (на немецком в тексте) (прим. перев.).


[Закрыть] С Регини Генон говорит о масонстве и инициации, а также обсуждает те издания, в которых принимал участие его собеседник; с Эволой он обсуждает vexatae quaestiones, по которым он расходится с итальянским автором и соответствующими журналами, издаваемыми последним.

Из этих троих – Регини, Эволы и де Джорджио – именно последний пользовался полным и безоговорочным доверием Генона, и именно он с большим или меньшим успехом исполнял для него роль «редактора».

Даже из этой неполной переписки видно, что их сближал особый общий интерес к исламским братствам, и особенно к тарикату (tariqa) Alaouias, ветвь которого, как нам стало известно, существовала в Париже в 1927 г. Более того: сообщая своему корреспонденту об создании нового отделения, куда открыт доступ и европейцам, Генон не скрывает своей озабоченности: «Введение западных элементов – пишет он – нередко становится причиной отклонения». Тем самым здесь подтверждается факт существования тариката Alaouite, открытого для европейцев, задолго до появления сначала швейцарского, а затем парижского ответвления. К сожалению, после приезда Де Джорджио в Блуа эта тема исчезает из переписки, так как друзья несомненно воспользовались этим случаем для обсуждения этого вопроса вживую.

Собранная здесь переписка охватывает более чем четырёхлетний период, имевший особое значение для Генона: письмо, открывающее этот сборник, естественно, далеко не первое из всех писем, написанных Геноном де Джорджио, помечено 20 ноября 1925 г. и содержит в приложении различные отзывы о книге «Человек и его становление согласно Веданте»; последнее из тех, которые нам удалось найти, датировано 10 февраля 1930 г., и Генон говорит в нём о своём отъезде в Каир «возможно на четыре-пять месяцев». Здесь следует особо подчеркнуть следующее: Генон не упускает случая обратить внимание своего итальянского друга на то, что вопрос о поездке в Египет «стоял перед ним с 1911 г.», явно намекая на своё сближение со школой акбарийя (akbariya) Алиши аль-Кабира (Elish el-Kebir), произошедшее как раз в это время.

Все 23 письма, за исключением одного, посланного из Верхней Савойи 29 сентября 1929 г., отправлены из Парижа и Блуа. С периодом ноябрь 1925 г. – февраль 1930 г. связаны наиболее драматичные личные события в жизни Генона: болезнь и смерть его жены, позднее кончина её тетки; изнуряющий и безжалостный конфликт со свояченицей; принудительная разлука с любимой племянницей, двусмысленное поведение которой раскрылось позднее; самая настоящая травля – его засыпали письмами, полными оскорблений и угроз – со стороны определённых «католических кругов», близких Маритэну (Maritain), развёрнутая, по словам самого Генона, после выхода в свет его книги «Кризис современного мира».

Генон также сообщает де Джорджио о том, над чем он работает и делится своими замыслами, их переписка охватывает множество разнообразных тем, идей и людей. Помимо Эволы и Регини, часто встречаются такие имена как Масон-Урсел (Masson-Oursel), Бако (Bacot), Меа (Mead), шейх Мустафа бен Алиуа (Moustafa ben Alioua), Матжои (Matgioi)[43]43
  Граф Альбер де Пувурвиль, отставной французский офицер и дипломат, принявший в Китае даосское посвящение. Под именем Матжои (или Матжиои) написал ряд книг, посвящённых дальневосточным учениям. С ним был знаком и Густав Майринк (прим. перев.).


[Закрыть] (который отсутствовал более десяти лет), Шарбоно-Ласай (Charbonneau-Lassay) и его будущий «Бестиарий Христа», Пробст-Бирабен (Probst-Biraben) и Марке-Ривье (Marques-Riviere). Кроме этого, Генон часто упоминает «Вуаль д'Изи» (Voile d'Isis – «Покрывало Изиды»), журнал, о котором он говорит: «теперь, когда он, наконец, вышел, надо приложить усилия, чтобы сделать его действительно серьёзным изданием»; он сообщает также об основании издательского дома «Л'Анно д'Ор» (L'Anneau d'Or – «Золотое кольцо»). Сведениями о других упоминаемых здесь лицах мы не располагаем.

Редактор

Примечание. Мы воздержались от исправления тех немногих орфографических и синтаксических ошибок – допущенных несомненно по невнимательности – не желая нарушать текст поправками (sic).

Письма Гвидо Де Джорджио

Париж, 20 ноября 1925 г.

51, улица Сан. Луи-ан-Л'иль (IVe)

Милостивый сударь,

Меня уже начинало беспокоить ваше столь продолжительное молчание, затянувшееся со времени вашей последней открытки, полученной мною ещё в июле, что опасаясь, не заболели ли вы, я собирался написать вам пару строк, чтобы узнать, как обстоят ваши дела, но тут получил ваше письмо. С того времени я со дня на день откладывал свой ответ вам, так как после возвращения сюда был постоянно занят, и теперь уже сам, в свою очередь, виновен в основательной задержке. Я посылаю вам это письмо в Вераццу, где, судя по вашим словам, вы обосновались некоторое время назад.

Благодарю за любезное приглашение посетить вас, но, к сожалению, путешествия сегодня для меня составляют слишком дорогостоящее удовольствие; однако я искренне надеюсь, что наступит день, когда мы наконец встретимся лично.

Ваш отзыв о Каббале Вульо (Vulliaud) совершенно справедлив, хотя возможно излишне суров; по сути я сам написал приблизительно то же самое, но в более мягких выражениях. Я говорил об этой книге со многими из тех, кто читал её; их оценки совпадают с нашими и столь же скептичны. Мне пока не удалось прочесть новую книгу Вульо, посвящённую Песне Песней, вышедшую три-четыре месяца назад; кажется в ней меньше сомнительных и спорных моментов, чем в Каббале, но, как мне говорили многие, по-прежнему ещё достаточно.

Благодарю за присланный вами номер «Биликниса» (Bilychnis); я получил также посылку от Эволы с другими журналами, где опубликованы его статьи. Поскольку, уведомляя его о её получении, я указал ему, что у меня возникло довольно много замечаний по поводу его точки зрения, которая мне показалась излишне философской, он написал мне довольно длинное и путаное письмо, в котором он утверждает, что использует философскую форму только как простое средство выражения, не затрагивающее саму его доктрину. Я этому ничуть не верю, и продолжаю настаивать на том, что его взгляды слишком отдают философией, особенно немецкой философией. В статье, опубликованной журналом «Ультра» («Ultra»), в одном месте он ссылается на меня, а именно на мою книгу «Восток и Запад», и то, что он пишет, доказывает как мало он понял в ней; он даже доходит до того, что называет меня «рационалистом», что более чем смехотворно (не говоря уже о том, что дело касается книги, в которой я недвусмысленно доказываю ложность рационализма!) и ясно показывает, что он принадлежит к тем, кто не может избавиться от философских ярлыков и чувствует потребность в их применении кстати и некстати. Он сообщил мне о своем намерении написать статью о «Человеке и его становлении»; я спрашиваю себя, что из этого может получится; что ж, скоро увидим.

Дабы покончить с Эволой, должен вам сказать, что он обиделся на критические замечания, сделанные ему Регини, хотя тот выражался очень сдержанно. Он, должно быть, довольно тщеславен и не желает слышать ничего, кроме похвал; впрочем он ещё молод. Вульо не имеет такого оправдания, но почти так же обидчив; похоже, он тоже остался недоволен моей статьёй; он воображает, что лишь он один знает Каббалу и может говорить о ней. Есть основания опасаться, что Эвола скоро будет так же относится к тантризму, для занятий которым, однако, ему не хватает подготовки; он смотрит на всё через призму своей философии, что и становится причиной некоторых искажений на немецкий манер; подлинная концепция Шакти – это нечто совершенно иное, нежели «волюнтаризм».

Я рад, что вас заинтересовали статьи в «Гнозисе» («Gnose»); низкий уровень первого номера был обусловлен тем, что тогда я был лишь его номинальным главным редактором; позднее у меня даже возникли некоторые сложности, когда я решил избавиться от неудобных людей; но это слишком долгая история, чтобы пересказывать вам её во всех подробностях.

Как вам показалась новая книга, содержащая фрагменты из Зогара в переводе Жана де Поли? Я не слышал о ней.

Я недавно познакомился с Масиньоном (Massignon); он многословен и излишне аффективен, это сказывается и на его стиле. Действительно, его работы трудно читать; к тому же, хотя он несомненно кое-что понимает, ему не удалось проникнуть в суть мусульманского эзотеризма. Что до Карра де Во (Carra de Vaux), то он понимает ещё меньше, и даже с экзотерической точки зрения ему случается допускать довольно серьёзные промахи; он, прежде всего, компилятор, и основная польза от его работ состоит в том, что в них собраны учения, понемногу рассеянные повсюду.

До сих пор я пока не знаю как оценили Веданту[44]44
  Речь идёт о книге Генона «Человек и его становление согласно Веданте» (прим. перев.).


[Закрыть] журналы; это требует времени, а кроме того, у многих сейчас отпуска. По-прежнему никаких новостей от Масон-Урселя; не знаю, что он скажет, но буду здорово удивлён, если это будет что-то лучшее, чем то, что он говорил о моих предыдущих работах. В газетах появились кое-какие заметки; я вложил в письмо наиболее значительные из них; некоторые довольно недурно написаны. В последнее время также появилась довольно большая статья обо мне Гонзака Трука (Gonzague Truc) в «Кандиде» («Candide»); сейчас у меня только один экземпляр, но я постараюсь найти ещё один, чтобы выслать его вам.

С надеждой на ваш скорейший ответ, покорнейше заверяю вас в моём сердечном почтении.

Рене Генон

«Пари-Суар»:

«Известно, как популярно сегодня всё связанное с Азией и, в частности, как возрос интерес к великим восточным цивилизациям, до сей поры погружённых в спячку, по крайней мере, с точки зрения политики, но при этом способных дать духовную пищу миллионам людей. В небольшой, но резкой книге мсье Генона, которая появилась в прошлом году под названием «Восток и Запад», автор предлагает нам произвести переоценку ценностей, необходимую для того, чтобы наконец воздать должное Востоку. Он ратует за создание элиты, способной облегчить сближение и предотвратить возможные трения между Западом и Востоком. И никто лучше него не сумел бы дать точные указания этой элите, которые позволят ей увидеть Восток таким, как он есть, а не таким, как он представляется взгляду европейца.

Мсье Генон является не только нашим единственным метафизиком-индуистом. Его перу принадлежат также такие исследования, как «Спиритическое заблуждение» и «Теософизм», наделавшие немало шума. Он обвиняет этот низкопробный оккультизм в невообразимом невежестве в области великих традиционных учений, постыдном мошенничестве и указывает на опасность его популяризации. Продолжая ознакомление нас со священной наукой, начатое его главным трудом «Введение в изучение индуистских доктрин», мсье Генон сегодня преподносит нам сокровища Веданты.

Согласно этим текстам, понять которые способен только философ, поскольку всё в них суть символ, что сбивает с толку историка, человек устроен гораздо сложнее, чем то представляется западной психологии. Психологи говорят нам, что мы всего лишь телесные существа, способные общаться лишь с себе подобными, но это не так, мы – чудесные антенны, способные уловить нечто большее, чем «феномены», и установить связь с высшими силами. Возможно, наиболее значимыми главами книги являются те, где автор последовательно рассматривает состояния побуждённости, сновидения и глубокого сна. Но наибольшее любопытство вызывают те, где говорится об эволюции человеческого существа после смерти.

Рене Генон – антипод Метерлинка. Несмотря на такие заглавия, как «Корональная артерия и солнечный луч» или «Божественное путешествие», нам не грозит столкнуться с разгулом воображения или недостоверными суждениями; мысль излагается строго и точно, свидетельствуя о сильном и логичного уме. Многочисленные упоминания связей с другими традициями – библейской, арабской, египетской, даосской – усиливают привлекательность этой книги, которая является знаменательной вехой в нашем познании Востока».

* * *

«Л'Интрансижан»:

«Сложность этой книги, которую следует читать страницу за страницей, вполне оправдывает себя.

Мсье Рене Генон с исчерпывающей ясностью излагает метафизические индуистские учения, объясняет разницу между понятиями Само и я, но его книгу никоим образом нельзя причислить к «популяризаторским». Не говоря уже о том, что эти концепции просто невозможно «популяризировать». Мсье Рене Генон довольствуется тем, что вносит уточнения, проясняет нюансы, ранее плохо доступные даже для интеллектуальной элиты, и приглашает эту элиту подняться до понимания этой доктрины в её незапятнанной чистоте.

Его книга имеет ценность учения, преподнесенного истинным знатоком; хотя, возможно, несколько излишне суховата. Но какое ослепляющее впечатление оставляет она по прочтении! Читайте Шанкарачарья (Scankaracharya) в переводе мсье Рене Генона.

Это книга, которую хочется перечитать».

* * *

В «Журнал де Дебат» опубликована статья Абеля Боннара; вот её начало:

«Азии, её учениям, её искусству грозит мода. Слово «угроза» может показаться лишком сильным. Однако, это не так. Всему высокому и знатному мода способна принести немало зла; она укрывает личной то, с чего намеревается снять покров; она профанирует и даже нередко оскверняет всё благородное, и идеи, которые она из этого извлекает, столь обыденны и столь извращены, что, поистине, пожалеешь о тех временах, когда эти вещи хранились в чистоте и покое, скрытые от жадных рук публики. К сожалению, наше время, похоже, не способно создать ничего, кроме модных безделушек. Всё возбуждает волнение, но ничто не находит внутреннего отклика, сплошное любопытство при полном отсутствии внимания, алчность, наряду с расточительством, похоже, наше время обречено недооценивать всё, заслуживающее высокой оценки. Нет никакого сомнения, что влияние Азии достигло наших краёв. Но есть все основания опасаться, что это влияние останется поверхностным, и всё закончится контрабандным буддизмом и шарлатанством.

Тем более важно указать читателям книги, которые помогут составить им истинное представление о этой великой Азии. С этой точки зрения равного одобрения заслуживают две работы. Одна из них, «Человек и его становление согласно Веданте», принадлежит перу мсье Рене Генона. Всем, кто серьёзно интересуется Востоком, знакомы книги этого автора. Количество затронутых в них идей столь велико, что даже бесполезно пытаться описать их в двух словах. Скажем лишь, что одним из основных достоинств этих книг является то, что они переводят внимание читателя с избитых идей на самую суть предмета, то есть на ту общую ценность, которую представляют для человечества учения, сохранившиеся в Азии».

Окончание статьи посвящено переводу «Жизни Миларепы» Ж. Бако.

* * *

В «Эр Нувель» дан очень искусно сделанный отзыв, но я решил не посылать его вам, так как он почти целиком состоит из фраз, взятых из моего предисловия.

* * *

В «Фигаро» опубликованы две хроники Этьенна Фурно, где он упоминает мои работы с симпатией, но довольно поверхностно.

* * *

Наконец в сентябрьском номере «Лярус Менсуель» помещена хорошая статья о «Востоке и Западе»; пусть и не сразу, но всё же постепенно дело движется…

Париж, 26 января 1925 г.

51, улица Сан. Луи-ан-Л'иль (IVe)

Милостивый сударь,

Похоже, я с каждым разом все больше запаздываю с ответами; прежде всего, позвольте мне пожелать вам крепкого здоровья, ибо, судя по вашему последнему письму, вы чувствуете себя не очень хорошо.

Я рад, что вам доставило удовольствие чтение «Миларепы»; к тому же, противное меня немало удивило бы. В той же коллекции был опубликован ещё один перевод Бако: «Три тибетских таинства»; он также хорош, но в него включены тексты скорее литературного толка, что менее интересно для нас.

Думаю, что упомянутая вами книга П. Хука (P. Huc) является переизданием его путевых заметок, написанных после путешествия по Тибету и Татарии; по сути в ней нет ничего, касающегося доктрин; там встречаются довольно любопытные описания, но это всё.

Должно быть под работой Бёме, переведенной на итальянский, имеется в виду «De signatura rerum»; мне кажется, смысл названия передан неточно. Что до книги Кампанеллы, я с ней не знаком; я читал только рецензию на неё в последнем номере «Игниса» («Ignis»). Фрагменты из Зогара, опубликованные у Ридера (Rieder), на самом деле представляют собой выжимки из перевода Жана де Поли; сам я их не видел, но говорят, что они довольно неплохо подобраны.

Что до Меа, то его книги настолько пропитаны теософизмом, что я сильно сомневаюсь, что из них можно извлечь что-либо полезное.

Кстати, по поводу теософизма, знаете ли вы, что новый Мессия (Кришнамурти) в самое ближайшее время намеревается выступить с торжественным воззванием, обставив своё выступление самым экстравагантным образом? Какое ребячество!

Вы спрашивали меня, что представляет собой журнал «Ультра»; он квалифицирует себя как «независимое теософское» издание, это означает, что он является органом одной группы, отделившейся от «безантовского» Теософского общества (группа «Рим», 5, виа Грегориана). Вот копия заметки Эволы, появившейся в этом журнале (в статье под названием «Проблема Востока и Запада»), в которой он говорит обо мне:

«Понятно, что речь идёт о Востоке и Западе как о двух идеальных типах, которые могут совпадать в общей направленности двух культур, но расходятся в их частностях. Так, например, такие сегодняшние течения как интуиционизм, актуальный идеализм, иррационализм в целом могут быть объяснены принципом эроса. Однако прагматизм заслуживает некоторых оговорок. Кроме того, мы не можем согласится с положением, выдвинутым Р. Геноном («Восток и Запад»), согласно которому «научность» и чувственная жизнь являются взаимосвязанными элементами. Действительно, западная наука используется в практических целях. Однако не следует смешивать две разные вещи: если бы научное познание природы ограничилось бы удовлетворением простых нужд и потребностей, оно не продвинулось бы ни на шаг. Между тем, как уже указывалось, наука находит своё удовлетворение в подчинении себя первичной манифестации принципа овладения собственным Я и его утверждения – что составляет метафизическую ценность. Если же то, что стало возможным благодаря этому принципу, который сам по себе превосходит как чувственную жизнь потребностей, так и жизнь «чистой интеллектуальности», которой, как добрый рационалист, суеверно поклоняется Генон – используется элементами, чуждыми этому принципу, то это совсем другой вопрос. Но остаётся сама ценность, которая придаёт западной культуре её значение и своеобразие. Мы согласны с Геноном в том, что принцип абсолютного не имеет ничего общего с чувственным, моралистическим и отвлечённо рассудочным элементом; но, в отличие от Генона, мы утверждаем, что он равным образом не имеет ничего общего с исповедуемой им «чистой интеллектуальностью» или «метафизикой». Именно поскольку мы знаем, что она представляет собой, мы с более высокого уровня отрицаем, что эта интеллектуальность может быть противопоставлена рациональному, подобно тому, как это делал например Гегель (противопоставляя Vernuft и Verstand[45]45
  (Нем.) разум и рассудок (прим. перев.).


[Закрыть]). Таким образом, мы утверждаем, что принцип абсолютного суть потенция (шакти), и любая система, которая на метафизическом уровне ставит что-либо прежде или выше потенции, является рационалистической (в том пренебрежительном смысле, в котором использует это слово Генон) и абстрактной».[46]46
  Отрывок из Эволы цитируется в письме на итальянском языке (прим. перев.).


[Закрыть]

Как видите, Эволе хватает самомнения; я же продолжаю настаивать на том, что он совсем не понимает, что мы имеем в виду под «интеллектуальностью», «познанием», «созерцанием» и т. п., и даже не способен отличить «инициатическую» точку зрения от «профанической». Похоже, он собирается написать отзыв на мою работу, посвященную Веданте, для журнала «Реалистический Идеализм» («L'Idealismo Realistico»); посмотрим, что из этого выйдет. Как бы то ни было, несмотря на всё, что я пытался ему втолковать, он упорно продолжает обнаруживать в Веданте «рационализм», хотя и вынужден признать, что он использует слово «рационализм» в совсем ином смысле, чем тот, который придают ему обычно.

Вы, наверное, заметили, что выпуск «Игниса» приостановлен: Регини больше не может заниматься всем почти в одиночку, точнее не может больше отдавать этому изданию всё своё время, что просто невозможно в нынешних обстоятельствах. Многие обещали ему помощь, но эти обещания так и остались словами; к сожалению, сегодня это обычное дело. Думаю, вы видели в последнем номере мою статью о Жозефе де Местре, в связи с книгами Эмиля Дерменгема (Emile Dermenghem).

Я высылаю вам номер «Кандида» со статьёй обо мне, о которой я говорил вам в прошлом письме. Помимо этого, не могу вам сообщить ничего нового; написание рецензий требует времени и, кроме того, многим, похоже, затруднительно говорить о моей последней книге. Как только появится что-нибудь заслуживающее внимания, я обязательно сообщу вам об этом.

Сказанное вами относительно концепции Дхармы в джайнизме, мне представляется очень верным, я так же, как и вы, уверен, что в этом он не имеет существенных отличий от ортодоксального учения. Однако, они довольно своеобразно толкуют понятия лока и алока; по-моему, вы совершенно правильно переводите первое как «мир форм».

Что до sphota, то это концепция, выдвинутая некоторыми грамматистами, дискуссия по поводу которой, упомянутая вами, показала её бесплодность. Вполне понятно, что подход грамматистов всегда является чисто внешним и аналитическим; он затрагивает только форму слова как набор отдельных фонетических элементов; синтетически и в самом себе слово даже не рассматривается. Именно искусственность этого подхода обусловливает введение sphota; в этом вы совершенно правы. Несомненно и то, что эта дискуссия куда более важна, чем то кажется при поверхностном взгляде; но не стоит ждать от современных филологов понимания этого; всё, затрагивающее истинную природу языка, полностью ускользает от них.

В прошлом месяце я сделал доклад по восточной метафизике для одной исследовательской группы, образовавшейся в Сорбонне; я вышлю его вам, когда он будет напечатан. Передо мной два доклада читал Масон-Урсель; он наговорил массу совершенно неправдоподобных вещей, окарикатурив индуистские доктрины; если вас это заинтересует, могу привести несколько примеров в следующем письме.