355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Рэндел Фрейкс » Терминатор II: Судный день » Текст книги (страница 4)
Терминатор II: Судный день
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 20:03

Текст книги "Терминатор II: Судный день"


Автор книги: Рэндел Фрейкс


Соавторы: Вильям Вишер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

ГЕНЕРАЛ

РЕЗЕДА, КАЛИФОРНИЯ, СУББОТА, 10:58 УТРА

Из приемника, установленного в открытом гараже пригорода, оглушительно неслось: «Я хочу, чтобы меня успокоили». На газонах журчала вода. Дети выписывали сложные коленца на велосипедах вокруг взрослых, которые мыли машины на подъездных дорожках к собственным домам. Небо отливало яркой голубизной. Легкий ветерок развеял смог до самого Сан-Бернардино. Джон Коннор, рассеянно слушая сходивший за музыку рев, уверенно ставил карбюратор на свою грязную «Хонду-125». Длинные пряди волос обрамляли лицо, в глазах светился ум, необычный для десятилетнего мальчика. Если глядеть со стороны, то этот парень в безрукавке и грязных, укороченных джинсах, ничем не отличался от Тима, своего замурзанного дружка, который стоял рядом и лениво подбрасывал и ловил одной рукой отвертку. Но стоило подойти ближе и присмотреться внимательней – и в глазах Тима можно было разглядеть выражение некоторого удивления. Во взгляде же Джона притаились воспоминания, слишком тяжелые для ребенка.

На пороге гаража появилась тридцатитрехлетняя женщина. Когда-то Дженелл Войт была недурна собой. Учась в выпускном классе, она без конца бегала на свидания. Правда, особенно интересной ее никто не считал. Не в состоянии трезво оценить свою внешность, она совсем пала духом от горькой мысли, что жизнь ее беспросветна. С годами недовольство жизнью усиливалось, и теперь Дженелл очень часто бывала не в духе. От постоянно плохого настроения ее свежесть поблекла, рот кривила злая гримаса, в глазах появилось туповатое выражение, и они напоминали Джону глаза коровы, лениво пасущейся на склоне.

Она страдала еще и от того, что не могла иметь детей. Из-за этого участвовала в движении «Приемные родители» и стала приемной матерью Джона. Именно поэтому она стояла сейчас на пороге гаража с кислой гримасой и всклоченными волосами. Поначалу Джон показался ей застенчивым, легко уязвимым ребенком, требующим родительской любви и способным на глубокую привязанность. И хотя так оно и было, природа наделила его еще и другими качествами: отвагой, твердостью характера, чрезмерной независимостью, склонностью к меланхолии. В общем, еще тот гаденыш.

Последние несколько месяцев истощили терпение Дженелл. А сегодня утром оно окончательно лопнуло. Дело в том, что как бы сильно ей ни хотелось иметь детей, воспитатель из нее был никудышный. Разумеется, она не имела понятия о том, кто этот мальчишка, преждевременно старящий ее, что ему суждено стать генералом во главе многонациональной армии, состоящей из простых, как она сама, людей. Но это было в Далеком Будущем, а не сейчас.

Музыка гремела на полную катушку, и ей пришлось повысить голос:

– Джон, выходи отсюда и прибери наконец в своем свинарнике!

Тим прекрасно слышал ее, Джон и бровью не повел, точно это относилось не к нему.

– Джон! – взвизгнула Дженелл этим ужасным, нетерпящим возражений тоном взрослых, в котором таится множество угроз, известных одним взрослым.

Джон сделал радио еще громче. Тим ухмыльнулся, прикрывшись рукой.

– Я знаю, что ты меня слышишь! Выключай музыку и убирайся отсюда!

Но Джон принялся терзать дроссель «Хонды», пытаясь завести мотор.

Дженелл заметила усмешку Тима, и глаза ее сузились от злости.

– А ты чему смеешься?

Прячась за бензобак мотоцикла, Тим перебрался поближе к Джону.

Дженелл сердито хлопнула дверью.

Тим подождал, пока она отойдет подальше, и сказал:

– Она сегодня буйная.

Джон не выказал никакой реакции, будто все это его не касалось – опасения, если они у него и были, он запрятал как можно дальше, чтобы, если понадобится, вернуться к ним потом.

– Дай сюда отвертку, – бросил он.

Тим, хоть и был двумя годами старше, во всем привык подчиняться Джону. Он безропотно подал ему отвертку. Джон был прирожденным лидером: об этом свидетельствовали и тон его голоса, и решимость во взгляде, и еще кое-что, о чем знал только он.

Дженелл ворвалась в комнату. Ее муж, Тодд Войт, растянулся на диване, рассчитывая посмотреть по телевизору бейсбольный матч. Его бледное, одутловатое лицо слегка припухло от сна, волосы были взъерошены. И вообще, у него был вид опустившегося человека. До полудня еще далеко, и Тодд хотел спокойно переварить завтрак. Увы, это оказалось невозможным.

– Все, с меня хватит. Этот чертов ребенок не желает даже отвечать мне.

Тодд не винил Джона. Он сам иной раз не отвечал жене. У Дженелл была ужасная привычна в самое неподходящее время громко сетовать на свои несчастья, точно все так и жаждут послушать ее жалобы, а своими делами занимаются только для вида.

«О, Господи», – мысленно взмолился он, не отрывая глаз от экрана, – все шло к тому, что Ховард Джонсон, известный среди болельщиков как «Хоу Джо», должен был забить мяч.

– Тодд! Может, оторвешь задницу от дивана и сделаешь что-нибудь полезное?

Тодд старался как можно дальше тянуть с ответом, но, когда в воздухе запахло жареным, со вздохом сказал:

– Ну, что ты от него хочешь?

– Он уже месяц не убирает свою комнату.

– Ну да, это необходимо сделать прямо сейчас, – пробормотал он. – Тем более, что все остальное в идеальном порядке. – Он окинул взглядом неприбранную гостиную.

К счастью, Дженелл не услышала его последние слова. Она стояла, уперев руки в бедра. Было время, он любил ласкать эти бедра. Только уж больно быстро из их брака улетучилось наслаждение. После того, как появился Джон, стало окончательно ясно, что их союз стремительно движется к финишу. Тодд швырнул на пол панель дистанционного управления и направился в гараж.

Джон услышал, как хлопнула дверь гаража. Он туже завинтил шуруп и швырнул отвертку в ящик для инструментов. Тодд подошел к нему как раз тогда, когда Джон двигал ящик для инструментов (его, Тодда, инструментов) по заляпанному маслом бетонному полу.

– Какая грязь! Сколько раз я говорил тебе, чтоб не смел их брать!

– Возьми мою сумку! – приказал Джон Тиму.

Подхватив пластиковый мешок, мальчишка вскочил на заднее сиденье мотоцикла. Джон завел мотор. Тодд заорал во все горло, стараясь перекричать рев двигателя:

– Джон, не валяй дурака, сделай то, что тебе велит мать!

Джон измерил Тодда ненавистным взглядом:

– Она мне не мать, Тодд!

Мотоцикл сорвался с места и вылетел из гаража на такой скорости, что Тим едва удержался на сиденье. Тодд отскочил в сторону, и мальчишки понеслись к шоссе.

– Не смей выезжать на дорогу, у тебя нет прав! – крикнул он им вдогонку.

В ответ Джон лишь прибавил скорость, чуть не сбив по пути двух школьников.

Одураченный Тодд остался стоять на месте. Этому маленькому негодяю так нравилось унижать отца, да еще в присутствии своих друзей. Но в общем-то он испытывал облегчение. Джон уехал, а, значит, следующее выяснение отношений откладывается до его возвращения вечером, поэтому Тодд может вернуться к телевизору. Если повезет, удастся даже вздремнуть. Лишь бы Дженелл помолчала.

Джон гонял на мотоцикле, как прирожденный гонщик. Он идеально вписывался в повороты, внимательно следил за тем, чтобы не налететь на внезапно выскочившего на дорогу ребенка, не столкнуться со встречной машиной. Ему нравилось рисковать – риск кружил ему голову, но это был просчитанный риск.

Сейчас он мчался по тихим улочкам, потом пересек пустырь и выехал на дорожку, изгибавшуюся вдоль сточного канала. Проскочил через дырку в изгороди, не только не сбавив, но даже увеличив скорость. Тим подогнул колени, когда они летели сквозь ограду, изо всех сил стараясь не подать виду, что душа у него ушла в пятки. Но ему не удалось справиться с ужасом, когда Джон гнал мотоцикл по бетонной набережной канала. Казалось, этой гонке не будет конца.

Они делали всевозможные пируэты – Джон считал эту узкую полоску бетона своей личной автострадой, ибо здесь к нему не цеплялись полицейские. Мотоцикл проносился в нескольких дюймах от отвесных бетонных стен высотой в тринадцать футов, разбрасывая брызги грязной воды. Тим издал вопль, стараясь скрыть свой страх. И хлопнул Джона по спине.

– Отличная езда, парень!

Они влетели на скорости в небольшую лужу. «Хонда» скользнула вбок, норовя съехать вниз. Джон небрежно тормознул ногой и выровнял мотоцикл. Замерший от ужаса Тим попытался отделаться смешком. Но вышло какое-то карканье. Чтобы скрыть смущение, он брякнул:

– А где твоя настоящая мать?

Джон молчал, пребывая в мрачной задумчивости, но Тим настаивал:

– Она что, умерла?

– Можно сказать, что да, – ответил Джон так тихо, что Тим едва расслышал его слова.

Подчас парнишка замыкался в себе, точно отгораживался от всего мира стальной стеной. Тим собирался еще что-то сказать, но Джон вдруг поддал газу, и машина рванулась вперед.

Тим закрыл рот и вцепился в сиденье.

ПАЦИЕНТ № 82

В ТРЕХ МИЛЯХ ОТ ЧИНО, КАЛИФОРНИЯ, 10:59 УТРА

Если ехать по шоссе, это заведение ни за что не увидеть. Можно проехать по живописной Хэппи Кэмп Роуд через весь маленький район, где только жилые дома, мимо парка аттракционов, и все равно не увидеть это здание. Вам придется как следует поискать, прежде чем вы обнаружите незаметную бетонированную дорожку, огибающую поросший дубами куполообразный холм. Сзади холма вы увидите табличку с надписью: «Пескадерская государственная клиника для психически ненормальных преступников».

Табличка прикреплена к железной ограде, увенчанной несколькими рядами проволоки. С внутренней стороны тяжелой железной двери – вооруженный охранник в будке. За оградой лепятся друг к другу большие здания. Все окна зарешечены. Вылизанные дорожки объезжают машины частной охраны. Все вместе выглядит не приветливее резиденции КГБ.

Но внутри еще хуже. Это медицинская тюрьма для мысли. Продезинфицированные белые стены. Санитары в белой полотняной униформе толкают кресла с пациентами по удручающе голым коридорам – обычная прогулка. «Аллея инвалидных кресел» – так это здесь называется.

Налево от входа еще один короткий коридор с электронными дверьми по обоим концам. Первая напоминает дверь в тюремную камеру. В дальнем конце коридора – прочная, огнеупорная, стальная дверь. Перед ней сидят два свирепых стража, которые смотрят на экраны видеомониторов, укрепленных перед ними, и перебрасываются репликами. На экране видно все, что происходит за этой дверью.

Место абсолютной изоляции…

Здесь, под постоянным присмотром и охраной, держат преступников, поведение которых непредсказуемо и несет потенциальную опасность. Они слишком буйны, чтобы позволять им общаться друг с другом, поэтому каждый пациент содержится в отдельной камере. Здесь так же мрачно и сурово, как в камерах одиночного заключения самой настоящей тюрьмы. И еда не лучше тюремной.

Доктор Питер Силберман вел за собой по коридору группу робких молодых врачей, за ними шли три суровых санитара, похожих на недавно ушедших из профессионального футбола детин. Силберман чуть прихрамывал. При каждом шаге повязка на ноге больно терла распухшую кожу. Он пытался забыть о боли и сосредоточиться на том, что ему предстоит сделать. Это не так уж и сложно. Здесь он как рыба в воде и может часами рассказывать о своей работе, в которой чувствует себя настоящим профессионалом. Нелегко подавить в себе желание щегольнуть своим выдающимся интеллектом перед этими неоперившимися юнцами, но часто это ему удавалось. Только не сейчас.

Он говорил тихим, вкрадчиво-убаюкивающим голосом, каким говорят выступающие по радио психологи:

– В следующей камере – пациент №_82, женщина 29 лет, диагноз: ярко выраженный шизофренический синдром. Симптомы обычные: депрессия, беспокойство, буйное поведение, мания преследования.

Молодые врачи ловили каждое его слово. Своими точными, логично построенными научными статьями по проблемам психиатрии доктор Силберман завоевал себе репутацию серьезного специалиста. Нельзя сказать, чтобы он был самым главным авторитетом, но в сложных случаях часто прибегали именно к его консультациям. Правда, процент излечения у него был не особенно высоким. Некоторые сообразительные молодые врачи понимали, что он не умеет находить подход к больным. Но в общем он был неглуп. Много лет консультировал лос-анджелесское полицейское управление, изучил десятки сложнейших случаев, обследовал личности наиболее известных в последнее время убийц. Но самый большой недостаток доктора Силбермана заключался в том, что он был умнее, чем нужно для его же блага.

– Вот мы и пришли.

Он остановился возле камеры Она была с герметичной звуконепроницаемой дверью: сообщение с пациентом осуществлялось через зарешеченное переговорное устройство, вмонтированное под маленьким окошком из плексигласа. Несмотря на все свое техническое совершенство, она сильно смахивала на дверь в средневековую темницу. Доктор заглянул в окошко.

Сквозь мутное стекло в палату лился солнечный свет, отбрасывая на голую стену напротив тень в виде решетки. В комнате не было ничего, кроме стальной раковины унитаза и хорошо отполированного металлического зеркала, намертво вмонтированного в стену.

Койка, с которой сняли матрац, была прислонена к стене ножками наружу. В одну из них вцепились потные руки, сухожилия напрягались и расслаблялись, когда заключенная медленно делала упражнения на растягивание, отбрасывая с миндалевидных карих глаз длинные, спутанные, влажные от пота волосы. На молодой женщине была тюремная рубашка, больничные брюки, она подтягивалась, схватившись за верхнюю ножку поставленной на спинку кровати, и ее гибкое тело, прямое и упругое, напрягалось, точно стальная линейка. Она поджала колени, и ступни поэтому не доставали до пола. Худые, мускулистые плечи поднимались вверх, опускались, снова поднимались вверх… Она, похоже, не чувствовала усталости – даже ритм упражнения не замедлялся.

Как машина.

Доктор отошел от окошка, чтобы в него могли заглянуть другие.

Женщина отвернулась от двери. Она вела себя так, словно не знала, что за ней наблюдают. Но на самом деле она знала.

Мелькание лиц в дверном окошке отражалось в зеркале. Но женщина не желала знать об этом унижении – она ведь не подопытная крыса. Она продолжала делать упражнения, но руки ее подрагивали – мускулы начали уставать.

Когда в окошко заглянули все желающие, доктор снова подошел к нему и, изобразив на лице приветливую улыбку, щелкнул переговорным устройством и сказал:

– Доброе утро, Сара.

Сара Дженет Коннор отвернулась от кровати и взглянула на Силбермана. Годы, которые она провела в изоляции, наложили на нее отпечаток. Лицо приобрело дерзкое, напряженное выражение, взгляд блуждал точно в поисках спасения. Казалось, она готова как к бегству, так и к борьбе. Некогда мягкий и плавный овал лица затвердел и стал резким. Она все еще была красива какой-то дикой красотой, но имела измученный, затравленный и страдающий вид.

Именно так и должна выглядеть пациентка психиатрической клиники.

Сара ответила тихо, ужасающе монотонно. Это напомнило Силберману глухое ворчание животного:

– Доброе утро, доктор Силберман. Как ваша нога?

Доктор в мгновение ока лишился самодовольного выражения.

– Отлично, Сара.

Отключив переговорное устройство, он обратился к практикантам:

– Видите ли, несколько недель назад она… ткнула мне в коленку отверткой.

Присутствующие незаметно улыбнулись. Силберман заставил себя держаться как ни в чем не бывало, пытаясь обрести уверенность в привычном потоке медицинских терминов. Сара представляет собой загадочную и мощную силу природы, которую он, фактически, заточил в клетку, а теперь, образно говоря, опутывал сетью медицинской тарабарщины.

– Особенно интересна композиция бреда. Она считает, что машина, называемая «Терминатор» и принявшая человеческий облик, отправлена из будущего, чтобы убить ее. А также, что отцом ее ребенка был солдат, посланный на ее защиту. И тоже… из будущего. – Он не смог удержаться от иронической улыбки. – Если я не ошибаюсь, из 2029 года.

Практиканты хмыкнули.

– Видимо, эта бредовая идея сначала овладела ее дружком, потом передалась ей. Чрезвычайно интересный случай передачи идей. Но и не такой уж редкий, как может показаться на первый взгляд. В последнее время мы все чаще встречаемся с подобными фактами. Своего рода реакция отторжения на возросший технократизм нашего общества. И, по-видимому, попытка защитить себя от дегуманизации отношений в современном мире. Если бы эту незаурядную энергию пациентки, с которой она отстаивает свой опасный бред, удалось направить на ее собственное излечение, она давно бы была на свободе.

Силберман замолк. Ему вспомнилась Сара, какой он впервые увидел ее на допросе в полицейском участке. Она связалась с каким-то то буйным параноиком, с которым они бежали, но его в конке концов убили. Сара на несколько лет исчезла из поля зрения Силбермана и, по иронии судьбы, снова была направлена под его опеку после неудачной попытки устроить взрыв в местном отделении корпорации, производящей компьютеры. С тех пор она оставалась самой упрямой, неуступчивой из его пациентов, хотя за это время состояние ее должно было улучшиться. Его немного беспокоило, что так и не удалось подобрать подходящего для нее лечения. Стараясь отогнать от себя неприятные мысли, доктор отрывисто бросил:

– Пошли дальше.

Практиканты переглянулись и двинулись к следующей камере.

Силберман задержался, чтобы дать указание старшему санитару.

Дуглас был ростом шесть и четыре десятых фута, весом 250 фунтов и отличался приветливостью гремучей змеи. Силберман старался говорить тихо, чтобы практиканты его не слышали.

– Я не люблю, когда пациенты устраивают беспорядок в палатах. Проследите, чтобы ей дали торазин.

Дуглас кивнул и знаком приказал двум дюжим санитарам следовать за ним. Силберман отправился догонять практикантов.

Дверь открылась, и Сара обернулась.

Дуглас вошел медленно, угрожающе небрежно постукивая деревянной дубинкой по двери. За ним шли еще двое. Один из них держал нечто похожее на укороченную палку погонщика скота. Сара по опыту знала, как больно бьет эта палка. В руках другого был поднос, на котором стояли стаканчики с красной жидкостью.

Торазин.

– Пора принимать лекарство, Коннор, – сказал Дуглас.

Сара метнула в него безумный взгляд. В ней боролись ярость и страх.

– Сам принимай, – отрезала она.

Дуглас ухмыльнулся как можно небрежнее. Его палка не переставала отстукивать по двери: тук, тук, тук…

– Ты должна вести себя хорошо – сегодня к тебе придут…

– Я не стану принимать его. Снова эти… ужасы.

– Никаких ужасов.

Он с размаху ударил ее дубинкой в живот. Она согнулась пополам и упала на колени.

Дуглас с силой пнул ногой по койке, прислоненной к двери, и она с грохотом обрушилась в нескольких дюймах от головы Сары. Сара метнулась в сторону, и, превозмогая боль, прохрипела:

– Попробуй еще раз, скотина, и я убью тебя.

Дуглас нахмурился, взял у второго санитара плетку и подошел к скорчившейся на полу Саре.

Она знала, что будет дальше.

– Отойди от меня, свинья! А-а-а!..

Удар пришелся по спине, когда она пыталась подняться. Она опять упала. Плетка взметнулась над ней, затрещали электрические разряды, она сжалась от боли. Дуглас схватил ее за волосы и рывком поставил на ноги. Поднес к ее губам стакан с торазином.

– Последний раз прошу, дорогуша, – просюсюкал он.

Сара попыталась из последних сил освободиться, но с Дугласом ей было не сладить. К тому же она не могла допустить, чтобы ее покалечили. Чтобы выбраться из этого ада, ей понадобится много сил. Зажмурившись, она с трудом проглотила обманное зелье.

Снова эти сны наяву. Она тут же почувствовала приближение сонного облака. Теперь они могут делать с ней все, что захотят, например, навсегда заточить в этих стенах, изолировав от мира.

И тогда что-нибудь может случиться с ее сыном.

СНИМОК ИЗ «ПОЛЯРОИДА»

РЕЗЕДА, КАЛИФОРНИЯ, 12:04 ДНЯ

Джон воровато согнулся у автомата, выдающего наличность в глубине банковского зала. Тим, нервничая, стоял на стреме. Джон протолкнул украденную карточку в прорезь машины.

– Скорее! – торопил его Тим.

Но Джон не спешил. Он умел сохранять спокойствие при любых обстоятельствах. Спешка приводила к ошибкам, на исправление которых потом уходило время. Он не хотел ошибаться. Спокойно набрал команду, маленький дисплей показал номер карты. Джон набрал его на терминале кассового аппарата и опустил требование на триста долларов. Машина, словно сомневаясь, замерла. Джон знал, что наверху машины установлена видеокамера, делавшая мгновенный снимок того, кто получает деньги. Но Джон предусмотрительно сбрызнул объектив подсушивающим дезодорантом. Когда он высохнет, порошок покроет поверхность объектива и изображения не получится.

Тим заметил, что на стоянке появилась машина, из нее вышла полная женщина с сумкой.

– Идут!

Джон схватил Тима за полу рубашки.

– Стой! Ни с места!

Тим забеспокоился, увидя, что женщина направляется в их сторону. Секунду спустя автомат зажужжал и выбросил пятнадцати– и двадцатидолларовые банкноты.

– Вот и все, – сказал Джон.

Бросив взгляд через плечо, Тим присвистнул:

– Вот это да! Где ты научился?

Джон протянул руку, протер объектив камеры и начал складывать деньги в сумку.

– У моей матери. Настоящей матери. Пошли, малыш…

Тим взглянул на приближавшуюся женщину. Она смотрела на них, но разделявшее их расстояние, похоже, было слишком большим, чтобы она смогла сообразить, чем они занимаются.

– Пошли!

Они рванули за угол, в переулок, где оставили мотоцикл. Спрятавшись за ним, Джон отсчитал долю Тима. Пять бумажек по двадцать долларов. У Тима отвисла челюсть. Невероятно. Джон каждый день выкидывал какой-нибудь фокус. Но такое…

Когда Джон открыл сумку, чтобы сложить деньги, Тим краем глаза увидел фотографию.

– Кто это?

Джон взглянул на потертый, замусоленный снимок молодой женщины за рулем джипа. Рядом с ней сидела немецкая овчарка. Лицо у женщины было нежное и печальное. Джон часто задумывался над тем, чему она улыбается. На снимке были видны мягкие округлые линии ее живота. Там был…

Он.

Странно и жутковато!

– Это моя мама.

– А она спокойная, да? – хмыкнул Тим.

Джон нахмурился. В нем боролись самые противоречивые чувства – он сам не знал, что происходило с ним, когда он смотрел на фотографию. Разве это объяснишь Тиму? Приятель он хороший, но соображает туговато. Он сказал:

– Вообще-то нет. Она здорово не в себе. Задумала подорвать компьютерный завод и попала в Пескадеро, в клинику.

Все это показалось Тиму детской сказочкой, а там кто его знает…

– Заливаешь?

– Да нет, ей крышка. Поехали.

Джон пытался имитировать цинично-равнодушный тон взрослого мужчины, и, судя по тому, что Тим утратил интерес к истории его матери, ему это удалось. Он хлопнул Тима по плечу, и они вскочили на мотоцикл. Джон включил зажигание, и машина рванула вперед.

Но мысленно Джон видел перед собой лицо матери, ее глаза следили за ним строго, осуждающе. Так было всегда.

«Черт бы ее побрал», – подумал Джон.

«Если тебе на самом деле все равно, почему ты хранишь этот снимок, подаренный ею?», – вопрошал противный внутренний голос.

– «Катись ты к черту!» – отмахнулся от него Джон, разогнал мотоцикл и на полной скорости вылетел на проспект.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю