Текст книги "Прогулки на костях"

Автор книги: Рэндалл Силвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Глава десятая

С первыми теплыми днями марта на юго-западе Кентукки начались гаражные распродажи. Аарон Генри, опозоренный учитель восьмых классов и известный педофил, ходил на них каждые выходные. Он искал первые издания книг, старые украшения, женские сумочки, DVD-диски, музыкальные инструменты, работающие айподы и MP3-плееры, красивую стеклянную посуду, керамические статуэтки, фигурки известных персонажей и любые другие предметы, которые можно отмыть и выгодно продать на «Ибее». Он всегда носил бейсболку и зеркальные авиаторы, держался подальше от трейлерных площадок, где почти все было хламом, как и от богатых районов, ведь там были слишком высокие цены для выгодной перепродажи, и никогда не покупал возле школы, в которой раньше учил.

Во время третьей слежки за подобным его досугом, пока Хойл и Дэвид Висенте наблюдали в бинокль через тонированные стекла «Форда Бронко» Хойла, Розмари Туми решила попробовать прямой доход.

– Это интересно, – сказала она, стоя у противоположной от Генри стороны раскладного стола, заваленного детскими игрушками. Она взяла резинового тролля с огненно-рыжими волосами, показала ему и добавила: – Моя внучка любит подобные игрушки.

Он лишь на секунду поднял глаза, кивнул и отвернулся. Потом шагнул к концу стола. Розмари не отставала.

– Я все твержу ей, что это надо выбросить, а она говорит, что однажды это будет стоить хороших денег. А вы как думаете?

– Сколько? – взглянул он на куклу.

– Четыре доллара, – ответила Розмари.

– Сейчас она может и за десять продать. Сложно подгадать, сколько потом она будет стоить.

Он отвернулся от стола и пошел к следующему. Розмари шла следом.

– А «малыши Бинни»? – спросила она. – У внучки их штук сто. Она их собирает с того момента, как научилась ходить.

– Их полно в магазинах, – ответил он. – Только редкие имеют какую-то ценность.

Мужчина снова попытался отделаться от нее, а Розмари снова не отставала.

– Мне кажется, у нее есть все, – сказала она. – Какие из них самые дорогие?

– В интернете все цены есть, – ответил он.

– Я ей скажу, – пообещала Розмари. – Ей уже тринадцать. Такая красавица. Давайте я вам покажу фотографию.

Аарон Генри снова отвернулся, на этот раз с резкостью, и зашагал вниз по улице с пустыми руками. Она проследила, как он прошел полквартала до своей припаркованной у тротуара машины, затем положила тролля обратно на стол и направилась к «Бронко».

Висенте открыл ей изнутри заднюю дверь и подвинулся, освобождая место.

– Он не проглотил наживку, – сказала Розмари, закрывая дверь.

Вообще никакого интереса не проявил? – спросил Хойл.

– По крайней мере, я не заметила.

– Этот человек добровольно согласился на «Депо-Проверу»[2]2
  Экспериментальная инъекция.


[Закрыть]. Он не заслуживает нашего внимания, – Висенте откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.

– Не факт, что его нынешнее поведение имеет отношение к прошлому, – заметил Хойл.

– Тогда зачем, – спросил Висенте, – мы тратим на это очередную субботу?

Хойл повернул ключ и завел машину.

– Я заказал прослушку, – сказал он. – Она должна прийти на неделе.

Глава одиннадцатая

Решение Демарко уволиться из полиции штата Пенсильвания ни для кого не было новостью, кроме его шефа, коллег и всех остальных его знакомых. Никто не знал, что он подумывал об отставке еще с прошлого ноября, когда наблюдал за смертью друга, а потом пустил пулю в сердце психа. С того самого дня мысль о том, что он не смог спасти Хьюстона, давила на него тяжелым грузом, хоть он и знал, как ловко Томас Хьюстон организовал собственную смерть.

Сейчас же, за восемь дней до летнего солнцестояния, Демарко вошел в кабинет Джейми в казарме, закрыл за собой дверь и сказал:

– Хотел, чтобы ты знала до того, как об этом объявят официально. Я ухожу.

Она смотрела на него долгих десять секунд, потом отодвинула стул, встала, подошла ближе и села на край стола. Даже в военной форме она была сногсшибательна – густые и длинные волосы, словно грива, зачесаны назад и заплетены в две косы; длинные, стройные, сильные ноги; длинные тонкие пальцы; восемнадцать бледных веснушек, рассыпанных по щекам… запах ее шеи, вкус кожи.

– Ты увольняешься? – уточнила она.

– Да, таков план, – кивнул он.

– И что будешь делать?

– Наконец-то высплюсь, наверное, – пожал он плечами.

Она выпрямила спину и глубоко вздохнула. Его внимание привлекла ее грудь под накрахмаленной серой рубашкой. На ней тоже были веснушки.

Он вспомнил их последнее воскресное утро. Джейми голой вылезла из кровати и раздвинула тяжелые шторы со словами: «Да будет свет». Всю комнату, вместе с ее белоснежным телом, залили розовые лучи восходящего солнца. Ее бледная кожа сияла ярче, чем свет из окна. А Демарко заморгал с кровати, словно восстающий из могилы труп, и сказал «Аллилуйя». Но сейчас, в последние дни весны, и здесь, в ее кабинете, казалось, что она светится еще сильнее.

– Это какой-то твой план, чтобы от меня избавиться?

– Я никуда не уезжаю, – ответил он.

– Чертовски верно, – ответила она. А затем добавила чуть погодя: – Ты это хорошо обдумал?

– Много раз.

– И что теперь? – жевала она внутреннюю сторону щеки.

– Ты это про нас?

– Конечно, про нас.

– Надеюсь, все станет лучше. Теперь нам не придется скрывать.

– И?

– Я не совсем понимаю, что это значит.

– Это союз. Не конец предложения. Значит, нужны еще слова.

– Ябба дабба ду?

– Очень смешно, мистер Флинстоун, – улыбнулась она, – но я не говорю по-неандертальски, – она подняла руки перед собой, сложив пальцы вовнутрь. – Так ты говоришь, что хочешь продолжать отношения?

– Да, пожалуйста.

– Хорошо. Мне нравится, когда ты соглашаешься. Но откуда мне знать, что ты не устанешь от безделья, не купишь мотоцикл и не отправишься без меня на поиски какого-нибудь дикого приключения?

Как сказать женщине, что единственное, в чем ты точно уверен, так это в том, что ты не сможешь жить без нее? Он еще не научился произносить такие слова.

– Как я уже говорил, я никуда не поеду.

В глубине ее глаз будто сиял свет. Он ждал, пока она скажет что-то еще, но когда она от него отвернулась, посмотрела на свой стол, а на отполированное дерево упала слезинка, он сказал:

– Обещаю, ничего не изменится.

Когда он шагнул к ней, она подняла руку и задержала ее в воздухе, наклонив чуть в сторону свою голову, поэтому он отступил к двери как можно тише и оставил ее наедине со своим молчанием.

Глава двенадцатая

В свой десятый день рождения Райан Демарко шел по рельсам, которые тянулись вдоль реки в паре миль от его дома. По ним больше не ездили, поэтому они проржавели, а в некоторых местах торчали вверх. Ему нравилось гулять по рельсам, потому что так он иногда мог бесшумно подкрасться поближе к индейке, куропатке или фазану, которые потом взлетали, громко хлопая крыльями. Он же от этого всегда вздрагивал и радовался одновременно.

В свой день рождения он не испугал ни одной птицы, просто решил следовать вдоль широкого медленного ручья, чтобы посмотреть, где он заканчивается. Мальчик прошел совсем немного, минут пятнадцать или вроде того, прежде чем сухой, жаркий летний день, пахнущий кустарниками и индийским табаком, начал вонять разлагающимся трупом. Райан все шел, а вонь становилась все сильнее, и в конце концов ему пришлось зажать нос и дышать ртом через ладонь. Он никогда раньше не чувствовал такого сильного запаха гнили, поэтому ему хотелось посмотреть, откуда он идет. Ни мертвый опоссум, ни раздавленная кошка на дороге никогда так не пахли. Как и куча старого мусора или дохлая крыса на кухонном полу.

У этого зловония будто была своя физическая форма – оно было осязаемо, как жир на его лице, как едкий дым в его глазах. Он задался вопросом, возможен ли такой запах от человеческого тела или даже двух, и задумался о том, что же произошло в лесу. Парочка пьяниц могла потерять сознание и стать обедом медведей или стаи канюков, таких больших, что пьяницы умерли под их тяжестью. Мужчина мог преследовать какую-нибудь женщину, чтобы принудить ее к сексу, и в итоге они друг друга зарезали или застрелили. Может, кто-то охотился на оленей вне сезона, споткнулся и выстрелил себе в голову, случайно вышибив себе мозги. От чего-то такого вполне могло сильно вонять. Он не был уверен, но подозревал, что гниющий человек будет вонять гораздо хуже, чем сбитое животное или гниющая крыса – пока что он имел дело только с их трупами.

Спустя где-то двадцать минут ручей свернул в какой-то мелкий залив с застоявшейся водой. Вдруг он увидел там раздутую коричнево-белую корову – зад ее находился в мутной воде, белое брюхо казалось невероятно огромным в солнечном свете, глаза ее были полностью выклеванными, а длинный мертвый язык, высунутый из пасти, выглядел слишком черным и нелепым. Он удивился, что нечто столь обычное и безобидное, как корова, могло издавать такой ужасающий запах. Из каждой дырки в шкуре высовывались жужжащие огромные черные мухи и тихие белые личинки. Мальчик задумался, почему здесь нет ни канюков, ни собак, ни других животных, съевших корову. Никому до нее не было дела, кроме личинок и мух, которые издавали звуки, как тысяча колибри, копошащихся в поле со сладкими желтыми цветами.

Глава тринадцатая

Менее чем через полчаса после того, как Демарко сообщил рядовой Джейми Мэтсон о своем уходе в отставку, она вошла в кабинет Кайла Боуэна, их командира, и закрыла за собой дверь. Она быстро подошла к стулу, который стоял у края стола, села, откинулась назад, скрестила руки на груди и посмотрела на мужчину.

– Я пытался его отговорить, – сказал он где-то через пятнадцать секунд.

– Правда? – спросила она.

– Это его решение. Что я могу сделать?

– Ты же понимаешь, в каком он сейчас состоянии.

– Я едва ли радуюсь этому больше тебя.

– Тогда отговори его как-нибудь.

– Я надеялся, что ты сможешь, – выдохнул он. – Ты ему сейчас дороже всех, Джейми.

После этого она вся напряглась, руки ее упали на колени.

– Думала, мы не знали? – спросил Боуэн. – Все знают. Он не хмурится, не огрызается и не ворчит себе под нос, только когда он рядом с тобой.

– Это все произошло внезапно.

– Что ты, я счастлив за вас. Ты делаешь его лучше. Сейчас хотя бы можно прекратить притворяться, что мы все слишком тупые, чтобы заметить очевидное.

– Когда ты последний раз был у него дома? – она наклонилась вперед и сложила руки между коленей.

– Я? Никогда.

– Там полно призраков, – сказала она.

– Могу представить.

– Правда? Разве ты винишь себя за смерть собственного ребенка в автокатастрофе?

Он промолчал.

– Винишь себя за разрушенный брак? – она вся сгорбилась, а голос срывался. – За то, что твоя жена превратилась в какую-то садистку-нимфоманку? За то, что семью твоего лучшего друга растерзали, и за то, что твоего друга убили у тебя на глазах?

– Я знаю, – сказал он. – Я знаю.

– Он терпит одну травму за другой сколько… с момента нашего знакомства? Его сознание на грани, Кайл. Работа – единственное, что помогает ему сохранить рассудок.

– Тогда почему он хочет в отставку?

– Потому что он думает, что уже ничего не изменит, что все его дела проваливаются.

– И выход из ситуации – просто все бросить?

– А ему ты это говорил? – спросила она.

– Ты же знаешь, что он меня немного пугает, да? – нервно улыбнулся Кайл.

– Он любит тебя как сына.

– «Любит» – слишком сильно сказано.

– Он всех тут любит. Как любит и свою работу. Она нужна ему. Не позволяй ему уйти.

– Я не знаю, что делать, Джейми. Он настроен решительно.

Оба они нагнулись вперед в одной и той же беспомощной позе – плечи ссутулились, руки зажаты между коленями.

Через несколько секунд Боуэн склонил голову набок и снова выпрямился. Он пошевелил беспроводной мышкой и разбудил компьютер, затем щелкнул, чтобы перейти от одной вкладки к другой. Джейми ждала.

– У него есть двести девяноста три неиспользованных больничных дня, – наконец заговорил он.

– Да? – спросила она.

– Я могу ему сказать, что он сможет вернуться максимум через двести дней.

– А это правда?

– Не знаю, надо уточнить в отделе кадров. Суть в том, что, если он в это поверит, может, мы уговорим его уйти в долгосрочный больничный отпуск. Вместо увольнения. Зарплата у него останется, и страховку он не потеряет.

– Так, – Джейми обдумывала ситуацию. – Так он будет отсиживаться в своем мрачном доме во время больничного. И слишком много пить в окружении призраков прошлого и моря неудач и горя. Но зато у него останется страховка. Ю-ху! Молодчина, Кайл!

– Знаешь, ты теперь даже говоришь, как он. Я тут стараюсь, как могу, а в ответ получаю лишь сарказм.

– Хреново стараешься.

Они немного помолчали.

– У меня самой должна быть хотя бы парочка месяцев больничных и отпускных, которые я не использовала, – сказала она после паузы.

– Да, но… ему-то психиатр все подпишет. А у тебя откуда посттравматический синдром?

– Даже не говори мне, что никогда не подделывал рапорты.

– Подделывал? Это же мошенничество со страховкой, Джейми. Во всяком случае, если дело в больничном.

– Думаешь, я не сяду ради него в тюрьму?

– Возможно, нам дадут соседние камеры. Пока моя жена будет работать в магазине, где все за доллар.

– Он бы для тебя это сделал. Он бы все сделал для любого из нас.

В отчаянии Боуэн ударил кулаком по краю стола, а затем поморщился от боли и помассировал пальцы другой рукой. Когда боль утихла, он спросил:

– Скажи мне честно. Как думаешь, что с ним будет, если он уйдет в отставку?

– Ему сорок девять лет, он многократно травмирован и находится в клинической депрессии. Он занимается самолечением, чрезмерно употребляя днем кофе, а вечером алкоголь. Он плохо ест, не занимается спортом и мало спит. Что с ним будет, если он останется один без цели в жизни? Исчезнет. Так или иначе.

Боуэн ненадолго задумался:

– Так он представляет для себя угрозу?

– Это может быть очень медленным суицидом, но да, он постепенно себя убивает. Прямо на наших глазах.

Мужчина снова замолчал.

– Ладно. Я подделаю. Преувеличу. Но мошенничать не стану.

– В каком смысле?

– В смысле, ты все еще лучшее лекарство для него, какое я могу придумать. Начиная с этого момента я ставлю тебя на постоянное наблюдение за сержантом Райаном Демарко.

– Давай серьезно, – сказала она.

– Твоя задача – вернуть его нам целым и невредимым. Как это сделать, решай сама. Но, как я уже сказал, он меня немного пугает. Так что, если этот разговор когда-нибудь дойдет до него, я буду все отрицать.

– Он возненавидит меня, если узнает, что я согласилась на что-то подобное.

– Он возненавидит нас обоих.

– Это его оскорбит. Ты же это понимаешь?

– Слушай, – сказал Боуэн, – а что, лучше оставить его наедине с самим собой?

Она прикинула свои варианты.

– Может, я просто уйду в отпуск? Неоплачиваемый.

– На сколько?

– На столько, сколько понадобится.

– Ты сможешь прожить без зарплаты?

– Я живу одна, – напомнила она ему. – Я накопила денег.

– Он же не на другую планету уезжает. Даже если ты будешь работать, до него всего сколько, восемь миль? Будете вместе обедать. Проводить вместе выходные. Пару раз в день будешь ему звонить. Серьезно, ничего личного, но захочет ли такой, как он, иметь при себе постоянную няньку?

– Теперь ты оскорбляешь меня, – сказала она ему.

– Он не особо общительный человек, Джейми. Уверен, ты уже успела это понять.

Она сидела, опустив глаза и надув нижнюю губу, а затем парировала:

– А что, если он решит куда-то уехать?

– Ты его отговоришь.

– В этом все и дело. Я думаю, ему это пойдет на пользу. Выбраться из этой темной пещеры, полной плохих воспоминаний.

– Эта пещера в его голове, – сказал он ей.

Несколько мгновений она сидела неподвижно, потом положила руки на колени и встала.

– Этот разговор ни к чему нас не приведет.

– Дай знать, если придумаешь что-нибудь получше, – пожал он плечами.

Глава четырнадцатая

Джейми пришлось ждать до субботы, чтобы услышать о разговоре Демарко с Кайлом Боуэном в прошлый четверг. В субботу это произошло после ужина, после занятий любовью, где-то на середине «Трех могил» на «Синемаксе», когда они лежали, приятно прижавшись друг к другу, под одеялом из искусственного меха на мягком диванчике Демарко. Он в боксерах, футболке и чистых белых носках, а на Джейми лишь ее веснушки.

– Кайл считает, что мне надо использовать часть моих больничных дней до того, как официально уволиться.

– Правда? – сказала она. – А ты можешь так сделать?

– Судя по всему, я могу взять двести дней больничного. Всего у меня двести девяноста три.

– Ничего себе. Звучит как неплохой вариант, разве нет?

– Не знаю. Больничный отпуск. Это как будто жульничество.

На экране Томми Ли Джонс в роли Пита разговаривал со слепым стариком, который хотел, чтобы Пит застрелил его. Старик был в этой пустыне совсем один, никто о нем не заботился. Он хотел умереть, но не хотел святотатствовать, совершая самоубийство. Пит же не хотел святотатствовать, совершая убийство.

Только когда Пит и его пленник ускакали на лошадях с разлагающимся трупом Мелькиадеса Эстрады, Джейми и Демарко вернулись к своему разговору.

– Разве это жульничество? – спросила Джейми. – В смысле… я знаю, ты все еще пытаешься разобраться со своей жизнью. Хотя, я думаю, с психологом все прошло нормально.

– Ага, шикарно. Мы теперь закадычные друзья.

– Ой. Что произошло?

– Это в моем личном деле, если захочешь прочитать.

– Я бы никогда так не сделала.

Он чуть сжал свою руку, лежавшую под ее бедром.

– Он рекомендовал продолжать когнитивную поведенческую терапию и тренинги по снижению стресса. И то, и другое в форме секса. И как можно чаще.

– Ладно, – усмехнулась она. – У тебя с этим порядок?

– Пока да, – ответил он. – Но возможно, придется снова этим заняться после фильма.

Она повернула голову к его плечу и прижалась губами к футболке. Он чувствовал, как его окутывает тепло ее дыхания.

– И еще, – добавил он, – так у меня останется страховка.

– Это хорошо, – ответила она. – Так что, ты так и поступишь? Возьмешь больничный отпуск?

– Мне это тяжело, понимаешь?

– В каком смысле?

– Как будто я признаю, что я… ну не знаю… Не могу сам со всем справиться, что ли…

Она обрадовалась, что он сейчас не видит ее лица, и постаралась выровнять дыхание.

– Что ты, все совсем не так, – сказала она. – Больничный лишь даст тебе больше времени, чтобы со всем справиться. Ты справишься с чем угодно. Ты всегда мог.

Демарко следил за происходящем на экране.

– Вот Томми Ли Джонс точно может. Этот фильм вышел до или после «Старикам тут не место»?

– Не уверена. Здесь он выглядит моложе.

– Ты знаешь, что он учился в Гарварде? И был соседом Альберта Гора.

– Он там изучал английский. И еще играл за вратаря в футбольной команде всей Лиги Плюща.

– Ты все это на ходу сочиняешь, да?

– Его отец начинал техасским ковбоем, а закончил на нефтяных скважинах.

– Видимо, он твой кумир, раз ты так много о нем знаешь.

Демарко какое-то время смотрел на экран, а затем сказал:

– Мне было двадцать четыре, когда я увидел его в «Беглеце». Тогда я решил, что хочу работать в правоохранительных органах.

– Двадцать четыре, – повторила она. – А до этого?

– Ничего такого. Я из кожи вон лез, чтобы закончить школу. Потом полтора года пил, дрался и работал на сталелитейном заводе в Янгстауне. Потом я выбил все дерьмо из парня, который оскорбил мою девушку, и меня за это арестовали. Судья предложил мне год в тюрьме или пойти в армию.

– Где ты служил?

– Пять месяцев в Панаме и один в Ираке. Остальное в Штатах. Потом я вернулся домой, где у меня не было никого и ничего. Весь первый день я провел один в кинотеатре.

– «Беглец».

– В программу по защите свидетелей в США можно только с дипломом колледжа. Как и в ФБР. Оставалась только полиция штата. Я не хотел арестовывать своих старых знакомых, поэтому переехал за тридцать миль к западу.

– И вот ты здесь, – сказала она.

– В объятиях прекрасной женщины.

Они крепко обнялись и лежали в тишине. Разговор о своем прошлом, внезапный и без принуждения, – это совсем не то, что он планировал, но теперь, когда дело было сделано, он одновременно чувствовал и облегчение, и смущение.

Затем он спросил во время финальных титров:

– Хочешь, перемотаю назад последнюю часть? Прости, что так много болтал.

– Ты лучше любого фильма, – ответила она.

– Даже «Апокалипсис сегодня»? – улыбнулся он.

– Ну, за исключением сцены смерти Марлона Брандо, – сказала она. – Это довольно сложно побить.

Он придвинул ее к себе, прижал губы к ее уху и прошептал, как можно лучше подражая Марлону Брандо:

– Ужас… ужас…

Глава пятнадцатая

Нередко случалось, когда они занимались любовью, она вспоминала свой первый раз с Демарко. Когда такие мысли просачивались, она думала: «Это в точности как мой самый первый раз, когда мне было пятнадцать».

Ее первый раз с Демарко был больше года назад, еще до его окончательного расставания с Ларейн, до того ужасного шока от смерти Томаса Хьюстона и его семьи. Если бы тем вечером все решал Демарко, то свидание закончилось бы поцелуем в щечку на парковке ресторана. Но вместо этого она поехала за ним домой, не тайно, а игриво, даже не пытаясь укрываться от обзора его зеркала заднего вида. А потом, когда он въехал в гараж, она заблокировала дверь своей машиной и вылезла из нее. Он подошел к ней, на лице его читалось удивление, а она взяла его за руку и сказала: «Я хочу посмотреть, где ты живешь», но в мыслях у нее звучало «как ты живешь», потому что ей хотелось узнать о нем все на свете и она боялась, что он больше никогда не пойдет с ней на такой контакт.

В доме он налил им немного виски, отнес спиртное в гостиную, поставил ее бокал на кофейный столик напротив дивана, а свой понес к диванчику, где сам и сел. «Вот и все», – сказал он, будто больше ничего нельзя было сказать ни о доме, ни о нем самом. В ресторане он был забавным и внимательным, но теперь, у себя дома, при тусклом свете, идущем из кухни, мужчина снова стал серьезным. Поэтому она взяла свой бокал и, попивая виски, медленно протанцевала к его дивану, а затем села к нему на колени.

Он удивился, но никак не пошевелился и ничего не сказал – все как в ее первый раз, когда ей только-только исполнилось пятнадцать и она соблазнила взрослого мужчину. Тогда она пощекотала его ребра, а мужчина неловко рассмеялся и сказал: «Разве ты уже не выросла из того возраста, чтобы сидеть на коленках?» Теперь же она прислонила свой бокал к щеке Демарко и он сказал: «Возможно, это не лучшая затея, Джейми». Оба раза она знала, что мужчины хотят ее, но пытаются побороть это желание, отчего она только хотела их сильнее. Хотела, чтобы это произошло, даже несмотря на их согласие. И даже несмотря на их борьбу со своим желанием и на то, что объектом этого желания была она сама. Не важно, как долго они протестовали, она лишь продолжала улыбаться и трогать их до тех пор, пока дело просто уже невозможно было остановить.

В тот первый раз она лишь догадывалась, что такое минет. Она знала об этом только благодаря взрослой соседке. До того, как ее убили, она показала Джейми на своей руке, как, по ее мнению, делать идеальный минет. Но с Демарко Джейми уже не сомневалась, что все делает правильно, и в обоих случаях таким образом она завладела как их кроватями, так и сердцами – всё, как она хотела.

После того первого раза, когда ей было пятнадцать, все продолжалось семь лет – они встречались как можно чаще, даже вместе выбрали ей колледж там, где они смогут вместе проводить выходные. Все закончилось только потому, что он не мог поверить, что совершает ошибку, и всегда ненавидел себя за это, он сам ей сказал. С Демарко поначалу тоже все было весьма неприятно, потому что он ненавидел себя за свои прошлые поступки и за то, что сейчас чувствует что-то к кому-то еще.

Но вот год спустя он поддался, и она все еще не могла понять, почему, но теперь они вместе. Она не чувствовала никакой вины ни в первый раз, ни с Демарко и отказывалась признавать, что поступила неправильно. Джейми знала, что его чувства к ней ранят его, но само желание, судя по всему, было сильнее боли, потому что теперь она всегда была с ним, а его голод по ней был таким же реальным и ощутимым, как и ее. Она не понимала, откуда берутся оба их желания, но говорила себе, что ей и не нужно понимать. Ведь в любви нет ничего плохого, и она никогда не согласится с тем, что любая любовь может быть неправильной.