Текст книги "Белый (СИ)"

Автор книги: Ренат Корицин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

– Я всё равно не сделаю этого, – говорю я.

– Ведь есть Эйл и, скорее всего, её брат – двое против двух. Баланс – так ты подумал? Но ты – хранитель дома, и тебе нельзя вредить ему.

– Вы пытаетесь говорить с моей совестью, а её у меня нет. Я просто делаю то, что должен. Вам этого не понять...

– Ошибаешься, мой дорогой. Уж за эти годы я научилась понимать. Я отношусь к тебе, как к живому, не потому что дура. Мне нравятся фильмы о мертвецах, которые возвращаются в мир живых. Нравятся сказки, где есть надежда. Я плачу над такими фильмами! Но я никогда не думала, что на самом деле – если такое возможно! – мёртвые снова могут стать живыми. Они могут встать из могил и ходить с нами по одной земле, могут разговаривать, но в них уже нет того, что пока есть в нас.

– Жизнь, – говорю я.

– Любовь, страх, голод...

– Вы забыли фильмы о зомби, которые едят мозги.

Миссис Найт не улыбается, а я рассчитывал на это.

– Ужасные, безобразные, бездарнейшие фильмы! – говорит она. – Уж что-что, а мозги мертвецы точно не станут есть. Но давай-ка не сбивай меня. – Она сцепляет пальцы в замок и немного наклоняется в мою сторону. – Тебе ведь раньше ничего подобного не приходило в голову. Всё, что ты делаешь, говоришь, как ты смотришь – это только подражание, которому я тебя научила. Господи, как я с тобой намучалась! Ты был моим самым трудным учеником, – это она говорит с гордостью. Не знаю, за себя или за меня, может, за нас обоих. – Ты говоришь: "Мне скучно играть на пианино", но ты не знаешь, что такое скука. Если бы знал, то давно бы от неё умер. Жить под одной крышей со старухой, которая ещё к тому же алкоголичка и сквернословка!

– Я могу чувствовать запахи, – говорю я.

– Хочешь поспорить со мной? Мы с тобой часто спорим, но я-то делаю это потому, что мне интересно. Я азартный человек, от споров у меня повышается давление, и кровь приливает к лицу. А твоя кровь стоит на месте, и приливать нечему. За прошедшие годы ты мог бы не сказать мне ни слова, если бы я не взялась за тебя. Ты – как часы: их заводят, и они идут. Стрелки перемещаются по циферблату, внутри двигаются шестерёнки – механизм работает. Но часы не думают о том, почему они идут, зачем они это делают. Они просто идут.

– Я не часы.

– Господи, хватит перебивать! Дом завёл тебя, оживил, и твой механизм заработал. Часы идут – ты становишься хранителем... – она вдруг замолкает. Опускает голову и рассматривает свои тапки. На каждом вышито по подсолнуху. Спустя несколько минут она говорит: – Кому нужны часы? Они всегда нас куда-то торопят, показывают, сколько мы не успели, стерегут нас и ни на секунду не перестают упрекать... Я не знаю, как объясню всё Эйл. Я-то осталась здесь добровольно. Дом дал мне силы, стимул, жизнь, в конце концов, настоящую жизнь там, где я искала смерть. А я заманила Эйл сюда обманом.

Я ничего на это не отвечаю. Хотя, конечно, можно было бы сказать: «Не вините себя. Вы помогаете дому, который помог вам». Но что бы я ни сказал, миссис Найт всё равно будет думать, что я – часы. Спорю, утешаю, шучу – всего лишь подражаю. Потому что я хранитель, и моя функция, единственная моя функция – заботиться о доме. Миссис Найт меня этому научила. Дому нужен уют, и я ему даю уют – развлекаю миссис Найт своей компанией. Сидеть в кладовке шесть лет и отмалчиваться – это совсем не уютно. Когда в семье себя так ведут, это значит, что у них большие проблемы.

Если бы я умел чувствовать, как живые, я, наверное, пошёл бы в город и стал охотиться. Нашёл бы подходящего человека – одинокого, никому ненужного, ни к кому не привязанного – стукнул его по голове и приволок в дом. Потом связал бы, а, когда он очнулся бы, я рассказал бы ему всё по порядку и держал связанным, пока он не согласится остаться. Я бы, может, со злодейской улыбкой сказал ему: "У тебя всё равно нет выбора. Давай, иди, рано или поздно ты вернёшься. Потому что из этого дома нельзя уйти, из него можно только умереть". Но я не умею чувствовать, как живые, и всё это вместо меня сделала миссис Найт, только в лайт-версии. И ей правда будет сложно объяснить это Эйл. Но у Эйл уже нет выбора – и так далее.

Вот о чём я думаю, пока миссис Найт уговаривает свою совесть. И все мои мысли, до запятой – тоже подражание.

– Я не прощу тебя, если ты это сделаешь, – говорит миссис Найт, вставая из-за стола.

– Мне всё равно, – отвечаю я.

– Вот и хорошо.

Она продолжает мыть ягоды, а я продолжаю смотреть на её руки.

***

Второй рабочий день Эйл получается удачней первого. Она не плачет, а выполняет свои обязанности. Когда она ходит в ванную полоскать тряпки, я перебегаю из комнаты в комнату и через замочные скважины шкафов наблюдаю за ней. Только на кухне мне неоткуда подглядывать, потому что Эйл оставляет дверь открытой, а в посудном шкафу нет свободного места. Приходится выйти на улицу. Там я присаживаюсь под окном и смотрю между листьями лимона.

Миссис Найт не прячется и не подкрадывается, она следит открыто, так что, наверное, поэтому Эйл не делает ничего преступного. Но миссис Найт следит не за Эйл, а за домом, чтобы тот не выдал себя. Он ведь привык помогать и может случайно помочь Эйл. Вещи в глубине шкафа подвинутся ближе, чтобы не пришлось тянуться к ним. Стулья и столы приподнимут ножки. Двери сами откроются навстречу. А Эйл, наверное, думает, что миссис Найт – дотошная старуха, которая ей не доверяет. И смотрит на миссис Найт исподлобья, отказывается от чая с пирогом, и перед уходом ещё ехидничает: "Я ничего не разбила и не сломала, все вещи на своих местах". А вещи в доме и правда всегда возвращаются на свои места.

Через три дня миссис Найт всё рассказывает Эйл. Сначала она хотела подождать какое-то время, подружиться с Эйл, но этого не случилось. И вот после того, как Эйл заканчивает с уборкой, миссис Найт приглашает её в Вязаную комнату. Усаживает на диван, насильно вручает чашку с чаем и тарелку с ежевичным пирогом и говорит:

– Понимаешь, дорогая, когда я умру, дом останется без присмотра.

– Разве у вас нет детей или ещё кого-то, кто смог бы тут жить? – спрашивает Эйл. Она сидит на самом краешке, и как будто за шиворот поддета крюком от подъёмного крана – в любую минуту он может дёрнуться, и Эйл тут же подскочит и убежит.

– Никто не сможет, – говорит миссис Найт. – Родственников у меня вообще не осталось, а все связи со знакомыми я оборвала несколько лет назад. У меня тогда был тяжёлый период. Я пересмотрела свою жизнь и пришла к выводу, что она – полное дерьмо. Я ушла умирать, как собака. Просто вышла из дома и пошла. Я шла и шла, может, неделю, а, может, пару дней всего. Я ведь уже не девочка и довольно быстро выбилась из сил. И когда я уже решила, что всё, вот он конец моего пути, тут-то дом и попался мне на глаза. А я и так шла, куда глаза глядят, вот и зашла внутрь. И дом спас меня, понимаешь? Он был в ужасном запустении, ты бы видела! Стоял тут в глухой глуши, как брошенное дитя, чумазый, побитый весь, ни одного целого окна не осталось. Я посмотрела на него и подумала: а не такая дерьмовая моя жизнь, у него вон дерьмовей будет. И представляешь, силы вернулись ко мне, как по волшебству. Я отмыла дом, подлечила и стала ухаживать за ним. Но ты ведь понимаешь, что для любого ремонта нужны какие-то средства. А тут простым ремонтом нельзя было обойтись. Мне пришлось вернуться в мой старый дом. Оттуда я забрала свои сбережения, которые копила на протяжении всей жизни, машину и костюмы. Костюмы я люблю, а деньги – мои, честной кровью заработанные, я же всю жизнь проработала педагогом. Знала бы ты, какие уроды все эти дети! Пососали они моей крови... Взяла я своё добро и снова ушла, уже окончательно.

– И даже записку никому не оставили? – спрашивает Эйл. – Кто-то же волнуется и ищет вас, нельзя так взять и уйти.

– Да давно меня уже никто не ищет, если и искал хоть секунду-другую. И понимаешь, в чём дело: в первый раз я ушла без записок, просто вырвала свою жизнь с корнем и бросила. Всё, не было её больше. А если кто-то и зашёл потом в дом, так труп мой нигде там не залежался-не завонялся. Глянули, что в шкафу пусто, и решили – укатила старуха в кругосветное путешествие. Кому я вообще нужна?

– Но раз вам так жалко бросать дом, хоть сейчас поищите кого-нибудь...

– Я уже нашла – тебя. Завещаю тебе дом, будешь за ним ухаживать. Но, сама понимаешь, никакой официальной бумаги дать не могу.

Эйл ёрзает на диване, глядит в тарелку с пирогом, а потом растерянно поднимает глаза на миссис Найт.

– Как же я буду тут жить? Это ведь не мой дом. Вы даже не знаете, кому он раньше принадлежал?

– Знаю я, знаю, – машет рукой миссис Найт. – Но бывший хозяин давно стал удобрением.

– А его родные и близкие? Они же имеют все права на этот дом. Странно, что они до сих пор не заявили о них.

– Какая ты правильная вся, посмотрите-ка! Слушай, девочка, расскажу тебе историю. Добавь себе чая и возьми ещё кусок пирога, потому что история эта долгая.

Миссис Найт подливает чаю себе и в чашку Эйл, хотя та ещё и глотка не сделала. Но чашки у нас умеют увеличиваться в размерах, и эта увеличивается, так, чуть-чуть, чтобы Эйл не заметила. А Эйл и не смотрит на чашку, только поглубже садится на диване: то ли сдалась, то ли ей правда стало интересно, что там за история.

– Давным-давно, – начинает миссис Найт, – жил волшебник, добрый и талантливый. Звали его Теобальд. Однажды он влюбился в простую горожанку, девушку не из семьи волшебников, и захотел на ней жениться. А она тоже в него была влюблена, и ничто не препятствовало их союзу. Сыграли они свадьбу, и Теобальд задумался о том, чтобы съехать от родителей и обзавестись собственными детьми. Построил дом с тремя комнатами, защитил его магией от всяких встречных-поперечных, и жили они в любви и согласии. Пока прекрасная супруга Теобальда не захворала. Поначалу он думал, обычная простуда, однако с каждым днём жена выглядела и чувствовала себя всё хуже, и никакие лекарства ей не помогали. И она попросила его сходить в город за доктором, простым, не тем, который лечит волшебников, ведь она была обычным человеком. Теобальд заспорил, сказал, что приведёт доктора-волшебника, и тот быстро поднимет её на ноги. Но жена тоже заспорила, снова стала просить обычного доктора. И Теобальд сдался, ведь ей становилось всё хуже, а он не мог смотреть, как мучается его прекрасная любимая жена. И он отправился в город, который находился далеко-далеко от дома. Он боялся, что не успеет вернуться с доктором. Но он успел.

Доктор осмотрел его жену и сказал: безнадёжно, болезнь уже так запущена, что не вылечить её ничем. Теобальд разозлился и прогнал доктора, обозвав шарлатаном. Решил теперь привести другого, волшебника. Жена уже едва дышала, бледная, лежала в постели и таяла на глазах. Но Теобальд успел вернуться и с доктором-волшебником. И этот доктор сказал то же самое: безнадёжно, никакая магия не способна победить смерть. А та уже крепко вцепилась в бедняжку, почти допила её до дна. Услышав это, Теобальд разозлился ещё сильней, пообещал проклясть доктора. Но сначала решил найти лекарство, а если не найдёт, – придумает сам.

И он стал искать: в магических книгах, у друзей-знакомых, у старых лесных ведьм. Но всё было бесполезно, не существовало лекарства от смерти. А жена уж совсем зачахла, каждый её вздох мог стать последним. И вот когда Теобальд был уже на краю отчаяния, сидел в пабе и топил своё горе в крепком пиве, зашёл туда давнишний его друг, который так проникся его бедой, что сам стал икать спасение для его бедной жены. И друг подсказал ему древнее, давно всеми позабытое заклинание. Но предупредил: заклинание это очень сложное и требует мощной магической силы. Наш Теобальд был талантливым волшебником, и желание поднять жену на ноги было у него нечеловечески сильным. Поблагодарил он друга, поклялся в долгу до гроба и умчался стремглав домой. А там развернул листок с формулой, что дал ему друг, и узнал об ещё одном условии: дом, в котором проводится ритуал, должен быть построен волшебником. "Ну это уж точно!" – обрадовался Теобальд и принялся изучать формулу. Она оказалась сложнее, чем Теобальд мог себе представить, но он выучил её за ночь, прислушиваясь к затухающему дыханию жены. Провёл ритуал и сел у кровати жены ждать.

Он так вымотался, разбирая хитроумную формулу, что незаметно для себя заснул. А когда проснулся, не поверил глазам. Дом сиял от чистоты, из кухни доносились вкуснейшие ароматы, а кровать жены была пуста и убрана. Теобальд ринулся на кухню, и там его встретила жена, здоровая, ещё красивей, чем прежде, румяная и полная сил.

После этого они снова зажили в любви и согласии. Вскоре жена забеременела. Теобальд уж успокоился от счастья и задумался, как бы улучшить заклинание, чтобы оно не только вылечивало от любого недуга, а и сделало бессмертными хозяев дома. И принялся он усердно работать, не жалея ни сил, ни времени, ни жены, которая осталась без его внимания.

Он перечитал тысячу книг в поисках формулы бессмертия, снова отправился по друзьям-знакомым, спрашивал у друга своего давнишнего, напрочь позабыв о долге. Но ни друг, ни знакомые, ни книги, ни старые лесные ведьмы не смогли ему помочь. И тогда он пустился в путешествие по свету. Жена уже должна была скоро родить, она просила его остаться, бросить эту затею, но он потерял голову от желания стать бессмертным. Целый год Теобальд скитался по далёким странам. Учился у мудрейших и старейших волшебников, открывал сотни новых заклинаний, постиг тайную магию космоса, которую в силах постичь редкий волшебник. И наконец вернулся домой, посчитав, что готов вывести формулу, которую так долго искал.

Жена протянула ему годовалого сына, который впервые увидел своего отца, но Теобальд прошёл мимо в комнату и углубился в работу. Минул ещё месяц, Теобальд не брился и не стригся, практически не ел, прогонял жену и сына, стоило им приблизиться к двери комнаты. И вот формула была готова. Теобальд вышел на улицу и едва не ослеп от солнечного света, который успел позабыть. Его руки тряслись, когда он поднял их и направил на дом. Мощь его магии вызвала шквальный ветер, воздух вокруг раскалился, как в печи. Дом вздрогнул, задребезжали стёкла и посуда, мебель заскрипела по полу. Теобальд опустил руки и вошёл внутрь. С виду ничего не изменилось, только его маленький перепуганный сын плакал на руках у жены. Теобальд осмотрел дом и увидел, что заклинание не получилось.

– Как он это увидел? – спрашивает Эйл.

Миссис Найт открывает глаза и глядит на Эйл с таким изумлением, словно не знала, что та здесь.

– Как увидел? – говорит миссис Найт. – Почувствовал. Он же волшебник. Как ты видишь, что испортила суп? Так и он увидел.

– Ладно, давайте дальше.

У Эйл прямо глаза горят, как ей не терпится услышать продолжение. А миссис Найт рассердилась.

– Ты мне весь настрой сбила, – говорит она.

Достаёт из-под стола бутылку с вином и бокал. Наливает, выпивает залпом, потом снова прикрывает глаза и продолжает рассказывать оттуда, где остановилась:

– Теобальд был разочарован и безутешен в своём разочаровании. Жена боялась, что он запьёт.

– Но разве он пил? – спрашивает Эйл. – Только один раз, когда она умирала.

Миссис Найт делает вид, что не заметила её вопроса.

– Но он не запил. Неудача только подстегнула его на новые исследования и эксперименты. Он опять отправился в путешествие и не возвращался домой три года. Сын его не знал, жена стала забывать. Когда Теобальд всё-таки вернулся, она сказала, что уйдёт, если он сейчас же не прекратит сходить с ума. Он ничего не ответил и снова на месяц заперся в комнате.

– Жена ушла? – спрашивает Эйл.

– Нет, – отвечает миссис Найт. – Она всё ещё любила его, и, наверное, не хотела, чтобы сын рос совсем без отца.

– Куда больше без отца, чем уже было?

– Не всякую женщину можно понять, милая. Но у каждой женщины своя неповторимая логика. Из этого путешествия Теобальд привёз новое заклинание. И оно подействовало.

– Он стал бессмертным?!

– Господи! – Миссис Найт в сердцах хлопает ладонью по своему колену, но глаза её по-прежнему закрыты. – Ну хватит уже перебивать! Теобальд не стал бессмертным, он оживил дом. И всё, что было в доме, тоже стало живым. Мебель, полы и стены, сам камень, из которого построен дом, лестницы, посуда, одежда – все-все-все вещи ожили. Расчёска стала делать массаж головы. Тоненькие кружевные перчатки согревали в свирепый мороз. Перо писало красивым каллиграфическим почерком даже в руке их четырёхлетнего сына, который пока вообще не знал алфавита и не умел писать.

– Я думала, случится что-то плохое, – говорит Эйл. Она явно разочарована. – А вещи, получается, любили своих хозяев.

– Разумеется, любили. Теобальд никогда в своих экспериментах не обращался к чёрной магии, даже если совсем отчаивался.

– Но он же искал бессмертия. Обычно этого хотят не очень хорошие люди.

– Этого хотят совершенно все люди, девочка!

– Я так не думаю.

Миссис Найт открывает глаза и внимательно смотрит на Эйл.

– То, что ты хочешь умереть, естественно. Ты несчастна, тебе плохо, и ты считаешь, что устала так жить. Но только представь, что ты правда умираешь. Да даже так, как умирала твоя матушка. Не в один миг, а несколько месяцев подряд. Ты ещё живая, но знаешь, что вскоре точно умрёшь. Стоит тебе узнать хотя бы приблизительную дату своей смерти, как ты сразу же станешь жаждать жизни и бессмертия. И чем ближе будет подходить твой конец, тем сильнее будет эта жажда. Никто не хочет умирать, дорогая моя.

Сказав это, миссис Найт даже не делает паузы и продолжает рассказывать о доме. А Эйл слушает её, куда ей деваться, хоть по лицу и видно, что она дуется из-за такого ответа миссис Найт.

– И вот, значит, у них была ещё кошка, которая от этого заклинания заговорила человеческим языком. Сыну их это было только в радость, а жена стала её побаиваться, потому что кошка говорила о тех вещах, о которых не должна говорить нормальная кошка. Она искала смысл жизни. В своих кошачьих пределах, но всё-таки. Правда, хорошего от этого заклинания было намного больше. К примеру, в саду стали расти фрукты, овощи и травы – именно те, которые были нужны жене для приготовления пищи, и столько, сколько нужно. И они не требовали особого ухода, хватало их только поливать раз в день. Захотела жена приготовить картофельное пюре к обеду, вот тебе картошка выросла на кусте, где утром росли груши для компота. Стиральная доска помогала стирать, мыло старалось вывести все пятна, прутья метлы забирались в каждую щель, стоило её только приложить к полу. Дом стал помогать жене по хозяйству, и теперь у неё оставалось много свободного времени. Она решила, что будет рисовать. Она мечтала об этом с детства. Сыну тоже было хорошо с ожившими игрушками и колыбелью, которая не уставала раскачиваться туда-сюда. Только Теобальд был недоволен, ведь он хотел не живой дом, а бессмертие. Хотя кое-какого бессмертия он всё-таки добился, точнее, воскрешения. Однажды жена принесла с рынка свиную голову для рулета, а та вдруг взяла и захрюкала. Так стало понятно, что любая вещь, которая попала в дом, оживает.

– Почему голова не заговорила, как кошка? – спрашивает Эйл.

– Потому что голова была мёртвой, когда жена принесла её в дом. Купи она живого поросёнка, тот так же бы заговорил о смысле жизни.

– И что теперь, они перестали есть мясо? А овощи и фрукты – они ведь тоже оживали, когда попадали в дом?

– Вот в чём дело: если убить живое существо в доме, оно уже не воскреснет. И фрукты с овощами, грубо говоря, умирают, когда их срывают с куста. Магия дома действует до самых ворот, поэтому и сад живой. Но, девочка, не думай об этом, как об убийстве. У фруктов и овощей нет разума, они не боятся смерти, они растут для того, чтобы их сорвали и съели.

– Но животных жена убивала?

– В доме они стали бы разумными. Жена отказалась от мяса.

– А сын? Совсем отказываться от мяса всё же вредно.

– Господи! Сколько на свете вегетарианцев и живут себе прекрасно без мяса. Но ты забыла главное, дорогая: дом исцеляет ото всех болезней. Поэтому ни сыну, ни жене ничего не угрожало.

– Ладно, они не могли заболеть, но неужели им совсем не хотелось мяса? Особенно маленькому ребёнку.

– У тебя какие-то проблемы с мясом? – спрашивает миссис Найт резко. – Что ты к нему прицепилась? Всегда чем-то приходится жертвовать. Дом вдоль и поперёк напичкан всякой разной магией из-за экспериментов Теобальда. Одно заклинание вошло в реакцию с другим, как химические элементы, что ты хочешь – чтобы после всего этого безобразия здесь было и светло, и тепло, и мясо ещё можно было есть?

Тут миссис Найт замолкает и с опаской бросает на Эйл взгляд. Она оговорилась раньше времени: сказка о Теобальде ещё не закончена. Но Эйл не обратила внимания, её, наверное, сильно волнует отказ от мяса.

– В общем, – говорит тогда миссис Найт, – Теобальд угрохал всю жизнь на поиски формулы бессмертия, но так и не нашёл её. Сын вырос и уехал обучаться магическому искусству в другую страну. Других детей у них не родилось, потому что Теобальда вечно не было дома. Жена целыми днями рисовала и ждала его, а потом умерла от старости. Теобальд вернулся в пустой дом, разочарованный до глубины души, наконец запил и вскоре тоже умер от старости.

– И всё? – спрашивает Эйл.

Миссис Найт подливает в бокал вина. Выпивает немного за окончание первой части рассказа.

– И всё. А ты чего ждала?

– Теобальд просто умер? Что потом было с его сыном? Он вернулся и продолжил искать бессмертие вместо него?

– Нет, милая, сын ни разу не возвращался в дом. И отсюда начинается вторая часть истории.

– Подождите. А как же друг, которому Теобальд должен был по гроб жизни?

– Друг тоже умер. Рано или поздно мы все умираем, ничего не поделаешь.

– Но тогда какой смысл во всех этих поисках?

– Смыслов у этой истории много, выбирай любой, какой понравится. Я вижу человека, который бездарно растратил свою жизнь и так же бездарно умер.

– А я в этом как раз не вижу никакого смысла.

– В отсутствии смысла тоже есть смысл, дорогая.

Миссис Найт медленно допивает вино, явно наслаждаясь глубиной его вкуса и глубиной своей мысли. Хотя, может, она процитировала какого-то философа или поэта, или поэта-философа, а, может, героя какого-то фильма. В любом случае, миссис Найт выглядит довольной. А Эйл ещё немного сердится, потом глядит на кусок пирога в своей тарелке, к которому так и не прикоснулась, и спрашивает:

– Что было дальше?

Миссис Найт закуривает, озаглавливая вторую часть истории.

– Дом осиротел. Теобальд со своими экспериментами и поисками обеспечил ему дурную славу. В кругу волшебников считали, что дом проклят. Ходили слухи, будто Теобальд практиковал чёрную магию, убил жену, чтобы проверить, сработало ли очередное заклинание. Кто-то отрицал эту версию и говорил, что на самом деле Теобальд убил сына, а жена сошла с горя с ума и ушла в лес, там замёрзла насмерть, и теперь по округе бродит её призрак. В общем, люди в своей обычной манере нагнетали и выдумывали разную чушь. Потом всё забылось, появились новые поводы для слухов, не один ведь Теобальд был волшебником в этих краях. А дом, тем временем, стоял в глубине глухой глуши, вдали от города и людей, и даже птицы не залетали сюда. Дом был живой и тосковал, как тоскуют люди и собаки. Он ждал, что вернётся сын. Время шло, но никто не приходил. И тогда, измотанный чёрной тоской, дом пожелал – первый, кто войдёт в ворота, станет его хранителем. Другими словами – тем, кто будет заботиться о нём и не предаст, как предал сын Теобальда. Дом пожелал не отпускать этого человека, кем тот ни был, до самой его смерти. Прошла сотня лет пустого ожидания и одиночества, и, наконец, у ворот появились люди. Но они не вошли, только бросили за ворота тело мальчишки и уехали. Стоило трупу попасть в магическое поле, как он тут же ожил. И дом поведал ему свою историю от начала до конца.

– Дом умел разговаривать? – спрашивает Эйл. Этот вопрос звучит тише её прошлых вопросов. Она крепко сжимает пальцами края тарелки.

– История дома вошла в мальчика вместе с жизнью, в один миг, и стала его собственными воспоминаниями.

– А как убили мальчика? И кто были эти люди? Почему они оставили тело именно здесь?

– Мальчик этого не знал, точнее, не помнил. Прошу тебя, милая, хватит меня перебивать.

Миссис Найт тушит сигарету, которую и не курила, та просто сотлела в её пальцах, и поджигает новую.

– Итак, по желанию дома, мальчик стал его хранителем, – говорит она. – Стал привязанным к дому до самой своей смерти. Но ведь мальчик уже был мёртвым и не мог умереть ещё раз, а, значит, не мог и уйти из дома. Никогда. Заботиться о доме он тоже не мог. Тело мальчика ожило, как всё оживало в доме, но души в теле не было. Мальчик не умел ни думать, ни чувствовать, он всего лишь бестолково ходил туда-сюда, как заводная игрушка. И из-за того, что он был мёртвым, дом заболел. Вместо того, чтобы стать хранителем, мальчик стал его проклятием, заразой, которая начала быстро убивать его. Дерево загнило, по камню поползла плесень, завелись трупные черви, которые пожирали дом заживо. Так бы он и помер, если бы в один прекрасный день в ворота не забежала овца, которая отстала от стада и заблудилась.

– Почему дом не вылечился? – спрашивает Эйл. Я видел, как старательно она терпела, сколько вопросов одолевало её, и наконец она не выдержала. – Ведь магия исцеляла людей, почему не исцелила сам дом?

– А ты как думаешь?

На этот раз миссис Найт не сердится. Наоборот, она вроде бы рада, что Эйл её перебила. Та молчит какое-то время, глядя на кусок пирога, а потом неуверенно и тихо говорит:

– Потому что никакая магия не может победить смерть?

– Верно! Кроме одной-единственной магии – жизни. Поэтому, когда пришла овца, она получила разум, привязалась к дому и дала ему немного силы.

– Получается, дом занял у неё эти силы?

– Нет-нет, овца не стала слабее. Ни дом, ни овца ничего не потеряли, они только приобрели: дом – силу, чтобы ещё побороться с заразой, а овца – человеческий разум, чтобы задуматься о смысле жизни.

– Но дом не смог победить болезнь, правильно?

– Не смог и не сможет, это его пожизненное проклятие. Спустя короткое время он снова одряхлел и загнил. Потому что овца – недостаточно разумная, чтобы вылечить его и ухаживать за ним. Дому нужен был живой человек – в противовес мёртвому мальчику. И вскоре такой человек появился. Правда, сама она была едва ли не при смерти...

– Это была женщина?

– Господи! Ну раз я сказала: "Она", очевидно, что она была женщиной. Как только она вошла в ворота, вся усталость, всё её многодневное истощение исчезли вмиг. Она словно родилась заново, задышала во всю грудь и захотела жить, как никогда не хотела. Потому что она тут же увидела историю дома, увидела, что он на последнем издыхании молит о помощи, увидела, что сама она не такая уж несчастная, дому было куда тяжелей. И она сразу же бросилась помогать ему...

– Эм, – говорит Эйл. – Это похоже на то, что вы рассказывали о себе, когда нашли этот дом.

Миссис Найт подкуривает ещё одну сигарету и ещё наливает в бокал вина. Но она не выглядит взволнованной для события, которого и боялась, и ждала.

– Хочешь дослушать до конца? – спрашивает она.

– Конечно, – отвечает Эйл.

– Тогда больше ни разу не перебивай меня.

Эйл снова дуется, но я не вижу, чтобы она заподозрила неладное. Наверное, она решила, что сказка о доме – всего лишь сказка и никак не связана с историей миссис Найт, а та их переплела только ради забавы, чтобы было интересней. Старушки любят приукрасить.

Миссис Найт молча выкуривает сигарету до половины, запивает её тремя глотками вина и продолжает:

– Женщина долго выхаживала дом. Он сразу перестал умирать, но не мог сам стать уютным и пригодным для жилья. Работы тут намечалось ого-го. Женщина вернулась в свой бывший дом и забрала оттуда свои сбережения. Овца Мейзи, которая до сих пор искала смысл жизни, наконец обрела его. Она стала отдавать свою шерсть женщине, та вязала различные вещи и украшала ими дом. Постепенно он преобразился. В нём было всё, что нужно для уюта и хорошего настроения, но женщина продолжала шить, вязать и мастерить безделушки, потому что ей это понравилось, и она не хотела останавливаться. До прихода в дом она работала на изнуряющей работе и даже не подозревала, что руки могут не уставать от долгого труда, и что, создавая что-то своими руками, можно получать невероятное удовольствие. Но помимо радости и гармонии в доме был ещё мальчик. Этот ходячий и совершенно бесполезный труп. Он слонялся по дому денно и нощно. Мешался под ногами, пугал женщину своим взглядом, как у чучела.

Поначалу женщина пыталась включить мальчишку в работу: просила выбросить мусор, наколоть дров, распутать пряжу. Он не реагировал, ходил и ходил, и она вскоре махнула на него рукой. А когда закончила с домом, полностью облагородила его, вернулась к мальчику и взялась за него всерьёз. Она сказала ему: «У тебя есть выбор – шататься по дому трупом или попытаться жить». Прогресс наступил не сразу. Женщине пришлось помучиться с ним. Она каждый день внушала ему, что он может если не жить, то хотя бы подражать жизни. И вот наступил тот день, когда она сумела пробить его мёртвую суть, за которой всё-таки была, ещё не высохла капля жизни. Мальчик стал разговаривать. Поначалу бездумно, только повторял за женщиной, как машина. Но постепенно, постепенно, очень постепенно он стал импровизировать. В этом сильно помогли фильмы, которые женщина заставляла его смотреть. Потом он начал их смотреть вместе с ней, как будто сам хотел. Ещё она пыталась научить его игре на пианино. Но тут она потерпела неудачу. Мальчик уже был достаточно натаскан и заявил, что играть ему скучно, он любит только слушать, как играю я... как она играет.

И миссис Найт замолкает. Эйл пытливо смотрит на неё, ожидая, что будет дальше, а она закрывает глаза и поглаживает пальцами ножку бокала. История закончилась. Что случилось дальше, Эйл уже знает сама.

– Женщина умерла от старости? – спрашивает она, а затем говорит без вопросов: – Дом снова начал болеть из-за мёртвого мальчика. Всё, что женщина сделала, сгнило и было съедено трупными червями, и...

И Эйл начинает плакать.

– Я очень люблю ходить в кино, – невпопад говорит она и прячет лицо в ладонях.

Тарелка с куском пирога летит с её колен, но не падает, мягко приземляется на пол. Эйл это замечает сквозь растопыренные пальцы, и тут начинается. До неё наконец доходит, что история миссис Найт – это конец сказки о Теобальде и начало её собственной. Эйл смотрит на тарелку, потом на миссис Найт. Миссис Найт смотрит в ответ без выражения.