Текст книги "Ислам от монаха Багиры"

Автор книги: Ренат Беккин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Ренат Беккин
Ислам от монаха Багиры
Турбореалистический роман

День Мадины

По свидетельству Анаса бин Малика (да будет доволен им Аллах!), который передал слова Посланника Аллаха (да благословит его Аллах и приветствует!): «Помогайте вашему брату, будь он угнетатель или угнетаемый. Люди спросили: „О, Посланник Аллаха! Понятно, что нужно помогать тому, кто угнетаем, но как можно помогать угнетателю?“. Пророк ответил: „Путем удержания его от угнетения других“ (приведено у аль-Бухари).

Было около шести вечера, когда Абдулла покинул приземистое здание шариатского суда на Невском. Едва не растянувшись на заледеневшем крыльце, он вознес хвалу Аллаху за удачное избавление, поправил слегка покосившуюся шапку и направился домой. К вечеру опять похолодало, – на этот раз до минус двадцати двух. Абдулла с благодарностью засунул свои небольшие ладошки в варежки из добротной верблюжьей шерсти, присланные около года назад братом Сашей.

– Хорошо тебе сейчас, Саня, – фыркая навстречу морозу, подумал Абдулла. – Море, солнце, устрицы…

Абдулла обожал устриц. Он мог есть их сколько угодно и с чем угодно: с йогуртом, квасом, сметаной, фасолью, дыней и даже неуклюжими оладьями, которые каждое воскресенье ему готовила старшая жена Аня. Средняя жена Зайнаб, глядя на бессловесных тварей, бессмысленно плававших в кастрюльке, ворчала: нечистые это существа, на них смотреть-то противно, – не то, что есть.

– Глупенькая! – сказал про себя Абдулла. – Какие же это нечистые животные? Покажи мне хоть одно, пусть даже самое отдаленное упоминание в Коране или достоверных хадисах Пророка (да благословит его Аллах и да приветствует!) о том, что правоверному нельзя есть устриц. Выдумщица!

В таких вопросах с Абдуллой лучше было не спорить. С тех пор, как два года назад вышла его книга "Аль-Халаль ва-ль-харам фи-ль-ислам",[1]1
  «Дозволенное и запретное в исламе» (араб.)


[Закрыть] он считался одним из самых уважаемых специалистов в области дозволенного и запретного в исламе. В свое время сам профессор Авдеенко обращался к нему за советом по поводу легитимности, с точки зрения шариата, договора контрактации. Но разве Авдеенко указ для Зайнаб? У нее на все свой ответ и свои законы.

– Бедная Зайнаб, – продолжал размышлять Абдулла, немедленно раскаявшись в своей невысказанной грубости по отношению к средней жене, – что ты понимаешь в устрицах! Ты просто не умеешь их так же вкусно готовить, как это делает Мадина. Кстати! Сегодня же понедельник – день Мадины. Надеюсь, сегодня она не обманет мои ожидания, тем более, что я это, кажется, заслужил.

На улице было тяжело пройти от обезумевших искателей подарков и предпраздничных неожиданностей. Нерасторопные дворники, пару раз взмахнув большими деревянными лопатами с нелепой надписью "Made in Russia", делали очередной неспешный, как и их неосмысленная трудовая жизнь, перекур.

– Дворники?! – изумился Абдулла. – За несколько часов до Нового года?! Наверное, татары.

Приятно пораженный ответственным подходом сограждан к своей работе, Абдулла умиленно улыбнулся и продолжил путь домой. Ноги неуклюже скользили по неровно сформировавшемуся льду. Лед встречался даже на дороге, отчего многочисленные машины, везшие своих обладателей к праздничному столу, вынуждены были ехать тише обычного. Благодаря неромантичным и суетливым пешеходам невесомый белый снежок, нежно и даже как-то по-приятельски падавший с неба, в мгновение превращался в неприятную на вид кремообразную жижу.

Весь Невский проспект, по которому шел Абдулла, был освещен установленными повсюду нарядными плакатами и вывесками на русском и арабском языках, извещавшими о грядущем празднике, цветом от елочных огней в витринах магазинов, и от самих витрин. По дороге Абдуллу задевали чьи-то локти, ладони, плечи. Абдулле не терпелось попасть домой, и неминуемо грядущий Новый год был здесь совсем ни при чем.

Абдулла не очень любил Новый год. При мысли об этом, казавшемся ему архаичном празднике, в его все еще свежей памяти уныло и скоротечно перемещались черно-белые картинки из детства: суета, ругань, шампанское вперемешку с водкой.

Абдулла ненавидел алкоголь. Наверное, поэтому, как с усмешкой говорили друзья, ему было не так сложно принять ислам. Недоброжелатели говорили, что он сделал это из карьеристских соображений, – мол, сейчас в России, необрезанному сложно занять более или менее серьезный пост. Пусть думают, что хотят. Поистине, только Аллаху ведомо, что в наших сердцах!

Как и все неофиты, Абдулла был немного фанатиком: молился не положенные пять, а шесть раз в день, постился не только в Рамадан, но и в течение двух других месяцев. Единственной его слабостью были уже упомянутые устрицы. Однако будучи строгим к себе, он был более, чем снисходителен к порокам и слабостям других людей, – как правоверных, так и немусульман.

Однажды, едва только заняв должность председателя Н-ского шариатского суда г. Санкт-Петербурга, он из любопытства зашел в специальное помещение при суде, где осуществлялись телесные наказания по свежевынесенным приговорам.

То, что Абдулла увидел, заставило его вскрикнуть от ужаса. На безмерном деревянном столе, покрытом изорванной в клочья клеенкой, лежало чье-то синюшное полуобнаженное тело, над которым, не покладая рук, трудился палач-трудоголик. Увидев незаметно вошедшего в комнату Абдуллу, исполнитель наказаний в соответствии с шариатом на миг остановился и с каким-то ожесточенным задором поздоровался, а потом, будто вспомнив о своем главном предназначении, широко замахнулся на осужденного тонкой деревянной палкой, ужасно похожей на бейсбольную биту.

Но нанести удар он не успел. Неизвестно каким образом палка или бита вдруг оказалась в руках Абдуллы, а сам палач, пикантно изобразив ногой в воздухе что-то среднее между буквами "алиф" и "каф", антихудожественно распластался на полу.

– Вставай, – заорал Абдулла, и здоровяк Саид испуганно вскочил на ноги. – Снимай рубашку! Ну!

Саид оголил свое более, чем упитанное белое тело с небритыми подмышками и вслед за тем содрогнулся от сухого острого удара под лопатку. Второй удар оказался на порядок сильнее первого, и Саид машинально потянул руку к больному месту, за что тут же схлопотал палкой по ладони.

– Что?! Больно?! – с этими словами Абдулла наотмашь ударил Саида пониже спины.

Саид мучительно взвыл и кинулся по направлению к выходу. Но ловкий Абдулла предательски подставил ему ногу, и заплечных дел мастер уронил на пол свое натруженное тело.

– За что Вы меня так? – взревел Саид.

– А ты его за что? – Абдулла указал палкой на ожившего от воплей Саида осужденного, с увлечением и приятным удивлением наблюдавшего избиение своего мучителя. – Вставай!

– А Вы больше бить не будете? – со слабой надеждой в голосе спросил Саид.

– Не буду. Вставай! Врача сюда! Где врач? – не унимался Абдулла.

– Не знаю… В больнице, наверное, – испуганно пролепетал Саид.

– Что?! Да знаешь ли ты, что по закону врач должен присутствовать при каждом телесном наказании, чтобы в случае необходимости оказать помощь пострадавшему?! – загромыхал своим могучим, никак не гармонировавшим с его весьма скромной комплекцией, голосом Абдулла.

– Какой же он пострадавший! Он – осужденный, – слово "осужденный" Саид произнес с ударением на втором слоге.

– Молчи! Вставай!

Саид неуверенно поднялся и сделал два шага в сторону от Абдуллы, который, меж тем, начал потихоньку успокаиваться.

– Я еще раз спрашиваю: кто дал тебе право издеваться над этим несчастным? – спросил Абдулла уже не так громко.

– В-вы, – заикаясь, ответил Саид, с опаской глядя на Абдуллу в ожидании новых ударов.

– Я?! – Абдулла с трудом удержался, чтобы снова не ударить наглеца.

– Вы же вынесли сегодня приговор. Назначили этому пьянице тридцать ударов… Осужденный Бабаханов. Осужден за появление в непотребном виде в публичном месте и нарушение общественного порядка. Помните?

– Да, я действительно назначил ему тридцать ударов, но не этим! – Абдулла со злостью ударил палкой, похожей на биту, о каменный пол так, что одна ее половина с треском отлетела в сторону.

– А чем же еще? У нас другого нет, – виновато развел руками Саид.

– И давно Вы таким образом "работаете"? – немного успокоившись, Абдулла перешел на более привычное "Вы".

– Через месяц будет пять лет, – с непонятной Абдулле гордостью произнес Саид.

– И все эти пять лет Вы издеваетесь над осужденными?! – от неожиданной новости у Абдуллы задрожали руки, и ему пришлось спрятать их в карманы. – Вот что, дорогой, я Вам гарантирую, что Вы будете наказаны, – объявил он тоном, не вызывавшим сомнений.

– За что? – Саид боком попятился к столу, на котором распластался приходивший в себя осужденный, и, приоткрыв один из нижних ящиков стола, достал какую-то книжицу, заляпанную подозрительными коричневыми пятнами.

– Это еще что? – резко спросил Абдулла.

– "Инструкция исполнителю наказаний в соответствии с шариатом", – торжественно прочитал Саид надпись на обложке. – Вот здесь, страница три, написано: "Наказание в виде определенного количества ударов может производиться палкой или любым другим подручным средством, – по возможности, – без нанесения кровавых ран".

Абдулла нетерпеливо вырвал из рук трясшегося от страха Саида книжку с коричневыми пятнами.

– Любым другим подручным средством! По возможности, без нанесения кровавых ран! Кто это придумал?! – Абдулла чувствовал, что вновь теряет над собой контроль.

– Не знаю, – губы Саида дрожали и молили о пощаде. – Инструкция ГУИНа.

– Так вот, любезный, слушайте меня и хорошенько запоминайте, – Абдулла бросил быстрый взгляд на осужденного. – Нет, сначала приведите его в чувство. Умрет он или выживет, Вы будете наказаны аналогичным образом. Причем, те удары, которые Вы только что получили от меня, – не в счет.

– Понял, – Саид нежно дотронулся до своих свежих ран.

– Ну что Вы стоите! Принесите воды, – Абдулла подошел к лежавшему. – Как у Вас дела? Вы можете встать?

– Никто еще не умирал, – пробурчал Саид и пошел в туалет за водой.

– Вас не спрашивают! – Абдулла пожалел, что так рано разделался с палкой.

Осужденный попытался встать, но, сделав два шага, повалился на пол. Абдулла подбежал к Бабаханову и, взяв его на руки, положил на кресло, в котором в перерывах между наказаниями баловался кофейком Саид. Достав мобильник, Абдулла набрал "скорую". Врачи обещали приехать как можно скорее, если не задержат "пробки" и экстренные вызовы.

Абдулла наклонился над ухом Бабаханова, хотя тот прекрасно слышал его.

– Не беспокойтесь, пожалуйста, мы проведем служебное расследование и накажем, кого следует. Но для получения компенсации за полученные увечья Вам или Вашим родственникам необходимо обратиться в суд.

Пришел Саид с графином. Напоив осужденного, Абдулла обратился к виновато щурившемуся исполнителю наказаний в соответствии с шариатом.

– А теперь слушайте меня! Слушайте внимательно! Вне зависимости от того, уволят Вас или нет, Вам следует зарубить на своем носу следующие вещи. Во времена Пророка (да благословит его Аллах да приветствует!) наказывали не палкой, а пальмовой ветвью.

– Так где ж ее взять? – удивился Саид, предварительно удалившись от Абдуллы на безопасное расстояние.

– Не перебивайте! – резко оборвал Саида Абдулла. – Могли бы обратиться ко мне, и я бы Вам ее достал. Но даже, если у Вас не было возможности отыскать пальмовую ветвь, можно было использовать розги, наконец. Почему Вы самоуправствуете?

– Мой предшественник тоже наказывал такой палкой. Она мне, кстати, от него по наследству досталась, – казалось, Саид гордился этим обстоятельством.

– Аллаху та'аля![2]2
  О, Всевышний Аллах! (араб.)


[Закрыть] Сколько же людей вы погубили, фашисты?! – закатив глаза и воздев руки к потолку, прокричал Абдулла.

– Зачем Вы так? Мы не фашисты! – по-детски неуклюже огрызнулся Саид. – Никто вроде бы пока не умер.

– Вроде бы! – гневно повторил Абдулла. – Нашли чему радоваться! Впрочем, слушайте дальше. Кто Вас учил так наносить удары?

– Ну, уж как бить – меня учить не надо. Я специальные курсы подготовки в Москве закончил. У меня диплом с отличием, – Саид опять залез в ящик стола и достал оттуда зеленого цвета корочку с вкладышем. – В этом деле мне во всем Питере равных нет. Вы вот лучшим шариатским судьей считаетесь, а я – лучшим исполнителем наказаний.

– Дайте-ка это сюда, – Абдулла со злобным любопытством отобрал у Саида диплом с оценками: "Настоящим дипломом подтверждается, что его обладатель Саид Касумов прослушал двухмесячный курс и получил специальность исполнителя наказаний в соответствии с шариатом. Обладатель данного диплома может работать в качестве исполнителя наказаний при шариатских судах и местах лишения свободы, где содержатся мусульмане. Диплом недействителен без вкладыша с оценками".

В диплом была вложена помятая бумажка, заляпанная все теми же коричневыми пятнами.

– Так-так… История ислама. Пять… Основы шариата. Пять… Физическая подготовка. Пять. Кто бы сомневался!

– У меня еще рекомендательное письмо от начальника курсов есть и справка о распределении, – похвастался Саид.

– Видел я их, – апатично произнес Абдулла. – Знаете что, зря Вы так радуетесь. Если бы Пророк (да благословит его Аллах и да приветствует!) увидел, как Вы бьете этого несчастного, он бы Вас, мягко выражаясь, очень огорчил. Наносить удары надо так, чтобы локоть не отрывался от тела, смотрите: вот так, – Абдулла прижал правый локоть к боку и стал неспешно двигать рукой вверх-вниз.

– Ничего себе! Но ведь так не больно совсем! – возмутился Саид.

– Аллаху 'азым[3]3
  О, Великий Аллах! (араб.)


[Закрыть] – Абдулла схватился за голову. – Кого только берут работать… Цель наказания – не увечье человека, а возмездие, направленное на его исправление. Главное, чтобы осужденный осознал свою вину и больше никогда так не поступал. А если его лупить нещадно, то он от этого только злее станет.

– Надо же… Я не знал. Я исправлюсь! Обязательно исправлюсь! – ишачьим голосом застонал Саид.

Абдулла молчал, придирчиво рассматривая Саида.

– Да, и побрейте под мышками, пожалуйста.

Пока Саид обдумывал ответ на эту необычную то ли просьбу, то ли приказ, в комнату для наказаний бодро вошел врач, добродушный, с первого взгляда, старик, с окрашенной в фиолетовый цвет длинной бородой. Неслышно поздоровавшись, он сразу направился к осужденному. Вслед за ним вошли двое санитаров с носилками. Поколдовав некоторое время над лежавшим, "фиолетовый" доктор обратился к Абдулле:

– При поверхностном взгляде у больного перелом позвоночника, копчика и двух ребер, – сообщил он звонким голосом. – Необходима срочная госпитализация. С Вашего позволения, мы заберем его.

– Да, конечно, – пробормотал Абдулла, нисколько не разделяя восторженного пессимизма доктора Папазяна, как гласил здоровых размеров бейдж, прикрепленный к широкой груди врача.

– Вот, распишитесь здесь, – Папазян достал из кармана желтую бумажку бланка.

Абдулла машинально расписался. Когда он обернулся, чтобы взглянуть на Бабаханова, он увидел, что тот уже лежит на носилках, уносимых ловкими санитарами. Вслед за ними величаво шествовал доктор. Подойдя к выходу, он стремительно обернулся.

– Безобразие! Тут к нам десятки вызовов за день, так еще вы прибавляете работы со своим шариатским законодательством. Эх, не было у бабы забот, – презрительно причмокнув губами, доктор Папазян покинул помещение.

Абдулла посмотрел на Саида, и тот все понял.

На следующий день рано утром Саид принес заявление об уходе, но Абдулла почему-то не подписал его. От радости Саид упал на колени и заливаясь слезами попытался поймать правую руку Абдуллы.

– Перестаньте! Встаньте немедленно! – закричал Абдулла и отпрыгнул в сторону, словно на него прыгнула нелицеприятная лягушка.

Саид повиновался.

– Рано радуетесь, – Абдулла меланхолично провел тыльной стороной ладони по наморщившемуся лбу. – К исполнению своих обязанностей Вы сможете приступить только после вынесения судом решения по Вашему делу. Сегодня утром по электронной почте я получил иск родственников потерпевшего Бабаханова. Да-да! Из подсудимого и осужденного он Вашими стараниями превратился в потерпевшего. Он сейчас находится в очень плохом состоянии. Думаю, что речь будет идти о полной дийе,[4]4
  Дийа (араб. – выкуп) – вира, плата за кровь. Компенсация за убийство или увечье, предоставляемая виновным или его родственниками пострадавшему или его родным. В различные эпохи размер дийи был неодинаков. Во времена Пророка Мухаммада полная дийа (за убийство свободного мужчины) составляла 100 верблюдов, или 200 голов крупного рогатого скота, или 2 тысячи овец, или 1 тысячу динаров, или 10 тысяч дирхемов, или 200 кусков дорогой ткани, каждый из которых достаточен для изготовления одежды.


[Закрыть] а это на сегодняшний день – около десяти тысяч рублей.[5]5
  По курсу Центрального банка России на 1 января 2049 г. 1 рубль был равен 10 китайским юаням или 800 долларам США.


[Закрыть] С учетом смягчающих обстоятельств, – минимум тысяч восемь. Сомневаюсь, что Вы сможете отыскать такие деньги. Так что, батенька, готовьтесь к кисасу.[6]6
  Кисас (араб. – воздаяние равным) – эквивалентное наказание по принципу талиона. Является действующей правовой нормой во многих исламских государствах. За предумышленное убийство по кисасу полагается смерть. Непредумышленное убийство (в драке, по неосторожности и др.) наказываются уплаты дийи. За увечье полагается аналогичное увечье, если это представляется возможным. В противном случае виновнику или его родственникам полагается выплатить пострадавшему компенсацию (дийу).


[Закрыть] Кстати, сколько ударов Вы успели нанести осужденному до моего прихода?

– Восемнадцать, кажется, – не сразу вспомнил Саид.

– Немало! Вот и получите свои восемнадцать ударов, – подытожил Абдулла. – Только бить Вас будут не по правилам, а так, как били Вы. На то он и кисас.

– Я стерплю. А потом, – Саид запнулся, – смогу я продолжить работу? Я жить без нее не могу!

– Да Вы оптимист, уважаемый, – наивность и трогательность некоторых высказываний Саида не могла не вызвать улыбку.

– Я верю, что Аллах не оставит раскаявшегося раба Своего! – закатив глаза, продекламировал Саид.

– Я тоже верю, – снисходительно улыбнулся Абдулла. – Ступайте. Да! Чуть не забыл. Прежде, чем вновь, иншаалла,[7]7
  Если будет угодно Аллаху! (араб.)


[Закрыть] приступить к выполнению своих обязанностей, Вы мне персонально сдадите основы 'укубата[8]8
  'Укубат – мусульманское деликтное право. Объединяет такие отрасли, как уголовное, уголовно-процесуальное, исправительное право.


[Закрыть]

– С сегодняшнего дня начну готовиться, – радостно прокричал Саид и, несмотря на свою тучную фигуру, легкомысленно выпорхнул из кабинета Абдуллы.

Абдулла не стал увольнять Саида. Он и так получит свое по решению суда. Зачем же осложнять участь этого недалекого служаки? Он – всего лишь жертва нашего российского безразличия и бюрократизма, где даже исполнение четких и ясных, как слеза ребенка, предписаний шариата превращается в гнусную карикатуру. А потом удивляются, почему люди стараются избегать шариатского правосудия.

Накануне Абдулла не спал всю ночь, изучая чудовищную по своей невежественности инструкцию ГУИНа, которая устанавливала порядок осуществления наказаний в соответствии с шариатом. Осилив ее минут за двадцать, остальную часть ночи шариатский судья прокрутил головой на тяжелой от невеселых ночных размышлений подушке.

На работу Абдулла отправился с кружившейся головой, ноющей печенью, прокалывающим сердцем и твердым желанием ехать в Москву, в ГУИН. Благо, через два дня у него начинался отпуск.

В Москве Абдулла провел без пяти дней месяц, вернувшись домой полуживым – с выпученными глазами и загадочной улыбкой на уставшем лице. Но поездка не была напрасной. Многие формалисты и бюрократы полетели со своих постов, а двое даже были привлечены к уголовной ответственности за превышение служебных полномочий и причинение вследствие этого косвенного вреда здоровью граждан.

А через месяц после возвращения Абдуллы в Петербург, президент издал указ о мерах по реформированию шариатской уголовно-исполнительной системы в стране. Указ должен был вступить в силу с первого января следующего года. Может быть, поэтому Абдулла впервые в жизни с нетерпением ждал наступления Нового года. А, может быть, еще и потому, что ему просто хотелось выспаться во время этого непонятного старомодного праздника.

Перед самым домом Абдуллы компактно расположился шумный елочный базарчик.

– Может, в самом деле, купить елку? – подумал Абдулла. – Почему бы и нет? Все жены, даже суровая Зайнаб просили его поставить в доме елку… Да простит Аллах мне эту детскую слабость! – мысленно произнеся эти заветные слова, Абдулла решительно устремился к огороженным наскоро сколоченным деревянным забором деревцам.

Но прежде, чем он успел сделать последний шаг навстречу невинному греху, он почувствовал, как чья-то рука аккуратно подхватила его под локоть.

Нежданный гость

По свидетельству Зайда бин Халида аль Джу'анни (да будет доволен им Аллах!), который передал слова Посланника Аллаха: «Не сообщить ли мне вам, кто является лучшим из свидетелей? Это – тот, кто предлагает свои (свидетельские показания) до того, как его попросят об этом»(приведено у Муслима).

Обернувшись, Абдулла увидел невзрачненького бородатенького человечка в очках, одетого в теплую, но заметно поношенную дубленку. На голове его была черная мутоновая ушанка с опущенными ушами.

– Простите, уважаемый Абдулла Петрович, что беспокою Вас столь бесцеремонным образом, – извиняющимся голосом произнес незнакомец. – Я шел за Вами от самого здания суда, но все никак не решался подойти.

– Да-да, я Вас слушаю, – Абдулла, который пребывал в тот в момент в столь знакомом каждому из нас состоянии усталости и растерянности, ничуть не удивился, а тем более не испугался появлению незнакомца в дубленке.

– Извините, я не представился, – незнакомец смущенно теребил в руках снятую варежку. – Меня зовут Илья Александрович Баум. Я – сотрудник Института востоковедения.

– Профессор Баум?! – пораженный Абдулла схватил Илью Александровича за обе руки и потряс ими в воздухе. – Вот уж не ожидал! Я читал Ваши книги. Признаюсь, давно мечтал с Вами познакомиться.

Профессор Баум был широко известен среди специалистов своими добросовестными исследованиями по коранистике. Восхищение и удивление коллег вызывало даже не то, что у Баума едва ли не раз в год выходила очередная объемная монография с внушительным списком использованной литературы, а то, что он умудрялся вводить в научный оборот источники, до этого практически неизвестные специалистам.

Друзья шутили, что на даче у Баума хранится, по меньшей мере, сказочная библиотека халифа Гаруна аль-Рашида, книги из которой его предприимчивые предки сохранили до наших дней. В ответ Илья Александрович лишь отшучивался, а однажды, пригласив коллег на дачу, показал им весь дом, включая погреб, чтобы все убедились, что у него ничего нет. Но это только прибавило ему заслуженной таинственной славы.

Неудивительно, что Абдулла, много раз слышавший легенды о профессоре, был безумно рад его внезапному появлению. Вот и не верь после этого в новогодние чудеса!

– Спасибо, Абдулла Петрович, – устало улыбнулся профессор. – Я тоже много слышал о Вас. Очень много хорошего… Собственно говоря, поэтому я и решил к Вам обратиться. Вы извините, что я сразу перехожу к делу… В другой раз я бы, конечно, не посмел так поступить, но теперь… Теперь я ни о чем больше не могу говорить и думать, как только о своей беде. Абдулла Петрович, поверьте, мне очень совестно, что я отвлекаю Вас прямо перед праздником, но, – профессор запнулся и отвел в сторону взгляд. – Помогите мне, пожалуйста! Только Вы можете мне помочь.

– Дорогой, Илья Александрович, не волнуйтесь, пожалуйста, – тревога профессора начала постепенно передаваться Абдулле. – Я Вас слушаю, и Вы меня совсем не задерживаете. Мы находимся перед моим домом, и уж к последнему удару курантов я по-всякому, иншаалла, успею. Кстати, может быть, лучше пройдем ко мне, а то на улице холодно? Вы ведь замерзли совсем, – Абдулле так понравилась автоматически пришедшая в голову мысль заманить профессора к себе и уговорить встретить у него Новый год, что он забыл о своем недоверчивом отношении к этому архаичному, по его мнению, празднику.

С толерантной настойчивостью Абдулла три раза повторил свое приглашение прежде, чем Баум согласился. Однако, если бы Абдулла в тот момент не находился под впечатлением от встречи с профессором, он без труда заметил бы, что Илья Александрович только и ждал того самого третьего раза, после которого он охотно последовал за Абдуллой в его гостеприимное жилище.

Когда они подошли к лифту, Абдулла вдруг замер и шмякнул себя ладонью по голове.

– Что-то случилось? – с тревогой спросил профессор.

– Да нет, ничего особенного, – махнул рукой Абдулла, – просто я забыл купить елку.

– Это не дело, – с серьезным видом сказал профессор, – пойдемте, я помогу Вам выбрать хорошее деревце.

Баум не только помог выбрать, но и сам заплатил за елку, сославшись на то, что с пустыми руками в гости под Новый год не ходят: так пусть в этих руках будет хотя бы елка.

Прежде, чем войти в квартиру, Абдулла позвонил домой по мобильнику и предупредил своих, что придет не один. Не разделяя взглядов некоторых консерваторов, утверждавших, что женщина должна находиться на своей половине и не показываться на глаза чужим мужчинам, Абдулла всякий раз приводил в пример Хадиджу, первую жену Пророка (да благословит его Аллах и да приветствует!), которая активно участвовала в общественной жизни и была незаменимой помощницей Мухаммада Мустафы.[9]9
  У Пророка Мухаммада около сотни имен или эпитетов, равнозначных имени. Самый употребительный эпитет – Мустафа (избранник). В соответствии с традицией, установленной в средние века мусульманскими богословами, при произнесении наряду (или вместе) с именем Пророка Мухаммада эпитета «Мустафа» необходимая в остальных случаях формула славословия («Да благословит его Аллах и приветствует!» и др.), может опускаться.


[Закрыть] Ограничивая мир женщины, говорил Абдулла, мужчина ограничивает свой собственный мир.

Дома у Абдуллы не на шутку готовились к празднику. Огромный стол, стоявший посреди гостиной, был покрыт ручной работы белой скатертью, украшенной касыдами известных средневековых поэтов. На столе симметрично размещались блюда с фруктами и салатами. По краям стола особняком стояли две большие плошки с устрицами, а посередине – над царством мисок и тарелок – безраздельно властвовали два когда-то родных брата-кувшина (один – с отбитым набалдашником на крышке), наполненные розовой жидкостью, с виду напоминавшей морс. Из кухни, находившейся неподалеку, ласково и по-домашнему пахло уткой с яблоками.

Но радость общения с женами была недолгой. Представив им профессора и вспомнив все известные употребив все доступные ему лестные эпитеты, касавшиеся ума, таланта и интеллигентности Баума, Абдулла попросил не беспокоить их некоторое время, добавив при этом совершенно лишнюю в подобной ситуации фразу: "если вы не возражаете".

До тех пор, пока они с Абдуллой не вошли в кабинет, Баум все время хранил на лице какую-то неестественную улыбку человека, которому очень плохо, но который совершенно не желает, чтобы об этом догадывались другие.

– Хорошо держится, бедняга, – подумал Абдулла. Радость от того, что он может быть чем-то полезен профессору, мешала Абдулле настроиться на серьезную и, скорее всего, долгую беседу.

– Я не буду отнимать Ваше драгоценное время и постараюсь как можно скорее изложить свою проблему, – сказал Баум после того, как Абдулла закрыл дверь в кабинет. – При этом у меня к Вам, уважаемый Абдулла Петрович, будет всего одна просьба. Не перебивайте меня, пожалуйста, до тех пор, пока я не закончу. Словом, все вопросы потом. Да и еще, – профессор умолк, словно размышляя, стоит ли ему продолжать. – хочется надеяться, что все, что я Вам здесь расскажу, останется между нами.

– Великий старик, – подумал Абдулла, а вслух произнес: "Конечно, профессор, я Вас слушаю". Абдулле уже самому нетерпелось узнать, что же случилось с Баумом.

В этот момент вошла Мадина с кофе, и на лице профессора опять появилась неестественная улыбка, исчезнувшая лишь после того, как за младшей женой Абдуллы захлопнулась дверь.

– Как Вам известно, – начал Илья Александрович, жадно отпивая из миниатюрной чашечки отменный йеменский кофе, – я занимаюсь исследованиями в области коранистики. Меня интересует, прежде всего, история создания тех или иных списков Корана, а также судьба переводов Священной Книги на разные языки. В силу специфики моей работы, мне регулярно приходится бывать в архивах и библиотеках. Особенно часто мне пришлось в последнее время посещать Публичку. Я думаю, Вы наверняка слышали о знаменитом собрании восточных рукописей в Публичной библиотеке. Несколько дней назад я наткнулся там на поистине бесценные рукописи, хранившиеся в запасниках и толком не отсистематизированные, то есть не внесенные в каталоги и известные мне списки. Я не буду Вам перечислять все, что я там обнаружил, – это займет слишком много времени, да и мало чем поможет решению существующей проблемы.

Слушая профессора Баума, Абдулла подумал: "Говорит, словно пишет научную статью. Решение существующей проблемы… Забавный старик".

А забавный старик, тем временем, продолжал свой академический монолог, нисколько не сбавляя темпов речи:

– Обнаружив такую гору малоизученных текстов, привезенных одним востоковедом еще в позапрошлом веке из Сирии, я был несказанно счастлив. В последний раз к этим рукописям притрагивались лет сто пятьдесят назад, если не больше, – поймав увлеченный взгляд Абдуллы, профессор покраснел. – Простите, я отвлекаюсь.

В ответ Абдулла преданно закивал головой: "Что Вы, Илья Александрович! Продолжайте, пожалуйста! Очень интересно!".

– Так вот, среди многочисленных рукописных книг, находившихся в десятилетиями не открывавшихся шкафах, мое внимание привлекла рукопись, представлявшая собой список Корана с сохранившимся титульным листом. Текст этот был написан почерком хиджази на пергамене. Рукопись имела вертикальный формат. По этим, а также ряду других признаков, касающихся, в частности, манеры написания некоторых букв, я решил, что передо мной список Корана восьмого-девятого века. Я сделал такой вывод, поскольку имел дело с другими рукописями, относящимися примерно к этому же временному периоду. По целому ряду внешних признаков обнаруженный мною список напоминал знаменитую рукопись, хранящуюся сейчас в Духовном управлении мусульман в Ташкенте. Более точной датировки я не мог дать, поскольку даже высокоточная техника в такой ситуации может ошибаться в датировке на целых сто лет. Не мне Вам объяснять важность подобной находки. В настоящее время в мире самые ранние копии Священной Книги относятся к первой половине восьмого века. Одна копия датируется примерно 712–713 годами, а две другие – 720 или 725 годом. Но данные тексты содержат лишь незначительные фрагменты, а тут передо мной лежал полный список Корана, составленный, быть может, примерно в те же годы.

Как известно, в течение двадцати лет после смерти Мухаммада его сподвижниками было подготовлено, по меньшей мере, пять версий текста Священной Книги. Редакция комиссии Зайда бин Сабита как раз и опиралась на одну из этих версий. Остальные же варианты текста Священной Книги были по приказу халифа уничтожены. После утверждения усмановой редакции между рукописями продолжали сохраняться некоторые различия. Это так называемые кира'ат (чтения). Данные различия объясняются тем, что изначально текст Корана писался без огласовок, названия сур присутствовали не во всех текстах. Первые мусульмане не добавляли к тексту Корана никаких пометок и обозначений, считая себя не вправе видоизменять слово Аллаха. Кроме того, в ранних рукописях Корана не существовало разделителей айатов. Поэтому эти и некоторые другие особенности позволяли сосуществовать нескольким вариантам чтения Священной Книги. В конечном итоге, было утверждено семь канонических вариантов чтения Корана. Все же остальные кира'ат подверглись опале. Какой вариант чтения был передо мной, мне как раз и предстояло определить.

Ничего не соображая от счастья в предвкушении предстоявших открытий, я аккуратно убрал рукопись в шкаф и пошел в буфет пить кофе. (Я всегда, когда нервничаю, пью кофе). Мне нужно было собраться с мыслями. Немного успокоившись, я вернулся в зал. Теперь я обратился к самому содержанию текста. Находившийся у меня в руках список значительно отличался от привычного для нас текста Священной Книги не только числом и порядком расположения откровений, но и отдельными словами и выражениями. Я не поверил своим глазам! Передо мной была рукопись, отличная от усмановой редакции! В рукописи было 118 сур, а некоторые айаты иначе как сенсационными, – Вы уж простите меня, Абдулла Петрович, за такую терминологию, – не назовешь. Например, в тексте рукописи содержались слова, недвусмысленно утверждающие права 'Али на власть в умме после смерти Пророка.[10]10
  'Али ибн Аби Талиб (да будет доволен им Аллах!) – четвертый праведный халиф, двоюродный брат и зять Пророка Мухаммада. Развернувшиеся споры о праве на верховную власть между сторонниками и противниками 'Али привели к расколку в мусульманской общине (умме) на суннитов, шиитов и хариджитов. В доказательство права 'Али на верховную власть в умме шииты ссылаются на айаты Корана и многочисленные предания, соответствующим образом толкуя их.


[Закрыть]