Текст книги "Пробуждение"

Автор книги: Рэна Фишер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Эмма
Ночью

– Эмма!

Пижама липнет к коже, когда я просыпаюсь и включаю прикроватную лампу. Слышу шум за дверью и смотрю на будильник. Половина третьего.

Торопливо вытираю слезы с лица, подкрадываюсь босиком к двери и прислоняюсь ухом.

– …следует сказать ей заранее.

– Тогда она может заложить нас после пробуждения. Ты хочешь остаться после уроков?

– А сейчас? Она спит как мертвая, и если мы будем шуметь…

Металл ключа холодный, как мои пальцы. Я поворачиваю его и открываю дверь.

– Что… – начинаю я, но Брэндон и Ян проносятся мимо меня, будто это самая естественная вещь в мире – ночью пробираться в спальню для девочек.

– Какого черта тебе надо? – Я упираю руки в бока.

Брэндон прикрывает дверь и крадется ко мне, как пантера. Я заставляю себя не убегать в ванную и не запираться. Что-то в глазах Яна говорит мне, что устрашающее поведение Брэндона не несет реальной угрозы. Мы смотрим друг на друга в течение нескольких секунд.

– Хотим пригласить тебя на час сказок. Иногда мы, школьники из интерната, встречаемся ночью и рассказываем истории.

Что, простите?

– В половине третьего? С ума сошли?

Ян стоит рядом с ним, обе руки спрятаны в карманах джинсов. Словно Макмиллан допрашивает его у доски.

– Хм… да, так что встречи… очень редки, – он заикается, – и они добровольные. Тебе не нужно… Но было бы лучше, если бы ты…

– В прошлый раз Джаред рассказал нам историю, – грубо прервал Брэндон.

Теперь понимаю.

– Дай угадаю. Он назвался Синей Бородой.

– Верно.

Бедный. Он пытался оправдаться, но они не верили ему.

Вот почему папа отправил Джареда в Германию. Хочу ударить его от гнева.

– И что мне рассказать? – спрашиваю таким холодным голосом, каким только могу.

– О девушке, которая стала вороном и вернулась в качестве сокола, чтобы убить своих братьев, – глаза Брэндона слегка расширяются, и он наклоняется ко мне.

– Ну, чел, – стонет Ян, – ты не можешь хотя бы подождать, пока она не попадет под трибунал? Зачем пугать сейчас?

Трибунал? Становится все лучше и лучше.

– Пугаться? Его? Мечтайте! – Могу только надеяться, что они не заметят дрожи в моем голосе.

В коридорах включено аварийное освещение. Тем не менее я с подозрением смотрю на черную камеру, висящую в конце коридора над дверью.

– Не волнуйся, Шейла разобралась с ней, для нее это детская игра, – шепчет мне Ян. Брэндон идет вперед такими широкими шагами, что я почти перехожу на бег. Шейла на год старше. Гений технологий и математики. По словам Эйдана, ее даром является видеть самые сложные схемы компьютеров. Она владеет всеми распространенными языками программирования и работает над сложными хакерскими программами для взлома кодов безопасности.

* * *

Кабинеты биологии и химии Sensus Corvi не относятся к моим любимым классным комнатам. Мне хочется развернуться и пойти назад. Пахнет воском, серой и несвежей водой. Чучела сов и куниц оживают в тусклом свете мерцающих свечей, а копии древних человеческих черепов укоризненно смотрят на меня пустыми глазницами. Шторы подвальных окон закрыты, и около сорока учеников школы-интерната сидят на скамейках, расположенных на разных уровнях. Внизу, перед столом, напротив лавок, стоит единственный стул. Вокруг него свечи стоят полукругом на разной высоте. Без сомнения, это мое место. Ярко освещенное, перед массой судей, скрывающихся в полумраке.

Разве Ян не сказал, что это добровольно?

Возьми себя в руки. Ты ворон, а не трус.

Ученики в первых рядах смотрят на меня враждебно.

– Хорошо, ребята. Для тех, кто еще не знает, на что похож трибунал, краткое введение, – начинает Брэндон, – прежде всего, Кейра зачитает обвинения, которые мы собрали заранее. У Эммы есть полчаса, чтобы оправдаться. Затем мы голосуем за то, чтобы оставить ее в нашем кругу или объявить бойкот до конца обучения. Воздержавшихся нет. Если вы поддерживаете Эмму, нарисуйте кружок на карточке. Противники рисуют крест. Решение будет передано ученикам, которые не живут в интернате, они должны свершить правосудие, – минутная пауза.

Ученикам не из интерната? Холод проникает и добирается до кончиков пальцев. Фай! Это и она тоже.

Приговор.

– Мне не нужно объяснять вам, что голосование совершенно анонимно. Тот, кто донесет, тоже вне закона, – хладнокровно объясняет он. – И прежде чем ты нас осудишь: никто не придумывал этих правил. Кейра, покажи ей сертификат.

Она вытаскивает лист бумаги из своей сумки и протягивает. Документ выглядит мятым, словно его разворачивали и складывали более ста раз. Слегка порван по краям и углам, пожелтевший, с восковой печатью, символ которой уже неузнаваем. Черные чернила струятся по листу необычайно жирными буквами. Даже не будучи графологом, я вижу, что почерк излучает сильную уверенность владельца в себе. «Трибунал – это необходимость, метод и контроль общественного мнения», – гласил заголовок.

Радуйся, что они не откопали документы средневековой инквизиции.

– Правила написал некий Итан Паркер после того, как его одноклассник Ричард Монтгомери обратил соколов против Фаррана в Sensus Corvi. Паркер хотел, чтобы ученики оказали давление на Монтгомери, прежде чем сообщить о нем Фаррану. Это следует из идеи, что вороны держатся вместе и пытаются решить внутренние проблемы самостоятельно.

Затем Кейра зачитывает обвинения:

1. Тайные встречи с соколами.

2. Умышленное разглашение тайн.

3. Подбивание верных воронов к измене и переход на вражескую сторону.

4. Участие в открытом бою против вороньего сообщества.

5. Убийство как минимум одного ворона.

– Что скажешь на это?

Да, что? С чего начать? Как мне объяснить за полчаса, что произошло за последние девять месяцев? Часы висят над дверью как дамоклов меч. Секундная стрелка прошлась по кругу три раза, но я не могу выдавить ни слова.

Не смотри на них!

Но взгляд уже скользит по незнакомым лицам, и каждая искра надежды теряется в палящей жаре их ненависти. Кейра – гармонистка, с минимальными частотными изменениями в голосе, она может передавать свои эмоции другим людям с силой, которой сирены Одиссея могли бы только завидовать. Идеальный оратор.

Сознательно или нет, я уверена, что она просто использовала свой дар.

Все, вероятно, возненавидят меня, даже если она прочитает первую страницу телефонной книги Корка вместо обвинений.

Если бы только Фай была здесь! Но она не ученица интерната. Стрелка движется дальше.

Пять минут.

Я начинаю.

– Все обвинения верны.

Эйдан
Поиски Натаниэля

Люди.

Чем больше, тем лучше. Они не посмеют стрелять посреди толпы.

Ноги несут меня по асфальтированной дорожке, пока я не оказываюсь на мощеной улице. Передо мной конец парка. Уличные фонари, машины, пятиэтажное здание напротив, все ярко освещено. Мой нос улавливает запах прогорклого жареного жира из закусочной. Бело-синий городской автобус внезапно преграждает дорогу. Я пробегаю под небольшой аркой, чтобы пересечь проезжую часть, мимо зеленого уличного фонаря с белым указателем. Только когда автобус уезжает, я понимаю, что на нем написано: камера наблюдения Департамента полиции Нью-Йорка.

Черт! Теперь у полиции есть видеозаписи со мной. Я на мгновение замираю.

И темно-синий фургон на противоположной стороне улицы проносится мимо меня в нескольких сантиметрах.

Писк шин, кто-то сердито кричит.

Сконцентрируйся! Но я могу думать только об одном:

Имя?

Кирпичное здание с зарешеченными окнами на первом этаже и пожарными выходами, ярко-красные двери баптистской церкви, неоновые вывески, голые деревья и мигающие светофоры, – от этого яркого многоцветья кружится голова.

В мыслях вертится только одно: имя, адрес, возраст?

Я слышу полицейские сирены и громкие крики всего в нескольких кварталах. Бегу через перекресток шумных машин. Запах гниения исходит от водостока. Сворачиваю за угол и натыкаюсь на гору мусорных мешков на тротуаре, отскакиваю, едва удерживая равновесие, и врезаюсь в женщину в темном шерстяном пальто. Она бросает пару оскорблений в мою сторону.

Имя, адрес, возраст?

Пот течет ручьем по позвоночнику. Что-то со мной не так. Конечности болят. Сердце бьется нерегулярно, я еле дышу. Нужно сделать паузу. Но сирены все ближе и ближе.

Поиски Натаниэля – написано старыми, богато украшенными золотыми буквами над черной деревянной дверью. Я нерешительно стою перед ней. Это единственное помещение с яркой вывеской.

Здесь, скорее всего, все равно закрыто. Мое дыхание отражается на стеклянной витрине молочно-белым пятнышком. Колокольчик из бамбуковых палочек издает приглушенные звуки, когда я нажимаю на матовую медную ручку и вхожу внутрь. Перед моими глазами комната с настенными полками от пола до потолка, на них всевозможные книги, пахнет кожей и деревом, бумагой и пылью, но, прежде всего, прекрасный цветочный аромат, который мне не под силу определить точнее.

В трех шагах от меня стоят полки по два метра в высоту, которые образуют собой узкий лабиринт, прерывающийся только столами с опасно шатающимися высокими стопками. Я никогда не видел так много книг в таком маленьком пространстве. Здесь такой беспорядок.

Старые книги в кожаных переплетах заткнуты между изношенными карманными словариками, там же внушительные книжки с картинками, название большинства можно прочитать, только если вытащишь.

Зеленые растения в глиняных горшках раскинулись узкими дорожками между полками.

С улицы доносятся громкие крики, и я быстро протискиваюсь между кожистых листьев каучукового дерева в дальней части магазина. Воют полицейские сирены, и вдруг женский голос позади меня спрашивает: «Вы ищете что-то конкретное?»

Я делаю круг, врезаюсь локтем в стопку книг на столе, и с громким звуком они падают на пол. Черт!

– Извините! – говорю я и наклоняюсь, чтобы все поднять. Медленно выпрямляюсь, взгляд переключается с темно-синих кроссовок на джинсы и черную водолазку, вижу лицо женщины лет сорока. Она на полголовы ниже меня, каштановые волосы убраны в хвост и перевязаны лентой. Черные, квадратные, пластиковые очки сидят на ее тонком носу.

С улыбкой она забирает у меня книги. Синие чернила отпечатались на ее левом среднем пальце.

Бамбуковые палочки ударяются друг о друга.

Сердце болезненно сжимается. Я задерживаю дыхание и крепко стискиваю зубы, чтобы не закричать. Женщина спокойно расставляет книги, поднимается и касается моей руки.

– Спрячься в глубине склада, – шепчет она, словно понимая, что за мной следят, как если бы я был ее сыном, хорошим другом или родственником.

– Здравствуйте? Хозяин на месте? – зовет грубый мужской голос.

Я добираюсь до задней двери, осторожно открываю ее и спешу в узкий проход, ведущий вниз. Цветочный аромат становится сильнее. Слева от меня небольшой кабинет с письменным столом, на котором лежат рукописи рядом с ноутбуком. Склад разветвляется. До потолка свалены в кучу картонные коробки. Пахнет сырым подвальным помещением.

Не лучшее место для хранения книг. Крадусь на цыпочках к двери, чтобы послушать.

– …нет. Я бы заметила. Видите, над дверью камера.

Ох, правда? Значит, она наблюдала за мной все время, пока я бродил по магазину.

– Хорошо. Тем не менее вы должны быть осторожны. Парень кажется безобидным, но он повалил двух опытных полицейских, используя какой-то восточный боевой прием.

Какой еще прием?

– Тогда лучше закрою двери, офицер. Я занималась бухгалтерией и думала, что, может быть, некоторые прохожие забегут в поисках хорошей литературы. Вам нравится читать? У меня есть криминальные романы.

– Спасибо, – он кашляет, – мне больше по вкусу смотреть телевизор.

– Ну, ладно. Удачи в поисках.

* * *

– Тебе нравится жасминовый чай? – она пробирается через книжный лабиринт тихо, как змея в джунглях. Жасмин. Теперь ясно, чем пахнет.

– Почему вы так поступили?

Женщина пожимает плечами и подходит к низкому шкафу с чайником серебристого цвета. Я смотрю на узкую спину, пока она гремит посудой.

– Я не люблю полицейских, – объясняет она, – многие из них бездарны. Допускают слишком много ошибок, которые потом сложно исправить. – Она поворачивается с двумя чашками в руке и жестом указывает на стул: – Почему бы тебе не присесть? Выглядишь усталым.

Не хватает решимости. Но соблазн слишком велик. Я медленно опускаюсь на офисный стул и забираю чашку из ее руки. Пробую горячий напиток. Знакомый вкус. Женщина отодвигает свои бумаги, лежащие на столе, и садится напротив меня.

– Как вы узнали, что за мной следят?

Она улыбается и ставит чай на стол. Затем указывает на мое левое плечо. Я поворачиваю голову.

– Ох! – восклицаю с удивлением. Ткань пиджака разодрана.

– В тебя стреляли, – говорит она.

Что-то подсказывает мне: отвечать на подобное не следует. Поэтому я делаю большой глоток чая, который теплом растекается в животе, согревает все тело до кончиков пальцев.

– Я Эми, а как твое имя?

Забавно. Чашка уже полупустая, когда я поднимаю глаза.

– Том… Томас, – отвечаю ей.

Ее лицо становится расплывчатым. Стоило только взглянуть на пол, как он пошел волнами.

– Наслаждайся, Томас, – ее глаза внезапно становятся очень серьезными, – не бойся. Я помогаю таким мальчикам, как ты, – кажется, ее голос какой-то искаженный. Пульс устремляется в уши. Смотрю на чашку. Пальцы расслабляются, и фарфор выскальзывает у меня из рук, летит на пол и падает к ногам Эми.

Она игнорирует расплескавшийся чай на обуви.

Я не люблю полицейских. Многие из них бездарны. Допускают слишком много ошибок…

Боже мой! Пытаюсь сесть, но мышцы не слушаются.

Слезы выступают на глазах.

– Пожалуйста, не надо! – шепчу я.

– Это скоро закончится. Не сопротивляйся.

Темнеет, я чувствую дождь. Он хлещет по моей коже, как осколки стекла.

Кто-то рядом. Я утопаю в счастье.

Эмма
Приговор

– Лгунья!

Крик Кейры похож на брызги ледяной воды. Я так сосредоточилась на Яне, что совершенно забыла о других учениках. Когда смотрю на часы над дверью, то моргаю. Почти пять! Почему никто не остановил меня, когда отпущенные полчаса прошли?

– Эйдан не убивал Якоба! Он хотел вернуться к Лин, а Эмма ревнует и поэтому выставляет его в дурном свете, чтобы не брать на себя вину за предательство и убийство Дина.

– А как ты объяснишь то, что Эйдан ушел? – вставляет Роберт. – С января она держала его в шкафу, чтобы тот не сбежал к Лин?

– Понятия не имею! – говорит Кейра. – Возможно, Эмма убила своего отца, и это настолько шокировало Эйдана, что…

Я вскакиваю и впиваюсь ногтями в ладони.

– Если никто не возражает, мне хотелось бы подождать снаружи, пока не закончится голосование.

Несколько учеников хихикают, но голос Кейры гаснет.

– Ты высокомерная девчонка! Фаррана здесь нет. Советую быть повежливее… – Сделав три быстрых шага, я оказываюсь так близко к ней, что она незаметно вздрагивает.

– Рекомендую ТЕБЕ немедленно успокоиться, Кейра. Потому что Фион не сможет вмешаться, если я потеряю контроль над своим даром.

Она сглатывает и отступает к Брэндону. Но он делает шаг в сторону.

– Если не перестанешь оказывать давление на других, мне придется собрать новый трибунал. Специально для тебя, Кейра.

Не жду их реакции, только поворачиваюсь и спешу к выходу.

После толпы в комнате химии воздух в подвале кажется свежим. За исключением света от зеленого выключателя в конце коридора, вокруг полная темнота.

Мне следовало взять свечу. Кожа липкая от пота, и я начинаю дрожать. Как только я вышла за дверь, едва не опустилась на пол. Я убила собственного отца? Абсолютно абсурдно! И все же. Это заставляет чувствовать себя некомфортно. Как будто это на самом деле – правда. Закрываю глаза и концентрируюсь на чувствах. Повлияла ли на меня Кейра своим даром? Не могу, возможно, папа…

Что-то теплое внезапно касается щеки, и когда я готова закричать, рука закрывает мне рот. Тело реагирует прежде, чем я могу остановить его. Фигура, которая наклонилась ко мне, с грохотом ударяется о противоположную стену. Дверь в кабинет химии открывается, и в луче света от фонарика появляется Брэндон.

– Черт возьми, нельзя ли потише… – шипит он, но остальная часть предложения застревает у него во рту. В ужасе наблюдаю. Что я натворила!

– Ну, извини! – стонет Ян, отскакивает от стены и потирает голову. – Просто споткнулся в темноте.

Брэндон щурится и пристально смотрит на меня. Затем садится рядом и вкладывает фонарик в мою руку.

– Надеюсь, больше не споткнешься, Ян, – говорит он, не отрывая взгляда от меня. Как только за Брэндоном закрывается дверь, я бросаюсь к нему.

– Ян… мне очень жаль, я не знала…

– Эй, все в порядке, – он проводит рукой по моей щеке, и я узнаю это прикосновение, – когда ты пыталась закричать, мне пришлось закрыть тебе рот рукой. Не хотел напугать. Хватит извиняться.

И я просто начинаю говорить и не могу остановиться.

– У меня не получается больше это контролировать, понимаешь? Я боролась с момента кануна Нового года. В тот день в столовой, когда ты играл с ножом, клянусь, если Кейра продолжит и дальше разговаривать со мной…

Ян тихо смеется.

– Как считаешь, почему я пришел? Знаешь, мой дар – аэрокинетика? – Я киваю, и он глубоко вздыхает: – Свечи уже начали мерцать.

Проходит несколько секунд, прежде чем я понимаю, что он пытается мне сказать.

– Ты… ты тоже не смог проконтролировать дар? – шепчу в изумлении. – Почему?

– Я бы предпочел не говорить, о чем еще болтала Кейра, когда ты вышла. После расставания с Дином ее поведение стало неадекватным.

Снова расслабляюсь и приползаю к стене рядом с ним. Фонарик лежит между нами и освещает дверь, из которой доносится шум взволнованных голосов.

– Мой поступок с ножом в столовой был ужасен. Прости. Я испугался бы намного раньше на твоем месте. Я знаю, ты не сказала Фаррану, что у тебя проблемы с телекинезом.

Моего вздоха в качестве ответа достаточно.

– И ты даже не показывала Фай фотографии на телефоне, не правда ли?

– Она уже достаточно настрадалась из-за дружбы со мной, – грустно бормочу я.

– Еще удивляешься, что телекинез живет своей жизнью! – Ян недоверчиво качает головой.

– Какое это имеет отношение к Фай и Фаррану?

Он поднимает руки и кладет их на колени.

– Эмма, ты погружаешься в чувства других! Если Библия Фаррана хотя бы немного правдива, все, через что тебе удалось пройти, оказывает на тебя гораздо более сильное влияние, чем на других людей. Но вместо того, чтобы накричать на кого-нибудь, ты хранишь это внутри с самого Нового года. Якоб не смог бы поступить лучше! – Он наклоняется вперед так близко, что я чувствую его теплое дыхание. – Исход известен. Если бы он не подавлял чувства все эти годы, твою мать, вероятно, никогда не убили бы.

Нет! Горло перехватывает, и я прижимаюсь к стене. Не хочу этого слышать.

Но голос Яна становится вкрадчивее:

– Отпусти ситуацию, Эмма! Каждому нужен друг.

Медленно, словно боясь причинить боль, он обнимает меня за плечи и откидывается назад с закрытыми глазами. Я напряжена, но ничего не происходит. Он просто здесь. И его рука такая теплая. Неохотно позволяю своей голове опуститься на его грудь. Что-то мокрое стекает по щеке.

* * *

Дверь открывается, и мы входим в кабинет, на рубашке Яна мокрое пятно. Некоторые, выходя, смотрят на нас с удивлением, большинство смущенно отводит взгляд. Просто улыбаются. Кейра покидает комнату предпоследняя. Ее лицо – каменная маска. Ненависть, высеченная из белого мрамора. Я поспешно вытираю слезы с лица. Ян все еще обнимает меня одной рукой, когда к нам подходит Брэндон. Выглядит так, словно только что перешел перевал Дингла[6]6
  Дингл – полуостров на юго-западе Ирландии. На территории Дингла находится самый высокий перевал в Ирландии и четвертая по высоте гора в стране.


[Закрыть].

– И? Атмосфера ожидания – это не круто, чувак, – нетерпеливо говорит Ян.

– Эмма победила, – коротко сказал Брэндон.

Мое сердце забилось, как бабочка, летящая на свет. Я слишком напряжена, чтобы что-то ответить.

– Вау! – Ян вскакивает и тянет меня за собой. – С каким результатом?

– Ужасным, – Брэндон гримасничает и криво усмехается, – 22 к 21.

Когда отрываюсь от руки Яна, я понимаю, в чем подвох.

– Всего в интернате 42 ученика, – говорю я.

– Ну, мой дорогой, с Кейрой, конечно, вышло смешно. – Ян смеется.

– Я бы покончил со всем еще прошлой ночью, – бормочет Брэндон, его глаза темнеют, – следовало послушать тебя раньше.

– Может ли один из вас объяснить мне… – я упираю руки в бока.

– Как председатель, я имею право голосовать дважды в случае ничьей, Макэнгус, – спокойно объясняет Брэндон, прежде чем повернуться и направиться к лестнице в подвал.

Якоб
На пляже

Утром Якоб смотрит в окно небольшого гостевого дома на пляже в Лакси[7]7
  Лакси (англ. Laxey) – поселок на острове Мэн, находящемся во владении Британской короны. Расположен в Ирландском море на примерно одинаковом расстоянии от Англии, Ирландии, Шотландии и Уэльса.


[Закрыть]. Ему хочется раздвинуть шторы цвета охры и упасть на кровать. День будет таким же влажным, как и последние три. Скучная, нетипичная жара для острова Мэн, которая, очевидно, делает всех остальных вялыми, а его – агрессивным.

Прошло слишком много времени с тех пор, как Эйдан целовал Эмму у его порога, как будто в последний раз. Слишком долго он не видел этого блеска счастья в глазах, так невероятно похожих на его. Надежда на то, что Фарран отпустит его дочь из крепости на время летних каникул, была разрушена, как и провалились поиски мальчика, который стал ему дорог, как сын.

Якоб машинально тянется к одежде. В последнее время он так похудел, что пришлось проделать новое отверстие в ремне. Когда он застегивает рубашку, в дверь стучат. Аромат черного чая, тостов и подгоревшего бекона следует за Ричардом Монтгомери наверх, из столовой на первом этаже доносятся грохот тарелок и лепет голосов.

– Не хотите прогуляться до завтрака?

В отличие от него, главарь соколов цветет и пахнет с момента прибытия Якоба в соколиное гнездо. Его лицо стало более полным, загорелым, исчезли темные круги под глазами. Он плетет свою тонкую паутину, чтобы заманить туда Фаррана, и неутомимо подбрасывает новые фигуры. В нем легко угадывается стратег. Поэтому Якоб разрывается между восхищением и завистью, надеждой и страхом.

В ту ночь, когда удалось привлечь Миллера на свою сторону, Ричард закатил глаза и неожиданно предложил стать друзьями.

– Позволь нам побыть братьями с противоположными характерами, но с одной и той же целью, Якоб! Поверь мне, вместе мы сможем освободить Эмму и наконец-то уничтожить Фаррана. Это игра моей жизни. Я буду просчитывать каждое движение сто раз и планировать достаточно долго, чтобы у Фаррана не было возможности уйти. Он не знает, что ты все еще жив. Я не сидел без дела последние несколько лет, но раньше, видишь ли, у меня не было возможности! А с твоими обширными знаниями о нем и воронах, связями, смелостью и решительностью ты поможешь мне проложить дорожку к нему. Ты станешь ферзем на шахматной доске, самой могущественной фигурой в мире, согласишься перейти в мою команду.

Фигура на шахматной доске Монтгомери! Якоб рассмеялся бы над этими словами год назад. И, вероятно, умер бы после.

Теперь он был просто рад, что не стал всего лишь пешкой.

* * *

Светловолосая девушка радостно машет им, когда они идут по потертым бетонным ступенькам, ведущим на пляж. Якоб быстро кивает, а затем торопливо поворачивает голову к морю. Оно раскинулось перед ним – гладкое и переливающееся, как зеркало. Солнце рисует яркие пятна на воде, которые проглатывают набегающие облачка на горизонте.

– Знаю, о чем ты думаешь, – вздыхает Ричард.

Якоб презрительно фыркает.

– Не нужно быть ясновидящим, чтобы понять. Лучше скажи, есть ли новости об Эмме или Эйдане.

– Я все еще не нашел Эйдана. Неважно, насколько старательно я ищу. Он словно слепое пятно в моей мантике. Не понимаю…

– Ты уверен в том, что он жив?

– Да. Ричард потирает макушку. Его волосы стали длиннее и гуще. С бородой и пронзительными темными глазами он больше похож на южноамериканского партизана, чем на ирландца.

– Почему? Как действует твоя мантика в отношении умерших? – он давно хотел спросить это, просто поговорить об Эйдане. Но по взгляду Ричарда ясно, что вопрос застал его врасплох.

– Когда Рина умерла, я потерял свои способности, но после Нового года пытался все вернуть. – Он глубоко вздохнул и сжал губы.

У Якоба запершило в горле, когда он увидел напряжение на его лице.

– Поверь, с мертвыми чувствуется по-другому. Как будто я смотрю в пропасть, не находя дна. Только чернота. Больше ничего.

А тебе не терпелось полюбопытничать, да, Якоб?!

– А моя дочь?

– С Эммой все в порядке. Она много читает. И теперь будет тренироваться с Фарраном еще чаще.

– Что? Сейчас же каникулы! – Якоб спотыкается о камень и трясет головой.

– Успокойся. Занятия отвлекают ее от горя и одиночества в Sensus Corvi. Почти все ученики интерната уехали к своим семьям. Я последний, кто стал бы хвалить Фаррана, но всякий раз, когда я вижу их, он очень бережен с Эммой.

– Бережен? Он всего лишь манипулирует ею! – шипит Якоб. – Скоро Эмма будет видеть в нем отца! – Он пинает камни, лежавшие на песке.

– У него есть цель.

Якоб удивлен и смотрит на Ричарда с подозрением.

– Выкладывай. Ты всегда был честен со мной. Так что не начинай меня жалеть. – Ричард остается серьезным и с таким интересом разглядывает море, словно «Титаник» только что поднялся из воды, по спине Якоба пробегает холодная дрожь.

– Филлис позвонила мне вчера. Она узнала, что Фарран просил адвоката ускорить процесс получения свидетельства о твоей смерти, чтобы он мог стать абсолютным опекуном Эммы вместо временного.

Жгучая боль пронзает голову Якоба, словно пламя, и горсть камней поднимается в воздух возле ног, устремляясь в воду.

– Небеса, возьми себя в руки! – Ричард хватает его за руку и встряхивает. – Можешь порадоваться, что только Дэвид и девушка увидели твой трюк. Как бы ты объяснил подобное нормальному человеку?

– Раньше не мог сказать? – отвечает Якоб, стиснув зубы. В голове все еще пульсирует боль, как будто череп готов лопнуть в любой момент.

– Так мне снова повезло?

– Точно. Я не позволю этому случиться, Ричард. Никогда. Либо ты поторопишься со своим планом, либо я вернусь обратно к Фаррану. И плевать, к чему это приведет.

– Он затуманит твой разум, и придется начинать все сначала, потому что Фарран может прочесть любое намерение в наших головах. Год еще не прошел. Он не сможет объявить тебя мертвым. У нас еще есть несколько месяцев! – Он показывает на расстояние между указательным и большим пальцами, сколько именно времени у них осталось. – Пожалуйста, не теряй терпения.

Громкий вздох за спиной заставляет мужчин отпрянуть друг от друга и развернуться. Молодая пара стоит за ними, и, очевидно, они слышали последнюю часть разговора. Лиц смотрит на Якоба широко раскрытыми глазами.

– Это ужасно! Как только представлю себе, как ее передают под опеку того типа… Ты не можешь вмешаться в происходящее?

– Нет, – Якоб слышит странный голос рядом. Когда он поднимает глаза, то сталкивается со стеклянным взглядом Монтгомери.

Глаза слепого. Любой незнакомец принял бы его за такового, даже если в этот момент он видит больше, чем остальные.

Умиротворенная тишина опускается на группу, прерываемая лишь журчанием воды, которая находит на пляж мягкими волнами. Чайка садится на кусок коряги рядом и смотрит в их сторону с поднятой головой. Монтгомери внезапно моргает, и его глаза снова становятся обычными.

Якоб задерживает дыхание.

– Ты можешь что-нибудь придумать, Лиц? – Сокол тихо смеется и обращает внимание на молодую пару, как будто они – долгожданный арьергард, приходящий на помощь войскам в решающий момент битвы. – Вы не хотите сходить в кино в Корке сегодня вечером?