Текст книги "Трое вне игры"

Автор книги: Рекс Стаут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Рекс Стаут
Трое вне игры

Приглашение к убийству

Глава 1

Опрятно одетый крошечный человечек обиделся. Он явно был задет.

– Нет, сэр! – запротестовал он. – Ошибаетесь! Это отнюдь не мелочные семейные дрязги, как вы позволили себе выразиться. Разве я не имею вполне законного права интересоваться всем, что так или иначе влияет на судьбу состояния, нажитого моим отцом?

Не обладая и половиной того веса, которым природа наделила Ниро Вулфа, человечек совсем утонул в недрах красного кожаного кресла, стоявшего в трех шагах от стола великого сыщика. Сам Вулф, удобно заполнив необъятных размеров кресло позади стола, мрачно разглядывал предполагаемого клиента – господина Германа Луэнта, жителя Нью-Йорка и Парижа. Что касается меня, то, сидя с блокнотом и ручкой наготове, я сохранял нейтралитет, так как вечером – это была пятница – собирался пойти на свидание, а окажись дело срочным и согласись мы за него взяться – прощай, выходной!

Вулф, как всегда, когда его о чем-нибудь упрашивали, пребывал в смятении. Он терпеть не мог работать, но любил есть и пить, а его обширное хозяйство в старом особняке из бурого песчаника на Западной Тридцать пятой улице, включая орхидеи в оранжерее на крыше, требовало непомерных финансовых затрат. Единственным источником средств к существованию служил доход частного детектива, и как раз сейчас на краю его стола лежала пачка купюр. Положивший ее туда Герман Луэнт утверждал, что это тысяча долларов.

– Откуда у вас такое право? – спросил ненавидящий работу и все еще пребывающий в смятении Вулф.

Мистер Луэнт был человеком миниатюрным. Щуплый, низенький, с маленькими ручками и ножками, с тощим лицом, на котором виднелся сжатый в точечку совершенно безгубый рот, он, очевидно, уже вступил в тот возраст, когда начинают сморщиваться и усыхать. Однако на слабака он не походил. Заглянув в его проворные маленькие серые глазки, вы понимали, что этому человеку были известны ответы на многие и многие вопросы и что даже по поводу тех, ответы на которые он не знал, он мог высказать весьма разумные догадки.

Он все еще злился на Вулфа, хотя старался этого не показывать.

– Я решил обратиться к вам, – начал Луэнт, – поскольку мое дело требует очень деликатного подхода, и лишь сочетание достоинств таких двух мастеров, как вы и мистер Гудвин, позволит в нем разобраться. Поэтому я готов терпеть ваши грубости. Необходимое мне расследование абсолютно законно, ибо состояние, о котором идет речь, было нажито моим отцом. Он владел медными рудниками. Моя мать умерла, когда я еще лежал в колыбели, поэтому некому было научить меня, как следует себя вести. Никто и никогда не пытался этого делать, а теперь, видимо, учиться уже поздно. Несколько месяцев назад я содержал трех любовниц: в Париже, Тулузе и Риме, и одна из них попыталась меня отравить.

Я внимательно оглядел его и решил отныне не верить ни единому его слову. Просто не та у него была комплекция.

– Теперь я немного остепенился, – продолжал он, – годы берут свое, но в молодости славился ветреностью. Отец этого не одобрял и в конце концов отказался видеться со мной, не давая, правда, умереть с голоду. Он был достаточно щедр. Отойдя в мир иной двадцать лет назад – мне тогда стукнуло тридцать шесть, – он завещал все свое состояние моей сестре Берил с просьбой не оставлять без внимания мои нужды. Она следовала его воле в точности, пока год назад не скончалась сама. В тот момент я был за границей, где живу бо́льшую часть времени, но, конечно же, прилетел на ее похороны.

Он пожал плечами, как француз, во всяком случае не как американец.

– Из миллионов, унаследованных Берил от нашего отца, она не оставила мне ничего. Ни цента, ни су. Она завещала их своему мужу Теодору Хаку с просьбой не забывать о моих нуждах, записанной точь-в-точь как в завещании отца. В отличие от меня, сестра всегда его слушалась. Я предложил Хаку, что было бы куда проще перевести сразу часть состояния – скажем, миллион или хотя бы пятьсот тысяч – на меня, но он ответил, что придерживается иного мнения. Он заявил, что считает своим долгом неукоснительно следовать последней воле Берил, и согласился выплачивать мне ту же сумму, какую на протяжении предшествующих двух лет выплачивала она, то есть тысячу долларов в месяц. И тут я не сделал того, что мне надлежало сделать в создавшейся ситуации…

Он умолк, ожидая вопроса, и Вулф послушно его задал:

– Что же вам надлежало сделать?

– Убить его. Он сидел в кресле-каталке – у Хака больные ноги, и он не может ходить, – сидел в доме моего отца как хозяин и говорил, что будет высылать мне тысячу долларов в месяц из отцовского состояния. Это было приглашением к убийству. Ведь убей я его со всеми необходимыми предосторожностями, и, согласно завещанию сестры, мне был бы обеспечен пожизненный годовой доход в сорок тысяч долларов. Признаться, подобная мысль посетила меня, но, увы, я совершенно не гожусь ни для каких рискованных предприятий, и пусть я так и не научился себя вести, мой инстинкт самосохранения необычайно развит. – Он пошевелил маленькой ручкой. – Именно он, инстинкт самосохранения, и привел меня к вам. Если по какой-либо причине Теодор Хак, эта тварь в кресле-каталке, перестанет принимать во внимание мои нужды, я умру с голоду. Я не способен зарабатывать на жизнь. Потому-то, получив в Париже предупреждение о грозящей опасности, я немедленно купил билет на самолет и примчался в Нью-Йорк. Мой зять радушно принял меня в доме моего отца. Чертовски благородно с его стороны! И я тут уже почти две недели, и я в совершеннейшем тупике. Дело в том, что в доме постоянно находятся три женщины… – Внезапно он умолк, нацелил на меня маленькие серые глазки, затем перевел их на Вулфа и произнес: – Это конфиденциально.

– Как и все, что обсуждается в стенах моего кабинета, – кивнул Вулф. – Смелее, сэр.

– Что ж, хорошо. – Луэнт сморщил крошечный ротик, отчего тот сделался еще меньше, и пожал плечами. – Есть все основания полагать, что полученное мной предостережение имеет реальную почву. В доме Хака, помимо повара и прислуги, постоянно находятся три женщины: миссис Касси О’Ши, экономка, вдова; мисс Сильвия Марси, сиделка, и мисс Дороти Рифф, так называемая секретарша. Они все имеют на него виды, и похоже, что одной в этом плане удалось преуспеть больше, нежели остальным. Беда в том, что я не знаю и не могу узнать, какой именно. Понимаете, я давно отыскал формулу, как ладить с женщинами, но в данном случае не имею возможности ею воспользоваться. И я в замешательстве. Надо как можно скорее выяснить, какая из этих трех особ поймала на крючок моего зятя.

– И тогда вы вмешаетесь? Со своей формулой? – Вулф хмыкнул.

– Боже упаси! – испугался Луэнт. – Это слишком обременительно, требует массы времени, к тому же вскоре появится новая претендентка. А я планировал вернуться в Европу до Рождества. Мне просто надо завоевать ее симпатию, заручиться ее благосклонностью. Я хочу быть уверен, что, женив на себе Хака, она сохранит хорошее ко мне расположение. Потребуется три недели, если речь идет о мисс Марси или мисс Рифф, и четыре, если это миссис О’Ши. Видите, тут далеко не мелочные семейные дрязги, а совершенно законное расследование.

– Предположим, – согласился Вулф. – Но это фантастика.

– Вовсе нет. Это вполне осуществимо и чрезвычайно важно. Благополучие всей моей жизни целиком зависит от доброй воли Теодора Хака. Если он женится, да еще на женщине значительно моложе себя, как долго я смогу тогда пользоваться его благосклонностью, дающей мне двенадцать тысяч долларов в год, если его жена будет настроена против меня?

Вулф запыхтел:

– Что конкретно вы от меня хотите?

– Как можно скорее выяснить, какая из трех женщин запустила когти в Теодора Хака. Эта тысяча долларов, – Луэнт указал на лежащую на столе Вулфа пачку купюр, – ваша как в случае успеха, так и в случае неудачи. Однако она должна полностью покрыть следственные расходы, ибо в сложившейся ситуации представляет собой тот максимум, который я готов заплатить. Вероятно, мое дело покажется не заслуживающим особого внимания, но, поскольку вы никогда не покидаете дом по делам, оно не потребует от вас много времени и усилий. Основная часть работы будет выполнена мистером Гудвином, все равно получающим у вас жалованье, а накладные расходы выйдут ничтожными: оплата такси отсюда до дома моего отца на Шестьдесят девятой улице, ныне принадлежащего Хаку, и обратно. Я наслышан о способностях и отваге мистера Гудвина и вполне допускаю, что одного дня, одной поездки ему окажется достаточно. Не без консультации с вами, разумеется. Он может отправиться со мной прямо сейчас.

Я не расцеловал его. Да, я люблю комплименты, пусть они даже несколько прямолинейны, но, во-первых, давно научился вести себя в подобных обстоятельствах, а во-вторых, на вечер у меня было назначено свидание.

Мрачные складки на лице Вулфа слегка разгладились.

– Вы сказали, что получили предостережение. От кого?

– От Пола Таера, племянника Хака. Таер квартирует у него в доме. Он такой же не приспособленный к жизни, как и я: целыми днями сочиняет музыку, которую никто никогда не будет слушать. Таер лелеет надежду унаследовать от Хака часть состояния моего отца и поэтому, обеспокоившись, сразу написал мне.

– Что же его обеспокоило?

– Множество мелких деталей и один существенный факт. Не так давно к Хаку приходил человек с коробками от Тиффани, и Хак провел с ним в кабинете почти час. Это могло означать только одно: он покупал какие-то драгоценности для женщины – одной из трех перечисленных.

– Почему? Разве не существует других?

– Для Хака не существует, – покачал головой Луэнт. – Он прикован к креслу-каталке и с тех пор, как умерла моя сестра, выбирался из дому не больше двух или трех раз. Женщины его не посещают. Это должна быть одна из трех. Вы удивитесь, почему мы с Полом сами не выясним, какая именно. Но все не так-то просто. Мы видим Хака крайне редко, он даже пищу принимает в своей комнате или в кабинете. Пол, конечно, пробовал что-то нащупать, да и я предпринял несколько незначительных шагов в этом направлении, но дело, сами понимаете, деликатное…

– Подружитесь со всеми тремя.

– Невозможно. Они слишком ревнуют друг к другу.

– Тогда дождитесь, когда одна из них наденет подарок от Тиффани. Тут уж все станет ясно.

– В том числе и с мотивами, которыми я руководствуюсь. Что-что, а глупыми их не назовешь.

– Но ведь столь же ясным это станет и после того, как мистер Гудвин выведет соблазнительницу на чистую воду, – возразил Вулф. – Не без консультации со мной, разумеется.

– Но речь не идет о том, чтобы выводить кого-то на чистую воду! Отнюдь! – От волнения Луэнт даже съехал с гладкого кожаного сиденья. – Господи, неужели так сложно провести расследование, не посвящая никого в его истинные цели?! Поймите, я не смогу привести Гудвина в дом, чтобы он допрашивал девушек касательно их отношений с Хаком, даже если захочу. Это дом моего отца, но хозяин в нем Хак. Нам придется воспользоваться какой-то уловкой, особенно для того, чтобы предоставить Гудвину случай побеседовать с самим Хаком. Например…

Он был прерван неожиданным звуком, раздавшимся со стороны Вулфа, – наполовину рычанием, наполовину урчанием. Звук для этого и предназначался.

Маленькие серые глазки Луэнта раскрылись в испуге и недоумении.

– Что-то не так?

– Пф! – произнес Вулф с легким отвращением. – Допускаю, я мог бы поинтересоваться любовными планами состоятельного вдовца, если бы находился в стесненных обстоятельствах, а наживка была впечатляющей. Но при существующем раскладе вы напрасно тратите свое время. И мое тоже. До свидания, сэр.

Это прозвучало окончательно и бесповоротно. Маленький сморщенный ротик Луэнта задвигался из стороны в сторону.

– Вы хотите сказать, что отказываетесь взяться за дело?

– Совершенно верно.

– Я так и думал, но решил все же попробовать. – Он соединил пальцы обеих рук. – Ладно, попытаемся иначе. Но это конфиденциально.

– Вы уже говорили.

– Знаю, но тут дело другое. Моя сестра умерла здесь, в Нью-Йорке, в доме моего отца, от отравления птомаином, продуктом гниения, содержавшимся в съеденной ею пище. Хак послал мне в Париж телеграмму, и я прилетел на ее похороны. По данному поводу у меня никогда не возникло бы никаких подозрений, не случись две вещи. Во-первых, Оделетт, моя тулузская любовница, обезумев от ревности, попыталась меня отравить, тем самым продемонстрировав, что убийство может совершить кто угодно, был бы мотив достаточно серьезным; и во-вторых, я получил от Пола Таера предупреждение, что Хака охмурила одна из живущих в доме женщин. Это заставило меня задуматься, и я отправился в библиотеку, где внимательно изучил статью о птомаине. Все три женщины непосредственно присутствовали при том, как отравилась моя сестра, и я уверен, что одна из них приложила к этому руку.

– На основании каких улик вы так считаете?

– У меня их нет. Вероятно, она уже тогда приворожила Хака или же думала, что это лишь вопрос времени. Проведенные здесь две недели только укрепили мою уверенность. Но что я мог сделать? Я даже не осмеливался кого-либо о чем-либо расспросить. В полиции надо мной попросту посмеялись бы. И тут я, естественно, подумал о вас, но самое большее, что смог наскрести, – тысяча долларов. Для вас это гроши, поэтому я решил попробовать уговорить вас взяться за дело, не упоминая об убийстве, а лишь рассказав о конкретной цели расследования… Что ж, теперь вы знаете все. – Он рубанул воздух рукой. – Я хочу остановить ее! И надеюсь, что смогу этого добиться, выяснив, кто она.

– Как же вы ее остановите, не имея улик?

– Не важно. Это уже мое дело. Только бы удалось узнать ее имя. Для достижения своей абсолютно законной цели я готов заплатить авансом тысячу долларов в качестве компенсации за время и усилия мистера Гудвина плюс ваша консультация. Итак, десять часов Гудвина и десять минут ваших. Пусть меньше. Сколько бы ни было, я хочу их купить.

Внезапно Вулф отъехал на своем кресле от стола и поднялся.

– Мне нужно сделать важный телефонный звонок, – пояснил он Луэнту. – Оставляю вас с мистером Гудвином. Поскольку, как вы говорите, вся работа будет выполнена им, мое присутствие не потребуется даже для того, чтобы решить, браться за нее или нет.

Он пересек комнату и вышел в прихожую, однако вовсе не потому, что хотел позвонить. Не желая отказываться от денег, но и не рискуя взваливать на свои плечи вину за мой испорченный во имя презренной тысячи долларов выходной, он решил оставить последнее слово за мной. Теперь он пойдет на кухню, откроет бутылку пива и будет высказывать Фрицу пожелания относительно приготовления ланча. А я… я влип. Если теперь выпроводить Луэнта за дверь, то пройдут месяцы, прежде чем я смогу вновь раскрыть рот, чтобы упрекнуть Вулфа за отказ от предлагаемой работы. Поэтому я взял небольшую пачку купюр, которую маленький человечек положил на стол Вулфа, пересчитал и удостоверился, что в ней двадцать штук по пятьдесят долларов.

– Ладно, – сказал я ему. – Я напишу вам расписку. Полагаю, что прежде всего нам следует обсудить способ, с помощью которого мы собираемся найти подход к Хаку. Вы согласны?

Он был согласен.

Глава 2

Хотя фасад некогда принадлежавшего отцу Луэнта гранитного особняка на Шестьдесят девятой улице между Пятой и Мэдисон-авеню не мыли, наверное, с тех самых пор, как маленький Герман родился там в далеком XIX веке, внутри дома, несомненно, произошли изменения. Автоматический лифт был просторным и современным, и я без труда догадался, что его установили уже после того, как нынешний владелец этих хором оказался прикованным к креслу-каталке по причине болезни артерий.

Луэнт потребовал отложить военные действия, пока Теодор Хак не закончит ланч. Когда мы наконец добрались до места и были впущены в дом женщиной-гренадером, которая легко могла бы поместить Германа в кармане своего передника, часы показывали уже начало третьего. Но я все еще надеялся, что изловчусь заработать тысячу за оставшуюся часть дня и сумею спасти выходной. Поэтому, когда гренадерша взяла у нас шляпы, я не стал тратить время на разглядывание роскошного огромного холла, а направился следом за Луэнтом к лифту. Мы поднялись на этаж и повернули направо по коридору, который был несколько у́же, но длиннее, чем нижний. Меня удивила толщина ковров в доме, хозяин которого передвигался в кресле-каталке.

Удивление возросло еще больше, когда мы вошли в расположенную в задней части дома просторную комнату с высокими потолками и я увидел это кресло-каталку. Его сиденье показалось бы довольно широким даже для Ниро Вулфа. По бокам располагались всевозможные полочки, подносы и отделеньица. Сзади внизу находился мотор. Люминесцентная лампа, прикрепленная слева к спинке кресла, освещала страницы журнала, лежавшего на коленях хозяина.

– Это мистер Гудвин, я говорил вам о нем, – сказал Луэнт, развернулся и вышел.

Теодор Хак не произнес ни слова. Бросив журнал на стоявший рядом столик, он нажал какую-то кнопку, и подножка кресла стала плавно подниматься вверх, пока его ноги, укрытые шотландским пледом, не выпрямились горизонтально. Он нажал другую кнопку, и спинка кресла подалась назад. Теперь Хак полулежал. Он нажал третью кнопку, и его ноги начали довольно резко перемещаться из стороны в сторону. Он закрыл глаза.

Я опустился на стул и бегло осмотрел комнату, служившую ему кабинетом. Стены были обшиты старинными дубовыми панелями. Дорогие картины и множество книг. Я взглянул на Хака. Верхняя часть тела для человека его возраста была идеальной: сужающийся к талии торс, широкие плечи, черты лица пропорциональные, правильные, довольно густые, некогда темные, а теперь в основном седые волосы. Он лежал так, с ногами, болтающимися из стороны в сторону на качающейся раме, добрых пять минут, и я смог как следует его разглядеть.

Наконец движения прекратились, Хак снова нажал кнопки – ноги опустились, торс поднялся – и подтянул край шотландского пледа до пояса. Он смотрел на меня, но я не мог встретиться с ним взглядом, потому что его глаза, похоже, были уставлены в точку, находившуюся на фут ниже моего подбородка.

– Я проделываю эти упражнения шестнадцать раз в день, – сказал он. – Каждый час, если не сплю. И знаете, помогает. Год назад я едва мог стоять, а теперь уже способен сделать пять-шесть шагов. Ваша фамилия Гудвин?

– Совершенно верно.

– Мой шурин передал, что вы хотели со мной встретиться.

– Не совсем так, ну да ладно, – кивнул я. – Это он хотел, чтобы я встретился с вами. Меня зовут Арчи Гудвин, я работаю у Ниро Вулфа, частного сыщика, и ваш…

– А! Так вы тот самый Гудвин?

– Именно. Ваш шурин обратился к нам за помощью. Он утверждает, что его сестра…

Дверь по правую руку открылась, и в комнату мелкими шажками вошла молодая женщина моего возраста с бумагами в руках. Светловолосая, с серо-зелеными глазами. В ней, как в творении мастера, не было ни единого изъяна, по крайней мере на первый взгляд. Остановившись на полпути к креслу-каталке, она спросила:

– Мистер Хак, вы подпишете письма сейчас?

– Позже, мисс Рифф. – Его голос был несколько жестковат. – Сейчас у меня дела.

– Но вы говорили… Я думала, что вы, вероятно…

– Это не к спеху.

– Хорошо. Извините, если помешала.

Она вышла, затворив за собой дверь так осторожно, что не произвела никакого шума.

– Это Дороти Рифф? – спросил я Хака.

– Да. А что?

– Я как раз начал вам рассказывать. Мистер Луэнт утверждает, будто его сестра пообещала, что в случае ее смерти он получит значительную денежную сумму. Это произошло приблизительно за год до ее кончины, и он не верит, что сестра могла не сдержать слова и не оставить соответствующих распоряжений.

Хак покачал головой:

– Он присутствовал при чтении ее завещания и сам его видел.

– По словам Луэнта, сестра не собиралась помещать в завещание такой пункт, ибо это явилось бы нарушением воли ее отца. Он считает, что, скорее всего, она передала упомянутую сумму кому-то на хранение – не вам, конечно, так как вы выполнили бы ее указания сразу и в точности. Он подозревает, что это могла быть мисс Рифф, или мисс Марси, или миссис О’Ши, и хочет, чтобы мистер Вулф провел по данному поводу небольшое расследование. Но оно допустимо, по его словам, лишь с вашего ведома и согласия, потому-то мистер Луэнт и попросил вас принять меня. Мистер Вулф…

Распахнулась другая дверь – та, через которую мы с Луэнтом входили в комнату, – и к нам присоединилась еще одна особа женского пола. С виду она была несколько моложе Дороти Рифф, хотя я легко мог ошибиться, столь выгодно одежда медсестры оттеняла ее большие карие глаза и темно-каштановые волосы. Не останавливаясь и ни о чем не спрашивая, она подошла к шкафчику, достала стакан, бутылку двадцатилетнего шотландского виски «Солуэй» с полосатой этикеткой, флакон с каким-то лекарством, налила одну унцию из бутылки и две унции из флакона в стакан, после чего подала стакан Хаку.

– Все в порядке? – спросила она низким воркующим голосом.

– Замечательно.

– Ваше упражнение в два тридцать?

– Сделано.

Она удалилась, стрельнув в меня коротким быстрым взглядом. Когда дверь за ней закрылась, Хак сказал:

– Я принимаю это лекарство каждые два часа. Кстати, не хотите ли отведать его сами?

– Нет, спасибо. Это была Сильвия Марси?

– Да. Так вы говорили, что мистер Вулф…

– Мистер Вулф, – подхватил я, – считает, что, прежде чем побеседовать – с вашего разрешения, разумеется, – с этими тремя женщинами, мне следовало бы узнать ваше мнение по некоторым вопросам. Например, считаете ли вы возможным, что миссис Хак сделала распоряжение такого характера, как утверждает мистер Луэнт? Не вспоминаются ли вам какие-либо ее слова, указывающие на это? Ее счета за последние месяцы перед смертью – скажем, за год… Не свидетельствуют ли они об изъятии необычно большой суммы наличными или в ценных бумагах? И наконец, самое важное: какую из этих трех женщин ваша жена могла бы, скорее всего, избрать для такого поручения?

Вероятно, Хак думал, что пронзает меня взглядом, но прицел был по-прежнему низким.

– Мой шурин никогда не упоминал при мне… – начал он отрывисто.

– Он говорит, – кивнул я, – что боялся вас оскорбить. Но теперь, когда минул год и стало очевидно, что, помимо содержащейся в завещании миссис Хак просьбы не оставлять без внимания его нужды, мистеру Луэнту ничего не причитается, он хочет прояснить ситуацию, по возможности не причиняя вам беспокойства.

– О каком беспокойстве идет речь?

– Не знаю. Вы очень состоятельный человек. Мисс Рифф, мисс Марси и миссис О’Ши живут в вашем доме, и вам может не понравиться, что я начну задавать им вопросы.

– Мисс Рифф не живет здесь.

– А две другие?

– Живут.

– Вы считаете всех их честными и заслуживающими доверия?

– Да.

– Это важно. А уверены вы в ком-либо из них настолько, что могли бы полностью исключить ее из круга рассматриваемых лиц?

Он поморщился, протянул руку, чтобы поставить стакан из-под лекарства на столик, и уже открыл рот, чтобы ответить, как вдруг ведущая в коридор дверь снова открылась и на пороге возникла новая посетительница. На сей раз я растерялся. Если относительно секретарши или сиделки вопрос был ясен, то увидеть экономку в белом платье с ярко-синим узором я явно не ожидал. Она была несколько старше двух предыдущих, но на старуху, однако, никоим образом не походила. У нее были каштановые волосы, темно-голубые глаза, а во время ходьбы она едва уловимо покачивала бедрами.

Она деловито приблизилась к креслу-каталке, наклонилась и подоткнула край пледа под ноги Хаку. Я следил за его глазами. Естественно, он посмотрел на нее, но выражение его глаз показалось мне скорее озабоченным, нежели довольным.

– Так хорошо, сэр? – спросила она, выпрямившись.

– Да, спасибо, миссис О’Ши.

– Будут какие-либо распоряжения?

– Пока никаких.

Она сделала четверть оборота в мою сторону и смерила меня взглядом – слишком непродолжительным, чтобы назвать его пристальным, но и не уклончивым. Я даже собрался послать ей улыбку, но она уже развернулась и направилась к выходу. Сзади покачивание бедер было гораздо более заметно, чем спереди. Созерцая его, я подумал, что все три женщины определенно не церемонились, желая подвергнуть незнакомца беглому осмотру. Когда мы с Луэнтом поднимались на этаж и пересекали коридор, ни одной из них не было и в помине, но стоило мне провести в кабинете Хака пятнадцать минут, как вся троица прогарцевала передо мной. Если они относились друг к другу слишком ревниво, чтобы вести совместные разведывательные действия, значит у каждой имелся личный радар.

Когда дверь затворилась, Хак снова заговорил:

– Итак, насчет ваших вопросов. Прежде всего я сильно сомневаюсь, чтобы жена могла сделать какое-либо распоряжение подобного характера. И конечно же, при мне она о нем не упоминала. Насколько я могу судить, в последний год жизни она не изымала из банка крупных сумм наличными или в ценных бумагах без определенной цели, однако я буду рад попросить бухгалтеров это проверить. Хотя я далек от того, чтобы обвинять своего шурина в подтасовке фактов, однако считаю, что он явно неверно истолковал какие-то слова Берил. Но раз уж он обратился к Ниро Вулфу и вы взяли на себя труд приехать сюда, придется пойти этому негоднику навстречу. Вы хотели бы поговорить с женщинами по отдельности или со всеми вместе?

– Для начала со всеми.

– Сколько это займет? Вы управитесь сегодня?

– Постараюсь, но не знаю, как выйдет.

Хак посмотрел на меня, начал что-то объяснять, затем решил, что не стоит, и нажал кнопку. В то же мгновение его колесница рванулась вперед, точно дикая лошадь из загона, чуть не задев одной из своих дутых покрышек мою ногу. Остановившись перед дверью в коридор, он дотянулся до ручки, широко распахнул дверь, и кресло, вписавшись в поворот, исчезло в проходе. Я уже поднялся, чтобы последовать за Хаком, когда из коридора раздался его крик:

– Герман! Спустись-ка сюда!

Теперь я, конечно, знаю, что переполошило всех домочадцев: Пол Таер, племянник Хака, проговорился, что я – Арчи Гудвин, ассистент самого Ниро Вулфа, но в тот момент я еще ничего такого не знал и с интересом наблюдал, как они стягиваются к нам со всего дома. Дороти Рифф появилась из двери в конце коридора; миссис О’Ши поднималась по лестнице снизу; Луэнт и Сильвия Марси спускались по лестнице сверху. С лифтом возиться никто не захотел.

Увидев Хака, удобно восседающего в кресле-каталке, и меня в непринужденной позе чуть позади, они перестали волноваться и приближались уже спокойнее.

– Ты звал меня, Теодор? – спросил Луэнт, который стоя был точно такого же роста, как Хак – сидя.

Девушки расположились вокруг нас.

– Да, звал, – ответил Хак. – Мистер Гудвин обрисовал мне ситуацию, и я хочу, чтобы ты слышал, что я скажу миссис О’Ши, мисс Марси и мисс Рифф. – Его взгляд обежал женскую половину собравшихся. – Полагаю, всем вам известен частный сыщик по имени Ниро Вулф. Сегодня утром мистер Луэнт обратился к нему с просьбой провести одно небольшое расследование, и тот направил сюда мистера Гудвина для сбора предварительной информации. Мистер Гудвин выразил желание опросить вас троих, дорогие леди. Отвечайте, как считаете нужным, но при этом хорошенько подумайте. Вот, собственно, и все, что я хотел сообщить. Запомните: я не накладываю никаких ограничений на круг задаваемых мистером Гудвином вопросов и на то, что вам следует отвечать. Вместе с тем не забывайте: расследование, инициатором которого выступил мистер Луэнт, носит частный характер и за вами сохраняется полная свобода решать, какие факты могут иметь отношение к делу, а какие нет.

Меня это нисколько не волновало. Хак будто знал, зачем я явился к нему в дом, и теперь прилагал все усилия, чтобы я ушел с пустыми руками.

Он так и не дал повода для сколько-нибудь вероятной догадки, которая из трех прелестниц поймала его в сети.