355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Рекс Стаут » Завещание » Текст книги (страница 1)
Завещание
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 23:20

Текст книги "Завещание"


Автор книги: Рекс Стаут



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Рекс Стаут
Завещание

Rex Todhunter Stout

Where There’s a Will

© Rex Stout, 1940

© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. ЗАО «Торгово-издательский дом «Амфора», 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес

Глава первая

Я опустил на стол справочник «Кто есть кто в Америке» за 1938–1939 годы, потому что держать его в руках в такой жаркий день становилось тяжеловато.

– Их посеяли через равные промежутки времени, – констатировал я вслух. – Если они не приврали, подавая данные о себе, то Эйприл тридцать шесть, Мэй – сорок один, а Джун – сорок шесть. То есть рождалось по дочке каждые пять лет. Очевидно, родители начали с середины календаря и двигались оттуда к началу. И вероятно, Джун они назвали так потому, что родилась она в июне[1]1
  Имя Джун переводится как «июнь», Эйприл – как «апрель», Мэй – как «май». – Здесь и далее примеч. ред.


[Закрыть]
. Год же тогда стоял тысяча восемьсот девяносто третий. Затем мы видим попытки использовать воображение. Почему-то мне кажется, что постаралась мамочка. Вторая девочка появилась в феврале, однако ей дали имя Мэй…

Ниро Вульф с закрытыми глазами откинулся на спинку кресла, ничем не выдавая, что слышит меня. Тем не менее я продолжал. В этот знойный июльский день, несмотря на шикарный обед, поданный Фрицем, жизнь меня не радовала. Отпуск закончился. Новости из Европы были таковы, что хотелось понатыкать вдоль побережья через каждые десять ярдов столбики с табличками: «Частный берег. Акулам и государственным деятелям доступ запрещен». На моих руках красовались бинты, прикрывая те места, где канадский гнус искусал меня до крови.

Хуже всего было то, что Ниро Вульф ударился в фантастические траты, остаток на банковском счете достиг небывалого минимума, а наш сыскной бизнес дышал на ладан. И единственно из чувства противоречия, вместо того чтобы разделить со мной тревоги о состоянии дел, Вульф на этот раз занял позицию непротивления естественному ходу жизни. Чем довел меня до белого каления. Может, он действительно был настолько эксцентричен, что не видел беды в попытках трудоустроиться через Управление общественных работ. А вот ваш покорный слуга придерживался того мнения, что ни одно федеральное агентство не обеспечит Вульфа работой, которая позволит ему платить мне.

И потому я продолжал зудеть:

– Все зависит от того, что́ их гложет. Наверняка что-то весьма болезненное. Иначе они не стали бы в полном составе просить вас о встрече. После смерти их брата Ноэла[2]2
  Еще одно «календарное» имя. В переводе с французского означает «Рождество».


[Закрыть]
у них не должно быть проблем с финансами. Ноэл здесь тоже упомянут. – Я хмуро кивнул на справочник. – Ему было сорок девять, то есть он опережал старшую из сестер, Джун, на три года. Ноэл был правой рукой Каллена в адвокатской фирме «Дэниэл Каллен и компания». Всего добился сам, начав работать там в тысяча девятьсот восьмом году курьером за двенадцать баксов в неделю. Об этом писала позавчера «Таймс» в некрологе. Вы читали?

Вульф не шелохнулся. Я скорчил гримасу и продолжил:

– До их прихода остается еще минут двадцать, поэтому так и быть, поделюсь с вами плодами своих изысканий. В журнальной статье, которую я раскопал, куда больше информации, чем в «Кто есть кто». Там приводится масса интересных и красочных подробностей. Например, та, что Мэй носит хлопчатобумажные чулки с тех пор, как японцы бомбили Шанхай[3]3
  Американские суфражистки бойкотировали японский шелк и другие товары в знак протеста против этой бомбардировки и Нанкинской резни 1937 года, когда, по некоторым оценкам, погибло 500 тысяч китайцев.


[Закрыть]
. Или что ее мамочка была потрясающей женщиной, поскольку произвела на свет четырех уникальных детей. Лично я никогда не понимал, почему в подобных случаях умаляется вклад отца. Впрочем, сейчас у нас нет времени обсуждать это. Как-никак мы встречаемся не с отцом, а с его уникальными детьми.

Я перевернул страницу журнала.

– Подытожим, что́ нам известно о Ноэле, который скончался в этот вторник. Похоже, на его рабочем столе в калленовском офисе на Уолл-стрит был установлен ряд кнопок – по одной для каждой страны Европы и Азии, не говоря уже о Южной Америке. Стоило ему нажать на кнопку, как очередное правительство тут же подавало в отставку, не забыв осведомиться у Ноэла, кого бы он хотел видеть на их месте. Нельзя не согласиться с тем, что это уникально.

Старшая дочь, Джун, родилась, как я уже говорил, в июне девяносто третьего года. В возрасте двадцати лет она написала эпатажную, сильно нашумевшую книгу под названием «Скачки без седла», а годом позже еще одну – «Приключения кота». Затем вышла замуж за блестящего нью-йоркского адвоката по имени Джон Чарльз Данн, который в настоящий момент занимает пост государственного секретаря Соединенных Штатов Америки. На прошлой неделе он послал в Японию очень убедительное письмо. Журнал утверждает, что своей стремительной карьерой Данн во многом обязан необыкновенной жене. И тут снова мамочка постаралась. Джун и сама мамочка двоих детей – сына Эндрю, двадцати четырех лет, и дочери Сары, которой двадцать два.

Я переменил позу, закинув ноги повыше.

– Два других чудо-ребенка по-прежнему носят фамилию Хоторн. Мэй Хоторн никогда не была замужем. В ее мозгу столько извилин, что она может подпасть под действие антимонопольного законодательства. К двадцати шести годам Мэй произвела революцию в коллоидной химии – не знаю, в чем проявился переворот, но он как-то связан с пузырьками и каплями. С тридцать третьего года она является ректором Варни-колледжа и за эти шесть лет увеличила фонды своего учебного заведения на двенадцать миллионов баксов, переключившись с коллоидного на колоссальное. Итак, мы видим, что ее интеллект уникален.

Я был неточен, говоря, что две другие сестры по-прежнему носят девичью фамилию. В случае с Эйприл мне нужно было сказать «опять» вместо «по-прежнему». Когда в двадцать седьмом году она штурмом брала Лондон, то среди поверженных к ее стопам аристократов выбрала герцога Лозано. Четыре других герцога, множество графов и баронов, а также два мыльных короля покончили жизнь самоубийством. Но увы. Три года спустя, покоряя Париж, она развелась с Лозано и вновь стала Эйприл Хоторн – как в частной, так и в публичной жизни. Она единственная из ныне здравствующих и почивших актрис сыграла и шекспировскую Джульетту, и ибсеновскую Нору. В настоящее время она штурмует Нью-Йорк – в восьмой раз. Могу подтвердить это лично, поскольку месяц назад заплатил невероятную сумму в пять долларов пятьдесят центов за билет на «Яичницу». Если помните, я и вас уговаривал посмотреть этот спектакль. Раз уж Эйприл Хоторн стала признанной королевой американской сцены, вы просто обязаны ее увидеть.

Вульф даже бровью не повел. Никак мне было не расшевелить его.

– Разумеется, – с сарказмом проговорил я, – это просто возмутительно, что уникальные девицы Хоторн не проявили ни капли уважения к вашему праву на частную жизнь и намерены заявиться сюда прежде, чем вы переварите обед. Неважно, что у них за проблемы. Неважно, что братец Ноэл, возможно, оставил каждой по миллиону и они хотят отвалить вам половину наследства, дабы приставить хвост к своему банкиру. Все равно им следовало соблюдать правила элементарной вежливости. Когда Джун позвонила утром, я сказал ей…

– Арчи! – Вульф открыл глаза. – Я понимаю: ты называешь незнакомую тебе миссис Данн по имени, полагая, будто меня это раздражает. Да, меня это раздражает. Не делай так. Заткнись.

– Я сказал миссис Данн, что с их стороны это недопустимое посягательство на ваше неотъемлемое право сидеть в тишине и наблюдать, как наш банковский счет тает в сгущающихся сумерках медленного, но неотвратимого помутнения ваших интеллектуальных способностей и коллапса инстинкта самосохранения…

– Арчи! – Вульф стукнул кулаком по столу.

Пора было отступать, но от этого унизительного маневра я был спасен появлением Фрица Бреннера в проеме распахнувшейся двери. Фриц сиял, и я мог догадаться почему. Вероятно, посетители, о приходе которых он собирался возвестить, показались ему весьма многообещающими в плане денег клиентами. В старом доме на Тридцать пятой улице рядом с Гудзоном, где жил Ниро Вульф, не водилось секретов, кроме профессиональных. Я, будучи его секретарем, охранником и главным помощником, по долгу службы не мог не знать, что наши финансы оскудели до крайности. Фриц Бреннер, кулинар и джентльмен, и Теодор Хорстман, хранитель знаменитой коллекции орхидей, которую Ниро Вульф разводил в оранжерее на крыше, знали об этом не хуже меня. И если Фриц сиял, то, стало быть, сама наружность троицы, о прибытии которой он объявлял, предвещала крупный гонорар, какого мы не видели уже много недель. Он с шиком представил гостей. Вульф без всякого энтузиазма попросил провести их в кабинет. Я снял ноги со стола.

Хотя уникальные сестры Хоторн не слишком походили друг на друга, я, рассаживая и незаметно разглядывая их, убедился, что все они дочери одной потрясающей женщины. Эйприл я уже видел на сцене. Теперь, при ближайшем рассмотрении, я готов был признать, что она могла бы взять штурмом и кабинет Ниро Вульфа, появись у нее такое желание. Она выглядела страстной, капризной, прекрасной и сногсшибательной. Когда она поблагодарила меня за придвинутый стул, я решил, что женюсь на ней, как только накоплю достаточно денег на новые ботинки.

Мэй, гигант мысли и ректор колледжа, удивила меня. Она казалась очень милой. Позже, узнав, как решительно она поджимает губы и сколь непререкаем бывает ее тон при необходимости, я кардинально пересмотрел свою оценку. Но тогда она выглядела просто милой, безобидной и довольно моложавой. Джун, для вас – миссис Данн, куда более худая, чем младшие сестры, если не сказать – костлявая, начинала седеть; в ее темных глазах горело беспокойство человека, который никогда не был и не будет удовлетворен. Общей чертой в их внешности я бы назвал, пожалуй, лоб – широкий, довольно высокий, с выраженными височными впадинами и крепкими надбровными дугами.

Церемонию представления взяла на себя Джун; сначала она назвала себя и сестер, а затем пару мужчин, которые сопровождали дам. Этих двоих звали Штауффер и Прескотт.

Штауфферу было около сорока, то есть лет на пять больше, чем мне, и он бы выглядел недурно, если бы меньше пыжился. Он явно стремился чему-то соответствовать.

Второй, Прескотт, приближался к пятидесяти, роста был ниже среднего, с округлым брюшком, которое предполагало, что шнурки на ботинках его обладатель завязывает с определенным трудом. Конечно, со сферическим великолепием Вульфа это брюшко не шло ни в какое сравнение. Я вспомнил, что видел портрет Прескотта в газете, где объявлялось о его избрании на какой-то пост в ассоциации адвокатов. Значит, это был Гленн Прескотт из юридической фирмы «Данвуди, Прескотт и Дэвис». Одет он был в рубашку и галстук от «Метцгер» и костюм, который стоил полторы сотни баксов; в петлице его пиджака красовался цветок.

Из-за этого цветка в самом начале беседы произошла небольшая заминка. Я уже давно перестал гадать, что́ стоит за подобными выходками Вульфа: желание лишний раз продемонстрировать свою эксцентричность, подлинный интерес или стремление выиграть время, чтобы оценить собеседников. Так или иначе, но не успели все рассесться по местам, как Вульф направил взгляд на Прескотта и вежливо спросил:

– Это центаурея?

– Прошу прощения? – Прескотт не сразу сообразил, о чем речь. – А, вы имеете в виду цветок у меня в петлице. Не знаю. Я просто выбираю у флориста что-нибудь подходящее по цвету.

– Вы носите цветок в петлице, не зная, как он называется?

– Конечно. А что в этом странного?

Вульф пожал плечами:

– Никогда раньше не видел центаурею такого оттенка.

– Это не центаурея, – нетерпеливо вмешалась миссис Данн. – У центауреи цианус лепестки гораздо плотнее…

– Я не имел в виду центаурею цианус, мадам. – В голосе Вульфа слышалось раздражение. – Скорее, это центаурея лейкофилла.

– Хм. Никогда не слышала о такой. В любом случае это никакая не центаурея лейко-что-то-там. Это диантус супербус[4]4
  Центаурея – латинское название василька, синего (цианус) и белолистного (лейкофилла). Диантус супербус – гвоздика пышная, весьма распространенная в дикой природе.


[Закрыть]
.

Эйприл рассмеялась. Мэй ответила ей улыбкой, какую Эйнштейн адресовал бы котенку. Джун метнула один взгляд в сторону младшей сестры, и Эйприл прекратила смеяться и произнесла своим знаменитым переливчатым голосом:

– Ты победила, Джун. Это диантус супербус. Я не имею ничего против того, что ты всегда права, честное слово. Но если что-то кажется мне забавным, я не могу не смеяться. Таков уж мой характер. И вправе ли я поинтересоваться: меня что, притащили сюда выслушивать твою лекцию по ботанике?

– Тебя никто сюда силой не тащил, – возразила старшая из сестер. – Во всяком случае, я этого не делала.

Мэй подняла руку, останавливая перепалку.

– Прошу простить нас, мистер Вульф. Наши нервы на пределе. На самом деле мы хотели бы получить у вас консультацию по крайне важному делу. – Она посмотрела на меня и улыбнулась так мило, что я улыбнулся ей в ответ. Затем она опять обратилась к Вульфу: – И крайне конфиденциальному.

– Все в порядке, – заверил ее Вульф. – Мистер Гудвин – мое второе «эго». Без него я ни на что не способен. А экскурс в ботанику – исключительно моя вина, я первым заговорил на эту тему. Изложите же мне свое крайне важное дело.

Прескотт произнес с сомнением в голосе:

– Может, мне объяснить?

Эйприл взмахом руки загасила спичку, от которой прикуривала сигарету, и, щурясь от дыма, мотнула головой:

– Да ни за что. Ни один мужчина не сможет ничего толково объяснить в присутствии нас троих.

– Наверное, будет лучше, если Джун… – предложила Мэй.

Миссис Данн без дальнейших проволочек заявила:

– Речь идет о завещании нашего брата.

Вульф нахмурился. Он ненавидел распри из-за завещаний и однажды даже заявил потенциальному клиенту, что не желает играть в перетягивание каната, если в роли оного выступают кишки мертвеца. Тем не менее сейчас он, не опускаясь до грубости, спросил:

– Завещание вызывает какие-то сомнения?

– Да. – Голос Джун был резок. – Но сначала я бы хотела сказать следующее. Вы – детектив. Нам детектив не нужен, но я настояла, чтобы мы обратились к вам. И не из-за вашей репутации, а, скорее, благодаря тому, что вы однажды сделали для моей подруги, миссис Луэллин Фрост. Тогда она еще была Гленной Макнейр[5]5
  См. роман Рекса Стаута «Красная шкатулка».


[Закрыть]
. Также я слышала, как высоко отзывается о вас мой муж. Насколько я понимаю, вы сотворили что-то невозможное для Госдепартамента.

– Благодарю. Но, – напомнил Вульф, – вы говорите, что вам не нужен детектив.

– Не нужен. Но мы очень нуждаемся в услугах деятельного, проницательного, сдержанного и не слишком щепетильного человека.

– У нас это называется «дипломатия», – пояснила Эйприл, стряхивая пепел с сигареты.

Ее замечание было проигнорировано. Вульф спросил:

– Услуги какого рода вас интересуют?

Я решил, что в лице Джун необходимо произвести кое-какие поправки. У нее были глаза ястреба, а вместо крючковатого клюва, им под стать, всего лишь прямой симпатичный носик. Я предпочитал смотреть на Эйприл. Но говорила Джун:

– Боюсь, это услуги совершенно необычного свойства. Мой муж говорит, что нам поможет только чудо, но он всегда был слишком уж осторожен и консервативен. Как вам известно, три дня назад, во вторник, скончался наш брат. Похороны состоялись вчера после полудня. Мистер Прескотт – адвокат моего брата – собрал нас вечером, чтобы ознакомить с завещанием. Содержание этого документа шокировало нас – всех без исключения.

Вульф издал звук, которым, я знал, он выражает свое отвращение. Однако люди, едва знакомые с моим боссом, могли принять это хмыканье за выражение сочувствия, например. Тем временем Вульф сухо произнес:

– Такого шока удалось бы избежать, если бы налог на наследство составлял сто процентов.

– Вероятно. А вас можно принять за большевика. Но дело не в размере ожидаемого наследства, все гораздо хуже…

– Позвольте, – негромко перебила сестру Мэй. – В моем случае дело как раз в размере. Брат говорил мне, что оставит научному фонду нашего колледжа миллион долларов.

– Я всего лишь хотела сказать, – нетерпеливо воскликнула Джун, – что мы не гиены. Ни одна из нас не рассчитывала на скорое наследство от Ноэла. Конечно, мы знали, что он богат, но ему было всего сорок девять лет, и на здоровье он не жаловался. – Она обернулась к Прескотту: – Думаю, Гленн, вы сможете точнее изложить мистеру Вульфу основные пункты завещания.

Юрист откашлялся:

– Должен напомнить вам вновь, Джун, что как только о завещании станет известно…

– Мистер Вульф сохранит все в тайне, не так ли?

Вульф кивнул:

– Естественно.

– Что ж. – Прескотт опять прочистил горло, потом посмотрел на Вульфа. – Мистер Хоторн оставил небольшие суммы слугам и сотрудникам своей фирмы, всего сто шестьдесят четыре тысячи долларов. По сто тысяч долларов каждому из двоих детей его сестры, миссис Джон Чарльз Данн, и аналогичную сумму научному фонду Варни-колледжа. Пятьсот тысяч своей жене, детей у него не было. И также он завещал яблоко своей сестре Джун, грушу – сестре Мэй и персик – сестре Эйприл. – Юрист явно испытывал неловкость. – Заверяю вас, что мистер Хоторн, который был не только моим клиентом, но и другом, никогда не слыл чудаком. В завещании имеется приписка о том, что его сестры ни в чем не нуждаются и он дарит им фрукты в знак уважения.

– Вот как. К этому сводится все наследство усопшего? Примерно миллион долларов?

– Нет. – Прескотт не знал, куда девать глаза. – После выплаты налогов остается еще около семи миллионов. Возможно, чуть меньше. Все это оставлено женщине по имени Наоми Карн.

– La femme, – заметила Эйприл. Это не было ни насмешкой, ни издевкой, а просто констатацией факта.

Вульф вздохнул.

Прескотт сказал:

– Завещание было составлено мною в соответствии с указаниями мистера Хоторна взамен написанного тремя годами ранее и датированного седьмым марта тысяча девятьсот тридцать восьмого года. Хранилось оно в сейфе в моей фирме. Я останавливаюсь на этих деталях потому, что прошлым вечером миссис Данн и мисс Мэй Хоторн высказывались в том смысле, что мне следовало уведомить их об условиях завещания, как только оно было подписано. Как вам известно, мистер Вульф, это было бы…

– Ерунда, – оборвала его Мэй. – Вы прекрасно понимаете, что мы были расстроены. Мы рты пооткрывали от изумления.

– И до сих пор не можем прийти в себя. – Джун впилась глазами в лицо Вульфа. – Убедительно прошу вас понять, что мои сестры и я сама полностью удовлетворены теми фруктами, которые оставил нам брат. Дело не в них. Вы только подумайте, какой грянет скандал! Просто невероятный! Мы до сих пор поверить не можем. Мой брат завещал почти все свое состояние этой… этой…

– Женщине, – подсказала Эйприл.

– Очень хорошо. Женщине.

– Это было его состояние, – заметил Вульф. – И он распорядился им по своему усмотрению.

– Что вы этим хотите сказать? – потребовала разъяснений Мэй.

– Только то, что, если вам не нравятся скандалы, поменьше об этом говорите и суетитесь. Тогда все скоро забудется.

– Премного вам благодарны, – едко сказала Джун, – но нам нужно кое-что посущественнее. Во что выльется одна только публикация завещания в прессе, учитывая миллионные суммы, положение моего мужа и моих сестер… Бог мой! Разве вы не понимаете, что мы – знаменитые сестры Хоторн, нравится нам это или нет!

– Конечно нравится, – заявила Эйприл. – Мы в восторге от этого.

– Говори за себя, Эйп. – Джун не сводила глаз с Вульфа. – Вы отлично представляете, как все изобразят газеты. Тем не менее я считаю ваш совет правильным. Я согласна с тем, что разумнее всего было бы ничего не делать и не говорить. Пусть все идет своим чередом. Нас это не должно касаться. Но ничто не пойдет своим чередом! Поскольку случится кое-что ужасное… Дэйзи собирается опротестовать завещание!

Лоб Вульфа наморщился.

– Дэйзи?

– Ох, простите. До чего я глупа… Как уже заметила моя сестра, наши нервы просто измочалены. Брата не стало так внезапно. Потом все эти церемонии, вчерашние похороны… А теперь еще и это. Дэйзи – жена нашего брата. Вернее, его вдова. Роль трагической фигуры ей не в новинку.

Вульф кивнул:

– Ах да, леди под вуалью.

– Значит, вы знакомы с легендой.

– Это не легенда, – объявила Мэй, – а нечто гораздо большее. Это факт.

– Я всего лишь об этом наслышан, как и все, – сказал Вульф. – Лет шесть назад, если не ошибаюсь, Ноэл Хоторн развлекался стрельбой из лука. И однажды неудачно выпущенная им стрела оставила на лице его жены след, тянущийся ото лба до подбородка. Она была красавицей. С тех пор без вуали ее не видели.

Эйприл зябко поежилась:

– Это было ужасно. Я навещала ее в больнице, и мне до сих пор снятся кошмары. Прекраснее женщины я не встречала. За исключением одной девушки, торговавшей сигаретами в варшавском кафе.

– Она не знает, что такое эмоции, – подхватила Мэй. – Как и я. Только у нее нет альтернатив. Ей вообще не следовало выходить замуж. Ни за нашего брата, ни за кого-то еще.

Джун затрясла головой:

– Вы обе ошибаетесь. Дэйзи слишком холодна, чтобы считаться по-настоящему красивой. И семена эмоций в ней имелись, просто они дожидались своего часа. И теперь, бог свидетель, проросли. Вчера вы все слышали в ее голосе мстительность, а это эмоция, верно? – Опять глаза Джун остановились на лице Вульфа. – Дэйзи неумолима. Она постарается, чтобы всех нас смешали с грязью. Полумиллиона долларов ей хватило бы с лихвой, но она рвется в драку. Вы понимаете, чем это грозит? Катастрофой! Поэтому ваш совет не обращать внимания на скандал и дать ему перегореть здесь не годится. Дэйзи ненавидит Хоторнов. Только подумать: моего мужа вызовут в суд как свидетеля! Нас всех заставят туда явиться.

Снова заговорила Мэй, но в ее глазах и голосе больше не оставалось ничего милого:

– Мы этого не допустим.

– Мы хотим, – изрекла Эйприл, подбавив к переливам огня, – мы хотим, чтобы вы не допустили этого, мистер Вульф.

– Мой муж очень уважает вас, – повторила Джун, словно это определяло все, включая погоду.

– Благодарю вас. – Взгляд Вульфа обежал посетителей, всех по очереди, в том числе обоих мужчин. – Что я могу при таких обстоятельствах сделать? Стереть миссис Хоторн с лица земли?

– Нет, – категорично отрезала Джун. – С ней вам ничего не сделать. Но не с той женщиной, Наоми Карн. Уговорите ее отказаться от большей части наследства. Хотя бы от половины. Если вам это удастся, остальное мы сделаем сами. По неизвестным нам причинам Дэйзи жаждет денег, хотя бог знает, на что они ей нужны. Задача может показаться вам трудной, но вряд ли совсем уж невыполнимой. Можете сказать мисс Карн, что если она не отдаст хотя бы половину завещанной суммы, то вынудит нас подать на нее в суд, и тогда может потерять гораздо больше, чем половину.

– Любой может передать ей это, мадам. – Вульф обернулся к адвокату: – А как смотрит на ситуацию закон? Есть ли у миссис Хоторн шанс возбудить дело?

– Ну… – Прескотт скривил губы. – Дело она сможет возбудить. Начнем с того, что прецедентное право…

– Нет, пожалуйста, не надо подробностей. Ответьте одним словом: сможет ли миссис Хоторн добиться того, чтобы завещание признали незаконным?

– Не знаю. Думаю, сможет. Учитывая то, какие формулировки использованы в документе, закон будет оценивать обстоятельства, а не только текст. – Прескотт опять замялся. – Вы ведь понимаете, сколь щекотливо мое положение. Есть риск, что мое поведение будет расценено как неэтичное с профессиональной точки зрения. Я сам составлял завещание для мистера Хоторна, причем он настаивал на том, чтобы текст не оставлял никаких шансов тому, кто пожелает оспорить его в суде. Трудно ожидать от меня рекомендаций, которые позволят поставить под сомнение выработанный мной самим документ. Скорее, мой долг – защищать его.

С другой стороны, будучи не только адвокатом, но также другом семьи Хоторн и, если мне будет позволено так выразиться, мистера Данна, занимающего высокий государственный пост, я понимаю, что публичное обсуждение завещания нанесет им ущерб, который не поддается измерению. Крайне желательно избежать любой огласки. И ввиду позиции, которую, к сожалению, заняла миссис Хоторн…

Прескотт умолк, пожевал губы, потом продолжил:

– Так и быть, выскажусь начистоту, хотя это и будет в высшей степени непрофессионально. Завещание возмутительно. Я так и заявил Ноэлу Хоторну, когда мы работали над документом. Но он стоял на своем, и мне оставалось только следовать его указаниям. Даже не касаясь того, насколько ущемлены права миссис Хоторн, напомню, что мистер Хоторн обещал своей сестре оставить миллион долларов научному фонду Варни-колледжа, а фактически выделил лишь десять процентов означенной суммы. Это хуже, чем несправедливость. Это непорядочность, о чем я также сказал мистеру Хоторну. Но не нашел в нем понимания. Я придерживался и придерживаюсь того мнения, что он утратил присущее ему здравомыслие под влиянием знакомства с мисс Карн.

– А я все равно в это не верю, – встряла Мэй, так и не вернувшаяся в образ милой женщины. – Готова спорить: если бы Ноэл решил не исполнять обещания, обязательно сказал бы мне об этом.

– Моя дорогая мисс Хоторн. – Прескотт обернулся к ней с видом крайнего раздражения. – Вчера я счел за лучшее проигнорировать ваши намеки, поскольку понимал, что вас внезапно постигло огромное разочарование. – Его голос прерывался от возмущения. – Но вы и сегодня в присутствии посторонних даете понять, что условия завещания Ноэла не соответствуют его инструкциям… бог мой, он же умел читать, он не стал бы подписывать…

– Глупости, – оборвала негодующего адвоката Мэй. – Просто случившееся никак не укладывается у меня в голове. И я скорее подвергну сомнению законы термодинамики, чем вашу честность. – Она вдруг ослепительно улыбнулась Прескотту и жалобно выругалась: – Черт побери. Все это так неприятно. Я бы предпочла оставить все как есть, не говоря ни слова, если бы не отвратительное упрямство Дэйзи, которое вынуждает нас действовать. Я настаиваю на том, что договоренность с мисс Карн должна включать пункт об увеличении до миллиона долларов доли, выделяемой из наследства научному фонду, так как именно о такой сумме брат говорил мне при жизни.

– Н-да, – пробормотал Вульф.

Прескотт кивнул ему, не разжимая губ, словно подтверждал: «Вот именно – н-да».

Джун прикрикнула на сестру:

– Ты только все усложняешь, Мэй. Так мы вообще ничего не добьемся. И потом, ты блефуешь, я тебя знаю. Ты не захочешь затевать свару. Сумеет мистер Вульф уговорить эту женщину – тем лучше. Я буду только рада, если твой фонд получит миллион. Но главное – Дэйзи. И ты сама это понимаешь. Мы все согласились…

Она умолкла, потому что дверь в кабинет приоткрылась. Вошел Фриц и, приблизившись к Вульфу, протянул ему на подносе визитную карточку. Вульф взял визитку, глянул на нее и аккуратно подсунул под пресс-папье. Затем обратил взгляд на миссис Данн и сказал:

– Тут написано: «Миссис Ноэл Хоторн».

Все воззрились на него.

– О господи! – выговорила Эйприл.

Мэй сказала тихо, будто самой себе:

– Надо было ее связать.

Джун поднялась со своего места и требовательно спросила:

– Где она? Я поговорю с ней.

– Прошу вас. – Вульф опустил широкую ладонь на стол. – Она пришла ко мне. Я сам с ней поговорю…

– Но это же смешно! – Джун продолжала стоять. – Она дала нам время до понедельника и обещала до тех пор ничего не предпринимать. На всякий случай я оставила с ней сына и дочь…

– Где вы их с ней оставили?

– В доме брата. У нее дома. Мы все провели там ночь… Нет, дом-то теперь тоже не ее. И это одна из причин, почему она себя так ведет. Дом вместе с остальным имуществом отойдет той женщине, а не ей… Но она обещала ничего не делать…

– Пожалуйста, сядьте, миссис Данн. Мне все равно нужно с ней встретиться, прежде чем браться за ваше поручение. Пригласите миссис Хоторн, Фриц.

– С ней две леди и джентльмен, сэр.

– Пригласите всех.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю