Текст книги "Мастера детектива. Выпуск 2"

Автор книги: Рекс Стаут

Соавторы: Эрл Стенли Гарднер,Джон Диксон Карр,Дэшилл Хэммет,Уильям Айриш
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 46 страниц)

– Нет, нет, пожалуйста. Я не могу. Пить с покупателями нам не разрешают.

– Да что у вас случилось? – спросил Мейсон. – Неприятности на работе?

– Нет, нет. С работой все в порядке. Это чисто личное, и вообще давнишняя история. Но временами вдруг подступит к сердцу… – Она запнулась и, повернувшись к Делле, с надрывом заговорила: – Ваш муж не поймет, зато вы сможете понять. Вы женщина, и вам знакомо чувство матери к ребенку.

– А что с вашим ребенком? – спросил Мейсон.

Она покачала головой.

– Как глупо, что я навязываюсь к вам со своими делами. Будьте добры, сделайте вид, будто что–то выбираете на моем подносе. Наш шеф может рассердиться.

Делла Стрит начала перебирать уложенные на подносе мелкие сувениры и безделушки.

– Продолжайте, – сказал Мейсон.

– Вообще–то нечего рассказывать. В конце концов, все не так уж плохо. Наверное, мой ребенок в хороших руках. Мне только хотелось бы знать. Ой, как хотелось бы…

– Что знать? – спросил Мейсон.

– Где моя дочка. Видите ли, все это очень сложно и запутанно. Я… во мне есть примесь японской крови.

– Да что вы?

– Правда. Вы, может, не заметили этого, но если внимательно поглядеть, видите, какие у меня глаза и скулы.

Мейсон пристально всмотрелся в ее лицо, потом кивнул и сказал:

– Да, вижу. Я сразу подумал, что в вас есть что–то экзотическое. Теперь я понял, в чем дело. У вас явно восточный тип лица.

– У меня ведь только небольшая примесь японской крови, – сказала девушка. – А вообще–то я американка. Такая же, как и все остальные. Но люди, знаете, как относятся к этому? Для большинства я – японка, и весь разговор. Отверженная, чужая…

– Ну, а что с вашим ребенком? – спросил Мейсон.

– У меня есть дочка.

– Вы замужем?

– Нет.

– Продолжайте.

– Ну вот. У меня есть ребенок, а отец ребенка украл у меня мою дочь. Он продал ее. Когда я узнала, что какие–то чужие люди хотят удочерить мою девочку, я была вне себя. Чего я только ни делала, стараясь выяснить, что же это происходит и как мне быть, но ничего не смогла сделать.

– А тот человек, который похитил вашу дочь, и в самом деле ее отец? спросил Мейсон.

Девушка на мгновение замялась, опустила глаза, потом подняла их и взглянула прямо к лицо Мейсону.

– Нет, – призналась она. – Ее отец умер.

– Почему же вы не пытаетесь разыскать вашу дочь? – спросила Делла Стрит.

– А что я могу сделать? Разве станет кто помогать японке, да еще если у нее денег ни гроша? А у меня ничего нет. Я даже не знаю, где моя девочка, но я уверена, кто–то ее удочерил. Тот человек, который выдал себя за отца и подписал все бумаги, исчез.

– Сколько лет вашей девочке? – спросил Мейсон.

– Сейчас ей бы исполнилось четыре года. Она была совсем крошкой, когда…

Питер, метрдотель, оглядывая зал, вдруг заметил девушку с сигаретами.

– Продавщица сигарет, пройдите–ка сюда! – крикнул он. – Сию же минуту!

– Ох, – сказала девушка, – зря я разговорилась с вами. Питер сердится.

Из треугольного выреза платья она вытащила носовой платок, такой крошечный, что, казалось, им нельзя прикрыть даже почтовую марку, поспешно вытерла глаза и припудрила лицо.

– Продавщица сигарет! – вторично позвал Питер. Его голос звучал резко и нетерпеливо.

Несмело улыбнувшись Делле Стрит, девушка дотронулась до руки Мейсона и, слегка сжав ее, сказала:

– Мне сейчас здорово влетит.

– А вы не позволяйте, – сказала Делла Стрит. – Какое он имеет…

– Продавщица сигарет, немедленно сюда! – еще раз крикнул метрдотель.

– Спасибо вам большое, я хоть душу отвела.

И девушка ушла.

– Бедняжка, – сказала Делла.

Мейсон кивнул.

– Грудного ребенка продать, наверно, не так трудно, – адумчиво проговорила Делла. – Если тот тип выдал себя за отца и сказал, что мать девочки умерла или сбежала, то он наверняка нашел людей, желающих усыновить ребенка, и получил от них пятьсот, а то и тысячу долларов.

– За японского ребенка?

– А кто знает, что он японец? – возразила Делла. – Ты и то не догадался, что она японка, до тех пор, пока она сама не сказала. Чуть раскосые глаза и что–то в очертаниях лица… Она гораздо больше американка, чем японка.

Мейсон снова кивнул.

– Все это, кажется, ни капли тебя не тронуло, – с раздражением сказала Делла Стрит. – Почему бы тебе ей не помочь? Уж кто–кто, а ты мог бы это сделать, шеф. Разыщи девочку, сделай доброе дело.

– Для кого?

– Для матери и для девочки.

– А кто тебе сказал, что для девочки это такое уж доброе дело? Она, может быть, сейчас в хороших руках. А мамаша, которая работает в ночном клубе и щеголяет в столь открытом платье, что еще чуть–чуть и ее арестуют за непристойный вид…

– При чем тут платье? Она любит ребенка.

– Может быть, и любит, – сказал Мейсон, – но едва ли так уж сильно.

– Не поняла тебя.

– Со времени исчезновения ребенка прошло, наверное, не менее трех лет, – сухо напомнил Мейсон. – И вдруг ни с того ни с сего она подходит к двум совершенно незнакомым людям, посетителям ночного клуба, где она работает, и, рискуя быть уволенной, подсаживается к ним и начинает плакаться на свои беды.

– Все это так, конечно, – согласилась Делла Стрит. – Но ведь можно посмотреть на дело и с другой точки зрения… У нее это вышло случайно. Такое впечатление, что она держала свое горе при себе, пока могла, а сейчас ее прорвало.

– Небезынтересно, что случилось это после совещания в углу, состоявшегося сразу вслед за моим разговором по телефону.

– Да, верно. Она знает, стало быть, кто ты такой.

Мейсон кивнул.

– Знает, и поэтому пыталась заручиться твоей помощью. Но вид у нее был очень искренний, и… слезы были настоящие.

Мейсон взглянул на часы и сказал:

– Ну, если это еще не конец, мне бы хотелось, чтобы события развивались быстрей. В противном случае я просто не успею что–либо сделать сегодня. Я все вспоминаю голос этой женщины, такой испуганный, взволнованный. Хотел бы я знать, что там случилось, когда она так внезапно бросила трубку.

– К нам идет метрдотель, – сказала Делла Стрит.

Метрдотель, невысокий, полный, средних лет мужчина, учтиво поклонился и сказал:

– Прошу прощения.

– Да? – отозвался Мейсон.

– Вы Перри Мейсон, адвокат?

Мейсон кивнул.

– К сожалению, я не узнал вас, когда вы входили, но потом мне показали вас. Я неоднократно видел ваши фотографии в газетах, но… – он выразительно развел руками, – вы много моложе, чем я ожидал.

– Пусть это вас не тревожит, – с легким раздражением ответил Мейсон. – Кормят у вас отлично, обслуживание безупречное. Так что, пожалуйста, не извиняйтесь, что вы не узнали меня, и никому, кстати, не говорите, что я здесь.

Метрдотель бросил беглый взгляд на Деллу Стрит и заговорщицки улыбнулся.

– Ну, разумеется, – сказал он. – Мы здесь никогда таких вещей не делаем. Зачем лезть в чужие дела? Я позволил себе подойти к вам, только чтобы передать пакет, присланный на ваше имя. Меня непременно просили вручить его вам лично.

Сделав легкое, неуловимое движение рукой, он извлек откуда–то конверт, как фокусник достает маленького кролика из потайного кармана фрака.

Мейсон не сразу вскрыл конверт. Он положил его на стол и некоторое время изучал его. Конверт был длинный, из грубой бумаги, с надписью «мистеру Мейсону», сделанной явно второпях. Потом он холодно и твердо взглянул на учтиво улыбающегося метрдотеля.

– Где вы это взяли? – спросил он.

– Пакет был передан швейцару посыльным.

– Кто этот посыльный?

– Право, не знаю. Может быть, знает швейцар. Хотите, я его пришлю к вам?

– Да, пришлите.

На мгновение их взгляды встретились, глаза адвоката пристально смотрели в улыбающиеся, чуть насмешливые глаза Питера. Потом метрдотель отвел взгляд.

– Я его пришлю немедленно и надеюсь, что вы выясните все, что вас интересует.

Он поклонился и направился к дверям.

– Хотелось бы мне знать, – заметил Мейсон, глядя ему в спину, – каким образом наша загадочная клиентка обнаружила наше местопребывание.

– О, так это он и есть, – сказала Делла, увидев деньги и вырезку из газеты. – Тот самый пакет, что тебе должны были прислать.

Мейсон просматривал содержимое.

– Занятно… в основном мелкие купюры, по доллару, и покрупней, а две – по пятьдесят.

Он поднес деньги к носу, затем протянул пачку Делле.

Она понюхала и сказала:

– Довольно сильный запах. Это хорошие духи. Знаешь что, шеф, наверно, эта женщина собирала деньги по доллару, по два, иногда откладывала пять, а если повезет, случалось, даже пятьдесят. Она прятала их где–то в ящике комода вместе с носовыми платками, приберегая на крайний случай.

Мейсон кивнул, его лицо стало задумчивым.

– Могло быть и так, – сказал он, – накопив достаточно мелких денег, она обменивала их в банке, и таким образом здесь оказалось две купюры по пятьдесят. Крупные купюры прятать удобнее, и… сюда идут метрдотель и швейцар. Вложи деньги в конверт.

– Здесь нет твоего имени? – спросила она.

– Ни имени, ни записки, – ответил он. – Только деньги и вырезка из газеты. Поэтому она и звонила: хотела объяснить, что от меня требуется. Написать записку она, наверно, не успела. Просто сунула деньги в конверт и…

Он запнулся на полуслове – к столику подошли метрдотель и швейцар.

– Вот этот швейцар, мистер Мейсон.

Питер продолжал стоять, явно чего–то ожидая.

Мейсон протянул ему десятидолларовую бумажку.

– У вас отличное обслуживание, – сказал он.

Ловкие пальцы взяли бумажку, и она как бы растворилась в воздухе. В глазах метрдотеля теперь уже не было насмешки. Он держался почтительно.

– Счастлив служить вам, мистер Мейсон. В любое время, когда бы вы ни захотели прийти сюда, только спросите Питера, и столик будет вас ждать.

Швейцар, огромный мужчина в украшенной шитьем униформе, казалось, думал лишь о том, чтоб поскорей вернуться на свой пост, но его зоркие глаза явно успели заметить, какого достоинства купюра была вручена Питеру, и щедрость клиента, казалось, произвела на него должное впечатление.

– Ну, – сказал Мейсон, – расскажите–ка мне о посыльном.

– А что о нем рассказывать? – ответил швейцар. – Автомобильчик – так себе. Не слишком новый. Я подошел к машине, открыл дверцу и увидел, что там один человек и сидит он с таким видом, будто это не его машина. Я сразу увидел, что он не будет выходить, и подумал: наверно, хочет узнать дорогу. Что ж, ответить я могу, я не прочь, только ты хотя бы опусти стекло и крикни, что тебе там надо. Зло меня на таких разбирает. Ведь чаевых от них не дождешься. Открыв дверцу, он сунул мне в руку конверт и говорит: «Передайте это Перри Мейсону. Он в ресторане». Я помню, как вы ставили машину, – продолжал швейцар, – но я не узнал вас тогда, мистер Мейсон. Хотя имя ваше часто слышу, но… вы ведь впервые у нас? Верно?

Мейсон кивнул.

– Продолжайте. Что же сделал этот человек с конвертом?

– Да больше ничего. Я вытаращился на него, а он сказал: «Иди. Что, у тебя ноги не работают? Отнеси пакет вашему старшему и скажи, что пакет, мол, очень важный, пусть его немедленно передадут мистеру Мейсону». Вот я и отдал его Питеру.

– А что сделал тот человек?

– Захлопнул дверцу и укатил.

– Вы не запомнили номер машины или какие–то приметы?

– Ничего я не запомнил, – ответил швейцар. – Вроде бы «шевроле», выпущенный этак лет пять–шесть тому назад. Темного цвета седан с четырьмя дверцами. Вот и все, что я могу сказать.

– Смогли б вы описать того мужчину?

– Ну, на нем был такой сероватый костюм. Ворот у рубашки мятый. Он лет так на шесть, на восемь старше меня, а мне… постойте–ка… уже пятьдесят три… Не похож на нашего клиента.

– Похож на рабочего?

– Ну, не совсем на рабочего. У него, может, какая лавчонка или маленькая мастерская. Обтрепанный такой, но, видно, малый ушлый. У него–то, может, и деньжата водятся, но он их не тратит на одежду или машину и не транжирит в…

– Ночных клубах, – подсказала Делла Стрит.

Швейцар ухмыльнулся.

Мейсон вытащил банкноту в десять долларов.

– Попытайтесь вспомнить что–нибудь еще, – сказал он. – И не думайте о чаевых, которые вы упускаете из–за того, что ушли от дверей. Вы свое наверстаете. А сейчас послушайте: это моя секретарша мисс Стрит. Вы можете завтра позвонить в мою контору, попросить ее к телефону и сообщить ей все, что вы вспомните.

В отличие от Питера швейцар, взяв купюру, сперва поглядел на нее, потом кивнул и одобрительно ухмыльнулся.

– Я же говорю, – сказал он, – чаевые подождут. А если чего нужно…

– Вы пока подумайте, – сказал Мейсон. – И вызовите мою машину. Она…

– Я помню вашу машину, – живо отозвался швейцар. – И вас теперь запомню, мистер Мейсон. Если вам что потребуется…

– Очень хорошо, – прервал его Мейсон. – В настоящее время мне требуется как можно больше узнать о человеке, который привез конверт.

– Подумаю. Если что припомню, я вам завтра днем позвоню. Я нынче дежурю до двух часов ночи и не встану завтра раньше двенадцати. Может, и вспомню что.

Мейсон повернулся к Делле Стрит:

– А теперь, Делла, мы позвоним Карлину.

– Он разозлится, если мы его разбудим, – сказала Делла.

– Знаю. Но все же попробуем.

– Нельзя ли подождать с этим хотя бы до завтрашнего утра?

– Ты бы так не говорила, если бы слышала голос той женщины. Я не знаю, что у нее стряслось, но откладывать нельзя. Нужно немедленно действовать.

Мейсон повел Деллу к телефону. Она опустила монетку, набрала номер и вопросительно взглянула на Мейсона:

– Ты будешь говорить?

– Нет, – ответил Мейсон, усмехнувшись, – не я, а ты. Попробуй воздействовать на него своими чарами. Пусти в ход свой самый нежный голосок.

– Сказать ему, кто мы и зачем звоним?

– Кто – скажи, а зачем – не нужно. Тебе…

Делла приложила руку ко рту и сказала:

– Алло. Это мистер Карлин? – Выслушав ответ, она кокетливо улыбнулась и проговорила: – Мистер Карлин, я надеюсь, вы извините, что мы тревожим вас в такое позднее время. Это говорит мисс Стрит. Я доверенный секретарь мистера Мейсона. Нам совершенно необходимо повидать вас как можно скорее. Надеюсь, вы еще не ложились… О, прекрасно… Да, если можно… Да, конечно… простите… Передаю трубку мистеру Мейсону. – Она прикрыла рукой микрофон и сказала: – Он еще не ложился. Отвечает вежливо. Я думаю, все будет хорошо.

Мейсон кивнул, взяв у нее трубку, и сказал:

– Алло. Говорит Перри Мейсон, мистер Карлин. Я очень сожалею, что пришлось побеспокоить вас в такое позднее время.

– Ваша секретарша уже это говорила, – ответил мужской голос. – Пусть это не волнует вас. Я почти никогда не ложусь раньше двух часов ночи. Часто читаю допоздна, да и вообще ложиться рано не привык.

– Я хотел бы с вами встретиться по поводу одного дела чрезвычайной важности.

– Сегодня?

– Да.

– Сколько времени уйдет у вас на дорогу?

– Я звоню из «Золотого гуся», – сказал Мейсон. – Мне предстоит еще одно небольшое дело, и… словом, я, наверно, буду у вас минут через тридцать–сорок.

– Я буду ждать вас, мистер Мейсон. Постойте, вы ведь мистер Перри Мейсон, адвокат?

– Верно.

– Я о вас слышал, мистер Мейсон. Буду рад познакомиться. Я сварю к вашему приходу кофе.

– Прекрасно, – сказал Мейсон, – простите мою назойливость, я даже не знаю, как вас благодарить…

– Что вы, пустяки. Я холостяк, скучаю в одиночестве и очень рад гостям. Ваша секретарша тоже приедет?

– Да.

– Великолепно, – сказал Карлин. – Итак, я жду вас, мистер Мейсон, примерно через полчаса.

– Совершенно верно, – ответил Мейсон. – Благодарю вас.

Он повесил трубку.

– Разговаривает Карлин приветливо, – заметила Делла Стрит.

– Вполне.

– Ты успел посмотреть газетную вырезку?

– Только мельком, – сказал Мейсон. – Всего несколько строк, должно быть, из какой–то нью–йоркской газеты. Упоминается, что некая Элен Хемптон была признана виновной в шантаже и заключена в тюрьму на восемнадцать месяцев. Кажется, она и ее сообщник, имя которого не названо, занимались вымогательством, а каким именно – нельзя понять. Она признала себя виновной, и судья при вынесении приговора коротко отметил, что система вымогательства была так ловко придумана, что он не рискует сделать ее достоянием широкой гласности из опасения, что и другие смогут прибегнуть к ней.

– И это все?

– Все, – сказал Мейсон.

– А какая дата на вырезке?

– Даты нет, – сказал Мейсон. – Просто вырезан кусочек текста. Бумага слегка начала желтеть, так что или статья давнишняя, или она лежала на солнце.

– Ну что ж, – сказала Делла Стрит, – может, мы что–нибудь и узнаем от Карлина. А что это за дело, о котором ты говорил ему, шеф?

– Я хочу съездить к тому телефону–автомату, – пояснил Мейсон. Думаю, что аптека открыта всю ночь. Попробую у них что–нибудь выяснить о женщине, которая звонила мне.

– А ты заметил, – сказала Делла Стрит, – что Карлин держится вполне непринужденно. Он мне даже понравился.

– Да, разговаривал он вежливо и в то же время твердо, – сказал Мейсон, – и любопытства в общем–то не проявил.

– Верно, – согласилась Делла. – Другой на его месте начал бы допытываться – «что да почему»? Напугался бы, наверное: «Чего ради я понадобился мистеру Мейсону в такой поздний час? Что он задумал?» – и тому подобное. А этот Карлин вроде бы совсем и не встревожился.

Мейсон задумался.

– Любезен и не проявляет любопытства, – повторил он медленно.

– А может быть, он ждал звонка? – спросила Делла Стрит.

– Ну, – ответил Мейсон, – не стоит заходить так далеко в предположениях, но он явно был начеку. А теперь в аптеку, Делла, посмотрим, что там.

3

Подъезжая к аптеке на углу Ванс–авеню и бульвара Крамер, Мейсон сказал:

– Делла, как, по–твоему, откуда эта женщина могла узнать, что я в «Золотом гусе»?

– Мало ли как, – сказала Делла Стрит, – ты человек известный, тебя многие знают…

– Тогда следует предположить, что и она была там же, в «Золотом гусе».

– Совсем не обязательно. Она… постой–ка минутку… да, я поняла, почему ты так решил.

– Могло, конечно, быть и так, – продолжал Мейсон, – что ей просто сказали по телефону: «Слушай, мистер Мейсон сейчас в ресторане – «Золотой гусь“. Воспользуйся случаем, позвони ему». Может, кто–то из ее друзей был среди посетителей. Или метрдотель…

– Да, все это вполне возможно.

– И все же нет, – продолжил Мейсон, – я не думаю, что ей кто–то звонил. Уж очень она волновалась, очень уж была испугана. Ей не звонили, это она сама была в ночном клубе, сама нас видела, потом ушла и сразу позвонила.

– Кто–нибудь знал, куда мы собираемся идти?

– Мы ведь и сами этого не знали, – сказал Мейсон. – Вспомни, мы уже кончили опрашивать свидетеля и вышли из конторы, когда ты вдруг вспомнила, что Пол Дрейк рекомендовал тебе этот клуб. Он сказал, что там великолепно кормят и неплохой оркестр.

– Верно, – ответила она. – Решение мы приняли экспромтом, и никто не знал, что мы туда идем.

– За исключением Дрейка, – напомнил Мейсон. – Мы ведь позвонили Полу по дороге и сказали, что свидетель все подтвердил, что завтра утром мы увидимся, а сейчас хотим воспользоваться его рекомендацией и направляемся в ночной клуб.

– Да, я слышала, как ты ему все это говорил.

– Но Пол Дрейк, – продолжал Мейсон, – вряд ли мог сказать кому–нибудь, где мы находимся. Ведь он же детектив, в конце концов. Он умеет держать язык за зубами. Впрочем, может, мы выясним кое–что после разговора с Карлином. И, может быть, окажется, что это дело вполне заурядное и не стоило из–за него поднимать такой шум да еще мчаться куда–то ночью. И все–таки очень похоже, что эта женщина копила деньги на какой–то крайний случай, и, когда этот случай пришел, она взяла их и… Вот и аптека. Ты войдешь? – спросил он.

Делла Стрит уже открывала дверцу машины.

– Только попробуй не взять меня с собой, – сказала она.

Старший продавец готовился закрыть аптеку. Четырем юнцам, которые оживленно болтали за тягучим коктейлем из сиропа и мороженого, учтиво, но твердо напомнили, что пора уходить. Продавщица содовой воды уныло окунала грязные стаканы в горячую воду, а кассирша подсчитывала выручку.

Продавец рецептурного отдела равнодушно выслушал Мейсона.

– Я ее не очень–то запомнил, – сказал он. – Уже после ее ухода нам позвонили в другую кабинку с центральной станции и сказали, что у соседнего автомата не повешена трубка. Я зашел в кабину и повесил трубку на место. Вот и все, что я знаю об этом. Спросите лучше кассиршу.

Мейсон подошел к кассе.

Кассирша смутно помнила ту женщину. Она просила разменять ей четверть доллара. Ей примерно лет тридцать – тридцать пять. Одета в темное пальто с меховым воротником. У нее была коричневая сумка из крокодиловой кожи. Нет, более подробно она не может ее описать. Да, бросила трубку. Как уходила женщина, кассирша не видела. У них столько дел…

– Из какой кабинки она звонила? – спросил Мейсон.

– Из той, что справа, около стенда с журналами.

– Я ее осмотрю, – сказал Мейсон.

Вместе с Деллой Стрит он прошел к кабинке.

– Продавец из рецептурного отдела определенно наблюдает за нами, шеф, – прошептала Делла.

– Возможно, он думает, что я из ФБР, – сказал Мейсон. – По–моему, у нас практически нет шансов узнать, что ее испугало, но все же нужно посмотреть. Раз она убежала так внезапно, то могла что–то оставить платок, кошелек или…

– Здесь на полочке лежит клочок бумаги и несколько монет, – сказала Делла Стрит, заглядывая в дверь через стекло.

Мейсон толкнул дверь. Делла Стрит проскользнула внутрь будки.

– Четыре монеты, сложенные столбиком на кусочке бумаги, – сказала она.

– Что это за бумажка?

– Здесь какой–то телефонный номер, нацарапанный карандашом. Майн девять шестьдесят четыре пятьдесят.

– Позвони, – сказал Мейсон. – Посмотрим, кто ответит.

– Вряд ли кто–нибудь ответит нам в это время ночи, – сказала Делла Стрит, опуская монету. – Алло! Да, да, спасибо… нет, ничего, я по ошибке набрала не тот номер. – Она положила трубку и с улыбкой повернулась к Мейсону. – Это был номер «Золотого гуся»!

– Дьявольщина! Я бы дорого дал, чтобы узнать, как она нас проследила. Что еще написано на этой бумажке?

– Какие–то цифры с другой стороны.

Цифры были записаны в одну строчку: 59–4П–38–3Л–19–2П–10–Л.

Мейсон, нахмурившись, разглядывал бумажку.

В это мгновение к ним быстро подошел продавец рецептурного отдела.

– Что–то нашли? – спросил он.

Мейсон улыбнулся и покачал головой.

– Нет, я просто записал ваш номер, – сказал он и, зевнув, пояснил: Все в порядке. Видите ли, моя двоюродная сестра страдает временной потерей памяти. Но она помнит почему–то мой номер телефона даже тогда, когда забывает и свою фамилию, и мою, и всех наших родственников.

– Понятно, – сказал продавец таким тоном, что ясно было, что он не понял ничего.

Мейсон повел Деллу Стрит к двери.

Мелкий моросящий дождик перешел в холодный ливень. Делла поспешно вскочила в машину.

– Б–р–р–р, замерзла, – сказала она. – В такую погоду на ногах должно быть что–то поплотнее, чем прозрачный нейлон. Что ты думаешь насчет этой бумажки с цифрами?

– Цифры, – сказал Мейсон, извлекая из кармана клочок бумаги, – это комбинация сейфа. Четыре раза вправо до пятидесяти девяти, три раза влево до тридцати восьми, два раза вправо до девятнадцати, потом влево и остановиться на десяти.

– Продавец все вертится около двери, – сказала Делла. – Я думаю, он хочет записать номер нашей машины.

Мейсон нажал на педаль. Машина тронулась, и дворники монотонно задвигались, сгоняя с ветрового стекла ручейки воды.

– Как ты распорядишься, шеф, – спросила Делла, – в какую графу я должна занести эти пятьсот семьдесят долларов?

– Я думаю, – сказал Мейсон, – что ты должна обозначить их как вклад мадам Х, пока мы не узнаем точно, кто наша клиентка. Может, мистер Карлин несколько просветит нас на этот счет.

– Ты собираешься рассказать ему что–нибудь о нашей клиентке?

– Ни единого слова, – ответил Мейсон. – И надеюсь, что он в самом деле угостит нас горячим кофе.

Наступила пауза и длилась до тех пор, пока Мейсон, повернув на Западную Лорендо–стрит, не оказался в сто шестьдесят восьмом квартале.

– Вот его дом, на той стороне, – объявил Мейсон.

– Какой он старомодный! – воскликнула Делла.

Мейсон кивнул.

– Наверно, при нем был обширный участок лет двадцать пять назад. Потом город начал расширяться, и владелец продал землю, но, как видишь, сохранил футов по тридцать–сорок с каждой стороны дома. Может, когда–то это было целое поместье. А теперь все пришло в упадок. Должно быть, дом уже давным–давно не красили. Ну что ж, давай войдем.

Мейсон развернул машину и поставил прямо перед домом.

– Как твои ноги?

– Все еще мокрые.

– А я надеялся, что возле печки просохнут. Смотри же не простудись.

– Не простужусь. А как ты?

– Я в полном порядке. У меня теплые ботинки.

Мейсон выключил свет, заглушил мотор и, обойдя машину, открыл дверцу для Деллы Стрит.

Они быстро прошли по цементной дорожке, ведущей к скрипучему крыльцу под навесом, укрепленным на резных деревянных столбах.

Мейсон попытался на ощупь отыскать звонок, как вдруг дверь приоткрылась и спокойный мужской голос сказал:

– Извините, там нет света возле двери. Вы – мистер Мейсон?

– Верно. А вы, как я догадываюсь, мистер Карлин.

– Да. Проходите, пожалуйста.

Карлин открыл дверь пошире. Делла Стрит и Перри Мейсон вошли.

– Неважная погода, – сказал Карлин. – Очень холодный дождь.

– Да, это довольно неприятно, – согласился Мейсон, исподтишка разглядывая и хозяина, и помещение, в которое они вошли.

В освещенной тусклой лампочкой передней стоял мужчина лет за шестьдесят, с круглой головой, негромким голосом и серыми глазами за толстыми стеклами очков, сквозь которые он насмешливо поглядывал на посетителей.

Его одежда была такой же ветхой и поношенной, как дом снаружи. Однобортный старомодный пиджак. Брюки явно давно не глажены. Ботинки так долго носились, что совершенно потеряли форму.

– Это обитель холостяка, – сказал Карлин. – Я живу один. Уборщица приходит только раз в неделю. Сам же я уборкой не занимаюсь. Так что уж не обессудьте.

– Все в порядке, – сказал Мейсон. – Это мы должны просить у вас извинения, что вторгаемся в такой поздний час. Однако дело, которое привело меня к вам, таково, что мы не могли ждать.

Карлин поправил очки и задумчиво прищурился на Мейсона. Правая сторона его лица была слегка искривлена – чуть приподнят уголок рта и несколько опущен краешек глаза. Все это создавало впечатление, будто Карлин постоянно приглядывается ко всему, что его окружает.

– Мой дом, – сказал он, – в вашем распоряжении. Я отлично представляю себе, мистер Мейсон, сколько у вас дел. Пожалуйста, пройдите в гостиную. У меня на плите горячий кофе…

– Ну, – воскликнул Мейсон, – вот это будет очень кстати.

– Со сливками, с сахаром или черный?

– Со сливками и с сахаром, – попросил Мейсон.

Гостиная явно отражала индивидуальность Карлина.

Здесь стояли три старомодных, покрытых чехлами кресла–качалки и два деревянных кресла с округлыми подлокотниками. На деревянных сиденьях кресел зияли дыры. В комнате не было ни одного торшера, и, очевидно, не было даже розеток в стене, так как прямо из патрона люстры, висевшей в середине потолка, тянулись провода. Из паутины проводов на шнурах свисали лампы, затененные картонными абажурами, зелеными снаружи и белыми внутри.

Маленький стол в центре комнаты был завален книгами, журналами и газетами. Часть из них валялась на полу; небольшая кипа около одной из качалок указывала на то, что хозяин частенько сиживал здесь, а прочитав очередную книгу, просто бросал ее на пол.

– Устраивайтесь поудобнее, – пригласил их Карлин. – Я сейчас принесу кофе.

Карлин ушел на кухню. Мейсон и Делла Стрит оглядели комнату.

– Вот тебе задача, шеф, – улыбнулась Делла. – Найди любимое кресло хозяина.

Она указала на качалку и на разбросанные в беспорядке вокруг нее книги, газеты и журналы.

Мейсон тоже усмехнулся и подошел взглянуть на книги в старинном, красного дерева книжном шкафу.

– Хм, смотри–ка, тут есть и очень интересные экземпляры. Наш новый знакомый, очевидно, настоящий книголюб. Ты только взгляни вот на эти.

– А что это за книги? – спросила Делла Стрит. – Не сманивай меня с места, шеф. Здесь газовый радиатор и прелесть как тепло.

Мейсон оглянулся на нее. Делла поставила ноги на каминную решетку. Теплый воздух, поднимаясь снизу, слегка колыхал подол ее платья.

Мейсон засмеялся.

– Сам бы надел когда–нибудь платье в холодную дождливую погоду… сказала Делла. – Так что там за книги?

– По самым различным предметам, – сказал Мейсон, – но видно, что все это очень дорогие издания в прекрасных переплетах и…

Послышались шаркающие шаги, и в комнату вошел Карлин, неся большой поднос с огромным глиняным кофейником, несколькими чашками и блюдцами, до половины наполненной бутылкой сливок и большой хрустальной сахарницей.

Он растерянно посмотрел на стол.

– Подождите минутку, – сказала Делла Стрит. – Я вам сейчас помогу.

Она сложила стопками книги и журналы. Карлин благодарно улыбнулся Делле, поставил поднос на стол и начал разливать кофе.

Чашки были разномастные, надтреснутые и старые.

– Боюсь, что сервиз оставляет желать лучшего, – извинился Карлин все с тем же насмешливым выражением. – Чашка с отбитой ручкой, разумеется, достанется хозяину. Впрочем, довольно извинений. Это дом холостяка, и принимайте его таким, каков он есть. Пейте кофе и давайте знакомиться.

Мейсон помешал кофе, сделал глоток и, взглянув на Деллу, одобрительно кивнул.

– Кофе просто великолепный.

– Благодарю. Я рад, что он вам понравился.

– Вы сами себе готовите? – спросила Делла Стрит и поспешно добавила: – Простите, я, конечно, не имею права совать нос в чужие дела.

– Да пожалуйста, – сказал Карлин. – Я люблю готовить. Ем, когда захочется, и вкусы у меня причудливые. Проголодаюсь и стряпаю себе что–нибудь. Когда не голоден – не ем. Одно из бедствий так называемой цивилизации – это то, что мы рабы времени. Люди придумали часы, и теперь вся наша жизнь подчинена движению часового механизма.

– У вас тут есть очень интересные книги, – сказал Мейсон.

Карлин криво улыбнулся.

– Мистер Мейсон, давайте обойдемся без предлогов и вежливых вступлений. Я понимаю, что вы пришли сюда в такой час не для того, чтобы говорить о погоде, кофе или моих книгах. Вам что–то нужно узнать у меня. Я готов удовлетворить ваше любопытство. Потом, если захотите, можете удовлетворить мое. Я вдовец. Живу здесь уже пять лет. У меня есть небольшой доход, которого при некоторой бережливости мне хватает на жизнь. У меня есть своего рода хобби. В подвале дома я оборудовал типографию и храню там небольшой запас самой отборной бумаги. Время от времени, когда мне попадается в журналах заслуживающий внимания материал, я его перепечатываю, причем сам подбираю шрифт, который кажется мне наиболее подходящим, и переплетаю в дорогую кожу. А иногда, если нахожу стоящую книгу, я снимаю с нее старый переплет и переплетаю заново в кожу ручной выделки. Кроме того, я увлекаюсь и фотографией. У меня есть темная комната и очень хороший увеличитель. Мне нравится бродить с камерой и фотографировать то, что мне приглянется. Причудливую игру света и тени. Разные настроения природы. Утренний свет солнца, просачивающийся сквозь ветки дуба. Волны, с шипением набегающие на песчаный пляж после шторма. Я думаю, все люди умеют ценить красоту, но должен признать, что в молодые годы меня привлекали более одушевленные объекты. – Карлин улыбнулся, вспоминая. – Теперь я занимаю более философскую позицию и ценю красоту вообще. Как видите, мистер Мейсон, я был с вами вполне откровенен. Очередь за вами.