Текст книги "Эгле: Демон в наследство"

Автор книги: Регина Птица

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Оттого, что из всех пятерых остались только мы с Аяной, наша дружба стала крепче. Позднее у мамы были ещё дети, но в основном мальчики. Из них выжило четверо – ещё одна сестра младше нас с Аяной на шесть лет, и сейчас ей семнадцать. Один из братьев получился настоящий жемчужник – стройный и красивый, как этот Танай. Его отдали в услужение к госпоже Нарвей. С двумя другими маме не повезло. Это был её последний выводок, и поговаривают, что кровь у этой партии не чиста. Из неё родились всего двое, и оба выжили. Оба довольно крупные для такого аристократического рода, как наш. Из того обращения мать уже не вернулась, и дом возглавила Аяна. Из братьев она приказала сделать росомах.

Почему она, а не я? Прав у нас с самого начала было поровну, но меня никогда не интересовали ни власть, ни светские дела. Мы с Аяной всегда составляли хороший союз, и нам нечего было делить. Я захотела вольной жизнь и поступила в академию заклинателей, Аяна в искусстве магии ограничилась домашним обучением. Она любила платья, туфли, драгоценные украшения для высоких причёсок. Аяна построила этот дом, потому что это место показалось ей самым живописным из наших владений. Но я никогда не приезжала к ней сюда – мы встречались в городе, на нейтральной территории, так сказать.

Видимо, поэтому теперь персоналу так трудно принять тот факт, что существует ещё одна Аяна. Всех, кроме Лорелей, Аяна подбирала сама.

По той же причине я плохо знаю расположение комнат и местные порядки, но… Какие бы правила ни устанавливала Аяна, теперь правила устанавливаю я.

Даже если я оставлю себе этот дом, перетряхну в нём каждый уголок. Не хочу, чтобы здесь оставался запах сестры. Слишком тяжело вспоминать о том, что её больше нет.

Добравшись до кухни, прошу собрать мне ужин на двоих. Наверняка будут сплетничать о том, кто второй, но пусть трещат. А вот поднос отнесу сама – не нужно прислуге знать, куда.

Поднимаюсь обратно на третий этаж – одной рукой держу поднос, другой снимаю печати – и вхожу.

Дверца в то помещение, которое я посчитала душевой, приоткрыта. Вижу, как обнажённое тело кожнара ласкают струи горячей воды. Повязку он всё-таки размотал, оставив рану прикрытой только большим профессиональным пластырем. Несколько секунд стою неподвижно, наблюдая за ним, пока кожнар не поворачивается ко мне лицом.

Лицо мужчины довольно мрачно, но что с того? Я уже и так видела всё, что могла.

– Вряд ли у меня в доме найдётся одежда твоего размера, – признаюсь я. – Придётся пока обойтись полотенцем.

– Пока – что?

Пожимаю плечами и демонстративно отворачиваюсь. Принимаюсь расставлять еду на маленьком столике у окна. Кресел в комнате нет, но есть две табуретки. Ладно, не привыкать. Если хотела комфорта, нужно было вести его к себе. «И там разглядывать, как он принимает душ». Моргаю, отгоняя лезущую в голову ерунду.

– Садись, – не глядя, показываю ему на противоположный табурет.

Кожнар медлит.

– Я не собираюсь тебя отравить.

Молчит. Однако поднимаю взгляд и вижу безумный голод в его глазах. Богини, мне так и придётся постоянно думать за двоих!

– Прекращай, – тихо говорю ему. – Ты дал слово, что ответишь на мои вопросы. Так не трепи мне нервы и просто сядь за стол. Если не хочешь, можешь не есть. Но другой еды тебе никто не принесёт.

– Твоя сестрица любит игры с едой.

– Любила, – машинально поправляю я, а потом, нахмурившись, пытаюсь понять, о каких играх он говорит. – Она что-то добавляла тебе в еду?

Молчит. Так долго, что я почти не рассчитываю на ответ. Но потом в одно мгновение решительно отвечает:

– Да. – И опускается на стул напротив меня.

Озадаченно смотрю на него. Кожнар смотрит на еду. Что можно добавить в еду здоровенному мужику, бешеному от злости, чтобы при этом его не увезли в больницу… Оу…

Да, Аяна затейница! Краснею до ушей.

Главный вопрос состоит в том, как он сюда попал и зачем Аяна держала его в подвале. Но что-то подсказывает мне, что он не готов это обсуждать. А у меня есть не менее важная проблема. И потому, раскладывая мясное рагу по тарелкам, я говорю:

– Мне нужно понять, какие свойства имеет твоя печать. Почему она сработала сегодня вечером?

Заяр смотрит на еду такими бешеными глазами, что я вздыхаю:

– Ешь. Но ответа я всё ещё жду.

И мы всё-таки начинаем есть.

***

Заяр в меру воспитан… для кожнара. По крайней мере, он, наверное, знает, что такое вилка и нож. Вот только, похоже, так давно не видел нормальной еды, что ему проще свалить все, что можно, на кусок хлеба и большими кусками запихивать в рот.

Я тоже люблю поесть, но всё-таки не так голодна, как он. Запихнув в себя пару ложек рагу и ломтик ветчины, наполняю бокал и встаю. Подхожу к окну, оставив кожнара за спиной.

Под окнами дома – песчаный пляж. Стоит ранняя осень, и на берег набегают почерневшие волны. Ветер хлещет листьями тропических деревьев.

Жемчужницы пришли из куда более жарких краёв. Здешнее лето для нас ещё ничего, а вот зимой выбираемся из домов только по уши закутавших в меха.

И очень скоро на побережье начнётся зима.

Невольно потираю свободной рукой озябшее плечо. Делаю глоток вина и поворачиваюсь.

Окно у кожнара за спиной, и я тоже стою у него за спиной. Похоже, он заметил это гораздо раньше и перестал есть. Спина напряглась.

Делаю последний глоток и, перегнувшись через его спину, опускаю бокал на стол. Осторожно кладу руки на обнажённые плечи. Под касаниями моих ладоней они напрягаются ещё сильней.

– Я не моя сестра, – тихо говорю, наклонившись к его уху. – Я вообще не люблю никаких игр.

Конечно же, мужчина остаётся напряжённым. Но мне не хочется убирать руки, и я осторожно сжимаю его натянутые мышцы. Думаю о том, что, по законам Жемчужного берега, он принадлежит мне. Могу делать с ним, что захочу.

Похоже, Заяр думает о том же. Выпрямляется, забыв о еде.

– Что ты собираешься со мной делать? – Напряжение так и сквозит в его голосе.

– Не знаю, – признаюсь я, не убирая рук с его плеч. Осторожно провожу от шеи вниз и назад. – Зависит от твоих ответов на мои вопросы. Если ты расскажешь мне душещипательную историю о том, что тебя схватили незаконно и дома у тебя выводок малышни и жена, – скорее всего, отпущу.

– У меня нет жены.

Похоже, мы с ним одинаково удивляемся этим словам. Я – потому, что не ожидала такого признания, он – потому, что не собирался его произносить.

Легонько кашляю и нехотя убираю руки.

– Собственно, в первую очередь я говорила не про жену, а про то, законно тебя схватили или нет.

Садиться на табурет мне не хочется, поэтому обхожу стол и, скрестив руки на груди, пристраиваюсь плечом к стене.

Кожнар молчит.

– Ладно, вернёмся к вопросу о печати, – напоминаю я.

На сей раз получаю в ответ кивок, и кожнар нехотя произносит:

– Печать активируется каждые двенадцать часов, если Аяна не отключает её.

Моргаю.

– Двенадцать часов… Аяна не приходила к тебе уже семь дней?

– Я не считал.

– Богини, и ты всё это время терпел?!

Кожнар молчит. Непроизвольно тру висок. Подхожу к нему и, присев на табурет, наклоняюсь над столом. Пытаюсь вглядеться в его глаза. Если ограничительная печать активирована, носитель ощущает непрекращающуюся боль, которая становится сильней и сильней.

«Очень непредусмотрительно со стороны Аяны», – думаю я. Хотя вряд ли она ожидала, что вот так вот… умрёт. К горлу подступает ком, и, чтобы успокоиться, делаю глубокий вдох.

– Давай, ты больше не будешь терпеть подобные вещи по семь дней.

– Я не в первый раз терплю семь дней, – Заяр со злой усмешкой смотрит на меня. – Аяна сделала это, чтобы я просил. Умолял её отключить печать.

Моргаю. Почему-то отчётливо вижу перед собой эту картину: Аяна на своих любимых «шпильках» с плетью в руках и этот кожнар на коленях у её ног. Она могла.

– Заяр… – не знаю, что ещё сказать.

Он пристально смотрит на меня.

Облизываю губы.

– У меня нет подобных пристрастий. – Наконец, мне удаётся сформулировать продолжение. – Слушай, все, что тут происходит, вообще довольно ново для меня. Я только что стала Леди дома и просто абсолютно не хочу никаких проблем. Я не очень хорошо представляю, как изнутри устроена жизнь твоего народа… Но мне сейчас абсолютно не нужно, чтобы мой дом вообще хоть как-то связывали с кожнарами – ни в том смысле, что я увлекаюсь дрессировкой диких кожнаров, ни в том, что из моего дома только что сбежал и буйствует по всему побережью раб– кожнар.

– Мы не дикие.

– А мы не выделяем яд.

Воцаряется тишина. Мы пристально смотрим друг на друга.

– Что бы я тебе ни рассказал, ты мне не поверишь, – наконец, говорит он.

Задумавшись, понимаю, что, пожалуй, он прав. Кожнары не очень– то склонны ко лжи, но, вопервых, это кожнар, которого я нашла на территории жемчужниц, и аспиды знают, чему он научился в наших краях, во-вторых, он, конечно, хочет, чтобы я его отпустила.

А я могу?..

***

Боюсь, что нет. Не раньше, чем удостоверюсь, что он не опасен. И если отпускать, то только в Пограничье, а я никому не могу доверить доставить его туда.

– Если ты здесь два года, – говорю я, наконец, – то ты военнопленный. Пока нет договора о выдаче пленных, у меня нет особых оснований тебя отпускать. Но я и не знаю, зачем Аяна держала тебя… здесь.

– Для развлечений, – спокойно говорит кожнар, не отрывая от меня пристального взгляда. – Только не говори, что ты удивлена… госпожа.

Последнее слово – как плевок!

– Вообще-то, я знала Аяну с несколько другой стороны и никогда не интересовалась, как она развлекается в обществе рабов.

Молчит. Всё-таки мне кажется, что передо мной взрослый и разумный мужик. И своё положение он понимает достаточно хорошо. Понял бы ещё кто-то моё…

– Я не собираюсь надолго оставаться в этом доме, – продолжаю я вслух. – И, прямо скажем, шутка Аяны с этой печатью несколько осложнит мне жизнь. Можешь не верить, но я не знаю, как её снять –по крайней мере, пока.

Молчит. Внимательно смотрит на меня.

– Ты хочешь что-то предложить? – не выдерживаю я.

Кожнар берёт со стола бутыль с вином и наполняет пустой бокал. Его крупные пальцы странно смотрятся на тонком хрустале, но выглядят довольно ловкими. Ранки от когтей на костяшках пальцев совсем не видны – видимо, он давно не применял их для боя.

– Если хочешь оставить меня здесь, лучше сразу убей.

Я вздрагиваю. Пытаюсь понять причины его слов по выражению лица, но кожнар выглядит абсолютно спокойным, когда говорит это.

– Да не собираюсь я тебя оставлять, – бормочу я и снова делаю глубокий вдох. – Но если ты поедешь со мной в турне по владениям Кобр, то мне нужно точно знать, что ты будешь мне подчиняться и ничего не учинишь.

Заяр некоторое время молчит.

– Я клянусь, что не причиню тебе вреда.

Я вздрагиваю. От его слов мурашки бегут по спине. И я ведь знаю, что такое клятва кожнаров. Она даётся на века.

***

Заяр Зайн

Когда Леди, наконец, покидает комнату я остаюсь в одиночестве. Хотя бы не в темноте.

Сижу за столом, смотрю на свои переплетённые пальцы и пытаюсь сложить по кусочкам то, что произошло.

Змея не спешит откровенничать. Ещё бы, боится меня! Старается скрыть это за своей напускной похвальбой, но я чувствую, как трепещет её сердце. Мы оба знаем, один на один в замкнутом пространстве… Меня сдерживает только печать.

Печать…

Зажмуриваюсь, пытаясь прогнать воспоминания о прошедшей неделе, от начала до конца превратившейся в бесконечную боль. Нет, не в первый раз, но всё равно…

Если Аяна… мертва, не думаю, что кто-нибудь станет об этом сожалеть.

Два года назад она увидела меня в первый раз. А я – её. Два года, которые превратились в кромешный ад.

Сейчас, когда мы проговорили несколько часов, мне трудно поверить, что я перепутал этих двоих. Леди Эгле даже говорит иначе. Но… Её лицо… Один в один.

И она – змея.

Рассуждаю о её страхе, а у самого пальцы дрожат. Да, в бою один на один у неё шансов нет, но у змей гораздо больше способов уничтожить и растоптать, чем сумеет за всю жизнь изобрести любой из нас.

Эгле запретила выходить, но показала печать для связи.

Жест доброй воли… Излюбленный змеями ход. И всё же это лучше, чем ничего. Хоть и не знаю, зачем бы мне её звать.

Провожу руками по волосам, пытаясь привести мысли в порядок. Ещё раз глубоко вдыхаю и встаю, чтобы переместиться на кровать.

Святые тотемы, не помню точно, когда в последний раз спал в горизонтальном положении!

Укладываюсь и всё никак не могу привыкнуть. Кровать маловата, но чёрт бы с ней! Закрываю глаза и пытаюсь погрузиться в сон.

Не знаю, сколько времени лежу так, не в состоянии думать ни о чём. Мне кажется, обо всём, о чём можно, я уже передумал за те два года, что не видел никого, кроме Аяны да парочки её служанок.

Из полудрёмы меня вырывает мерцание магической печати. Несколько секунд в недоумении смотрю на неё. Потом, как показала Эгле, касаюсь пальцем светящегося края.

Вздрагиваю, увидев до боли знакомое лицо.

– Привет.

У них обеих светло-голубые глаза. И волосы тоже светлые, почти платиновые, как бывают у наших женщин только в самых северных племенах.

Наверное, для жемчужниц это не редкость. У них тут каких только не встретишь цветов – всё пестрит: и платья, и украшения, и волосы, и глаза! Но хотя у обеих сестёр одинаковая расцветка, одинаково маленькие стройные тела, одинаковые высокие скулы и маленький подбородок, от Аяны всегда исходил неуловимый запаха перезрелых фруктов и пожухлых цветов.

Печать, конечно, не может передать запах, но сейчас, когда я вижу Эгле перед собой, сразу же вспоминаю другие запахи – хвои и мяты, исходившие от неё.

Я несколько секунд размышляю, какого ответа она ждёт и должен ли я сесть. Потом так же ровно отвечаю:

– Привет.

Очень странное слово, которое Аяна никогда не позволила бы использовать в отношении себя.

Вспоминаю, как губы жемчужницы прикасались к моим рукам, и тело пробивает дрожь… Вот уж чего Аяна не допустила бы никогда!

– Просто хотела проверить, всё ли у тебя хорошо.

Мягкая улыбка окрашивает нежные губы. Розовые. Аяна предпочитала красный цвет.

Что, простите тотемы, может быть хорошо, когда я в самом сердце проклятого Жемчужного Берега и у меня на груди эта чёртова печать?!

– Да, – вопреки собственным мыслям отвечаю я.

– Хорошо. Постарайся уснуть. Завтра утром мне нужно будет заняться тобой.

Отключает связь.

Переворачиваюсь на спину и смотрю в потолок.

И как я после такого усну?!

***

Эгле

Ворочаюсь всю ночь. Что-то в этом пленнике не даёт мне покоя.

Если бы только знать, что он не попытается устроить бунт…

Тысяча мыслей роятся в голове начиная с той, что мне почему– то хочется переселить его поближе к себе. Заканчивая странным признанием, что там, по другую сторону границы его никто не ждёт…

«Эгле… – Подавляю глубокий вздох. – Ты сошла с ума».

Будь я Аяной, подняла бы прислугу, заложила виверн и смоталась на рынок для рабов. Набрала бы себе парней и веселилась до утра, пока не прояснилось бы в голове.

Вместо этого, встав, подхожу к полке, где Аяна хранила всякие снадобья. Отыскиваю зелёную баночку с сонным эликсиром и проглатываю залпом, а затем возвращаюсь в кровать.

Утро встречает меня потускневшим парком и проливным дождём. Меньше всего мне хочется вставать, но, судя по тому, что у двери без умолку звенит колокольчик, кто-то спланировал всё за меня.

– Да! – отзываюсь я и только потом вспоминаю, что по привычке накинула на дверь защитную печать. Толку от печатей здесь, где любая любопытная может подослать мне ручную змею? Проберётся в любую щель.

С трудом выбираюсь из-под одеяла и снимаю печать.

Зевая смотрю на Таная, который стоит на пороге с завтраком в руках.

– Спасибо, – поворачиваюсь спиной и возвращаюсь в постель.

И Танай, и завтрак следуют за мной.

Забравшись под одеяло, наблюдаю, как Танай расставляет кушанья на столик возле кровати. Затем подаёт мне чашку каффы и опускается на колени в ожидании.

Касаюсь губами холодного фарфора и втягиваю горячий напиток.

– Есть новости? – спрашиваю я, изучая то, что стоит передо мной на столе.

Ломтики сыра, оливки, маленькие белые сахарные шарики с клюквой внутри.

Выбираю клюкву и отправляю в рот.

– Леди Нарвей приглашает вас навестить её в ближайшие дни.

Мрачнею.

Нарвей… она… Мне бывало с ней тяжело.

– Есть возможность отказаться? – Уже задавая вопрос, понимаю, что это неудачный вариант.

– Если вы ответите отказом, она приедет сама.

Вздох.

– Ладно, составь ей письмо. Скажи, что я приеду… завтра. Скажем так.

– Хорошо, госпожа. – Танай отвечает скромным кивком.

Довольно приятный мальчик, и, вроде бы, без запросов. Смущает только то, что он очень уж внимательно относится к приказам Лорелей.

– Мои чемоданы разобрали?

– Я ждал разрешения прикоснуться к вашим вещам.

Киваю. Правильно: не люблю, когда в моих сумках копаются без меня.

– Разбирай, ничего особенного там нет. И сразу принеси мне халат… в такой холод из– под одеяла носу высунуть не могу, – пожаловалась я.

Танай понимающе кивает. Наверняка так же мучается, как я. Видно, что кожа у него весьма нежная, почти как у девушеи. Я, в свою очередь, немножко привыкла к местным холодам… Но всё-таки от такой погодки с ума схожу.

С моего разрешения Танай поднимается и отправляется заниматься одеждой. Затем подаёт мне халат.

К тому времени каффа уже выпита, и я уже немного сообразила, чем хочу заняться сейчас.

– Танай, с чемоданами закончишь потом. Найди мне портного и позови Лорелей… Или просто передай ей, чтобы отыскала мне надёжного слугу. Она знает, для чего.

***

Заяр, Заяр… Сколько у нас там прошло часов с тех пор, как срабатывала печать?

А аспиды его знают! Как у неё там отсчёт идёт – от начала активации или от конца?

Закутавшись в халат выбираюсь из комнаты и отправляюсь на третий этаж.

Нет, похоже, двенадцать часов ещё не прошло.

Заяр лежит в постели и мирно сопит.

Невольно улыбаюсь. Спросонья его лицо вовсе не кажется таким уж хищным.

Чуть отодвинув краешек одеяла, легко касаюсь пластыря – проверяю, не сбился ли во сне. Неплохо бы и рану осмотреть, но Заяр открывает глаза и пристально смотрит на меня.

– Привет. – Вот и все слова, что мне удаётся подобрать.

– Привет, – отвечает он. Не шевелится. Не пытается отодвинуть мою руку. Боится или нет?..

Очевидно, ему лучше находиться рядом со мной, когда сработает печать. И, очевидно, Аяну не слишком смущало, что она может сработать без неё…

– У меня в комнате есть завтрак. Идём?

Заяр медленно кивает.

Замечаю, что перестала называть его «кожнар»

Отодвигаюсь и делаю вид, что отвернулась, хотя кроме полотенца у него всё равно ничего нет…

Собственно, в него он и заматывается, а затем мы идём ко мне.

Кожнар осматривается: да, места тут, конечно, побольше, чем у него. Он ведь в этом доме дольше меня, а ничего так и не видел.

Вздыхаю и указываю на поднос с остатками еды.

– Можешь устроиться, где тебе удобно.

Сама же, соорудив бутерброд, забираюсь в кресло у окна.

Я всё думаю, как бы мне гарантировать, что он ничего не учудит… Аяна – отважная женщина, если считала, что печать может остановить кожнара. По всей кожнарской логике, она должна была его только взбесить…

Кожнар берёт поднос и переставляет на столик рядом со мной. Но сам не садится, чего– то ждёт.

Вопросительно смотрю на него.

– Какие будут правила… госпожа?

– О…

Воспитанный кожнар – это даже хорошо!

– Ограничимся обычными правилами для мужчин. Ты встаёшь, когда я вхожу в комнату, не пытаешься меня перебить и не грубишь.

Кожнар с сомнением смотрит на меня.

– Что я должен буду делать, чтобы вы дезактивировали печать?

Любопытство побеждает, и я спрашиваю:

– А что просила делать Аяна?

Молчит. Ладно, не суть важно, какой там у неё был каприз…

– Просто сразу говори мне, если она сработает. Я… постараюсь разобраться в её свойствах и уберу, как только смогу.

– Чтобы поставить свою.

– Да, – поднимаю бровь. – Нужно объяснять, почему?

Заяр качает головой, и я киваю на стол.

– Садись. Расскажу тебе о планах на сегодняшний день.

Кожнар, наконец, опускается в кресло и начинает есть.

Ест он уже не так, как вчера. Вижу, что он весьма аккуратен, и это странно. Воспитанный и цивилизованный кожнар… Я попала в параллельный мир?

Стараюсь не слишком демонстрировать, насколько пристально за ним наблюдаю, и берусь за рассказ.

– Сегодня весь день проведём в поместье. Хочу распланировать, как перестрою дом.

Заяр вскидывается и с удивлением смотрит на меня, потом – на комнату кругом. А потом, кажется, понимает.

– Это комната Аяны, – киваю. – Она лучшая в доме, но мне здесь немножко… – дергаю плечом,– не по себе. Не думаю, что буду здесь жить.

Берусь рассказывать, потому что эти перемены имеют непосредственное отношение к его собственной ближайшей судьбе.

– Ты отправишься со мной. Потому что нужно выяснить, когда сработает печать.

– Мне показалось, ты не хотела, чтобы кто-то знал… – Он замолкает, насторожённо глядя на меня.

– Не хотела, – призналась я. – Но за утро обдумала всё ещё раз. Змею в бутылке не спрячешь. Кто-нибудь начнёт болтать… Чем больше тайны, тем больше слухов. А так… Ну, есть у меня маленькое хобби. Дома шний кожнар. Почему бы и нет?

Заяр явно не очень доволен последними словами, но понимающе склоняет голову.

– Сейчас придёт портной, – продолжаю я. – Я не буду следить, как он снимает с тебя мерки. Надеюсь всё пройдёт быстро и без проблем. Посижу в соседней комнате, покопаюсь в бумагах сестры.

Стоит Заяру кивнуть, как раздаётся стук в дверь.

***

Пошив одежды, к сожалению, требует больше времени, чем у меня есть.

Пока портной снимает мерки, я удаляюсь в соседнюю комнату, сажусь за массивный стол из светлого дерева, украшенный кучей завитушек… И любила же Аяна продемонстрировать богатство! Подумав об этом, невольно ещё раз прихожу к мысли, что не смогу жить в этом доме. И переделать его… Может быть… Тоже не смогу.

Поэтому лучше просто найти место, где можно построить собственный особняк. Благо, у клана хватает земель. И морей…

Аяна исчезла в море. Её искали три дня, но личный кулон перестал реагировать на зов – это значит, её сердце остановилось.

Вздыхаю и принимаюсь подбирать ключ к замку.

Всё, что лежит на столе, я уже успела осмотреть, но тут почти что ничего нет. Только пара папье-маше в виде богинь-змей в получеловеческом облике, с длинными изогнутыми хвостами. Стаканчик с перьями для письма. Аяна использовала дорогие чернила каракатицы, – такие густые, что их, наверное, хватило бы на десять лет. Если бы она не…

С трудом заставляю себя прогнать эту печальную мысль, которая так и носится в воздухе здесь, в стенах её кабинета.

Замок.

У меня есть связка ключей, которую дала Лорелей… Но к верхнему ящику не подходит ни один из них.

Не то чтобы мне приходилось часто взламывать замки, но кое– какой опыт всё же есть. Только нужен острый предмет. Нож для бумаги может подойти…

Какое-то время я безуспешно ковыряюсь в замке, так что не замечаю, как в дверях появляется кожнар.

Только тихий кашель заставляет меня вскинуться.

– А, это ты…

Смотрю на кожнара. Можно ли ему доверять? Как он попал к Аяне? Сейчас эта информация могла бы мне весьма полезна. Но…

Некоторое время барабаню пальцами по столу. Потом решаюсь спросить.

– Слушай, Аяна приглашала тебя к себе? В эти комнаты?

Кожнар медленно качает головой, а потом вдруг признаётся:

– Один раз. Очень давно.

И чем это может мне помочь?

Кожнар не спрашивая разрешения, заходит в комнату и останавливается возле стола. Похоже, он прекрасно понял, что я пыталась сделать, и таиться уже поздно.

– Ты хочешь спросить, не знаю ли я, где она хранила ключ?

– Именно!

Заяр качает головой. Внимательно смотрит на ящик… Кажется, у нас одна и та же мысль. Если что-то заперто, значит, там есть, что искать…

– Ладно. – Я встаю, последний раз оглядываюсь по сторонам, в поисках какого-нибудь тайника. – Разберусь потом. Что сказал портной? Когда нам будет во что тебя одеть?

– Понадобится несколько дней.

Потираю висок.;Заяр всё ещё в одном полотенце. Спору нет, смотрится он хорошо… но вряд ли сможет сидеть верхом. Даже кожнары хоть что-то да надевают на себя, когда выходит из дома.

– Ладно… Спрошу у Лорелей, может, в доме есть какая-нибудь одежда для росомах…

Росомахи – не то чтобы отдельная порода. Но мужчины нашего вида резко различаются между собой по комплекции. По-настоящему аристократичными, красивыми и ценными считаются те, у кого стройная фигурка и нежное лицо. Таких немало, тем более что их пестуют с рождения, чтобы раздать по другим домам в качестве пажей, наложников, женихов… Другие – рождённые такими, как мои братья, – используются только на войне. Их крепкое сильное тело и здоровый организм позволяют привить им гены других рас. В первую очередь используется кровь кожнаров, но в военных лабораториях работают над тем, чтобы расширить арсенал.

Россомахи считаются грубыми, невоспитанными, не способными сдерживать инстинкты. Но, честно говоря, я к ним привыкла куда больше, чем к таким, как Танай. Они проще и понятней, в то время как благородные «цветочки» всегда таят в себе угрозу. Никогда не угадаешь, на кого они шпионят – на мать, на тайную покровительницу или ещё на кого.

Росомахи никогда не опустятся до обмана. Их кодекс ясен и прост. И пусть кто-то говорит, что они не сдержанны, всё же до кожнаров им далеко.

В благородных домах их почти что нет. Дети живут на островах, потом мальчиков отправляют в лаборатории и на границу. Охрану в пределах Жемчужного берега обеспечивают леди из младших ветвей. Росомаха в доме – тот ещё моветон. Собственно, хуже только кожнар.

К счастью, Лорелей находит выход – у обитателей окрестных поселений всё проще. Там мало толку от аристократических «цветочков», и именно их стараются поскорее спихнуть «на заработки» – в богатую семью или в публичный дом. А вот крепких ребят берегут и даже прячут от господ.

Лорелей отправляет слугу в одну из таких семей, и через час крестьянские штаны и рубаха находятся у нас в руках.

Заяр смотрит на них так, как будто ему предлагают одеться в болотный мох.

Делаю вид, что не замечаю этого взгляда.

– В приёмной подожду, – говорю ему и выхожу.

Кожнар появляется в дверях через пару минут. Рубашку он так и не надел, но, по крайней мере, в штанах.

– Брезгуешь? – интересуюсь я.

Кожнар мрачно смотрит на меня, но через некоторое время снисходит до ответа:

– Воину носить одежду немощного – позор.

– О!

И как мне в голову-то не пришло…

– Пошли.

Шутки шутками, а надо будет учесть этот заскок…

***

Заяр сносно держится верхом – для кожнара, которые всю свою жизнь проводят на ногах. Они довольно быстрые, и, видимо, поэтому транспорт у них толком не развился. Иного кожнара не догнать и на виверне…

Но я решила всё-таки не проверять и велела выделить ему коня.

В такой компании охрана мне особо не нужна, но я всё-таки беру парочку сестёр и приказываю им следовать на расстоянии позади. Старшую зовут Менея, и она приходится мне двоюродной сестрой. Двух других по именам не помню.

Едем неторопливо, я потихоньку осматриваю окрестности. У меня начинает созревать идея: дом, который я построю для себя, будет стоять в излучине реки, у самого моря, чтобы было много воды,как на острове, где я жила, и чтобы можно было установить магические ловушки вдоль каждого берега – так, на всякий случай.

Определившись с местом, не спешу поворачивать домой. Сёстры далеко, и вряд ли кто-то здесь может нас подслушать.

Хорошее время и место, чтобы расспросить кожнара, вот только с какой стороны подойти к расспросам?

Замедляю ход коня и, подав знак сёстрам, чтобы те не спешили меня нагнать, выезжаю на каменистое плато. Кожнар – следом за мной.

– Красиво? – спрашиваю я.

Кожнар, конечно, молчит, но недолго.

– В наших пустошах больше красоты.

– Они тоже красивы! – признаю я. – Но слишком опасны. У вас совсем нет закона. Вы безжалостны к слабым.

– Лучше так, чем подчинить силу слабости.

Хмыкаю. Не то чтобы он не прав.

– Говорят, вы больше всего ненавидите самых «сильных» – из нас, росомах.

– Потому что они позволяют собой помыкать. Но это неправда: мы ненавидим вас всех.

– И меня ты тоже ненавидишь? – Чуть разворачиваю коня, чтобы оказаться в поле его зрения и полностью закрыть ему обзор.

Кажется, Заяр колеблется, но всё же говорит:

– Больше всех жемчужниц я ненавижу твою сестру. А ты слишком похожа на неё.

Невольно опускаю взгляд. Его слова причиняют боль. Тут же мысленно отвешиваю себе пощёчину и снова распрямляю спину.

– Ты ненавидел её с первого дня, как оказался здесь?

– Да.

– А до того?

Кожнар не мог не почувствовать подвоха, но почему-то решает уступить.

– Она купила меня сразу после того, как я оказался в плену.

Внезапная пауза, и по лицу его пролетает тень.

– Ты надеялся, – делаю вывод я.

– Да! – Заяр со злостью смотрит на меня. – Я был дураком! Больше не ошибусь!

– Что заставило тебя надеяться? Разве ты не знал, как наши женщины к вам относятся?

Заяр мрачно смотрит мимо меня и молчит. Но мне кажется, я знаю ответ. Одна и та же сила обманывала мужчин из века в век – красота и желание любить.

– Ты считал её красивой? – спрашиваю я, почти не сомневаясь, что Заяр не ответит. Мне достаточно вспышки, которая проносится в его глазах. Да, он так считал.

Вздыхаю.

– Значит, ты успел разочароваться раньше, чем она привезла тебя в дом.

Случайно опустив взгляд, замечаю, как крепко он стиснул поводья коня.

– Кто виноват, что вы все западаете на блёстки и мишуру? – Слова слетают с языка раньше, чем я понимаю, что произношу их вслух.

– Мы все? – с любопытством и злостью переспрашивает кожнар.

Пожимаю плечами: чего уж тут скрывать?

– Да, вы все – от кожнаров и росомах до самых утончённых мальчиков из лучших семей. Стоит вам увидеть блеск жемчужин в чьих-то волосах, и вы уже на небе. Не мы подчинили себе «сильных». Они сами подчиняются… нам.

– Ты считаешь нас дикими. Но даже мы умеем ценить красоту. И это ты ставишь мне в вину?

– Нет. Это ты ставишь в вину мне и моей сестре.

Разговор не оканчивается ничем, но у меня нет настроения его продолжать.

Ненавижу мужиков, которые залипают на мишуру, а потом в своих несчастьях винят нас!

Я не люблю мишуру. Я честно говорю, кто я и чего хочу. Поэтому у Аяны и всех, кто на неё похож, всегда было преимущество передо мной.

В конце концов, я люблю сестру, а он мой враг. Он попал в плен? Велика беда! Если бы не участвовал в набеге на наши деревни, то и жил бы себе в своих пустошах. Никому он не сдался здесь, на Жемчужном Берегу.

Вот уже четыреста лет, как эта земля принадлежит нам. Мы не пришли бы сюда, будь у нас выбор. Потому что здесь холодно, сухо, и воздух такой жёсткий, что мы умираем от одного только дыхания.

И все четыре сотни лет кожнары пытаются доказать нам, что эта земля принадлежит им, а мы должны умереть, лишь бы потешить их жажду славы. Потому что мы «слабые», а они презирают слабость.