Текст книги "Женщина в озере"

Автор книги: Раймонд Чэндлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Глава 15

Я проехал Элтер-стрит до конца, до решетки, огораживающей чей-то сад.

Некоторое время я сидел в машине, думал и любовался серо-голубыми склонами гор, спускавшимися к океану. Я пытался прийти к решению, как мне обращаться с Лэвери, что здесь вернее: замшевые перчатки или кулак? Я решил, что для начала ласковый тон повредить не может. Если он ничего не даст, а в этом я был почти уверен, тогда пусть природа берет свое, начнем хвататься за ножки стульев.

Улица была пуста. Лишь за следующим углом играла ватага ребятишек. Они бросали бумеранг вниз по склону, а потом гнались за ним, отпихивая друг друга и громко крича. Еще дальше стоял дом с черепичной крышей, окруженной деревьями. Во дворе на веревке сушилось белье, два голубя гуляли по карнизу и кивали головами. Бело-голубой автобус с трудом взбирался вдоль улицы.

Воздух был прозрачнее, чем вчера и утро дышало миролюбием. Я оставил машину и пошел пешком по Элтер-стрит до дома – 623.

На фасадных окнах были опущены жалюзи, дом выглядел заспанным. Я нажал кнопку звонка. Потом увидел, что дверь не заперта. Она слегка обвисла на петлях, как большинство дверей, и, как видно, закрывалась с трудом. Однако вчера она была закрыта.

Я слегка толкнул дверь ногой. Она открылась с тихим скрипом. В помещении было темно, лишь одно окно пропускало немного света. На мой звонок никто не вышел. А второй раз я звонить не стал. Я шире распахнул дверь и вошел.

Воздух был теплым и немного душным, как бывает по вечерам в непроветриваемых помещениях. Бутылка виски на круглом столике была почти пуста. Рядом стояла полная бутылка и ждала своей очереди.

В медном сосуде для льда было немного воды. Кроме того на столе стояли две использованные рюмки и сифон с содовой водой.

Я привел дверь в первоначальное положение и прислушался. Если Лэвери нет дома, то можно было бы использовать случай и осмотреться. Против него не имелось особенных улик, но, вероятно, было все же нечто, мешавшее ему обратиться в полицию.

Электрические часы на каминной доске тикали легко и сухо, издали послышался звук автомобильного сигнала, высоко над каньоном было слышно гудение самолета, а между всем этим – тихое гудение холодильника в кухне.

Я пошел дальше по комнате, не переставая прислушиваться к разным звукам, которые возникают в доме, даже если в нем нет обитателей. Дошел до перил винтовой лестницы, ведущей в нижний этаж.

На перилах за поворотом лестницы показалась рука в перчатке. Она не двигалась.

Потом она шевельнулась. Сначала я увидел шляпку, потом голову. По лестнице тихо поднималась женщина. Она поднялась почти доверху, но, казалось, еще не видела меня. Это была худощавая женщина неопределенного возраста. Ее волосы были в беспорядке, губы намазаны вкривь и вкось. На щеках было слишком много румян, под глазами – слишком много теней. На ней был синий твидовый костюм, абсолютно не подходивший к красной шляпке, немыслимо косо сидевшей на голове.

Она шла мне навстречу, ничуть не меняя выражения лица. Медленно вошла в комнату, держа правую руку немного на отлете. На левой руке была коричневая перчатка, которую я увидел на перилах лестницы. Перчатка от правой руки была обернута вокруг круглой рукоятки маленького револьвера.

Внезапно она остановилась и вздрогнула, увидев меня.

Из ее губ вырвался тихий испуганный возглас. Потом она захихикала, это было высокое нервное хихиканье. Она направила на меня револьвер и стала медленно приближаться.

Я, как завороженный, смотрел на револьвер и напрягал все силы, чтобы не закричать.

Женщина подошла ко мне вплотную. Револьвер был направлен мне в живот.

Она произнесла доверительным тоном:

– Мне ничего не нужно кроме квартирной платы. Дом вроде бы в порядке, ничего не разбито. Он всегда был хорошим, аккуратным жильцом. Я только хотела, чтобы он так часто не опаздывал с квартирной платой.

Вымученный и несчастный мужской голос – неужели мой собственный? – спросил вежливо:

– И давно он уже не платит?

– Три месяца. Двести сорок долларов. Восемьдесят долларов – это очень скромная цена за такой хорошенький домик, а я каждый раз получаю свою деньги с таким трудом! Но все-таки он всегда платит. Обещал мне заплатить сегодня.

По телефону. Я хочу сказать, он обещал мне сегодня утром дать чек.

– Конечно, – сказал я. – По телефону. Сегодня утром.

Я попытался незаметно сдвинуться в сторону. Нужно только постараться подойти к ней поближе и выбить из руки револьвер. Правда, мне еще никогда не удавался этот трюк, но на этот раз не оставалось никакой другой возможности.

А сейчас для этого был самый подходящий момент.

Мне удалось продвинуться дюймов на шесть, но для быстрого удара этого было недостаточно. Я спросил:

– Значит, вы хозяйка этого дома? – При этом я избегал смотреть на револьвер. У меня была слабая надежда, что она сама не понимает, куда целится.

– Конечно! Я миссис Фальбрук. А кто же я по-вашему?

– Я так и предполагал, что хозяйка дома, – сказал я. – После того, как вы рассказали про квартирную плату и про чек. Но я не знал вашей фамилии.

Еще восемь дюймов. Чистая работа. Жалко будет, если она окажется напрасной.

– А кто вы такой, позвольте спросить?

– Я насчет взносов за машину, – сказал я. – Тоже просрочены. Дверь была незаперта, вот я и вошел. Сам не знаю, почему.

Я постарался изобразить такое выражение, какое должно быть у кассира автофирмы, собирающего взносы. Немного брюзгливое, но готовое в любой момент смениться любезной улыбкой.

– Значит, мистер Лэвери и вам неаккуратно платит? – спросила она с озабоченным видом.

– Да. Не очень, так, немножко, – сказал я успокаивающе.

Вот сейчас позиция была правильной. Нужно было просто быстро прыгнуть.

И больше ничего не надо – только быстрый удар, чтобы револьвер отлетел в сторону. Я начал поднимать правую ногу с ковра.

– Ах, вы знаете, – сказала женщина, – это так странно... с револьвером. Я нашла его на лестнице. Эти штуки такие грязные, вечно в масле. А дорожка на лестнице – настоящий светло-серый велюр. Довольно дорогая!

И она протянула мне револьвер.

Моя рука протянулась за ним, она казалась твердой, как яичная скорлупа, и почти такой же хрупкой. Я взял револьвер. Она с отвращением понюхала перчатку, которой перед этим была обернута рукоятка. При этом она продолжала говорить тем же трезво-благоразумным тоном. Колени у меня начали понемногу расслабляться.

– Да, видите ли, – сказала она, – вам гораздо легче. Я имею в виду плату за машину. Вы, в крайнем случае, можете ее забрать обратно. Но дом, причем так славно обставленный, его-то не заберешь! Чтобы сменить жильца, нужны время и деньги. Может возникнуть скандал, могут попортить мебель, иногда даже намеренно. Вот ковер на полу: он стоит двести долларов, и то – из вторых рук. Вообще-то это простой ковер, но обратите внимание на восхитительный цвет! Вы не находите? Никто не поверит, что он куплен из вторых рук. Но в том-то и дело, как только вещь побывает в употреблении, все равно, она уже из вторых рук. Мне пришлось сегодня прийти пешком. Я, конечно, могла бы приехать автобусом, но когда он нужен, то никогда не приходит или идет не в том направлении!

Я почти не слышал, что она говорила. Как шум далекого прибоя. Меня интересовал револьвер.

Я вытащил магазин. Он был пуст. Повернул револьвер и заглянул в дуло. В стволе тоже патрона не было. Понюхал ствол, пахло порохом.

Я опустил его в карман. Шестизарядный револьвер 25-го калибра. Пустой.

Из него стреляли, причем недавно. Впрочем, не в последние полчаса.

– Из него стреляли? – спросила миссис Фальбрук простодушно.

– А разве была причина стрелять? – спросил я. Мой голос звучал уже совершенно нормально, хотя в мозгу еще что-то вращалось.

– Но он же лежал на лестнице, – сказала она. – И, в конце концов, он предназначен для стрельбы.

– Совершенно справедливо сказано! Но я думаю, что у мистера Лэвери просто дырка в кармане, вот револьвер и выпал. Его, как видно, нет дома?

– Нет. – Она покачала головой с разочарованным видом. – И я нахожу, что это нехорошо с его стороны, правда, нехорошо! Он же обещал дать мне чек, а я ведь пришла пешком...

– А когда он вам звонил?

– Что? Вчера вечером. – Она наморщила лоб. Видимо, мои вопросы ей не понравились.

– Может быть, его куда-нибудь вызвали? – предположил я.

Она смотрела в точку между моими красивыми бровями.

– Послушайте, миссис Фальбрук, теперь шутки в сторону, миссис Фальбрук!

Не то чтобы я был лишен чувства юмора. И кроме того, я не люблю говорить такие вещи. Но... вы его случайно не застрелили, а? За просроченную квартплату?

Она очень медленно опустилась на краешек стула и кончиком языка облизнула губы.

– Боже мой, какой ужасный вопрос! – сказала она сердито. – Я нахожу, что вы нехороший человек. Разве вы не сказали, что все патроны расстреляны?

– Все патроны бывают время от времени расстреляны. А иногда револьверы снова заряжают. Но этот в настоящий момент не заряжен!

– Ну тогда... – она сделала нетерпеливый жест и снова понюхала свою испачканную перчатку.

– Ну ладно, мое предположение ошибочно. Это просто неудачная шутка. Мистера Лэвери нет дома, и вы решили осмотреть дом. Вы же хозяйка, у вас должен быть свой ключ. Правильно?

– Я не собиралась сюда вторгаться, – сказала она и прикусила палец. – Наверное, я не должна была это делать. Но я имею право проверить, в каком состоянии находятся мои вещи.

– Ладно, вот вы и проверили. Вы вполне уверены, что его нет дома?

– Я не заглядывала под кровать и не шарила в холодильнике, – сказала она холодно. – На мой звонок никто не вышел, поэтому я покричала ему с лестницы.

Потом спустилась в нижний этаж и покричала еще раз. Я даже в спальню заглядывала. – Она стыдливо опустила глаза и при этом чертила пальцем по колену.

– Гм... значит, так было дело, – сказал я. Она кивнула.

– Именно так. А как ваше имя? Как вы себя назвали?

– Вэнс, – сказал я. – Фило Вэнс.

– А в какой фирме вы работаете, мистер Вэнс?

– В настоящее время я как раз без работы, временно помогаю полиции.

Она посмотрела на меня испуганно.

– Позвольте, вы же сказали, что пришли насчет взносов за машину?

– Это так, побочное занятие, – сказал я. – Небольшой дополнительный заработок.

Она встала и твердо посмотрела на меня. Голос ее был холоден:

– В таком случае, я считаю, вам следует удалиться. Я ответил:

– Я, пожалуй, сначала немного осмотрюсь здесь, если вы не возражаете.

Может быть, я увижу кое-что, что от вас ускользнуло.

– Считаю это излишним, – сказала она. – Это мой дом. Была бы вам признательна, мистер Вэнс, если бы вы его покинули.

– Ну, а если я уйду, может быть, вы найдете кого-нибудь поглупее? Пожалуйста, присаживайтесь, миссис Фальбрук! Я лишь брошу беглый взгляд... Этот револьвер, вы знаете, наводит на странные мысли.

– Но я же вам сказала, что нашла его на лестнице! – воскликнула она сердито. – Больше я о нем ничего не знаю. Я вообще не разбираюсь в револьверах. Я еще ни разу в жизни не стреляла! – Она открыла свою большую синюю сумку, вытащила носовой платок и поднесла его к глазам.

– Это вы так рассказываете. Можно вам верить, а можно и нет!

Патетическим жестом левой руки она указала на меня.

– О, мне не надо было сюда приходить! Мистер Лэвери будет вне себя!

– Вам другого не надо было делать, – возразил я. – Вам не надо было мне показывать, что револьвер разряжен. До этого момента вы вели свою роль безупречно.

Она топнула ногой. Это было единственное, чего еще не хватало для полноты сцены.

– Вы противный, отвратительный человек! – завизжала она. – Не смейте ко мне прикасаться! Попробуйте-ка хоть на шаг приблизиться. Я больше ни минуты не останусь с вами в доме! Как вы смеете так меня оскорблять!

Ее голос прервался, как лопается резиновая лента. Она низко опустила голову, закрыла лицо руками и бросилась к двери. Пробегая мимо меня, она отвела руку, словно хотела меня ударить. Но была на достаточном от меня расстоянии, так что я не шевельнулся. Она широко распахнула дверь и выскочила на улицу. Дверь медленно закрылась, были слышны ее быстро удаляющиеся шаги.

Я потрогал ногтем зубы и провел ладонью по подбородку. Чудесно однако остаться в живых! Я прислушался. Не было слышно ничего такого, к чему бы следовало прислушаться. Шестизарядный револьвер – и разряжен до последнего патрона.

– Что-то, – сказал я вслух, – что-то в этой сцене не так.

Сейчас дом казался прямо-таки неестественно тихим. Я прошел по ковру абрикосового цвета и начал спускаться по лестнице. Остановился. Ни звука.

Тогда я пожал плечами и спокойно ступил на нижний этаж.

Глава 16

Коридор нижнего этажа имел по двери в каждом конце. Посредине – дверца бельевого шкафа. Я прошел до конца коридора и заглянул в комнату. Это была спальня для гостей. Шторы плотно закрыты. Комнатой явно давно не пользовались.

На противоположном конце коридора также находилась спальня. Широкая кровать, кофейного цвета ковер на полу, туалетный столик с большим зеркалом.

В углу стоял стол со стеклянной крышкой, на нем – фаянсовая овчарка и хрустальный кубок с сигаретами.

На туалетном столике была рассыпана пудра. Рядом валялось скомканное полотенце со следами темной губной помады. Обе подушки на кровати сохраняли след лежавших на них голов. Из-под одной подушки выглядывая дамский носовой платок, в ногах лежала пижама из гладкого черного шелка. В воздухе висел сильный запах шипра.

Я улыбнулся: что должна была подумать миссис Фальбрук?

Обернувшись, я увидел собственное отражение в зеркальной дверце стенного шкафа. Ручка шкафа была хрустальная. Я повернул ее, предварительно обмотав руку носовым платком, и заглянул в шкаф. Он был полон мужской одежды. Пахло солидно и симпатично. Но в шкафу висела не только мужская одежда. Там был и дамский бело-черный костюм, больше белого, чем черного.

Над ним лежала панама с черно-белой лентой, внизу стояла пара соответствующих туфель. Было еще несколько дамских вещей, но они меня не интересовали.

Я закрыл шкаф и отправился на дальнейшие поиски, не снимая носового платка с руки. Дверь рядом со стенным шкафом была закрыта и несомненно вела в ванную комнату. Я подергал за ручку, она не поддавалась.

Я подумал, что ключ окажется в верхнем ящике бельевого шкафчика, но ошибся. Попробовал лезвием перочинного ножа, но оно было слишком тонким. На туалетном столике нашлась пилка для ногтей. Она подошла. Дверь ванной открылась.

На белом крючке висела мужская пижама песочного цвета. Рядом на полу стояла пара светло-зеленых домашних туфель. На раковине лежала безопасная бритва, рядом – тюбик для бритья с отвинченной крышкой. Окна ванной комнаты были закрыты, и в воздухе висел тот едкий запах, который не спутаешь ни с каким другим запахом в мире...

На зеленых плитках пола поблескивали патронные гильзы, а в матовом стекле окна была маленькая аккуратная дырочка. В раме окна тоже были два следа от пуль. Душевая кабина была затянута занавесом из зеленой водонепроницаемой ткани на хромированных кольцах. Я открыл занавес, при этом кольца издали тонкий царапающий звук, почему-то показавшийся мне неприлично громким.

Я наклонился вперед и тут меня кольнуло. Конечно! Где же ему еще быть?

Он скорчился в углу, под блестящими кранами, и вода лилась из душа ему на грудь.

Он сидел, подтянув колени. Оба отверстия в груди были темно-синими, оба достаточно близко к сердцу, чтобы оказаться смертельными. Крови не было, ее смыла вода из душа.

Глаза были открыты, а в них – странное ожидающее выражение, как у человека, который, моясь под душем, почувствовал запах утреннего кофе и собрался встать и выйти.

Чистая, ловкая работа. Человек бреется и раздевается, собираясь принять душ. Он отодвигает занавес и пробует температуру воды. За его спиной открывается дверь и кто-то входит. Этот кто-то – женщина. В руке у нее револьвер. Человек смотрит на револьвер. Она стреляет.

Три выстрела – три промаха. Почти невероятно, при такой-то малой дистанции. И все же это так. Видимо, так часто бывает. У меня в этом вопросе слишком мало опыта.

Человек не знает, куда спрятаться. Может быть надо попробовать счастья и кинуться на нее. Но он ведь только что держался одной рукой за кран, другой отодвигал занавес. Это – неподходящая позиция для прыжка. А может его парализовал ужас, ведь он такой же, как и все остальные люди. Ускользнуть некуда, только в душевую нишу.

Туда он и отступает, в самый дальний угол. Но она маленькая, эта ниша.

Он прижимается к плиткам стены. И тогда раздаются еще два выстрела, может быть и три, человек сползает вниз по стене, и в глазах его даже нет страха.

Это пустые глаза, глаза убитого.

Женщина захлопывает дверь ванной комнаты. Убегая, она бросает револьвер на ступеньки лестницы. Она не беспокоится. Может быть этот револьвер даже принадлежал убитому.

Верная картина? Было бы лучше, если бы так и было...

Я наклонился и потрогал руку покойного. Лед не мог бы быть холоднее и тверже. Я вышел из ванной комнаты, не закрывая за собой дверь. Зачем закрывать... Лишь прибавлять работы полиции.

В спальне я вытянул из-под подушки дамский носовой платок.

Крошечный кусочек тонкого полотна, обшитый кружевом, в уголке – красная монограмма "А.Ф. —.

– Адриенн Фромсет, – сказал я громко. И улыбнулся. Но это была не очень довольная улыбка.

Я помахал платком, чтобы немного выветрить из него запах шипра, завернул его в папиросную бумагу и положил в карман. Поднявшись в гостиную, порылся в ящиках письменного стола. Ни интересных писем, ни номеров телефонов, ничего. Может быть что-нибудь и было, но я не нашел. Я подошел к телефону, стоявшему на маленьком столике у камина. Телефон был на длинном шнуре, так что мистер Лэвери, разговаривая по телефону, мог удобно полеживать на своем диване. В губах – сигарета, в руке – стакан виски с содовой и сколько угодно времени для разговора с красивой подругой. Легкий, поверхностный, влюбленный, дразнящий разговор, не слишком глубокий и ни к чему не обязывающий, – как раз то, что он, по-видимому, любил.

Ну так, с этим покончено. Я вышел из дома, осторожно притворив дверь, чобы она не захлопнулась и я мог снова войти. Дорожка вела на улицу, напротив стоял дом доктора Элмора.

Никто не кричал, никто не выбегал из дверей. Никаких причин для волнений. Просто мистер Марлоу, частный детектив, нашел еще один труп. В этих делах он теперь мастер. Трупы фирмы Марлоу, по штуке в день, – звучит прекрасно. Сзади по пятам едет санитарная машина и подбирает его находки.

Славный парень, и такой находчивый, такой находчивый!

Я дошел до перекрестка, сел в машину, завел мотор и покинул поле деятельности...

Глава 17

Портье спортклуба вернулся через три минуты и кивнул, приглашая меня войти. Мы поднялись на четвертый этаж, и он показал мне на полуоткрытую дверь.

– У противоположной стены слева. Только, пожалуйста, тише! Некоторые господа спят.

Я вошел в библиотеку спортклуба. В стеклянных шкафах много книг, на длинном столе – газеты и журналы, на стене – большой портрет основателя. Но истинное назначение библиотеки было иным. Стеллажи с книгами делили комнату на множество маленьких ниш, и в этих нишах стояли кресла невероятной ширины и мягкости. В большинстве из них покоились старые спортсмены, с красно-синими лицами от повышенного кровяного давления. При этом они дружно храпели.

Осторожно переступая через протянутые ноги и оглядываясь по сторонам, я, наконец, обнаружил в дальнем углу комнаты Дерриса Кингсли. Он сдвинул вместе два кресла, повернув их лицом в угол. Из-за спинки одного виднелась его темная макушка. Я уселся во второе кресло.

– Только говорите потише, – сказал он. – Это помещение служит для послеобеденного отдыха! Ну, что нового? Когда я вас нанимал, то имел в виду избавлять себя от забот, а не приумножать их. Из-за вас мне пришлось отменить важное свидание.

– Знаю. – Я подвинулся к нему поближе. От него пахло каким-то легким напитком. – Она его застрелила.

Его брови подскочили до середины лба, лицо окаменело, Он тяжело дышал.

Рука судорожно сжимала колено.

– Дальше! – тихо сказал он.

Я оглянулся через плечо. Ближайший пожилой господин крепко спал, седые волосы у него в носу шевелились от дыхания.

– Я звоню в дверь, никто не отвечает. Дверь не заперта, вхожу. В комнате темно. Две рюмки, из которых пили. В доме странная тишина. Внезапно появляется худая брюнетка, называет себя миссис Фальбрук, говорит, она владелица дома. В руке у нее револьвер, обмотанный перчаткой. Говорит, нашла его на лестнице. Пришла получить с Лэвери трехмесячную задолженность за аренду дома. Открыла дверь своим ключом. Я думаю, она воспользовалась случаем, чтобы осмотреть, в каком состоянии дом. Отнимаю у нее револьвер и вижу, что из него недавно стреляли. Тут она говорит, что Лэвери нет дома.

Пришлось мне поскандалить с ней и таким способом от нее отделаться. Конечно, был риск, что она вызовет полицию, но я решил, что это маловероятно. Скорее всего, она уже забыла всю эту историю, не считая просроченной оплаты за дом.

Я помолчал. Голова Кингсли была повернута ко мне. Скулы резко выдавались из-за судорожно сжатых зубов. В глазах было болезненное выражение.

– Иду в нижний этаж. Множество признаков, что там ночевала женщина.

Пижама, пудра, духи и так далее. Ванная комната заперта, но я открыл дверь.

Три патронные гильзы на полу, две пробоины в раме, – одна в стекле. Лэвери в душевой кабине, голый и мертвый.

– Боже мой, – прошептал Кингсли. – Вы хотите сказать, что женщина провела с ним ночь, а утром хладнокровно застрелила его в ванной?

– А что еще можно предположить?

– Говорите тише! – простонал он. – Вы же понимаете, какой это шок для меня! Но почему в ванной комнате?

– Вы сами говорите потише. А почему не в ванной? Вы можете вообразить другое место, где человек столь беззащитен?

– Но вы не знаете наверняка, она ли его застрелила? То есть, вы не уверены в этом, не так ли?

– Нет, – сказал я. – Это именно так. Разве что кто-нибудь воспользовался маленьким револьвером и расстрелял все патроны, чтобы придать этому вид женской работы. Ванная комната находится в нижнем этаже, окно выходит на склон горы. Может быть, женщина, которая ночевала у Лэвери, рано ушла. А может быть, никакой женщины и не было. И все улики могут быть подтасованы.

Может быть, вы сами его застрелили!

– Зачем мне было его убивать? – он почти кричал. – Я же цивилизованный человек!

Этот аргумент не стоило опровергать, поэтому я сказал:

– У вашей жены есть револьвер?

Он повернул ко мне свое искаженное, несчастное лицо и сказал глухо:

– Боже ты мой! Послушайте, Марлоу... вы же не можете всерьез этого думать!

– Есть у нее револьвер или нет?

Слова выдавливались у него маленькими жалкими кусками:

– Да. Есть. Маленький дамский револьвер.

– Вы его купили здесь, в городе?

– Я... я его не покупал. Однажды на вечеринке во Фриско я отнял его у одного пьяного, пару лет назад. Он размахивал револьвером и думал, что это очень остроумно. Я так и не вернул его. – Он с такой силой сжимал колени, что побелели костяшки пальцев. – Тот парень, вероятно, и не вспомнил, куда его дел, был пьян до бесчувствия.

– Уж слишком много совпадений, – сказал я. – Вы бы могли узнать этот револьвер?

Он задумался, выдвинув вперед подбородок и полузакрыв глаза. Я снова оглянулся. Один из пожилых господ проснулся от собственного храпа. Он откашлялся, почесал нос тонкой высохшей рукой и вытащил из жилетного кармана золотые часы. Мрачно посмотрев на циферблат, он спрятал часы и тотчас же снова заснул.

Я достал револьвер и положил его в руку Кингсли. Он испуганно посмотрел на оружие.

– Я не знаю, – сказал он. – Может быть. Он похож на тот. Но я не уверен.

– Там сбоку номер.

– Ни один человек не помнит номер своего револьвера!

– Будем надеяться, что она тоже не помнит. Иначе это меня искренне огорчило бы.

Он положил револьвер на кресло рядом с собой.

– Грязный пес! – сказал он тихо. – Должно быть, он глубоко ее обидел!

– Не совсем улавливаю вашу мысль, – сказал я. – Этот мотив убийства только что казался вам немыслимым, потому что вы – цивилизованный человек. А для вашей жены, значит, он годится?

– Это не одно и то же, – возразил он с раздражением. – Женщины гораздо импульсивнее мужчин!

– Да. А кошки импульсивнее собак.

– Что?

– Некоторые женщины импульсивнее, чем некоторые мужчины. И только. Нам нужен мотив получше, если вы собираетесь доказать, что ваша жена совершила убийство в состоянии аффекта.

Он повернул ко мне голову. Его холодный взгляд должен был означать, что мои остроты неуместны. Возле уголков рта образовались белые пятна.

– Должен признаться, мне не до шуток, – сказал он. – Нельзя, чтобы полиция нашла этот револьвер. Кри-стель его зарегистрировала в полиции. Так что я номера не знаю, но полиция-то знает! Нельзя, чтобы револьвер попал к ним в руки!

– Но миссис Фальбрук известно, что револьвер находится у меня.

Он упрямо покачал головой.

– Придется рискнуть. Да, я, конечно, понимаю, что вы рискуете многим. Я собираюсь вам за этот риск заплатить. Если бы обстоятельства допускали возможность его самоубийства, то я бы сам попросил вас отнести револьвер обратно. Но при данных обстоятельствах это невозможно.

– Да уж, какое там самоубийство! Вы можете представить самоубийцу, способного трижды в самого себя промазать? Но все же покрывать преступника я не стану, даже если вы пообещаете мне премию. Револьвер вернется на свое место.

– Я думал... о значительной сумме, – сказал он спокойно. – Допустим, о пятистах долларов.

– И что вы хотите за свои пятьсот долларов купить?

Он наклонился ко мне. Глаза его были серьезными и мрачными, но уже не такими жесткими.

– В доме Лэвери есть что-нибудь, кроме револьвера, что свидетельствует против нее?

– Костюм с черно-белым узором и шляпа, точно такие, какие описывал посыльный из гостиницы в Сан-Бернардино. А может быть, еще дюжина разных вещей, которых я не знаю. И почти наверняка отпечатки пальцев. Вы говорили, что у нее не снимали отпечатки пальцев, но это обязательно произойдет в ходе следствия. А у вас дома, скажем, в спальне, найдется немало ее же отпечатков пальцев – для сравнения. И в вашем доме на озере Маленького фавна. И в машине.

– Ну, машину можно было бы забрать из гостиницы... – начал он, но я перебил.

– В этом нет никакого смысла. Есть масса других мест. Какими духами она пользуется?

На мгновение он выглядел озадаченным.

– О, «Гиллерлейн-Регаль».

– Какой примерно у них запах?

– Это своего рода шипр, сандаловый шипр.

– Так там вся спальня насквозь им пропахла. Правда, мне этот запах показался почему-то дешевым. Но я, возможно, в этом ничего не понимаю.

– Дешевым? – переспросил он, оскорбленный в своих лучших чувствах. – Боже мой, дешевым! Да мы получаем тридцать долларов за унцию!

– Ну, та штука, которую я нюхал, стоит, наверно, три доллара за два литра!

Он снова обхватил колено руками.

– Кстати, поскольку мы говорим о деньгах. Пятьсот долларов чеком. Тут же, на месте.

Я дал этой фразе упасть на пол, как грязному перышку. Один из стариков позади с трудом поднялся на ноги и заковылял из библиотеки.

– Я вас нанял, – сказал Кингсли серьезным тоном, – чтобы вы уберегли меня от скандала, и, конечно, чтобы вы оказали помощь моей жене, если она в этом нуждается. Возможность избежать скандала лопнула, но вы в этом не виноваты.

Теперь на карту поставлена судьба моей жены. Я не верю, что она застрелила Лэвери. У меня нет никаких доводов, никаких! Я просто это чувствую! Может быть, она и провела у него последнюю ночь, и даже оружие может принадлежать ей. Но это еще не доказывает, что она его убила. Безусловно, она обращалась со своим револьвером так же небрежно, как и с остальными вещами. Револьвер мог попасть в руки бог знает кому.

– Полиция Бэй-Сити не будет особенно напрягаться, чтобы прийти к такому убеждению. Судя по одному полицейскому, с которым мне там пришлось познакомиться, они схватят первого, кого сумеют, и сразу начнут размахивать своими резиновыми дубинками. И, насколько я понимаю, прежде всего они постараются схватить вашу жену.

Он сжал пальцы в замок. В его горе было что-то театральное, впрочем, так часто бывает при настоящем несчастье.

– До известного пункта я с вами согласен, – сказал я. – На первый взгляд вся сцена выглядит уж слишком убедительно. Она оставляет там одежду, в которой ее видели в отеле и которую легко опознать. Она бросает револьвер на лестнице. Прямо-таки трудно поверить, чтобы женщина могла быть так глупа.

– Слабое утешение, – угрюмо сказал Кингсли.

– Но все это ничего не означает. Потому что мы исходим из того, что человек, совершающий преступление под влиянием страсти или ненависти, просто делает это и удаляется. Все, что я до сих пор слышал о вашей жене, говорит о том, что она – особа безрассудная и легкомысленная. Обстоятельства убийства указывают на отсутствие заранее продуманного плана. Напротив, налицо все признаки абсолютной спонтанности. Но если бы даже не было ни одного следа, указывающего на вашу жену, то полиция все равно узнала бы о ее связи с Лэвери. В таких случаях прежде всего выясняют материальные условия убитого, обстоятельства его жизни, круг его друзей и подруг. При этом должно всплыть ее имя, а если оно всплывет, то они неминуемо свяжут это с ее исчезновением месяц назад. Я прямо-таки вижу, как они потирают руки от радости! И они непременно займутся поисками владельца револьвера, и если это ее револьвер, то...

Он схватил оружие, лежавшее рядом на кресле.

– Бросьте, – сказал я. – Это оружие они получат. Ваш друг Марлоу, конечно, человек деловой, и, кроме того, вы лично ему весьма симпатичны, но скрыть от полиции револьвер, из которого убит человек, – на такой риск никто не пойдет. Единственное, на что я согласен, это попытаться доказать, что хотя ваша жена и выглядит виновной, на самом деле, она неповинна в убийстве.

Он вздохнул и протянул мне револьвер. Я спрятал его в карман. Потом снова вытащил его и попросил:

– Одолжите мне ваш носовой платок. Я не хочу делать это своим. Ведь меня могут обыскать.

Он дал мне свежий белый платок, и я тщательно вытер им револьвер.

Платок я ему вернул.

– С моими отпечатками пальцев все в порядке, но ваших здесь не должно быть. Послушайте, что я могу и хочу сделать. Я поеду назад и положу револьвер на старое место. Потом я вызову полицию. Пусть они делают, что хотят. Несомненно, при этом выплывет, зачем я туда ездил. В худшем случае, ее найдут и предъявят ей обвинение в убийстве. В лучшем случае, ее найдут гораздо быстрее, чем это сделал бы я. И я смогу попытаться добыть доказательства, что она его не убивала. Другими словами, я попытаюсь доказать, что это сделал кто-то другой. Согласны вы на такое предложение?