Текст книги "Свидетель"

Автор книги: Раймонд Чэндлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Чандлер Раймонд
Свидетель

Рэймонд Чандлер

Свидетель

1

Только в начале пятого я закончил давать показания большому жюри и прошел по задней лестнице в кабинет прокурора Фенвезера. У него было суровое, резко очерченное лицо и седые виски, которые нравятся женщинам. Он поиграл авторучкой на столе и сказал:

– Мне кажется, присяжные нам поверили. Сегодня, возможно, большое жюри даже признает Мэнни Тиннена виновным в убийстве Шэннона. Если так, вам надо держать ухо востро.

Я размял сигарету и закурил.

– Не приставляйте ко мне своих людей, мистер Фенвезер. Я в этом городе знаю все закоулки, а ваши парни все равно не смогут держаться поблизости, чтобы помочь мне вовремя.

Он посмотрел в окно – чтобы не встречаться со мной взглядом.

– Вы хорошо знаете Фрэнка Дорра?

– Слышал, что он крупный политический босс. Его надо спрашивать, когда хочешь открыть игорное заведение или бордель. Даже просто лавчонку без него не откроешь.

– Точно,– Фенвезер произнес это резко и, повернувшись ко мне, понизил голос.– То, что Тиннена привлекли,– для многих сюрприз. Если Фрэнк Дорр был заинтересован, чтобы избавиться от Шэннона – ведь Шэннон возглавлял совет, где Дорр заключал контракты,– не исключено, что он может пойти на риск. Я слыхал, что я с Мэння Тинвеном у него были дела. На вашем месте я бы поглядывал за Дорром.

– Я ведь один,– усмехнувшись, ответил я.– А у Фрэнка Дорра вон какая территория. Сделаю что смогу.

Фенвезер встал и протянул через стол руку.

– Меня пару дней не будет в городе. Если Тиннена признают виновным, уеду сегодня же вечером. Будьте осторожны – коли что-нибудь случится, обращайтесь к моему старшему следователю Берни Олзу.

– Само собой.

Мы пожали друг другу руки, и я прошел мимо секретарши, которая устало улыбнулась мне, поправляя выбившийся на затылке завиток. К себе в контору я вернулся около половины пятого. На секунду задержался возле маленькой приемной, потом открыл дверь и вошел. Конечно, там никого не было.

Приемную я оставлял открытой, чтобы посетители могли войти и подождать – если настроены ждать. Там ничего не было, кроме старого красного дивана, пары разнокалиберных кресел, ковра и журнального столика со старыми журналами.

Я отпер дверь в свой кабинет с табличкой "Филипп Марлоу. Расследования".

Лу Харджер сидел на стуле у письменного стола, поодаль от окна. Руки в ярко-желтых перчатках сжимали трость, зеленая шляпа сдвинута далеко на затылок. Из-под шляпы виднелись очень гладкие черные волосы, которые спускались низко на шею.

– Привет. А я вот жду,– сказал он и вяло улыбнулся.

– Привет, Лу. Как ты сюда попал?

– Дверь, наверное, была не заперта. А может, у меня оказался подходящий ключ. Ты не против?

Обойдя стол, я сел во вращающееся кресло. Положил шляпу на стол, взял из пепельницы трубку и стал ее набивать.

– Ничего, раз это ты,– сказал я.– Просто я думал, что замок у меня получше.

Он улыбнулся полными красными губами. Очень красивый был парень. И спросил:

– Ты делами еще занимаешься?

– Занимаюсь – когда дела есть.

Я раскурил трубку, откинулся и стал смотреть на его гладкую оливковую кожу, на прямые темные брови. Он положил трость на стол и подвигал губами.

– У меня для тебя дельце. Пустяковое. Но на трамвай заработаешь. Я ждал.

– Сегодня вечером собираюсь маленько поиграть в Лас Олиндасе,– сообщил он,– у Каналеса. Думаю, повезет – и мне бы нужен парень с пистолетом.

Я вынул из верхнего ящика пачку сигарет и подвинул их через стол. Лу взял пачку и стал ее открывать.

Я спросил:

– Что за игра?

Он вытянул сигарету наполовину и уставился на нее. Что-то такое в его поведении мне не нравилось.

– Меня уже месяц как прикрыли. Никак не получалось зарабатывать, чтобы держать заведение в этом городе. После отмены сухого закона ребята из полиции стали меня прижимать. У них прямо кошмары начинаются, как представят, что им придется жить на зарплату.

– Здесь это стоит не больше, чем в другом месте. И платишь одной фирме. Уже удобно, Лу Харджер вставил сигарету в зубы.

– Да, Фрэнку Дорру,– проворчал он,– этому жирному сукину сыну, кровопийце.

Я ничего не ответил. Давно уже вышел из того возраста, когда приятно обругать человека, с которым ничего не можешь сделать. Я смотрел, как Лу прикуривает от моей настольной зажигалки. Он продолжал, выпустив клуб дыма:

– Чистая смехота. Каналес купил новую рулетку – за взятку, прямо у людей шерифа. Я прилично знаком с Пиной, главным крупье у Каналеса. Эта рулетка – та самая, что они отобрали у меня. Она с фокусом, и я этот фокус знаю.

– А Каналес – нет... Очень на него похоже,– заметил я.

Лу не смотрел на меня.

– У него там полно народу собирается. Устроил маленький дансинг с мексиканским оркестром из пяти человек, чтобы клиенты отдыхали. Потанцуют а потом обратно на стрижку, а иначе бы уходили злые.

– А что у тебя за фокус? – спросил я.

– Долго объяснять, но работает безотказно,– уклончиво ответил он, глядя на меня из-под длинных ресниц.

Я отвернулся от него и обвел взглядом комнату: рыжий ковер, пять зеленых ящиков для картотеки, над ними рекламный календарь, старая вешалка в углу, несколько стульев орехового дерева, тюлевые занавески на окнах. Края у занавесок грязные от вечных сквозняков. На стол падал предзакатный солнечный луч, и в нем плясала пыль.

– Значит, так,– сказал я.– Ты считаешь, что эта рулетка тебя будет слушаться, и собираешься выиграть столько, что Каналес разозлится. И я тебе нужен для защиты. По-моему, это бред.

– Совсем не бред,– возразил Лу.– Любая рулетка работает в определенном ритме. Если ты ее действительно хорошо знаешь...

Улыбнувшись, я пожал плечами.

– Ладно, в этом я все равно не разбираюсь. Рулетку не изучал. Мне сдается, что ты сам себе ставишь капкан, но я могу ошибаться. И вообще не.в том дело.

– А в чем? – нерешительно спросил Лу.

– Не слишком-то я люблю работу телохранителя, впрочем, может, это и не главное. Я, значит, должен считать, что игра будет честная. Допустим, я так не посчитаю, брошу тебя, а тебя заметут за решетку? Или, допустим, я поверю,"что все в полном порядке, а Каналес со мной не согласится и полезет в бутылку.

– Поэтому мне и нужен парень с пистолетом,– сказал Лу, не шевелясь,двигались одни губы. Не повышая голоса, я продолжал:

– Не думаю, что гожусь на такую работу, но меня вовсе не это беспокоит.

– Забудь обо всем,– сказал Лу.– Больно глядеть, как ты волнуешься.

Я улыбался, наблюдая, как он разглаживает стол руками в желтых перчатках – слишком нервничает, потом неторопливо ответил:

– Уж очень ты не похож на человека, который добывает деньги на расходы таким образом. И я совсем не гожусь, чтобы стоять у тебя в это время за спиной. Вот и все.

– Так.– Лу стряхнул пепел прямо на стол и, наклонившись, сдул его. Потом заговорил, словно о чем-то Другом: – Со мной поедет мисс Глен. Красотка – высокая, рыжая. Раньше была манекенщицей. Такая в любом месте сгодится, уж она-то позаботится, чтобы Каналес не дышал мне в спину. Так что обойдемся. Просто решил тебе рассказать.

– Ты чертовски хорошо знаешь,– помолчав, начал я,– я только что с заседания большого жюри. Дал показание, что узнал Мэнни Тиннена. Он высунулся из машины и перерезал веревку на руках Арта Шэннона, которого они, начинив свинцом, выбросили на дорогу.

Лу слегка улыбнулся.

– Теперь крупным взяточникам – тем что заключают контракты и сидят в тени,– будет полегче. Говорят, Шэннон был честный малый, держал совет в узде... Сволочное дело.

Говорить об этом не хотелось. Я покачал головой и сказал:

– Каналес, слышал, кокаином балуется. И, может, ему рыжие не по вкусу.

Лу медленно встал и взял со стола трость. Выражение лица у него было сонное. Потом он пошел к двери, помахивая тростью.

– Ну, до встречи,– протянул он.

Я подождал, пока он взялся за ручку двери:

– Не обижайся, Лу. Если я тебе нужен, то заскочу в Лас Олиндас. Но денег не возьму, и, бога ради, не слишком обращай там на меня внимание.

Он осторожно облизал губы, не глядя мне в глаза.

– Спасибо, малыш. Буду чертовски осторожен. Тут он вышел, и его желтая перчатка исчезла за дверью.

Минут пять я сидел тихо, потом отложил трубку, посмотрел на часы и привстал, чтобы включить радио. Раздался последний бой часов, и диктор произнес:

– Начинаем выпуск вечерних новостей. Одним из важных событий сегодняшнего дня стало решение больше жюри, вынесенное против Мейнарда Тиннена. Тиннен хорошо известный в городе лоббист при муницилалите. Обвинение, потрясшее его многочисленных друзей, почти целиком сформировано на основе показаний...

Телефон резко зазвонил, и спокойный женский гол сказал:

– Минутку, пожалуйста. С вами будет говорить мистер Фенвезер.

Он взял трубку сразу.

– Вынесли обвинение. Берегите свое здоровье.

Я ответил, что как раз слушаю про это по радио. Мы немного поговорили, а затем он сказал, что опаздывает самолет, и повесил трубку.

Откинувшись в кресле, я снова стал было слушать радио. Впрочем, ничего я не слышал, потому что мои мысли были далеко: какой же все-таки круглый идиот Лу Харджер – но с этим, увы, уже ничего не поделаешь...

2

Количество народу для вторника было вполне приличное, но никто не танцевал. Часов около десяти оркестрику из пяти человек надоело наяривать никому не нужную

420

румбу. Ударник бросил палочки и потянулся за стаканом, остальные ребята закурили и сидели со скучающим видом. Я прислонился боком к стойке бара, который находился у той же стены, что эстрада, и стал вертеть в руках стаканчик текилы. Главные события разворачивались вокруг средней из трех рулеток, стоявших в ряд у дальней стены.

Бармен по другую сторону стойки тоже прислонился к ней неподалеку от меня.

– Ну, рыженькая дает,– сказал он.

– Горстями ставит,– отозвался я, не глядя на него.– Даже не считает.

Рыжая девушка была высокой. Я видел яркую медь ее волос среди зевак, обступивших рулетку. Рядом маячила прилизанная голова Лу Харджера. Играли, по-видимому, стоя.

– Не играете? – осведомился бармен.

– По вторникам – нет. Не повезло мне однажды во вторник.

– Да? Вы как любите – покрепче или разбавить эту штуку?

– Разбавляй не разбавляй,– сказал я.– Забирает почище динамита.

Он усмехнулся. Я отхлебнул текилы и сделал гримасу.

– Интересно, ее специально такой забористой придумали или случайно вышло?

– Вот уж не скажу, мистер.

– Какие здесь высшие ставки?

– И этого не скажу. Наверно, от настроения босса зависит.

Столы с рулетками располагались за низкой загородкой из позолоченного металла; игроки же толпились по эту сторону загородки. У среднего стола возникла какая-то суматоха. Несколько человек, игравшие за крайними столами, прихватили свои фишки и двинулись туда.

Потом послышался отчетливый и очень вежливый голос, с легким иностранным акцентом:

– Будьте любезны подождать, мадам. Мистер Каналес сию минуту подойдет.

Я двинулся туда и протиснулся к загородке. Возле меня стояли голова к голове два крупье. Один медленно водил лопаточкой взад-вперед по столу рядом с неподвижной рулеткой. Смотрели они на рыжую девушку.

На ней было черное вечернее платье с большим вырезом, открывавшим безукоризненные белые плечи. Назвать ее красивой – это было бы, пожалуй, чересчур, но хорошенькой – явно недостаточно. Она опиралась на край стола возле рулетки. Длинные ресницы вздрагивали. Перед ней лежала большая куча денег и фишек.

Рыжая раздраженно, должно быть, уже не в первый раз, требовала:

– Давай крути. Работай! Как брать – вы тут как тут, как платить – вас нет.

Один из крупье – высокий, смуглый, равнодушный – улыбнулся холодной, ровной улыбкой.

– Мы не можем принять вашу ставку,– сказал он спокойно и отчетливо.Может быть, мистер Каналес...– Он пожал плечами.

– Это же ваши деньги, ловчилы. Не хотите отыграться?

Тут я опять заметил Лу Харджера. Он облизал губы, глядя на груду денег горящими глазами, положил руку рыжей на плечо и попытался успокоить ее:

– Подожди Каналеса...

– К черту Каналеса! Я разогрелась и не намерена остывать.

Позади столов открылась дверь, и вошел хрупкий, очень бледный человек. У него были прямые, тусклые черные волосы, матовая белая кожа, высокий выпуклый лоб, непроницаемые глаза. Тонкие усики прочерчивали две резкие линии почти перпендикулярно друг другу и опускались ниже уголков рта на целый дюйм. Они придавали лицу восточные черты.

Он проскользнул позади крупье, остановился у угла среднего стола, взглянул на рыжую девушку и потрогал кончики усов пальцами с лиловатыми ногтями.

Внезапно он улыбнулся, но через секунду уже казалось, будто он в жизни никогда не улыбался. Он заговорил негромко и насмешливо.

– Добрый вечер, мисс Гленн. Разрешите кого-нибудь послать с вами, когда поедете домой. Не хотелось бы, чтобы эти деньги попали в чужие карманы.

Рыжая девушка взглянула на него не слишком любезно.

– Я не ухожу – разве что вы меня вышвырнете.

– Не уходите? А что бы вы хотели еще?

– Сделать ставку – ты, черномазый!

В зале повисла мертвая тишина. Не то что шума толпы, шепота не было слышно. Лицо Харджера постепенно становилось цвета слоновой кости.

На лице Каналеса не отразилось ничего. Он поднял руку, медленным, аккуратным движением извлек из смокинга толстый бумажник и бросил его перед высоким

крупье.

– Десять тысяч,– произнес он тихим шелестящим голосом.– Это мой предел.

Высокий крупье взял бумажник, раскрыл его, достал две пачки хрустящих банкнот, пробежал пальцами по краям, закрыл бумажник и подвинул его на край стола к Каналесу.

Каналес не пошевельнулся, чтобы его взять.

– Ставь на красное,– распорядилась рыжая.

Крупье перегнулся через стол, тщательно собрал ее деньги и фишки и передвинул их на красное. Затем взялся за колесо рулетки.

– Если нет возражений,– сказал Каналес, ни на кого не глядя,– играем только мы вдвоем.

Головы вокруг закивали, но никто не вымолвил ни звука. Крупье раскрутил колесо и легким движением левой руки отправил шарик по желобу. И сразу подчеркнуто демонстративно опустил руки на край стола.

Глаза рыжей девушки блеснули, губы раскрылись.

Шарик скатился по желобу, скользнул по скату колеса и затарахтел вдоль металлических зубчиков. Движение прекратилось внезапно, с сухим щелчком: шарик упал рядом с двойным зеро, на красный номер 27, колесо замерло.

Крупье взял лопатку, медленно передвинул через стол к ставке рыжей пачки Каналеса и отгреб всю груду от рулетки.

Каналес спрятал бумажник в нагрудный карман, повернулся и неторопливо вышел из комнаты.

Народ ринулся к бару, я тоже отошел от загородки.

3

Когда подошел Лу, я сидел за небольшим столиком в углу бара, снова потягивая текилу. Оркестрик играл вялое, унылое танго, и одна пара толклась на площадке, выделывая неловкие па.

На Лу было светлое пальто, под приподнятым воротником виднелся белый шелковый шарф. Лицо его выражало сдержанное ликование. На сей раз перчатки на нем были белые, свиной кожи; он бросил одну из них на стол и наклонился ко мне.

– Больше двадцати двух тысяч,– выдохнул он.– Ну и выигрыш!

– Очень приличные деньги, Лу. Какой марки у тебя машина?

– В игре все было нормально? Не заметил?

– В игре? – Я пожал плечами, вертя в руке стакан.– Говорил же тебе, что не разбираюсь в рулетке... А вот у бабенки твоей с воспитанием не все в порядке.

– Она никакая не бабенка.– В голосе Лу мелькнуло беспокойство,

– О'кей. Молодец, дала возможность Каналесу показать себя во всем блеске. Так какая марка?

– "Бьюик", темно-зеленый, подфарники, знаешь, на таких выступах,– голос у него был все еще беспокойный.

– Поезжай по городу без особой спешки. Чтобы я успел пристроиться к параду.

Он махнул перчаткой и ушел. Рыжей девушки нигде не было видно. Я посмотрел на свои часы, а когда поднял глаза, у моего столика стоял Каналес при своих пижонских усах и смотрел на меня безжизненным взглядом.

– Вам у меня не нравится,– сказал он.

– Напротив.

– Вы приехали не для того, чтобы играть.

– А играть здесь всем обязательно? – сухо осведомился я.

На лице его мелькнула легкая улыбка. Он слегка наклонился ко мне:

– Я думаю, вы сыщик. И неглупый.

– Обыкновенная ищейка,– сказал я.– И не такой уж я умный. Вас форма моей головы смутила. Это у нас семейное.

Каналес положил пальцы на спинку стула, сжал их.

– Не приезжайте сюда больше никогда.– Он говорил очень мягко, почти сонно.– Я не люблю доносчиков.

Вынув изо рта сигарету, я посмотрел сначала на нее, а потом на него:

– Я только что слышал, как вас оскорбили. Вы вели себя прекрасно... Так что эти ваши слова не засчитываются.

На лице у него на мгновение появилось странное выражение. Потом он повернулся и скользнул прочь, слегка качнув плечами. На ходу он сильно выворачивал ноги и ставил их на всю ступню. Во всей его внешности проскальзывало что-то негритянское.

Я встал и вышел через большие двойные белые двери в тускло освещенный вестибюль, где получил пальто и шляпу. Надев их, через другие двойные двери я вышел на широкую веранду, навес над которой был украшен причудливым орнаментом. Стоял туман, и на ветвях монтерейских кипарисов перед домом висели капли. Покатый склон уходил далеко в темноту. Океан был скрыт туманом.

Моя машина стояла на улице, с другой стороны дома. Надвинув шляпу поглубже, я беззвучно двинулся по влажному мху, зашел за угол террасы и остановился как вкопанный.

Прямо передо мной вырос человек с револьвером – меня он не видел. Отражавшийся от ствола тусклый свет, казалось, шел из тумана, был как бы частью его. Человек был внушительных размеров, он стоял неподвижно, чуть привстав на цыпочки.

Очень медленно подняв правую руку, я расстегнул две верхние пуговицы пальто, полез внутрь, достал пистолет тридцать восьмого калибра с шестидюймовым стволом и опустил его в наружный карман пальто.

Человек шевельнулся, поднес леаую руку к лицу. Затянулся прикрытой ладонью сигаретой. Вспыхнувший свет мельком осветил тяжелый подбородок, широкие темные ноздри и короткий агрессивный нос мужчины, привычного к драке.

Потом человек бросил сигарету, наступил на нее, и тут позади меня раздались звуки быстрых, легких шагов. Обернуться я не успел.

Что-то свистнуло в воздухе, и я вырубился.

4

Придя в себя, я ощутил холод, сырость и сильнейшую головную боль. За правым ухом нащупывалась мягкая шишка, которая не кровоточила. Должно быть, меня оглушили чем-то тупым.

Поднявшись на ноги, я увидел, что лежу в нескольких метрах от дороги, между двумя мокрыми от тумана деревьями. Сзади на ботинки налипла грязь. Меня оттащили с тропинки, но не слишком далеко.

Я порылся в карманах. Все было на месте, кроме пистолета, который, конечно, исчез.

Побродив в тумане и немного успокоившись, я вышел к глухой стене дома, окруженного пальмами. У входа шипел и искрился старинный дуговой фонарь. Здесь-то я и оставил свой "мармон" двадцать пятого года выпуска, которым все еще пользовался как средством передвижения.

Я влез в него, предварительно вытерев сиденье полотенцем, кое-как завел мотор и двинулся по пустой улице с заброшенной трамвайной колеей посередине.

Я выехал на главную магистраль Лас Олиндаса бульвар Де Казенс, названный, между прочим, именем человека, который много лет назад построил дом Каналеса; потом пошли какие-то домишки, закрытые, словно вымершие, магазины, бензоколонки, наконец, аптека, в этот час еще открытая.

Возле нее стоял автомобиль. Я припарковался сзади, выбрался из машины и подошел к приоткрытой двери. У стойки сидел человек без шляпы и беседовал с продавцом в синем халате. Я шагнул было, чтобы войти, но остановился и еще раз взглянул на машину у обочины.

Это был "бьюик", видимо, при дневном свете, зеленый. Впереди на тонких никелированных выступах торчали два янтарных яйцевидных подфарника. Стекло у водительского окна было опущено. Я сходил к своей машине за фонариком, вернулся и посветил на щиток с укрепленными на нем водительскими правами на имя Лу Н. Харджера. Я тут же выключил фонарик,

Я вошел в аптеку. Сбоку была полка со спиртным, и человек в синем халате продал мне бутылку виски "Канадиан клаб", которую я тут же откупорил и поставил на стойку. Рядом стоял добрый десяток табуреток, но я уселся рядом с человеком без шляпы. Не поворачиваясь, он стал пристально рассматривать меня в зеркало.

Я заказал чашку черного кофе и добавил туда большую порцию виски. Выпил, подождал, пока не согреюсь. Потом оглядел человека без шляпы.

Ему было лет двадцать восемь. Редкие волосы, здоровое и румяное лицо, вполне честные глаза, грязные руки. Серый вельветовый пиджак с металлическими пуговицами и брюки не в тон. Похоже было, что зарабатывал он не так уж много.

– Там на улице ваши колеса? – спросил я небрежно и негромко.

Он замер. Губы у него плотно сжались, отвести глаза от моих глаз в зеркале ему удалось с трудом.

– Брата,– ответил он после паузы.

– Выпить хотите? Ваш брат – мой старый приятель.

Он нерешительно кивнул, проглотил слюну, колеблясь, протянул руку к бутылке, но в конце концов взял ее и плеснул спиртное в свою чашку. Выпил он кофе залпом. Потом выудил смятую пачку сигарет, сунул сигарету в зубы дважды попытался зажечь спичку о ноготь большого пальца, но у него ничего не вышло. Зажег он ее все-таки о стойку, закурил, затянулся и небрежно выпустил дым, не очень удачно изображая беззаботность.

Придвинувшись поближе, я спокойно заметил:

– Может, все еще и обойдется.

– Ara... А в чем дело-то?

Продавец сдвинулся в нашу сторону. Я заказал еще кофе. Взяв из рук продавца чашку, я уставился на него и сверлил взглядом, пока он не отошел к витрине и не повернулся к нам спиной. Я снова добавил виски в кофе и отпил глоток. Глядя в спину продавцу, небрежно сказал:

– У. хозяина этой машины нет братьев. Парень весь сжался, но ко мне повернулся.

– Думаете, краденая?

– Нет.

– Не думаете, что краденая?

– Нет. Мне просто нужно знать, в чем дело.

– Вы сыщик?

– Сыщик. Да вы не волнуйтесь, вам ничего не будет. Он глубоко затянулся и поболтал ложечкой в пустой чашке.

– Я из-за этого могу работу потерять,– медленно сказал он.– Но мне сотня долларов не помешает. Я таксист.

– Я догадался,– заметил я. Он удивленно взглянул на меня.

– Выпейте еще и выкладывайте – воры не ставят краденые машины на главной улице и потом не рассиживаются аптеках.

Продавец вернулся и замаячил возле нас, протирая тряпкой кофеварку. Наступило тяжелое молчание. Продавец положил тряпку, снова ушел вглубь, за перегородку, и начал вызывающе насвистывать.

Парень налил еще виски и выпил, многозначительно кивнув мне.

– Ладно, слушайте. Я привез пассажира и должен был его подождать. Тут подъезжают в "бьюике" парень с девушкой, и парень предлагает мне сотню за то, что я отдам ему свою фуражку и позволю уехать в город на моем такси. Мне велено поболтаться здесь часок, потом отвезти его колымагу к отелю "Карийон" на бульваре Таун. Там меня будет ждать моя машина. Сотню он мне дал.

– Он как-нибудь это объяснил?

– Говорит, им в казино повезло. Боится, что по пути могут ограбить – за игрой, говорит, всегда следят жулики.

– Мне против этой истории возразить нечего,– заметил я, взяв у него из пачки сигарету и выпрямляя ее.– Можно посмотреть ваше удостоверение?

Он протянул документ. Звали его Том Снайд, работал он в компании "Зеленое такси". Я закупорил свою бутылку, сунул ее в боковой карман и бросил на стойку деньги.

Подошел продавец, отсчитал сдачу. От любопытства его так и трясло.

– Пошли, Том,– сказал я, чтобы он слышал.– Поедем за такси. По-моему, не стоит больше здесь ждать.

Мы вышли, и я поехал вслед за "бьюиком". Позади остались разбросанные огни Лас Олиндаса, потом пошли прибрежные городишки, где маленькие дома стояли на песке возле океана, а дома побольше – на склонах холмов. Кое-где мелькали освещенные окна. Шины свистели по мокрому бетону, и на поворотах мне подмигивали янтарные подфарники "бьюика".

В Уэст-Симарроне мы повернули от берега, проскочили через Канал-Сити и угодили прямо к повороту на Сан-Анджело. Чтобы добраться до отеля "Карийон" на бульваре Таун, нам понадобился почти час.

Это было большое, нескладное, крытое шифером здание с подземным гаражом и подсвечиваемым по вечерам фонтаном во дворике.

Напротив, на неосвещенной стороне улицы, стояло пустое такси. Я осмотрел машину – следов пуль не было. Том Снайд нашел внутри свою фуражку и радостно уселся за руль.

– Со мной все? Можно ехать? – От облегчения он говорил хриплым, не своим голосом.

Я сказал, что все в порядке, и дал ему свою визитную карточку. Когда он завернул за угол, было двенадцать минут второго. Я забрался в "бьюик", загнал его вниз по пандусу в гараж и оставил его на попечение цветного парнишки, который протирал машины так медленно, что казалось, будто смотришь рапидную киносъемку. После этого я поднялся в вестибюль.

Клерк, молодой аскетического вида парень, читал под лампочкой распределительного щита пухлый том апелляционных решений судов штата Калифорния. Он сказал, чтоЛу не было с одиннадцати. Он немного попререкался – время, мол, позднее, но я настоял, ссылаясь на важность своего визита, и он позвонил Лу в номер. Телефон не отвечал.

Я вышел и посидел немного у себя в машине – покурил, приложился к бутылке "Канадиан клаб". Потом опять пошел в "Карийон" и закрылся в телефонной будке. Набрал номер редакции "Телеграммы" и попросил в отделе городских новостей человека по имени Бэллин.

Он так и взвизгнул, когда я назвал себя.

– Все еще гуляешь по городу? Вот это сенсация! Я-то думал, дружки Мэнни Тиннена тебя уже давно убрали.

– Кончай болтать и слушай,– остановил его я.– Знаешь такого Лу Харджера? Он игрок, держал игорное заведение, которое месяц назад прикрыли.

Бэллин ответил, что не знаком с Лу лично, но слыхал про него.

– Кто из ваших коллег знает его хорошо?

– Есть у нас такой парень Джерри Кросс,– сказал он, подумав.– Считается специалистом по ночной жизни. Что ты хотел узнать?

– Куда Лу отправился праздновать свой выигрыш,– сказал я. Потом объяснил, в чем дело, но не слишком подробно. Как меня оглушили и историю с такси я опустил.

– У себя в гостинице он не объявлялся,– закончил я.– Мне бы надо узнать, что с ним.

– Ну, если ты его приятель...

– Его – но не его дружков,– резко заметил я. Бэллин заорал кому-то, чтобы тот взял параллельную трубку, и сказал мне тихонько:

– Выкладывай правду, малыш. Выкладывай.

– Ладно. Но я только для тебя, а не для твоего листка. Слушай. Возле заведения Каналеса меня оглушили и забрали пистолет. Лу и девушка поменялись машинами с таксистом и скрылись. Мне все это не слишком нравится. Лу был не настолько пьян, чтобы мотаться по городу с хорошими деньгами в кармане. Да и девица ему бы не позволила. Она, видно, из практичных.

– Попробую что-нибудь сделать,– сказал Бэллин.– Если что выйдет, я тебе звякну.

Напомнив ему на случай, если он забыл, что живу на Меррит-Плаза, я вышел и снова сел в машину. Поехал Домой, минут пятнадцать подержал на голове мокрое полотенце, потом переоделся в пижаму и стал пить горячий виски с лимоном, время от времени позванивая в "Карийон", в два тридцать позвонил Бэллин и сказал, что ничего Узнать не удалось. Лу нет ни в тюрьме, ни в больнице, он не показывался ни в одном из увеселительных мест, известных Джерри Кроссу.

В три часа я в последний раз позвонил в "Карийон". Потом выключил свет и лег спать.

К утру ничего не изменилось. Я попробовал было поискать рыжую девушку. В телефонной книге было двадцать восемь Гленнов, из них три женщины. Одна не отвечала, две другие заверили меня, что они вовсе не рыжие, причем одна из них предложила мне приехать, чтобы в этом удостовериться.

Я побрился, принял душ, позавтракал, прошел три квартала вниз по склону к своей конторе.

В маленькой приемной сидела мисс Глени.

5

Я отпер дверь в кабинет, она вошла и уселась в кресло, где вчера сидел Лу. Открыв окна и заперев дверь, ведущую в приемную, я зажег спичку и поднес к сигарете, которую она уже держала в руке.

На ней была блузка, юбка в складку, сверху наброшено просторное пальто. Прятавшая волосы тесная шляпка настолько не соответствовала нынешней моде, что наводила на мысль о неважных делах владелицы. Без грима она выглядела лет на тридцать, и на лице ее лежала печать глубочайшей усталости. А рука с сигаретой показалась мне какой-то напряженной. Я сел и стал ждать, что расскажет мне мисс Гленн.

Она уставилась в стену над моей головой и молчала. Немного подождав, я набил и раскурил трубку, потом вышел в приемную и захватил пару писем; вернувшись, проглядел их, одно дважды перечитал. Словом, вел себя, будто был один в кабинете. Все это время я на нее не смотрел и не заговаривал с ней, но держал в поле зрения. Похоже было, что она собиралась с духом.

Наконец она открыла большую черную лаковую сумку, достала толстый конверт и зажала его между ладоней.

– Лу сказал: если я попаду в передрягу, надо идти к вам. Ну вот, я влипла дальше некуда.

– Лу мой хороший приятель,– сказал я, глядя на конверт,– и для него я готов на все, конечно, в пределах разумного. Иногда и за пределами – как вчера вечером. Но это не значит, что мы с Лу всегда играем в одни и те же игры.

Она положила сигарету в стеклянную пепельницу и 430

оставила ее там дымиться. Глаза у нес внезапно вспыхнули и сразу погасли.

– Лу мертв.– Голос у нее был безжизненный. Я потянулся карандашом к сигарете и примял тлеющий конец.

– Двое ребят Каналеса,– продолжала она,– прикончили его у меня в квартире – из маленького револьвера вроде моего. Когда я стала потом искать свой, он исчез. Я провела ночь возле трупа... так уж пришлось.

Сломалась она совершенно неожиданно. Глаза у нее закатились, голова упала и ударилась о стол. Конверт из рук она не выпустила.

Рывком открыв ящик стола, я достал бутылку и стакан, налил хорошую порцию, обошел вокруг и приподнял голову девушки. Край стакана я с силой прижал к ее губам. Она невольно глотнула, и в ее глазах появилась жизнь.

Я поставил стакан перед ней и сел на место. И тут я увидел, что конверт приоткрылся, в нем были деньги, пачки денег.

Она заговорила каким-то сонным голосом:

– Кассир отсчитал нам крупные купюры, но все равно получилась здоровая пачка. Здесь роено двадцать две тысячи. Несколько сотен я оставила себе. Лу беспокоился, все говорил, что Каналесу ничего не стоит нас догнать. Хоть вы бы и ехали сзади, все равно ничем не смогли бы помочь.

– Каналес проиграл эти деньги у всех на глазах. Для него это хорошая реклама, хоть и неприятная. Она продолжала, словно ничего не слышала.

– Проезжая через город, мы увидели такси с водителем, и тут Лу осенило. Он предложил парню сотню, чтобы тот дал нам свою машину доехать до Сан-Анджело, а "бьюик" попозже пригнал к отелю. Парень согласился, ыы отъехали на другую улицу и обменялись машинами. Было неудобно, что мы вас бросаем, но Лу сказал: ничего, вы поймете. Лу к себе в гостиницу не поехал. Мы пересели в другое такси и поехали ко мне. Я живу в доме "Хобарт Армз" на улице Саут-Минтер. Дежурного там в подъезде нет. Мы поднялись ко мне, зажгли свет, и тут из-за перегородки между гостиной и столовой вышли двое парней в масках. Один был маленький, худой, а второй – здоровый, подбородок у него торчал из-под маски, как поднос. Этот здоровый выстрелил всего раз. Лу упал на пол и больше не двигался.