Текст книги "Книга о Башкирии (Рассказы)"

Автор книги: Рамиль Хакимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Певец первой пятилетки

В мае 1932 года в Башкирию приехал выпускник московского института, зоотехник Сергей Чекмарев.

Тогда в нашей республике было мало своих специалистов, и каждого врача, агронома, инженера ждали с нетерпением.

Чекмареву предложили остаться в Уфе.

Но не затем приехал он на Урал.

Он выехал в новый далекий животноводческий совхоз.

Так спешил молодой заместитель директора, что приехал на место, когда совхоза там еще и не было.

Животноводство находилось в плачевном состоянии: падеж скота, низкая зоотехническая культура, воровство…

Надо было драться за победу нового. «Захлебываюсь в работе», – писал Чекмарев домой, в Москву. Он действительно захлебывался, потому что ему, комсомольцу, до всего было дело. Он занимался не только своим делом, но активно участвовал и в общественной жизни совхоза: выпускал стенгазету, выступал с докладами, критиковал лодырей и обманщиков…

Людям полюбился сероглазый веселый парень. Он никогда не хныкал, любил шутку, умел подбодрить товарищей.

О жизнерадостной натуре молодого зоотехника говорят его письма: они брызжут остроумием, метким словом, энергией.

«В общем, я живу пока хорошо, не скучаю. План по мясу на первый квартал выполнили уже на 290 процентов (ешьте на здоровье!), телята пока все живы и здоровы, чего и вам желают».

«Что сказать тебе сегодня о моей житухе в этой стране – стране, где лучший друг человека – баран, а злейший враг – буран?»

Он сам придумал для себя поговорку: «Лучше трудно, чем нудно» – и сделал ее девизом жизни.

Когда мне довелось побывать в Зауралье, то там уже мало осталось людей, которые работали вместе с Чекмаревым. Как-никак с той поры прошло три десятка лет.

Из рассказов тех, кто его знавал, кто встречался с ним, передо мной вырос удивительно обаятельный, излучающий свет и радость человек.

«Я его, как сейчас, вижу: весь какой-то светлый, – рассказывала Пелагея Ивановна Балашова, работавшая при Чекмареве дояркой Таналыкского совхоза. – Все чему-то улыбался, даже если не разговаривал ни с кем. А в нашей глуши доброе слово да улыбка – что золото. Скотину он знал хорошо – нам даже дивно было: ведь городской же. А вот ездить верхом не умел. Как лошадь споткнется – уж он на земле.

Такой хороший человек был! Везде на помощь первым приходил. Однажды загорелся наш домик. А стоял он далеко, за несколько километров от жилья. Вот я и сомлела в дыму-то. Еле меня вытащили. Открываю глаза, Сергей Иванович тут… Самым первым прискакал… Вот ведь: ездил верхом неважно, а всех обогнал… Что и говорить, такой хороший был человек!»

Я спросил Пелагею Ивановну: не читал ли Чекмарев ей или ее товарищам стихи?

«А разве он и стихи сочинял?»

Мало кто знал тогда, что студент, а потом зоотехник Сергей Чекмарев был прекрасным поэтом. При жизни он не напечатал ни одной строки. А стихи у него такие, что живут и по сей день.

Он был не только борцом за пятилетку, но и певцом ее.

Сергей Чекмарев сумел передать думы и настроения своего современника – молодого человека, закладывавшего фундамент социализма:

 
Я знаю: я нужен степи до зарезу,
Здесь идут пятилетки года.
И если в поезд сейчас я залезу,
Что же со степью будет тогда?

Но нет, пожалуй, это неверно,
Я, пожалуй, немного лгу.
Она без меня проживет наверно, —
Это я без нее не могу.
 

Да. Он не мог жить без степи, где начал свой трудовой путь.

Очень горько, что путь этот длился всего лишь год. Однажды он поехал по делам в отделение совхоза. И не вернулся.

Тело его нашли в речке Иняк…

Много было у отважного и веселого комсомольца друзей, но были и враги. Он, не боясь, говорил им правду в глаза. Кто-то из них, боясь разоблачения, видать, и подкараулил его.

За год до гибели, словно предчувствуя неладное, поэт писал:

 
Ты думаешь: «Вести
В воде утонули,
А наше суровое
Время не терпит.
Его погубили
Кулацкие пули,
Его засосали
Уральские степи.
И снова молчанье
Под белою крышей,
Лишь кони проносятся
Ночью безвестной.
И что закричал он —
Никто не услышал,
И где похоронен он —
Неизвестно».
 

В башкирской земле покоится его тело.

На этой земле ему воздвигнут памятник.

А стихи его читает вся страна. По ним она узнает, какие люди жили в годы пятилеток и как они строили фундамент социализма.

С его стихами легче жить и нам, сегодняшним людям.

Как было начато Второе Баку

В мае 1932 года в Башкирии ударил первый фонтан нефти.

Совсем недавно башкиры и знать не знали, что такое нефть.

Башкирский край испокон веков считался краем меда и мочалы.

Когда в начале нашего столетия говорили «башкирское золото», то подразумевалось отнюдь не драгоценное горючее, а… лыко.

Самое удивительное вот что: еще в XVIII веке догадывались, что в Башкирии скрываются кладовые самого ценного богатства земли – нефти.

В 1754 году в Петербурге удовлетворили просьбу старшины Надыровской волости Казанской дороги Надыра Уразметова о строительстве нефтяного завода. Но сам Уразметов вскоре умер, а царские чиновники решили, что нефти между Волгой и Уралом нет и что не стоит обращать внимания на соображения какого-то дикого башкирца.

Через несколько лет после этого известный путешественник академик И. И. Лепехин встретился с башкирами, которые утверждали, что недалеко от их аула имеются залежи золота.

На месте выяснилось, что за золото был принят колчедан.

Во время раскопок забил фонтанчик.

Посмотрели – нефть.

А местные жители решили по-своему: если уж колчедан не золото, то от какой-то коричневой жидкости толку не будет…

Так шли десятилетия за десятилетиями.

Царские чиновники оставались верными себе. Уже в нашем веке они отклонили ходатайство о поисках нефти, говоря, что «все возможное от казны уже сделано и теперь дело частной инициативы».

А у «частной инициативы» силенок тоже не хватало.

В первые же годы советской власти В. И. Ленин создал геологическую комиссию во главе с Иваном Михайловичем Губкиным, для того чтобы она разведала местонахождение нефти между Уралом и Волгой.

Нефть искали на верном месте – у аула Ишимбай, хотя были и маловеры. Шли споры с противниками этого большого и трудного дела.

В 1930 году геолог Алексей Алексеевич Блохин определил место для бурения первых разведывательных скважин.

И вот в апреле 1932 года внимание всей страны сосредоточилось на двух буровых вышках – № 702 и № 703.

А в мае нефть была открыта.

После этого Иван Михайлович Губкин заявил: «Так в нашей прекрасной действительности еще один миф стал реальностью, еще одна сказка стала былью».

Скважина № 702 стала самой знаменитой в стране. Она положила начало Второму Баку.

Сейчас ее ласково кличут «бабушкой», но она еще не ушла на пенсию: дает и дает нефть.

На новое месторождение нефти в помощь башкирским товарищам поспешили нефтяники, строители, транспортники со всех концов страны.

Бурно стал расти Ишимбай и скоро стал современным городом.

От Уфы к Ишимбаю надо было проложить железнодорожную линию. На эту стройку выходили колхозники близлежащих районов. Основной транспортной силой здесь долго были лошади. Основные орудия – лопата да кирка. Но такой был подъем у строителей, что дорогу в 150 километров проложили за год.

С таким же энтузиазмом прокладывали нефтепровод. И сюда скоро пришла победа, хотя никаких специальных машин тогда не было.

А в 1936 году ударил из скважины № 1 фонтан нефти совсем в другом углу Башкирии – в Туймазах.

Здесь же, в Туймазах, в 1944 году ударил фонтан необычной для нашей страны девонской нефти, на этот раз из скважины № 100.

И пошло, пошло!..

Второе Баку стало ведущим нефтяным районом страны. Сегодня это гигантская сокровищница, разметнувшаяся на просторах нескольких областей и республик.

Теперь нефть добывают не только в Башкирии, и в Татарии выросла большая нефтяная промышленность, ее добывают в Куйбышевской, Пермской и Оренбургской областях.

Второе Баку стало родиной выдающихся изобретений, невиданных рекордов, большого трудового героизма.

Башкирской нефти, нефти Второго Баку более тридцати лет.

Но народ не забывает ее первые дни, ее первооткрывателей – героев первых пятилеток.

За эти пятилетки бурно развивалась не только добыча нефти, но и другие виды тяжелой промышленности: металлургическая, станкостроительная, машиностроительная, а теперь и химическая.

НАРОДНОЕ ВОЙСКО

Годы я шагал

Сквозь смертельный шквал —

Мерзла, мерзла, шла твоя пехота!

И пришла в Берлин,

И открыл твой сын

Бранденбургские ворота.

Назар Наджми. «Открывающий ворота»

Что такое подвиг?

22 июня 1941 года в страну пришла война.

Далекая от западных границ Башкирия стала все чаще склоняться над маленькими листочками, извещающими о ранениях и гибели любимых сыновей.

Война коснулась каждого дома.

Тянулись суровые будни тыла, дни тяжелого труда и ночи тяжелых раздумий.

Холод, голод, горечь отступления…

Но еще в июне, стиснув зубы, поднялся навстречу стальному вермахту каменный Брест.

Поправив бескозырку, в сотый раз переходил в контратаку легендарный Севастополь.

Встал на пути фашистского нашествия северный исполин Ленинград.

И Москва готовила свое наступление.

И крепость на Волге ждала своего часа.

В эти трудные дни башкирский народ по доброй многовековой традиции решил создать национальные воинские части.

И телеграф понес над прибельскими степями и уральскими горами боевой клич:

«Башкиры, седлайте коней! Приспело время».

«Лучших сынов направим в дивизию!» – сказали города.

«Не посрамят чести древнего Урала наши батыры – внуки Салавата», – вторили им аулы.

Отбирали бойцов тщательно. Рекомендуя людей в дивизию, великую честь оказывали.

Народ решил сам одеть и обуть своих защитников. Фабрики и артели готовили тачанки и седла, шили сапоги и шапки, в деревнях катали валенки и отбирали лучших коней. На уфимской фабрике имени 8-го Марта вышивали знамя дивизии… Ни одной копейки из фондов Государственного комитета обороны! Только оружия просила Башкирия.

На место формирования 112-й дивизии бойцы прибывали вместе со своими конями.

Не хватало квартир и казарм – строили землянки.

Однажды сюда прибыл молчаливый военный в бекеше:

– Где расположен штаб дивизии?

– Пойдемте, я провожу вас.

Военный шел молча. Плотно сбитый, невысокий. Крупные черты волевого лица…

Дошли до клуба.

– Благодарю! – И обратился к присутствующим: – Здравствуйте, товарищи. Полковник Шаймуратов.

Так дивизия познакомилась со своим командиром.

И вот новобранцы при сорокаградусном морозе проходят обучение.

Шаймуратов строг и требователен. Повторять приказания не любит. Он уже познакомился с фашистами в боях под Москвой, где получил свой второй орден, и хорошо знает, что потребуется от его бойцов, там, на фронте.

С утра до вечера учится народное войско воевать. В снежных полях под Уфой бесшумно снимаются часовые, с криком «ура» поднимаются цепи.

23 марта, в двадцать третью годовщину образования Башкирской АССР, дивизии вручили Красное знамя.

Пасмурным утром выстроилась вся дивизия.

Вот они – башкирские всадники на небольших выносливых лошадях.

Влиты в седла крепкие тела.

Замерли. Не шелохнутся.

Только кони позвякивают удилами.

Стал на колено Мингалий Шаймуратов и поцеловал край знамени.

Еще не обтрепано оно злыми походными ветрами, не привинчены к нему боевые ордена, но чувствуют конники, что вся их жизнь стала отныне под это, вытканное их женами и сестрами знамя.

А через две недели каждый из них повторял слова наказа, данного народом своему войску:

«Беспощадно громите фашистских собак, рубите их своими острыми клинками! Ни один немецкий изверг не должен уйти живым с нашей священной советской земли. Будьте достойными наших предков, оправдайте наше доверие и с победой возвращайтесь домой».

А еще через несколько дней эшелон за эшелоном двинулась дивизия на запад.

Впереди, совсем близко, первые бомбежки.

Еще не получено звание гвардейской дивизии.

Еще не начато первое из 134 крупных боев.

Еще нет шрамов на солдатских телах, бугры не поднялись над первыми могилами.

Еще покоится в слитках золото, которое ляжет Звездами Героев Советского Союза на грудь семидесяти восьми самых отважных батыров дивизии бойцов и командиров.

Первые бои на Брянском фронте.

Первые ордена, первые потери.

В октябре 1942 года дивизия совершила тысячекилометровый марш и вышла к Усть-Хоперску: готовилась великая битва на Волге.

Дивизия совершила глубокий рейд в тыл врага, блестяще выполнила задание, но при обратном переходе через линию фронта попала в засаду и понесла жестокие потери. В бою погиб командир дивизии генерал-майор Шаймуратов.

После небольшого отдыха и пополнения дивизия, теперь уже гвардейская, пошла к Днепру.

Башкирские джигиты отличились при взятии Чернигова и покрыли себя неувядаемой славой при форсировании Днепра.

И снова бои.

Войну 16-я гвардейская Черниговская кавалерийская краснознаменная орденов Суворова и Кутузова дивизия, бывшая 112-я Башкирская, закончила на берегах Одера.

Вновь поверженный Берлин склонил голову перед башкирскими джигитами.

Еще одна победа была записана в историю башкирских воинов.

В Башкирии много Героев Советского Союза.

А дважды Герой один.

Это полковник Муса Гареев.

– Он никогда не терпел несправедливости и зазнайства, всегда защищал слабых, был хорошим другом.

Это сведение о совсем еще юном – десятилетнем – Мусе.

Следующая ступень. О пятикласснике Гарееве его бывший учитель отзывается так:

– Он выделялся упорством. Отличник, хороший организатор, Муса был твердым в выполнении данного слова, аккуратным и честным.

Еще одна ступенька. О восемнадцатилетнем курсанте летной школы отзывается его тогдашний однокашник:

– Преподаватели ставили Мусу в пример нам. Особенно лестно отзывались о его смелости и находчивости.

Вот так, от ступеньки к ступеньке рос и мужал будущий дважды Герой.

В жизни всегда должно быть восхождение по ступеням. И к любой вершине надо подниматься надежно.

Это только вниз можно катиться через ступеньки и даже вовсе без них.

Муса всегда помнит поговорку, которую любил повторять его отец: «Птица узнается в полете, джигит – в бою».

Гордого орла, бесстрашного джигита узнали и в полете и в бою. Муса Гареев стал летчиком-штурмовиком. Первое крещение получил в битве на Волге осенью 1942 года.

Бронированные «ИЛы» командира звена Гареева нещадно громили вражеские танки, артиллерию, пехоту. Их появление вызывало среди фашистов страшную панику.

250 боевых вылетов за два с половиной года на территории от Волги до Эльбы.

250!.. Можете вообразить такое количество?

Это, скажем, так: каждый день в течение учебного года, вместо того чтобы решать задачки и писать сочинения, летать навстречу зениткам и «мессершмиттам», навстречу огню и смерти. Это многочасовое напряжение воли, ума, сосредоточенное и уверенное привлечение огромных знаний и опыта.

250 вылетов и 250 победных возвращений…

Для Мусы Гареева лучшей наградой был отзыв самых придирчивых на свете людей – авиационных техников:

– Только с Гареевым бы и работать. Людей и технику бережет как надо: ни одной пробоины не принесет и ни… одной бомбы не возвратит обратно на аэродром.

Сейчас прославленного батыра ставят в пример всем. Ведь качества героя нужны не только в обороне страны, но и для покорения целины, строительства новых городов, преодоления препятствия на любых дорогах. Я познакомился с Мусой Гареевым недавно. Увидел в Уфимском аэропорту рослого, статного военного с двумя звездочками на груди… Подошел, – он.

Оказалось, что нам лететь на одном самолете: ему на службу в Москву, мне туда же, в командировку.

О многом говорить не пришлось: мешал рев мотора. Я доискивался у него ответа на вопрос, который, я знаю, волнует всех ребят: «Что такое подвиг?»

– Некоторые ребята думают, что подвиг – это вспышка, что-то такое яркое и мгновенное, – начал летчик. – Бывает и так. Но ярко вспыхнуть может только тот, кто всю жизнь был готов ради народа сделать все, что будет необходимо.

А чаще всего подвиг складывается из очень многих поступков и дел, которые совершаются самоотверженно, в полную меру сил… Мне, летчику, трудно выделить какой-нибудь из своих вылетов, – закончил Муса Гареев. – Всегда старался как можно лучше выполнить боевое задание. Вот и все.

Вот и все…

В герое самое важное – его постоянная готовность к подвигу, великое складывается из малого.

СУЩЕСТВУЕТ И ТАНАЛЫК…

До чего здесь земля черна,

До чего здесь земля сочна!

Солнце борозду озарит —

И, как уголь, горит она!

Бросишь в сумерках ты зерно —

До зари прорастет оно.

Чернозем благодатный наш —

Хоть возьми да на хлеб намажь!

Мустай Карим. «Земля моя»

Бабушка и внучка

От Уфы до целинного Хайбуллинского района полтора часа полета. Под крылом «АН-2» проплывают колхозные поля, белокаменные цитадели Большой Нефтехимии – Стерлитамак, Салават, Ишимбай, потом необъятный лес, зеленой шкурой накинутый на кряжистые плечи Южного Урала.

Я гляжу в круглое оконце и думаю о двух комсомольцах из Башкирии, имена которых надолго вошли в историю страны.

Первый покинул Башкирию, стремясь защитить Москву от захватчиков. В 1943 году он закрыл своей грудью вражескую амбразуру. Обыкновенный рос парнишка. А стал Александром Матросовым.

Второй – Сергей Чекмарев – наоборот, из Москвы приехал в Башкирию, с год поработал здесь, сначала в Таналыкском, затем в Инякском совхозах. А в 1933 году он погиб, как говорят, при исполнении служебных обязанностей.

Тень нашего «АН-2» заскользила по степи, по той самой, что помогла Чекмареву найти строки его стихов:

 
Не надо сердиться, ветер!
Ты знаешь, что мир велик.
Не только Москва на свете,
Существует и Таналык.
 

Первыми моими целинными знакомыми оказались девчата из гурта коммунистического труда Таналыкского совхоза.

Таналык… Да, существует такая речонка: прозрачная, быстрая, студеная. Часто ее берега вовсе голые, изредка – заросли тальником. И надо подойти совсем близко, вплотную, чтобы понять ее красоту, увидеть ослепительную – от берега до берега – улыбку. Каждая капелька ее вобрала свет солнца, синь неба, зелень травы. И каждой каплей она одного хочет, одно может: приносить всему живому добро и радость.

В Таналыке доярки полоскали белье.

Два года назад по комсомольской путевке приехали в Хайбуллинский район четыре подружки. Обжились. Стали хорошими доярками. В один день всех приняли кандидатами в члены партии.

Работа у девчат трудная, но пожаловались они только на одно:

– Мы просились в новый целинный совхоз, а нас сюда, в старый. Тут разве что при Чекмареве и была целина. Конечно, мы стараемся. Некоторые даже в отпуск не поехали: боялись, что надои снизятся…

По совету девушек я поехал в поселок Целинный – центр одного из «чисто целинных» совхозов – Хайбуллинского.

Мне еще раньше рассказывали такую историю о первой борозде, которую проложили в этих местах.

Ранней весной 1954 года несколькими партиями прибыли новоселы в голую степь. Грязь, холод, бездорожье…

Первую борозду решили проложить в день Первомая.

Тракторов и людей было вполне достаточно, а вот плуг оказался в единственном числе: застряли машины, везшие инвентарь.

Счастливцы, у которых был плуг, с легким сердцем легли спать и видели во сне, как отваливаются от их лемехов пласты земли.

А ранним утром их поднял отчаянный крик:

– Плуг украли!

Оказывается, те целинники, что остались без плуга, ночью перетащили его к себе.

Они и проложили заветную борозду.

Что ж, как и всегда, победителей не судили…

Среди самых первых новоселов были мои новые знакомые; главный агроном совхоза Александр Кривошеев и механизатор Салават Мавлетбаев.

– В нашем отделении были свои казусы, – рассказали они мне. – Семь лет прошло, а не забывается первая весна! Ох и трудная была!.. Мы тогда не только с землей – с разным сбродом, затесавшимся в наш коллектив, воевали. И победили. Не верьте тем, кто говорит, что разные люди целину поднимали. Целину подняли только настоящие люди. И она их подняла, сделала героями.

Молодые целинники посоветовали:

– О нас, приезжих, много писали. А ведь мы одни не смогли бы поднять такую громаду земли без местных жителей. Вот об этих целинниках и надо бы написать.

Через двенадцать километров шофер, которого весь район звал Славкой, остановил машину у самой околицы поселка Комсомольский и постучался в дверь последнего дома.

Вышел невысокого роста человек.

– Гостя примете? – спросил шофер.

– Проходите, – и захромал к двери.

При свете электрической лампочки еще раз глянул на меня, прямо в глаза.

Так завязалось мое знакомство с одним из ветеранов башкирской целины – Алексеем Бирюковым.

Речь пойдет о человеке, который годится в отцы и девушкам из коммунистического гурта, да и тем, кто приехал на целину в 1954 году.

Он был чуть постарше Александра Матросова и в одно с ним время принял на себя удар немецких захватчиков. Он был чуть моложе Чекмарева и начал трудовой путь в один с ним год, в одном и том же совхозе – Таналыкском.

Долго сидели мы в ту ночь. Многое вспомнил старый солдат.

– Три месяца окопов да девять месяцев госпиталя – год продолжался для меня фронт. Только, если по правде сказать, и сегодня война продолжается: то какой-нибудь недобитый фашист голосок подаст, то старые раны к непогоде заноют… Ну, да я отвлекся. Отсекли мне ногу повыше колена. Потихоньку начал обкатывать деревянную.

Стал учиться разному ремеслу. Взялся за сапожное дело – не получается. Попробовал столярить – та же история. Нет, стало быть, способностей…

А был у меня талант к железу. Стояли при госпитале два грузовика – никто их отремонтировать не мог. Вот я и отличился. Стали разрешать мне выезды. Только я не за баранкой сидел, а рядом. За городом пробовал и водить, – нога болит, спасу нет. Не видать, думаю, баранки, как отрезанной ноги.

Вернулся домой, стал работать в совхозе: пять лет бригадиром, пять – кузнецом. А в тысяча девятьсот пятьдесят втором понадобился тракторист. Я и обратился: дозвольте, мол, попробовать…

И полез я на гусеницу. Лезу и боязно мне: марка-то для меня новая, «ДТ-54». Поехал… Поначалу, конечно, трудно было: на три педали одна нога. Нужна правая, а у меня ее нету. Но я виду не подавал. Так и пошло…

Тут подошел тысяча девятьсот пятьдесят четвертый год – для нас очень даже памятная дата. Попросился тогда в целинный Хайбуллинский совхоз, в котором и работаю по сей день. Старался я от молодежи не отставать, работал и в дождь и в темень.

О чем только не передумаешь за долгую осеннюю ночь! Ты, да трактор, да земля. Пашешь, пашешь… Круг сделал – три километра. Семь кругов сделал – и ночь прошла. К утру две нормы готовы… Бирюкову первому в совхозе присвоили звание ударника коммунистического труда.

…С большой радостью вспоминаю я поездку на целину. Пятьсот тысяч гектаров башкирской целины, поднятой комсомольцами и их старшими товарищами… Хорошо сознавать, что живут, существуют на земле веселые девчата из Таналыкского совхоза и молодые богатыри из Хайбуллинского совхоза – славные продолжатели дел зоотехника и поэта Чекмарева, что живет, существует на свете Алексей Бирюков – достойный соратник погибших героев войны и труда, что существует и Таналык.

Существует! Такой же скромный, такой же незаметный и незаменимый, как люди, которые пьют его воду. Нужно подойти к этой речке совсем близко, чтобы узнать ее красоту и силу, стойкость и напористость, увидеть солнечную – от берега до берега – улыбку…

Бабушка сидит на широких нарах, покрытых кошмой.

Как ее звать?

Все зовут ее просто «эби», то есть «бабушка».

Сколько ей лет?

Она и сама не помнит. Может, семьдесят, а может, все сто…

Она словно каменное изваяние.

Неподвижно ее морщинистое лицо, неподвижны узловатые руки, покоящиеся на коленях.

Бабушка слепа и глуха. Ее мир безмолвен и беспросветен.

Лишь иногда, если говорить очень громко, прямо в уши, доходят до нее звуки из нашего мира. Но громче всех крикнула ей – прямо в сердце – война и оглушила навек.

У нее было девять детей. Семерых унесла тяжелая жизнь при царе. Двое погибли на войне, защищая новую жизнь. Ей говорили: «Не плачь, ослепнешь ведь!..» Но она не могла не оплакивать последних, самых любимых своих сыновей – и ослепла.

Какое бы солнце ни сверкало на небе – бабушка его не видит.

Какой бы гром ни грохотал – бабушка его не слышит.

Она перебирает четки и молчит.

Лишь изредка она разговаривает.

Она разговаривает с собой и с аллахом.

И еще со своими мертвыми сыновьями. Но это все равно что с собой.

Редко-редко перекинется она словом с домашними: вдовой погибшего сына, с внуком и его молодой женой, которую теперь тоже зовет внучкой. Да еще говорит она с кошкой.

– Уйди, кошка! – ворчит бабушка. – Ты мокрая. Или на улице дождь?

Кошка, равнодушная к ее воркотне, растягивается у ее колен. Бабушка нащупывает ее и гладит кошачью спину узловатыми руками.

Домашние выделили бабушке самое почетное место, стараются накормить ее повкуснее или вывести на улицу. Иногда они улавливают ее слова.

– Вот она где, война. – И бабушка кладет непослушную руку на грудь. – Отобрала сыновей. Не видать бы людям такого горя снова.

А внучке она однажды сказала так:

– Слыхала – хорошо ты работаешь, слава о тебе далеко разнеслась. Гляди, не роняй свою славу. Тяжело она достается, а расстаться с ней еще тяжелей. Это все равно что родить в муках сына, а потом потерять. – И бабушка опять уходит в глубь своего горя, в котором лучи и звуки гаснут точно головешки, упавшие в колодец.

Каким солнечным кажется мир внучки рядом с черным глухим миром бабушки!

Когда у нас, в Башкирии, во вторую весну семилетки стало известно, что Рамзие Гайфуллиной присвоено звание Героя Социалистического Труда, все мы и обрадовались и… поразились.

Нас бы не так удивила эта весть, если бы сказали, что Золотая Звезда вручена бывалому человеку. Рамзие же тогда едва исполнилось двадцать лет.

Нас бы не так удивила эта весть, если бы сказали, что высокое звание присвоено нефтянику или каменщику, трактористу или экскаваторщику. К их победам мы как-то привыкли. А тут был отмечен труд девушки из безвестного аула Кандрыкутуй, труд не где-нибудь, а на свиноферме.

Мусульманская религия, долгие годы довлевшая над сознанием народов Востока, запрещала есть свинину. Содержание свиньи считалось грехом, самым грязным делом и наказывалось.

Подвиг Рамзии засвидетельствовал, что башкирская деревня не только отрешилась от устаревших традиций, но и за короткое время достигла выдающихся побед в новом для себя деле.

Много людей подготовило этот подвиг.

Родители воспитали Рамзию усердной и трудолюбивой.

Школа научила ее смотреть на мир неистребимо любознательными глазами.

У деда Тихона и его внучки Вали, в доме которых Рамзия прожила несколько зим, пока училась в школе в их деревне, она не только научилась русскому языку, но и… поняла выгоду разведения свиней.

Через некоторое время Рамзия сама попросилась на свиноферму, несмотря на осуждение старых людей.

Каждый день вместе с солнцем и раньше солнца встает свинарка и идет к своим подопечным.

Здесь вот, на этой работе, и проявились упорство и трудолюбие Рамзии.

Казалось бы, все было сделано до нее, оставалось только придерживаться инструкции.

А она пошла против инструкции!

Считалось, что свиноматка должна давать два потомства в год.

Рамзия добилась трех опоросов и стала получать от каждой свиноматки по 42 поросенка вместо 25–30!

Когда пришла эта победа, Рамзия решила вступить в комсомол.

– Ты что так поздно пришла к нам? – спросили ее в райкоме.

– Решила делом доказать, что достойна быть комсомолкой.

Минул год. Старшие товарищи стали говорить ей:

– Теперь ты достойна вступить в ряды партии.

И на бюро райкома ВЛКСМ ей сказали на этот раз:

– Что ж ты так скоро уходишь от нас?

– А я вместо себя сестренку подготовлю.

Еще через несколько месяцев она вновь пришла в райком:

– Я выполнила свое обещание, подготовила…

А в приемной притихшие и взволнованные сидят… двадцать юных кандрыкутуевцев!

– Ну, Рамзия во всем остается обязательной: и здесь перевыполнила норму. Как же ты нашла силы подготовить столько человек?!

Да, это было трудно: готовить из сестренки и ее подруг свинарок, да к тому же в редкие минуты отдыха вести кружок вступающих в комсомол. Но она нашла и время и силы.

Перенявшая от окружающих много хорошего, она сторицей им возвратила.

Рамзия стала примером для молодежи республики.

Когда я писал о судьбах Рамзии и ее бабушки, я держал в уме судьбу всех башкирских женщин. Сейчас мне хочется сказать о них еще несколько слов.

Во всех великих завоеваниях башкирского народа есть большая доля башкирских матерей, башкирских женщин. Не всегда она заметна, а ведь цены ей нет! Об этом пишет поэт Назар Наджми в своей поэме «Мать»:

 
В путь сыновей провожает она
И у порога встречает героев,
Словно для них для одних создана,
А о себе забывает порою.
Если б не ты, не дыханье твое,
Жизни моей никогда бы не биться.
Мать моя добрая, сердце мое —
Лишь твоего небольшая частица.
Кровь и дыханье дала ты мне в дар,
С кем-то сравнить тебя я не стараюсь.
Первой тебя на земле увидал,
На ноги встал, о тебя опираясь.
 

Живут ныне в одном из уфимских домов три сестры.

Все сестры Бикмуллины закончили институты. Марьям Магасумовна и Рабига Магасумовна – кандидаты медицинских паук. Они преподают в Башкирском медицинском институте. Зайнаб Магасумовна тоже много лет преподавала в институте. Основная ее профессия инженер-строитель. Три сестры, три ученых дочери неграмотной башкирской женщины Зиникамал Бикмуллиной…

Вот какой переворот в судьбах людей совершил Октябрь!

Я думаю об этом, вспоминая не только Рамзию Гайфуллину, которая стала сейчас помощником бригадира комплексной бригады, но и других башкирок – Героев Социалистического Труда – свекловода Банат Батырову и нефтяника Ляйлю Марданшину.

А Герой Советского Союза Маргуба Сыртланова в составе знаменитого Таманского авиаполка громившая фашистов!..

Башкирские женщины достойно представляют свой народ в советских и партийных органах. Есть среди них секретари райкомов, председатели райсоветов и министры. Много лет своей жизни, сил и знаний отдали организации обучения и воспитания детей неутомимые труженицы, знатные женщины Башкирии – министр просвещения Фатима Мустафина и заместитель министра Хаят Яфаева. А сколько тысяч учителей, воспитателей детских садов, врачей и других заслуженных представителей самых разных профессий трудятся на башкирской земле! О светлой судьбе некоторых из них знают во многих странах. Народная артистка РСФСР Гузель Сулейманова со своим партнером Фаузи Саттаровым побывала в десятках стран Европы и Азии, Африки и Америки. И везде танец; башкирской балерины принимался восторженно.

Этот список я хочу дополнить одним очень дорогим для башкирского народа именем.

Хадия Давлетшина… Ее уже нет в живых, но она оставила роман «Иргиз», одно из значительных произведений башкирской литературы.