Текст книги "Венецианская маска"

Автор книги: Рафаэль Сабатини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава XVI. ГЛАЗ ДРАКОНА

Посрамленный Вендрамин все последующие дни появлялся в доме Пиццамано: Вендрамин во власянице и пепле, выказывая смирение, чтобы возвратить ту благосклонность, которую оказывали ему прежде. Ему помогало то, что по велению воинского долга Доменико отсутствовал. Франческо Пиццамано, по природе своего философского склада ума, склонен был приукрашивать неизбежное. В его поведении не было и намека на ту неприятную тягостную сцену. Но, в то же время, теперь он проявлял холод учтивости в отношениях с Вендрамином. Чувствуя это, Вендрамин не мог быть совершенно успокоенным. Но это была наименьшая из его тревог. Финансовые трудности, которые он надеялся преодолеть при скорой женитьбе, становились с каждым днем все более гнетущими. Виконтесса, до сей поры столь великодушная, проявила растущее нежелание развязывать ремешки своего кошелька. Тревоги, увеличивавшиеся из-за отсрочки, усиливались в мыслях Вендрамина его постоянным опасением соперничества со стороны Марка-Антуана. А затем, совершенно неожиданно, ему стала очевидной не только реальность этого соперничества, но и то, что оно заходит так далеко, как он не мог и подозревать.

Однажды вечером случилось так, что Изотта по просьбе отца, играла для них арию Пайсиэлло, и сэр Леонардо пересек комнату и подошел к клавесину, чтобы оказать ей маленькую услугу: перевернуть лист, с которого она играла.

Встав сзади и склонившись над ней, Вендрамин непроизвольно поддался притягательной силе богатой массы ее черных волос. Тающий, неуловимый аромат, который распространялся от них, очаровывал его. Глазом знатока он оценил восхитительную колонну ее шеи и плавные плечи, что белее кружевной пены, из которой они выплывали. Он осознал и иную выгоду, кроме богатства и положения, извлекаемую им из получения ее в жены. По сравнению с красотой столь царственной, фарфоровая изящность виконтессы де Сол становилась обыденной и банальной.

Его мечтания наяву были прерваны, когда Изотта остановилась, ожидая, когда он перевернет лист с нотами. Наклонившись вперед, чтобы сделать это, он глазами наткнулся на веер, который она положила на крышку клавесина. Он много раз видел его у нее в руках или подвешенным к пояску; но никогда прежде у него не было случая убедиться в красоте искусной работы. Нижняя половинка рукоятки веера была из золота, с тонко выгравированной – по-видимому китайским мастером – фигуркой дракона. На хвосте у него были мелкие изумруды, а в ноздрях – мелкие рубины. Но глаз дракона отсутствовал: непропорционально широкое глазное углубление было пусто.

Из праздного любопытства он взял веер и повернул его. Вид с другой стороны был тот же и идентично украшен камнями, но глаз дракона был на месте – нелепо выпуклый кабошон сапфира.

Он вновь перевернул веер и ладони его стали влажными.

В его памяти всплыла картина: застигнутая врасплох дама в объятиях Марка-Антуана и ее последовавшее стремительное бегство из комнаты мистера Мелвила под прикрытием маски. Видение было вызвано отсутствием глаза у дракона. Точно такой же кабошон сапфира был теперь в его владении, и, при необходимости предъявить ей обвинение, он мог вставить его в это пустующее углубление.

Пока ее искусные изящные пальцы извлекали мелодии Пайсиэлло из клавесина, он стоял вплотную позади нее с бушующим пеклом в душе. Глаза, что совсем недавно излучали нежность и любовь при взгляде на нее, теперь жгли ненавистью. В этой утонченной светской даме, столь желанной, непорочной и неприступной, они видели законченную лицемерку, распутницу. И он, несчастный глупец, при всем его хваленом опыте по части женщин, был так легко введен в заблуждение ложной стыдливостью ее внешнего вида.

Он разъярился еще больше, когда тут же понял, что он не может призвать ее к ответу за распутство, не разрушив при этом окончательно все жизненные перспективы, которые уже оказались под угрозой. Он был чудовищно оскорблен и обманут. Она согласилась взять его в мужья, ибо его поддержка могла пригодиться намерениям Пиццамано. Но вероломная негодница благородной внешностью и монашеской сдержанностью обманывала его, заранее имея любовника.

Просто чудо, что он почувствовал существование связи между Мелвилом и этой распутницей, этой холодной штучкой, которую будущему ее мужу никогда нельзя будет оставить ни на мгновение одну, чтобы не допустить нарушение приличий. Он видел этот обман, но должен был подчиниться, притворяясь, будто ничего не замечает. Для темпераментного человека эта ситуация была невыносимой.

Но если он не посмел заявить об этом, то, по крайней мере, он мог отомстить Мелвилу. Это несколько удовлетворит его чувство собственного достоинства. Это не только положит конец бесчестию, которому он подвергается, но и позволит избежать другой опасности, которую он предчувствовал. Поняв это, он настолько восстановил самообладание, что ничем не выдал своих черных мыслей.

Удобный случай подвернулся ему двумя днями позже в казино дель Леоне, где – еще один повод для недовольства – он застал Мелвила в обществе виконтессы.

Вендрамин пришел в сопровождении молодого человека по имени Нани – племянника проведитора Лагуны – и без церемоний направился к маленькой группе, где был Марк-Антуан. При его приближении один или два человека покинули эту группу. Общество Вендрамина отнюдь не было тем обществом, которого горячо добивались бы все венецианские джентльмены. Молодой Балби и майор Андреа Санфермо, у которых с Марком-Антуаном за несколько месяцев возникла определенная взаимная привязанность, если не настоящая дружба, остались, хотя и напустили на себя чопорный вид.

Вендрамин обратился ко всем с сердечным приветствием и склонился поцеловать руку сидевшей виконтессе.

Когда он выпрямился, его улыбающиеся глаза встретились с глазами Марка-Антуана.

– А, месье англичанин! Вы тоже здесь. По-прежнему задерживаетесь в Венеции? Вы грозите стать постоянным поселенцем.

– Очарование Венеции – более чем достаточное тому оправдание. Но мне не нравится слово «грозит». Я не представляю угрозы, сэр Леонардо.

– Это же не всерьез. Нет, – сказал Вендрамин тоном, который заставил присутствующих насторожиться. – И я могу понять, какие могущественные чары накладывает наше очарование на человека, привыкшего к варварству северной страны.

То был вызов. Но Марк-Антуан, озадаченный, продолжал простодушно улыбаться.

– Увы, да! Мы там варвары. Поэтому мы приезжаем в Венецию совершенствовать наши манеры, учиться изящности осанки, учтивости в речах…

Майор Санфермо откровенно рассмеялся этому ловкому выпаду, и некоторые засмеялись вслед за ним, надеясь этим кончить дело.

– Следовательно, вы приехали, чтобы добиться невозможного: вырастить инжир на чертополохе.

Марк-Антуан уже не сомневался в намерениях Вендрамина, но не мог понять причины этого. Внешне спокойный, он уклонился от встревоженного, предостерегающего взгляда Санфермо.

– Вы судите нас строго, сэр Леонардо. По-видимому, вы знали немногих англичан.

– Сколько угодно. Я знаю вас.

– Понятно. По-видимому, для вас ex uno omnes3030
  Ex uno omnes – все как один (лат.).


[Закрыть], – ни тон, ни вид не могли быть более дружелюбными. – Но нет оснований полагать, что недостатки, характерные для одного недостойного англичанина, свойственны всем его соотечественникам. Даже если бы вы были единственным встреченным мною венецианцем, я не решился бы утверждать, что все венецианцы грубы и невоспитанны, бестолковы и вульгарны.

Воцарилось абсолютное молчание. Вендрамин побелел, вид его стал угрожающим. Он небрежно отбросил руку виконтессы, в смятении вскочившей со скамьи.

– Думаю, этого достаточно. Нельзя ожидать, что я и дальше буду терпеть. Мой друг, мессер Нани, будет иметь честь ждать вас у ваших апартаментов.

Марк-Антуан стоял с видом наивного удивления.

– С какой целью?

Вокруг уже стоял гул голосов, ибо теперь большинство присутствующих в гостиной были привлечены их ссорой. Виконтесса просила Санфермо вмешаться, заклинала Нани не придавать значения словам его друга.

Тогда Вендрамин, оттесненный назад окружавшими, вновь заставил себя услышать.

– Вы спрашиваете, с какой целью? Я полагаю, даже в Англии кое-что известно об удовлетворении между благородными людьми.

– Понимаю. Понимаю, – сказал Марк-Антуан с видом человека, наконец-то проникшегося пониманием. – Простите мою несообразительность. Это происходит из-за различия в наших правилах. Я не знаю, чем мог вызвать такую провокацию. Но я знаю, что есть определенные обстоятельства, которые, как мне кажется, делают невозможной встречу между нами из соображений чести. Она была бы совершенно невозможной в варварской Англии. И даже теперь я едва могу поверить, что в Венеции так выплачивают свои долги.

– Выплачивают долги? Что за чертовщина?

– Быть может, я неясно выразился?

Он по-прежнему был образцом учтивости и абсолютного спокойствия. Небрежно он сбил щелчком пылинку с кружева. Но под покровом этой безмятежности клокотала ярость. Было слишком много причин, которые не позволяли ему самому спровоцировать Вендрамина. Но если глупец сам лезет на рожон, то получит сполна. Марк-Антуан ни в чем его не пощадит. Он сотрет его в пыль, сорвет замечательные одежды с плеч этого мерзавца и разоблачит скрытое под ними зло.

– Тогда я должен объяснить. В последние три месяца, Вендрамин, вы занимали у меня различные суммы, составившие в итоге более тысячи дукатов. Меня не устраивает, что вы аннулируете долги, убив меня. Так же, как не устраивает и потерять свои деньги, если я убью вас. Человек чести не принуждал бы меня излагать это дело столь откровенно.

Лицо Вендрамина стало свинцово-серым. То был бесчестный, трусливый удар, которого он не ожидал.

Он пытался освободиться от Нани и виконтессы, которые удерживали его, как вдруг услышал взволнованное восклицание майора Санфермо:

– Ей-богу, вы правы! Человек чести так не поступил бы.

– Сейчас у меня дело к этому англичанину, майор Санфермо. Он – трус, прикрывающийся своими дукатами.

Но Марк-Антуан уж более не заботился о прикрытии. Его намерение было выполнено. Теперь Вендрамина окружали лишь презрительные взгляды и враждебное ворчание.

– О! Если вы ставите под сомнение мою храбрость, то это уже совсем другое дело. Независимо от дукатов, – он поклонился Нани. – Я буду иметь честь ожидать вас, сэр.

Но даже единственный проблеск удовлетворения, вспыхнувший было в глазах Вендрамина, угас от неожиданного ответа Нани:

– Я не выполняю поручений мессера Вендрамина.

– Как и ни один другой венецианский джентльмен, – добавил майор Санфермо.

Вендрамин огляделся, сбитый с толку и взбешенный, везде встречая осуждающие взоры. Теперь он полностью осознал, как обошелся с ним Мелвил. С минуту он стоял, потрясенный. Затем он вновь обрел самообладание и находчивость.

– Вы слишком поспешны на заключения и осуждения. В самом деле, столь же поспешны, как и мистер Мелвил. Это пришло на ум не вам, а мистеру Мелвилу, что человек чести должен ликвидировать долги до встречи с кредитором. Вы вынуждаете меня заявить вам, что ему будет выплачено все до последнего дуката, прежде, чем мы встретимся.

– Вы неопределенно откладываете встречу, – усмехнулся Балби.

Вендрамин резко обернулся к нему.

– Ваша ирония пропадает впустую, Балби. Я рассчитываю встретиться с мистером Мелвилом завтра, самое позднее – послезавтра. И мне не нужен джентльмен, чтобы он выполнил мое поручение. Не буду затруднять никого из вас.

Он повернулся на каблуках и вышел, более обычного вихляя бедрами при походке.

Марк-Антуан мягко рассмеялся.

– В конце концов, последнее слово осталось за ним.

Мужчины и женщины обступили его, осуждая Вендрамина. Один из мужчин из желания продемонстрировать венецианский характер предложил мистеру Мелвилу свои услуги в том, что могло последовать.

Виконтесса, явно встревоженная, держалась возле этой маленькой группки. Сначала она сделала было движение догнать Вендрамина. Но, поразмыслив, она вернулась обратно; и в ее глазах Марк-Антуан мог прочесть страстное желание, с которым она ждала возможности перемолвиться с ним.

Когда через некоторое время он выходил, она выбрала момент и попросила его проводить ее до гондолы, которая ожидала у ступеней Пьяцетты.

Когда они вышли под аркады площади, она с силой вцепилась в его руку. На ней была маска и вуаль, ибо теперь был октябрь, начиная с которого и до великого поста маска была обычным явлением для Венеции, потому что дама высокого положения едва ли показалась бы с неприкрытым лицом вне дома.

– Что вы сделали, месье? – причитала она. – Что вы сделали?

– Я мог бы ответить лучше, если бы знал, о ком из нас вы заботитесь?

– Я забочусь об обоих.

– Ну, успокойтесь. Мы не оба умрем.

– О, ради бога, не смейтесь над этим! Вы не должны встретиться на дуэли.

– Вы заставите его извиниться?

– Если необходимо, я постараюсь.

– Есть более очевидный путь, – сказал Марк-Антуан.

Они пересекали площадь уже в сумерках. Свет мерцал из лавок под Прокурациями. Цветные стекла мозаики на соборе Св. Марка сияли впереди, словно колоссальные драгоценные камни, а в воздухе плыл мерный звон колоколов, ибо был канун дня Св. Теодора.

– Есть условие, задерживающее эту дуэль. Сначала он должен заплатить мне тысячу дукатов. Если он придет занимать деньги у вас, откажите ему, и это устроит дело.

От удивления у нее перехватило дыхание.

– Почему… Почему вы полагаете, что он придет за деньгами ко мне?

– Ответ самый простой. Потому что ему больше некуда пойти. Больше никто – простите меня – не будет так глуп, чтобы давать ему взаймы.

Она задумалась.

– Вы сообразительны. Сообразительны и проницательны, -немного нервно засмеялась она, соглашаясь. – Обещаете ли вы мне, что если он не заплатит вам, то вы не встретитесь с ним?

– Клянусь в этом.

Казалось, она задышала свободнее. Со своей стороны, она поклялась, что Вендрамин не получит от нее ни цехина.

В соответствии с клятвой она и действовала, когда, придя домой, она застала поджидающего ее Вендрамина.

Ее отказ поразил его. Утверждение о том, что она не может достать денег, даже половину этой суммы, вызвало у него вспышку ярости. Он указал на нитку жемчуга на ее шее, на бриллианты, сверкающие на ее ленте. Она считает, что эти безделушки дороже его чести?

Это вызвало ответное возмущение с ее стороны. Неужели она должна раздеваться догола, чтобы он мог приодеться? Сколько денег он взял у нее за последние шесть месяцев? Известно ли ему, что он занял более пяти тысяч дукатов? Если он отрицает или сомневается в этом, она может принести ему чеки, отмеченные банком Виванти; и все они имеют его подпись – доказательство того, что он получил эти деньги.

Он уныло взглянул на нее.

– Если вы не поможете мне, Анна, то, ради бога, скажите, что же мне делать?

Он в отчаянии бросился на покрытую парчой кушетку. Она стояла над ним побелевшая, почти презирающая.

– Зачем вы дали выход своему озлоблению? Почему вы не подумали об этом, безумец, прежде чем намеренно затеяли с ним эту ссору?

Он не мог ей рассказать, чем он был так глубоко задет. Не в его интересах было пригвоздить к позорному столбу даму, на которой он собирался жениться. В конце концов, жалоба – не единственное, что может обеспечить расположение хозяйки.

– Мог ли я предположить, мог ли джентльмен предположить, что Мелвил откажется от дуэли, пока не будет уплачен долг? Только англичанин мог поступить так низко. Боже мой, Анна, я убью этого человека! – он поднялся, дрожа от ярости, пристально посмотрел на нее и резко привлек ее к себе. – У него с вами дело, из-за которого вы боитесь? Из-за этого вы и не ссужаете мне денег? Потому что хотите спасти этого пса?

Она вырвалась из его рук.

– О, вы – сумасшедший. Бог знает, почему я терплю вас.

Он вновь приблизился к ней, обхватил ее руками и прижал к себе.

– Вы терпите меня, потому что я вас люблю, Анна. Как я люблю вас, дорогая Анна! Дорогая моя Анна! Спасите меня еще раз. Я разорен, опозорен, обесчещен, если вы не придете мне на помощь. Вы не можете допустить, чтобы такое произошло с человеком, который поклоняется вам, который живет ради вас. Я дал вам столько доказательств моей любви, Анна!

– Вы забрали почти все, чем я обладала, – призналась она. – Вот почему вы видите меня теперь на грани моих ресурсов.

– Но есть ваш кузен – посол!

– Лальмант! – рассмеялась она невесело. – Если бы вы знали, какие сцены он мне устраивал потом за мои излишества! Мои излишества! Знал бы он правду… Сейчас я не смогу выжать из Лальманта ни одного дуката.

Он вернулся к разговору о ее драгоценностях и умолял, чтобы она позволила выручить за них деньги. Он заявил, что теперь уже скоро женится и тогда сможет выкупить безделушки и, вместе с ними, возместить все, что брал в долг.

Но ее не тронули его мольбы, даже когда слезы брызнули из его глаз. В конце концов, он выскочил из ее апартаментов, проклиная ее за жестокосердие Иезавели3131
  Иезавель – (библейск., Ветхий Завет) супруга израильского царя Ахава, насаждавшая одну из языческих сатанинских религий (вера в Валаама), жестоко преследовавшая пророков (проповедников) веры в бога Яхве.


[Закрыть], так и не познавшей смысла любви.

Казалось, сама судьба против этой дуэли. Едва это неодолимое препятствие встало перед Вендрамином, как другое, и не менее прочное, выросло перед Марком-Антуаном.

Это случилось на следующий вечер – вечер праздника Св. Теодора – популярного праздника в Венеции, где этого святого почитали вторым после Св. Марка. Марк-Антуан сидел у себя в гостинице «Шпаги» и писал письма, когда, к его удивлению, перед ним неожиданно появился Доменико.

Маленькое происшествие в казино дель Леоне, вполне естественно, породило слухи, часть которых достигла и форта Сан-Андреа с одним из сослуживцев-офицеров Доменико. Этим, по словам молодого капитана, и объяснялся его приезд.

– Приятное свидетельство дружбы, – сказал Марк-Антуан. – Но у вас мало оснований выражать мне соболезнования.

– Вы говорите, Марк, будто исход не вызывает сомнений. Тут нечем гордиться.

Марк-Антуан пожал плечами.

– Когда мужчина связан обязательствами такого рода, какие на меня возложены в Венеции, и когда он знает, что его жизнь в любой момент может зависеть от его искусства владения оружием, он был бы безумцем, если бы не вел свои дела скрытно. Вы считаете меня безумцем, Доменико?

Доменико положил руку ему на плечо.

– Надеюсь, эта ссора была спровоцирована не вами. Я рассчитываю на это, но…

– Даю вам слово, что она была умышленно затеяна Вендрамином. К моему изумлению, он публично оскорбил меня.

– Именно такую историю я и слышал. Что же вы собираетесь делать?

– Не могу и думать о том, что эта встреча состоится. Я так связал Вендрамина, что дуэль невозможна, пока он не выплатит мне долг в тысячу дукатов, взятых им у меня взаймы. Представляется совершенно невозможным, чтобы ему удалось найти такую сумму.

– Надеюсь, вы окажетесь правы. Я искренне надеюсь на это. В душе, Марк, я могу желать, чтобы вы убили его. Но если это случится, мой отец никогда не простит вас. Вы умрете для нас, Марк. Против вас будет то, что вы убили единственный шанс, остающийся пока для нашего дела. Таково влияние, которое в определенных кругах приобрел этот негодяй. Бывали случаи… О, но что проку говорить об этом? Я не думаю, что мой отец питает излишние иллюзии в отношении Вендрамина. Однако, ради того, что Вендрамин может сделать для Венеции, нет жертвы, на которую для него отец не пошел бы.

– Включая Изотту, – сказал Марк-Антуан уныло. – Свою дочь и вашу сестру! Может ли дальше зайти фанатизм?

– Я пытался бороться с этим. Но тщетно. Мой отец свалил вину на меня. Он пристыдил меня за недостаток патриотизма.

– И еще, Доменико, скажу вам – у меня есть основания так считать – есть вероятность, что, в конце концов, этот пес предаст вас. Поэтому, если вы любите Изотту, тяните время. Откладывать и откладывать окончательное решение, пока мы не достигнем развязки.

Доменико взял его за плечо.

– Вам что-то известно против него?

– Мне неизвестно ничего, что говорило бы в его пользу. Ничего более.

– Нужно нечто большее, чтобы спасти Изотту.

– Я надеюсь добраться до этого. Но мне нужно время. Вот и все, что я могу сказать вам сейчас.

Доменико крепко пожал другу руку.

– Всегда рассчитывайте на меня, если я смогу что-либо сделать для вас. Ради Изотты.

– И ради меня, – сказал Марк-Антуан со своей задумчивой улыбкой.

Глава XVII. ВСТРЕЧА

Уверенность Марка-Антуана в том, что Вендрамин не сможет найти деньги, была неожиданно опровергнута уже на следующее утро.

В ранний час его уже ожидал полковник Андрович – средних лет офицер словенского полка, расквартированного у монастыря Сан-Джорджо. Полковник – невысокий поджарый мужчина, столь же крепкий телом, сколь резкий в манерах – положил на стол два увесистых мешочка. Проделав это, он щелкнул каблуками, с достоинством поклонился и заявил, что здесь – золото в количестве девятисот пятидесяти дукатов, составляющих долг мессера Леонардо Вендрамина.

Затем он заявил, что, как друг сэра Леонардо, он был бы счастлив услышать от мессера Мелвила, когда ему будет удобно доставить удовлетворение сэру Леонардо по поводу происшедшего между ними.

Вспомнив предупреждение Доменико, Мелвил с трудом сохранил внешнее спокойствие. Он, конечно же, предположил, что женщина, называющая себя виконтессой де Сол, в конце концов позволила себя уговорить и, охотно или нет, дала деньги.

Едва раздобыв необходимую сумму, Вендрамин нашел словенского офицера для выполнения своего поручения, о котором майор Андреа Санфермо сказал, что ни один джентльмен не возьмется за него для Вендрамина

Для Мелвила, несмотря на все его нежелание, не было нуги к отступлению.

Ему оставалось только принять уверения полковника Андровича, что участок земли позади школы верховой езды в ранний час будет подходящим местом для урегулирования их дела Когда Марк-Антуан согласился ожидать там на следующее утро в семь часов утра в сопровождении друга, полковник откланялся.

– Честь имею, – сказал Андрович. – Ваш покорный слуга мистер Мелвил.

На этом он вышел, поскрипывая высокими сапогами.

Позже, днем, встревоженный Марк-Антуан разыскивал майора Санфермо и застал его в игорной комнате казино дель Леоне. Он отвел майора в сторону.

– Вендрамин уплатил мне долг.

– Удивительно! Кого же он обчистил?

– Мы встречаемся завтра утром. Могу ли я рассчитывать на ваши услуги, Санфермо?

Санфермо церемонно поклонился:

– Глубоко тронут.

Его темные глаза посерьезнели.

– Этот Вендрамин, как все подлецы, что живут более или менее своими способностями, имеет репутацию фехтовальщика

– Полагаю, что я не помогу ему подтвердить эту репутацию, – сказал Марк-Антуан.

Той ночью он написал письмо Доменико Пиццамано:

«Я встречаюсь с Вендрамином завтра утром. Но не думайте, что я лгал Вам. Он уплатил деньги, и я не могу себе помочь. Я сделаю все, что смогу, но если произойдет несчастье, спасите Изотту от этого негодяя».

Он также написал письма матери и Изотте, которые с соответствующими инструкциями вручил Филиберу.

В том, что произошло утром, Вендрамин винил пасмурное небо и скользкую землю: утро было серое, ночью прошел небольшой дождь. Однако, то были лишь оправдания, призванные сохранить лицо. Свет был не только достаточным, но и выгодным, потому что не было слепящих бликов. И дерн на этой полоске земли, с ее единственным наводящим уныние платаном за длинным невысоким кирпичным зданием школы верховой езды, еще влажный, все-таки не был скользким.

Манера Марка-Антуана демонстрировала его величайшую подвижность, но ни Санфермо, ни Андрович, которые стояли настороже рядом, оба обученные в традициях итальянской школы, не могли одобрить его стиль. Санфермо был встревожен, а Андрович уверился в исходе. Ни один из них не придерживался высокого мнения о французской школе. Это происходило от того, что ни один из них еще не видел первоклассного исполнителя этого стиля. Выпрямленная рука в итальянской манере, хотя и очень ограничивает использование техники парирования ударов, из-за создания постоянной угрозы противнику казалась им более предпочтительной, к тому же, она требовала значительно меньших усилий, чем изогнутая рука французского способа, которая позволяла локтем защищать тело. Да и Марк-Антуан, которому еще никогда не противостоял итальянский фехтовальщик, сначала пришел в замешательство, наткнувшись на вытянутое и непреклонное острие, и не мог полностью проявить себя. Однако, он смог достаточно успешно проявить себя в отражении всякой попытки преодолеть его защиту. Некоторое время спустя, достаточно привыкнув к стилю противника и лучше приспособив свой собственный, он устроил поразившую присутствующих демонстрацию преимуществ французской школы. Ее замечательная гибкость, допускающая ложные маневры, и молниеносная быстрота этих маневров были невозможны для итальянской жесткости, которая ограничивала фехтовальщика в условиях активного обмена выпадами и парированиями. Непрерывно следующими атаками с использованием вращательных ложных финтов, Марк-Антуан через некоторое время уже оттеснил Вендрамина настолько, что это заставило секундантов пересмотреть свое мнение.

Венецианец разъярился, ибо раньше считал шутовством французскую классическую школу, которую использовал англичанин. В его понимании это не было фехтованием. Распалившись, он поклялся себе, что его не заставят плясать под этими атакующими выпадами. Он остановит следующий и одновременно нанесет свой удар, который положит конец комедии. Но, когда предоставилась возможность для его очередного выпада, этого выпада избежали легким наклоном, за которым последовал ответный укол, проведенный сбоку. Вендрамин стремительно изогнулся, чтобы отразить атаку. В невыгодном положении это движение было неуклюжим и неловким. Ему удалось уклониться от удара, но клинок прошел так близко, что от испуга у него на лбу проступил пот. Затем он вновь отскочил на недосягаемое расстояние, несмотря на свое решение не уступать пространства. Только здесь смог он вновь приготовиться физически и душевно.

Его изумление разделяли и секунданты. Но по-разному. Было мгновение, когда противник Марка-Антуана оказался совершенно неприкрытым. Но в эту секунду он, казалось, заколебался; и из-за этой нерешительности шанс был упущен.

Марк-Антуан не получил достойного противостояния в этой дуэли и имел своей целью только ранить, но не убить, в чем не было сомнений. Система его маневров была совершенной, и его клинок пронзил бок его противника, прежде чем Вендрамин успел отскочить. Когда Марк-Антуан остановил свой завершающий выпад, он уже понял, как и когда он выполнит свое намерение. Вот почему возникла непонятная заминка, которая спасла его противника.

Теперь Марк-Антуан знал путь к цели. Уверенность появилась в его действиях. Он фехтовал, как наставник с учеником. Что уже проделано однажды, можно повторить вновь. И не надо быть стратегом, чтобы создать такую ситуацию. Вендрамин сам создал ее, допустив опрометчивый ход под влиянием раздражения.

Восстановив позицию, он рванулся вперед в безжалостной атаке, чтобы поставить точку. На сей раз Марк-Антуан легко и проворно отступил перед его яростным натиском, расчетливо уклоняясь от разящих ужасных выпадов, тем самым заставляя противника почувствовать, что выходит за пределы его досягаемости. Этим он увлекал Вендрамина вновь вытягиваться в выпаде. Наконец, предоставилась удобная возможность. Вновь тем же неуловимым движением выпад был отведен. Но теперь не было колебаний, которые дали бы время на восстановление утраченной позиции. На этот раз Марк-Антуан нанес ответный удар с быстротой молнии, и оружие Вендрамина выпало из внезапно онемевшей руки. Шпага Мелвила пронзила мускулы его руки, державшей оружие.

– А-а… – вырвалось у Вендрамина от боли, когда клинок выходил из его тела; затем он пошатнулся и, прикусив губу, направился в сторону Андровича, который уже рванулся ему на помощь».

Не от одной лишь боли лицо его стало бледным и искаженным. То было разочарование, досада на свое поражение – поражение человека его мастерства. К тому же, он услышал слова Санфермо, обратившегося бодрым тоном к своему подопечному:

– Это самый великодушный поступок, которому я когда-либо был свидетелем, сэр. Я горжусь, что был с вами.

Только этого Вендрамину и не хватало – чтобы по Венеции расползлись слухи о том, что он обязан жизнью великодушию своего соперника. Он выпрямился. Санфермо, который держал в левой руке плащ своего подопечного, теперь протягивал его Марку-Антуану.

– Что они возомнили? – спросил Вендрамин Андровича. – Это еще не все. Это не борьба до первой крови. Я фехтую левой рукой так же, как и правой. Скажите им, что я намерен продолжить.

– Продолжить? Вы не способны продолжать! Вы ужасно истекаете кровью.

– Что из того? Разве вы не сможете на скорую руку перевязать меня? Вы не сможете наложить повязку? Разорвите мою сорочку.

Но тут вмешался Санфермо.

– Мы не продолжаем, полковник Андрович. Мой друг вышел лишь доказать свою храбрость, которую поставили под сомнение. Если мессер Вендрамин не лежит сейчас замертво, то лишь благодаря снисходительности мессера Мелвила, что вы и сами видели.

– Вы лжете, Санфермо, – вскричал Вендрамин. – И если у вас хватит наглости повторить это, доказательством будет ваш труп.

Санфермо слегка поклонился Андровичу.

– Позвольте мне предложить вам сдержать вашего друга У него нет повода для возмущения, и я не расположен воспринимать это всерьез. Но вежливость надо соблюдать. И, в любом случае, я забираю своего друга с поля поединка. Дело окончено.

Вендрамин, уже почувствовавший головокружение, ясно осознал, что дело, действительно, окончено. Он ослаб от потери крови и нуждался в неотложной помощи.

Восхищение майора Санфермо поведением своего подопечного привело к тому, что Марк-Антуан уже в тот же вечер обнаружил, что стал в казино дель Леоне знаменитостью, к чему он вовсе не стремился.

Но на некоторое время он оказался объектом расспросов. Оставшись на минутку наедине с виконтессой, он встретил необычную твердость в ее взгляде.

– Итак, вы нарушили свое обещание, – сказала она. – А я думала, что вы – тот единственный человек, которому можно доверять.

– У меня к вам тот же упрек, – ответил он.

– Что?! – ему показалось, что на ее лице отразилось нечто большее, чем удивление. – Вы говорите, что он заплатил вам? Тысячу дукатов?

– Иначе я бы с ним не встретился. Так вы говорите, что это не вы дали ему деньги?

– Конечно, не я!

Они смотрели друг на друга со взаимным недоверием.