Текст книги "Одураченный Фортуной"

Автор книги: Рафаэль Сабатини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Глава третья. ЕГО СВЕТЛОСТЬ ГЕРЦОГ ОЛБЕМАРЛ

За большим письменным столом, помещенным в центре просторной, залитой солнечным светом комнаты, окна которой выходили на Сент-Джеймсский парк, восседал Джордж Монк, барон Потридж, Бошан и Тиз, граф Торрингтон и герцог Олбемарл, кавалер ордена Подвязки note 24Note24
  Высший орден британского рыцарства


[Закрыть], главный конюший, верховный главнокомандующий и член Тайного совета его величества note 25Note25
  Совет при монархе, рассматривавший дела без участия парламента


[Закрыть].

Таких высот удавалось достигнуть немногим, и все же Джордж Монк, называемый недругами приспособленцем, а большинством англичан «честным Джорджем», мог добиться еще большего. Если бы он пожелал, то стал бы королем Англии, однако «честный Джордж» предпочел восстановить на престоле династию Стюартов и, осуществив это, едва ли мог бы сослужить своей стране худшую службу.

Монк был человеком среднего роста и крепкого сложения, однако в то время – на пятьдесят седьмом году жизни – уже склонным к полноте. Его смуглое лицо было довольно благообразным, с властной складкой рта контрастировал мягкий взгляд близоруких глаз. Большая голова с излишне короткой шеей покоилась на массивных плечах.

Когда Холлс вошел в комнату, Монк поднял взгляд, отложил перо и медленно встал, с, удивленным выражением наблюдая за быстро приближавшимся к нему посетителем. Когда их уже разделял только стол, он велел стражу удалиться и не сводил с него глаз, пока за ним не закрылась дверь. После этого Олбемарл, на чьем лице удивление теперь смешалось с беспокойством, протянул руку полковнику, несколько озадаченному подобным приемом. Правда, Холлс тут же вспомнил, что осторожность была доминирующей чертой в характере Джорджа Монка.

– Господи, Рэндал! Это в самом деле вы?

– Неужели я так изменился за десять лет, что вам приходится об этом спрашивать?

– Десять лет! – задумчиво промолвил герцог, и его мягкие, почти печальные глаза окинули визитера с головы до. ног. Рука его крепко стиснула руку полковника. – Садитесь, дружище. – Он указал Холлсу на кресло у стола, стоящее напротив его собственного.

Холлс сел, отодвинув вперед эфес шпаги и положив шляпу на пол. Герцог вновь занял свое место с той же медлительностью, с какой недавно поднялся с него.

– Вы становитесь похожим на отца, – промолвил он наконец.

– Значит, я с возрастом не только теряю, но и приобретаю кое-что.

Рэндал Холлс-старший был ближайшим другом Монка. Будучи уроженцами Потриджа в графстве Девон, они росли вместе. И хотя позже их разделили политические убеждения – в те далекие дни Монк служил королю, а Холлс, будучи республиканцем, поддерживал парламент – они оставались друзьями. Когда Монк в 1646 году принял от Кромвеля note 26Note26
  Кромвель Оливер (1599-1658) – лидер английской революции XVII в., с 1653 г. лорд-протектор Англии, обладавший диктаторской властью


[Закрыть]командование армией в Ирландии, то предложение этого поста и принятие его произошли под влиянием Холлса. Позднее, когда Холлс-младший избрал, военную карьеру, он начал службу под командованием Монка и, благодаря не только своим заслугам, но и его дружбе, стал капитаном после битвы при Данбаре и полковником после сражения при Вустере note 27Note27
  При Данбаре 3 сентября 1650 г. и при Вустере 3 сентября 1651 г. английские войска под командованием Кромвеля разбили шотландцев, восставших после казни Карла I и провозглашения республики


[Закрыть]. Если бы он продолжал служить под командованием друга своего отца, его судьба могла бы сложиться совсем по-другому.

Мысль об этом мелькнула в голове герцога, который не удержался, от того, чтобы высказать ее.

– Думаете, мне это не известно? – вздохнул Холлс. – Но… Ответом может явиться длинная и утомительная история, которой, с вашего позволения, мы позволим пренебречь. Ваша светлость получили мое письмо, чему свидетельство – мое присутствие здесь. Таким образом, вам известно мое положение.

– Оно чрезвычайно огорчило меня, Рэндал. Но почему вы не написали мне раньше? Зачем вы тщетно пытались прорваться ко мне, позволяя лакеям прогонять вас?

– Я не понимал, насколько вы теперь недоступны.

Взгляд герцога стал острым.

– Вы говорите об этом с горечью?

Холлс едва не вскочил со стула.

– Нет, клянусь честью! Как бы низко я ни пал, на такое я не способен. Все, что вы имеете, вы заслужили. Как и все, кто вас любят, я радуюсь вашему возвышению. – И он добавил с насмешливым цинизмом, желая скрыть вспышку эмоций:

– Я должен этому радоваться, ибо в вас заключена моя единственная надежда. Если она не оправдается, мне остается только броситься с Лондонского моста.

Несколько секунд герцог молча его рассматривал.

– Мы должны поговорить, – промолвил он. – Нам нужно многое сказать друг другу. Вы останетесь пообедать?

– Такое предложение я принял бы даже от врага.

Его светлость позвонил в серебряный колокольчик. Вошел стражник.

– Кто ожидает в передней?

Стражник перечислил ряд пышных имен и титулов.

– Передайте им мои сожаления, что я не смогу принять никого из них до обеда. Попросите тех, у кого ко мне срочные дела, зайти ко мне во второй половине дня.

Когда стражник удалился, Холлс откинулся в кресле и расхохотался. Герцог, нахмурившись, бросил на него вопросительный взгляд.

– Я подумал о том, как они глазели на меня в передней, и как будут смотреть на меня при нашей следующей встрече, – объяснил полковник. – Простите мне мой смех – это единственная роскошь, которую я еще могу себе позволить.

Олбемарл кивнул. Если он и обладал чувством юмора, то крайне редко его обнаруживал, что дало основания любившему посмеяться мистеру Пепису описать его как мрачного человека.

– Скажите, – спросил Монк, – по какой причине вы вернулись в Англию?

– Из-за войны. Не мог же я оставаться на голландской службе, даже если бы голландцы не возражали против этого, что весьма сомнительно. Последние три месяца ни один англичанин не мог показаться на улицах Гааги, не подвергаясь оскорблениям. А если бы он возмутился и дал отпор, то оказался бы в руках властей, которые сурово наказали бы его в назидание другим. Это одна причина. Другая состоит в том, что Англия в опасности и нуждается в шпаге каждого своего сына, так что я могу рассчитывать на назначение. Я слышал, что вам нужны опытные офицеры…

– Видит Бог, это правда, – с горечью прервал его Олбемарл. – Моя приемная переполнена знатными молодыми людьми, явившимися ко мне по рекомендации герцога такого-то, графа такого-то, а иногда и самого его величества с просьбой о назначении, которое даст возможность этим щеголеватым петушкам командовать куда более достойными… – Он умолк, очевидно понимая, что чувства вынудили его изменить обычной осторожности. – Но, как вы сказали, – вновь заговорил Монк, – нам очень не хватает опытных офицеров. И тем не менее, друг мой, вам не стоит строить надежды на этом обстоятельстве.

Холлс уставился на него.

– Как?.. – начал он, но Олбемарл тут же ответил на невысказанный вопрос.

– Если вы полагаете, что даже в этот грозный час для таких людей, как вы, найдется место на службе Англии, – мрачно промолвил он, – то, следовательно, вам ничего не известно о том, что здесь происходило, пока вы были за границей. В течение последних десяти лет я часто думал, что вас нет в живых, и теперь спрашиваю себя: имею ли я право при существующем положении вещей радоваться, видя вас целым и невредимым. Жизнь обладает ценностью лишь тогда, когда имеешь возможность жить достойно – то есть проявить себя с лучшей стороны. А как вы можете сделать это в сегодняшней Англии?

– Как? – Холлс был ошеломлен. – Предоставьте мне возможность, и я продемонстрирую вам это. Испытайте меня, и клянусь, что вы не будете разочарованы.

Побледнев от возбуждения, он поднялся с кресла и стоял перед герцогом в напряженно вызывающей позе, с чуть дрожащими ноздрями.

Но Олбемарл оставался невозмутимым. Махнув желтоватой мясистой рукой, он сделал знак полковнику сесть.

– Я в этом нисколько не сомневаюсь. Не спрашиваю, как вы провели эти годы, и вижу даже без намеков в вашем письме, что они не пошли вам на пользу. Но это не имеет для меня никакого значения. Я знаю вас и могу вам доверять. О присущих вам дарованиях мне известно со времени вашей многообещающей молодости, а также по мнению, сложившемуся о вас в Голландии. Это удивляет вас, верно? По-моему, Опдам note 28Note28
  Голландский адмирал, погиб в сражении с англичанами 3 июня 1665 г.


[Закрыть]характеризовал вас, как «vir magna belli peritia» note 29Note29
  «мужа, необычайно сведущего в военном деле» (лат.)


[Закрыть], – он сделал паузу и вздохнул. – Видит "Бог, я крайне нуждаюсь в таких людях, как вы, и с удовольствием использовал бы вас. Но….

– Но что, сэр?

Монк скривил губы и нахмурился.

– Я не могу сделать это, не подвергая вас страшной опасности.

– Опасности? – Холлс рассмеялся.

– Вижу, вы меня не понимаете. Поймите, что вы носите имя, занесенное в списки отмщения.

– Вы имеете в виду моего отца? – недоверчиво осведомился полковник.

– Совершенно верно. К сожалению, вас назвали в его честь. Имя Рэндала Холлса стоит под смертным приговором покойному королю. Проживи ваш отец достаточно долго, это явилось бы таким же приговором для него самого. Вы сами сражались на стороне парламента против ныне царствующего монарха note 30Note30
  Карл II Стюарт (1630-1685) – старший сын казненного короля Карла I, с 1660 г. король Англии


[Закрыть]. В Англии вы остаетесь в живых только потому, что пребываете в полной неизвестности. А вы просите меня дать вам чин в армии, представить вас на всеобщее обозрение, в том числе перед глазами и памятью короля, которые в этих вопросах не ослабевают.

– А как же Акт об амнистии? note 31Note31
  4 апреля 1660 г. Карл II перед возвращением в Англию опубликовал в голландском городе Бреда декларацию, где гарантировал амнистию участникам революции и свободу вероисповедания. Однако после возвращения короля декларация быстро начала нарушаться


[Закрыть]– воскликнул Холлс, в ужасе видя, что его надежды рассыпаются в пыль.

Олбемарл с презрением фыркнул.

– Где вы жили все это время, если не знаете, что стало с многими из тех, кто понадеялся на этот закон? – Он мрачно улыбнулся и покачал массивной головой. – Никогда не принуждайте человека к обещаниям, которые он дает с величайшей неохотой. Такие обещания никогда не выполняются, даже будучи скрепленными узами закона. Я выжал этот билль у его величества, когда он все еще был лишенным трона скитальцем. Когда король находился в Бреде, я договорился с ним и с Кларендоном note 32Note32
  Кларендон Эдуард Хайд, граф (1609-1674) – английский политический деятель и историк, в 1660-1667 гг. первый министр Карла II, автор «Истории мятежа и гражданских войн в Англии»


[Закрыть], что из Акта об амнистии будут только четыре исключения. Однако после Реставрации note 33Note33
  То есть после возведения на трон Карла II и восстановления монархии в Англии


[Закрыть], когда закон был подготовлен, определение числа исключений было предоставлено парламенту. Я понял, к чему это ведет, умолял, спорил, напоминал о королевском обещании. Наконец условились, что количество исключений увеличится до семи. Мне пришлось согласиться, так как я не имел возможности противостоять королю de facto note 34Note34
  в действительности (лат.) – то есть реально царствующему монарху


[Закрыть]. Но когда билль представили на рассмотрение палаты общин, раболепно исполняющей королевские пожелания, она определила двадцать исключений, а палата лордов пошла еще дальше, исключив из закона всех, кто принимал участие в суде над покойным королем, и даже некоторых, не участвовавших в нем. И это называлось биллем об амнистии! За ним последовала декларация короля, предписывающая сдаться властям в течение четырнадцати дней всем, замешанным в смерти его отца. Дело было представлено как простая формальность. Большинство оказалось достаточно разумным, чтобы не поверить этому, и покинуло страну. Но некоторые повиновались, рассчитывая, что отделаются легким наказанием.

Монк немного помолчал, откинувшись в кресле. На губах человека, лишенного чувства юмора, мелькнула усмешка.

– Несмотря на объявление, что не подчинившиеся будут исключены из Акта об амнистии, а подчинившиеся останутся под его защитой, дела последних были переданы в суд, где лояльные присяжные признали их виновными и приговорили к смерти. Первым был казнен генерал-майор Харрисон note 35Note35
  Харрисон Томас (1606-1660) – сын мясника, генерал парламентской армии, радикальный республиканец. Выступал против диктатуры Кромвеля. После Реставрации как член трибунала, осудившего на казнь Карла I, исключен из Акта об амнистии и казнен


[Закрыть], которого четвертовали в Черинг-Кроссе. За ним последовали другие, пока народ, насытившийся ежедневными кровавыми зрелищами, не начал роптать. Тогда был сделан перерыв, после которого казни начались снова. Обвинения предъявлялись постепенно – Ламберт note 36Note36
  Ламберт Джон (1619-1683) – генерал парламентской армии, после отречения от власти сына Кромвеля, Ричарда, вступил с Монком в противостояние, окончившееся возведением последним на трон Карла II. Вопреки словам Сабатини, не был казнен после Реставрации


[Закрыть]и Вейн note 37Note37
  Вейн Генри-Младший (1613-1662) – лидер индепендентов – наиболее радикального направления пуритан – в парламенте. После Реставрации исключен из Акта об амнистии и казнен


[Закрыть]предстали перед судом только в 1662 году. Но они не были последними. Казней не происходило лишь в этом году, но, возможно, конец еще не наступил.

Монк вновь сделал паузу, а когда он заговорил, в его голосе послышалась горечь.

– Я сообщаю вам все это с глазу на глаз не для того, чтобы критиковать действия его величества. Не дело подданного осуждать монарха, особенно сына, стремящегося отомстить за то, что он считает, справедливо или нет, убийством своего отца. Я говорю это, стремясь заставить вас понять, что несмотря на мое горячее желание быть полезным, я не могу оказать вам помощь тем путем, на который вы рассчитываете, так как это обратит на вас, прямо или косвенно, внимание его величества. Отмщение не заставит себя ждать. Ваше имя Рэндал Холлс, и…

– Я могу изменить имя! – воскликнул полковник, осененный внезапным вдохновением. Затаив дыхание, он смотрел на задумавшегося Олбемарла.

– Может найтись кто-нибудь, кто знал вас раньше, – заговорил герцог, – и кто с удовольствием разоблачит обман.

– Я готов рискнуть, – весело говорил Холлс, оправившись от безнадежности, в которую поверг его пространный монолог Олбемарла. – Я рисковал всю жизнь.

– А как же я? – осведомился герцог, в упор глядя на него.

– Вы?

– Мне ведь придется участвовать в этом обмане.

– Можете не сомневаться, что я вас не выдам.

– И тем не менее, мне придется в этом участвовать. – Тон Олбемарла стал более серьезным, чем прежде.

Черты лица Холлса постепенно вновь обретали мрачное выражение.

– Вы понимаете меня? – печально спросил герцог.

Но Холлс не желал понимать. Приподнявшись в кресле, он оперся руками о стол.

– Но в военное время, когда Англия нуждается в опытных офицерах, должно же быть какое-то оправдание для…

И снова Олбемарл покачал головой, его лицо было серьезным и печальным.

– Для лжи не существует оправданий.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, и Холлс пытался скрыть охватившее его отчаяние. Затем он медленно опустился в кресло. Некоторое время он сидел, уставившись на полированный пол, потом вздохнул, пожал плечами и потянулся за лежащей рядом шляпой.

– В таком случае… – Холлс сделал паузу, чтобы проглотить комок в горле, – … мне остается только откланяться…

– Нет-нет! – Герцог склонился вперед и положил ладонь на руку посетителя. – Мы не можем расстаться таким образом, Рэндал.

Холлс смотрел на него, все еще изо всех сил стараясь сохранить самообладание. Он печально улыбнулся.

– У вас полно дел, сэр. На ваших плечах бремя государства, ввергнутого в войну, а я…

– Тем не менее вы останетесь пообедать.

– Пообедать? – переспросил Холлс, спрашивающий себя, где он будет обедать в следующий раз, ибо разоблачение состояния его дел должно было неминуемо последовать за неудачей попытки их улучшить, и комфорт «Головы Павла» станет для него недоступным.

– Пообедать и возобновить знакомство с ее светлостью, – Олбемарл встал и отодвинул кресло. – Она, безусловно, будет рада вас видеть. Пойдемте. Обед уже подан.

Холлс медленно и неуверенно поднялся. Его самым большим желанием было покинуть Уайт-холл и остаться наедине со своими горестями. Тем не менее, он подчинился, дабы не сожалеть впоследствии о своем отказе. К тому же его душу согрела мысль о доброжелательном приеме со стороны ее светлости.

Когда Олбемарл провел его в соседнюю комнату, массивная, неопрятного вида женщина уставилась на гостя, затем хлопнула себя по бедрам, выражая свое изумление, и бросилась к нему навстречу.

– Клянусь Богом, это же Рэндал Холлс! – воскликнула она. Прежде чем полковник смог догадаться о ее намерениях, женщина, вцепившись ему в плечо, приподнялась на цыпочки и чмокнула его в щеку. – Джорджу повезло, что он привел вас в качестве оправдания. Обед стоит уже десять минут – хорошее мясо стынет и портится! Ну, пошли! За столом расскажете мне, какая удача привела вас сюда.

Взяв гостя под руку, она повела его к столу, который мистер Пепис, обладавший пристрастием к земным благам, описывал заваленным дрянным мясом и грязными тарелками. Стол и впрямь походил на герцогский не более, чем его хозяйка на герцогиню. Нэн Кларджес, дочь и вдова кузнеца, была ранее швеей и любовницей Монка, когда лет двадцать назад его заключили в Тауэр note 38Note38
  Замок-крепость в Лондоне, до 1820 г. главная государственная тюрьма


[Закрыть], на которой в недобрый, по общему мнению, час он впоследствии женился, чтобы узаконить их детей.

У нее было мало друзей в том мире, где ныне вращался ее супруг, а прежние друзья давно исчезли из ее поля зрения. Поэтому она хранила добрую память о тех немногих, кого могла назвать этим именем. Одним из них был Рэндал Холлс. Из глубокого уважения к Монку, а отчасти из природной доброжелательности он в ранние дни брака Монка выказывал должное почтение к его супруге, к которой большинство друзей и соратников мужа относились с нескрываемым презрением. Миссис Монк холила и лелеяла это почтение, как может делать только женщина в ее положении, и память о нем запечатлелась в ее голове навсегда.

Кларендон, подобно многим, не выносивший супругу Монка, охарактеризовал ее следующей фразой: «Nihil muliebris praeter copus gerens» note 39Note39
  «Ничего женского, кроме тела» (лат.)


[Закрыть]. За ее неопрятной внешностью он не разглядел женское сердце, быстро откликающееся как на ненависть, так и на любовь. Холлс мог бы просветить его на этот счет. Но, увы, они никогда не встречались друг с другом.

Самое незначительное добро, сделанное нами на протяжении жизненного пути, может явиться семенем, дающим богатый урожай, который понадобится нам в час нужды.

В данный момент Холлс хорошо это понимал. За обедом хозяйка засыпала гостя вопросами, пока не вытянула из него информацию не только о состоянии его кошелька, но и о причинах возвращения в Англию, надеждах, которые он питал, и разрушении этих надежд ее супругом. Последнее привело в ярость достойную леди.

– Черт возьми! – завопила она на своего повелителя. – Ты дал Рэндалу от ворот поворот, словно нищему попрошайке?!

Честный и бесстрашный Джордж Монк, всю жизнь твердо шагавший прямой дорогой и не боявшийся ни одного человека, включая самого короля, которого он посадил на трон, опустил гордый взгляд перед сварливой мегерой. Как вам известно, Монк был храбрым солдатом, в одиночку усмирившим мятежный полк в Уайт-холле, который спасовал перед его властностью. Но своей вульгарной и скандальной герцогини он, возможно, страшился больше, чем другие люди страшились его.

– Видишь ли, любовь моя, не в моих возможностях… – неуверенно начал он.

– Не в твоих возможностях! – с презрением прервала его она. – Скудные же у тебя возможности, Джордж, если они не позволяют тебе помочь другу!

– Я могу помочь ему угодить на виселицу, – запротестовал Монк. – Имей терпение и дай мне объяснить.

– Видит Бог, я нуждаюсь в терпении! Ну, говори!

Герцог мягко улыбнулся, как бы подчеркивая снисходительное отношение к неподчинению его власти. Не обращая внимания на прерывающие его речь презрительные возгласы, он описал ситуацию столь же подробно, как только что описывал ее Холлсу.

– Ты стареешь, Джордж, – заметила герцогиня, выслушав его. – Ты уже совсем не тот, каким был раньше. А еще «делатель королей»! Тьфу! – воскликнула она с уничтожающим презрением. – Где же твои мозги, которые вернули трон Карлу Стюарту? В те дни ты не отступал перед первым препятствием. Интересно, что бы ты делал без меня? Придется мне научить тебя, как помочь другу, не привлекая при этом к нему внимания, чтобы ему не повредить.

– Если ты сможешь сделать это, дорогая…

– Можешь поджарить половину моих мозгов себе на ужин, если не смогу! Все равно тогда бы они больше ни для чего не годились! Разве ты в состоянии предоставить ему командный чин только здесь, в Англии?

Брови Монка дрогнули, словно откликаясь на ее вопрос.

– Разве у королевства нет колоний? Например, Индий – Восточной и Западной note 40Note40
  То есть собственно Индии и Вест-Индии – английских колоний в Америке


[Закрыть]? Туда все время назначают офицеров. Кто там будет интересоваться именем Рэндала?

– Клянусь Богом! Это идея! – Герцог устремил на Холлса просветлевший взгляд. – Что вы скажете на это, Рэндал?

– А для меня там есть пост? – с энтузиазмом осведомился полковник.

– В данный момент нет. Но вакансии появляются время от времени. В дальних странах люди умирают или устают от тамошней жизни, находят климат невыносимым и возвращаются. Конечно, риск остается…

– Я уже сказал вам, что рискую всю жизнь, – прервал его Холлс. – А насколько я понял, на родине мне грозит куда больше опасностей. Так что я с радостью пойду на риск. К тому же я не так привязан к Старому Свету, чтобы не поменять его на Новый.

– Ну, тогда посмотрим. Немного терпения, и мне, возможно, удастся предложить вам место за границей.

– Терпения! – повторил Холлс, у которого вновь отвисла челюсть.

– Ну, посты за границей ведь не растут, как яблоки. Дайте мне знать, где вы проживаете, и я сообщу вам, как только появится вакансия.

– А если вы скоро не получите от него сообщения, Рэндал, то приходите ко мне, и мы его поторопим, – сказала ее светлость. – Джордж славный человек, но он стареет и становится тугодумом.

При этом великий воин, устрашавший одним взглядом целые армии, благожелательно улыбнулся своей половине.