Текст книги "Лето Святого Мартина"

Автор книги: Рафаэль Сабатини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Глава VI. ГАРНАШ СОХРАНЯЕТ СПОКОЙСТВИЕ

Настала ночь. Начинало моросить, когда Гарнаш и Валери добрались до Гренобля. В город они вошли пешком, парижанин не хотел привлекать внимания горожан видом дамы на холке своей лошади.

Заботясь о ней, Гарнаш снял с себя тяжелый плащ для верховой езды и настоял, чтобы она надела его, закутав в него и голову. Таким образом, она была укрыта не только от дождя, но и от слишком любопытных взглядов.

Так они и шли под мелким дождем по улицам, скользким от грязи и освещаемым лишь светом, падавшим из дверей и окон домов, а Рабек, ведя лошадей в поводу, следовал в двух шагах позади. Гарнаш направился в гостиницу, где он остановился – «Сосущий Теленок», расположенную прямо напротив дворца сенешала. Они поручили лошадей заботам конюха, и хозяин гостиницы проводил их в комнату, предоставленную мадемуазель и расположенную на самом верхнем этаже. После этого Гарнаш оставил Рабека на страже и принялся готовиться к предстоящему путешествию. Он начал с того, что, на его взгляд, было самым необходимым: отправился во дворец сенешала и потребовал немедленной аудиенции у господина де Трессана.

Войдя к сенешалу, он с порога заявил, что вернулся из Кондильяка с мадемуазель де Ла Воврэ и что им потребуется эскорт, который сопровождал бы их в Париж.

– Поскольку я не имею ни малейшего желания узнать, на какие крайности могут пойти эта тигрица из Кондильяка и ее щенок, чтобы вернуть свою жертву, – с мрачной улыбкой пояснил он.

Сенешал, нервно поглаживая свою бороду, то протирал глаза, то надувал свои пухлые щеки. Он не знал, что и думать. Он мог надеяться только на то, что на этот раз посланник королевы был обманут более успешно.

– Итак, – сказал он, скрывая свои истинные мысли, – вы, как я понимаю, освободили даму либо силой, либо хитростью.

– И тем и другим, месье, – последовал краткий ответ.

Продолжая поглаживать бороду, Трессан обдумывал происшедшее. «Что ж, – размышлял он, – все складывается как нельзя лучше. Я угодил и нашим и вашим, и ни одна сторона не могла обвинить меня в отсутствии лояльности». Уважение, испытываемое им к господину де Гарнашу, стало еще больше и граничило теперь с обожанием. Когда парижанин покинул его, чтобы отправиться в Кондильяк, Трессан не слишком надеялся вновь увидеть его живым. И тем не менее вот он стоит здесь, как всегда собранный и спокойный, заявляя, что в одиночку осуществил то, на что другой не решился бы, имея в своем распоряжении целый полк солдат.

Любопытство подталкивало Трессана расспросить о деталях этого чуда, и Гарнаш доставил ему удовольствие своим кратким рассказом о происшедшем. Выслушав его и поняв, что парижанин действительно перехитрил их, сенешал восхитился еще более.

– Однако еще не все трудности позади, – вскричал Гарнаш. – Вот почему мне и нужен эскорт.

Трессан почувствовал себя неловко.

– Сколько человек вам потребуется? – спросил он, полагая, что от него потребуют, по меньшей мере, половину гарнизона.

– С полдюжины и сержанта, чтобы командовать ими.

Вся неловкость Трессана улетучилась, он почувствовал, что куда больше презирает парижанина за его опрометчивость в выборе столь малого эскорта, чем уважает за недавно проявленные мужество и смелость. Обрадовавшись скромности просьбы, он не стал намекать, что этих сил может оказаться недостаточно. Попроси Гарнаш больше людей, сенешал был бы вынужден либо отказать ему, либо порвать с маркизой и ее сыном. Но шесть человек! Тьфу! Это же почти что ничего. Поэтому он с готовностью согласился и спросил, когда именно они потребуются Гарнашу.

– Немедленно, – последовал его ответ. – Сегодня вечером, не позднее, чем через час, я покидаю Гренобль. Я остановился в гостинице напротив и жду солдат.

Радуясь возможности избавиться наконец от него, Трессан поднялся, отдал необходимые распоряжения, и через десять минут Гарнаш вернулся в гостиницу «Сосущий Теленок» в сопровождении шести солдат и сержанта. Они оставили своих лошадей в конюшне сенешала. Гарнаш приказал им до отъезда оставаться на часах в общей комнате гостиницы.

Потом он велел хозяину принести им выпить и определил в начальники солдатам своего слугу Рабека. Ему нужно было на какое-то время отлучиться в поисках подходящего экипажа; «Сосущий Теленок» не был почтовой станцией, другое дело гостиница «Франция», расположенная на восточной окраине города, около Савойских ворот. Но он не мог оставлять Валери без охраны.

Завернувшись в плащ, он отправился в гостиницу, быстро шагая под проливным дождем.

Но в гостинице «Франция» его ожидало разочарование. У хозяина не было ни лошадей, ни экипажа и, по его словам, не ожидалось до следующего утра. Он глубоко сожалел, что сложившиеся обстоятельства расстраивают господина де Гарнаша, и пустился в подробные объяснения, почему именно он не может предоставить в распоряжение господина из Парижа ни одной повозки, – настолько подробные, что было удивительно, как у господина Гарнаша от этого многословия не возникло подозрений. А дело обстояло так: люди из Кондильяка опередили Гарнаша и побывали как во «Франции», так и во всех прочих местах города, где можно было нанять экипаж, и, обещая вознаграждение – в случае повиновения и наказание – в случае ослушания, добились того, что парижанин везде получал бы отказ. Его ошибка заключалась в том, что он поторопился получить охрану от сенешала. Начни Гарнаш с обеспечения себя средствами передвижения, – как и следовало бы сделать, предвидя этот шаг со стороны хозяев Кондильяка, – он, вполне возможно, избежал бы многих неприятностей в будущем.

Часом позже, тщетно обегав весь город в поисках экипажа, он вернулся, мокрый и раздосадованный, в гостиницу «Сосущий Теленок». В углу просторной общей комнаты, предваряющей вход во внутренние помещения гостиницы, он увидел шестерых солдат, игравших в карты. Их сержант сидел чуть поодаль и любезничал с женой хозяина, пожирая ее глазами и не замечая злобной ухмылки, которая все ширилась на лице ее бдительного мужа.

За соседним столом сидели четверо мужчин, внешним видом и одеждой напоминавшие путешественников, и вели беседу, прервавшуюся при появлении Гарнаша, который прошел мимо них, позвякивая шпорами, по застланному соломой полу. Не обратив на них внимания и не заметив, как пристально и скрытно их взгляды следовали за ним, он направился к двери, ведущей на лестницу. Задержавшись на минуту, чтобы позвать хозяина и отдать ему распоряжение насчет ужина для себя и слуги, он поднялся наверх и на площадке около комнаты мадемуазель нашел Рабека, поджидавшего его.

– Все в порядке? – спросил он и получил от своего слуги утвердительный ответ.

Мадемуазель радостно приветствовала его. Казалось, долгое отсутствие парижанина всерьез обеспокоило ее. Когда он объяснил ей причину своей задержки, на ее лице отразилась тревога.

– Но, месье, – вскричала она, – не предлагаете ли вы мне провести ночь в Гренобле?

– Что нам еще остается? – нахмурясь спросил он, раздраженный этим, как ему показалось, женским капризом.

– Это рискованно, – воскликнула она, и ее волнение возросло. – Вы еще не знаете, насколько опасны маркиза и ее сын.

Он подошел к огню, и поленья зашипели от прикосновения его мокрого сапога. Он повернулся спиной к пламени и улыбнулся ей.

– А вы не знаете, насколько сильны мы! – беспечно ответил он. – У меня внизу шесть солдат и сержант, а со мной и Рабеком нас уже девять. Этой охраны достаточно для вас, мадемуазель. И я не думаю, что господа из Кондильяка рискнут попытаться захватить вас здесь.

– И тем не менее, – ответила она, лишь отчасти успокоенная, – я бы предпочла, чтобы вы достали мне верховую лошадь, и мы смогли бы добраться хотя бы до Сен-Марселена, где, несомненно, можно раздобыть экипаж.

– Я не вижу необходимости подвергать вас таким неудобствам, – возразил он. – Идет проливной дождь.

– О! Ну и что? – нетерпеливо бросила она ему в ответ.

– Кроме того, – добавил он, – на почтовой станции, похоже, нет лошадей. Ну и глухомань же эта ваша Дофинэ, мадемуазель.

Но она оставила без внимания насмешку над своей родной провинцией.

– Нет лошадей? – удивилась она, и ее карие глаза взглянули на него пристально, и в них опять появилась тревога. Она встала и подошла к нему. – Это совершенно невероятно.

– Уверяю вас, что все обстоит именно так, как я сказал: ни на почтовой станции, ни в какой-либо другой гостинице, которую я посетил, не было свободных лошадей.

– Месье, – вскричала она, – здесь не обошлось без господ из Кондильяка.

– Вы полагаете? – заинтересовался он и от нетерпения заговорил быстрее.

– Да. Они опередили вас.

– Но с какой целью? – спросил он с возрастающим нетерпением. – В гостинице «Франция» мне пообещали экипаж утром. Что им даст, если мы задержимся здесь на ночь?

– У них может быть какой-то план. О, месье! Я боюсь.

– Не стоит, – вновь беззаботно ответил он и улыбнулся ободряюще. – Будьте уверены, мы будем хорошо вас охранять: Рабек, я и солдаты. Часовой будет стоять в коридоре всю ночь. Рабек и я по очереди будем обходить караул. Это вас успокаивает?

– Вы очень добры, – проговорила она, и ее голос дрожал от переполнявшего ее чувства искренней благодарности, а когда он был уже на пороге, она промолвила ему вслед: – Берегите себя.

Он задержался в дверном проеме и удивленно обернулся.

– Это вошло у меня в привычку, – сказал он с усмешкой в глазах.

Но она не улыбнулась в ответ, ее лицо было тревожным.

– Опасайтесь ловушек, – попросила она его. – Будьте осторожны; они хитры и жестоки, эти владельцы Кондильяка, и если с вами случится что-нибудь плохое…

– Тогда останутся Рабек и солдаты, – закончил он.

Она пожала плечами.

– Я умоляю вас быть осторожным, – настаивала она.

– Можете положиться на меня, – спокойно ответил он и закрыл за собой дверь.

Выйдя из комнаты, он позвал Рабека, и они спустились вместе. Но, помня о ее страхах, он послал одного из солдат стоять на часах снаружи ее двери, пока он сам и его слуга будут ужинать. Сделав это, Гарнаш позвал хозяина и уселся за стол, а Рабек встал рядом с ним, готовясь подавать своему господину блюда и наливать вино.

В другом конце общей комнаты четверо путешественников все так же сидели, беседуя, и, когда Гарнаш сел за стол, один из них подозвал хозяина гостиницы и нетерпеливо спросил, когда подадут ужин.

– Сию минуту, месье, – почтительно ответил тот и опять повернулся к парижанину.

Хозяин ушел, чтобы принести ужин Гарнаша, и, пока он был на кухне, Рабек узнал, почему они остаются здесь. Из отсутствия в Гренобле в эту ночь лошадей и экипажей проницательный слуга сделал и высказал предположение, удивительно совпавшее с тем выводом, к которому пришла Валери. Он тоже думал, что его господина опередили люди вдовы; однако, не осмеливаясь посоветовать Гарнашу быть осторожным, – за такой совет слуга мог бы отведать оплеух, – он тут же решил приглядывать за ним и, по возможности, ни при каких обстоятельствах не разрешать ему покидать этой ночью «Сосущего Теленка».

Хозяин гостиницы вернулся в общую комнату, неся большую тарелку с дымящимся, аппетитно пахнущим рагу, а его жена следовала за ним с другими блюдами и бутылкой арманьяка под мышкой. Рабек занялся сервировкой, а его голодный господин приготовился утолить свой аппетит, когда внезапно на стол упала чья-то тень. Кто-то подошел к ним и встал рядом, загораживая собой свет от одной из ламп, свисавших с потолка.

– Наконец-то, – пренебрежительно воскликнул подошедший грубым голосом.

Не успев притронуться к рагу, Гарнаш посмотрел вверх. Из-за его спины вверх посмотрел и Рабек и поджал губы. Хозяин, вытаскивая пробку из бутылки, которую ему дала жена, тоже взглянул, и его глаза расширились. В уме он лихорадочно подбирал подходящие к случаю извинения и увещевания, чтобы нейтрализовать этого чересчур несдержанного господина. Но прежде чем он успел что-либо сказать, голос Гарнаша прорезал наступившую тишину. Неподходящая заминка очень раздосадовала его. Что вы говорите, месье? – переспросил он.

– Вам, месье, – ничего, – высокомерно ответил незнакомец и посмотрел ему прямо в глаза.

Это был один из путешественников, недавно осведомлявшийся о том, когда сможет поужинать; человек ростом выше среднего, ладно скроенный, ширина его плеч свидетельствовала о силе и выносливости. У него были карие глаза, светлые вьющиеся волосы, чуть длиннее, чем было тогда в моде, и некрасивое, но приятное лицо. Хуже всего смотрелась его одежда: крикливая, претенциозная, хотя и дешевая, и тем не менее он вел себя с непринужденным достоинством человека, у которого больше подчиненных, чем начальников.

Несмотря на высокомерные манеры незнакомца, Гарнаш почувствовал расположение к нему. Но прежде чем он смог ответить ему, заговорил хозяин гостиницы.

– Месье ошибается, – начал он.

– Ошибается? – пробасил тот с легким иностранным акцентом. – Это вы ошибаетесь, если намереваетесь сообщить мне, что это не мой ужин. Неужели я буду ждать его всю ночь, тогда как всякая обезьяна, пришедшая в этот свинарник позже меня, обслуживается раньше?

– Обезьяна? – задумчиво переспросил Гарнаш и вновь посмотрел незнакомцу в лицо. Теперь позади него встали его трое приятелей, а в противоположном конце комнаты солдаты, позабыв карты, наблюдали за развитием событий.

Иностранец – его плохой французский красноречиво свидетельствовал об этом – с пренебрежением повернулся к хозяину гостиницы, игнорируя Гарнаша с преувеличенно оскорбленным видом.

– Обезьяна? – опять пробормотал Гарнаш и тоже повернулся к хозяину: – Скажите мне, месье, где в Гренобле обезьяны хоронят своих мертвецов. Мне может потребоваться эта информация.

Но растерянный хозяин не успел и рта раскрыть, как незнакомец повернулся кругом и опять оказался лицом к лицу с Гарнашем.

– Что это значит? – резко спросил он.

– То, что завтра Гренобль может стать свидетелем похорон грубияна иностранца, – ответил Гарнаш, обнажая зубы в вежливой улыбке. В этот момент он почувствовал давление на свою лопатку, но не обратил на это внимания, полностью сосредоточившись на лице незнакомца. Оно отразило мимолетное удивление, а затем потемнело от гнева.

– Вы имеете в виду меня, месье? – прорычал он.

Гарнаш развел руками:

– Если месье принимает замечание на свой счет, то на здоровье, я не возражаю.

Незнакомец оперся рукой о стол и наклонился к парижанину.

– Могу ли я просить месье высказываться более точно? – спросил он.

Гарнаш откинулся в кресле и с улыбкой превосходства осмотрел незнакомца. Несмотря на свою горячность, удивление, которое он испытывал, помогло остудить его темперамент. В свое время парижанин видел много ссор, возникавших по самым пустячным мотивам, но никогда ссора не происходила по столь надуманной причине. Незнакомец явно имел целью затеять с ним ссору.

Гарнаш вспомнил, о чем его предупреждала мадемуазель. Неужели его хотят заманить в какую-нибудь засаду? Он более пристально взглянул на незнакомца, но тот выглядел искренним и честным, и к тому же этот акцент…

Он вполне мог быть дворянином из Савойи, не привыкшим долго ждать и от голода ставшим нетерпеливым и раздражительным. Тогда наглец, безусловно, заслуживал урока, который показал бы ему, что он находится сейчас во Франции, где приняты иные манеры; и все же, в случае, если он окажется кем-то другим, Гарнаш намеревался твердо придерживаться правил дипломатии. Из Кондильяка этот человек или нет, но впутываться сейчас в неприятности было бы безумием.

– Я попросил бы вас, месье, – настаивал незнакомец, – высказываться более точно.

Улыбка Гарнаша стала шире и дружелюбнее.

– Откровенно говоря, – сказал он, – я испытываю затруднения. Мое замечание было туманным. Пусть оно таким и остается.

– Но оно оскорбило меня, месье, – резко ответил иностранец.

Парижанин поднял брови и сжал губы.

– Тогда я искренне сожалею об этом, – проговорил он.

И теперь ему предстояло вынести самое тяжелое испытание, каким всегда являлись для него извинения. Выражение лица незнакомца изменилось, став пренебрежительно-удивленным.

– Если я правильно вас понимаю, месье приносит мне свои извинения?

Гарнаш почувствовал, что краснеет, что самообладание изменяет ему, давление на его лопатку возобновилось, и на этот раз он понял, что это было предупреждение от Рабека.

– Я не могу представить себе, месье, чем оскорбил вас, – наконец произнес он, твердой рукой обуздывая свой естественный инстинкт – нанести этому наглецу сокрушительный удар. – Но если оскорбил, прошу вас поверить, это получилось случайно. У меня не было такого намерения.

Незнакомец убрал руку со стола и выпрямился.

– Тогда хватит об этом, – с провоцирующим презрением сказал он. – Если вы будете так же покладисты и в отношении ужина, я буду рад положить конец знакомству, продолжать которое мне не хочется, потому что это не принесет мне чести.

Гарнаш почувствовал, что вынести это выше его сил. Спазм гнева исказил его лицо, еще мгновение, и, несмотря на отчаянные подталкивания Рабека, он швырнул бы тарелку с рагу в лицо этого господина, но неожиданно к нему на выручку пришел хозяин гостиницы.

– Месье, вот ваш ужин, – объявил он, когда его жена появилась из кухни с тяжело нагруженным подносом. На мгновение незнакомец, казалось, смутился. Потом с холодным высокомерием перевел взгляд от тарелок, стоящих перед Гарнашем, к тарелкам, принесенным для него.

– Ладно, – сказал он, и его голос звучал предельно издевательски.

– Я, пожалуй, предпочту горячую пищу. Думаю, это рагу уже остыло.

Он фыркнул, повернулся на каблуках и без лишнего слова или жеста в сторону Гарнаша прошел к своему столу и сел. Глаза парижанина, горевшие едва сдерживаемым гневом, следовали за ним. Никогда в своей жизни он не подвергал свое самообладание такому тяжкому испытанию, как сейчас, а именно из-за недостатка самообладания он не достиг высот карьеры, – и все во имя той девочки наверху, и еще потому, что его мозг постоянно сверлила мысль о непоправимом зле, которому она могла подвергнуться, случись с ним что-нибудь. Но контроль над собой стоил ему аппетита. Он был настолько разъярен, что не мог есть. И, оттолкнув от себя тарелку, встал.

Гарнаш повернулся к Рабеку, и его перекошенное от ярости лицо заставило слугу в страхе отшатнуться. Он махнул рукой в сторону стола.

– Ужинай, Рабек, без меня, – сказал он, – потом поднимайся ко мне наверх.

И преследуемый, как и ранее, глазами незнакомца и его приятелей, Гарнаш вышел из комнаты и поднялся наверх, намереваясь найти утешение в беседе с Валери. Но как бы ни тяжело было ему перенести оскорбления, он не мог сказать девушке ни одного слова о конфликте, чтобы вновь не разбудить ее опасения.

Глава VII. ЗАПАДНЯ ОТКРЫВАЕТСЯ

Гарнаш провел бессонную ночь в Гренобле, простояв на страже большую ее часть: никак иначе нельзя было успокоить страхи Валери. Однако, к его удовлетворению, враждебных действий со стороны маркизы, которых так опасалась девушка, не было, да и не могло быть.

Рано утром он отправил Рабека в гостиницу за обещанным экипажем, сам же завтракал внизу, ожидая возвращения слуги. В комнате опять находился вчерашний незнакомец, который на этот раз ждал завтрака в стороне и, казалось, не собирался докучать парижанину. Не от того ли, подумал Гарнаш, что незнакомец был сейчас с одним-единственным компаньоном и, следовательно, чувствовал себя менее уверенно, чем когда его поддерживали трое.

За другим столом сидели неизвестно откуда взявшиеся двое людей, неброско одетых, с хорошими манерами. Гарнаш не удостаивал их своим вниманием до тех пор, пока один из них, худощавый смуглый господин с ястребиным лицом, внезапно не поднял глаза, слегка вздрогнув при виде парижанина, и не обратился к нему по имени. Гарнаш помедлил, поднимаясь из-за стола, и, полуобернувшись, пристально вгляделся в смуглого джентльмена, однако не смог узнать его. Затем он направился к нему.

– Месье, я имею честь быть с вами знакомым? – произнес он полувопросительно, полуутвердительно.

– Ей-богу, месье де Гарнаш! – воскликнул тот, с готовностью улыбаясь, и, поскольку вид говорившего был мрачен, улыбка, осветившая его лицо, выглядела очень обаятельной, – Я часто видел вас в Бургундском отеле note 15Note15
  Бургундский отель – бывшая резиденция герцогов Бургундских в Париже. С прекращением герцогской династии в 1477 г. дворец постепенно пришел в упадок


[Закрыть].

Гарнаш ответил на учтивость легким наклоном головы.

– Однажды, – продолжал его собеседник, – я имел честь быть представленным вам самим месье герцогом. Мое имя Гобер – Фабер Гобер.

И он поднялся из-за стола в знак уважения к Гарнашу, который продолжал стоять. Гарнаш, будучи уверен, что видит его впервые, однако нисколько не засомневался в истинности сказанного; Гарнаш даже обрадовался компании человека, которого он мог рассматривать как представителя своего круга. Он протянул ему руку.

– Я польщен, что вы сохранили меня в вашей памяти, месье, – сказал Гарнаш. Он собирался добавить, что был бы чрезвычайно рад, если бы оказалось, что господин Гобер едет в Париж, поскольку тогда мог бы иметь его своим компаньоном в этом утомительном путешествии, но вовремя смолчал. У него не было оснований в чем-либо подозревать этого господина, и тем не менее, все взвесив, он подумал, что будет лучше соблюдать осмотрительность. Поэтому, произнеся приятную, но ничего не значащую любезность относительно присутствия господина Гобера в этих краях, Гарнаш пошел к двери. Он помедлил на крыльце, над которым загадочная, напоминающая ребус вывеска «Сосущего Теленка» скрипела и скрежетала при всяком порыве холодного ветра, дующего с Альп. Дождь перестал, но небо было темным из-за огромных гряд быстро бегущих облаков. Люди из эскорта уже сидели на лошадях. Гарнаш обменялся парой слов с сержантом, и тут грохот неуклюжего экипажа из гостиницы «Франция» возвестил о своем приближении. Эта вместительная колымага из дерева и кожи, запряженная тремя лошадьми, неуклюже прокатилась по улице и остановилась у двери гостиницы. Из нее выпрыгнул Рабек и был тотчас отправлен за мадемуазель.

Но в этот самый момент его грубо оттолкнул в сторону человек, по виду слуга, появившийся у двери гостиницы с чемоданом в руке, а за ним по пятам следовал вчерашний незнакомец, высоко подняв голову, глядя прямо перед собой и не замечая Гарнаша.

Рабек распластался на крыльце, куда его отшвырнули, и так и остался лежать, провожая пристальным взглядом человека, столь грубо обошедшегося с ним. Гарнаш стоял возле и с некоторым удивлением смотрел на незнакомца, невинный облик которого ввел парижанина в заблуждение.

Гарнаш не сдвинулся с места, пока слуга не распахнул дверцу экипажа и не поставил внутрь чемодан, и он не проронил ни слова, пока нога незнакомца не коснулась подножки экипажа, готовясь сделать шаг внутрь.

– Эй, месье, – позвал его Гарнаш, – что вам угодно в моем экипаже?

Незнакомец повернулся и удостоил Гарнаша взглядом, в котором успела отразиться большая гамма чувств: от удивления до полного пренебрежения.

– А? – невинно бросил он, и его брови как бы удивленно поползли вверх. – Извиняющийся господин? Что вы сказали?

Гарнаш приблизился к нему, за ним по пятам следовал не только Рабек, но и Гобер, появившийся здесь секундой раньше. Позади них на крыльцо лениво вывалился приятель иностранца, а в полумраке дверей можно было различить круглое лицо и любопытные, немного испуганные глаза хозяина.

– Я спросил вас, месье, – сказал Гарнаш, сдерживаясь из последних сил, – что вы потеряли в моем экипаже?

– В вашем экипаже? – откликнулся незнакомец с надменностью, становящейся все более и более вызывающей. – Полно, мой извиняющийся друг, разве все в Гренобле принадлежит вам?

Он обернулся к флегматичному форейтору.

– Вы из гостиницы «Франция», не так ли? – спросил он.

– Да, месье, – ответил форейтор, – этот экипаж был заказан прошлой ночью господином, остановившимся в «Сосущем Теленке».

– Именно так, – произнес незнакомец. Он готов был отвернуться, когда Гарнаш приблизился к нему еще на шаг.

– Я попрошу вас заметить, месье, – начал он, и хотя его тон и слова были вежливы, по дрожанию голоса было очевидно, каких усилий это ему стоило. – Я попрошу вас обратить внимание, что экипаж был доставлен сюда моим слугой, который в нем и приехал.

Кривя губы, незнакомец оглядел его с головы до пят.

– Похоже, месье, – широко усмехаясь, сказал он, – вы один из тех нахалов, которые втираются в общество джентльменов, охотясь за выгодой, которую могут из этого извлечь.

Он достал кошелек и открыл его.

– Прошлой ночью вы узурпировали мой ужин. Я стерпел это. Теперь вы собираетесь сделать то же самое с моим экипажем, а этого я уже не потерплю. Ну вот вам за ваши труды и за то, чтобы избавиться от вас, – и он швырнул парижанину серебряную монету.

Сзади кто-то вскрикнул от ужаса, Гобер рванулся вперед.

– Месье, месье, – воскликнул он. – Вы не знаете, к кому обращаетесь. Это месье Мартин Мария Ригобер де Гарнаш, военачальник армии короля.

– Я должен заметить, что из всех перечисленных имен лишь одно подходит ему, несмотря на всю его уродливость, а именно: Мария, – ухмыльнувшись, ответил иностранец и, презрительно пожав плечами, опять собрался залезть в экипаж.

И тут самообладание покинуло Гарнаша. В приступе слепой ярости, не обращая внимания на предостерегающие жесть: его верного и бдительного Рабека, он шагнул вперед и тяжело опустил руку на плечо нахала. Он схватил его в тот самый момент, когда, поставив одну ногу на подножку экипажа, а другой оставаясь еще на земле, иностранец мог быть легко выведен из равновесия; Гарнаш резко повернул его кругом и швырнул в грязь водосточной канавы.

После этого наступила зловещая пауза. Небольшая толпа собравшихся зевак быстро увеличивалась, и кто-то крикнул: «Позор! »

Этот крик только усилил гнев, охвативший парижанина. Миссия в Гренобле была забыта, мадемуазель наверху и необходимость соблюдать осторожность тоже все, кроме происходящего сейчас, сию минуту.

Незнакомец не спеша поднялся и попытался вытереть грязь со своего лица и одежды. Его слуга и приятель бросились ему помогать, но он отмахнулся от них и с горящими глазами подскочил к Гарнашу.

– Может быть, – кривя губы в язвительной усмешке, сказал он с притворной вежливостью, – может быть, месье намерен опять извиниться?

– Месье, вы сумасшедший, – прервал его Гобер. – Вы, я полагаю, иностранец, иначе бы…

Но Гарнаш оттолкнул его легонько в сторону.

– Вы очень любезны, месье Гобер, – произнес он ледяным тоном. – Я думаю, месье, в этом мире будет намного спокойнее, если вы из него исчезнете. Именно эта догадка и препятствует моим извинениям. И все же месье выразит сожаление, что он пытался присвоить себе чужой экипаж, да еще при полном отсутствии хороших манер…

– Довольно! – перебил тот. – Мы попусту тратим время, а у меня впереди долгий путь.

– Куртон, – обратился он к своему компаньону, – не сообщите ли вы мне длину шпаги этого джентльмена? Мое имя, месье, – добавил он, обращаясь к Гарнашу, – Сангвинетти note 16Note16
  Кровожадный (ит.)


[Закрыть].

– Клянусь, – воскликнул Гарнаш, – оно соответствует вашему склочному характеру.

– И без сомнения, хорошо, – злорадно добавил Гобер. – Месье де Гарнаш, если у вас нет друзей, то я счел бы за честь быть вашим секундантом.

И он поклонился.

– О, благодарю вас, месье. Мы с вами встретились очень вовремя. Если вы завсегдатай Бургундского отеля, то, стало быть, человек благородный.

Гобер и Гарнаш отошли в сторону, совещаясь на ходу. Сангвинетти стоял в стороне с надменным и устрашающим видом, а взгляд его презрительно блуждал по лицам собравшейся толпы. Окна домов распахнулись, в них появились головы зевак, в одном из окон напротив Гарнаш увидел обрюзгшее лицо сенешала.

Рабек подошел к своему господину.

– Осторожнее, месье, – умоляющим тоном произнес он, – что, если это ловушка?

Гарнаш вздрогнул. Замечание отрезвило его и напомнило о сомнениях, которые возникли у него вчера вечером, а сейчас уступили место гневу. Однако он понимал, что зашел слишком далеко, чтобы одним махом выпутаться из этой истории. Но, по крайней мере, он мог постараться не покидать гостиницу, где находилась мадемуазель. Вот почему он подошел к Куртону и Гоберу и стал настаивать, чтобы схватка происходила в гостинице: либо в общей комнате, либо во дворе. Но хозяин, услышав их, громко запротестовал, говоря, что не может этого допустить. Ему надо заботиться о своем престиже. Он заявил, что они не должны драться в его помещениях, и одновременно умолял их даже не пытаться этого делать.

Тогда Гарнаш, будучи теперь начеку, сделал попытку уклониться от предстоящей схватки.

– Месье Куртон, – сказал он и, чувствуя, как краска стыда заливает его лицо, понял, что, возможно, куда больше мужества требуется, чтобы избежать схватки, нежели участвовать в ней. – Я забыл кое-что в пылу гнева: в настоящий момент мне будет затруднительно встретиться с вашим другом.

Куртон посмотрел на него так, будто перед ним стоял дерзкий слуга.

– И что же это за причина? – издевательски поинтересовался он.

Из окружавшей их толпы послышался смешок, и даже Гобер посмотрел на него с неодобрением.

– В самом деле, месье, – начал он, – если бы я не знал, что вы – месье де Гарнаш…

Но Гарнаш не дал ему закончить.

– А ну, разойдитесь! – закричал он и замахал кулаками направо и налево, ухмыляющиеся зеваки испуганно отпрянули назад. – Причина, месье де Куртон, – сказал он, – в том, что я не принадлежу себе. Я нахожусь в Гренобле как посланник королевы-регентши с поручением и не могу позволить вовлечь себя в ссору.

Куртон поднял брови.

– Вам следовало бы подумать об этом прежде, чем вывалять месье Сангвинетти в грязи.

– За это я принесу ему свои извинения, – нервно сглотнув, пообещал Гарнаш, – а если он все же будет настаивать на поединке, тогда поединок состоится, скажем, через месяц.

– Я не могу с этим согласиться, потому что… – возразил Куртон.

– Будьте любезны сообщить вашему другу о моем предложении, – настаивал Гарнаш, прервав его.

Куртон пожал плечами, соглашаясь, и отправился совещаться со своим товарищем.

– А-а! – раздался приглушенный, но достаточно громкий, чтобы быть услышанным всеми, голос Сангвинетти. – В таком случае он получит оплеуху за свою наглость.

И он громко приказал форейтору принести хлыст. Мозг Гарнаша, казалось, воспламенился, и эта вспышка обратила в пепел всю его осторожность.

Он шагнул вперед и заявил, что, если господин Сангвинетти разговаривает с ним в таком тоне, он готов перерезать ему глотку немедленно и в том месте, которое он сам выберет.

В конце концов, было решено не мешкая отправиться на поля Капуцинов note 17Note17
  Капуцины (uсn. cappucini) – иное название монахов-францисканцев, данное по форме головного убора – капюшона


[Закрыть], что находятся в полумиле за францисканским монастырем note 18Note18
  Францисканцы – монахи нищенствующего католического ордена, основанного святым Франциском Ассизским


[Закрыть]. Они следовали туда в таком порядке: Сангвинетти и Куртон шли впереди, за ними – Гарнаш и Гобер, а замыкала шествие толпа не только всякого сброда и бездельников, но и добропорядочных горожан. Присутствие публики подбодрило Гарнаша, к которому вернулась до некоторой степени способность размышлять. При таком количестве зрителей было немыслимо, чтобы эти люди – при условии, что они действовали по указке маркизы – осмелились предпринять какие-либо действия против правил дуэли по отношению к нему. Гарнаш оставил в гостинице Рабека и строго приказал сержанту, чтобы никто из его людей не покидал своего поста, и солдаты беспрекословно подчинялись распоряжениям его слуги. И потому Гарнаш шагал бодро, с легким сердцем.