Текст книги "Колумб"

Автор книги: Рафаэль Сабатини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава XVI. В ПРЕДДВЕРИИ ПРАЗДНИКА ТЕЛА ХРИСТОВА

Колон открыл дверь, и Бенсабат, шаркая ногами, по обыкновению внёс в комнату гостя медный поднос с завтраком: хлеб, сыр, оливки, финики и кувшин с крепкой малагой.

Поставив поднос на краешек стола, на котором всё ещё лежала карта, над ней работал Колон, когда пришла Беатрис, старик огляделся и сразу же заметил синий женский плащ, брошенный на диванчике. Он посмотрел на Колона, одетого в рубашку и панталоны, чуть поклонился.

– С добрым утром, сеньор Колон.

– С добрым утром, Хуан.

Бансабат указал на поднос.

– Ваш завтрак. И письмо, которое прислал с посыльным дои Луис де Сантанхель.

Колон кивнул. Бенсабат переминался с ноги на ногу, кося глазом на задёрнутую портьерой нишу, где стояла постель.

– Сегодня утром вам больше ничего не нужно, сеньор?

– Больше ничего, Хуан.

– Да, есть новости! Говорят, что их величества через день или два покинут Кордову и отправятся в Вегу. Туда прибыли свежие войска. Осада вступает в решающую стадию, и поговаривают, что ещё до Рождества христианский крест сменит полумесяц над стенами Гранады.

– Ясно, – рассеянно кивнул Колон. Ему-то хотелось, чтобы Бенсабат поскорее ушёл.

– Есть и плохие новости, – не унимался портной. – Этим утром из реки выловили идальго, мёртвого, как Магомет, с разбитой головой. Очень знатного идальго, графа Арияса, племянника главного инквизитора Кордовы.

Колон почувствовал, как учащённо забилось сердце. Услышал он, а может, ему почудилось, как ахнули за портьерой. Внешне, однако, он оставался совершенно невозмутим, а глуховатый Бенсабат, естественно, ничего не расслышал.

– Бедняга, – вздохнул Колон. – Упокой Господи его душу.

– Аминь, сеньор! Аминь! – портной перекрестился, как требовала того его новая религия. – Пока неясно, то ли он разбил голову при падении, то ли его сначала ударили по голове, а уже потом сбросили в реку. Важный господин, этот граф Арияс. Умный, образованный. Его будет недоставать нам.

– Несомненно, – кивнул Колон и взял с подноса письмо. – Вы можете идти, Хуан.

Бенсабат, поняв наконец, что он лишний, вышел из комнаты.

Едва за ним закрылась дверь, откинулась портьера, и из ниши выскользнула Беатрис.

– Я слышала. – Её глаза раскрылись в испуге.

– Граф Арияс… – Он погладил головку Беатрис, приникшую к его плечу. – Бедняга. Я закажу мессу за упокой его души. Если бы не он, ты не пришла бы ко мне вчера вечером.

– Как мы теперь знаем, избежать этого нам бы не удалось.

– Согласен, не удалось бы, но так это произошло раньше. Или ты сожалеешь об этом?

– Нет, – искренне ответила Беатрис. – И никогда не буду сожалеть.

– Клянусь Богом, я не дам тебе повода. – Колон наклонился и поцеловал её. – Теперь я буду заботиться о тебе. Сядь сюда. – Он пододвинул ей стул, смахнул карту на диванчик, поставил перед Беатрис поднос. – Подкрепись, дитя моё. А Индии могут подождать.

Его, словно юношу, переполняла энергия. Глаза горели ярким огнём. Говорил он без умолку.

– Это бедное жилище, но всё же – крыша над головой. Оно в полном твоём распоряжении. Когда же я вернусь из земель великого хана, где дома кроют золотом, ты переселишься во дворец, достойный твоей красоты. А пока придётся тебе побыть драгоценным камнем в простенькой оправе.

Колон прервался, чтобы налить ей вина.

– Отчего ты такая серьёзная, Беатрис?

– От твоих слов поневоле станешь серьёзной.

– Тогда мне лучше помолчать. Я хочу, чтобы ты улыбалась. Или ты несчастлива? Ты не испытываешь дурного предчувствия, доверяя себя такому бродяге, как я?

– Милый мой! – воскликнула Беатрис, отметая подобные мысли.

– Если это означает, что не боишься, то тогда всё хорошо. – И Колон тоже принялся за еду. С набитым ртом распечатал он письмо, и глаза его засияли ещё сильнее.

– Доктора из Саламанки, о которых я говорил тебе вчера, прибыли в Кордову, чтобы вынести решение по моему предложению. Я должен немедленно предстать перед ними. Их величества желают, чтобы я узнал результат до их отбытия в Вегу. Немедленно, но только не завтра, предупреждает дон Луис, ибо завтра – праздник тела Христова. И… ха-ха!.. Хитрый казначей советует мне принять участие в процессии со свечкой в руке, чтобы расположить к себе теологов, из которых и состоит высокая комиссия. Теологи, судящие о космографии! Смех, да и только. Посмеёмся, Беатрис. Всё это столь же забавно, как увидеть космографа, проповедующего на аутодафе.

Однако ни этой шуткой, ни чем другим ему не удалось развлечь Беатрис. Ела и пила она мало, мысли её, похоже, были далеко-далеко. Наконец Колон прямо спросил её:

– Что-то тяготит тебя, Беатрис?

Она выдавила из себя улыбку.

– Мысль о том, что мне пора идти. Уже день на дворе. Загарте будет волноваться. – Она встала.

Колон помог ей надеть плащ.

– Когда я снова увижу тебя, дорогая моя?

– Когда захочешь. Я буду ждать твоего прихода.

– Нам ещё столько надо сказать друг другу. Так много, что мне кажется, мы никогда не наговоримся.

Он поцеловал Беатрис, и та, низко надвинув капюшон, ушла.

Быстрым шагом добравшись до таверны Загарте, она пересекла пустынный двор и поднялась по лестнице. Беатрис открыла дверь своей комнаты, переступила порог и чуть не вскрикнула, увидев сидящего за столом мужчину. Тот поднял голову, и она подавила крик, узнав Галлино.

– Что вы тут делаете? – сурово спросила Беатрис.

Галлино встал и шагнул ей навстречу.

– Дожидаюсь тебя, дорогуша. И того, что, я надеюсь, ты мне принесла.

Его грубый голос мгновенно вернул Беатрис к реальности.

– Ничего я не принесла, – прошептала она.

– Как это ничего? – Его маленькие глазки впились в её лицо. – Что значит «ничего»? Закрой дверь! – приказал Галлино. Его взгляд гипнотизировал Беатрис, и она послушно выполнила требуемое. – Как же так, девочка моя? Ты пошла, чтобы предупредить его, и осталась на ночь, чтобы он мог отблагодарить тебя. Ты не могла потратить это время впустую. Ни в коем случае. – Он помолчал. – Ну?

– Повторяю, я вам ничего не принесла.

– Ага! – Галлино подступил к ней вплотную. – Но откуда столь вызывающий вид? Что это должно означать? – Он больно схватил её за руку, глазки его злобно блеснули. – Уж не свалилась ли ты в ту яму, что вырыла для него? Не поддалась ли чувствам? Не приняла ли нас за дураков?

– Отпустите мою руку! – вспылила Беатрис.

Галлино не просто отпустил руку, а отбросил с отвращением.

– Глупая потаскушка! Я получил ответ. Я уже заподозрил неладное, когда Рокка рассказал мне, как ты испугалась, услышав угрозы твоего дружка графа Арияса в отношении этого паршивого моряка.

– Графа-то вы убили, – глухо ответила Беатрис.

Во взгляде его сквозило презрение.

– Думай, что тебе хочется. Но держи эти мысли при себе, если тебе дорога собственная жизнь. А лучше забудь об этом и вспомни своего братца, гниющего в подземелье. Ты, и только ты, оттягиваешь его освобождение.

Смертельно побледнев, она добралась до дивана и рухнула на него, ничего не ответив. Но Галлино всё напирал и напирал.

– Уж не хочешь ли ты сказать мне, что тебя обманули? Что ты заплатила установленную цену, удовлетворила сладострастие этого подонка и ничего не получила взамен. Так ли это?

– О, какой же вы мерзкий! Мерзкий! Мерзкий!

– Мне без разницы, каким я тебе представляюсь, но я должен знать истинное положение дел. Ты отдала всё, но ничего не получила? Если да, то почему? Я хочу знать, остались ли мы в исходной точке или всё же продвинулись к цели.

Галлино наклонился над ней и заговорил вновь, уже без угрозы в голосе, будничным тоном.

– Для меня, собственно, неважно, что случится с твоим братом. Но по меньшей мере, будь с нами честна. Не кради наше время, если у тебя отпало желание спасать его. Если ты решила отдать его в руки закона. А по закону, как ты знаешь, его ждут или галеры, или палач.

– Пабло! Пабло! – заголосила она.

– Ну?

Раздираемая противоречивыми чувствами, она никак не могла ступить на одну из двух лежащих перед ней троп. Каждая вела к предательству, одна – брата, вторая – возлюбленного. В ужасе перед таким выбором, она думала только о том, как бы потянуть время.

– Подождите, подождите, – Беатрис обхватила голову руками. – Вы требуете невозможного. Как я могла взять карту, когда он был там?

Посмотри она на Галлино, то увидела бы по хищному блеску его глаз как много сказала ему эта фраза. Голос его сразу смягчился.

– Действительно, как? Ты, однако, знаешь теперь, где он хранит карту а это уже кое-что. – Галлино помолчал, пристально наблюдая за Беатрис. Та отпираться не стала, и Галлино понял, что угадал. – Когда ты сможешь проникнуть в его тайник?

С этим вопросом он, похоже, поспешил.

– Никогда! – воскликнула Беатрис. – Красть я не буду! Не буду!

Он шумно вздохнул, чтобы успокоить себя, не сорваться на крик. И улыбаясь, продолжил.

– Сколько трудов, и всё понапрасну. Ты зашла достаточно далеко, узнала, где карта. Почему же не сделать ещё один шажок и не спасти своего несчастного брата?

– Я вам ответила. Красть не буду.

– Да. Ответила. – Улыбка стала мрачной. – Действительно, ответила.

Но она уже не слушала его. Галлино ещё постоял, а затем резко повернулся, пересёк комнату и скрылся за дверью.

Беатрис так и осталась на диване, сердце её переполняли скорбь и тревога. Галлино же вернулся в «Фонда дель Леон» дожидаться Рокку, который появился лишь после полудня со своими свежими новостями. Из Саламанки ко двору прибыла учёная комиссия. Слушания начнутся незамедлительно. Не завтра, поскольку завтра – праздник тела Христова, но в пятницу, возможно, в субботу, во всяком случае, никак не позднее Следующей недели, поскольку их величества спешат в Вегу. Поэтому действовать нужно сейчас же. Беатрис должна сегодня же раздобыть карту. Слишком уж она медлит. Но, может, прошлой ночью…

Рокка умолк на полуслове, увидев, как дёрнулось лицо Галлино.

– Она не медлит. Нет. Всё гораздо хуже. Эта дура сама угодила в расставленную ею сеть.

Глаза Рокки выкатились из орбит.

Он разразился потоком ругательств в адрес Беатрис, прервать который Галлино удалось с большим трудом.

– Подожди. Подожди. Нет худа без добра. Она знает, где спрятана карта.

– Если она знает это, то не так уж сложно заставить её сделать и остальное.

– Не так уж сложно? При её-то характере? Принуждение только укрепит её в верности Колону.

– А её брат?

– Есть любовь посильнее сестринской. Разве ты этого не знаешь? От нас требуются терпение и осторожность. Саразин не прощает неудач.

Рокка на мгновение задумался.

– Если она знает, где он прячет карту, значит, она её видела. То есть у нас не должно быть сомнений в том, где она находится. В его доме.

Галлино пренебрежительно хмыкнул.

– Да, ты у нас кладезь премудрости.

Рокка пропустил шпильку мимо ушей.

– Значит, так, – продолжал он, – завтрашний день – наш верный шанс. Колон примет участие в торжественной процессии. То есть полдня дома его не будет. За это время мы успеем перетрясти его пожитки.

Галлино уже не хмыкал.

– А как мы войдём?

– Если не отыщем ключ, я просто взломаю замок.

– А владелец дома, портной?

– Уж его-то не будет наверняка. Ни один новообращённый в Кордове не решится поставить под сомнение свою приверженность к христианству. Все они уйдут на праздник. Такая удача выпадает не часто.

Галлино медленно кивнул.

– Я прихожу к выводу, что ты совершенно прав.

Глава XVII. ПРАЗДНИК ТЕЛА ХРИСТОВА

Под жарким июньским солнцем Андалузии людское море заполнило Апельсиновый двор Мечети. Придворные, разодетые в шёлк и парчу, священнослужители в чёрном, монахи в коричневом, сером, белом, герольды и трубачи в жёлтом и красном. Руководил всем алькальд Кордовы дон Мигель де Эскобедо.

Споры между светскими и духовными лицами, человеческая глупость, ошибки организаторов съедали часы и минуты, и трубачи по знаку алькальда подали сигнал, лишь когда солнце уже достигло зенита и жара стала невыносимой.

В то же мгновение загудели колокола кафедрального собора, поднятые на вершину минарета, и распахнулись огромные бронзовые двери собора, знаменуя начало праздника.

Пока зажигались свечи, алькальд, в чёрных латах и чёрном же шлеме, прошёл по двору.

За красными стенами, по массивности приличествующими скорее крепости, чем храму, ждали конные альгасилы.

Дон Мигель вскочил на коня, тут же подведённого ему, по его команде и взмаху руки всадники выстроились двумя рядами, формируя голову процессии, и со скоростью пешехода двинулись по улице, тротуары которой запрудили зрители. Жители окрестных домов наблюдали за процессией из окон и с балконов.

Альгасилы продвигались вперёд в солнечном свете, льющемся с безоблачного синего неба. Первым из Апельсинового двора вышел монах-францисканец [8]8
  Францисканцы – члены 1-го нищенствующего ордена, основанного в Италии 1207—1209 гг. Франциском Ассизским. Наряду с доминиканцами ведали инквизицией.


[Закрыть]с распятием, а за ним – шестьдесят хористов, юными нежными голосами поющие «Veni Creator Spiritus». Далее следовал главный инквизитор Кордовы под хоругвью Святой палаты – зелёным крестом между оливковой ветвью и обнажённым мечем, – которую нёс монах-доминиканец. Рядом с главным инквизитором шагал приор ордена доминиканцев, позади – пятьдесят монахов этого ордена, идущие парами, с зажжёнными свечами в руках. Им в затылок шло столько же светских братьев, сплошь дворяне, в чёрных накидках с вышитым красным крестом святого Доминика. Затем новые хоругви и новые монахи, на этот раз – ордена святого Франциска. После них из ворот вышли герольд и шесть горнистов, провозгласивших появление кардинала Испании. Тот ехал на белом муле, с головы до ног – от сапог до широкополой шляпы – в ярко-красном. За ним следовала толпа его грумов и пажей в красных ливреях.

Появление кардинала послужило сигналом для стоящих на тротуарах. Люди опускались на колени, чтобы получить благословение, которое кардинал щедро раздавал правой рукой, затянутой в алую перчатку с надетым поверх неё сапфировым перстнем – знаком его сана.

Зрители не поднимались с колен, а мимо них прислужник в стихаре нёс колокол, шествуя меж двух кадильщиков, ритмично покачивающих дымящими кадилами. За ними плыло огромное золотое полотнище, которое поддерживали на золочёных шестах шесть рыцарей. Под полотнищем прелат в расшитой золотом ризе нёс золотую дароносицу. Его окружали четверо священнослужителей в белых стихарях с алыми епитрахилями. Две цепочки монахов со свечами в руках отделяли рыцарей от зрителей.

Кадильщики следовали и за полотнищем. Ещё один герольд, трубачи, и наконец появился сам король Фердинанд с обнажённой головой, в золочёной броне и белой накидке с вышитым на ней красным геральдическим крестом великого магистра ордена Алькантары. Его свиту составляли двадцать рыцарей ордена в доспехах и белых накидках.

Далее потянулись придворные, возглавляемые казначеями Кастилии и Арагона, гранды Испании, менее родовитые дворяне. Среди последних, выделяясь ростом и осанкой, шагал Кристобаль Колон.

Придворных сменила колонна воинов в стальных доспехах и с пиками в руках. Среди них плыла колоссальная фигура святого Георгия, покачиваясь на могучем скакуне. Два грума, шедших рядом, придерживали статую, не давая ей упасть.

Медленно, со многими остановками, ползла процессия под уже невыносимо жарким андалузским солнцем, среди запрудившей улицы толпы. Наконец, замкнув круг, авангард колонны достиг Калья де Альмодовара, где в специально сооружённом павильоне дожидалась королева придворные дамы.

Прошло полных три часа, прежде чем вся процессия втянулась в Апельсиновый двор и кафедральном соборе началась торжественная служба.

Эти три часа венецианские агенты использовали весьма продуктивно.

Мастерская Бенсабата как и все другие лавчонки и магазинчики, закрылась по случаю великого праздника. Но ворота во двор портной не запер, а на улице не было ни души, поскольку все ушли на торжества. Так что Галлино и Рокка проникли во двор незамеченными.

Они поднялись по лестнице, и предусмотрительный Рокка достал из кармана связку ключей. С шестой попытки ключ повернулся в замке, и дверь распахнулась.

Обыск не занял много времени. Их внимание сразу же привлёк запертый сундучок, стоявший под окном. Рокка уже собирался взломать замок, поскольку не смог подобрать ключ, но более опытный в таких делах Галлино остановил его. Ему не хотелось оставлять явных следов. С помощью Рокки он перевернул сундучок и осмотрел дно. Как он и предполагал, оно представляло собой несколько тонких планок, прибитых к массивным боковинам. Действуя кинжалом, как рычагом, он без особых усилий оторвал одну планку. Одно за другим доставал он из сундука какие-то книги, одежду, свитки пергамента и металлическую коробку. Из этой коробки Галлино вынул сложенную большую карту, вычерченную самим Колоном, несколько карт поменьше и, наконец, карту с печатью и подписью Тосканелли и его письмо.

Тонкогубый рот Галлино разошёлся в улыбке.

– Теперь у нас есть всё, что нам нужно.

Остальные карты он положил обратно в жестянку, закрыл её, через щель засунул книги, одежду и жестянку в сундук, установил на место оторванную планку, забил гвозди, и сундук вновь оказался под окном, словно его и не трогали.

Менее чем за полчаса до того, как процессия полностью покинула Мечеть, торжествующие венецианцы уже возвращались к себе.

Едва они поднялись в свою комнату в «Фонда дель Леон», возбуждённые и весёлые, Галлино запер бесценные документы в железный ящик.

– Его светлость может наградить нас годовым жалованьем, – неожиданно рассмеялся он. – Дело сделано, и оказалось, что всё не так уж сложно. А этот болван может теперь повеситься на её подвязках. Если, конечно, не задушит её сам, когда обнаружит пропажу. А нам, пожалуй, надо сматываться, да побыстрее. – Он чуть задумался. – Уедем завтра.

Но Рокка покачал головой.

– Ничего из этого не выйдет. Надо подготовиться к отъезду, нанять лошадей и всё такое. Сегодня вся Кордова гуляет, так что с нами не будут же разговаривать. Да и к чему такая спешка? Мы подождём и узнаем решение, вынесенное докторами Саламанки, чтобы доложить о нём его светлости.

– Какая разница, что они решат? – нетерпеливо возразил Галлино.

– Нам, конечно, разницы нет никакой, но дож, возможно, придерживается иного мнения.

– Задерживаться здесь опасно.

– Так ли? День или два погоды не делают. А его светлость, возможно, одобрит нашу медлительность.

С неохотой Галлино согласился.

– Однако мне не будет покоя, пока мы не поднимемся на борт корабля в Малаге, – признался он.

Глава XVIII. КОМИССИЯ

Из Мечети Колон вышел поздно, после того как собор давно уже покинули последние верующие, и мысли его мгновенно переключились с божественного на греховное. Прямым ходом он направился к Загарте.

Харчевню заполнили гуляющие. Не осталось ни одного свободного места ни во дворе, ни за столиками на галерее, ни в кабинетах. Загарте и его слуги, мужчины и женщины, сбились с ног, ублажая дорогих гостей.

Колон, протиснувшись сквозь заполнившую двор толпу, добрался до лестницы и поднялся в комнату Беатрис, в которой как раз прибиралась её служанка.

Через открытое окно до него долетел голос Беатрис, и ему показалось, что сегодня ей недостаёт привычной живости. Когда же она появилась в комнате, её потускневшие глаза разом зажглись, но потухли, прежде чем Колон склонился над её рукой.

Беатрис отпустила служанку, слабо улыбнулась.

– Немножко устала, вот и всё, – объяснила она, перехватив озабоченный взгляд Колона. – Танцевала сегодня из последних сил.

Колон нежно обнял её.

– Может, тебе больше и не стоит развлекать толпу, – пробурчал он.

– Нет смысла, друг мой, противостоять неизбежному.

– Я же пообещал тебе, что вскорости с этой неизбежностью будет покончено. Как только мои дела пойдут в гору, а ждать осталось недолго, тебе больше не придётся выходить на сцену. Я буду заботиться о тебе.

– Надо ли мне обременять тебя, Кристобаль?

– Надо ли мне любить тебя, Беатрис? Ответь на мой вопрос, и ты получишь ответ на свой. Всё, к чему я стремился, что казалось мне целью, на самом деле не более чем средства, ведущие к цели настоящей. – Он помолчал. – Когда окончилась служба и все ушли, я час или более оставался на коленях, молился в Мечети деве Марии, молился за тебя и за себя; молился, чтобы я наконец смог избавить тебя от всего этого.

На глазах у Беатрис выступили слёзы.

– Помолись за меня сегодня, Беатрис, в уверенности, что, молясь за меня, ты молишься за себя.

– Мой дорогой! Мой дорогой! – По щекам её потекли слёзы, о причине которых он даже не подозревал. – Я бы и так помолилась за тебя. Ты всегда будешь в моих молитвах.

– Они придадут мне сил. – И Колон страстно поцеловал её.

Уходил он от Беатрис в превосходном настроении. Он чувствовал, что переполнявшая его энергия сметёт все преграды и победа, несомненно, останется за ним.

Та же уверенность не оставляла Колона и на следующее утро, когда он начал собираться в Алькасар.

Решив одеться понаряднее, он открыл сундук и с удивлением обнаружил, что внутри всё перевёрнуто. Замешательство его длилось недолго, поскольку замок взломан не был. И Колон уже решил, что беспорядок – результат его собственной поспешности, когда он доставал из сундука жестянку с картой Тосканелли. Достал он её и на этот раз, вытащил большую карту, которую намеревался продемонстрировать докторам из Саламанки, Свернул её, перевязал лентой. Потом решил, что следует взять с собой карту и письмо Тосканелли, хотя и не предполагал, что они могут понадобиться. Мгновением позже Колона прошиб пот, потому что ни карты, ни письма он не обнаружил. Он перенёс жестянку к столу, вывалил на него всё её содержимое, перебрал бумаги. Драгоценные документы исчезли.

Колон постоял, не зная, что и делать. Затем вернулся к сундуку, но лихорадочные поиски и тут закончились неудачей.

Оглушённый, он долго стоял над сундуком, прежде чем ему открылась истина: его ограбили. Но как это могло случиться? Замок-то цел. Тем не менее карта пропала, причём пропала в тот самый момент, когда была нужнее всего. В ярости спрашивал он себя, кто, кто мог сделать такое, кто вообще знал, что эта карта у него. Он не говорил об этом никому, кроме Беатрис, но даже сама мысль о том, что она хоть как-то замешана в этом деле, казалась ему кощунственной.

Подозрения его пали на португальцев. Король Жуан знал о существовании карты. Возможно, что ему стало известно об обращении Колона к владыкам Испании. Не испугался ли он, что предложение, которое он отверг, будет принято, а в выигрыше останется сопредельное государство? Не мог ли он послать агентов, чтобы выкрасть карту и таким образом лишить Колона самого веского аргумента?

Он много натерпелся от короля Португалии. Но и подумать не мог, что тот решится на кражу, ибо карту эту он сам раскрывал не один раз.

Медленно, очень медленно приходил в себя Колон. Ему нанесли жестокий удар. Но постепенно мысли его потекли в другом направлении. О чём, в конце концов, тут волноваться? Документы Тосканелли лишь подтверждали его собственные выводы. Выводы эти обосновывались на фактическом материале, собранном до того, как он обратился за консультацией к Тосканелли. И именно эти данные, не оставляющие ни йоты сомнения, могли убедить любую комиссию.

Колон приободрился. Если этот жалкий король Португальский действительно приказал выкрасть карту, он скоро поймёт, что все его усилия пропали зря.

И в Алькасар Колон прибыл с прежней решимостью добиться победы. Порукой тому была не только доброжелательность Сантанхеля, но и твёрдая поддержка фрея Диего Десы. Монах направился в зал заседаний совета, где собиралась комиссия, но, увидев в приёмной Колона, подошёл к нему.

– Будьте уверены в успехе, сын мой. Мой голос – не единственный, на который вы можете рассчитывать.

Какая нужда, спрашивал себя Колон, говорить об украденном, когда и без карты Тосканелли его выводы оказались столь весомыми, что такой умница, как Деса, безоговорочно поверил ему? С этой мыслью он смело прошёл в зал заседаний.

Тринадцать человек сидели вдоль длинного стола, застеленного красным бархатом, перед каждым лежали письменные принадлежности. Все они смотрели на Колона.

Председательствовал фрей Эрнандо де Талавера, теперь епископ Авильский. Его кресло с резными ручками стояло на небольшом возвышении. По правую руку от него сидел Деса, по левую – дон Родриго Мальдонадо, опытный мореплаватель, губернатор Саламанки. В состав комиссии входило ещё трое мирян, дон Матиас Ресенде, адмирал, командующий флотом Арагона, и два казначея – Кинтанилья и Сантанхель. Из остальных пятеро представляли орден святого Доминика, все профессора университета Саламанки. Шестой, фрей Иеронимо де Калаорра, известный математик, носил серую сутану ордена святого Франциска. А последним, седьмым, был дон Хуан де Фонсека, священник, живущий в миру, обладающий особым даром находить новобранцев для армии и флота. Именно ему доверяли король и королева подбирать команды на новые корабли. Этим, собственно, и объяснялось его включение в состав комиссии.

Напротив Талаверы по другую сторону стола стояло одинокое кресло, которое епископ взмахом руки и предложил занять Колону.

Тот поклонился комиссии и сел, положив карту на колени. Талавера тотчас же обратился к нему:

– Мы собрались здесь, сеньор, по приказу их величеств, чтобы выслушать ваше предложение, изучить доказательства, на которых основаны ваши выводы, и вынести решение об осуществимости такой экспедиции. Позвольте заверить вас, сеньор, что в наших суждениях не будет места предвзятости. Мы приглашаем вас начать.

Хотя Колона и не просили, он встал для большей убедительности своих слов.

Он рассказал о путешествии Марко Поло, процитировал строки из книги венецианца, касающиеся расположения острова Сипанго в полуторах тысячах миль к востоку от той точки, где остановился Поло. Напомнил присутствующим о сферичности Земли, о теории Птолемея, нашедшей немало подтверждений в последующих открытиях. Указал, что теория эта неопровержимо доказывает, что, плывя на запад, можно достичь острова Сипанго, о котором писал Поло, и земель, лежащих за ним. Неопровержимым доказательством существования этих земель являются предметы, выбрасываемые западными штормами на берег Азорских островов. Стволы деревьев с резьбой, гигантский тростник, какой не растёт в известном нам мире, но о котором упоминал Птолемей.

Тут его впервые прервали.

– Вы говорите, сеньор, – подал голос Мальдонадо, – о том, что вы видели или слышали. Но доказать вы не можете, как и мы не можем принять ваши слова на веру.

Две или три головы согласно качнулись. Колон вспыхнул. Взгляд его горящих глаз упёрся в дона Родриго.

– Я говорю, господа, о тех фактах, которые известны практически всем, кто уделил какое-то время изучению этого вопроса.

Его расчёт оказался верным. Никто не пожелал признать себя невеждой.

И после короткой паузы Колон продолжил изложение своих аргументов. Отступив от математики и физики, он напомнил уважаемым членам комиссии слова пророка Ездры, которому Господь Бог поведал, что водная гладь занимает седьмую часть Земли. Отталкиваясь от этого божественного пророчества, он провёл расчёты, которые показали, что земля находится примерно в семистах лигах к западу, и земля эта – восточная оконечность Индий, как следует из карты, которую он хотел бы представить на суд комиссии.

Колон развернул пергамент, подошёл к столу и положил карту перед председателем комиссии, епископом Авилы.

По знаку Талаверы Деса и дон Родриго придвинулись ближе, чтобы повнимательнее рассмотреть карту. Они не произнесли ни слова, и карта перешла к другим членам комиссии. По двое, по трое, они разглядывали её, тыча пальцами, качая головами, перешёптываясь, в то время как Колон ждал, усевшись в кресло.

Наконец, когда карта вновь оказалась перед Талаверой, тёмные глаза епископа остановились на Колоне.

– Наверное, у вас есть и другие аргументы?

– А разве тех, что привёл я, недостаточно? – спокойно возразил Колон.

– Мы слышали в основном предположения, подкреплённые, разумеется, логическими рассуждениями, но не фактами. Так что доказательств вашей правоты мы, к сожалению, не получили.

Колон вновь вскочил.

– Позвольте с вами не согласиться. Я думаю, ваше преподобие, они у вас есть. Дедуктивный метод поиска доказательств знаком каждому математику и, пусть и в меньшей степени, любому моряку.

Талавера повернулся к адмиралу.

– Что вы на это скажете, дон Матиас?

– Я думаю, это хороший ответ, мой господин. И едва ли можно спорить, принимая во внимание сферичность Земли, а в этом уже ни у кого нет сомнений, что, плывя на запад, мы обязательно достигнем восточной оконечности суши.

Но с конца стола прозвучал хриплый голос.

– Является ли сферичность Земли доказательством того, что суша наличествует на другой половине сферы? – в спор вступил Калаорра, монах-францисканец. – Мне представляется, что те, кто поплывёт в открытый океан, лишаются даже надежды на возвращение.

– Однако дальние плавания уже не в новинку, – заметил Колон. – Португальские моряки совершили их немало, принеся славу и богатство королю Жуану.

– Мы говорим о плавании в открытом океане, не так ли? Они же плыли вдоль африканского побережья, не теряя его из виду. Это совсем другое дело.

– И огибали мыс Мучений, переименованный потом в мыс Доброй Надежды. То есть плавали в морях, которых суеверие населило страшными чудовищами.

– Наверное, вы знаете об этом лучше меня. – Францисканец бросил на Колона злобный взгляд. – Но португальцы тем не менее не покидали границы между сушей и океаном. Вы же предлагаете нечто иное – плыть на запад через океан.

– Совершенно иное, – согласился другой голос, возвещающий, что у Колона появился новый противник, дон Хуан де Фонсека, толстяк среднего роста, с круглым жёлтым лицом и обширной лысиной.

А францисканец тем временем продолжал:

– Сама сферичность Земли, на которую вы так упираете, указывает на то, что возвращение невозможно. Вы сможете плыть вниз по склону морей. Как вы надеетесь попасть наверх по склону?

– Да, ответьте нам, – поддакнул Фонсека.

Колон позволил себе выразить сомнение в компетентности спрашивающего.

– Едва ли теологи достаточно хорошо разбираются в этой проблеме. И я предлагаю морякам вспомнить из своего опыта, приходилось ли им видеть, как корабль скрывается за горизонтом, так что видимыми остаются лишь верхушки мачт, а затем появляются вновь?

Он посмотрел на Мальдонадо и Ресенде. Оба согласно кивнули.

– В этом нет никаких сомнений, – подтвердил дон Родриго.

– Каждый моряк это знает, – вторил ему адмирал.

Францисканец признал своё поражение, пожав плечами. Фонсека, однако, не собирался сдаваться.

– Иллюзия, – твёрдо заявил он. – Такая же иллюзия, как остров святого Брандана, который видели многие, но не достиг ни один. Кто может это отрицать? Принять ваши теории всё равно, что признать такую глупость, как существование антиподов.