Текст книги "Запретная любовь. Forbidden Love"

Автор книги: Рафаэль Гругман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Глава III
Коварный замысел

Похороны назначили на следующий день. Утром позвонил Джо, загомонил, не пытаясь выслушать собеседника. Из бессвязных слов я разобрал лишь вопль: «для любовных утех ищи кого-нибудь помоложе!» Выплеснув эмоции, он остыл и продиктовал адрес похоронного дома, в котором в три часа пополудни назначено прощание с Джейкобом.

Ситуация патовая. С покойником при его жизни виделся трижды, включая случайное знакомство в ресторане на дне рождения приятеля. Но учитывая трагические обстоятельства, отягощённые полицейским прошлым умершего, отсутствие на похоронах усилит подозрения в причастности к его смерти. Когда на столе лежит вызов в суд, каждый шаг надо тщательно выверять.

…Зал похоронного дома братьев Фелони был переполнен. Присутствовала суррогатная мать Джейкоба, худенькая, сгорбившаяся в три погибели девяностопятилетняя еврейка, из уважения к которой Джо похоронил отца на еврейском кладбище в Стэйтен-Айленде. Родные братья Джейкоба, выношенные той же суррогатной матерью, произнесли трогательные речи. Затем к трибуне подошёл Джо, но, не сумев сдержать чувств, дрожащим голосом вымолвил: «Дорогой папочка», – и упал в обморок. Ему тут же оказали медицинскую помощь. Выступали бывшие коллеги Джейкоба, рассказывали о его героических подвигах, храбрости, честности и благородстве. Подушечки с орденами, лежащие перед гробом, подтверждали сказанное.

Я сидел в задних рядах, ни к кому не подходил, и ни с кем словом не перекинулся. Никто из присутствующих на траурной панихиде не остановил на мне взгляд, чему, не скрою, был рад. Наверное, я вполне мог бы остаться дома, но понимая, что весь город обвешан камерами наблюдения полиции, во избежание предвзятых толкований, решил отправиться со всеми на кладбище.

…После прочтения кадиша первыми в могилу бросили горсть земли близкие родственники. Поочерёдно к яме подходили друзья Джейкоба, провожавшие его в последний путь, наклонялись, кидали на гроб прощальную горсть земли, взмахивали несколько раз лопатой, и уступали место следующему провожающему. Я пристроился посредине, выполнил печальную миссию, отошёл на двадцать шагов и стал терпеливо ждать завершения ритуала. Когда друзья и родственники попрощались, зачастили лопаты рабочих кладбища.

– Здесь все памятники, как дети от одной мамы, – нежданно прозвучал за моей спиной сиплый голос.

– Что?! – вздрогнул я и обернулся.

Выглядевший ровесником Джейкоба, плотный мужчина в чёрных очках и большом тёмно-синем берете, надвинутом на лоб, повторил:

– Я говорю, здесь все памятники похожи друг на друга. Как дети от одной мамы.

– В общем-то, да. Кладбищенские памятники говорят: «кем бы ты ни был в земной жизни, и какими бы богатствами ни ворочал, смерть, а точнее кладбище, всех уравнивает».

– Что, правда, то, правда, – согласился незнакомец. – Кладбище примиряет заклятых врагов, жертв и преступников. Разрешите представиться: Питер Робинсон, бывший коллега Джейкоба.

– Роберт Маркус.

– Вы были сексуальным партнёром Джейкоба, – заметил Питер.

Сердце испуганно сжалось – откуда известно ему о нашей дружбе? Питер подметил мою реакцию и пояснил:

– Джейкоб поделился своими чувствами. Мы ведь с детства дружили. Одноклассники. Он влюбился в тебя, жениться хотел. После смерти супруга, Чан Ли, случившейся пять лет назад, такого с ним не было. А он крутой мужик, большой любитель оторваться на стороне. Чан Ли ревновал его. Страдал. Всё это в прошлом. Теперь же его ожидает надгробная плита. Или памятник, который появится через год и согласно традиции не должен быть выше других. Здесь, как вы заметили, полное равноправие. Могилы женщин и мужчин на одном участке.

Я промолчал, только сейчас обратил на это внимание, вспомнив, что прежде женщин и мужчин хоронили раздельно, на мужской и женской половине кладбища. Питер воспринял сдержанность как умение слушать, обнял меня за плечо и доверительно произнёс:

– При всех своих достоинствах, Джейкоб далеко не безгрешен. И страдал от этого.

– О чём вы?

– О грехах молодости. У него ведь дочь есть, Лиза Конде. И внучка – Ханна. Он скрывал прегрешение молодости. Но я-то знаю. На моих глазах…

– Не может быть!

– Не будь наивен!

– Позвольте, но ведь Лиза… – я высвободился из объятий.

– Не дёргайтесь и не озирайтесь пугливо. Она ваша тайная подруга. Я хоть и бывший полицейский – вместе с Джейкобом поступал в полицейскую академию – закладывать вас не стану.

– Я о другом. Это исключено. Лиза воспитывалась в традиционной лесбийской семье. Она сама мне об этом рассказывала.

– А что бы ты хотел? Чтобы Лиза заложила своего отца, и его выгнали с государственной службы без пенсии, заработанной кровью и потом? У него два ножевых ранения – в живот и в спину. Её мать в молодости вела себя непристойно. Поумнела, когда забеременела, стала примерной радужной женщиной, создала семью с Эллис, дочь воспитывала в традициях радужной семьи. Но, как оказалось, яблоко от яблони. В семнадцать лет – ума нет. Что мать, что дочь – обе женщины – Конде одинаково грешны.

– Но причём здесь Джейкоб? Он ведь сам говорил мне, что ненавидит гетеросексуалов.

– Что да, то да. Действительно ненавидит. Я ведь говорю, он расплачивался за грехи молодости. Барбаре, маме Лизы семнадцать, Джейкобу восемнадцать. Возраст скользкий. Плюс алкоголь. Когда спохватились, уже было поздно. Барбара не захотела ломать ему жизнь, сказала родителям, что её изнасиловал незнакомец. Суд пошёл ей навстречу, разрешил выдать новорожденной фальшивый сертификат.

– А-а… – залепетал я, подавленный откровениями. – Вот оно что. А они встречались потом?

– Кто они?

– Джейкоб, Лиза…

– Изредка. Он материально помогал ей, частично оплатил колледж. Он потому и познакомился с тобой, чтобы спасти её. И… Вот, что хочу сказать. Это по его совету Лиза рассталась с тобой. Перед выходом Джейкоба на пенсию в полицию поступил донос, что Ханна – незаконнорожденная. Это тяжело не заметить. Вы как две капли воды. Джейкоб сделал всё от него зависящее, чтобы не запустить следственный механизм. Подготовил заключение предварительного расследования, что это обычная кляуза, сведение счётов из-за бытовой ссоры. Он уговаривал Лизу по примеру Барбары написать заявление, что её изнасиловал неизвестный. Это позволило бы через суд получить для Ханны фальшивый сертификат. Она не дала согласия. Но вы с Ханной настолько похожи, что рано или поздно тебя идентифицировали бы и объявили насильником. А это тюрьма. Лиза спасла тебя. Джейкоб настаивал, чтобы она подписала признание, но она упёрлась. Послала ко всем чертям.

– Я вам не верю. Если она его дочь, пусть даже незаконнорожденная, и они, как вы говорите, тайно поддерживали родственные отношения, то почему Лиза не пришла на похороны?

– А ты невнимательный, – усмехнулся Питер. – На ритуале прощания в похоронном доме обратил внимание на женщину, с ног до головы одетую в чёрное?

– Мусульманку?

– Вот именно. Лиза не хотела быть узнанной, поэтому так оделась. Даже вы, проживший с ней не один год, не смогли её опознать.

– Значит, Джейкобу я обязан тем, что лишён права видеться с дочерью?

– Для вашего и её блага. Всю жизнь Джейкоб чувствовал свою вину перед Лизой, покровительствовал ей. Теперь на правах его друга… Ко мне перешла обязанность заботиться о Лизе.

– Она взрослый человек, в попечительстве не нуждается.

– Я не об этом. На Лизино имя он оставил счёт в банке. Миллион долларов. Она получит его, если докажет, что стала лесбиянкой и избавилась от греховного прошлого.

– Если всё, что вы говорите – не вымысел, зачем она сошлась с Ричардом?

– Женщины непредсказуемы. А Лиза с детства была своенравной и независимой. Такие у неё гены. Она наотрез отказалась от миллиона долларов, посчитав, что расставшись с тобой, обезопасила Ханну.

– Для чего вы всё это мне рассказали?

– Скажи Лизе, что порозовел.

– Нет, не успел. Пяти минут не хватило. Он скоропостижно скончался.

– Это надо ещё доказать. Подумай, – в голосе Питера послышались грозные нотки. – Следствие располагает данными, что смерть Джейкоба насильственная.

Я встрепенулся. Питер снисходительно улыбнулся и предложил сделку.

– Я могу тебя выручить, если будешь покладистым.

Похороны закончились. Не спеша подходили люди. Понурив голову, они следовали мимо нас к воротам кладбища. Питер приложил палец к губам – нас могли подслушать – и скороговоркой выпалил:

– На завтра тебя вызывают в суд. Не делай глупости. Признайся, что был любовником Джейкоба Стайна.

Непреднамеренным разговор не был. Чрезмерная осведомлённость незнакомца, назвавшегося близким другом покойного, удивила, насторожила и вспугнула. Я оцепенел. Питер развернулся, и, не попрощавшись, влился в проходящую мимо толпу, спешащую к выходу. Я стоял, как истукан, никого не замечая вокруг, в полной растерянности, обуреваемый обволакивающими разум гневными думами, как грозовое облако, медленно оседающее на город. «Меня подставили, сделали разменной монетой, игрушкой в руках заговорщиков. Лиза уступила папочке и ловко выставила меня за дверь».

Кто-то ненарочно толкнул меня локтем. Я очнулся и побрёл к выходу. Путь к воротам кладбища заполнился тягостными раздумьями: принять предложение человека, близкого к следствию, назвавшегося другом Джейкоба и Лизы, и, избегая обвинений в убийстве, солгать, сознаться в невинной любовной связи, или сказать правду, и в качестве доказательства предъявить портрет Ханны. Мол, нерадужные знают пределы мужской дружбы и в любом состоянии контролируют эмоции. Лгать или не лгать? Гамлетовский вопрос, на который однозначного нет ответа…

Глава IV
Допрос с пристрастием

На следующее утро в назначенный час в сопровождении Энтони Кована, адвоката, дальнего родственника Даниэля, Роберт Маркус – иногда в стрессовых ситуациях удобнее и полезнее дистанцироваться от главного героя, и говорить о себе в третьем лице – прибыл в сорокаэтажное здание федерального суда Южного округа штата Нью-Йорк.

Предсказание Питера подтвердилось. Судья не захотел никого выслушивать, зачитал обвинение в преднамеренном убийстве бывшего офицера полиции Джейкоба Стайна, и постановление об аресте подозреваемого. В течение семидесяти двух часов следствие должно или подтвердить обвинение, или освободить арестованного. Копию постановления судья вручил адвокату. Обвиняемого известили, что на время предварительного заключения свидания с адвокатом запрещены, надели на него наручники и отправили в тюрьму. Прежде чем бедняга оказался в камере, его ожидала стандартная процедура: в медицинском кабинете нагого Роберта Маркуса подвергли унизительному осмотру. Убедившись, что он ничего не прячет в укромных местах тела, арестованного впихнули в душную камеру с наркоманами, сутенёрами и уличными грабителями. На допрос, оказывая психологическое воздействие, вызывать не спешили – предоставили возможность познать «прелести» тюремного быта. К следователю вызвали через двадцать четыре часа. Краснолицый жирный боров, с практически отсутствующей шеей, угрюмый, с маленькими злыми глазками, готовыми четвертовать заключённого, с первых же секунд произведший на запуганного Роберта жуткое впечатление. Он отрывисто задал дежурные вопросы: «фамилия? имя? год рождения?» – Ответы лежали перед ним; спрашивая, он соблюдал формальность, но сразу же обозначил агрессивный настрой, призванный сломить волю к сопротивлению. Проскочив вопросник, детектив оглушительно рявкнул:

– Ты убил Джейкоба Стайна?!

Роберт Маркус вытаращил удивлённо глаза.

– Нет, конечно. Это несчастный случай.

– Что вас связывало?!

– Мы приятели. Не более того. Три раза виделись. В театр вместе сходили.

– Вонючий раздолбай! – заорал детектив, превратившись в свирепого бульдога, рвущегося с цепи и готового растерзать насмерть. – Если не сознаешься, отдам на растерзание крокодилам! – Он нажал кнопку на пульте. Пятеро мордоворотов вошли в комнату, демонстративно расстегнули ширинку, калачиком сложили на груди руки и с наглой, самодовольной ухмылкой уставились на жертву, ожидая указаний главного инквизитора.

– Это противозаконно, – взмолился Роберт. – Уберите их, я подпишу любые бумаги. Подтверждаю, мы были любовниками.

– В этом нет необходимости, – детектив презрительно скривил губы. В его глазах арестованный ничтожная букашка, которую, если не надо проводить дознание, следует, не притрагиваясь рукой, раздавить туфлей. – После медицинского освидетельствования врач заключил, что ты – девственник, с точки зрения розовых. Патологоанатом обследовал труп Джейкоба и не обнаружил следов любви.

– Я же говорил, – обрадовался Роберт возможности оправдаться, – могу честно всё рассказать.

– Я жду, – смягчился бульдог, сменив сардонической улыбкой презрительную гримасу. – Только без утайки. Чистосердечное признание облегчит твою участь. Присяжные учтут это при вынесении приговора. – Он оскалил зубы и нетерпеливо принялся постукивать пальцами по столу.

– Начну по порядку, – осторожно молвил кандидат на электрический стул, помня совет Питера, признаться в любовных отношениях с покойным. Растягивая время и надеясь на чудо, он попросил водички.

– Хоть ведро, – смилостивился детектив, открыл баночку пепси, перелил содержимое в пластиковый стакан и протянул арестанту. – Не захлебнись. – Мелкими глотками Роберт отпил полстакана, и ничего не придумав, неторопливо приступил к исповеди.

– В тот злополучный день мы гуляли в Ботаническом саду, пообедали в китайском ресторане – по копии чека и кредитной карточке, по которой оплачен счёт, можно определить время ухода. На машине Джейкоба подъехали к моему дому. Он предложил попить кофе. Я чувствовал себя некомфортно, вспотел, и когда зашёл в квартиру, решил освежиться, принять душ. Джейкоб оставался в гостиной. Когда я вернулся, его там не оказалось. По-видимому, ему стало плохо. Он разделся и лёг в постель…

Роберт замолк, не став уточнять, что Джейкоб разделся догола и попросил подойти к нему.

Детектив внимательно слушал. Показания фиксировались на камеру.

– А дальше?! – нетерпеливо потребовал он.

– Когда я вошёл в спальню, он был мёртв.

– С чего бы это? – гаркнул детектив. – Так я и поверил тебе. Взял да помер.

– Сердечный приступ. Вы же знаете Нью-Йорк. Высокая влажность и чудовищные скачки погоды здорового человека превратят в инвалида.

– Это всё что ты хочешь сказать? – саркастично усмехнулся бульдог. – Прямо-таки дитё невинное. А теперь, херувимчик, расскажи нам, как твои нежные пальчики оказались на коробочке и на флакончике «Виагра-Плюс»?

– Очень просто. Я искал телефон его сына. Обыскал карманы и обнаружил лекарство. Я не врач, и не могу утверждать. Это предположение, что таблетки стали причиной сердечного приступа. В его возрасте… – многозначительно произнёс Роберт и осторожно улыбнулся, рассчитывая на понимание. – Передозировка лекарства. Он хотел выглядеть молодцом, и перестарался, – Роберт вымученно натянул на лицо угодливую улыбку.

– Перестарался, говоришь, – с иронической интонацией повторил детектив. – Кто? Ты или он? Во флакончике «Виагра-Плюс» находились таблетки лошадрина. Если не знаешь, что это, поясню: пилюли, выписываемые жеребцам, для поднятия тонуса. Но Стайн конным спортом не увлекался. Следовательно… – детектив не закончил фразу, и издевательски вперился в лицо Роберта.

«Не мог обладать лошадиным лекарством» – догадался Роберт, прикрыв рот ладошкой, и почувствовал, как бешено застучало сердце.

– Вот именно! – радостно воскликнул следователь и зловеще расхохотался, увидев, перекосившееся от ужаса лицо. Приоткрыв крышку гроба, куда мысленно загнал он убийцу, бульдог вскинул победно голову. В испепеляющем взгляде читалось ехидное: «Попался!»

Роберт замер, скованный страхом, потерял способность логически мыслить, чтобы хоть как-то отвести от себя подозрение. Детектив насладился эффектом «удав и кролик», и усилил давление, подталкивая жертву к пропасти.

– Мы изучили историю болезни Джейкоба Стайна, по компьютерной базе данных проверили все ветеринарные аптеки Америки. Результат неутешительный: лошадрин ему не выписывался. Он его не покупал. – Детектив откинулся на спинку стула и с еле скрываемой ненавистью, наблюдая за обвиняемым, сумрачным и растерявшим уверенность, добил его. – Этих фактов достаточно? Кстати, человеку лошадрин противопоказан, в свободной продаже его нет, а без рецепта, выписанного ветеринаром, приобрести его невозможно. Следовательно, кто-то сознательно подменил таблетки. И этот кто-то, ты! – резко повысил он голос. – Расскажешь нам, где ты его раздобыл, или по-прежнему будешь упорствовать? Пальчики на флакончике ведь остались твои.

Стройная система защиты рухнула. Роберт растерялся, понял суть обвинения: в подмене таблеток, и не знал, как доказать невиновность. Неопровержимые факты свидетельствовали против него: бывший полицейский умер в его постели, приняв смертельно опасное лекарство, и на флакончике обнаружены отпечатки его пальцев. Чем опровергнуть обвинение в заранее спланированном убийстве, Роберт не знал.

Бульдог воспринял безмолвие однозначно: «клиент созрел к признательным показаниям», – и затянул петлю, наброшенную на шею преступника.

– Ты как предпочитаешь, с вазелином или всухую? – инквизитор вытащил из сейфа огромный прибор и для устрашения поставил на стол. – Ну, как, штучка, нравится?! – Крокодилы дружно заржали и, предвкушая удовольствие, начали потирать руки. Увидев орудие пыток, Роберт рухнул со стула.

Рассказ о себе в третьем лице, по мнению психологов, позволяет избавиться от негативных мыслей, неизбежных, когда гнетущие воспоминания парализуют разум. Вдох – выдох, вдох – выдох. Гасится свет, тело погружается в глубокий сон.

…Очнулся я в больничной палате. Из далёкого космоса донёсся убаюкивающий голос Питера Робинсона: «Запомни основную заповедь нормального мужчины: возлюби ближнего своего, как самого себя». – Хотя, возможно, услышанное было галлюцинацией – кроме стоящих поодаль двух незнакомых мужчин в палате никого не было.

Страх, отступивший на второй план, медленно возвращался, напоминая предшествующие события, и пока собеседники не заметили пробуждение арестанта, не желавшего себя выдать, полузакрытыми глазами я присматривался к незнакомцам. Высокий и худощавый, в белом медицинском халате – врач. Второй, судя по небрежно накинутому белому халату поверх цивильного пиджака, – похоже, из криминального отдела полиции. Они негромко беседовали, не обращая внимания на пациента, старавшегося не подавать признаков жизни.

– Кажется, Кевин перестарался.

– С его методами он рискует оказаться на скамье подсудимых.

– Маркус способен давать показания?

– Трудно сказать… – Врач скосил на меня взгляд. Увидев, что к больному вернулось сознание, кивнул детективу. – Попробуйте. Но не переусердствуйте.

Детектив близко наклонился к лицу, мешая дышать.

– Маркус, вы меня слышите?

– Который час? – почуял я собственный голос, слабый и невнятный. – Где я?

– Не волнуйтесь, – детектив доброжелательно улыбнулся, положил руку поверх одеяла на грудь, и сладким голосом подбодрил: – Вы в безопасности.

– Ему нельзя волноваться, – предупредил врач. – Возникнет рецидив.

– Пару невинных вопросов, – ответил детектив и, приторно улыбаясь, обратился ко мне. – Как вы себя чувствуете? Вы способны отвечать на вопросы?

Я кивнул головой. Туман рассеялся окончательно. Из него выплыло полное, гладковыбритое лицо, склонившегося надо мной мужчины, заговорившего елейным голосом.

– Я специальный агент ФБР, координирующий расследование гибели Джейкоба Стайна. Вам незачем волноваться, – утешил фэбээровец, уловив мелькнувшую на лице тень ужаса. – Никто к вам не притрагивался. Прошу прощения за эмоциональность прежнего следователя. Вы должны понять его чувства, он много лет проработал с Джейкобом, он его ученик, старался быстро найти преступника. Ведь все улики работают против вас, не так ли?

– Да, – уныло подтвердил я.

– Вот видите, – обрадовался специальный агент, – вы тоже со мной согласны, хотя ПОКА нет доказательств, что именно вы подменили таблетки.

«Скорей бы кошмар закончился. Даже если вы заставите меня подписать признание, я невиновен. Где, чёрт возьми, хвалёная презумпция невиновности?» – мысли, стучавшиеся изнутри головной коробки, капельками пота проступили на лбу, позволив фэбээровцу с ними ознакомиться.

– При отсутствии стопроцентных улик, мы обязаны выпустить вас на свободу. Но давайте порассуждаем вместе. Если не вы, то кто мог подложить лошадрин? Когда? Какие у злоумышленника мотивы? У вас есть ответы на эти вопросы?

– Не задумывался. Сам бы хотел знать.

Фэбээровец покачал головой и сочувственно подытожил.

– Вам будет трудно убедить присяжных в своей невиновности.

– Я невиновен.

– Пусть подтвердит суд, – фэбээровец на секунду замолк, недовольно сжал губы, а затем решительно заявил. – На этом и остановимся. Звоните, если что-нибудь вспомните. – Он оставил на прикроватной тумбочке визитную карточку, вежливо попрощался и в сопровождении врача покинул палату.

Через минуту в палату ворвался Энтони, взлохмаченный и жизнерадостный. Не обращая внимания на моё состояние, адвокат затараторил:

– Твоё освобождение у меня на руках. Американский суд – зеркало справедливости и законности. Ты не должен оправдываться. Обязанность следствия найти не косвенные, а прямые улики, доказывающие твою вину. Дождёмся результатов расследования. После этого потребуем через суд компенсировать моральный ущерб.

– Меня пытали, – пожаловался я слабым голосом. – Стращали групповым изнасилованием.

– Следователи распоясались, – возмутился Энтони. – Обрадовались заявлению вице-президента, что ограничения на методы ведения допросов не распространяются на лиц, подозреваемых в терроризме.

– Я не террорист.

– Именно поэтому завтра я подам жалобу прокурору.

Вошли врач с медбратом. Убедившись, что сердце пациента функционирует без видимых сбоев, врач снял капельницу и сообщил, что я у него залежался.

Вскоре зашёл другой медбрат, принёс одежду и стандартный набор бумаг, вручаемых больному перед выпиской. Некоторые пришлось подписать. Я оделся и в сопровождении Энтони вышел на улицу. Настроение, несмотря на освобождение, безрадостное. К вопросам следователя добавилось ещё два – моих. С какой целью Питер настоятельно советовал признаться в интимной близости с Джейкобом, и насколько Лиза посвящена в трагические события, связанные со мной и её отцом?

Энтони, обратив внимание на мой удручённый вид, поспешил развеять грустные думы, похлопал дружески по плечу и с циничностью, свойственной манхэттенским адвокатам, обнадёжил.

– Выбрось дурные мысли из головы и не паникуй преждевременно. Пока ты платежеспособен и у тебя есть хороший адвокат, – с гордостью он указал на себя пальцем, – жизнь прекрасна.