Текст книги "Физрук-8: назад в СССР (СИ)"

Автор книги: Рафаэль Дамиров

Соавторы: Валерий Гуров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Извините, товарищ Данилов, – проговорил он, – первый секретарь вас ожидает?

– А вы не могли бы передать Пармену Федоровичу, что его хочет видеть инструктор литейского райкома ВЛКСМ Вилена Игоревна Воротникова?

– Передам! – пообещал караульный начальник и ушел в караулку.

Через пару минут он высунулся из нее, крикнул солдату:

– Черемушкин, пропустить!

Солдат отошел к воротам, нажал на кнопку, завыли электромоторы, раздвигая массивные створки. И мы покатили по ярко освещенным улицам номенклатурного поселка. Дача первого секретаря стояла на речном обрыве. Дабы Пармен Федорович могли любоваться течением вод и заречными далями с террасы, попивая кофий. Я припарковал «Волгу» рядом с «Чайкой», мы вышли и направились к низкому крылечку, ступеньки которого ведут к двустворчатой стеклянной двери.

Нас встречали. Женщина лет сорока, в сером платье, плотно обтягивающем ее выдающиеся телеса. Увидев нас, она поджала губы, облила ненавидящим взглядом Вилену. Сразу стало ясно, кто претендует на мужское внимание товарища Обломкина. Ну ничего, дамочка, не волнуйтесь, никуда он от вас не денется. Наоборот, станет искать в ваших удушливых объятиях утешение. Ничего другого ему все равно не обломится. Мазнув по мне кокетливым взглядом, горничная повела нас наверх. Надо полагать – в личные апартаменты первого секретаря.

Вилена вошла первая. А я чуть задержался на пороге гостиной. И увидел, как навстречу моей невесте, распахнув ручища, движется дородный – поперек себя шире – мужик, лет шестидесяти. На нем простеганный атласный халат, лысина отражает блеск хрустальной люстры, ножищи бесшумно ступают по медвежьей шкуре. Зубные мосты сверкают фарфоровыми клыками, три подбородка трясутся в такт шагам. Пармен Федорович меня не замечал и потому излучал радушие гостеприимного хозяина.

– Виленочка, какой неожиданно приятный сюрприз, – сиплым басом сообщил он и осекся, потому что на сцену выступил я. – А это кто с вами?

– Это мой жених, Пармен Федорович, – ответила она. – Мастер спорта по карате.

Трехслойный подбородок затрясся сам по себе.

– Оч-чень рад, – соврал его обладатель. – Чем обязан?

– Слушай ты, жиртрест, – вспомнил я обидное словечко из советского детства. – Если ты еще раз посмеешь сделать моей невесте грязное предложение, я из тебя этот жир выдавлю по капле, как – раба.

– В-вы к-кто т-такой? – заикаясь осведомился первый секретарь и добавил уже увереннее: – Я сейчас вызову охрану!

– Пока она прибежит, ты успеешь попросить прощения у моей девушки, а потом вылетишь из своего кресла за аморалку. Вся эта дачка, «Чайка» у крылечка, спецраспределитель и прочие блага останутся в прошлом. В лучшем случае, тебя бросят на укрепление заполярного совхоза. Так что подумай, прежде чем нажимать на кнопку.

– Вилена Игоревна! – взвизгнул Обломкин. – Вы кого ко мне привели⁈

Глава 11

– А ты у своего начальника караула спроси, почему он пропустил меня на территорию? – предложил я.

Товарищ Обломкин схватил трубку.

– Охрана?.. Кто у аппарата?.. Собуров!.. Мать твою за ногу, Собуров! Погоны жмут! Ты кого пустил на территорию?.. Да, кроме Воротниковой!.. Что?.. Самим Андроповым⁈ Нет, ничего… Отбой…

Аккуратно вернув трубку на рычаги, первый секретарь повернулся ко мне.

– Простите, товарищ Данилов, – смущенно пробормотал он. – Ваш визит оказался столь неожиданным… Я не знал, что Вилена Игоревна имеет к вам отношение… Поверьте, я только хотел выразить восхищение ее внешними данными… Ничего дурного и в мыслях не было… Чем я могу загладить свою вину?

А-а, была не была…

– Мне нужен земельный участок, гектара на три, желательно – на берегу реки, – сказал я.

– Позвольте узнать – для каких целей?

– Для строительства спецобъекта.

– Понимаю. В каком районе области желательно получить такой участок?

– В – Литейском.

– Я решу этот вопрос, товарищ Данилов.

– Решайте прямо сейчас.

– Да, но ведь уже поздно…

– Вы при Хозяине где служили, гражданин Обломкин? – осведомился я.

То ли при упоминании Сталина, то ли – от слова «гражданин», но тройной подбородок Пармена Федоровича заколыхался, словно первый секретарь вращал на шее три обруча.

– Я был комсоргом пехотного батальона, – пролепетал он.

– Тогда должны знать, что для коммуниста нет слова «поздно»!.. Как говорил Владимир Ильич: «Сегодня еще рано, а завтра может быть поздно…». Берите трубку и звоните!.. Кого вы там хотели набрать? Степанова?..

– Минуточку! – Обломкин снова схватил трубку и гаркнул: – Степанова мне… Что⁈. Я покажу тебе – время позднее!.. Даже если он сейчас своей Люське заправил, вынь мне его да положь!.. Это ты, Степанов?.. Дрыхнешь, демократичный ты наш… А у нас, как ты знаешь, демократический централизм, так что в любой момент должен быть готов, как тот пионер… Слушай сюда… Завтра к тебе зайдет товарищ Данилов, Александр Сергеевич… Знаешь такого⁈. А почему – не доложил⁈ Каратист, говоришь, вот он тебе яйца-то и прищемит, если будешь по ночам дрыхнуть… Напомнить, как при Хозяине было?.. Ну ладно, не трясись… У нас от каждого по возможностями, каждому по мудям… Выделишь ему участочек в пару га, и чтобы с коммуникациями… Да, спецобъект будут строить… Короче, Данилов все тебе объяснит… Лично доложишь об исполнении… Все! Отбой!

Трубка снова упокоилась на рычагах аппарата.

– Зайдите завтра к председателю литейского горисполкома, он все утрясет, – сказал первый секретарь. – Не желаете ли чайку?

– Нет. Мы поедем, – сказал я.

– Счастливого пути!

Подхватив, ошеломленную столь стремительным развитием событий, Вилену под локоток, я вывел ее из личных апартаментов товарища Обломкина. Спустившись на первый этаж, мы вышли из стеклянных дверей на крыльцо. Небо было усыпано звездами, весенний ветер нес запахи пробуждающейся земли. Скоро полопаются почки и проклюнутся первые клейкие листочки. В лесах, наверное, уже вовсю подснежники цветут. Устроить что ли на выходных пикник? Собрать друзей и родню. А что, это мысль!

– Я и представить не могла, что этот безумный налет на дачу первого секретаря так закончится, – проговорила моя невеста.

– Думала, скрутят женишка и поволокут на цугундер?

– Что за документ ты показал офицеру?

Я вынул из внутреннего кармана ксиву и протянул ее Вилене. Она долго ее разглядывала в свете лампочки, которую я зажег на потолке салона, потом вернула мне.

– Неужели – настоящее? – спросила моя спутница.

– Разумеется, – хмыкнул я. – Я что, похож, на мошенника?

– Мне не приходилось встречаться с мошенниками, так что я не знаю, как они выглядят.

– Спасибо за честный ответ.

– Не обижайся. Мне просто трудно понять тебя… Ты, не задумываясь, бросился снимать со льда мальчишку… Оплатил туристическую поездку большой группе школьников… Приобрел кооперативную квартиру для своих родственников… Сегодня вот заставил извинятся самого Обломкина, а потом потребовал с него земельный участок на два гектара… Решительный, жесткий, нахальный, сильный, богатый… Теперь вот это спецудостоверение, с которым ты можешь прийти куда угодно и к кому угодно, и любое твое пожелание будет исполнено… Я не знаю, кто ты, Саша⁈

– Я – парень, который тебя любит, – ответил я.

– И я тебя люблю.

– Нет.

– Что – нет?

– Не любишь, если держишь, как монаха, в черном теле.

– В каком смысле?

– Невинность свою бережешь.

– Девушка до свадьбы должна блюсти себя.

– А юноша – удовлетворяться вручную?

– Фу, о какой гадости ты говоришь!

– Это жизнь, невестушка.

– Ты мне не сделал официального предложения.

– Это верно, – не стал отрицать я.

– Вот как сделаешь, тогда и поговорим об удовлетворении.

– Молодчина! – похвалил я ее. – Так держать!

Мы помолчали. Впереди показались огни Литейска.

– А зачем тебе два гектара, да еще на берегу реки? – спросила Вилена.

– Хочу построить дом.

– Для нас⁈

– Не – только! Это должно быть место где, хотя бы во время каникул, мои пацаны могли бы реализовать свои таланты, заниматься спортом, общаться и вообще – развиваться.

– Никогда не слыхала, чтобы такое строили в частном порядке.

– Если такой «пансионат» построит государство, оно станет распоряжаться им по собственному усмотрению, а я этого допустить не могу.

– Что же ты имеешь против государства?

– Да почти ничего, вот только его интересуют граждане вообще, а меня – вполне конкретные, поэтому я стараюсь ради них.

– Странный ты человек… Вроде и не от мира сего, а в тоже время – слишком уж практичный для идеалиста.

– Не страшно за такого замуж идти?

– Еще как страшно, но другого такого я уже не найду, – без тени иронии проговорила моя невеста. – Знаешь, я когда девчонкой была мечтала стать подругой русского революционера или – героя Гражданской войны… Не дряхлого старика ветерана, а – молодого, в куртке из чертовой кожи и с наганом… Смешно, правда?

– Не очень, – пробурчал я, пожимая плечами.

– Когда занялась комсомольской работой, все еще продолжала надеяться, а вдруг среди нынешних молодых людей отыщется такой? Однако наши ребята, что в райкоме, что в низовых организациях – либо циники, либо скрывают за правильными лозунгами полнейшее равнодушие к нашей работе… И тут я встречаю тебя… Ты тоже циник, но не равнодушный… Тебя не интересует карьера, да и в быту ты живешь скромнее, чем мог бы, а в своих школярах души не чаешь… Понимаешь, Саша, меня к тебе и влечет и отталкивает одновременно. Потому что есть в тебе какая-то тайна, которую мне моим умишкой не постичь…

– Брось прибедняться!.. Все ты сможешь понять… Ну, по крайней мере, то же, что и я… Другой вопрос, что и я далеко не все пока понимаю…

– А что – именно?

– Кажется, мы уже говорили с тобой об этом… – проговорил я. – Я смогу тебя во многое посвятить, когда ты станешь самым близким мне человеком.

– Надеюсь, это не способ затащить меня в постель?

– Я с такими вещами не шучу и уж тем более, не использую для примитивного сексуального шантажа.

– Прости, я не хотела.

– Забудь!

Моя «Волга» уже катила по улицам Литейска. Я подвез Вилену к ее подъезду, посмотрел на светящиеся окна квартиры моих родных и вернулся к себе. Севка еще не спал. Заварил свежего чаю, соорудил бутерброды. В квартире, которую я, признаться, подзапустил царила идеальная чистота. Молодец пацан! Мы с ним пошвыркали чайку. Я вручил своему внезапному соседу постельное белье, сообщив, где он может взять подушку и одеяло. Разбудил я пацана в шесть утра. Сам отправился на пробежку, а он за это время приготовил завтрак. После него, погрузились в «Волгу» и поехали в Затонье.

Низкое солнце плыло в розовом мареве утра. На полях тарахтели трактора, распахивая землицу под посев. В сторону города мчались грузовики, доставляя продукты в столовые и магазины. Полупустые рейсовые автобусы везли тех жителей района, которым требовалось с утра пораньше оказаться в райцентре. В Затонье мы оказались спустя полчаса, после того, как выкатили со двора. Подъехали к двухэтажному бараку, где Перфильев-младший и жил со своей бабушкой.

Двери в подъезд были распахнуты настежь. Деревянные ступеньки отчаянно скрипели под ногами. Звонка на двери не было и Севка отворил ее своим ключом. В крохотной прихожке, на самодельной деревянной вешалке, висел ворох пальто и курток. Из кухни доносилось булькание и запах вареной картошки. Слышались шаркающие шаги. Перфильев-младший скинул кроссовки, добавил к вороху на вешалке фирменную курточку и нырнул в кухню. Я тоже не спеша разулся и разделся. В это время из кухни показалась бабуся.

– Ты что ли учитель? – спросила она, щурясь в полумраке.

– Здравствуйте! – сказал я.

– И тебе не хворать! – откликнулась хозяйка. – На кухню проходи… Буду картоплей потчевать.

Проголодаться я не успел, но надо было налаживать контакт, поэтому повиновался. Кухня была просторней моей, но чувствовалась затхлость – старая мебель, произведенная еще в пятидесятых, отставшие от стен обои, тусклое стекло окна. Пузатый холодильник, чугунная мойка с краном, из которого, судя лишь по одной «головке», текла только холодная вода. Керогаз. На нем сейчас шкворчала сковородка с маслом, куда бабуся лихо сгребла с деревянной разделочной доски мелко нарубленный лук.

Я сел на свободную табуретку, а Севка устроился напротив. Хозяйка плюхнула на стол миску с отварной картошкой, а сверху полила растительным маслом с обжаренным луком. Рядом стояла корзинка с ломтями серого хлеба. Видимо, предполагалось, что каждый едок будет сам себе подкладывать в тарелку. Во всяком случае, я взял вилку с костяной рукоятью, наколол картофелину и переправил ее в свою тарелку. Перфильев-младший проделал тоже самое. Бабуся одобрительно кивала, глядя как мы лопаем. Сама она лишь поклевывала.

– Ну-с, с чем пожаловал? – поинтересовалась она, когда я умял третью картофелину и запил ее сладким чаем из большой – красной с потускневшей позолотой – чашки.

– Да вот хочу, чтобы Сева опять в городе учился, – ответил я.

– Доброе дело, – кивнула седым кукишем на затылке хозяйка. – А жить он там где будет?

– А там где и жил.

– Как так? – удивилась она. – Люди говорят, там шаромыжник какой-то живет…

– Этот шаромыжник перед вами.

– Ты, что ли?.. А Севка сказал – учитель!

– Я и есть учитель физкультуры и внук ваш будет учиться в моем классе.

– Женат ли?

– Нет пока. Невеста есть.

– И берешь чужого пацана к себе жить?.. Что девка-то твоя скажет?

– Она у меня с понятием.

– Ты смотри у меня, – грозно произнесла бабуся. – Если посередь учебного года пацаненка со школы срываешь, то пусть хоть доучится до лета.

– Не – до лета, а до конца учебы, – сказал я. – Понадобится, я на другую квартиру съеду, а Севку с места не дам больше сдернуть.

– Не пойму что-то, какая тебе-то корысть с этого?

– Да никакой. Неправильно это, когда мальчишку лишают возможности учиться в родной ему школе.

– Это верно, касатик, – вздохнула она. – Дочка померла, зятя мово ни за что, ни про что заарестовали… Сама я сколько еще протяну…

– Насчет отца будем разбираться, – сказал я. – Найдем адвоката, пусть готовит кассационную жалобу.

– Ежели поможешь вытащить Всеволода из кутузки, век буду за тебя Бога молить!

– Пока твердо не могу обещать, но поглядим…

– Ну ладно… Пойду внучонка вещички соберу.

Она поднялась и ушла с кухни, промакивая подолом передника увлажнившиеся глаза. Перфильев-младший мне подмигнул, спросив:

– Ну и как тебе моя бабуля? – и спохватился: – Ой! Я хотел сказать – вам…

– Да ладно! – отмахнулся я. – Вне школы можно и на «ты»… Нормальная у тебя бабушка, суровая, въедливая. Такая и должна быть.

– Севка! – послышалось из глубины квартиры. – Помоги вещички-то собрать, лодырь!

Пацан сорвался с табуретки, оставив меня допивать чай в одиночестве. Через десять минут он вернулся и сообщил, что готов. Я поднялся и вышел в прихожую, где лежал большой узел и стоял чемодан – видать, это были все пожитки моего подопечного. Бабуля перекрестила нас.

– Вы навещайте нас! – сказал я ей. – Адрес знаете.

– А и навещу, – согласилась она. – Вот поеду в город, в поликлинику ветеранов, и навещу.

– Будем ждать!

Она поцеловала внука, я подхватил узел. Мы вышли из квартиры, спустились во двор, засунули вещички в багажник.

– Показывай, где у вас тут школа, – сказал я Перфильеву-младшему.

– Да вон, вдоль улицы прямо.

И я поехал вдоль улицы прямо. Через пять минут уже тормознул возле длинного одноэтажного дома, сложенного из белого кирпича. Судя по ребячьей толкотне во дворе – это и была затоньевская средняя школа. Я посмотрел на Севку, но тот нахохлился, видать, никакого желания прощаться с здешними учителями и однокашниками он не испытывал. Ладно, сам управлюсь. Я вышел из машины, открыл калитку в низеньком заборчике и протопал по дорожке к входной двери. Спросил у уборщицы, где здесь канцелярия, она махнула тряпкой вдоль единственного коридора. Я дошел до его конца и увидел справа дверь с надписью «БУХГАЛТЕРИЯ», слева – «УЧИТЕЛЬСКАЯ», а прямо – «ДИРЕКТОР».

Рассудив, что в бухгалтерии мне делать нечего, в учительской – тоже, следовательно надо ломиться к директору. Открыв дверь, я увидел скромное помещение. В нем стояли три письменных стола и за каждым из них сидело по женщине – от двадцати пяти до пятидесяти. Все трое уставились на меня как на луч света в темном царстве. Улыбки поневоле приподняли уголки губ разной степени накрашенности. Женщины молчали, похоже, ожидая, что я им скажу.

– Здравствуйте! – сказал я, не обращаясь ни к кому из них. – Я учитель физкультуры из двадцать второй школы в Литейске, приехал по поручению нашего директора Пал Палыча Разуваева, забрать документы Севы Перфильева из восьмого класса.

– А что с ним случилось? – спросила дама средних лет. – Вчера его не было на занятиях, думали он простудился.

– Нет, с ним все в порядке. Просто он опять будет учиться в нашей школе.

– Простите, коллега! – опомнилась самая пожилая. – Не могли бы вы предъявить документы?

– Да, пожалуйста!

И я полез в карман за документами. Не за спецудостоверением, разумеется, а за паспортом. Пожилая, видать, она и была директором, открыла его, изучила, потом взяла трубку телефона и набрала номер. Самая молодая, наверное, секретарша и делопроизводитель в одном лице, предложила мне стул. Я ей благодарно кивнул и уселся. Директорша все еще крутила диск, потом слушала в трубке длинный гудок, не сводя строгого взгляда поверх очков с моего серпастого и молоткастого.

– Алло! – наконец, проговорила она. – Это двадцать вторая?.. Говорит Саломатина из затоньевской школы… Нет-нет! Я только уточнить хочу, работает ли у вас Александр Сергеевич Данилов… Та-ак… И кем, позвольте узнать… Учителем физкультуры… Хорошо, Рая, благодарю вас. До свидания!

Она положила трубку и снова уставилась на меня. Причем – с таким видом, словно оправдались ее самые худшие подозрения.

– Ну что ж, Александр Сергеевич, – проговорила директорша, – все верно… Людочка, – обратилась она к молодой, – подготовьте документы восьмиклассника Перфильева… Жаль расставаться с мальчиком, прилежный ученик, правда, поведение оставляет желать лучшего…

Я усмехнулся:

– Дерется?

– Ах, вы это уже знаете?

– Знаю… А вы знаете – почему?

– Ну-у мальчики в таком возрасте…

– Дразнят его здесь у вас. Из-за отца, которого, вполне возможно, осудили несправедливо!

Все трое уставились на меня, как будто я произнес бог весть какую ересь.

– У нас, товарищ Данилов, не могут осудить несправедливо, – назидательно произнесла дама среднего возраста, видать, завуч.

Ответить я не успел. Потому, что дверь распахнулась и в директорскую стремительно ворвалась миниатюрная эффектная брюнетка.

Глава 12

– Ну все, девочки, – сказала она. – Все увидела, со всеми поговорила, пойду я на автобус. Может быть, успею еще на девять тридцать.

– А вот этот молодой человек, наверное, сможет вас подвезти, Роза Марковна, – сказала директриса. – Верно, Александр Сергеевич?

– Конечно, – кивнул я.

Неужели, я вижу гражданку Винтер? Очень удачное совпадение.

– Буду рада! – сказала она и кокетливо стрельнула в мою сторону глазами.

Я поднялся, протянул ей руку.

– Данилов!

– Винтер! – откликнулась она.

Ну что ж, моя догадка оказалась верной.

– Если хотите, вы можете подождать меня в моей «Волге», – сказал я. – Там сидит мой ученик. Вдвоем вам будет веселее.

– Хорошо! – улыбнулась она. – До свидания, девочки!

Заведующая учебной частью школы №19 города Литейска помахала присутствующим «девочкам» ручкой и вышла. Я дождался, покуда секретарша оформит документы Севы Перфильева-младшего. Директорша расписалась, где требовалось, поставила печать и вручила мне личное дело моего нового ученика. Я тоже сделал «девочкам» ручкой и отбыл. Винтер ждала меня возле машины, курила, пуская сигаретный дым по ветру. Увидев меня, заулыбалась, отворила пассажирскую дверцу, неторопливо уселась, продемонстрировав свои весьма аппетитные коленки.

Сев за руль, я осторожно развернулся – все-таки рядом школа – и направился к выезду из поселка. Винтер сидела рядом, время от времени поглядывая на меня, но делала вид, что интересуется моим юным спутником. Задавала ему разные наводящие, вполне себе учительские вопросы – про любимые предметы, чем увлекается помимо учебы, кем собирается стать и так далее. Перфильев-младший отвечал охотно. Видать, эта разбитная завучиха ему нравилась.

Увы, пришлось разлучить их. Когда мы приехали в Литейск, я высадил Севу возле нашей с ним школы, вручив ему его же документы и велел отнести их Раечке, а потом – топать на уроки. Пацаненок нехотя выбрался из салона. Понятно, думал, наверное, что сегодня у него будет законный прогул, но не вышло. Винтер сердечно с ним попрощалась и выжидательно посмотрела на меня. Уж не знаю, на что она рассчитывала, но явно не на то, что услышала от меня.

– Роза Марковна! – обратился я к ней. – Мне нужно с вами поговорить. Вы не очень торопитесь?

Все еще не понимая моих истинных намерений, она многообещающе улыбнулась и проговорила:

– На сегодня я совершенно свободна!

– Тогда я приглашаю вас на завтрак в ресторан «Космос».

– С удовольствием! – откликнулась Винтер. – Никогда еще не приходилось завтракать в ресторане. Если не считать ресторана на теплоходе «Степан Разин», когда ездила в турпоездку прошлым летом.

– А я вот с детства мечтал проплыть по всей Волге, – поддержал я разговор, трогаясь с места.

– Так в чем же дело? – удивилась собеседница. – Навигация открылась. С Речного вокзала регулярно отправляются рейсы до самой Астрахани.

– Будут свободные денечки, обязательно.

Мы подъехали к «Космосу». Я помог Леди Винтер, как ее наверняка за глаза называют учащиеся, выйти из автомобиля, а в гардеробной – снять коротенькое пальто. Пока она прихорашивалась у зеркала, подошел метрдотель. Я ему сказал, что нам требуется отдельный кабинет. И он нас проводил в один из таких закутков. Роза Марковна завтракала скромно – омлет «Луна», блинчики с вареньем «Круговая орбита», шоколадный коктейль «Восход». Я и вовсе ограничился кофе с пирожным. У меня и так уже третий завтрак на сегодня. Эдак не долго и форму потерять.

– А ведь я слышала о вас, Александр Сергеевич, – заметила Винтер, постреливая карими глазками. – Вы своего рода знаменитость в городе.

– Значит, вы знаете, что руковожу экспериментальным классом? – спросил я в лоб и добавил: – Как и вы, когда-то…

Игривая улыбка сразу сползла с ее лица.

– Об этом мне не хотелось бы вспоминать, – проговорила завуч девятнадцатой школы.

– Почему?

– Это длинный и не слишком приятный для меня разговор.

– Вы же сами сказали, что совершенно свободны сегодня. Мы можем сидеть здесь хоть до самого вечера. Закажем обед, потом – ужин…

– Зачем вам это нужно?

– Затем, что я руковожу аналогичным классом, только состоящим из одних мальчиков.

– Вас же сняли недавно с классного руководства…

– А это неважно. Они мои пацаны и я никому не позволю ломать им жизнь. Вот потому я и должен знать, что случилось с вашими девочками?

– А почему с ними должно было что-то случиться?

– На днях я возвращался из пансионата «Загородный». Дело было на рассвете. Солнце еще не поднялось, но уже стало светло, только все вокруг затянуло туманом… Вдруг вижу, стоят у телеграфного столба трое. Мальчишка, девчонка – обоим лет по тринадцати, а с ними тип какой-то, худющий и длиннющий. Пацан оказался моим двоюродным братом и по совместительству – учеником восьмого «Г» Володькой Борисовым, девочка назвалась Таней, а вот тип… Он в буквальном смысле растворился, словно и не было его… Я детишек затолкал в машину и покатил к городу. Спрашиваю ребятню, что они делали в такую рань за городом? Говорят, вступали в контакт с некими тонким человеком. Кто он такой? – интересуюсь. Учитель – говорят. Не школьный, а который учит ВСЕМУ – с большой буквы… Потом Таня попросила остановить машину, дескать, приехала уже. Я тормознул, а она шмыг из салона и скрылась в тумане. А вокруг ничего нет – поля да болота. У брата любопытствую, где эта Таня обитает? А он говорит – в интернате… Я узнавал, нет за городом никаких интернатов… Что скажете?

Вместо ответа сотрапезница полезла в сумочку и вынула фотографию. Протянула мне. На ней был запечатлена группа девочек во главе с женщиной. Женщину я сразу узнал. Это была чуть более молодая Роза Марковна Винтер. А вот девочек видел впервые… Или…

– Посмотрите внимательно, – сказала завуч школы №19. – Никого не узнаете?

– Кроме вас, – проговорил я, – во втором ряду третья слева, если не ошибаюсь, та самая Таня.

– Все верно, – кивнула моя сотрапезница. – Татьяна Петровна Савватеева, тысяча девятьсот шестьдесят третьего года рождения.

– Следовательно, сейчас ей должно быть восемнадцать лет.

– Должно быть, – вздохнула Роза Марковна, – но не обязательно…

– Как же это может быть?

– Не знаю… С этим классом все было очень странно

– Расскажите…

– Расскажу, только закажите бутылочку чего-нибудь бодрящего, – сказала Винтер. – Понимаю, что пить с утра, в начале рабочей недели это аморально, но совсем на трезвую голову об этом не расскажешь…

Отогнув занавеску, я поманил пальцем официанта и попросил его принести коньяку, шоколаду и фруктов.

– А вы щедрый, – усмехнулась завуч из девятнадцатой, когда я разлил коньячок по рюмкам. – Щедрый, молодой, спортивный, добрый, талантливый педагог… Признаться, я не верила этим слухам, уж слишком они похожи на сказку… А теперь вижу – все правда…

– Так что с случилось с твоим классом, Роза?.. – ненавязчиво перейдя на «ты», спросил я.

– В общем так… В семьдесят шестом наш директор предложил мне классное руководство, – начала она. – Сказал, что класс собран из одних девочек, все они с нелегкой биографией, с проблемами по учебе и в поведении. Дескать, нужно провести эксперимент, можно ли исправить все это, если класс будет однополым, а руководить им будет женщина. К тому же, с девочками будет работать психолог, проводить тестирование и заниматься по специальной методике…

– А психолог этот тоже оказался женщиной? – уточнил я, подумав об Илге.

– Нет. Как раз наоборот – мужчина, – возразила Винтер. – Крупный специалист из Москвы…

– Случайно – не доцент Цыпкин?

– Да, Руслан Федорович, а вы его знаете?

– Обращайся ко мне на «ты», – сказал я и добавил: – Да, я с ним знаком…

– Ну и вот… – продолжала она. – Сначала не происходило ничего необычного… Более того, девочки оказались вовсе не столь неуправляемыми, какими представлялись поначалу. Более того, они действительно быстро подтянулись и по учебе и поведению. Я было обрадовалась, отнеся столь стремительный прогресс на счет своих педагогических талантов… Дура, наивная… Вскоре я стала замечать некоторые странности… Во-первых, то, что девочки мои гораздо более организованы, нежели того требует школьная дисциплина. Причем, те из них, которые по всем правилам нашей науки должны быть неформальными лидерами, с легкостью переуступают свое лидерство тем девчатам, которые тихони тихонями… Только все это оказалось цветочками… Я не могу всего рассказать, потому что с некоторых пор с меня взяли подписку о неразглашении, скажу только, что у девочек открылись такие таланты, что впору в чудеса поверить… Я это замечала, потому что проводила с ними все свободное время. Не то что бы девчонки от меня скрывали свои дарования, но и поделиться не спешили… Так мы с ними прожили вместе почти год… А потом этот доцент Цыпкин сказал мне, что государственные интересы требуют изолировать моих учениц в специальном пансионате Академии Наук СССР. Я возмутилась, пошла к нашему директору, тот только руками развел, я – в гороно, там ссылаются на приказ Министерства образования… От отчаяния я даже хотела родительскую общественность привлечь, но меня пригласили в компетентные органы и провели беседу. Объяснили, что со мною будет за организацию несогласованного выступления… Потом я окольным путем узнала, что с родителями тоже поработали, кому-то подняли оклад, кого-то повысили в должности, с кого-то сняли партийное взыскание, а то и прекратили уголовное дело, ну или просто объяснили, что их девочки нуждаются в специальном лечении… Меня тоже подкупили, отправили на пенсию нашу старую завуч, а меня поставили на ее должность… Да вот только все это оказалось бесполезным…

– Почему?

Она сама подлила себе коньячку, накатила и ответила:

– Потому что однажды девочки исчезли. Все до единой. Тридцать душ.

– Как это – исчезли⁈ – опешил я.

– Ушли. И ничего с собой не взяли. Сказали родителям, что переночуют у подруг. Мамы с папами поначалу ничего заподозрили, потому что их девочки и раньше оставались друг у друга на ночь, а утром кинулись искать. А тех и след простыл… Властям с трудом удалось предотвратить скандал. Доцент Цыпкин укатил в столицу, а меня еще полгода таскали на допросы в милицию. Да только, что я могла рассказать, будучи связанной подпиской?.. Потом от меня отвязались. Даже на должности оставили. А семьи пропавших девочек под благовидными предлогами растолкали из Литейска в разные города страны.

– Странно, что я до сих пор не слышал об этом.

– Ребятам в школе объяснили, что их однокашниц перевели в специальный интернат… Наверное, потому тебе братишка и сказал об этом… А взрослым, за распространение панических слухов, полагается уголовное наказание… Вот потому и царит в городе заговор молчания.

– Погоди, но я же видел Таню Савватееву собственными глазами!.. Шапочка, курточка, косички… Вот как на фото!

– Может быть, – пожала уже изрядно подвыпившая Винтер плечами. – Только я больше не хочу ничего знать об этой истории… Вот поплакалась тебе в жилетку и будя…

– Ладно, спасибо и на этом.

– Слушай, Саша, поехали ко мне, а? – вдруг предложила она. – Я одинока, а ты… Такой парень…

– Поехали! – не стал спорить я.

Подозвал официанта, уплатил по счету, оставив чаевые и попросил завернуть не съеденные фрукты. Забрав у него сверток, подхватил совершенно раскисшую собутыльницу под локоток и потащил ее в гардеробную. Там помог облачиться в пальто и повел к машине. Не только стоять, но и сидеть завуч девятнадцатой школы толком не могла. Кое-как добившись от Розы Марковны, чтобы она назвала свой домашний адрес, я уложил ее на заднее сиденье и повез домой.

Жила она неподалеку от дома, где обитали Рунге. У подъезда, в котором и находилась квартира Леди Винтер сидели вездесущие и всезнающие бабуси. Поэтому я не стал вытаскивать при них пьяную соседку. Нетрудно представить, какими эпитетами они наградят одинокую интеллигентную женщину, которую в невменяемом состоянии средь беда дня привез на черной «Волге» молодой парень. И я решил подождать, покуда она хоть немного проспится.

Мне надо было время, чтобы посидеть спокойно и поразмышлять. Сказать, что рассказ Розы Марковны меня обеспокоил, ничего не сказать. Видел ли я Таню Савватееву на самом деле или снова подвергся внушению, не так уж и важно. Куда важнее, что все, кто имеет отношение к проекту «УВ», ни словом не обмолвились о «девчачьей» группе. И если бы не Володька… А ведь, пожалуй, так и было! По собственной ли инициативе или по решению всей команды, но таким вот хитрым способом пацаны предупредили меня о том, как могут развернуться события! Надеясь, что я докопаюсь до истины сам… А я уже докопался?