Текст книги "Последний подарок"

Автор книги: Радмир Жук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

2. Питер?

Темнота. Давящая со всех сторон всепоглощающая темнота и больше ничего. Я пытаюсь понять, что происходит, но все безуспешно. Каждая попытка сосредоточиться встречает сопротивление в виде адской головной боли. Это будто кошмарный сон, тот момент, когда ты падаешь с огромной высоты, осознавая, как близок твой конец. Я надеюсь, что все это вот-вот закончится, и я проснусь, но вместо этого лишь продолжаю падение в пустоту.

Вскоре уже страх охватывает каждую клеточку моего тела. Я никогда не боялся темноты, но, на этот раз это совершенно иной страх. Инстинкт. Понимание того, что именно в темноте прячутся самые страшные монстры. А, сейчас я заложник темноты, я ее часть, я словно погребенный заживо. Брошенный умирать в одиночестве.

От бессилия я стараюсь закричать, но не слышу собственного голоса. Я парализован. Я не могу открыть глаза, не могу встать, не могу даже пошевелиться, что-то сковало меня и мои мысли. Оно не дает мне свободу. Оно не дает мне вдохнуть. Оно затягивает меня все глубже в темноту, пронзая все мое тело ноющей болью.

Неожиданно яркая вспышка разрезала кромешную тьму. Я машинально зажмурил глаза стараясь защититься от света, но все тут же исчезло, оставив после себя лишь незамысловатые фигуры, которые все еще плавают передо мной словно десяток белых медуз.

Что это было? Всего лишь секунда, но она вернула меня к жизни, мгновенье, подарившее надежду. Может быть, монстр, утягивающий меня в бездну, не так уж и страшен? Возможно, есть способ убежать от него?

Но, нет. Монстр снова побеждает. Он сжимает меня еще сильнее. Его щупальца проникают в мое подсознание. Он вокруг меня. Он внутри меня. Он тащит меня в темноту.

Страх перерастает в панику. Что происходит? Что это была за вспышка? Увы, ответа мне ждать неоткуда, поэтому я добровольно отдаю себя на растерзание монстру. Но, к моему удивлению я обнаружил, что на этот раз я не один. Сквозь пустоту пробиваются чьи-то голоса. Я прислушался. Они, то становятся громче, то грозят замолкнуть навсегда, вновь бросив меня одного в этой темноте. Но, вот чьи они? Мужчина? Женщина?

Мне понадобилось некоторое время, что бы понять, что голоса принадлежат нескольким людям. Троим минимум. Но, о чем они говорят? Я слышу слова, до боли знакомые мне слова, но, не могу понять, что они значат.

Еще одна вспышка. Намного ярче предыдущей. Первое, что я заметил это то, что все голоса куда-то исчезли. На их место пришел звон. Противный добирающийся до глубин мозга звон. Щупальца монстра разжались. Он отпустил меня. Он остался где-то там в темноте. Сейчас вокруг меня свет. Яркий свет и этот душераздирающий звон. Я хочу убежать от него, перестать его слышать, хочу закричать, но, я все еще парализован или…

Путем неимоверных усилий я смог пошевелить пальцами правой руки. Голоса с новой силой вновь обрушились на меня, оттеснив звон на второй план, но, как оказалось, это было лишь мгновенье, и вскоре я вновь потерял их. Боюсь на этот раз уже навсегда.

Прошло еще полминуты, по крайней мере, мне так кажется. За это время я уже привык к звону, который напоминает о моем бессилии. Страшное чувство того, что ты ничего не можешь сделать. Мне знакомо это чувство. Мне было двенадцать, когда умер отец. Помню я сидел в углу комнаты и плакал, чувствуя себя беспомощным. Маленький двенадцатилетний мальчик. Что я мог тогда сделать? Ничего. Разве что закрыть глаза и закричать. Но, сейчас тот мальчик вырос, выросли его страхи, выросли его монстры, живущие в темноте и напоминающие о его проступках. Монстры, которые так долго меня ждали. И, как теперь я смогу сбежать от них? Точно так же как и тогда, по-детски, наивно, закрыв глаза и закричав.

Я зажмурился, что есть сил. Что я хочу увидеть, если смогу открыть глаза? То, что все это мне привиделось. Что нет никаких монстров. Что я снова смог убежать от них.

Секунда.

Я открыл глаза, но крикнуть уже не смог.

Что происходит? Я лежу. Возле меня люди. Я вижу лишь их силуэты. Их трое. Именно им принадлежат голоса. Я уверен, и сейчас бы услышал их, если бы не этот звон, что сливается с ярким светом.

Только через несколько секунд я, кажется, начал понимать, что происходит.

Вспышки. Коридор. Больница. Врачи.

Я стараюсь разглядеть лица, но мои глаза тут же закрылись.

Свет сменился темнотой. Монстр лишь играл со мной, он подарил мне надежду, и когда она засверкала во мне, он забрал меня в темноту. Его щупальца вновь окутывают меня, медленно, словно паук, что затягивает глупую муху в свои сети.

… я не могу больше сопротивляться…

Еще немного и все исчезло. Звон ушел в пустоту, ушли голоса, боль.

Я погружаюсь в темноту…

***

Темный фон. Могильный крест из сигарет и огромные белые буквы со страшным смыслом – «ВАШЕ ВРЕМЯ УХОДИТ».

Интересно, читает ли кто-нибудь, что написано на этих рекламных щитах? Лично я делаю это очень редко. Но, сейчас, когда мои глаза только-только привыкли к свету, именно этот щит привлек мое внимание.

Я уже видел его, когда-то давно. Несколько попыток вспомнить, где именно это произошло, так и не увенчались успехом, зато в моей памяти ожили эмоции, что он у меня тогда вызвал. И вот они, вновь настигли меня. Мрачные. Таинственные. Словно в этом темном фоне прячется нечто, что намного страшнее самих сигарет. Думаю, этот щит в виде небольшой брошюры удачно вписался бы в атмосферу кафе, которое мы недавно покинули.

Удивительно, а ведь я ненадолго и вовсе забыл про кафе. Сложно сказать, как далеко мы уже отошли от него. Должно быть, метров десять, может, чуть больше, но этого оказалось достаточно для того, что бы мои легкие немного привыкли к воздуху. Они уже не так отчаянно сопротивляются каждому вдоху.

Сделав еще несколько шагов, я почувствовал, что медленно начала отступать и головная боль, терзавшая меня за столом. В надежде, что она окончательно исчезнет, как только я увижу отдаляющееся крыльцо кафе, я обернулся.

В этот момент меня настигло необычное чувство, ощущение, словно мое тело стало приютом одновременно для тысячи молний. Первую секунду я и вовсе не верил своим глазам, ведь за нашими спинами нет ничего, что напоминало бы мне о кафе. Ни вывески, ни крыльца, ни двери, у которой мы только, что стояли, ничего этого нет. Теперь вместо кафе я вижу трехэтажный жилой дом серого цвета, на последнем этаже которого, открытое настежь окно. Слабые порывы ветра беззаботно играют с выглядывающими из окна, темно-зелеными шторами. Все это выглядит так, словно никакого кафе тут никогда и не было.

– Куда оно делось? – взволнованно произнес я, посмотрев на человека, который идет слева.

Профессор удивил меня своим спокойствием.

– Вы говорите о кафе? – уточнил Михаил Федорович, но, как мне показалось только для того, что бы поддержать разговор.

– Да, – ответил я, и снова посмотрел назад. – Взгляните, его нет!

– Разумеется. Так и должно быть.

Профессор не стал оборачиваться, но у меня такое чувство, что если бы даже Михаил Федорович увидел, что кафе исчезло, то это вряд ли бы его смутило. Как же все-таки он спокоен, и, что значит это его фраза «так и должно быть»?

Спасительная мысль посетила меня в этот момент.

А, что если, правда, все так и должно быть? Что если нет ничего удивительного в исчезнувшем кафе? Вернее, никуда оно, конечно, исчезнуть не могло, мы просто уже давно его покинули.

Профессор сказал, что я сильно ударился головой. Должно быть, именно из-за этого я плохо помню сегодняшнее утро, и, как оказался в кафе. И вот сейчас, вновь сказались последствия удара. Я могу просто не помнить, сколько мы уже прошли. Если это так, то вполне объяснимо появление жилого дома за нашими спинами, но, это так же значит, что сегодня я действительно был в больнице, и именно там познакомился с этим человеком.

Что же, все это похоже на правду, но, кое-что все равно остается неясным. Например, почему вокруг нас все еще никого нет? И, что эта за улица, по которой мы идем? Я пытаюсь узнать ее с того момента, как мои глаза перестали разглядывать рекламный щит, однако, мне все еще не удалось этого сделать. Я думал, что знаю каждую улицу в этом городе, по крайней мере, когда я вышел из кафе некоторые дома были мне знакомы, я их точно видел где-то в Питере. Но, теперь вокруг нас только серые трехэтажки похожие на ту, что появилась на месте исчезнувшего кафе. Все эти дома выстроены в ряд, словно костяшки домино, и уходят так далеко вперед, что улица кажется бесконечной. Я не вижу ни одного перекрестка. Просто нескончаемый ряд серых домов по обе стороны улицы.

Неужели, где-то в Питере, может находиться такая улица? Или последствия удара сказываются и сейчас? Может, я просто не могу узнать это место, хотя много раз был здесь. В конце концов, не могу же я сейчас находиться в другом городе. Ведь так?

Я посмотрел на человека идущего рядом, словно задал ему этот вопрос. Лицо профессора сосредоточено. Неужели, он единственный, кто может дать мне ответы? А, ведь еще недавно я считал его сумасшедшим.

Но, прежде чем я успел что-либо спросить, человек, называющий себя проводником, сам поинтересовался у меня:

– Роман Сергеевич, неужели вы все еще пытаетесь найти всему объяснение?

– А, по-вашему, это не разумно? – неожиданно съязвил я в ответ.

– Почему же, вполне. Я надеюсь успешно?

– Вы знаете, как ни странно, да, – произнес я, все с той же интонацией в голосе.

Мои слова хоть и вызвали у Михаила Федоровича улыбку, но, и на этот раз не сбили его наступательный порыв. Ведь уже через секунду, стерев улыбку с лица, профессор спросил:

– Значит, вам уже лучше?

– Да, – машинально, подтвердил я слова моего собеседника, и, тут же добавил. – Намного лучше.

– Замечательно. Тогда мы можем продолжить.

– Что продолжить?

– Наш разговор конечно. На чем мы остановились?

– Не помню, – буркнул я, немного помолчав.

Мне совсем не хочется вспоминать тот разговор, потому что он непременно вернет меня в кафе. Я не хочу этого, не хочу даже мысленно возвращаться в то заведение. Мне кажется, его стены снова начнут давить на меня, даже оставив их далеко позади, я все еще чувствую свою беспомощность перед ними, они все еще…

– Мы говорили о вас, Роман Сергеевич – монотонный голос моего собеседника прервал мои размышления. – И, о том, где мы с вами познакомились. Это вы помните?

– Да, – я неуверенно кивнул, хотя прекрасно помню наш разговор.

– А, что еще вы помните? – спросил Михаил Федорович, и, посмотрел на меня.

Точно так же как и тогда, сидя за столом, ни на мгновенье, не отрывая от меня своих глаз, профессор ловит каждую мою эмоцию, каждую мысль. У меня складывается впечатление, что мой собеседник прекрасно знает, что я помню все произошедшее в кафе, но, почему-то хочет, что бы именно я произнес те слова вслух.

– Если вы о том, что я якобы умер сегодня утром, то да, это я тоже помню, – ответил я.

Ирония в моем голосе вновь вызвала у профессора лишь улыбку. Он еле заметно кивнул, словно одобрил мои слова и посмотрел вперед.

– Замечательно, – произнес Михаил Федорович, и, в этот момент улыбка в очередной раз незаметно исчезла с его лица.

Следующие несколько метров мы прошли в полной тишине. Вокруг нас все еще никого нет. Ни единой души. Я стараюсь об этом не думать, потому как первое, что приходит на ум это слова профессора, сказанные в кафе. Не хочу думать, что я начал в них верить, но, вероятно, в некоторых из них все же есть доля правда, особенно в словах касающихся больницы. Сейчас мне сложно судить, где мой собеседник врет, а где говорит правду, поэтому каждая разумная мысль, способная хоть как-нибудь объяснить пустую улицу, моментально становится спасительной нитью, за которую я без промедления стараюсь ухватиться.

Так, почему никого нет? Перекрытая улица? Чья-то глупая шутка? Нет, все это не то.

Я еще раз обернулся. Даже не знаю почему. Наверное, все еще надеюсь увидеть кафе за нашими спинами или, быть может, ищу глазами вовсе не его, а людей, которые, в случае своего появления, избавят меня от мучительных поисков ответа. Но, увы, за нами только серые трехэтажки.

– Роман Сергеевич, а что вы помните из сегодняшнего утра? – неожиданно, тяжелый, профессорский голос нарушил тишину, хотя мне казалось, что Михаил Федорович думает, о чем-то своем, не обращая на меня никакого внимания.

– Не многое, – ответил я.

– Будьте добры, расскажите.

Я пожал плечами.

– Здесь нечего рассказывать. Это было обычное утро. Душ. Завтрак. Потом я собрался на работу и уехал.

– Позвольте узнать, где вы работаете?

– В строительной компании.

– Как давно?

– Почти пять лет. Почему вы спрашиваете это?

Но, профессор будто бы не услышал меня. Он сделал несколько шагов, и, продолжил:

– Роман Сергеевич, скажите, а вы помните, как ехали на работу?

– Да.

– И, вы помните утренний дождь?

– Разумеется, помню.

– Может, еще что-нибудь? Например, то, как вы подъехали к своему офису?

– Нет, этого я не помню, – ответил я, но, понимая, к чему клонит профессор, добавил. – Вы ведь хотите сказать, что все это из-за того, что я якобы ударился головой, верно?

– Не совсем. В большей степени ваша амнезия это прямой результат того, что вы умерли. Травма головы, конечно, усугубила потерю памяти, но не является ее первоисточником. А, вот ваше головокружение, и плохое самочувствие, несомненно, связаны с…

– Прошу вас, – остановил я профессора. – Это уже не смешно. Я не мог умереть.

– Все же вы умерли, – твердым голосом ответил мой собеседник, и, немного помолчав, продолжил. – Роман Сергеевич, я понимаю вам сложно поверить в подобное, но все же представьте, буквально на одно мгновение, что никакой я не сумасшедший. Представьте, что сегодня утром вы действительно проснулись до будильника, приняли душ, затем позавтракали, и отправились на работу, но так до нее и не доехали.

– Не доехал? – с недоверием, спросил я.

– Нет. По пути на работу ваш автомобиль попал в аварию.

– И, по-вашему, в этой аварии я и умер?

– Не совсем. Вы скончались уже в больнице.

– Значит, вот как я там оказался, – с улыбкой на лице произнес я. – Получается, головой я ударился в аварии?

– Да.

– А, почему вы не упомянули об аварии раньше?

– Вы ведь сами не захотели меня слушать, помните? К тому же в кафе я сказал вам достаточно, но вы не поверили ни единому моему слову.

– А, что изменилось сейчас? Хотите сказать, сейчас я вам поверю?

– Посмотрите вокруг, Роман Сергеевич. Думаю, не стоит говорить, что некоторым вещам вы не можете найти разумное объяснение.

– Уверен это ненадолго.

– Несомненно. Но, скоро вы поймете, что я говорю правду. К тому же глубоко внутри вы уже знаете, что сегодняшнее утро было далеко не самым обычным в вашей жизни, не так ли?

– Конечно, нет! – прогремел я, все еще пытаясь защититься от слов моего собеседника.

– Неужели? – теперь уже в профессорском голосе слышна ирония. – Ни воспоминаний, ни картинок, хотите сказать, ничего этого нет?

Я промолчал. Наверное, я не знаю, что ответить, или просто боюсь произнести эти слова вслух.

Михаил Федорович прав. Я был сегодня в больнице. Я вспомнил это. Хотя, кажется, это не было похоже на воспоминание, это нечто иное. Скорее, видение. Оно промелькнуло перед моими глазами, когда я разглядывал рекламный щит, а затем затерялось в той самой темноте, в которую меня утягивал монстр. И вот оно снова передо мной. Я вижу вспышки. Вижу, как они превращаются в белые медузы. Вот я открываю глаза. Свет. Коридор. Больница. Авария? Неужели, все это правда?

– Пусть так, – произнес я. – Даже если я и был сегодня в больнице. Даже если я попал туда из-за этой чертовой аварии. Все это не значит, что я умер.

– Тем не менее, Роман Сергеевич, в аварии вы получили слишком серьезную травму, и, врачам не удалось вас спасти, – ответил профессор.

Зерно сомнения, что было посеяно в моей голове, когда я в ужасе вышел из кафе и сделал вдох, дало первые ростки, а вместе с ними вернулась и головная боль. Она набросилась на меня словно хищник, сидевший в засаде. И вот он выждал жертву. Зверь безжалостно разрывает меня, и при каждом его укусе мое сердце делает удар, отражаясь невыносимой болью в висках.

Мне снова становится дурно. Сейчас я хочу все бросить, я хочу оставить профессора одного и уйти, но, что-то мешает мне сделать это. Я пытаюсь ни о чем не думать, но мысли сами лезут в голову, подпитываемые этим странным видением. Снова вспышки. Врачи. Больница. Тут же боль в пульсирующих висках. Может, она лишь часть этого видения? И, если я умер, разве мое сердце не должно было остановиться? Значит, я жив? Жив! Жив! Словно спасительное заклинание, я повторяю про себя это слово. И, тут же оно невольно срывается с моих губ:

– Жив, – прошептал я, и посмотрел на профессора.

Михаил Федорович невозмутим. Сначала мне вновь показалось, что он, не обратил на мои слова никакого внимания, но, пройдя несколько метров, тяжелый голос профессора сотряс тишину:

– Вы знаете, Роман Сергеевич, многие до последнего готовы отрицать свою смерть. Люди готовы искать объяснение всему. И исчезнувшему кафе, и пустой улице, и изменившемуся городу. Самое забавное это то, что большинство людей находят эти объяснения, и искренне в них верят, какими бы абсурдными они не были. При этом будто бы специально пропуская мимо ушей слова о собственной смерти.

– Но, это ведь невозможно, – произнес я. – Разве, можно не помнить как ты… – я замолчал.

А, что если, профессор прав? Прав во всем. Ведь я не помню сегодняшнее утро, не помню аварию, не помню, как пришел в кафе. Быть может, не помню, и, то, как я умер? К тому же это видение, говорящее мне о том, что сегодня я явно был в больнице. Видение? Или я просто боюсь назвать его воспоминанием? Ведь если эти картинки действительно окажутся событиями сегодняшнего утра, то, я не смогу игнорировать и другие слова профессора. Или, я уже давно допустил мысль, что мой собеседник прав, а, сейчас просто пытаюсь отсрочить неизбежное? Ведь Михаил Федорович говорил обо мне. Бесспорно. Это я ищу разумное объяснение и пустой улице, и исчезнувшему кафе, и, даже этим странным, серым дома вокруг, но, где-то внутри я прекрасно знаю, что со мной произошло. Как это знает и человек, идущий рядом. Он, так и не дождавшись моего вопроса, вскоре сам спросил меня:

– Не помнить что?

– … как ты умер, – с отчаянием в голосе, продолжил я.

– Роман Сергеевич, большинство людей не помнят даже то, как они прожили свою жизнь. Что уж говорить о смерти. Она всего лишь мгновенье, которое, иногда приходит слишком неожиданно. Но, не волнуйтесь, вы обязательно все вспомните, – в этот момент Михаил Федорович внимательно посмотрел на меня. – Тем более, вы ведь уже вспомнили больницу, верно?

– Да, – признался я.

– И, что там произошло?

– Я вспомнил лишь обрывки. Коридор, врачей, и, странное ощущение, словно я куда-то проваливаюсь.

– Может, еще что-нибудь?

– Нет. Только это. Или…

Легкий холод пробежал по моему телу. Мной овладел страх. Незаметно подкравшись, он тут же поглотил меня, отрезав все пути к отступлению. Я вспомнил, что точно такой же страх был во мне, когда я находился в больнице. Но, что могло меня так напугать? Боюсь, сейчас я этого не узнаю, к тому же уже через секунду, разогнав все мои мысли, профессорский голос вернул меня к разговору:

– Так, вы вспомнили еще что-то? – спросил мой собеседник.

– Нет, – ответил я.

– Замечательно, Роман Сергеевич. Память начала к вам возвращаться, и, вы вспомнили намного больше, чем думаете, – произнес Михаил Федорович, оглядываясь по сторонам.

Я поднял голову, и, как только мой взгляд коснулся ближайших зданий, вопросов стало еще больше.

Серые дома неожиданно куда-то исчезли, уступив свои места ничем не приметным, похожим друг на друга многоэтажкам. Теперь уже они бесконечно тянутся к горизонту, разбавляемые лишь немногочисленными магазинами и витринами. Мой взгляд тут же заскользил по их ярким вывескам, но, не найдя в них ничего запоминающегося, переключился на фасады многоэтажек. Следующие несколько секунд я старательно разглядывал их, и, пусть мой взгляд не задерживался подолгу ни на одном из зданий, все же я подмечал детали, на которые раньше вряд ли бы обратил внимание, будь то водосточные трубы, оконные рамы, или даже заржавевшие решетки на окнах близлежащих домов. Я рассматривал все эти мелочи в надежде, что они смогут рассказать мне хоть что-нибудь об этом городе. Но, увы, они молчат, словно находятся под сильнейшим заклятием, а вместе с ними молчит и сам город. Его пустые парадные. Застывшие витрины. Я все еще не пониманию, где нахожусь, но, теперь, кажется, глупо доказывать себе, что это Питер.

– Не волнуйтесь, Роман Сергеевич, это Санкт-Петербург, – я вздрогнул, услышав голос Михаила Федоровича, и тут же посмотрел на своего собеседника.

– Вы что, читаете мои мысли? – спросил я.

– Ну, если это первое, что вы хотите узнать то, нет, я их не читаю. Это ведь неэтично, – невозмутимо, ответил профессор, а, после добавил. – Я просто их слышу, потому как, пока у вас не особо получается их контролировать.

– Контролировать что? Мысли?

– Да. Они способны влиять на очень многое, и, представляют собой особую ценность. По этой причине не стоит ими разбрасываться. Тем более оказавшись здесь, – пояснил профессор.

Еще в кафе, сидя за столом, я не раз обращал внимание на то, что мой собеседник весьма умело, манипулирует словами, что позволяет ему вести разговор в нужном направлении. К тому же, порой некоторые слова он произносит с такой интонацией, что именно на них ты невольно обращаешь свое внимание. Михаил Федорович уже неоднократно проделывал со мной подобный трюк, и, так случилось на этот раз, но, теперь голос профессора еще громче зазвенел в моей голове.

– Здесь? – повторил я, вслед за голосом старика. – А, что это за место?

– Там, где люди оказываются после смерти. Я ведь вам уже говорил это, – произнес Михаил Федорович, после чего с интересом посмотрел по сторонам. – Но, знаете, вообще-то у этого места нет названия, – добавил он.

Я ничего не ответил, а, только окинул взглядом ближайшие здания.

Теперь я уже вряд ли смогу объяснить, как здесь появились все эти дома, и куда исчезли серые трехэтажки, но стоит ли мне вообще это делать? Кажется, я уже давно получил ответы на все свои вопросы. Думаю, мне нужно перестать бояться и следует признаться себе, что сегодня я все-таки был в больнице, и, видимо действительно оказался там из-за аварии, в которую попал по пути на работу. Хотя я все еще не вспомнил всех деталей сегодняшнего утра, но получается я на самом деле… Стоп – остановил я себя, но профессор тут же продолжил:

– Да, Роман Сергеевич, вы, на самом деле умерли.

– Но, это какой-то бред, – тихо произнес я.

– Почему вы так думаете? – немного наигранно поинтересовался старик.

– Да потому что, после смерти люди не должны оказываться в городе, разве нет?

– Разумеется, – неожиданно согласился мой собеседник. – Вообще-то, каждый человек, оказавшийся здесь, видит это место по-своему.

– То есть, как это? – спросил я.

– Все просто. После смерти, душа на некоторое время еще сохраняет связь с телом, благодаря чему, она оказывается в том месте, к которому была эмоционально привязана при земной жизни. Эти эмоции должны быть у всех исключительно положительными, но, вот само место будет у каждого свое. Например, собственная квартира, или любимое место, где-то в лесу. Даже с захламленным чердаком в заброшенном доме у человека могут быть связаны самые сильные эмоции. Понимаете?

– Кажется, да, – потерянно, произнес я, но тут же попытался взять себя в руки. – Получается, мое место это город?

– Конечно. Вы безумно любили Санкт-Петербург, и по этой причине оказались здесь.

После слов Михаила Федоровича, я вновь взглянул на ближайшие фасады.

– Неужели, мы, правда, в Питере? – спросил я, адресуя свой вопрос больше в пустоту, чем профессору.

– Роман Сергеевич, в этом нет сомнений.

– Тогда, почему я не узнаю город? Хотя сначала был уверен, что это Питер.

– Потому что, покинув кафе, вы увидели то, что хотели увидеть. Но, теперь вокруг нас только ваши воспоминания. Здесь вообще все состоит из воспоминаний.

– Значит, это не настоящий Питер?

– Нет. Но, если вы хотите, что бы этот город был похож на тот, в котором вы жили, вам нужно вспомнить как можно больше его деталей. Но, будьте готовы к тому, что он все равно не станет тем Санкт-Петербургом, который вы знаете.

– Почему? – спросил я, стараясь держать свой голос как можно ровно.

– Воспоминания редко бывают похожи на то место, с которым они связаны, – произнес мой собеседник, и, немного помолчав, добавил. – Если хотите, я объясню вам, как здесь все устроено.

Я неуверенно кивнул, и, профессор продолжил.

– Роман Сергеевич, для начала представьте себе Санкт-Петербург, в котором вы жили. За свою жизнь вы, несомненно, побывали во многих его уголках. Тем не менее, даже в столь любимом вами городе есть места, которые вы никогда не видели, верно?

– Ну, да, – согласился я.

– Так вот, подобных мест не будет и здесь, просто потому что у вас нет воспоминаний о них. В этом городе вы встретите лишь те здания, которые видели при жизни. Скажем, дома расположенные по пути на работу, магазины, мимо которых вы проходили, или даже целые улицы, по которым любили гулять. Однако, не смотря на то, что, порой люди помнят даже то, о чем и не догадываются, все же, вы не можете помнить абсолютно всех деталей этих зданий и улиц. Понимаете, к чему я виду?

– Да, – неуверенно ответил я, и, тут же уточнил. – Получается, я не увижу того, чего не помню?

– Именно. Но, даже если вы не помните каких-то деталей, то все равно можете узнать некоторые здания или даже целые улицы. Потому как, исчезнувшие части не всегда меняют город до неузнаваемости, в отличие от того, что вы сами могли ему пририсовать, – произнес Михаил Федорович и, вновь ненадолго замолчал, давая мне возможность уловить смысл услышанного, но, дожидаться пока в моей голове возникнут очередные вопросы, проводник не стал. – Роман Сергеевич, скажем каждый день из окон своей квартиры, вы наблюдали за соседним домом, и знаете, что ваши окна выходят прямиком на его балконы. Если вы помните, как выглядит каждый из этих балконов, то найдя здесь соседний дом, вы увидите его таким, каким привыкли видеть. Но, что если вы не обращали внимания на балконы? Вы знаете, что они есть, но, не знаете, какими именно они должны быть. В этом случае, вы уже сами пририсуете соседнему дому его балконы, но, будут они такими, какими вам кажется, они должны быть, и, совсем не обязательно, что они были такими на самом деле. Понимаете? – я кивнул, и мой собеседник продолжил, – как правило, пририсованные детали мало чем отличаются друг от друга, а, значит, приблизительно так же будут выглядеть и остальные балконы в этом городе, разумеется, кроме тех, вид которых вы помните наверняка. То же самое касается всего остального.

– То есть, все дома будут похожи друг на друга? Как эти многоэтажки?

– Все верно. Большая часть зданий здесь потеряет свою индивидуальность, – ответил проводник, и замолчал.

Я поспешил заполнить ненадолго установившуюся тишину.

– А что на счет дома, в котором я живу… жил, – поправил я себя, и, посмотрел на профессора. – Если я точно помню, как он выглядит, значит, он не изменится, верно?

– Боюсь, не все так просто, – ответил проводник, и, сделав несколько шагов, продолжил. – Здания, в которых прошла ваша жизнь, здесь наиболее подвержены изменениям. Происходит это из-за эмоций, пережитых когда-то в их стенах. Все негативное медленно разрушало эти здания, в то время как, положительные эмоции наоборот, меняли их в лучшую сторону. Поэтому, как вы понимаете, велика вероятность того, что вам будет проблематично узнать собственный дом, или скажем, офис.

– Но, все равно это будет Питер?

– В большей степени, это будут воспоминания о нем, переплетенные с вашими эмоциями. Но, да, это будет Санкт-Петербург. Однако что бы этот город появился, вам предстоит многое вспомнить.

– А, что будет потом? Когда, я все вспомню.

– Потом? – задумчиво повторил проводник. – Потом, мы с вами окажемся в месте абсолютно уникальном. Вокруг нас будет город, в котором и прошла ваша жизнь. Глядя на него, вы поймете, какой она была. К тому же город перестанет быть просто переплетением воспоминаний и эмоций. В какой-то степени, город станет отражением вашей души, и, вы сможете увидеть, чем она заполнена на самом деле.

– Значит, для этого мы здесь? Посмотреть на мою душу?

– Роман Сергеевич, каждый сам решает, для чего он здесь. Это место соткана из тончайших нитей, и каждая из них меняла этот город. Вы меняли его. И все, что вы пережили на протяжении двадцати семи лет, нашло здесь свое отражение. Поэтому, все то, что вы здесь увидите, будете вы сами, просто в иной форме, в той, что бережно хранили вдалеке от посторонних глаз.

– И, где оно хранилось? – спросил я, не отрывая взгляд от профессора.

Михаил Федорович плавным движением поднес правую руку к своей голове.

– Здесь, – ответил он, как только кончики его пальцев, задели седые волосы, затем таким же плавным движением профессор дотронулся до груди. – И, здесь, – добавил он, после чего снова убрал руки за спину.

Я посмотрел вперед.

– А, что на счет тех, кто оказывается не в городе? – спросил я, окинув взглядом улицу. – Как у них меняется это место?

– У каждого это происходит по-разному, но, в любом случает это место, найдет способ стать отражением души, – пояснил профессор, и, замолчал, а, вскоре, не дождавшись от меня других вопросов, поинтересовался сам. – Роман Сергеевич, означают ли ваши вопросы то, что теперь вы мне верите, и больше не считаете меня сумасшедшим?

– Я вовсе так и не думал, – потерянно ответил я.

– Неужели? Мне, кажется, мы оба знаем, что это не правда.

– Да. Простите. Просто, в ваши слова было сложно поверить.

– Все же теперь вы в них, кажется, верите?

– Не знаю, – я пожал плечами. – Но, некоторым вещам я действительно не могу найти разумное объяснение.

– Роман Сергеевич, поверьте, вам еще многое предстоит увидеть, – произнес профессор.

После слов Михаила Федоровича я сделал несколько шагов, и бросил взгляд на противоположенную сторону улицы. Мне показалось, что в одном из окон мелькнула чья-то фигура. Я жадно начал разглядывать окна многоэтажки, но никого в них не вижу. Однако этого обмана зрения оказалась достаточно, что бы вновь пробудить во мне переживания, касающиеся отсутствия людей вокруг. Теперь, я уже не могу не спросить об этом…

– А, почему здесь никого нет? – продолжил я наступление, рассматривая то самое, пустое окно многоэтажки. – Ведь если, как вы говорите, вокруг нас только воспоминания, то, здесь должны быть и люди, о которых я помню.