Текст книги "Город семи туманов (СИ)"
Автор книги: Рада Сарева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Как много их вокруг, таких невезучих, неудачливых, запутавшихся в собственных комплексах и принципах, равняющих всех по своей линейке... Все, что толкает их вперед – зависть. Черная, иссушающая, злобная. И как же они радуются, когда с кем-то другим, а не с ними, приключается беда! Уверена, многие из тех, кого я вижу сейчас в этом рыбьем водовороте, ликовали, услышав о моей болезни... Грустно. Им не объяснить, не доказать, что все достижения – плод тяжелого, изматывающего труда. Так же бесполезно опровергать их домыслы, коими такие люди стремятся поделиться со всеми, не желая верить, что кто-то оказался успешнее них самих. И все-таки...сколько же их вокруг меня! Готовых растерзать на месте ни за что! Я и не замечала... Что делать? Как поступить? Не могу же я показывать каждому из них его собственный путь к счастью! Это не моя стезя и не моя задача!
На этой мысли меня подкинуло вверх, вырвав из глубинного плена. Я закашлялась, нечаянно хлебнув воды по пути на поверхность, и поняла, что стою на коленях, все так же прижимаясь к срезу пня.
– Молодец, девка. Всю грязь с себя смыла. – Зеленый кикимор заботливо похлопывал меня по спине, приговаривая ласковым тихим голосом. – Я и не понял сначала, что не твое оно, чужое, за жизнь налипшее. Теперича-то все у тебя сладится. А на завистников плюнь да внимания не обращай. Не стоят они того. Мир сам их накажет, коли за голову не возьмутся.
Я встала на ноги, разглядывая болото. Ни следа тумана и тех зеленоватых едких испарений! И мое отражение снова пришло в норму. Кикимор только хмыкнул, приметив мои торопливые ощупывания и похлопывания по телу.
– Ну, иди, красавица. – Щелкнул когтистым пальцем, топнул – и прямо от пня побежала вперед твердая, надежная тропинка. – Сторонись тех, кто как в болоте искупался, правильно тебя бабка учила! Беги быстрее, другие смотрители ждут-не дождутся. И под ноги смотри, кулема!
И я побежала, благодарно поклонившись зеленому человечку на прощание. И совсем не удивилась, спустя каких-то пять минут очутившись на все той же площади, где призывно подмигивали и щерили пасти драконы трех мостов.
***
Фуксия
Я дождалась ставшего привычным удара колокола и сделала шаг вперед, тут же остановившись. Интересно, какой мост выбрать первым? Есть ли смысл в их одновременном появлении? И если есть, то как его понять мне?
Без казусов не обошлось и на этот раз. Пока я предавалась размышлениям, пространство впереди дрогнуло, вспучилось радужными пузырями и…меня с силой втянуло в огромную воронку, разинувшую пасть прямо под ногами. Я с воплем полетела вниз, зажмурив глаза и кляня собственную медлительность.
Приземление вышло жестким. Меня «выплюнуло» на каменистый склон, с размаху ощутимо приложив спиной о неровности почвы. Стон вырвался вопреки всем усилиям его сдержать, мгновенно перейдя во всхлипы. Подняться на ноги я даже не пыталась – настолько сильным оказался внезапно накативший приступ. Пожалуй, муки, едва сравнимые с этими, я испытывала в начале своей неведомой болезни. Дикая резь в животе, ломота в суставах и накатывающая волнами, почти что ослепляющая мигрень. Я свернулась клубочком на земле, приготовившись к долгой пытке. Мир перестал существовать, сузившись до мелькающих пятен на внутренней стороне век.
В какой-то момент организм решил, что терпеть больше не может, и милостиво отключил сознание. Сколько я так провалялась, не знаю. В чувство меня привело ощущение раскаленного жара в области ног. Я согнула колени и осторожно приоткрыла глаза, делая несмелый вдох. Мигрень, равно как и прочие симптомы, исчезла без следа. Вдохнув уже полной грудью, я неторопливо села. И тут же упала обратно. Прямо передо мной сидела громадная шестилапая чешуйчатая зверюга о трех шакальих головах и плотоядно разглядывала свой будущий ужин. Или обед, что не столь важно в данной ситуации. Химера синхронно подалась всеми головами ко мне, выдохнув в лицо струйки раскаленного пара, и…визгливо расхохоталась.
– И правда, смешная! Откуда ты взялась здесь, чужачка? Сколько лет живем на свете, ни разу такой тварью не оборачивались!
Животинке вдруг вздумалось перепрыгнуть через меня. По-кошачьи взмахнув семью лысыми, крысиными хвостами, она мягко взлетела в воздух и приземлилась где-то над моей головой. Сверху полетела каменная крошка. Я справедливо решила, что раз меня все еще не съели, панику можно отставить, и рискнула осмотреться кругом. Картина не радовала. Меня забросило на уступ скалистого островка посреди бурлящего, ядовито-багрового с ржавыми проплешинами озера. Над водой поднимались явно нездоровые миазмы, смазывая линию горизонта. Где-то вдалеке сквозь плотное марево проглядывали высоченные стены, заменяющие озеру берега. Искусственное, должно быть?
«Не-е-е-ет, дорогуша, не искусственное! Ты в сердце вулкана, крошка!»
Я тряхнула головой. Докатилась. Уже голоса мерещатся. Химера завозилась на своем порожке и лающе рассмеялась.
«Мы слышим все твои мысли, Эмма. Мы знаем, чего ты страстно желаешь. Признайся, ты давно мечтала провести время вдалеке от семьи, не так ли? И вот мечта сбылась… Петер Вергислих тебе не пара, женщина. Он не ценит твои усилия, не обращает внимания на попытки освежить отношения, он скучен и пресен… Вас держит вместе только дочь, но и с ней у тебя проблемы… Переходный возраст? А может, ты плохая мать? На работу ты тратишь гораздо больше усилий и времени, чем на воспитание дочери! Ты так жаждешь одиночества и свободы, Эмма! Немного пожить только для себя…Не надо винить себя за такие мысли. Вы слишком долго были вместе, слишком рано поженились…»
Чужие голоса нараспев цитировали те самые мысли, которых я жутко стыдилась даже наедине с самой собой. Я искренне люблю мужа и дочь. Радуюсь развитию своего дела, с которым, считаю, мне повезло. Горжусь своей физической формой и стараюсь не забрасывать тренировки. Меня воспитали на принципах душевной чистоты, когда и в мыслях, и в сердце, и в жизни следуют схожим идеям, решениям, нормам. Потому подобные каверзные и подленькие мыслишки, словно нашептанные кем-то в темноте в минуты слабости, всегда повергают меня утром в уныние и приводят к самоедству. Странно, скажете, да? В мыслях и мечтах люди частенько уходят от реальности, бытовых проблем и забот, осточертевших правил, но…Я так не могу. Как бы еще объяснить это въедливой химере, продолжающей завывать на три голоса в моей голове?
«Красота уходит с годами, любовь стареет. Что останется от тебя еще через пять лет? Через десять? Здесь ни для кого нет исключений. Ты думала, связь на стороне могла бы вернуть былую живость и радость? Определенно, молодой любовник добавит яркости в твои будни! Попробуй…Это закономерно...»
– А ну, брысь из моей головы! – я рассвирепела, по мере слушания химерьих завываний погружаясь во всепоглощающую вину и жгучий стыд, словно уже совершила все то, о чем когда-то в пылу обиды подумала. – Я сама решу, что закономерно, а что нет!
– Но ведь было, было, было…Допущенная мысль есть оформленное желание! – химера сорвалась со своего насеста и закружилась вокруг меня, нагнетая и без того мрачную обстановку своими громкими воплями.
– Было! Согласна, было! Но я обычный человек, а не святая! Я устаю и иногда срываюсь вдали от чужих!! И потом я искренне жалею, что допустила саму тень этих чертовых мыслей!
– А то колье? Ты помнишь, Эмма, сапфировое колье, которое тебе посулили в качестве взятки? Оно так подойдет к твоим глазам! Всего-то нужно подписать один договор, закрыв глаза на репутацию заказчика…Подумай, может, стоит согласиться? К чему все твои принципы, если они тормозят личное благосостояние? Забудь их, живи, как все! Никто не умер от маленькой поблажки благодарным просителям с немного просроченным товаром…
Я слушала химеру, до крови вонзив ногти в ладони. Откуда-то из глубины меня поднялась, раскручиваясь, тугая пружина гнева. Все былые переживания на тему недостойных мыслей будто спалило, смело грубым ударом осознания. Ненавижу, когда приходится оправдываться за то, чего не совершала! И объяснять собственные правила жизни тем, кому на них плевать! Я никогда не соглашусь на взятку! Не буду вести грязную игру! Не заведу любовника! Не уйду от мужа, если, конечно, между нами не произойдет что-то совершенно неприемлемое! И с дочерью у меня есть и буду прекрасные отношения! Это мои мысли, моя жизнь, в конце концов, я проживу ее так, чтобы перед смертью не было мучительно стыдно за свои поступки перед собственной совестью! И плевать на общественное мнение, подспудную необоснованную вину и прочие предрассудки, поскольку только мне решать, какая из тысяч мыслей станет явью, а какая так и останется мимолетным видением!
Я схватила первый попавшийся под руку камень и запустила им в орущую гадину. Неожиданно для себя попала, заставив кошмарную птичку взвизгнуть и, потеряв на мгновение управление полетом, вильнуть вниз, прямиком в облачко ядовитого пара. Больше наверх она не поднялась. Вместе с ней пропали и отголоски боли, изредка мелькающие на периферии телесных ощущений. Все? Я прошла и это испытание? Где, в таком случае, путь назад? Кто мне его укажет?
– Зря ты так с ними. Думаешь, Смотрители сами выбрали такую участь? Или, может, ты считаешь, что так просто вытащить на свет всю скрытую в ваших душах грязь?
Над озером висел, скрестив руки на груди, мальчишка лет шестнадцати в черном трико. С широкоскулого лица укоризненно смотрели красные глаза, фиолетовая челка закрывала лоб, уголки еще по-детски пухлых губ подрагивали, сдерживая то ли улыбку, то ли крик.
– Ты кто? – невежливо, понимаю, но ничего поделать не могу. После химеры хорошего от этого дикого мирка в жерле вулкана я не ждала. И как еще не сварилась заживо?
– Последний Смотритель. Решил заглянуть к друзьям, узнать, почему так долго. – Он презрительно скривился. – Откуда я мог знать, что к нам пошлют необразованную дикарку?
– Это вы, молодой человек, сейчас меня оскорбить хотели? – я поразилась наглости и язвительности этого внешне очаровательного ребенка.
– А что, тут есть еще одна старая тетка со сломанной памятью?
– Ну, знаешь ли! – меня аж перекосило от его слов. – Это совсем ни в какие ворота! Что вы прицепились все к моей памяти?
Ребенок оглядел меня долгим пристальным взглядом и вдруг удивленно округлил глаза.
– О, так ты не знала! Прости! Тогда идем скорее ко мне, пока мои товарищами не выбрались. – Мальчик мягко приземлился на землю рядом со мной, крепко ухватил за локоть и побежал вперед, на другой конец скалы, по дороге пояснив свою спешку. – Ты их сильно разозлила своей меткостью. Еще никто так быстро не побеждал низменные страсти, стыд и вину! Впрочем, чего с тобой разговаривать… У тебя всего-то и проступков было, что мыслишки нечистые, даже болезненной привязанности к вещам не нашлось. Так себе повод для визита…
Тут скала кончилась, под ногами разверзлась мутная от жара и миазмов пустота, я зажмурилась что есть силы… И услышала сказанное тихим шепотом:
– И все-таки, кто же сломал твою память, Эмма?
***
Изумруд
С тихим всплеском мы рухнули в озеро лавы, пролетели его насквозь и с точно таким же плещущим звуком вылетели в искрящийся алыми всполохами тоннель. Вокруг талии тут же обернулась невидимая веревка и что есть силы дернула за собой. Нас немного помотало из стороны в сторону, утягивая незримыми путами, и выкинуло в огромной гулкой пещере. Пещерка оказалась с сюрпризом: одна из стен радовала глаз изумрудными переливами, пускающими блики по всему пространству. Долго любоваться на природную красоту мне не дали спутник. По-прежнему держа меня за локоть, он решительно направился к зеленому «витражу», трижды стукнул по нему кулаком, как-то особенно цыкнул и…струйкой тумана просочился внутрь. На миг перед глазами все перемешалось – и я обнаружила себя стоящей рядом с мальчишкой. Уже по другую сторону чудной стены.
– Пространственный переход между разными Городами, – пояснил мальчик, заметив мое недоумение. – Не бери в голову, сейчас у нас другие задачи. Постой спокойно, никуда не уходи, ничего не трогай.
И унесся, моментально исчезнув из вида. А я осталась стоять на крепких бревнышках моста, перила которого оказались украшены яркими ленточками аж до середины строения. Дальше мост заканчивался, обрубленный пополам куском малахитовой стены два на два метра. Пасторальная картинка получается: взъерошенная блондинка среднего возраста в пестром сарафане явно с чужого плеча (откуда он вообще взялся? Где моя спортивный костюм?), стоящая на половинке моста посреди сказочного цветочного луга, над которым с деловитым жужжанием сновали пучеглазые белые рыбки, похожие на аквариумных телескопов. Полупрозрачные плавники нежно трепетали в воздухе, когда та или иная местная «бабочка» зависала над цветком, слизывая длинным тонким язычком сладкий нектар. Я пожала плечами. Подумаешь, рыбки летающие. Главное, не жуткие химеры, лезущие в голову. А рыбки… В целом, смотрится миленько, да и безопасно вполне.
Я так и не пришла к окончательному решению, сон ли меня окружает или все-таки горячечный бред. Аргументы были весомыми для обоих вариантов. С одной стороны, приступы боли, накатывающие внезапно, доказывали, что я еще жива и вполне в своем уме. Сумасшедшие вряд ли чувствуют боль в своих видениях. С другой стороны, я никак не могла проснуться даже от сильнейшего из приступов, что уже было тревожным симптомом. Да и воспоминания, рваными клочками присутствующие в каждом эпизоде этого сновидения… Ай, какая разница! Умереть во сне совсем не так страшно. Просто перейду из одного мира в другой по тонкому мостику. Кстати, помнится, я уже стою на том самом последнем, седьмом мостике? Может, именно уход из мира живых он и обозначает?
Я в рассеянной задумчивости спустилась на сочную траву, приласкала ткнувшуюся в протянутую ладонь рыбку-бабочку, нагнулась к пышным соцветиям какого-то незнакомого растения, вдохнула упоительно-сладкий аромат… Перед глазами вихрем понеслись воспоминания. Такие же нежные, мягкие, сладкие, как и запах лазоревых цветочков.
Когда-то давно, еще в колледже психолог, которая вела у нас курс, предложила невероятно эффективный способ борьбы со стрессом. Как только почувствуете, что вас накрывает волной негативных эмоций, начинайте вспоминать самые приятные кусочки своей жизни. Постепенно подобное замещение станет нормой, мозг привыкнет, что в определенных ситуациях вы испытываете радость, а не гнев или расстройство, и «впишет» это в реакции организма. Мне этот способ сохранил массу нервных клеток. Последние месяцы я все чаще с головой погружалась в восхитительно радостные моменты жизни, оставляя за спиной многочисленные проблемы, растущие в обстановке экономического кризиса, как грибы после дождя.
Первое свидание с Петером, неуклюже-романтичное, как в книгах. Предложение руки и сердца, сделанное на историческом фестивале. Муж облачился в тяжелые латы, взгромоздился на коня и приехал к окнам нашего домика. Песни пел во имя прекрасной дамы, на коленях стоял…
Первый выигранный тендер. Боги, как же я тогда волновалась! И как счастлива была, увидев название своей компании в первой строке рейтингов.
Спящая между нами дочка. Ей всего полтора года тогда было, сама пришла из детской, держась за стенку, влезла к нам на кровать и маленьким котенком свернулась на одеяле. Грозы испугалась. Когда мы осторожно утянули ее под одеяло, малышка даже не проснулась. Спала и улыбалась…
Летние каникулы у бабушки, полные уюта и тепла. С оладушками в меду, ягодным чаем, садовыми качелями и вечно исцарапанными о чужие заборы коленками… Куклы – это же так скучно!
Поездка на море с подругами, свадьба лучшего друга, рождение дочери, ее первые шаги, первое «мама», наш дом, наконец-то достроенный, прогулка в яблоневом саду весной, рассветы в горах, песни у костра, прыжок с парашютом, громадный кит, встреченный во время круиза на просторах океана…
Ледяная вода, с силой хлынувшая со всех сторон, вырвала меня из блаженного тумана. Я моргнула от удивления, сфокусировала взгляд на подпрыгивающем передом мной светлом пятне в черной окантовке.
– Тетенька, ты дура? – обманчиво-ласковым голосом обратился ко мне мальчик-Смотритель, сверху вниз разглядывая мокрое дело рук своих. Потом выпрямился, уперев руки в бока, грозно свел брови и рыкнул неожиданно громким низким голосом. – Сказано же было – стой на месте и ничего не трогай! Тебя наполовину в туман затянуло! А если бы я хоть на минуту задержался?!
Стало нестерпимо стыдно. Предупреждал? Предупреждал. А я? Взрослая вроде бы женщина… Действительно, тетенька – дура. Замечталась, как обычно, в воспоминания окунулась, а поджидающую опасность не заметила. Как будто в других местах все было безоблачно! Расслабилась…
– Прости, я задумалась, отвлеклась, – повинилась я, зябко ежась в мокром сарафане. Надо же, оказывается, здесь и ветер есть! Вон как рыбки затрепыхались!
– Поздно уже, – мальчик по-прежнему кипел от ярости. Резко встряхнув кистью, он обсыпал меня каким-то порошком с едким запахом. – Поднимайся, бедовая. Придется на бегу тебя уму-разуму учить.
– Мы куда-то опаздываем?
– Еще секунда – и мы успеем! – просвистел мне прямо в лицо маленький поганец, после чего вдруг завертелся волчком, окутался малахитовой дымкой и…
Невысокий тощий мальчишка обернулся толстым, как ствол столетнего дуба, змеем с лиловой шкурой, покрытой изумрудной вязью странных символов. Глаза его по-прежнему взирали на мир с циничным ехидством и какой-то обреченной усталостью.
– С-с-садись, Эмма, надо с-с-с-спешить, – лизнул он воздух раздвоенным язычком и подкатился ближе. Я покорно забралась на него, согнув ноги в коленях, чтобы не задевали траву. Мальчик-змей фыркнул, шелестяще рассмеялся и взлетел, выпростав откуда-то позади меня крылья, похожие на стрекозиные.
– Стрекозел малолетний, – мне вспомнился Льюис Кэрролл с его фантазиями. Может, он пережил нечто подобное в свое время, а после просто описал приключения, заменив себя на девочку Алису? Может, у меня долгоиграющий наркотический сон…
– Обернис-с-с-сь, – посоветовал он мне, не обратив внимания на колкость.
Я послушно повернулась назад и, нервно икнув, распласталась по спине «летуна», крепко вцепившись в него руками и ногами. Стало ясным, почему так волновались белые рыбки. На безмятежный луг накатывала чернильно-черная туча, оказавшаяся скоплением крупных тварей, отдаленно напоминающих разъевшихся и подросших до размеров собаки «телескопов». Хуже саранчи, ей-богу.
– Что происходит?!
– Туман не любит, когда у него отнимают игрушку, – прозвучало у меня в голове. Еще один телепат…
– О какой игрушке речь?
– Об одной безмозглой тетке, которая не понимает простейших указаний! – на порядок громче мысленно проворчал парень. – Вредоносные сущности питаются не только негативом! Горе, сожаление, вина, зависть – Смотритель каждого из мостов следит, чтобы твари не прорывались наружу! Но вкуснее всего для них радость. Ты же вспоминала моменты радости, счастья, да?
Я непонимающе кивнула. Спохватилась, мысленно ответила согласием. Виски взорвало болью. Чужой голос бушевал, почти нестерпимо крича.
– Твоя радость…Отравленная радость! – в голосе мальчишки пробилась горечь. – Человек не должен жить воспоминаниями, не должен за ними прятаться! Это как наркомания! Вы уходите все дальше и дальше от настоящей жизни, теряетесь в сладких лабиринтах памяти и перестаете быть собой! Все эти рыбки-бабочки когда-то пришли ко мне, заблудившись окончательно в грезах о славном прошлом! Ты чуть не присоединилась к ним, и теперь Туман радости, Изумрудный туман недоволен! Он жаден, он всегда голоден, он готов сожрать сколько угодно душ!
Я по-прежнему висела на его спине, внутренне холодея. Что же это…Он…Он прав! Я не так двно заметила за собой, что все чаще и чаще ухожу в воспоминания, любую свободную минутку перебирая их, как украшения в шкатулке. Примеряя, силясь испытать те же самые чувства, вспомнить их отзвуки и вкус… И правда, как наркомания. Зависимость, болезнь, выданная за панацею от всех бед!
– Я не знаю, кто разносит эту заразу! – мальчик уловил обрывок мысли о том, как я пришла к этому способу «лечения от стресса». – Кто учит вас прятаться за радостными моментами от реальности! Но если найду, клянус-с-с-сь…Убью! Всех до единого! Отдам на корм туману, если, конечно, он согласится жрать эту падаль! Держись!
И мы рванули вниз, в крутом пике уходя от нависшего над нами гребня прожорливой «волны», гудящей от яростного трепыхания мощных плавников. До спасения не хватило всего лишь доли секунды. Черные рыбы настигли нас у самой кромки луга, толкнулись губастыми мордами в спину и…пролетели сквозь меня, обнаружив свою «туманную» природу. В какой-то мутно-серой пелене я видела, как от груди в районе сердца вслед за рыбьими тушами вытекает тоненькой струйкой нечто золотистое, оставляя тоскливую пустоту в душе.
– Смотритель, – я еле шевельнула губами, силясь спросить его, что происходит. Определенные догадки были, вполне совместимые с моими ранними рассуждениями. Наверное, так из человека уходит жизнь? По капле вливаясь в безбрежную реку забвения… Жуть какая.
Мальчик-змей повернул ко мне морду, отчаянно полыхнул угольками глаз и, дернувшись на месте, как будто его сковало невидимой цепью, разинул пасть, издав вибрирующий в темном мареве крик на грани слышимости. Рыбы заволновались, расступаясь, но…
Мне уже не было до этого дела. Самая массивная плавучая тварь унесла на своей хребтине сверкающую лужицу. Последнюю. Мир мигнул перед моими глазами безумной радугой и стремительно выцвел, теряя краски и оттенки, покрываясь пепельной пылью, вместо снега падающей с небес. Вместе с красками исчезли и луг, и оголодавшие рыбы, и нагловатый Смотритель.
***
Пепел
Вскоре не осталось ничего. Только я и колышущийся бескрайним морем пепел. Да и я… Из всех чувств мне остались доступны лишь слух и зрение. Впрочем, за последнее не ручаюсь точно. Я кривовато улыбнулась и легла на спину. Вот мое путешествие в стране чудных мостов и закончилось. А вместе с ним, судя по всему, моя не такая уж долгая жизнь. Жаль немного Петера, он так надеялся, что в далеком приграничном городе мне помогут…
– Здравствуй, Эмма. Рановато ты легла умирать.
За моей головой стоял смутно знакомый старичок-китаец в сером кимоно.
– Это шэньи, девочка, кимоно носят в Японии, – усмехнулся старик, поглаживая длинные, свисающие вниз сосульками усы. Как у сома, ей-богу. – Поднимайся, нам нужно кое-что закончить, прежде чем ты уйдешь.
Вот же…И умереть спокойно не дадут! Я со вздохом поднялась и поплыла над пепельными сугробами вслед за очередным своим провожатым. Тот тихо посмеивался, отчего его плечи постоянно дрожали. Однако вскоре его реакция перестала меня занимать. Перед нами вырос из небытия домик, словно облитый серо-стальным лаком. С покатой крышей, тонкими бумажными дверями и семью драконами, сторожащими крыльцо.
– Входи, Эмма. Что ты застыла? Осталось немного…
Я вошла внутрь и остолбенела. Повсюду, на каждом миллиметре внутреннего пространства дома висели осколки зеркал. Большие, маленькие, правильной или же искаженной формы, затемненные временем и сажей или до блеска отмытые, они попадались везде, куда падал взгляд. Что самое притягательное и, в то же время, пугающее – они отражали мою жизнь. Всю, до мельчайших кусочков, которые едва-едва держались в памяти.
– Что…это? – я резко выдохнула, зажмурив глаза и болванчиком замирая в окружении собственных воспоминаний.
– Разве ты еще не поняла? – укоризненно глянул на меня старичок. – Что ж, надо думать, последнее приключение изрядно тебя вымотало. Это твоя память, Эмма.
– А…она у всех выглядит вот так?
– Нет, – по-отечески сочувствующий взгляд остановился на мне, заставив напрячься в ожидании неприятного ответа. – Только твоя. Видишь ли, девочка, твоя память сломалась, и давно. Хотя, по правде говоря, тебе помогли ее сломать.
Я рассеянно пожала плечами в ответ. Ну и что? Подумаешь, память сломалась. Никогда, если честно, не замечала за собой каких-то проблем с внутренним хранилищем информации. Люди живут и со сломанным сердцем, и с нездоровой кровью, что, как мне кажется, гораздо серьезнее.
– Ты не права, девочка. – Седые кустистые брови старика столкнулись на переносице. Он взмахнул рукой, сыпнув в пространство перед нами какой-то порошок. – Гляди. Вот так выглядит здоровая память.
Перед нами появилась иллюзия самого обыкновенного трюмо. Крупное зеркало, до блеска отмытое, посередине, два более узких и темных по бокам. Обыденно и просто. Только в крышку шкафчика, служащего опорой для всей конструкции, врезан замок-не замок, нечто механическое и явственно тикающее.
– Так выглядят прошлое, настоящее и будущее человека. – Наставительно проворчал старик, материализуя рядышком остов другого трюмо.
Выглядело оно жалко. От зеркал остались лишь проржавевшие рамы, скобы перекосило, а лакированные дверцы шкафчик оказались жестоко исцарапаны то ли когтями, то ли ножом. Механическая «начинка» – выдрана с корнем, обнажив глубокую дыру с рваными кончиками проводов и пружин, торчащих наружу.
– Ваша память – изящный и тонкий механизм, – продолжил свои объяснения этот седой фокусник. – Вы не знаете, но в ней записаны все три времени, в которых существует человек. Три грани реальности, которые тесно связаны друг с другом. Движение или неосторожно сказанное слово в одном времени отзовется и в других двух. Память – это хранилище опыта, знаний, но никак не информации.
– В чем разница? Я считала, что знания и информация – синонимы.
– Знания – это информация, которой ты пользуешься в жизни, а не бездумно копишь «на черный день». Память специально дана вам как инструмент для достижения счастья. Она – источник мудрости, почерпнутой из прожитого опыта. Каждый раз, сталкиваясь с какой-либо ситуацией, ваш разум, ваш дух в первую очередь обращается к памяти, ищет, нет ли в ней ответа, как следует поступить. И только потом, изучив все, что найдется, приступает к созиданию ответа на «раздражитель».
Иллюзия «правильной» памяти дрогнула и зашевелилась. Механическая «роза» затикала громче, словно светясь изнутри, отсчитывая мгновения, секунды, часы, годы, века. Зеркала превратились в бегущую ленту диафильма, показывающего зрителям чью-то жизнь. Правое зеркало – будущее – стало кадром, еще ожидающим показа. Темное, но с уже видимыми контурами. Миг – и оно соскальзывает в центральное зеркало, обретая краски и четкость, становясь настоящим. И постепенно соскальзывает влево, уходя в такое же присыпанное пылью прошлое. Самое интересное – картинки, уходящие из зеркала-прошлого, не растворялись и не исчезали. Они светящимися разноцветными картинками по не замеченной мной ранее трубке попадали внутрь шкафчика, скапливаясь там, как в коробке.
– Но вы, люди, умудряетесь все извратить! – эти слова старик будто бы выплюнул, доселе равнодушное лицо перекосило гримасой отвращения. Целое трюмо рассыпалось серой пылью.
Разумные вещи говорит, хотя…Мы, люди…А сам он кто? Кто вообще те странные существа, встретившиеся мне на пути?
– Погоди, – недовольно буркнул он, успокаиваясь. – Сейчас все объясню. Так вот, память дана для того, чтобы искать в ней ответы на вопросы настоящего и будущего. Тогда она работает исправно, показывая человеку его путь. Но в некоторых случаях…
Осталось только одно трюмо, разбитое, изломанное… Кто его так, интересно? И если это отражение нашей памяти, то какие события привели к столь пагубному состоянию?
– В некоторых случаях происходит так, когда человек вместо решения проблем и неурядиц в настоящем живет прошлым. Механизм памяти крепкий, но и его можно сломать постоянным прокручиванием стрелок назад вместо правильного хода. Прошлое не лежит упорядоченной коллекцией в закромах вашего разума, оно постоянно шевелится, дергается, перепутывается. Вы имеете обыкновение долго перебирать воспоминания не в поисках ответа, а просто так. Моменты, когда вы были счастливы, когда мир казался чудесным. Или, наоборот, что-то стараетесь вырвать из хода времени и затолкать подальше, чтобы не помнить. Когда вас обидели, когда вас покинули, когда вы были не правы или чего-то лишились. Вы такие смешные, люди… Никак не смиритесь с тем, что время не повернуть вспять, спорите с ним, не даете улечься, как положено. Сами уничтожаете свой шанс на светлую судьбу, подавая это как научно обоснованные способы лечения и так далее!
Я молчала, осознавая сказанное. Добавить было нечего. Ведь если вспомнить собственную жизнь, то…Он прав. Все так и было. Наверное, я не очень сильный волей и духом человек, как кажется моим конкурентам и партнерам. Я люблю копаться в прошлом, перебирать его, как открытки в коробке. Успокаиваю себя этим нехитрым делом, отрываюсь от тяжелых мыслей или, наоборот, ищу в воспоминаниях корень бед, настигших в настоящем. Корю себя за сорвавшиеся злые слова, за несказанное, за несделанное. Храню обиды годами вместо того, чтобы простить и отпустить, идти дальше, а не зацикливаться на прожитом. Конечно, иногда я нахожу в своем прошлом нужные мне подсказки, но, боги, как же редко я это делаю! Все чаще – просто бездумное любование или же попытки не вспоминать…
– Когда память искалечена, начинает страдать весь организм. Каждое чувство, испытанное многократно и не вовремя, накладывает отпечаток на работу определенных органов. В какой-то момент наступает предел – и человек получает букет болячек, возникших будто на пустом месте и одновременно. Как у тебя. – еще один проникновенно-строгий взгляд на мою персону, проглотившую язык от падающих откровений. – Лечить тело в данном случае – пустая затея. Лечить душу и память руками ваших специалистов – еще хуже. Поэтому я отправил твоего мужа в Киву-ченг. Единственное место на Земле, где еще остался выход к Смотрителям туманов.
– Что такое эти туманы? – просипела я, с трудом шевеля губами. Как будто на лицо нанесли постепенно застывающую маску. – Получается, я не сплю? Это не бред?
– Не бред и даже не агония. Это другая сторона реальности. – Старик озабоченно поскреб мою щеку когтистым пальцем и покачал головой. – Времени почти нет. Жаль, придется поспешить. Слушай, повторять не буду. Туманы – это семь сущностей, рожденных за века человеческого существования. Они питаются как раз-таки вашими эмоциями, которые возникают при повторном прокручивании в памяти определенных событий. Взамен оставляют истощенному разуму крючок для повтора. Случись что – и ты снова рухнешь в воспоминания, одаривая тварюшек пищей. Наверняка ты поняла, с чем столкнулась. Узнала же?
