Текст книги "Невеста зимнего духа (СИ)"

Автор книги: Рацлава Зарецкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Я посмотрел на покрытое ледяной корочкой мясо. Аппетита холодные бутерброды не вызывали, зато запечённые яблоки манили своим аппетитным запахом.

– Я не голоден. Съем только яблоко с чаем.

Баба Шура, которая только что села на табуретку, тут же вскочила, чтобы достать мне чистое блюдце и чайную ложку. Подцепила пальцами одно яблоко, заохала от того, что оно все еще было горячим, и, положив его на блюдце, спешно облизала сладкие пальцы.

– Хорошо, что ты приехал. Проводишь дядю в последний путь, – сказала она, усевшись. – Какой-никакой, а все же он твой кровный родственник. Последний.

– Последний, – повторил я за ней, размышляя над тем, что больше у меня нет родных. Я остался один.

Грустно? Больно? Обидно? Вот уж нет. Ничего я не почувствовал. Один и один. Я всегда был один, мне не привыкать.

– К часу дня приедет батюшка из соседнего села, будет отпевать Славу в вашем доме. – Баба Шура взяла бутерброд, придирчиво осмотрела его и, заметив на мясе лед, невозмутимо окунула его в горячий чай. – Потом на кладбище, ну и поминки у нас.

– Успею на последний автобус? – спросил я, прикидывая, когда смогу уехать.

– Успеешь, – закивала баба Шура. – Пораньше уйдешь, ничего страшного. Нечего тебе здесь на ночь оставаться.

Прозвучало негостеприимно, но я вовсе не обиделся. Конечно, кому я тут нужен? Последний родственник – и тот умер. Больше меня в деревне ничто не держит.

Отпив чая, я невольно бросил взгляд на затихшую Алю. Она почти допила свой кофе и теперь снова смотрела в окно, совсем не интересуясь нашим разговором.

Отпив чая, я невольно бросил взгляд на затихшую Алю. Она почти допила свой кофе и теперь снова смотрела в окно, совсем не интересуясь нашим разговором. Даже мне – чудику с алекситимией – было понятно, что Алю что-то мучает. Иначе почему она превратилась в тихий и бледный призрак прежней себя?

Пока сидел за столом, размышлял, как осторожно спросить у Али, что с ней произошло. В голове быстро сформировалось целых три варианта одного вопроса, но мешала баба Шура – при ней мне не хотелось говорить с Алей. Почему-то мне казалось, что девушка не будет откровенничать в присутствии своей бабушки.

Так и не оставив нас с Алей наедине, баба Шура с аппетитом доела подтаявшие бутерброды, подняла голову на настенные часы и объявила, что пора собираться.

Проводить моего дядю пришли немногие. На отпевании присутствовали мы с бабой Шурой и еще шестеро. На кладбище двое не пошли, сославшись на усталость, но зато первые ввалились в дом бабы Шуры на поминки. Поесть любят все, а вот разделить чужое горе дано не каждому – я это понял, когда увидел стол, за которым сидела добрая половина деревни. Хотелось спросить, где они были, когда дядю отпевали и клали в ледяную могилу, но я не стал.

Оглядевшись в поисках Али и не найдя ее, я сел на край стола и положил себе на тарелку ложку овощного салата. Есть совсем не хотелось, но ради приличия стоило что-то положить в рот.

Тут же у моей правой руки кто-то звонко поставил стопку и налил в нее водки по самые края.

– За твоего дядю. Не чокаясь! – сказал Михаил Григорьевич – сосед через два дома. Ему было за шестьдесят, но он бегал по деревне так, словно ему было лет двадцать, а еще по утрам летом колол дрова, а зимой растирался снегом.

– Я не пью.

Уже замутнённые от выпитого глаза Михаила Григорьевича округлились.

– Болеешь? – сочувственно спросил он.

– Нет. Просто не пью, – честно ответил я.

– Как же так-то? – он явно не понимал меня.

– Вот так, – пожал плечами я.

Михаил Геннадьевич поджал губы.

– И за дядю не выпьешь?

– Если только воды.

– Эт можно! – оживился сосед и, залпом выпив из моей стопки водку, налил в нее минеральной воды.

– Демид, двигайся ко мне, – пробасила сидящая рядом Антонина Васильевна – еще одна соседка. Она была весьма дородной и сидела сразу на двух табуретках.

– Благодарю, мне и так удобно.

– Нельзя сидеть на углу, не женишься! – От возмущения у соседки даже затряслись круглые щеки, покрасневшие от выпитой водки.

– Так это только к девкам относится, – сказал Михаил Григорьевич.

Антонина Васильевна махнула на него рукой и, схватив меня за рукав, потянула к себе. Если бы я мог испытывать страх, то мне было бы очень страшно.

– Тонь, давай еще картошки подложу? – Между нами вдруг появилась баба Шура с кастрюлей в руках.

– Да, спасибо. – Соседка отвлеклась на картошку и благополучно забыла обо мне.

Шло время, а люди без конца пили, если и громко разговаривали. Иногда кто-то вставал и вспоминал моменты из жизни моего дяди. Все они были только хорошими, и я не понимал, откуда они взялись, так как лично я ничего хорошего о дяде сказать не мог.

– А у нас еще близкий родственник ничего не говорил! – воскликнул муж Антонины Васильевны, имени которого я не помнил.

Все уставились на меня, ожидая речи. Я кашлянул и поднялся. Оглядел собравшихся невозмутимым взглядом, раздумывая о том, что правильно было бы сейчас сказать. В фильмах в таких ситуациях близкие благодарили почивших родственников за то, что они заботились о них и всегда были рядом.

– Я благодарен дяде, что он вырастил меня. Несмотря на то, что относился он ко мне хуже, чем к скотине. – Сказав это, я неловко поднял вверх стопку с водой.

– Стыдоба! Нельзя так о покойниках говорить! – после недолгого молчания донеслось из середины стола.

– Вот-вот! – гаркнула Антонина Васильевна. – О мёртвых либо хорошо, либо ничего!

– …кроме правды, – закончил я за нее знаменитое высказывание.

– Че? – соседка воззрилась на меня пьяными глазами.

– Ничего. – Я вытянул руку со стопкой и процитировал Михаила Григорьевича: – Не чокаясь.

– Не чокаясь, – закивали остальные и, томно помолчав, почтя тем самым память моего дяди, залпом опустошили свои стопки.

Все снова принялись громко разговаривать и поедать то, что баба Шура, и наверняка Аля, старательно готовили.

– Пора тебе. – Баба Шура подошла ко мне и коснулась плеча.

Я кивнул и встал с места. Никто не заметил, что я ушел. Все оживленно разговаривали, обсуждая родившуюся недавно внучку местного охотника Семена.

– Жаль, Оля не застала вторую племяшку, – вздохнула Антонина Васильевна. – Она в Нике души не чаяла…

– Вот, я тебе еды с собой собрала. – Баба Шура протянула мне пакет, в котором лежала еда в контейнерах.

– Не надо было, я не голодаю, – сказал я.

– Домашнее же, – возмутилась баба Шура.

Я кивнул и, обувшись, коснулся ручки входной двери. Помедлил, обернулся и спросил:

– А Аля где?

– В спальне. Ей нездоровится, – бросила баба Шура и, не дав мне задать следующий вопрос, который тоже касался Али, добавила: – Давай, счастливого пути. Позвони, как доедешь.

Я кивнул и, попрощавшись, вышел на улицу.

Постепенно темнело, мороз усиливался. Я застегнул куртку до конца и, спрятав подбородок в воротник свитера, пошел по дороге в сторону леса, по которому плутал сегодня утром.

Пока мы сидели в теплом доме бабы Шуры, выпало много снега. Наши с Кириллом следы благополучно замело, и мне вновь пришлось брести по сугробам, надеясь, что снова не заплутаю в этом проклятом лесу.

К счастью, моя интуиция в это раз не подвела меня и вывела к остановке. Из-за сугробов я шел гораздо медленнее, размышляя об Але, поэтому не рассчитал время и вышел к трассе на три минуты позже. Как оказалось через полчаса, этого хватило, чтобы автобус уехал без меня.

Последний автобус.

Я обернулся на темнеющий в сумерках лес. Выбора у меня не было, пришлось возвращаться.

По своим следам я быстро вернулся в деревню. Подошел к дому бабы Шуры и остановился, размышляя, стоит ли возвращаться к ней. Пока я топтался на одном месте, в дальнем окошке мелькнула чья-то светлая фигура. Шевельнулась наполовину отдернутая штора. В дальней комнате я ни разу не был – по всей видимости, там была спальня бабы Шуры или Али.

Я простоял возле дома еще немного, надеясь увидеть в том дальнем окошке Алю, но этого не случилось. Шмыгнув носом, я отправился дальше, решив не тревожить Алю и бабу Шуру своим неожиданным возвращением. На связке ключей все еще висел ключ от дядиного дома, так что я решил переночевать в нем, а рано утром сразу же уйти.

Место, в котором я вырос, встретило меня холодом и смесью запахов табака и затхлости. По всей видимости дядя забыл, что такое проветривание. За домом под навесом штабелями лежали заготовленные дрова. Сложив нужное количество в ведро, я вернулся в дом и затопил печь. Поставил кипятиться воду, чтобы согреть озябшие ноги. Убрал со стола оставшиеся пустые бутылки, стер со столешницы грязь и пыль. По-хорошему, тут бы везде убраться, но смысла в этом я не видел – все равно ведь останусь тут всего на одну ночь.

Постиранное постельное белье лежало на прежнем месте. Я заменил старое, согрел ноги в горячей воде и, сняв джинсы и водолазку, забрался под одеяло. Запах порошка на белье выветрился, уступив место затхлости. Решив, что лучше всего спать на спине, чтобы не утыкаться носом в неприятно пахнущую подушку, я закрыл глаза и попытался уснуть.

Разумеется, сон ко мне никак не шел. В голове витали мысли об Але, дяде и моей жизни здесь, в деревне. Потом вспомнился Кирилл и странная роща с красными подснежниками. Я плутал по лесу только утром, а казалось, что несколько дней назад.

Забывшись, я повернулся на бок и зачем-то открыл глаза. В падающем через окно лунном свете шагах в пяти от меня стояла призрачная фигура женщины. На ней было длинное белое платье и белая вуаль. В распущенных черных волосах виднелись сухие цветы. Лицо бледное, губы синие, а глаза темные, как безлунная ночь. Призрачная женщина медленно подняла правую руку и потянулась ко мне.

Она будто приросла к полу и лишь отчаянно тянула ко мне руку, но не подходила. В бледных чертах ее лица было что-то знакомое, и я силился вспомнить, где видел ее раньше, однако мельтешение за окном отвлекло меня от призрачной фигуры.

Я повернулся и увидел прижатые к стеклу призрачные руки, а за ними бледные лица с синими губами и длинными темными волосами. В черных глазах тварей не было ни намека на разум. Своими призрачными руками с длинными ногтями они тихо скребли по стеклу, желая попасть в дом.

Я перевел взгляд на ту, что стояла передо мной. Ее глаза тоже были черными, но в них блестел разум. Призрак продолжал тянуть ко мне руку.

– Что ты хочешь?

Женщина открыла рот и что-то произнесла, однако я не услышал ни звука. По всей видимости, говорить она не могла.

Встав с кровати, я шагнул к ней. Любой бы видящий это человек пришел в ужас от того, как спокойно я решился на контакт с потусторонним существом, однако мне было совершенно не страшно. Лишь немного… любопытно? Похожие чувства я испытывал к Але. Она, как и призрак, заинтересовала меня.

Подобно стоящей передо мной женщине, я вытянул руку и коснулся ее призрачных пальцев. Моя живая плоть прошла сквозь них, и с моих губ сорвалось досадливое фырканье. Однако в тот же миг призрак наклонился и коснулся ладонью моего лба. Кожу сразу же обдало холодом, будто ко лбу приложили кусок льда. Веки налились свинцом, и я невольно закрыл глаза и провалился во тьму, которую быстро рассеял свет.

От буйства белого заболели глаза. Вокруг меня уже была не спальня, а улица. Всюду снег, серое небо, и никакого солнца. Боковым зрением я увидел деревенские дома и стоящих возле них жителей. По бокам – щедро укутанные снегом ели, а впереди, спиной ко мне, стояла мужская фигура в бело-серебряном кафтане. Я попытался оглянуться, но не смог. Тело не слушалось меня. Оно само шло вперед, по рассыпанным на снегу красным ягодам рябины. Они тропинкой вели к отвёрнутому от меня мужчине.

Наконец мой взгляд переместился вниз, и я увидел босые женские ступни. Побледневшие от холода, они почти сливались со снегом. Ступали медленно, тщательно раздавливая рябину на снегу. Я слышал, как лопается шкурка каждой ягоды и как хрустит снег под босыми ступнями, но не чувствовал холода.

Взор снова поднялся, и теперь я видел, что до мужчины осталось всего шагов десять. Та, в чьем теле я находился, замедлила шаги. Кажется, она настолько не хотела подходить к мужчине, что даже готова была дольше идти по ледяному снегу. Однако все рано или поздно кончается, особенно путь в десять шагов.

У мужчины были широкие плечи и белые волосы с голубым отливом. Легкий ветер теребил белый мех его богато расшитого серебряными нитями кафтана. В момент, когда мужчина медленно начал поворачиваться, меня снова накрыла тьма, а затем я открыл глаза и увидел перед собой потолок спальни, который освещали солнечные лучи. Настенные часы показывали три минуты десятого.

– На два автобуса опоздал, – пробормотал я, расчесывая пальцами взлохматившиеся после сна волосы.

В спешке я начал собираться, чтобы успеть на третий рейс. Кроме плесневого хлеба и круп в доме ничего съестного не оказалось, так что я сунул нос в пакет с едой, что дала баба Шура, и вынул оттуда контейнер с блинами.

Пока сидел за столом у окна и смотрел на ясное небо, что зимой в наших краях было большой редкостью, размышлял о странном двойном сне. Обычно сны редко мне снились, а уж кошмары – тем более. Однако этой ночью приснилось целых два.

Уйти незамеченным из деревни не получилось. Утро было не раним, и, разумеется, меня сразу же увидело несколько соседей. Когда же я проходил мимо дома бабы Шуры, то хозяйка сразу же выбежала мне на встречу, кутаясь в шерстяной шарф поверх домашнего платья.

– Ты что тут делаешь? – накинулась она на меня.

– Опоздал на последний автобус и переночевал в дядином доме. – Называть этот дом своим у меня никак не получалось.

Глаза бабы Шуры расширились.

– Ты там всю ночь пробыл? – тихо произнесла она.

Я кивнул.

– И что?

– Что?

– Нормально все?

– Да.

Баба Шура облегченно выдохнула и что-то пробормотала себе под нос. Я смог расслышать фразу «не пришли, значит».

– Кто не пришел? – произнес я, прежде чем подумал, стоит ли об этом спрашивать. Слова сами слетели с моих губ, чего практически не случалось. Я всегда следил за тем, что говорю.

– Иди с Богом, – смягчилась баба Шура, подталкивая меня вперед. – Счастливой дороги.

– Спасибо. – Я махнул ей на прощание и направился к лесу.

Снег больше не сыпал, и на дороге остались мои следы и еще чьи-то. Яркое зимнее солнце ядовито сияло на безоблачном голубом небе. Его свет отражался от снега, отчего глаза побаливали и слезились.

Я быстро дошел до остановки и уставился на маленькую девочку, сидящую на лавке, покрытой ледяной коркой. На вид ей было лет семь, не больше. Пушистый желтый шарф был завязан кое-как, а такого же цвета шапка сидела набекрень. Было заметно, что ребенок собирался сам, впопыхах.

– Привет, – произнес я, подойдя к девочке.

Я был уверен, что она испугается чужого дядьку, однако девочка повернула ко мне веснушчатую мордашку с покрасневшими на холоде щеками, и широко улыбнулась.

– Привет!

– Ты тут одна?

Девочка кивнула.

– Куда едешь?

– В город, к сестре. Она там учится.

– А родители тебе разрешили?

Девочка замялась и отвела взгляд в сторону.

– Угу.

– Врешь.

– Не вру!

– Врешь, – настаивал я. – Без спросу ушла, так ведь?

Малышка надулась, сжала кулачки и выпалила:

– Да, без спросу! А как иначе? Я по тете соскучилась! Оля давно уже уехала учиться, да так и не приехала ни разу. Даже не звонит! А я скучаю по ней оче-е-ень.

Девочка захныкала. Слезы потекли по ее красным пухлым щекам. Я протянул ей чистый носовой платок, но она на него даже не взглянула, продолжая плакать.

– Оля Дементьева? – спросил я у девочки.

Малышка сразу же перестала плакать и воззрилась на меня большими глазюками, обрамленными длинными мокрыми ресницами.

– Ты ее знаешь?

– Знаю.

Я ее и правда знал. Оля была младшей дочерью деревенского охотника Семена. Я часто видел ее раньше. Она после школы почему-то никуда не поступила, хоть и была почти отличницей. А потом, примерно через год, резко пропала. Родители пояснили, что она все же решила продолжить учебу и уехала в город. Ее старшую сестру я знал плохо, но помнил, что ее маленькую племянницу звали Никой – баба Шура постоянно жаловалась, что девчонка топчет ей картофельные грядки.

Девочка нахмурилась, будто о чем-то размышляя, и, просияв, выдала:

– Вы с ней учитесь!

Недолго думая, я кивнул.

– Как она? У нее все хорошо? – с горящими глазами кинулась расспрашивать меня Ника.

– Да, у нее все хорошо. Передает тебе привет, – безбожно соврал я. Зачем? Не знаю. Просто интуитивно предположил, что так надо.

– И ты ей передавай привет от меня, от мамы и от бабушки с дедушкой.

– Обязательно передам.

Ника вскочила со скамейки, стряхнула сзади с куртки снег и деловито произнесла:

– Раз ты говоришь, что у Оли все хорошо, то мне в город больше ехать не нужно.

– Вернешься в деревню? – уточнил я.

– Угу, – кивнула девочка.

– Я тебя провожу. – Почему-то мне не хотелось, чтобы маленький ребенок один снова шел по лесной чаще, несмотря на солнечный день.

Ника довольно улыбнулась и, шагнув ко мне, взяла меня за руку.

Что ж, автобус подождет. Снова. Все же до вечера осталось еще три рейса. Уж на один из них я точно успею.

Глава 4.1. Слезы и обещание

Благополучно проводив девочку до ее дома окольными тропами, чтобы меня ненароком не увидела баба Шура, я решил немного срезать и пройти через двор дядиного дома. Отодвинув покосившийся забор, я миновал задний двор и уже хотел было выйти на вторую дорогу, ведущую к лесу, как вдруг услышал тихий плачь.

Замерев, я прислушался. Плачь доносился со стороны сарая, и я направился к нему.

На пне, который был предназначен для рубки дров, сидела Аля. Лицо ее было мокрым и красным от слез. Промокшим рукавом куртки она периодически утирала нос и щеки.

Я так и прирос к земле, ни в силах сдвинуться с места. Как завороженный смотрел на Алю и лихорадочно думал, что лучше сделать: уйти, остаться наблюдать или подойти?

Внезапно Аля повернулась ко мне и удивленно расширила глаза.

– Прости! – воскликнула она, вскочив с пня. – Я думала, тут никого, поэтому…

– …плакала? – хрипло произнес я.

Аля смущенно потупила взгляд и закусила губу. Мне вдруг резко захотелось подойти к ней и ободряюще положить руку на ее плечо, но я не знал, уместно ли так делать.

– Прости, я ухожу, – пробормотала она, нервно натягивая задравшиеся рукава куртки.

– Постой! – воскликнул я. Слово вновь вырвалось прежде, чем я его обдумал.

Аля послушно стояла, ожидая от меня продолжения. Я осторожно шагнул ближе и спросил:

– Почему ты плакала?

Нижняя губа девушки задрожала. Из глаз снова побежали слезы.

Черт, это из-за меня она снова заплакала? Какой же я идиот!

– Прости, – произнес я, чувствуя, как тяжело мне смотреть на ее слезы. – Я не подумал…

Аля быстро замотала головой и закрыла глаза. Резким движением вытерла щеки рукавом и, подняв лицо вверх, открыла глаза и сделала глубокий судорожный вдох.

– Я такая плаксивая в последнее время… Бабушка со мной уже замучилась. Вот я и ухожу, когда не могу больше сдерживаться. Сегодня забрела сюда. Думала, тут теперь никого не будет…

– Можешь плакать тут столько, сколько тебе понадобиться! – выпалил я, а затем подумал, что сморозил глупость. – Не подумай, что я хочу, чтобы ты много плакала, просто если тебе захочется поплакать наедине с собой, то приходи. Тут никого не будет теперь, я сегодня уезжаю.

– А ты разве не должен был уехать еще вчера? – поинтересовалась Аля. Она хлюпала носом и с интересом поглядывала на меня.

– На автобус опоздал, – ответил я. – Сегодня вот вторая попытка. Вернее, уже третья.

– Третья?

– Встретил Нику, внучку охотника на остановке. Она улизнула от родителей и хотела одна уехать в город, к тете Оле. Вот я ее обратно и привел.

Аля вдруг переменилась в лице и прижала покрасневшие и обветренные ладони к губам.

– Что такое? – выпалил я, невольно подойдя к девушке совсем близко – так, что уже мог до нее дотронуться.

Аля медленно осела на пень, отняла ладони от лица и вновь заплакала. Да что ж с ней такое-то?!

Чувствуя себя неловко, возвышаясь над ней, я присел на корточки и заглянула в покрасневшие и припухшие глаза Али. Терпеливо ждал объяснений, не проронив ни слова. Лишь протянул ей свой носовой платок, который девушка приняла с благодарным взглядом.

– Я заплакала, потому что подумала, что Ника больше никогда не увидит Олю, – наконец заговорила Аля.

– Она не учится в городе, верно? – уточнил я.

Девушка мотнула головой. Затем вперила в меня взгляд карих глаз и заговорщицки произнесла:

– Эта тайна, но почти все в деревне знают, что Оля никуда не уехала. На самом деле она мертва.

– Что с ней случилось? – шепотом, как и она, спросил я.

Однако Аля либо не услышала моего вопроса, либо просто его проигнорировала. Отведя от меня взгляд, она нахмурилась и злобно пробормотала:

– Гадина такая, не могла подольше продержаться! Может, не настигла бы меня эта участь…

– Какая участь? – Я ровным счетом ничего не понимал. Кроме того, что Оля – мертва. Да и то как-то это казалось странным. Зачем тогда Нике сказали, что она учится в городе?

Аля снова всхлипнула, однако всего лишь одна слеза стекла по ее щеке и упала на бежевую куртку, оставив на ней темный след.

– Участь невесты…

Возможно я и не умел удивляться, но сейчас я был к этому максимально близок, потому что слова Али встряхнули меня.

– Ты что, выходишь замуж? – уточнил я, надеясь, что ошибся.

Ася кивнула, не глядя на меня. Закусила нижнюю губу и зажмурилась, сдерживая слезы.

Значит, у нее есть возлюбленный. Она нашла себе пару, кого-то полюбила и выйдет за него замуж. Я должен радоваться за нее, если бы знал, как это делается. Но интуиция подсказывала мне, что я бы этого не делал. Мне почему-то не понравилось, что у Али кто-то есть.

– Свадьба – это же хорошо. Почему тогда ты плачешь?

Девушка медленно повернулась ко мне и жалостливо произнесла:

– А ты не понимаешь?

Я мотнул головой. В ее глазах блеснуло понимание.

– Ах, да ты же…

Я замер, готовясь услышать слова, которые слышал очень часто: «чудовище», «монстр», «ненормальный», «больной», «странный». Однако Аля не выбрала ни одно из них.

– … особенный.

На ее губах появилась грустная улыбка, и я почувствовал, что мое спокойное сердце вдруг забилось чуть сильнее. С чего бы это? Может, мне пора показаться кардиологу?

– Видишь ли, не все свадьбы вызывают радость, – вздохнула Аля. – Лично я этой свадьбы не хотела. И жить здесь я тоже не хотела, но судьба распорядилась иначе…

– Ты фаталистка? – спросил я.

– Никогда не верила в судьбу, – задумчиво ответила Аля. – До недавних пор…

Она замолчала, невидящим взглядом глядя на поленницу за домом. Я долго ждал, что она продолжит говорить, но она все молчал. Тогда я решил задать ей наводящий вопрос:

– Так значит, баба Шура хочет насильно выдать тебя замуж?

Ася вздрогнула, будто бы очнулась ото сна, и вздохнув, ответила:

– Была бы ее воля, она бы меня не выдавала. Однако это не в ее силах.

– А в чьих?

Аля ничего не ответила. Лишь опасливо покосилась в сторону леса. Затем, переведя на меня испуганный взгляд, крепко сжала мои ладони и умоляюще произнесла:

– Демид, не уезжай, прошу! Побудь со мной до конца, это недолго! Всего три дня осталось. Мне здесь все чуждо, даже бабушка с… – Аля умолкла ненадолго, а затем прошептала: – Только с тобой мне спокойно…

В голове роилось множество вопросов. Что за конец? Что случится через три дня? Бабушка с кем? Родители Али, насколько я знал, были в городе. И, наконец, почему ей со мной спокойно? Однако, беря во внимание нестабильное состояние Али, я не стал заваливать ее этими вопросами.

Она с надеждой во взгляде ждала моего ответа, а я размышлял. Хотелось сказать «да», но в городе меня ждала учеба. Декабрьскую сессию никто не отменял, но, думаю, три дня роли особенно не сыграют. Сейчас шли зачеты, которые я уже получил автоматом, посещая лекции и сдавая домашние задания. То, что заслуживает моего внимание, начнется на последней неделе декабря, прямо перед Новым годом, так что…

– Хорошо, я останусь, – произнес я, чем вызвал в Але счастливую улыбку. – До двадцать первого числа, верно?

Девушка усиленно закивала.

– Да. Обещай, что не покинешь меня раньше.

– Обещаю, – уверенно произнес я, остро ощущая, как Аля по какой-то причине нуждается во мне.

– Двадцать первого все закончится, – прошептала девушка, еле сдерживаясь, чтобы вновь не заплакать.

Я хотел спросить, что закончится, но Аля вдруг прижалась ко мне и с облегчением выдохнула. Будто бы ее жизнь зависела от меня.

От волос Али пахло точно так же, как раньше, в детстве. Сливочно-кокосовый запах навевал воспоминания о прошлом, как я всюду ходил за Алей, впитывая все, что она мне рассказывала. Она стала первым человеком, кто не посчитал меня ненормальным и единственной, кто назвал меня особенным.

От этих мыслей мое сердцебиение снова стало учащенным. От этого мне сделалось неуютно, и я зашевелился. Из-за моих шевелений Аля резко отстранилась от меня и пробормотала тихое «извини».

Не сговариваясь, мы одновременно направились к калитке, у которой Аля остановилась и, бросив взгляд на дом, спросила:

– Ты нормально спал сегодня?

– Вполне, если не считать странных снов. – Почему уже второй человек интересуется, как я провел ночь в дядином доме?

– Каких снов? – заинтересовалась Аля.

Я рассказал ей о призрачной женщине, о духах за окном и о том, как переместился в чье-то тело и шел по снегу, усыпанному ягодами рябины.

Глаза у Али округлились. Она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но ее опередил крик бабы Шуры.

– Опять ты здесь! Я же велела тебе уезжать!

При виде бабушки плечи Али поникли. Баба Шура стремительно пересекла узкую деревенскую улочку и, подойдя к нам, за руку притянула к себе внучку.

– Уезжай, – процедила она, злобно глядя на меня. Еще никогда она не была столь негостеприимной.

– Я останусь на несколько дней, – сказал я. И, бросив взгляд на помрачневшую Алю, добавил: – Мне нужно кое-что сделать.

– И что же? – полюбопытствовала баба Шура. – У тебя тут ничего и никого не осталось. Чеши обратно в свой город!

Я не нашел, что ей ответить. Вместо меня слово взяла Аля. Она вырвалась из хватки бабушки и, вздернув подбородок, уверенно сказала:

– Это я попросила его остаться, потому что он мне нужен. Мне с Демидом спокойно, я вспоминаю наше детство. Впервые я не чувствую себя здесь одинокой и чужой.

– Он должен уехать, – категорично заявила баба Шура, хмуро глядя на внучку.

– Но почему? Что он ему сделает? Демид ведь не имеет ко всему этому никакого отношения.

Слово «он» Аля произнесла иначе, ненароком сделав на нем акцент и отделив от остальных слов. Примерно так же в фильмах о Гарри Поттере персонажи произносили имя Темного лорда.

– Всякое может случиться, – нравоучительно произнесла баба Шура. – Рисковать не стоит. К тому же, он ничего не знает о…

– Он их видел! – почти вскрикнула Аля. Она сейчас выглядела как приговоренный к смерти, который умоляет судей пересмотреть страшный приговор. – Ночью он видел мертвых невест! Демид сам мне только что рассказал, как они стояли за окном, а одна даже находилась в комнате и показала ему свои воспоминания!

Баба Шура удивленно воззрилась на меня. Затем нахмурилась, отчего ее старое лицо стало еще морщинистей, и пробормотала:

– Час от часу не легче.

Мы с Алей сидели на кухне в их с бабой Шурой доме и ждали, когда закипит чайник. Всего полчаса назад Аля откровенничала со мной, а теперь забилась в угол и, насыпав себе в кружку растворимый кофе, растерянно смотрела в окно и ждала, пока закипит вода.

Я же сидел на краю табуретки, придерживая коленками стоящий в ногах рюкзак, который я не решился поставить на захламлённый советский диванчик, стоящий у противоположной стены. Мне казалось, что меня вот-вот выгонят отсюда, поэтому был готов быстро уйти, хоть мне и не хотелось покидать Алю, которая так молила меня остаться.

– Что будет через три дня? – острожно спросил я.

– Зимнее солнцестояние, – ответила девушка, не отрываясь от окна. Когда я уже подумал, что на этом все, Аля добавила: – И моя свадьба.

– Которую ты не хочешь.

– Не хочу.

– Зачем тогда выходишь замуж? – тут же задал новый вопрос я.

– У меня нет иного выхода. Иначе пострадают те, кого я люблю.

– Кто твой жених? – задал я вопрос, на который больше всего хотел услышать ответ.

Молчание.

– Он местный?

Кивок.

– Кто…

– Бабушка идет! – воскликнула Аля, перебив меня. Она, наконец, оторвалась от окна, и, встав из-за стола, подошла к закипевшему чайнику.

Когда пришла баба Шура, горячие напитки уже дымились в наших с Алей чашках.

– Все, больше к тебе никто не залезет, – объявила баба Шура, разматывая цветастый платок на голове. – Со смертью твоего дяди мое колдовство спало, поэтому нечисть и подошла так близко. Теперь будут только за забором стоять, но ты лучше зашторь окна, чтобы их не видеть. Приятного-то в этом мало.

Я кивнул, все еще до конца не понимая, почему баба Шура и Аля восприняли мои сны как реальность.

– А вы что, колдунья, выходит? – спросил я, чтобы поддержать разговор.

– Выходит, – усмехнулась баба Шура.

Раскрасневшаяся от мороза, она шмыгнула носом, налила себе горячего чая и присоединилась к нам с Алей за столом.

– Колдуете, значит, – произнес я, раздумывая, не слишком ли скептически звучат мои слова.

– А как не колдовать, Демид, когда тут такое творится? – вздохнула баба Шура.

В книгах по психологии я читал, что с людьми, у которых проблемы с психическим здоровьем, следует общаться спокойно и делать вид, что ты им полностью веришь.

– Красные подснежники – это ваших рук дело? – спросил я, вспомнив о странной осиновой роще с единственной березой.

– Когда ты успел их увидеть? – удивилась баба Шура.

– Заблудился в день приезда и случайно вышел на осиновую рощу, – пояснил я. – Меня потом Кирилл Васнецов вывел.

При упоминании моего одноклассника Аля внезапно сделалась белой, как полотно. Вся скукожилась и склонилась над чашкой с кофе так, что пар касался ее лица.

Баба Шура хмыкнула и что-то пробормотала себе под нос. Кажется, она любила говорить сама с собой, да так, что никто не мог разобрать ее слов.

– Так это вы сотворили подснежники? – повторил я свой вопрос. Я решил сначала оценить степень ее сумасшествия, а потом сделать выводы. Скорее всего придется забрать от нее Алю, и уехать вместе с ней в город, подальше от странной бабушки.

Баба Шура скривилась и отрицательно качнула головой.

– Нет. Они сами там появились. Очень и очень давно.

– Странно, почему я раньше их не видел, – задумчиво произнес я. – Жил в деревне, бродил по лесу, но ни разу не выходил к этой роще.

– Мало кто ее видел, – сказала баба Шура. – Да лучше бы и не видели.

– Почему?

– Потому что нехорошее это место. Могильник.

– Могильник? И кто в нем захоронен?