Текст книги "Филлико Парменионыч против Империи к открытию олимпиады(СИ)"

Автор книги: Ра-Нефер Ипи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Из этих мечей Диад отлил рессоры, которые, будучи установленными на эвтитоны, показали отличный результат. Главному механику не удалось превзойти дальнобойность трофейного стреломета, а так же привычных машин, использующих упругость волосяных канатов, но зато подобные эвтитоны почти они не боялись сырости. А в море это самое важное качество. Обычные стрелометы обеспечивали скверную точность, новые машины поражали цель безупречно. Их было сделано немного, всего две дюжины, но именно они сейчас, заряженные «паутинками», не позволяли египтянам безнаказанно издали расстреливать корабли Пнитагора и Адар-Мелека.

Египетская гептера, которую обстреливал «Гнев Мелькарта», замедлилась. Большая часть народу на ней тушила пожары, часть гребцов оставила весла. Адар-Мелек только того и ждал. Рядом с «Гневом» держалась ещё одна пентера – «Краса Цидона». Финикийский наварх быстро прошёл на корму и закричал в медный рупор.

– Эй, на «Красе»! Позовите кормчего!

– Кого?!

– Зора, разорви вас Муту! Позовите Зора! Быстрее, бездельники!

Кормчий явился на зов.

– Зор! – кричал Адар-Мелек, отчаянно жестикулируя, – давай уже его с Дагоном познакомим! Я сейчас поверну, пойду наперерез этой жирной корове и собью ей рога!

– Мне уже что делать, Адар?!

– А ты в самую середину бей!

Зор сжал кулаки и скрестил руки перед лицом, подавая знак, что все понял.

Внезапно левый борт громадной египетской ладьи, торопящейся прикрыть намеченную навархом почти обездвиженную жертву, охватило пламя.

– Смотри, Адар-Мелек, сам грозный Баал-Цапон подал знак! – Зор ликовал, – одним меньше, а мы бы с таким не справились!

– Ха! – заорал Адар-Мелек, – смотрите! Все смотрите! Того, кто это сделал, я бы озолотил!

А сделала это единственное судёнышко Эли-Баала, которому под прикрытием густой дымовой завесы от горящих собратьев удалось подобраться вплотную к одному из самых больших кораблей Нимаатра и разлить по его борту и палубе горючую смесь. Остальные были прицельно расстреляны египтянами на подступах. «Гнев Тути», сокрытый в огненосных снарядах, отличался от зажигательной отравы эллинов и финикийцев, которая просто горела даже на поверхности воды. «Гнев Тути» разрывал дерево, порождая вспышку и грохот[66].

– Ну что, Бен-Аштарт! Пырнём эту поджарую шлюху! – закричал своему кормчему Адар-Мелек.

Бен-Аштарт, ворочая рулями, стал как можно плавнее, дабы не терять скорость, разворачивать пентеру, пересекая путь избитому египтянину.

На левом крыле клина Филоты дела обстояли гораздо хуже. В самом начале боя египтяне привели его в полное расстройство, и лишь немногие корабли ещё сражались.

«Атропа» с «Кипридой» сходились с громадиной Ранефера. Они шли вперёд, несмотря на огненный ливень, которым поливала их почти сотня египетских лучников с «Мерит-Ра, выходящей в лучах Хепри». Сделав три залпа, они отложили в сторону стрелы с искристой смолой на наконечниках, взяли обычные.

«Атропа» нацелилась в правую «скулу» «Мерит-Ра», но Верховный Хранитель проигнорировал её. Его больше интересовал другой корабль, «Киприда». Ранефер, глаза которого превратились в узкие щёлки, а лицо окаменело, повернулся к «первому ладьи» и отдал короткий приказ. У того брови изогнулись дугой.

– Это же... – оторопело пробормотал уахенти Раемресут.

– Все будут считать тебя безжалостным убийцей, Верховный Хранитель, – мрачно произнёс Нахтра.

– Не я напал на их флот после песни посланника, – отрезал Ранефер, – выживших подберём. Да исполниться сие![67]

«Киприда» в это время разгонялась, намереваясь таранить «Мерит-Ра» в левый борт. Ладья Ранефера быстро разворачивалась навстречу. Македонский триерарх понял, что за этим последует, но отворачивать не стал. «Прорыва», ломающего весла, однако, не получилось. Надводный бивень «Мерит-Ра», сделанный в виде цветка лотоса, был длиннее, чем македонский таран и прежде, чем «Киприда» дорвалась до вражеского брюха, бронзовый «лотос» вломился в выпирающую из бортов галерею гребцов, ломая заточенным краем дерево и разрубая людей пополам. Часть галереи обрушилась в воду вместе с сидящими там.

Многие египетские ладьи теперь имели таран по образцу финикийского, поэтому «Киприда» получила удар и под водой.

«Мерит-Ра» отклонилась вправо. Воины и моряки отталкивали поражённый корабль баграми, копьями и вёслами. «Лотос», укреплённый на прочном кедровом брусе, вырвался из тела «Киприды». Пентера накренилась на левый борт. Громадная пробоина коснулась волн...

«Ужас нечестивцев» обстреливал «Атропу» свинцовыми ядрами. Били в упор, целясь пониже, так, чтобы пробить борт у самой воды. Пристреливаясь, дважды промахнулись, снаряды взметнули фонтаны брызг. Третье ядро сломало пару весел (их рукоятями покалечило гребцов), но борт не пробили. Наконец, четвёртое врезалось в стэйру «Атропы» в месте крепления тарана. Ипи, стоявший на носовой стрелковой надстройке «Мерит-Ра», все это хорошо видел и удовлетворённо дёрнул уголком рта.

«Атропа» закончила разворот для выхода на прямую таранного удара, и в этот момент кто-то из орудийной обслуги македонской гексеры рванул спусковой рычаг носового палинтона, заряженного горшком с нефтью. Между кораблями было всего два десятка локтей. С такого расстояния слепой попадёт. Вот и попали. Горшок по пологой кривой пролетел над бортом и врезался в пирамиду ядер с неугасимым огнём. Их всего-то шесть штук оставалось...

Над носом «Ужаса» взметнулся столб пламени, превратившейся в огненный вихрь, локтей в пятнадцать высотой.

На помощь горящему «Ужасу» поспешила одна из пентер Энила, подошла вплотную и снимала людей. Однако, Ранефер не видел всего этого. Он надел стрелковый щит на предплечье и выхватил лук.

Коршун заметил во взгляде Верховного Хранителя знакомое синее пламя. Похоже, этой эллинской ладье не суждено стать очередным трофеем победоносного флота Та-Кем...

Хранители и Нейти-Иуни тратили годы жизни, отрабатывая умение выпускать стрелы с быстротой, казавшейся чужеземцам просто невозможной, но то, что сейчас творил Ранефер, обезумевший от гнева, никому в Священной Земле не под силу. Он выпускал стрелу за стрелой с невероятной быстротой. Нахтра, сам отличный лучник, глазом моргнуть не успел, как стрелковая сума Ипи опустела. Ранефер раздражённо обернулся, подносчик торопливо протянул ему новую связку стрел. Две вражеских стрелы, звякнув, скользнули по щиту, а одна попала в горло стоявшего рядом пехотинца «себек-аха». Упали ещё несколько человек.

Потери македонян на «Атропе» оказались куда больше. Погиб триерарх и большинство эпибатов. На палубе почти никого не осталось. Одним из последних был убит кормчий. В галерее гребцов творился хаос. Неуправляемая «Атропа» беспомощно разворачивалась.

Ранефер опустил лук. Колени подломились, он оперся о станину машины. Нахтра помог ему снять щит с левой руки, и передал флягу, которую тот осушил тремя могучими глотками.

– Нельзя так... – Коршун покачал головой, – ты совсем обезумел. На второй суме ты стал промахиваться. Когда такое было, чтобы ты, Дважды Посвящённый, промахивался?

– Следил? – Ипи дышал часто и прерывисто.

– Следил, – подтвердил Нахтра, – а как не следить? Ты бил, как одержимый, я гадал, что разорвётся раньше – тетива или твоё сердце.

Ипи отвечать не стал, сгруппировался и крикнул:

– Держись!

Надводный таран «Мерит-Ра» врезался в корму «Атропы», буквально отрезав её широким лезвием «лотоса».

Отвлёкшийся Коршун едва удержал равновесие.

Кормовой завиток-афластон отвалился, треснул киль, вздыбленный из-за крена на нос. Через мгновение «Мерит-Ра» врубилась в изуродованную гексеру всей своей тяжёлой «грудью». В нескольких местах полопались доски обшивки гексеры и изувеченный корабль начал быстро погружаться.

Ипи перегнулся через борт. Мачта, весла, доски и трупы. Всплывали все новые обломки и тела.

– Эллинов ловите, если есть кто живой. Не добивать. Если уцелели в этой бойне – на то воля Нетеру.

«В этой бойне...»

Ранефер вскочил на борт, держась за канат. Огляделся. Дым кругом, но уцелевших кораблей противника вроде не видно. Но по левую руку явно ещё кипит бой.

– Раемресут, меняй гребцов, но выжми из «Мерит» невозможное, надо как можно быстрей помочь отряду Нимаатра!

«Гнев Мелькарта» устремился к большой ладье мицри, удачно подставившей борт. Ладья эта носила имя «Амен-Ра Опаляющий», но сейчас её осадные луки уже не метали огонь, слишком сблизились противники, перемешались. Таран ударил по касательной, ободрал днище ладьи. Обшивка треснула, открылась течь. Оба корабля, вздрогнув, остановились. Вот тогда «Гнев Мелькарта» и дорвался до своей добычи.

– Жри!

Треск ломаемого дерева в это мгновение был для Адар-Мелека лучшей музыкой.

«Гнев Мелькарта» ударил в незащищённую «скулу» египетской ладьи почти на полной скорости. Таран вошёл как нож в баранью тушу, добрался до носовой переборки[68] и сломал её.

Наварху показалось, что земля перемешалась с морем. Моряки и гребцы, не удержавшись на ногах, полетели вперёд, опрокидывались уцелевшие лёгкие метательные машины. Два сцепившихся здоровенных корабля начали разворачиваться. Трещали доски, таран мог отломиться в любой момент. Пробоина становилась все шире.

– Работать назад! – закричал Бен-Аштарт.

Начальник гребцов и без него знал, что делать. Брызгая слюной, он орал команды и отбивал деревянной колотушкой темп.

Египетские лучники пришли в себя. Над ухом Адар-Мелека свистнула стрела.

«Второй раз Дева Шеоль губами коснулась».

Высокородный Хнумхотп, командир «Амен-Ра опаляющего» год назад сражался с эллинами на феду-хенти, которую пришельцы назвали бы тетрерой. Тогда он смог снять уцелевших моряков с горящей «Львицы», за что был отличен Ранебом. Старик, которого все флотские очень любили и ценили, вручил Хнумхотпу новейшую ударную ладью. Но по возвращении в Бехдет досталась герою ещё большая награда. Там он вновь встретил ту, которую давно безответно любил. Она была отдана надменному Верховному Хранителю, хотя тот не очень-то и нуждался в ней. Просто высокородному сановнику требовалась супруга, наследники. Любви там не ночевало.

Хнумхотп сгорал от ревности. Он то желал Ранеферу смерти, то стыдился этого чувства. После битвы при Мегиддо Нефрумаат почему-то впала в немилость. Хнумхотп не знал причины, она так и не открыла её. От расспросов на щеках возлюбленной начинали блестеть слезы. Она отговаривалась тем, что во всём виновата сама. Тогда Хнумхотп закрыл ей уста поцелуем. И Нефрумаат ответила. Ответила так, как способна лишь жрица той, кто одаривает смертных искусством любви.

Они были вместе совсем недолго. Однажды Верховный Хранитель застал их вместе, когда пришёл проведать детей. Он церемонно приветствовал уахенти, не выказал никакого возмущения. Ему, неверному мужу, было всё равно, с кем проводит ночи его отвергнутая неверная жена. После Ранефер отправился в дальний поход, но и Хнумхотп был вынужден уехать, последовав за своим командиром Нимаатра.

Кулак касается плеча – взвести. Два пальца – разрывная стрела. Левая рука поднята вверх. Трубка зашипела, выплёвывая искры. Скрипят бронзовые плечи Аабу-хеви, «слоновьего лука».

– Бей!

В этом бою Хнумхотп с самого начала находился на носу, у осадных луков, избивая врага собственной рукой.

– Берегись!

С ладьи фенех прилетела огненная «паутинка». Один из моряков не заметил опасность и теперь орал, катаясь по палубе: поймал его Апоп в свою страшную сеть. Товарищи подскочили, бросились тушить, но несчастный уже перестал биться в агонии и замер. Да будет сладок путь его в Те-Мери, да не осудит утомлённого Усер, да примет Маат под крыла свои... Но некогда горевать об очередном ушедшем в Землю Возлюбленные. Много уже ремту сегодня ступило на Закатный берег. Пусть же порадуются, что врагов сбежалось к Стражнице Амет гораздо больше.

Египтяне заметались. Некоторые продолжали осыпать финикийцев стрелами, другие тушили пожар. Адар-Мелек бесстрашно стоял во весь рост, не прячась, и выкрикивал язвительные поношения в адрес «напудренных евнухов». Он вскинул руку со сжатым кулаком, хлопнув ладонью другой руки по локтевому сгибу.

– Шлюхи! Мой отец драл вашего сраного Джедхора, а я драл вашего трусливого Нектанеба[69]! И вашего нарумяненного Тутмоса отдеру! А когда Всеблагой Господин назначит час мой, я и на том свете вас драть буду во все дыры!

Вряд ли кто-то из «шлюх» в грохоте битвы его услышал и, обидевшись, решил заткнуть крикуна, но Баал-Хамон почему-то решил, что час Адар-Мелека уже пробил. Громовая стрела, которую мицри зовут «Херу», ударила в палубу между ног наварха, задев подол длиннополого чешуйчатого доспеха. Финикиец вздрогнул от неожиданности, попятился, потерял равновесие и присел на корточки, словно в нужнике. Один из воинов бросился было на помощь, но, заметив, что из-под задницы наварха идёт дым и летят искры, споткнулся на полпути.

– Да чтоб тебя... – только и успел вымолвить Адар-Мелек.

Вспышка. Громкий хлопок. Человек пять повалились на палубу. Двое так и не поднялись. Остальные сидели, ошалело вращая безумными глазами, перемазанные с ног до головы кровавыми ошмётками. У одного на коленях лежала оторванная рука. Чужая. На её среднем пальце тускло поблёскивал перстень с большим изумрудом. Все, что осталось от Адар-Мелека, жадного до чужих тронов, метавшегося между Тутмосом и Александром, храброго лишь на пороге смерти, но все же исполнившего свой долг до конца.

Однако, хотя и не защитил Баал-Хамон своего верного раба от знакомства с Девой Шеоль, но позволил спуститься к ней в большой компании. В очень большой.

Израненный, пылающий «Гнев Мелькарта» садясь носом, огрызаясь, отползал прочь от «Амена» и Хнумхотп, избивая ускользающего врага стрелами, совершил непростительную ошибку. Он увлёкся и забыл о «Красе Цидона». Кормчий без приказа не маневрировал и «Красотка» на полной скорости врезалась в почти неподвижную ударную ладью.

«Амен» вздрогнул и накренился. Первая пробоина не была смертельной, но второго тарана не пережить, Хнумхотп понял это сразу. Нет, он не покинет корабль. Он будет бороться до конца и вернётся в Бехдет победителем, снова обнимет возлюбленную Нефрумаат. Вернётся...

Поднятая ладонь замерла. Тускнеющий серый глаз целил в корму ненавистной пентеры фенех, но видел перед собою красное золото Реки, по которому неспешно шла изукрашенная ладья Анпу, чтобы отвезти воина на Западный берег. По лицу Хнумхотпа стекала тонкая струйка, обрываясь на пектораль и чешую...

– «Священный Хашет» горит! – крикнул начальник стрелков «Пчелы и Тростника».

Нимаатра взглянул в указанном направлении и содрогнулся.

– Надо помочь им! – закричал кто-то из моряков.

– Не приближаться! – рявкнул Нимаатра, удивляясь собственному голосу и добавил еле слышно, – там уже никого не спасти...

Моряки испуганно переглядывались – посреди бухты разгорался гигантский погребальный костёр для нескольких сотен человек. Уже не первый в этот день, но предыдущие сгоняли на пристань к Харону души эллинов, этот же в одночасье лишил достойного погребения множество ремту, погибающих в пламени.

Губы Знаменосца шевелились, тихо шепча:

– Да смилуется Усер над погибшими на водах, да узнает Всевладычица лица, съеденные рыбами, огнём и зверем, ибо Маат ведомо все, да будет им уготовано достойное место по ту сторону Заката на Реке...

Нимаатра посмотрел правее и увидел тонущий «Амен», нос которого уже полностью ушёл под воду. Проклятье! Знаменосец уже не шептал, а кричал во весь голос:

– Да укрепит Нейти длань мою для праведного возмездия! Да установит Истину Прекраснейшая, да покарает нечестивцев и заслонит крылами меня и воинство моё от оружия их!

«Гнев Мелькарта» тоже погружался, повреждения оказались слишком велики. Моряки прыгали за борт и плыли к берегу. Бен-Аштарт неподвижно стоял у рулевых весел и весь его вид говорил о том, что триерарх покидать корабль не намерен. Он спокойно смотрел по сторонам и одним из первых увидел ещё одну приближающуюся вражескую ладью. На надводном таране у неё сидела страшная зверюга, что-то вроде крокодила с лапами хищной птицы, свисающими до воды. Бен-Аштарт узнал чудовище – это Амет, которая по вере мицри жрёт сердца покойников. За нею двигались ещё несколько кораблей. Если бы триерарх умел читать письмена мицри, он разобрал бы надпись на знамени одной из вражеских пентер – «Аменеммаат Энил». Даже имя сменил подлый предатель. Впрочем, узнать это Бен-Аштарту было не суждено.

«Сердцеедка» направлялась к «Красе Цидона» и опытный триерарх сразу понял, что Зор не успеет увернуться, он потерял ход. Бен-Аштарт, только что радовавшийся успеху «Красотки», глухо зарычал сквозь зубы – мицри никого не оставят безнаказанным в этом бою. Он отчаянно крутил головой, выглядывая, есть ли ещё кто-то из своих поблизости. И увидел. Из клубов дыма вынырнула «Пандора». Пнитагор видел угрозу «Красе» и спешил на помощь.

Корабли киприотов подхватили захлебнувшуюся атаку финикийцев. Пнитагор вдосталь насмотрелся на страшный огненный бой, не щадящий ни своих, ни чужих. Он решил действовал по старинке – проход вдоль борта, разворот, удар. Финикийцы смогли сломать строй египтян и теперь сразу несколько ладей представляли собой лакомую добычу. Наварх высмотрел себе цель, безошибочно определив главную вражескую ладью, корабль египетского архинаварха.

Автолик уверенно направил «Пандору» к «Пчеле и Тростнику». Атаку поддержал «Ахилл», идущий совсем рядом, так, что между бурунами от весел обоих кораблей даже лодке-однодревке не втиснуться.

Пнитагор видел, что наперерез «Пандоре» спешит ещё одна египетская ладья. Он видел, что она не успеет. Злая усмешка появилась на лице наварха.

«Я отомщу сынок, отомщу за тебя!»

Пире был родом из пригорода Па-Уда, второго по величине портового города Та-Кем. С шести лет ходил по Священным Водам с братьями утку бить. По заболоченным, заросшим тростником берегам как до неё доберёшься? Это нужен ловчий камышовый кот, стоящий как лодка. Все удобные угодья обязательно «чьи-нибудь». Хороший селезень может стоить дороже откормленного гуся. К тому же, за отстрел «их уток» крестьяне могут не только палок всыпать, но и лодку продырявят.

Приходилось ходить по реке. В любую погоду. На вёслах и парусе Пире был ещё слабоват, зато птицу бил, какую бы волну не нагонял встречный северный ветер. В одиннадцать отец подарил ему неплохой лук, вроде тех, что в Нахарине делают. Иной охотник, конечно, лишь снисходительно усмехнулся бы. У них луки бывают лучше, чем у колесничих, лучше даже, чем у Нейти-Иуни. Но для Пире это был настоящий лук, нечета самодельной деревяшке. В тот день он был счастлив.

Через четыре сезона, отец, поговорив с кем-то важным, отправил его в Бехдет. Лук Пире сказали не брать, настоящий дадут. Он навсегда запомнил, что почувствовал, когда понял, что сии слова означают.

В «младших воинах» Пире провёл только два разлива, вместо положенных четырёх. Прожив всего четырнадцать разливов, он получил чешую, лук и хопеш. Стал воином «Тетнут-шесер» – морским стрелком.

Его определили на «Асет». Как самый лёгкий, он обычно сидел на мачте. В битве при Тисури снял двух акайвашта. Тогда он впервые взял человеческую жизнь.

Позже его перевели на «Пчелу и Тростник». Вот и сейчас Пире бил с мачты. Чёрный вонючий дым, порождённый горящей «кровью Геба», казалось, окутал все мироздание. Он заставлял тело содрогаться от кашля. Слезились глаза. И все же со своей мачты Пире мог обозревать побоище куда лучше, чем с палубы. Он первым заметил две крупных ладьи акайвашта, спешащих к «Пчеле». Видел, что идущая им наперерез «Стражница Амет» не успевает прикрыть корабль Знаменосца.

Пире кинул взгляд на стрелковую суму. Судя по цветным пяткам торчащих оттуда стрел, у него остались только обычные. Да и будь «особые», разве можно одной такой остановить здоровенную ладью? Но раздумывать времени не осталось. Руки все сделали сами. Стрела легла на тетиву. Заскрипели плечи лука. Пире вздохнул, беззвучно воззвал к Нейти, прицелился, замер. На одно краткое мгновение. Пальцы разжались. Гудящая тетива задрожала возле голого, ничем не защищённого предплечья, но не коснулась его. Пире опустил лук и с почти священным трепетом заворожённо смотрел на дело рук своих.

«Пандору» неожиданно повело в сторону.

– Какого... – вздрогнул Пнитагор, рывком повернулся к корме и осёкся.

Автолик висел на рукояти правого рулевого весла, навалившись на него всем телом. В груди у него торчала стрела.

Пентера послушно рыскнула влево.

– Правый, табань! – отчаянно заорал Пнитагор, – держите кормила!

Прежде чем келевст и матросы на корме успели понять, что происходит, «Пандора», ломая свои и чужие весла, врубилась в борт «Ахиллу».

Наварх, мчавшийся к педалиону, полетел на палубу. «Ахилла» закрутило, он соскользнул с тарана «Пандоры», обнажив смертельную рану. Бронзовый бивень, разворотив брюхо собрату, обломился, но пробоину не заткнул. В неё хлынула вода. Открылась течь и у «Пандоры».

Пнитагор, поднявшись на четвереньки, закричал. Закричал страшно, всю свою ненависть и отчаяние вложив в этот звериный вой.

Египтяне явно хотели превратить в трофеи оба македонских корабля, так удачно «убивших» друг друга. Они не собирались более калечить добычу и били обычными стрелами, торопясь очистить палубы «Пандоры» и «Ахилла» от людей. Одна стрела оцарапала Пнитагору левую руку, другая пронзила правое бедро. Македоняне метались, пытаясь укрыться от стрел, но удавалось это немногим. С высокого борта «Стражницы Амет» все они были видны, как на ладони.

Припадая на ногу, Пнитагор поспешил на нос, где стоял особый стреломет, изобретённый недавно соратником Диада, механиком Харием. Таких на флоте было всего два и один погиб вместе с «Талосом». А второй стоял на «Пандоре», он уцелел и с его помощью Пнитагор намеревался продать свою жизнь, как можно дороже.

Харий назвал своё изобретение «полиболом». Это была очень хитроумная машина. На станине крепилась цепь, приводимая в движение воротом. Тетива лука цеплялась крюком, соединённым с цепью, плечи натягивались. Из короба, укреплённого сверху, в жёлоб падала короткая стрелка. При дальнейшем вращении ворота зацеп освобождал тетиву, стрелка улетала в цель, а движущийся на цепи по кругу крюк снова начинал процесс заряжания. Непрерывно вращая ворот, можно было безостановочно стрелять, пока в коробе оставались стрелы[70].

Слабый лук полибола бил недалеко, но иного Пнитагору сейчас и не требовалось. Едва на бортах надстроек «Стражницы Амет» открылись дверцы, выпускающие абордажников «себек-аха», наварх с остервенением рванул ворот машины.

– Н-н-а-а-а!!!

Изобретение Хария работало. Две дюжины «себек-аха» серп Таната срезал, как спелые колосья. Стрелы быстро кончились. Пнитагор отшатнулся, бросил ладонь к левому бедру, но рукояти меча там не оказалось. Выскользнул меч из ножен, когда наварх валялся на палубе.

«Зараза...»

А больше в голове его не было никаких мыслей. Сплюнув под ноги набегающим египтянам, Пнитагор повернулся к ним спиной, устало сел на палубу и закрыл глаза.

Ранефер удовлетворённо обозревал затянутую дымом бухту. Противник прекратил сопротивление. То тут, то там сквозь рваные клочья тьмы виднелись невредимые ладьи ремту, отовсюду звучала многоголосая торжественная песнь серебряных труб. Он наслаждался ею и потому не сразу заметил, как в эту музыку ворвалась чужая. Резкая, тревожная. Она звучала откуда-то с севера, из-за спины.

– Что это? – спросил Нахтра.

– Не знаю, – озадаченно ответил Ипи и приказал, – Раемресут, выведи ладью из этой Апоповой задницы!

А когда «Мерит-Ра, выходящей в лучах Хепри», покинув зловонное облако, оправдала своё имя и вновь предстала пред очами сияющего ока Триединого, Ранеферу осталось только выругаться:

– Хтору мэт, шат абу...

Навстречу «Мерит» двигался строй кораблей. На носах и мачтах висели щиты, и на каждом из них сверкала шестнадцатью лучами звезда Аргеадов.

Пришёл Неарх.