Текст книги "Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа: «Я с вами до скончания века…»"
Автор книги: Протоиерей Павел Матвеевский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Речь о прославлении в страданиях и гласс неба; наставление народу и ученикам
Ин. 12,20–50; Мф. 21, 17;
Мк. 11, 11
В числе богомольцев, пришедших в Иерусалим на праздник Пасхи, были также еллины – язычники, заимствовавшие от иудеев веру в единого Творца мира, и, по всей вероятности, – так называемые прозелиты врат, которые, не принимая обрезания и не подчиняясь обрядовому закону во всей подробности, считали, однако, своею обязанностью являться в храм на великие праздники. Строго отличаясь во мнении народа от прозелитов правды, принимавших все иудейские верования и обряды, начиная с обрезания, они могли иметь доступ только к вратам храма, не далее внешних притворов святилища. Некоторые из этих прозелитов, привлеченные славою Господа, пожелали видеть Его несколько ближе и, если можно, вступить с Ним в беседу. Но они сами не смели приблизиться к Иисусу Христу и, подойдя к одному из учеников Господа – Филиппу, просили содействия его: господи, хощем Иисуса видети. Как ни просто и невинно само по себе было желание этих полуязычников, но исполнение его представило апостолу немало затруднений. Памятно было наставление Господа, обращенное к двенадцати апостолам, при отправлении их на проповедь: на путь язык не идите, идите же паче к овцам погибшим дому Израилева (Мф. 10, 5, 6); не забыты были слова, сказанные Им о Себе Самом: несмь послан, токмо ко овцам погибшим дому Израилева (15, 24).
«Ясно, – мог думать Филипп, – Учитель желает ограничить Свою деятельность пределами народа избранного, и домогательство еллинов не соответствует видам Его, а поэтому не может быть принято благоволительно». Святой апостол счел за лучшее посоветоваться с Андреем, первозванным учеником, происходившим из одного с ним селения – Вифсаиды галилейской (Ин. 1, 44) и вместе с ним пользовавшимся перед Господом особым дерзновением (6, 7-10). Они оба, по совещании, решились рассказать Иисусу Христу о желании еллинов.
Это случайное повидимому появление еллинов представилось взору Богочеловека событием глубоко знаменательным. Три с половиною года служения спасению погибших чад Израиля прошли; предстояло великое крестное служение спасения всего падшего человечества. Настал час страшный, но спасительный, час всемирной Жертвы; пришло время прославления Сына Человеческого через смерть, и смерть крестную, и распространения веры в Него между всеми языками (Флм. 2, 8-11). Пора, оставив иссыхающую смоковницу – дщерь Сионову, обратиться к дикой маслине (Рим. 11, 17) – язычникам, жаждущим истины и правды; и привить их к единой плодоносной Лозе (Ин. 15, 5). Пора доброму Пастырю положить душу Свою за овцы (Ин. 10, 11) и послужить многоплодным семенем для Царства Небесного, вознестись через крест в предвечную славу Свою (Лк. 24, 26; Ин. 17, 5) и, собрав крестом всех верных Своих последователей, привлечь их горе – в светлые обители Отца Небесного (Ин. 14, 2, 3).
Язычники у дверей Царства Божия: это, по мысли Господа, – знамение и для Него Самого (ст. 23–30), и для всего мира (31–33), и в частности для Израиля (34–36). Не отвечая прямо на желание еллинов, переданное Андреем и Филиппом, Он мысленно созерцает перед Собою спасительный крест, открывающий всему человечеству путь новый и живый (Евр. 10, 19). Прииде час, да прославится Сын Человеческий. Аминь, аминь глаголю вам: аще зерно пшенично пад на земли не умрет, то едино пребывает, аще же умрет, мног плод сотворит. Любяй душу свою погубит ю, и ненавидяй Души своея в мире сем в живот вечный сохранит ю. Аще кто Мне служит, Мне да последствует, и идеже есмь Аз, ту и слуга Мой будет, и аще кто Мне служит, почтит его Отец Мой. Эти слова, сказанные в такой торжественный час, с величием, подобающим Сыну Божию, должны были глубоко напечатлеться в умах и сердцах апостолов, не вмещавших еще мысли о страданиях и смерти Господа. Теперь они слышат, что крест для Учителя есть путь к прославлению, – что смерть Его необходима для распространения Евангелия во всем мире, подобно тому, как зерно, истлев в земле, дает растению жизнь, – что наконец и для последователей Его нет другого пути к вышней почести, как путь самоотвержения, лишений и страданий.
Но этот крест, предопределенный в Предвечном Совете Пресвятой Троицы и добровольно воспринятый Сыном Божиим, приводит в смущение человеческое естество, ипостасно соединенное с Божеством в Лице Богочеловека. Иисус Христос, по выражению святителя Иоанна Златоуста, «был не чужд человеческих ощущений, и душа Его до того была возмущена, что Он даже искал бы избавления от смерти, если бы только можно было ее избежать». Безгрешная душа Его скорбит и смущается при мысли о смерти, потому что смерть есть следствие греха (Рим. 6, 23), а Искупитель наш чужд всякого греха (Евр. 4, 15), но это смущение быстро сменяется глубоким чувством самоотверженной преданности воле Отца Небесного, пославшего Его совершить дело спасения людей (Ин. 4, 34). Эта воля Отца Небесного, при единосущии Отца и Сына (10, 30), есть вместе изволение Сына, а посему Богочеловек, проявив в Себе то, что свойственно человечеству, в торжественной молитве к Отцу Небесному указывает на Свои страдания и смерть, как на неизменное определение, которое должно совершиться, и как на славу Самого Отца в Сыне (Ин. 14, 13; 17, 1, 4, 5, 24). Ныне душа Моя возмутися, и что реку? Отче, спаси Мя от часа сего, но сего ради приидох на час сей. Отче, прослави имя Твое. Тогда пришел громоподобный глас с неба: и прославих, и паки прославлю, – прославих, изъясняет святитель Иоанн Златоуст, «в предшествовавших событиях», прославлю – «после креста». Страшный час есть переход от одной славы, в тесных пределах Израиля, к другой, всемирной, между всеми народами земли, и к той предвечной, которую Он имел у Отца прежде мир не бысть (Ин. 17, 5) и в которую ввел, по совершении искупления, и Свое человечество.
В третий раз глас Отца Небесного свидетельствует о Сыне Божием. При начале общественного служения Иисуса Христа, когда Он выходил из воды после крещения, небесный глас уверял, что крестившийся от Иоанна есть возлюбленный Сын, в Котором все благоволение Бога Отца (Мф. 3, 17), и в другой раз, на горе Преображения, тот же глас приглашал избранных учеников внимать сему возлюбленному Сыну (17, 5). Теперь небесный глас был обращен ко всему народу, окружавшему Господа, но произвел на него неодинаковое впечатление: одни, стоявшие в отдалении, слышали только звуки и говорили, что это – внезапный гром; другие же, находившиеся вблизи, могли различить, что это не раскаты грома, а слова, и, не понимая значения их, утверждали: Ангел глагола Ему. Различие впечатления зависело также от различного духовного состояния и настроения иудеев, «людей грубых, плотских и беспечных». Видя, что слушатели не вразумились этим Божественным гласом, Спаситель прямо объявил, что такое чрезвычайное свидетельство нужно было не для Него Самого, а именно для народа, который должен понять важность наступающего часа. Это будет час великого переворота в мире – решительный час низвержения власти князя тьмы над падшим человечеством, – победный час восстановления на земле Царства Божия крестной смертью Искупителя. Не Мене ради глас сей бысть, но народа ради: ныне суд есть миру сему: ныне князь мира сего изгнан будет вон. И аще Аз вознесен буду от земли, вся привлеку к Себе, привлеку не только иудеев, но и язычников, «так как их держит тиран и сами по себе они не могут придти и освободиться из рук его, потому что он не пускает их». Вознесением же Господь и прежде называл Свою крестную смерть (Ин. 8, 28), а также и теперь, по замечанию святого евангелиста, этим выражением давал разуметь, коею смертию хотяше умрети. Поняв, что Господь говорит об отшествии из мира, народ отвечал Ему: мы слышахом от закона, яко Христос пребывает во веки: како Ты глаголеши, вознестися подобает Сыну Человеческому? Кто есть сей Сын Человеческий? Возвышенные вещания древних пророков, в которых Царство Мессии представляется непоколебимым и вечным (2 Цар. 7, 16; Пс. 88, 37, 38; Ис. 9, 6, 7; Мих. 5, 2), народ объяснял о земном владычестве Мессии, которое, возвратив иудеям утраченное могущество, сделает их навсегда обладателями мира. Речь Господа Иисуса Христа о вознесении от земли, о смерти, и при том позорной – на кресте, ясно и резко противоречила мечтательным ожиданиям, льстившим народному самолюбию, а посему слушатели Его пришли в крайнее недоумение: они не знали, как согласить предсказание о смерти Сына Человеческого, т. е. Самого Христа, с Его достоинством Мессии. Быть может, они думали, что этот Сын Человеческий отличен от Христа, Который называл Себя Мессиею, или же Сам Христос не более, как предтеча Мессии. Но теперь не время уже было рассматривать и исследовать вопрос, который в течение трех с половиною лет служения Христа-Спасителя был окончательно решен проповедью Его и чудесами. Поэтому, не отвечая прямо Своим совопросникам, Господь преподал им нравственное наставление, в котором они, как видно, нуждались. Светлый день Христов (Ин. 8, 56) приближался к концу: тем, которые еще блуждали в отчуждении от Христа и лишены были животворного света истинного Солнца правды (Мал. 4, 2), нужно было пользоваться сиянием этого Солнца, чтобы найти верный путь ко спасению. Еще мало время свет в вас есть: ходите, дондеже свет имате, да тма вас не имет, и ходяй во тме, не весть, камо идет. Дондеже свет имате, веруйте во свет, да сынове света будете.
Упорство иудеев было так велико, что вразумление Господа и на этот раз, как и прежде (Ин. 7, 33), бесследно коснулось их отяжелевшего слуха. Святой евангелист Иоанн, передав слова Божественного Учителя, горько жалуется на неверие народа, не обращавшего внимания даже на самые поразительные доказательства Божественного посланничества Его: толика знамения сотворшу Ему пред ними, не вероваху в Него. При этом евангелист вспоминает сетования древнего великого пророка и над своими современниками видит исполнение предсказаний его: да сбудется слово Исаии пророка, ежерече: Господи, кто верова слуху нашему и мышца Господня кому открыся? Пророческое слово, взятое из 53-й главы (Ис. 53, 1), изображающей в самых поразительных чертах уничижение Мессии, дает понять, как мало будет верующих проповеди и чудесам Его. Другим выражением, заимствованным у того же пророка (Ис. 6, 9, 10) и приведенными не по букве, а по смыслу, св. евангелист объясняет причину неверия народа крайними ослеплением и ожесточением, потерею всякой способности к восприятию откровенной истины: сего ради не можаху веровати, яко паки рече Исаия: ослепи очи их и окаменил есть сердца их, да не видят очима, ни разумеют сердцем и обратятся, и исцелю их. К этому святой евангелист присовокупляет, что даже из уверовавших многие, и притом люди, облеченные начальственною властью, быть может, члены синедриона (Ин. 3, 1, 2; 7, 50), скрывали свою веру из опасения подвергнуться преследованию фарисеев: и от князь мнози вероваша в Него, но фарисей ради не исповедоваху, да не из сонмищ изгнани будут, возлюбиша бо паки славу человеческую, неже славу Божию.
С целью как можно глубже запечатлеть в умах Своих учеников и ближайших последователей мысль о непреложной истине Своего учения и Божестве Лица Своего, Спаситель произнес речь, в которой соединил и сопоставил прежние изъяснения, высказанные в разное время (Ин. 3, 17–19; 6, 63; 7, 16, 28–29; 8, 12, 19, 26, 28; 9, 5; 10, 30, 38). Веруяй в Мя не верует в Мя, но в пославшаго Мя, и видяй Мя видит пославшаго Мя – такими словами Господь начал речь, внушая о Своем единосущии с Богом Отцом. Это видение, по замечанию святителя Иоанна Златоуста, духовное или «умственное», и «если, по словам святителя Кирилла Александрийского, Отец виден в Сыне, то, конечно, познается в Нем, как в равном Себе, ибо только существа равные объясняют себя взаимно», так что Сын есть образ Бога невидимаго (Кол. 1, 15), по изъяснению святителя Василия Великого, «образ живый, лучше же сказать, самосущая жизнь, образ не в подобии очертания, но в самой сущности всегда сохраняющей неразличимость». Через это видение, к которому приводит вера, Господь делается светом души. Аз свет в мир приидох, да всяк веруяй в Мя во тме не пребудет. Откровение Отца через Сына спасительно людям, а посему неверующий, отвергая Евангелие, сам становится виновником своей погибели: аще кто услышит глаголы Моя и не верует, Аз не сужду ему: не приидох бо, да сужду мирови, но да спасу мир. Отметаяйся Мене и не приемляй глагол Моих имать судящаго ему: слово, еже глаголах, т. е. Евангелие, – то судит ему в последний день, яко Аз от Себе не глаголах, но пославый Мя Отец, Той Мне заповедь даде, что реку и что возглаголю, и вем, яко заповедь Его живот вечный есть. Яже убо Аз глаголю, якоже рече Мне Отец, тако глаголю.
День клонился к вечеру, и время было позднее. Осмотрев все, Господь оставил храм и город, и с двенадцатью учениками опять удалился в Вифанию, которую Он избрал местом ночного отдохновения на все время – до самой последней ночи, проведенной в Гефсиманском саду.
В этом тихом селении, в кругу дружественного Ему семейства, вдали от многолюдной толпы, наполнявшей город в дни праздника, Он мог спокойно предаться молитвенной беседе с Отцом Небесным, а также в доверенных беседах с учениками запечатлеть в умах их величие и важность последних дней Своей земной жизни.
Второй день – великий понедельник
Проклятие смоковницы
Мф. 21, 18–22; Мк. 11, 12–14
На другой день после знаменательного входа в Иерусалим Господь Иисус Христос утром опять пошел в город, в сопровождении двенадцати учеников, тою же, как и вчера, дорогою, но без всякой торжественности. Мысль Богочеловека, естественно, обращалась ко вчерашнему событию, в котором, вместе с скоропреходящим восторгом народа, обнаружилось с поразительною ясностью крайнее ослепление представителей иудейской синагоги, руководителей и наставников народа. Эти лицемеры, прикрывавшие недостаток истинного благочестия внешнею набожностью и добрыми делами напоказ, были злейшими врагами Иисуса Христа и нередко подвергались сильным обличениям воплощенной Истины. Для наглядного изображения духовного неплодия их, а за ними и всего иудейского народа, Господь в Своих беседах воспользовался выразительным образом бесплодной смоковницы: это дерево, украшаясь широкими листьями, но не имея плода, оказывалось не достигающим своего назначения, а посему могло служить наилучшим подобием одной внешности сеновного закона без внутреннего духа жизни. Смоковница, представленная в притче, три года оставалась бесплодною; она была уже обречена домовладыкою на посечение, чтобы не занимала напрасно места, но по совету виноградаря оставлена еще на один год для испытания, не принесет ли плода при новых усиленных попечениях (Лк. 13, 6–9). Такова была иудейская синагога во время спасительного служения Господа Иисуса Христа. Теперь было видно, что и этот год долготерпения Божия, данный ей для вразумления, прошел для нее бесполезно и даже увеличил ожесточение и упорство ее. Отвергнув своего Мессию и не прияв в себя начатков новой жизни, с заменою ветхого закона сени и обрядов (Евр. 10, 1) заветом благодати, она теряла последние остатки жизненности и приближалась к своему концу. То знаменательное действие, которое Господь намеревался совершить теперь перед воими учениками, было как бы продолжением и заключением прежней притчи о смоковнице.
Жители библейского Востока всегда любили образные действия, наглядно представлявшие их пламенному воображению разные отвлеченные понятия. Еще древние пророки нередко употребляли такие действия, чтобы сильнее напечатлеть слова свои в умах и сердцах современников (3 Цар. 11, 30; Hep. 19, 10; 27, 2). Таким же выразительным образом, встретившимся на пути, воспользовался и Христос Спаситель для объяснения Своей мысли. Уступая требованиям плоти или, как выражается блаженный Феофилакт, «по особенному смотрению», Он взалкал. Вдали, при дороге, виднелась одинокая смоковница, и хотя время собирания смокв еще не наступило, но покрывавшие дерево листья, которые обыкновенно появляются после плодов, подавали надежду найти там или осенние фиги (фиолетового цвета), часто остававшиеся на дереве целую зиму, или же (белые) ранние фиги, которые созревали весною и отличались особенно хорошими качествами (Иер. 24, 2). Эти смоквы, или фиги, издавна служили любимою пищею жителей Палестины (1 Цар. 30, 12); туда – к придорожному дереву Господь направил Свой путь, впрочем, по замечанию святителя Иоанна Златоуста, «не для того, чтобы утолить голод, но для учеников, с тем, чтобы преподать им важный нравственный урок. Всеведущий наперед знал, какою найдет смоковницу. Время собирания плодов еще не наступило, но смоковница оказалась совершенно бесплодною: не оставалось на ней зимовалых плодов, не было признака и летних, новых смокв; только одни листья густо покрывали сучья. Господь приблизился к этому дереву, величественному по наружности, но бесполезному и обманчивому по отсутствию плодов, – и взору Его как бы представилась иудейская синагога со всеми руководителями ее – первосвященниками, книжниками и фарисеями, со всем слепотствующим народом, ведомым слепцами (Мф. 15, 14). Это, по выражению церковных песней, «неплодное иссохшее соборище, покрывающееся листием письменносеновного разума, плодов же дел не имущее», было весьма подобно неплодной смоковнице. То лицемерие, которое Господь обличал так часто и внушительно, теперь предстало пред Ним и учениками Его в живом образе. В предостережение для лицемеров и в назидание для Своих учеников, Он изрек этой смоковнице Свой всемогущий приговор: да николиже от тебе плода будет во веки – да не ктому от тебе во веки никтоже плода снесть! Ученики слышали слово Учителя и скоро должны были убедиться в действенной силе его: смоковница тотчас засохла. Для ближайших последователей Господа это чудо имело ту нравственную пользу, что показало им в Спасителе также и нелицеприятного Судию, карающего всякое притворство и обман, и еще раз ободрило их ввиду приближающихся событий. «Он всегда благодетельствовал и никого не наказывал, – говорит святитель Иоанн Златоуст, – надлежало Ему показать и опыт Своего правосудия и отмщения, дабы и ученики, и иудеи знали, что Он хотя и мог иссушить, подобно смоковнице, Своих распинателей, однако же добровольно предает Себя на распятие. Увидев, что смоковница засохла, ученики удивились и говорили: како абие изсше смоковница? Но Господь обратил это чудо к нравственному назиданию их: аминь глаголю вам, аще имате веру и не усумнитеся, не токмо смоковничное сотворите, но еще и горе сей речете: двигнися и верзися в море, – будет, и вся, елика аще воспросите в молитве, верующе, приимите.
Изгнание торжников из храма
Мк. 11, 15–19; Лк. 19, 47–48
По вступлении в город Иисус Христос пришел в храм, из которого вчера изгнал торжников с тою целью, чтобы возвратить дому молитвы подобающую ему святыню. Но чувство лицемерных и корыстолюбивых людей мирилось с крайним пренебрежением святыни. Во дворе и притворах святилища Господь нашел те же беспорядки, против которых восставал вчера и с такою силою еще в самом начале Своего служения в первую пасху (Ин. 2, 14–16). С того времени прошло три года, и со стороны священников и старейшин храма ничего не было сделано к восстановлению благочиния там, куда стекались израильтяне не из одной Палестины, но с разных концов света: то же корыстолюбие, та же алчность, со всеми свойственными им проявлениями, гнездились в преддверии святилища. Первое, что представлялось взорам вступавшего в священную ограду, не располагало к молитвенной сосредоточенности: здесь было шумное торжище, нимало не соответствовавшее святости места; между богослужебными принадлежностями были выставлены на продажу жертвенные животные и скамьи с клетками голубей; для размена денег и обмена иностранных монет на еврейские для уплаты подати на храм (Исх. 30, 11–16) стояли столы меновщиков; вокруг толпилось множество народа, и вместо благоговейной тишины, подобающей храму, повсюду слышался говор многолюдной толпы, раздавались крики животных, совершались торговые сделки, сопровождаемые спорами и обманом. Все это делало преддверие святилища похожим на вертеп разбойников. При виде такого забвения святыни храма, Владыка его – Господь Иисус Христос опять приступил к очищению его. Он опять начать выгонять из храма продающих и покупающих и опрокинул столы меновщиков и скамьи продающих голубей; при этом, обратившись с упреком к Своим современникам, забывшим наставления праведных предков, напомнил им вещания древних пророков Исаии (Ис. 6, 7) и Иеремии (7, 11): несть ли писано, яко храм Мой, храм молитвы наречется всем языком? Вы же сотвористе его вертеп разбойником. Алчность, соединенная с обманом, или, как выражается учитель Церкви – святитель Филарет Московский, «искание собственной корысти в доме Божием», делали торжников похожими на разбойников, делящих добычу, и самый храм – на притон хищников. С удалением нарушителей тишины и благочиния все пришло в должный порядок. Свою ревность о благолепии храма Господь простер до того, что не позволял даже проносить через двор его и притворы вещи, хотя не излишние в обыденной жизни, но не приличные месту молитвы. Впрочем, в этом действии очищения святилища от всего, не свойственного ему, – действии, совершенном Господом в конце Своего служения, в предведении наступающего великого жертвоприношения Голгофского, сокрыт был более глубокий смысл скорого прекращения ветхозаветных жертв (Евр. 9, 12; 10, 9). «Изгнав волов и голубей, – замечает блаженный Феофилакт, – Он этим хотел показать отменение жертв и предсказал, что нет более нужды в жертвоприношении или заклании животных, но нужна молитва». Господь ясно видел, что наступает время, когда святой храм Его будет домом молитвы не для иудеев, но для всех народов, для всех истинных поклонников, покланяющихся Отцу духом и истиною (Ин. 4, 23) без прообразовательных обрядов и жертвоприношений.
Строгое обличение, которым Спаситель сопровождал очищение храма, относилось не к одним торжникам, превратившим дом Божий в место купли и продажи, но и к первосвященникам, книжникам и старейшинам народа, допустившим беспорядок. Ослепленные неверием и враждою, они еще прежде положили убить Иисуса Христа (Ин. 11, 53), а теперь начали придумывать, каким именно способом привести в исполнение свое решение. При этом они чувствовали себя в крайнем затруднении и не находили, что бы сделать с своим Обличителем: они боялись Его, потому что народ, постоянно окружая Его, слушал проповедь и удивлялся учению Его. В случае какого-либо насилия – так предполагали враги Христовы – весь народ мог восстать на защиту Учителя, по одному слову Его, и не только отмстить им, но и навлечь гнев иноплеменных властителей на всю страну. Такое опасение было высказано уже раньше в собрании синедриона (Ин. 11, 48, 50).
