Текст книги "Женщина-дьявол (Варфоломеевская ночь, Молодость короля Генриха - VIII)"

Автор книги: Понсон дю Террайль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

–Хорошо, допустим, что мне тридцать лет и что меня ждет долгое царствование. Но так или иначе, а наследника мне нужно. Корона не может оставаться без владыки, трон не должен быть под угрозой остаться вакантным!

–По этому поводу я мог бы многое сказать вашему величеству,– заметил Мовпен.

–Ну, так говори!

–Долгое время вы, государь, были окружены дурными людьми.

–Ты думаешь?

–Вы дали себя завлечь безнравственным людям, сбившим вас с пути и склонившим ваши вкусы в нехорошую сторону. Так и случилось, что королева-супруга осталась в пренебрежении. Правда, вы посвящали немалое время покаянию, бичевали себя, постились, молились, но не этого ждал от вас Господь.

–А чего-же Он ждал от меня, по-твоему?

–Чтобы ее величество Луиза Савойская, королева Франции и ваша супруга, не оставалась в пренебрежении!

–Гм... гм...

–Вот уже восемь лет как я вступил на службу к вашему величеству. Я был при вашей особе, государь, две недели, когда вы отправились в Блуа на открытие генеральных штатов. Я помню, как накануне этого открытия вы изволили высказать ряд соображений, из которых явствовало, что женщина – исчадие ада, орудие сатаны и источник всех бедствий...

–А разве это не так?

–Рискуя навлечь на себя гнев вашего величества, осмелюсь заявить, что это неправда. С того времени как свет существует, женщина только и делала, что поправляла зло, содеянное мужчиной!

–Что за чушь! А история Адама и Евы?

–Ну а что эта история? Вспомните, ведь Адам ходил совсем голым; значит, зимой он мерз от холода, а летом страдал от жары. Благодаря Еве он получил одежду...

Король невольно расхохотался.

Мовпен продолжал:

–Я не буду говорить вашему величеству о Дидоне, Семирамиде, Клеопатре и прочих знаменитых женщинах древности. Но я сошлюсь на Агнессу Сорель и Жанну д'Арк, спасших монархию, а в самое последнее время достаточно указать на Екатерину Медичи, которая не дала Франции погрязнуть в ереси! Что было бы вовсе нетрудно благодаря слабости...

–Постой, да к чему ты хочешь прийти? – перебил шута король с недовольной гримасой.

–К тому, что вы, ваше величество, очень много выиграли бы, если бы соблаговолили приблизиться к королеве-супруге!

–Вот еще!

–Во-первых, вы получили бы полное удовольствие от общества прелестного, ласкового существа.

–Будто бы!

–А новые заботы, возникшие от этого общения, отвлекли бы ваше величество от черных дум.

–Это что за заботы?

–Заботы о наследнике, ваше величество!

Король погрузился в задумчивость. Мовпен, заметив, что его слова произвели свое действие, молчал. Так они въехали в Париж и направились прямо ко дворцу Босежур.

Когда они подъехали к воротам дворца, король, выглянув в окно своего экипажа, вздрогнул: у подъезда стояли два придворных во всем черном.

–Что это значит? – крикнул он.

Один из пажей подскочил к экипажу и доложил:

–Это траур по его высочеству герцогу Анжуйскому.

–Значит, брат все-таки умер? – простонал Генрих. К экипажу подошел старик-шталмейстер и с низким поклоном доложил:

–Его высочество испустил последний вздох прошлой ночью в Шато-Тьерри.

Король дрожащей рукой провел по лбу и пробормотал:

"Значит, человек в маске все-таки сказал правду!" – а затем громко спросил:

–А где матушка?

–Ее величество отправилась в Шато-Тьерри. Король подумал и сказал:

–Значит, и мне тоже надо отправиться туда, но только не сейчас: теперь чересчур жарко, и я чувствую себя очень плохо. Мы остановимся пока здесь! – и король направился во дворец.

XIV

Да, герцог Франсуа умер, в этом уже не могло быть сомнений! Не в силах короля было воскресить его, но зато он мог почтить память покойного, устроив ему пышные похороны. За выработку церемониала их и принялся на следующее утро король.

Для этого он потребовал к себе настоятеля женовефинцев. Монахи ордена Святой Женевьевы были немногими из черноризцев, еще державшихся короля. Доминиканцы, например, были лигистами, открыто проповедовавшими, что король – еретик, что власть должна перейти от нечестивых Валуа к Лотарингскому дому. Но женовефинцы, в общем люди очень жизнерадостные и терпимые, известные чревоугодники и пьяницы, оставались нейтральными в гражданской розни, раздиравшей в то время Францию.

Настоятель женовефинцев, о. Василий, был еще совсем молодым человеком. Он происходил из знатной бургундской семьи, был высок ростом, красив и отличался завидным здоровьем. Среди своих собратьев он был известен за самого неутомимого гуляку и порядочного шалуна. Кружка, которую ему подавали в монастыре за трапезой, вмещала добрых три бутылки вина, причем он опоражнивал ее в два глотка. Что же касается Латинского квартала, этого царства школяров и нестрогих женщин, то там о. Василий славился любезностью и составлял изрядную конкуренцию студентам. Говорили, что однажды ревнивый школяр даже ткнул о. Василия кинжалом в грудь, но осторожный монах носил под власяницей кольчугу, так что кинжал сломался без вреда для любезного настоятеля. Однако, отбросив в сторону его мирские делишки, мы должны отметить, что он был отличным администратором и превосходно вел свой монастырь, а процессии монахов Святой Женевьевы были истинной радостью верующих. Вот почему Генрих III вытребовал его на совещание.

Это совещание продолжалось несколько часов. Кроме Мовпена, на нем никто не присутствовал, так как мрачность и резкость делали Крильона совершенно непригодным для обсуждения таких вопросов, а больше у Генриха III никого и не было.

Когда все подробности предстоящей церемонии были решены, король с завистью сказал настоятелю:

–А знаете ли, батюшка, у вас такое цветущее лицо, что просто радуешься, глядя на вас!

Отец Василий молча поклонился, но Мовпен ответил за него:

–Если его преподобие обладает таким цветущим здоровьем, то это потому, что он знает верный секрет!

–Вот как? Вы действительно знаете секрет? – спросил король.

–Быть может, да! – улыбаясь ответил монах.

–Могу открыть вам этот секрет, государь,– снова подхватил Мовпен.– Прежде всего, отец Василий любит старое вино и умеет отдать ему должное.

–Затем?

–Затем его преподобие изрядно кушает, а вкусив от даров земли, предается благодетельному сну.

–И это – все?

–Ну, не совсем! Отец Василий не упускает случая поинтересоваться состоянием здоровья своих духовных дочерей из... Латинского квартала! Если бы вы, ваше величество, последовали его примеру, то через месяц– другой обладали бы таким же цветущим лицом и хорошим расположением духа, как его преподобие.

Советы шута Мовпена, подтвержденные таким наглядным примером, произвели на короля свое действие и заставили его погрузиться в какую-то неясную мечту. Когда он лег спать, ему приснился приятный сон: ему снилось, что перед ним стоит белокурая, голубоглазая, тоненькая девчурочка, и, когда он, король, обвил своей царственной рукой ее гибкий стан, она со страстью и нежностью приникла к нему. Проснувшись, Генрих III был в очень меланхолическом настроении, начиная сознавать, что действительно много потерял, отказывавшись так долго от естественных радостей жизни.

Когда король рассказал свой сон Мовпену, шут расхохотался и ответил:

–Вот видите, государь, недаром я говорил вам, что в женщинах есть много хорошего! Так, например, благодаря тому, что вы поухаживали во сне, вы не только отлично поспали, но и встали совсем другим человеком. У вас очень свежий вид, и это внушает мне новую мысль. Мне кажется, я лучше этого колдуна в маске смогу разъяснить вам вещий сон Крильона!

–А ну-ка, истолкуй мне его, милочка!

–Белокурая женщина сна Крильона и вашего августейшего сна – одно и то же лицо!

–Как? Значит, она замышляет предательство?

–Отнюдь нет! Но, завоевав ваше сердце, она тем самым завладеет и вами. Она покорит вас, станет вашей царицей! Но это сладкое поражение, государь!

Слова Мовпена заставили короля глубоко задуматься. Наконец он сказал:

–Вот странно! Я сам не предполагал, что мог бы влюбиться, а теперь вижу, что, пожалуй... могу!

–Ну и дай бог! – торжественно провозгласил Мовпен. На следующий день был назначен отъезд королевского поезда в Шато-Тьерри, и в назначенный час этот поезд двинулся в путь. Герцог Крильон командовал сильным эскортом гвардии, Мовпен по-прежнему занял место в королевском экипаже. Они ехали весь день и наконец подъехали к той самой гостинице, где уже останавливалась герцогиня Монпансье.

Мы упоминали, что герцогиня смотрела из окна в тот момент, когда королевский поезд близился. Заметив ее белокурую головку, король вскрикнул:

–Боже мой! Женщина из моего сна!

В сущности говоря, он только и видел, что белокурые волосы Анны, так как она поспешила отойти в глубь комнаты. Но мы уже не раз отмечали, каким слабохарактерным был король Генрих III и как легко он поддавался чужому влиянию. Убеждения Мовпена сделали свое дело, и король и в самом деле был уверен, что ему стоит лишь влюбиться, как тоска и нездоровье отлетят от него прочь. Истолкование Мовпеном сна Крильона тоже пришлось ему по душе, и он готов был во всякой блондинке видеть теперь женщину, которой сама судьба предписала сыграть роль в его жизни. Вот почему он был так потрясен видом этой быстро промелькнувшей белокурой головки.

Мовпен не заметил этой головки, но все же воспользовался возгласом короля, чтобы шепнуть ему:

–А вот, государь, отличный случай проверить на практике лечебные секреты отца Василия!

–Посмотрим! – улыбаясь ответил король.– А пока прикажи-ка остановиться здесь!

XV

Войдя в зал гостиницы, король увидел в одном из углов ее пажа Серафина и спросил его:

–Кто ты, милый мой?

–Я паж, ваше величество! – ответил Серафин.

–У кого?

–Извините, государь, но моя хозяйка желает путешествовать инкогнито.

–Да ведь я-то имею право знать имена тех, кто путешествует по моей земле!

–Да, ваше величество, но хозяйка прогонит меня, если я разоблачу ее имя, а ведь я – бедный дворянчик, не имеющий ни денег в настоящем, ни наследства в будущем!

–Ну, если она тебя прогонит, ты поступишь ко мне, только и всего! – возразил король.

Неизвестно, как вывернулся бы Серафин после такого возражения, если бы в этот момент Мовпен не заметил Жака, притаившегося в другом углу. Королевский шут схватил несчастного монаха за шиворот и выволок его на середину, приговаривая:

–Вы только полюбуйтесь, государь! Вот наш монах, превращенный в дворянина!

Король сразу узнал монашка, который несколько дней тому назад произвел на него такое тяжелое впечатление.

–Монах,– воскликнул он,– мерзкий, отвратительный монах!

–Монах, превращенный в пажа, государь! – подхватил Мовпен.

–Да вытолкай его вон! – с раздражением крикнул король, на которого вид Жака по-прежнему производил необъяснимо тягостное впечатление.

–Почему ты перестал быть монахом? – спросил Мовпен, выволакивая Жака на двор.

–Да я никогда им и не был! – злобно ответил Жак.

–Не был? – расхохотался Мовпен.– А вот увидим! – и он сорвал с Жака шапочку и далеко отбросил ее в сторону.

В Жаке вспыхнула вся кровь. Он вспомнил, что на поясе у него имеется шпага, и, обнажив ее, с бешенством ринулся на Мовпена. Тот отскочил в сторону и тоже обнажил шпагу.

Королевские люди не знали Жака, а потому для них вся эта история имела характер обычной ссоры. Поэтому они окружили молодых людей и принялись следить за их поединком. Сам король вышел за дверь и, забыв на этот момент белокурую женщину, с озлоблением крикнул:

–Убей его! Убей его, милый Мовпен! Убей мне этого мерзкого монаха!

Мовпен недурно фехтовал, но монашек защищался с отчаянием и решимостью и так отчаянно вертел шпагой в воздухе, что оружие Мовпена не могло коснуться его. Наоборот, бешенство, видимо, побеждало выучку, так как Мовпен два раза оказался тронутым шпагой Жака, хотя и незначительно.

Но на стороне Мовпена все же была привычка к оружию. Монах начал уставать, и, заметив это, Мовпен пустился на финт, выбил шпагу из рук Жака и приставил свою острием к его груди. Увидев это, король с новой силой закричал:

–Убей его, Мовпен, убей!

Но шут не успел привести в исполнение королевское приказание. Герцог Крильон прорвал круг зрителей и, ударом шпаги выбив оружие из рук шута, сказал:

–Разве вы не видите, что его величество шутит! Французский король знает, что в честном бою безоружного противника не убивают!

Генрих III закусил губы и крикнул:

–Вы-то чего суетесь не в свое дело, герцог?

–Простите, ваше величество,– спокойно ответил Крильон,но ограждение королевского достоинства и есть как раз мое дело!

Король повернулся к нему спиной и сказал одному из гвардейцев:

–Связать сейчас же этого мерзкого монаха, привязать его к седлу и отправить в монастырь!

Гвардеец так и поступил, и через три часа они подъехали к монастырю. Опять бедный Жак начал думать, что он и в самом деле монах, что над ним лишь посмеялись. Это подозрение перешло почти в уверенность, когда во дворе монастыря он увидел о. Антония, спокойно прогуливавшегося в обычном монашеском платье.

Но тут же ум начал мутиться у бедного юноши. Ну хорошо, положим, над ним действительно посмеялись! Но... о. Антоний! Ведь он еще утром был капитаном и предводительствовал эскортом герцогини! Ведь он оставался в гостинице, близ города Мо! Каким же образом он попал теперь в монастырь, да еще в монашеской одежде?

Гвардеец грубо сбросил Жака на землю и крикнул о. Антонию:

–Получайте-ка, вот тут один из ваших монахов!

Отец Антоний подошел и сказал:

–А! Это брат Жак! Наверное, у него опять был припадок безумия!

Отец Антоний кликнул монахов, Жака взяли и увели в келью, где переодели в монашеское платье. Оставшись один, Жак долго плакал и молил Бога лучше убить его, чем мучить так долее. В конце концов, разбитый усталостью и огорчениями, Жак заснул крепким сном.

Проснулся он в конюшне на вязанке сена. Перед ним стоял о. Антоний, снова одетый капитаном.

–Ну и мастер же ты спать, племянничек! – воскликнул он.Да, знаешь ли, ведь ты проспал добрых три часа!

Жак протер глаза, оглянулся по сторонам и вдруг отчаянно завопил:

–О, теперь не может быть сомнений, я сумасшедший! Отец Антоний ласково взял "племянника" под руку, вывел его из конюшни и сказал:

–Наверное, тебе что-нибудь приснилось, Амори?

–Я сумасшедший, я сумасшедший! – продолжал рыдать бедный юноша.

В этот момент по дороге мимо гостиницы проходил какой-то монах, при виде плачущего Жака он остановился и внимательно посмотрел на него.

XVI

Приказав отправить Жака в монастырь, король вернулся в гостиницу и опять взялся за Серафина.

–Так ты не желаешь сообщить мне имя своей хозяйки? спросил он.

В этот момент дверь приотворилась, и в щели показалась прелестная белокурая головка. Правда, лицо незнакомки прикрывала небольшая полумаска, но все же можно было сразу определить, что белокурая женщина очень красива. Блондинка появилась лишь на краткое мгновение, и притом лишь для того, чтобы, положив палец на губы, знаком предписать Серафину молчать и далее. Затем дверь захлопнулась, и незнакомка скрылась.

–Вы сами видите, государь,– сказал тогда Серафин,– что от меня требуют полного молчания!

–Хорошо! – великодушно согласился король.– Но, если ты не смеешь сказать ее имя, ты снесешь ей письмо от меня!

–Желание короля – священный закон для меня! – ответил Серафин.

–Эй, Мовпен! – крикнул король. Шут сейчас же вбежал: он на скорую руку перевязывал царапины, нанесенные ему монахом.

–Ты взял с собою письменные принадлежности?

–А как же,– ответил шут,– вот они! – и он показал на висевший сбоку маленький кожаный мешочек.

–Ну, так садись к столу и пиши! Мовпен присел к столу, развернул пергамент, достал чернильницу и перо.

–Ну, готово? – спросил король.– Пиши... Он заходил взад и вперед по комнате, почесав затылок и наконец смущенно закрякал: – Гм... гм... гм...

–Так и записать? – спросил Мовпен.

–Болван! – крикнул Генрих III.

–Какое короткое письмо! – воскликнул Мовпен.– Можно запечатать?

Генрих III не обратил внимания на дерзость шута и досадливо сказал:

–Сестра Марго сочинила бы в течение этого времени целую поэму, да и брат Карл тоже не был бы поставлен в тупик!

–Может быть, вы посвятите меня, государь, в это дело?

–Я хотел бы послать любезную записочку прелестной блондинке, сообщить ей, как...

–Хорошо, хорошо! – бесцеремонно перебил короля Мовпен, и его перо быстро зашуршало по пергаменту.

–Кроме того, чтобы...

–Готово!

–Неужели! А ну-ка, покажи!

Мовпен подал королю письмо, и Генрих начал читать:

"Милостивая государыня и очаровательная незнакомка! Увидев Вас, я впервые понял, насколько я мал и незначителен".

–Да что ты наплел тут? – удивленно воскликнул король.

–Ладно уж! Вы только читайте!

Король продолжал:

"Быть королем – мало, если он не любим, и, по– моему, любой из моих подданных станет выше меня, если ему удастся найти доступ к Вашему сердцу!"

–Очень хорошо! Отлично! – воскликнул король. "Я стал бы самым счастливым монархом во всей вселенной, если бы вы даровали мне права и позволение увидеться с Вами. А пока позвольте мне, прекрасная незнакомка, подписаться смиреннейшим и вернейшим из Ваших подданных!"

–Черт возьми! Но из тебя вышел бы отличный протоколист! воскликнул король.– Твоя записочка прелестна!

–Я счастлив, что мне удалось угадать и схватить мысли вашего величества! – скромно ответил Мовпен.

Король взял записку, сложил ее, запечатал своей печатью и, вручив Серафину, сказал:

–Возьми и возвращайся с благоприятным ответом! Ты не раскаешься, что был моим вестником!

Вскоре Серафин вернулся с маленькой надушенной записочкой. Вскрыв ее, Генрих прочел:

"Государь! Вы оказываете высшую честь и дарите величайшим счастьем такую ничтожную женщину, как я, говоря ей о своей любви, в то время как двор изобилует молодыми и прекрасными дамами". Прелестная незнакомка сильно ошибается, при моем дворе дам уже давно не видано! – заметил король и продолжал читать: "Но король Генрих III, внук короля-рыцаря, наверное, не захочет позабыть, что он – первый дворянин Франции и что в качестве такового просьба дамы о сохранении ее имени в тайне для него должна быть священна. У меня имеются достаточные основания умолять Ваше Величество не расспрашивать и не допытываться, кто я такая, а спокойно продолжать путь. Завтра Вы, государь, прибудете в Шато– Тьерри; я живу там, и если за сутки Ваш каприз не улетучится, то любопытство Вашего Величества будет удовлетворено. Вечером в замок явится этот самый паж, который передаст Вам сейчас мой ответ, и проведет Вас к той, которая почитает себя смиреннейшей из верноподданных Вашего Величества".

–Но ведь это свиданье! – воскликнул Мовпен.

–Ты думаешь?

–И я не удивлюсь, если до истечения двух суток ваше величество выиграете сражение, не менее серьезное, чем при Жарнаке!

Король фатовски улыбнулся и кликнул Крильона, чтобы приказать ему готовиться к отъезду.

–Как? – воскликнул Мовпен.– Значит, вы, государь, отказались от мысли настоять на своем и узнать имя пленившей вас красавицы?

–Друг мой, разве можно отказать женщине, которая взывает к рыцарским чувствам мужчины? А потом, видишь ли, Мовпен, в тайне имеется своя хорошая сторона. Теперь я целые сутки буду во власти упоительных грез. А действительность... как знать, какова она?

Мовпен прикусил губы, чтобы не рассмеяться, и подумал:

"Честное слово! Король, видимо, совсем забыл, что едет в Шато-Тьерри за чем-нибудь другим, кроме любовного приключения!"

Через десять минут королевский кортеж двинулся в дальнейший путь. Тогда герцогиня Монпансье приподняла шторы окон своей комнаты и, глядя вслед удалявшемуся поезду, пробормотала:

–Положительно все, даже простой случай, складывается к моей пользе! И как удачно вышло, что этот глупый шут вызвал Жака на ссору!

XVII

В Мо король остановился на ночлег. Он долго проговорил на сон грядущий с Мовпеном о белокурой незнакомке, грезил о ней всю ночь напролет, встал рано бодрым и свежим и сейчас же приказал двинуться дальше.

Герцог Крильон во все время пути не разжимал рта, но по его лицу было видно, что хорошее расположение духа короля доставляло ему немалое удовольствие и даже несколько удивляло.

В полдень остановились позавтракать в нескольких лье от Шато-Тьерри. После завтрака король пожелал отдохнуть. Мовпен вышел из королевской комнаты и увидал герцога Крильона, примостившегося в саду под деревом.

–Ну-с, герцог,– сказал Мовпен, подходя к Крильону,– как вы находите теперь короля?

Крильон не симпатизировал Мовпену и был зол на него за недавнее наглое поведение. Но отличительной чертой его характера были прямота и справедливость, поэтому он ответил:

–Я нахожу, господин Мовпен, что вы совершили чудо! В течение целых десяти лет я не видал короля в таком отличном состоянии духа!

–А знаете, чем я достиг этих результатов? Я помог королю влюбиться в прелестную блондинку, которую король видел вчера в гостинице и о которой он с тех пор непрестанно грезит!

–А вы-то сами видели ее?

–Я? Нет! Но... – Мовпен, весело рассмеялся и договорил: Но я всецело полагаюсь на королевский вкус!

–Уж не интриганка ли это какая-нибудь? Может быть, она подослана Гизами?

–Ну вот еще! Откуда Гизы могут предвидеть все – до перемены королевских вкусов включительно!

Разговору Мовпена с Крильоном был положен конец пробуждением короля, заторопившего к продолжению пути.

–Странное дело! – сказал король, когда экипаж двинулся вперед.– Я опять грезил... грезил о ней...

–Ваше величество изволили влюбиться по уши! – ответил Мовпен.

–Мне самому начинает так казаться. Кто бы мог думать?

–Так вот почему вы так торопитесь в Шато-Тьерри!

–Ах, черт! Да ведь я совсем забыл... ведь не из-за прекрасной незнакомки я еду туда в конце концов! Там меня ждет тело брата.

–Но, государь, долг не может помешать думать об удовольствии!

Этот афоризм пришелся по душе Генриху, и он опять завел разговор на прежнюю тему.

–Знаешь ли, со вчерашнего дня я чувствую себя так, словно мне двадцать лет!

–Хороший возраст, государь!

–Теперь мне не хватает одного: превратиться на время в какого-нибудь мелкого дворянчика, потому что, видишь ли, королевский сан крайне стесняет меня!

–Ну, меня он не стеснил бы ни на йоту! – смеясь, возразил шут.

–Но ты пойми: ведь в Шато-Тьерри я буду у всех на виду и это будет стеснять каждый мой шаг.

–Ну вот еще! Вы только положитесь на меня, государь, и мы позабавимся, как простые ландскнехты! Наверное, у вашей блондинки найдется для меня какая– нибудь брюнетка.

–Тише,– остановил его король,– к нам подходит Крильон. Будем серьезными в его присутствии, сын мой, потому что герцог Крильон никогда не шутит!

Крильон не слышал этих слов или сделал вид, что не слышит. Мовпен расхохотался, и король доехал до Шато– Тьерри в том же самом радостном настроении, в котором он находился со времени встречи с очаровательной блондинкой.

Но, в то время как копыта мулов застучали по мостовой города, король вдруг вспомнил, что едет на похороны, и сказал:

–Не хочешь ли ты почитать со мною молитвы за упокой души покойного?

–Пожалуй,– ответил Мовпен.– Только к чему это? С чего вашему величеству так убиваться по герцогу?

–Да ведь это мой брат!

–Ну так что же? Это брат, который только и делал, что злоумышлял против своего короля!

Эти слова рассеяли похоронное настроение короля, и он опять погрузился в свои шаловливые грезы.

Подъехали к замку. Везде виднелись следы великого траура. Двор, лестница, подъезд, комнаты были полны людьми герцога Анжуйского в траурных одеяниях, а стены были обтянуты черным сукном. Генрих III не мог подавить дрожь при виде этой мрачной картины и, опираясь на плечо Мовпена, поднялся в зал, где на парадном ложе лежало набальзамированное тело почившего. У его ног на коленях тихо молилась королева-мать, обливаясь слезами.

Король подошел к матери, взял ее за руку и поцеловал. Затем, погрузив пальцы в святую воду, он обрызгал покойника, прочел краткую молитву и, воскликнув: "О, здесь можно задохнуться!",– удалился с Мовпеном в отведенные ему комнаты.

Генрих вообще боялся смерти, вид покойников всегда действовал на него подавляюще. Шаловливое настроение совершенно слетело с него, он опять стал прежним мрачным, вялым, хмурым государем. Однако Мовпен не дремал. Он приказал подать королю обед.

–Но я не могу и не хочу есть! – брюзгливо сказал король.

–А все-таки попробуйте! – ответил Мовпен. Стол был накрыт и уставлен аппетитными закусками и винами. Сначала Генрих III не захотел ни до чего дотронуться, но когда ему подали любимый раковый суп, запах которого приятно защекотал его ноздри, ему захотелось попробовать его, он скушал ложку, другую... потом полтарелочки, а там и всю. После супа королю захотелось пить. Вино тоже пришлось ему по вкусу, он выпил порядочный бокал, и, видя это, Мовпен облегченно перевел дух.

Теперь лицо короля прояснилось, но он все же стал говорить о предстоявших похоронах. Мовпен постарался вспомнить все, что было говорено с о. Василием, и этот разговор еще более оживил короля. В конце концов он выразил намерение лично и пешком следовать за похоронной процессией.

–Ведь, знаешь ли, я все-таки последний представитель рода Валуа! – закончил он с глубоким вздохом.

–Полно, государь! – весело возразил шут.– Стоит только вашему величеству вернуться к добрым намерениям, которыми еще вчера вы были так преисполнены, и я ручаюсь, что через пять-шесть лет вокруг вас будут прыгать с полдюжины маленьких валуят!

Король тяжко вздохнул, но принялся есть еще охотнее. Мало-помалу– его мысли становились все розовее, пока он не воскликнул:

–А ведь прелестная незнакомка, по-видимому, забыла о своем обещании!

–Ну вот еще! -возразил Мовпен.– Она ведь хотела свидеться с вами вечером, а вечер только еще начинается!

В этот момент портьера в глубине зала откинулась, и в комнату вошел человек, вид которого заставил короля радостно вскрикнуть. Это был паж Серафин с запиской. В последней было написано:

"Если Вы, Государь, еще не забыли меня, то последуйте за моим пажем!"

–Черт возьми! – воскликнул король.– Я иду!

–Одни? – спросил Мовпен. . ,

–Нет, с тобою.

Через десять минут король и Мовпен, выбравшиеся из замка без всякой огласки, шли за Серафином по темным улицам города Шато-Тьерри.

Паж провел их через весь город. В самом конце предместья, где уже виднелись поля и леса, он остановился перед домиком, ставни которого были наглухо заперты.

–Это здесь! – сказал он.– Но, предупреждаю, я имею право ввести в дом только его величество! Король рассмеялся и сказал Мовпену:

–Ну что же, милый мой, погуляй пока при луне и подожди, пока я освобожусь!

–Государь! – озабоченно шепнул ему Мовпен.– А что, вам грозит там какая-нибудь опасность?

–Да какая же опасность может грозить мне? Разве я не король? Кроме того, я не один, со мною моя верная подруга! – и Генрих указал на висевшую сбоку шпагу.

Серафин достал ключ и отпер дверь, за нею показался довольно длинный, неосвещенный коридор. Только в самом конце его виднелась полоска света.

–Пожалуйте, государь,– сказал паж.– Надо идти все прямо. В конце коридора вы найдете дверь, в которую постучите два раза!

Сказав это, Серафин взял Мовпена под руку и вывел его на улицу из коридора, куда королевский шут тоже забрался вслед за своим господином.

–Что это вы? – недовольно спросил Мовпен.

–А я увожу вас!

–Но куда?

–А куда хотите! – и с этими словами Серафин запер дверь и спрятал ключ в карман.

Замок щелкнул, и теперь Мовпен был отделен от своего господина всей толщей массивной двери.

–Я остаюсь здесь,– заявил Мовпен, усаживаясь на камень в нескольких шагах от дома.

–Как вам будет угодно, а я, с вашего позволения, отправлюсь вот в тот дом, что виднеется там вдали.

–Это что за дом?

–Кабачок, где водится удивительно славное винцо!

–Ну, если это так, то и я иду с вами! – заявил Мовпен. Подойдя к двери кабачка, Серафин принялся отчаянно стучать рукояткой шпаги. Хозяин прибежал в одной рубашке; из-за двери было слышно, как он ругался и проклинал непрошеных гостей. Но, увидев Серафина, он вдруг смирился и стал отвешивать ему низкие поклоны. Затем, в то время как молодые люди уселись в зале, он сбегал в погреб и притащил три бутылки лучшего вина.

–Не сыграть ли нам? – спросил Серафин, доставая кости.

–А почему бы и нет? – ответил Мовпен.

Хозяин поставил на стол бутылки и бокалы и сказал:

–Вы уж извините, мсье Серафин, но третьего дня был праздник стрелков, и у меня до утра толкался народ, так что мне совершенно не пришлось спать. Но вы и сами знаете дорогу в погреб, так что если вам не хватит вина, то вы уже сами достаньте, сколько вам понадобится!

–Ладно, ступай себе спать! – отпустил его Серафин.– А кто-нибудь из посторонних у тебя есть?

–Нет, только в соседней комнате примостился бродячий монах.

Хозяин ушел, и молодые люди принялись играть. С самого начала счастье решительно встало на сторону Мовпена, и Серафин проигрывал партию за партией, что отнюдь не приводило пажа в дурное настроение духа.

Прошло некоторое время. Вдруг дверь соседней комнаты открылась, и оттуда вышел монах. Протирая заспанные глаза, он проворчал, что нет возможности спать, раз рядом безбожники пьянствуют и играют всю ночь напролет; поэтому лучше ему, пользуясь ночной прохладой, отправиться в путь.

Все это было совершенно невинно, но Мовпен заметил, что монах и Серафин перекинулись быстрым взглядом. И без того в этой истории с прекрасной незнакомкой было много таинственного, и ее конец вовсе не нравился Мовпену, а тут еще этот монах... Королевский шут решил выйти и посмотреть, куда отправится черноризец.

Но в тот момент, когда Мовпен направился к дверям, Серафин вскочил с места и, встав на пороге, спросил:

–Куда вы?

–Хочу посмотреть, куда направился этот монах!

–Да вам-то какое дело?

–А такой уж пришел мне каприз!

–Ну уж нет! Вы выиграли у меня столько денег и хотите удрать? Сначала дайте мне реванш!

–Завтра с удовольствием.

–Нет, сейчас же!

–Извиняюсь, но мне некогда! – сухо ответил Мовпен и хотел пройти, однако Серафин решительно загородил ему дорогу.

–Посторонись! – крикнул Мовпен, обнажая шпагу.

–Сначала мой реванш.! – ответил паж, тоже обнажая оружие.

XVIII

По блеску глаз Серафина Мовпен понял, что ему удастся выйти, лишь переступив через труп пажа. Это еще более увеличивало нараставшие опасения шута за своего государя, которого надо было во что бы то ни стало поскорее разыскать.

–Посторонись! – еще раз крикнул он.

–Сначала реванш!

–Я дам его тебе потом!

–Нет, сейчас же!

–В последний раз: посторонись! – крикнул Мовпен, угрожая шпагой.

Но вместо ответа Серафин парировал удар и сам стал в позицию.

–Да ты, видно, хочешь, чтобы я убил тебя! – крикнул Мовпен.

–Нет, я хочу только реванша! – ответил паж.– Я очень упрям!

Мовпен бешено набросился на Серафина; однако в тот момент, когда шут короля Генриха сделал решительный выпад, Серафин умело отскочил в сторону, и шпага Мовпена воткнулась в дверь. Конечно, паж герцогини воспользовался этим и, приставив острие своей шпаги к груди Мовпена, заставил последнего отступить и выпустить рукоять.