Текст книги "Женщина-дьявол (Варфоломеевская ночь, Молодость короля Генриха - VIII)"

Автор книги: Понсон дю Террайль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Террайль Понсон Дю
Женщина-дьявол (Варфоломеевская ночь, Молодость короля Генриха – VIII)

Понсон дю Террайль

ВАРФОЛОМЕЕВСКАЯ НОЧЬ

Цикл романов "Молодость короля Генриха"

ЖЕНЩИНА-ДЬЯВОЛ

Роман VIII

I

Королю Генриху III снился страшный сон. Он увидел себя бредущим в монашеском наряде по улицам Парижа, и хотя эти улицы были полны народа, но никто – ни простые буржуа, ни знатные сеньоры – не приветствовали его, своего короля. Так как это равнодушие толпы страшно поразило его, то он обратился с вопросом к горожанину, сидевшему на приступочке у своего дома. Горожанин презрительно повел плечом и ответил:

–С какой же стати будут обращать внимание на тебя, монах, когда парижане ждут въезда своего короля? При этих словах Генрих П1 даже отскочил назад.

–Какого короля? Ведь король – я! – крикнул он. Горожанин снова повел плечами и ответил:

–Полно тебе, глупый монах! Вот, смотри: едет король! Действительно, Генрих III вдруг услыхал звуки труб и барабанов. Затем из-за угла показался большой отряд под предводительством высокого мужчины с гордой осанкой, при виде которого вся толпа, как один человек, закричала:

–Да здравствует король Франции!

Генриху III, превратившемуся в бедного монаха, пришлось отойти в сторонку, чтобы пропустить кортеж короля.

За королем, во главе швейцарцев, следовал Крильон, за ним – Эпернон и адмирал Жуайез, и всем им самозванец– король отдавал приказания, и все они охотно и подобострастно повиновались ему.

Кто же был этот другой король? Генрих III не мог видеть его лицо, так как забрало его шлема было опущено.

Бедный король хотел крикнуть, что это – ошибка, но звуки замирали у него в горле. Он хотел кинуться к кортежу, остановить самозванца, воззвать к лояльности Крильона и прочих, но его ноги словно приросли к земле, и он не мог двинуться с места. Вдруг перед Генрихом очутилось какое-то мрачное здание, в котором он узнал монастырь; ворота последнего распахнулись, и глас свыше произнес: "Войди, несчастный монах!" В то же время неведомой силой Генриха повлекло в ворота. Он сопротивлялся, но ничего не помогло. Наконец он совершил нечеловеческое усилие и проснулся, обливаясь холодным потом в своем сен-клуском дворце.

Король первым делом соскочил с кровати, распахнул окна, высунул голову и принялся осматривать окрестности. Наконец он перевел взор вниз и заметил Крильона, который как раз осматривал дозорные посты. Вид Крильона окончательно привел в себя короля.

–Эй, герцог! – окликнул он начальника дворцовой стражи. Крильон поднял голову, узнал короля и почтительно поклонился ему.

– Поднимитесь ко мне, герцог! – снова крикнул Генрих.

Через минуту герцог уже входил к королю. Его волосы сильно поседели, но это был все прежний молодец, бравый и бесстрашный вояка.

–Здравствуйте, Крильон! – сказал Генрих III.

–Здравствуйте, государь.

–Знаете ли вы, зачем я позвал вас к себе?

–Нет, государь!

–Чтобы вы сказали мне правду!

–Это очень приятное для меня занятие, государь, тем более что я никогда не лгал в жизни. Да и вообще при всем дворе я единственный человек, от которого можно ждать правды.

–Честный Крильон!

–Чем именно могу служить вашему величеству?

–Я хочу знать, по-прежнему ли я – король Франции? Крильон угрюмо посмотрел на короля и ответил:

–Должно быть, вы, ваше величество, проснулись в очень хорошем настроении! Или вы принимаете Крильона за одного из своих миньонов?

–Увы,– вздохнул король,– у меня нет их больше! Их всех убили... Но вы все-таки не ответили мне на мой вопрос, герцог!

–Не могу ли я узнать сначала, что заставляет ваше величество так странно шутить?

–Странно – согласен, но только я вовсе не шучу. Я серьезно спрашиваю вас: король ли я еще?

–Ну конечно,государь!

–Франции?

–Франции!

–Ты, вероятно, задаешься вопросом, мой добрый Крильон, не сошел ли я с ума? Нет, милый мой, все дело в том, что я видел ужасный сон.

–А что именно приснилось вашему величеству?

Генрих III рассказал Крильону свой сон. Когда он кончил, Крильон сказал:

–Странное дело, государь, я тоже видел неприятный сон.

–Такой же, как и мой?

–Почти.

–Ну, так расскажите мне его, герцог!

–Мне приснилось, что две армии оспаривали друг у друга Париж. Ворота города были заперты, улицы перегорожены цепями и заставлены баррикадами...

–Без моего приказания?

–Да, государь. Вашего величества не было в Париже. Вы командовали той армией, которая осаждала Париж.

–Значит, Париж восстал?

–И да, и нет.

–Но как мог Париж оставаться лояльным, раз он запер ворота перед своим государем?

–У Парижа была королева.

–Королева? А как ее звали?

–Не помню, как ее называли по имени, но у многих на устах была кличка "женщина-дьявол".

–Какова она собою?

–Белокурая с голубыми глазами.

–У нее в руках была шпага?

–Нет, скипетр, но очень странный: ножницы, которыми она остригла волосы вашего величества.

–Слава богу, не все сны сбываются! – пробормотал король, бледнея и заметно трясясь.

II

–Вот что, друг мой Крильон,– сказал король, несколько успокоившись.– Наверное, вы посвящены в тайны оккультных наук?

–Нет, государь; откуда мне было научиться этой премудрости?

–Но мне говорили, что все южане – немного колдуны!

–Итальянцы – может быть, но не провансальцы!

–А жаль! Иначе вы растолковали бы эти сны!

–Как раз сегодня утром около замка бродил человек, который называл себя большим специалистом в тайных науках!

–И вы дали ему уйти, герцог! – с упреком воскликнул король.

–Но, ваше величество, далеко он не мог уйти, так что, если...

–Ну, так бегите за ним, приведите его сюда!

–Сделаю все возможное, чтобы исполнить желание вашего величества,– сказал Крильон и вышел, чтобы разыскать чародея.

Тогда король кликнул пажей и приказал им одевать его. В то время как пажи хлопотали над его туалетом, Генрих III вздыхал и, не обращая внимания на пажей, бормотал вполголоса:

–Господи Боже, вот-то паршивое это ремесло королевское... Вечно тебя окружают льстецы, лгуны, эгоисты... Друзей теряешь друг за другом, и в одно непрекрасное утро оказываешься наедине с Крильоном... Уф!

Король вздохнул несколько раз подряд и продолжал свои сетования:

–А ведь надо признаться, хотя этот честный Крильон и являет собою идеал верности и лояльности, но он – не из веселых собеседников. Не помню случая, чтобы он хоть когда-нибудь заставил меня улыбнуться!

Один из пажей, услыхав рассуждения короля, вдруг осмелившись вставить свое слово, сказал:

–Да ведь надо уметь вызвать улыбку на королевском лице, а герцог никогда не отличался этим умением!

Паж, который так смело вставил свое суждение о недостатке придворных способностей Крильона, отличался довольно оригинальной внешностью. Сколько лет было ему? По рыжеватым волосам, бесцветным глазам и бледному лицу ему можно было дать и пятнадцать, и тридцать лет. Он бил долговяз, немного горбат, немного кривоног и нескладен. Называли его Мовпен. Но это была лишь кличка, происхождения которой никто не мог доискаться. Его истинное имя было Морис Дюзес; он происходил из герцогской фамилии этого имени и только знатности рода был обязан своим местом пажа, так как Генрих III терпеть не мог уродов. Однако теперь, внимательно поглядев на пажа, Генрих к собственному удивлению заметил, что у Мовпена было очень язвительное выражение лица и что его взор блистал остроумием и хитростью.

–Уж не хочешь ли ты сказать,– произнес король,– что ты сумел бы распотешить меня?

–Как знать, государь? Может быть, и так!

–А как же?

–Для этого нужно, чтобы я был избавлен от обязанностей пажа и произведен в шуты.

–Как? Ты хочешь стать шутом?

–Шутом короля Франции – почему бы нет?

–А, став шутом, ты будешь забавлять меня?

–Надеюсь, что это мне вполне удастся.

В этот момент появился Крильон и объявил:

–Государь, колдун в прихожей. Его удалось найти.

–Ну, так пусть войдет!

–Да... ваше величество, дело в том, что... мне... пришлось дать ему... довольно странное обещание!

–Ему будет щедро заплачено за труды!

–Об этом и речи нет. Но только он в маске.

–Ну, так он снимет маску – только и всего!

–В том-то и дело, что он ни за что не хочет снимать свою маску. Обет он, что ли, дал какой-то или что другое, но только он не хотел идти сюда без того, чтобы я ему обещал, что с него не потребуют снятия маски.

–Ну, так пусть идет как хочет. Может быть, в конце концов у него такая дьявольская образина, что от маски только мы же и останемся в выгоде!

Крильон приподнял драпировку, отделявшую королевскую спальню от соседней комнаты, и сказал:

–Войдите, сеньор!

В спальню вошел высокий, довольно хорошо сложенный человек, лицо которого скрывала черная маска. Манеры и осанка этого человека выдавали благородство происхождения и привычку обращения с высокопоставленными особами.

–Кто вы? – спросил его король.

–Государь,– ответил человек в маске,– я уже имел честь объяснить герцогу, что у меня больше нет ни имени, ни лица!

–Должно быть, вы испытали большие несчастья в жизни?

–Да, государь, очень большие.

Генрих III должен был удовольствоваться этим ответом, так как в тоне замаскированного, несмотря на всю его почтительность, чувствовалось что-то такое, что запрещало дальнейшие расспросы. Поэтому, помолчав, король продолжал:

–Вы знакомы с тайными науками?

–Я разбираюсь в показаниях звезд, государь.

–Можете ли вы объяснить мне сон, виденный мною в эту ночь? Дело в том, что и я, и герцог видели весьма неприятные сны, и мне хотелось бы узнать их значение.

–Да, герцог уже рассказывал мне свой сон.

–И вы истолковали его ему?

–Нет еще.

–Ну, так сделайте это, а затем я расскажу вам свой сон. Замаскированный взял руку Крильона и принялся изучать ее линии.

–Государь,– сказал он наконец,– я должен остаться наедине с вами и с герцогом.

Король знаком приказал пажам удалиться и затем спросил:

–Ну-с, что же означает сон герцога?

–Гражданскую войну, государь.

–Во Франции? В моем государстве?

–Да, государь.

–Кто же осмелится восстать на меня?

–Белокурая "женщина-дьявол", которую герцог видел во сне. Имя этой женщины я пока еще не могу сказать вашему величеству, потому что сначала я должен ознакомиться с вашим сном, государь.

Генрих III вкратце рассказал замаскированному свой сон. Тогда незнакомец попросил у короля позволения рассмотреть линии на его руке. Замаскированный склонился над королевской рукой и затем сказал:

–В вашем сне много правды, государь, очень много!

–Ну а в сне Крильона? – спросил король, с трудом подавляя крик испуга.

–О, этот сон осуществится точка в точку!

–Значит, скоро моему царствованию наступит конец?

–И да, и нет, государь! – и замаскированный снова склонился над королевской рукой.

III

Вторичное исследование линий королевской руки было еще продолжительнее, чем первое.

–Да говорите же наконец, сеньор! – нетерпеливо вскрикнул король.– Должно быть, меня ожидает что-нибудь очень мрачное?

–Не могу еще с уверенностью сказать это.

–Что же нужно, чтобы вы могли сделать это?

–Мне нужен сосуд, наполненный чистой водой. Король позвонил и приказал вбежавшему пажу подать воды. Когда паж ушел, замаскированный взял сосуд и, выставив на свет, принялся рассматривать воду.

Государь,– сказал он наконец,– в вашем сне заключается не столько истина, сколько предупреждение, иначе говоря, все виденное вашим величеством сбудется лишь в том случае, если вы, государь, не примете мер. В этом сосуде для меня отражается все будущее вашего величества. Я вижу там баррикады, о которых гласил сон герцога Крильона...

–А белокурая женщина?

–И ее я вижу с ее странным скипетром, состоящим из ножниц!

–Может быть, вы видите там также и того человека, которого во сне я видел королем Франции?

–Да, ваше величество, я вижу и его тоже!

–Ну, так расскажите мне, кто же это такие!

–Белокурая женщина, по праву носящая кличку "женщина-дьявол",– злейший враг вашего величества. Это – Анна Лотарингская, герцогиня Монпансье!

–А мужчина?

–Это Генрих Гиз, государь!

–Я так и знал! – с бешенством крикнул Генрих III, топая ногой.– О, эти Гизы, эти Гизы!.. Но этого не будет, не будет!

–Я уже говорил вашему величеству, что сон может и не сбыться! Стоит только принять известные предосторожности, последовать советам лиц, расположенных к интересам вашего величества. Вот! Теперь я вижу также и тех, кто может быть полезен своими советами вам, государь. Это женщина...

–Женщина?

–Да, государь. Могу описать вам ее наружность. Она не молода, но все еще прекрасна. Она одета во все черное, и вся ее осанка свидетельствует о высоком происхождении.

–Это мать! – крикнул король.

–Вижу я и того мужчину, советы которого будут спасительны вашему величеству. Он молод, лоялен, находчив, храбр...

–Кто же это такой?

–Не знаю, но женщина в черном знает его! Король задумался и затем сказал:

–Знаете, герцог, мне кажется, что колдун прав. С моей стороны было большой ошибкой обходиться без советов матушки!

–Господи, так в чем же дело, ваше величество! воскликнул Крильон.– Ее величество находится сейчас в Париже, в своем дворце Босежур. Лошадь у меня всегда стоит оседланной. Прикажите только, и менее, чем через час, я уже буду у королевы-матери и...

–Это потом, герцог...– кисло ответил король,– там увидим... успеется... Но вот что меня интересует: кто может быть этот человек, полезный мне своими советами? Я думаю, это брат Франсуа!

Незнакомец покачал головой и сказал:

–Герцог Анжуйский не может быть полезен вашему величеству.

–Почему?

Замаскированный ответил не сразу.

Генрих III продолжал:

–Положим! Разумеется, не от герцога Анжуйского мне ждать помощи советом! Человек, который сам не мог удержать корону, не найдет подходящего совета и для меня.

В данном случае король намекал на последние приключения герцога в Голландии, куда Франсуа отправился за короной, но был там разбит наголову и изгнан. После этого позорного поражения герцог Франсуа жил безвыездно в Шато-Тьерри.

Но замаскированный, покачав головой, возразил:

–Не в этом причина бесполезности его высочества!

–А в чем же?

–В том, что к тому времени, когда вашему величеству благоугодно будет обратиться к брату, его уже не будет на свете...

–Как? Он умрет? Но от чего же?

–Это навсегда останется тайной, государь. Одни будут утверждать, что герцога отравили, другие – что его высочество умер от горя.

Король грозно нахмурился и крикнул:

–Берегитесь, сеньор, берегитесь! Известно ли вам, что герцог Анжуйский – единственный наследник французского трона?

Колдун не успел ответить, как в соседней комнате послышался какой-то шум. Крильон сейчас же вышел туда и немедленно вернулся с донесением:

–Ваше величество, из Шато-Тьерри прибыл экстренный курьер, которому необходимо немедленно сообщить вашему величеству известие первой важности!

–Пусть войдет!

В спальню ввели дворянина, с ног до головы покрыты дорожной пылью. Это был де Нансери, один из приближенных герцога Анжуйского.

–А, Нансери, здравствуй! – встретил его король.– Ты прибыл от брата?

–Увы, государь,– ответил Нансери,– боюсь, что я последний курьер, которого послал его высочество!

–Что ты хочешь сказать этим?

–Его высочество при смерти.

–Значит, этот человек сказал правду! – воскликнул король, показывая на замаскированного.– Неужели брат и в самом деле умирает?

–Да, государь, он приказал мне обратиться к вашему величеству с просьбой принять последний вздох его высочества.

–Экипаж! Лошадей! – крикнул король.

Но тут замаскированный выступил вперед и сказал:

–Путешествие вашего величества будет бесполезно, так как вы не успеете приехать вовремя. В данный момент его высочество уже испустил свой дух!

Король вскрикнул, схватился за голову и простонал:

–Один... совсем один...

Но в этот момент дверь открылась, и в спальню вкатилось какое-то странное существо, разодетое в цветные тряпки и украшенное бумажным колпаком. Перекувыркнувшись в воздухе, этот человек воскликнул:

–Неправда, куманек! Ведь я с тобою!

Это был Мовпен, серьезно принявшийся за исполнение своей новой службы при особе короля.

IV

Крильон и Нансери переглянулись с недовольным видом. Выходка Мовпена была до крайности неуместна. Но, несмотря на это, у короля она вызвала улыбку. Впрочем, Генрих III сейчас же спохватился и воскликнул:

–Ах, если бы брат был жив...

Однако это восклицание не смутило новопожалованного шута.

–Но ведь смерть герцога Анжуйского известна вашему величеству только из откровений графина, истолкованных неизвестным лицом! Едва ли это основание для траура!

Король сейчас же ухватился за эту мысль.

–Конечно, у меня нет ровно никаких доказательств, что Франсуа действительно умер!

–Но его высочество серьезно болен! – заметил Нансери. Мовпен снова кувыркнулся, запел петухом и, кривляясь, сказал:

–Ничего, куманек, мы его вылечим!

Тут уж Крильон не выдержал.

–Государь,– сказал он,– умоляю позволить мне напомнить господину Дюзесу, что его отец, мой старый товарищ по оружию, не был ни шутом, ни знахарем, ни кудесником!

–Вот как? – смеясь возразил Мовпен.– А если я докажу вам противное, мой седой красавец?

–В таком случае,– невозмутимо ответил Крильон,– я скорее поверю, что сына барона Дюзеса кормилица подменила сыном канатного плясуна или ярмарочного знахаря!

Это была жестокая отповедь, но Мовпена не так-то легкл было выбить из позиции. Он спокойно повернулся спиной к герцогу и, обращаясь к королю, сказал:

–Ах, бедный мой хозяин, вот уж вам-то я не завидую!

–Почему? – спросил Генрих.

–Да потому, что если бы при дворе вашего величества было два Крильона, то вашему величеству не прожить бы полугода!

–Милый мой,– ответил король,– у всякого свое ремесло. Герцог Крильон не посвящен в тайны риторики, и Феб-Апполон, брат девяти муз, никогда не назначал ему свидания. Но это – мой лучший слуга, и так как ты оскорбил его, то я с удовольствием позволю ему проучить тебя за это, если он обратится ко мне за разрешением!

Однако Крильону незачем было обращаться за правосудием к королю: он всегда сам расправлялся с врагами. Так и тут он ограничился тем, что сказал:

–Видите ли, Мовпен, обыкновенно я не бываю в шутливом настроении, но сегодня хочу сделать исключение...

–Это дастся вам не без труда!

–Может быть!.. Но раз вы превратились в шута, то я хочу сделать вам подарок.

–Да неужели?

–Я хочу подарить вам связку бубенчиков и привязать ее к тому месту вашего тела, которое мне больше всего нравится.

–А именно?

–К одному из ваших многочисленных плеч!

Мовпен закусил губу и сказал:

–Уж не хотите ли вы дать понять, что считаете меня горбатым?

–Ну вот еще,– спокойно ответил Крильон,– горбатые по большей части отличаются умом, а вы... вы – просто глупый уродец!

–Браво, Крильон! – крикнул король.

Мовпен кинул на герцога злобный взгляд, но не нашелся, что ответить. Считая, что у Крильона ему не повезло, он взялся за замаскированного, который скромно стоял в стороне, ожидая, что король обратится к нему еще с какими-нибудь вопросами.

–Ну-с, господин колдун,– сказал ему Мовпен,– раз уж вы такой мастер, то не погадаете ли и мне?

–С удовольствием,– ответил замаскированный, а затем, взяв руку шута и рассмотрев ее, продолжал: – У вас будет очень беспокойная жизнь!

–Да? Вот как! А в чем будет заключаться беспокойство?

–В том, что вы будете не раз и нещадно биты!

–Кем же это?

–Всеми, кого вы позволите себе оскорбить своими нескромными и неостроумными шутками.

Мовпен невольно схватился за эфес шпаги и крикнул:

–Ну, это мы еще посмотрим!

–А вот увидите, увидите! Это так же видно, как и то, что с вами произойдет двойное превращение: одно – в груди, а другое – в ножнах!

–То есть как же это?

–А вот как: шпага в ваших ножнах точно так же превратится в посох канатного плясуна, как душа дворянина превратилась в вашей груди в душу шута дурного характера. – Сказав это, замаскированный презрительно отвернулся от Мовпена и, обращаясь к королю, продолжал: – Насколько я могу судить, вашему величеству нечего больше спросить у меня? В таком случае разрешите мне уйти!

–И заплатите мне как следует за мои предсказанья! насмешливо добавил Мовпен.

–Ошибаетесь,– ледяным тоном возразил замаскированный,– я ровно ничего не беру за предсказание судьбы!

–Даже от короля? – спросил Генрих III.

–Именно от короля! – ответил незнакомец и, глубоко поклонившись, исчез в дверях.

Когда он вышел, Генрих III посмотрел на Крильона и сказал:

–Ну, что вы думаете об этом человеке, герцог?

–Ровно ничего, государь. Я не знаю, сказал ли он правду или солгал.

–Конечно, солгал,– вставил свое словцо Мовпен,– и ваше величество отлично поступите, если потребуете экипаж, чтобы отправиться в Шато-Тьерри.

–Но если этот человек сказал правду и брат уже умер?

–Ну, так это лишнее основание съездить в Шато– Тьерри, чтобы доставить оттуда тело почившего со всей помпой.

–Увы,– вздохнул король,– самые пышные похороны не воскрешают!

–Нет, конечно, но смягчают горе. А ведь ваше величество такой мастер в устройстве помпезных процессий! Я уверен, что торжественное перевезение тела герцога Франсуа будет чудом своего рода! Спереди пойдут кающиеся в белом, потом кающиеся в синем, потом серые монахи...

–Ты с ума сошел! – с негодованием перебил его король.Монахи должны идти впереди кающихся, так и в ритуале указывается!

При этих словах Крильон и Нансери переглянулись почти с испугом – уж слишком проступало в этом диалоге все убожество короля!

А Мовпен продолжал:

–После серых монахов – рота алебардистов...

–Ну уж нет! – перебил его король.– Я предпочитаю швейцарцев – у них более строгий костюм.

–Ладно, пусть пойдут швейцарцы! А после них мы пустим сотню конной гвардии!

–Вот это так! – согласился Генрих.

–Государь,– вмешался Крильон, начинавший уже бледнеть от злости,– мне кажется, что, прежде чем устраивать похороны его высочества, следовало бы узнать, действительно ли он умер!

–Вы правы, герцог. Я сейчас отправлюсь. Вы со мною?

–Вашему величеству известно, что я никогда не покидаю вашей августейшей особы! – сухо ответил Крильон.

В этот момент сквозь открытое окно донесся голос, жалобно возглашавший:

–Подайте, Христа ради! Подайте на монастырь бедных доминиканцев!

Король высунулся из окна и увидел молодого монашка, который, сидя верхом на осле, призывал верующих к молитве. У монашка были бледное лицо, пламенный взгляд, тонкие губы и оскаленные острые зубы, словно у хищного животного.

При виде этого лица король почувствовал необъяснимый укол в сердце, словно им овладели тайные предчувствия.

–Фу, что за отвратительный монах! – воскликнул он, отскакивая от окна.

Его место сейчас же занял Мовпен; увидев монашка, он воскликнул:

–Ба! Да ведь это Жако! Здравствуй, Жако! Как поживает Буридан? – и он указал пальцем на серо-черного осла.

Но король, подчиняясь охватившему его странному чувству непреоборимого отвращения, продолжал бормотать:

–О, что за отвратительный монах! Что за мерзкий монах!

V

Монах между тем все еще оставался под окнами, продолжая возглашать:

–Подайте! Подайте, Христа ради, на монастырь бедных доминиканцев!

Даже его голос болезненно действовал на нервы короля. Он обернулся к Мовпену и сказал:

–Вот отнеси этому дьявольскому монаху три пистоля...– Он подал шуту монеты и продолжал: – А когда он получит это подаяние на монастырь, который я уважаю, позови алебардиста или швейцарца и прикажи выдрать монаха как следует!

Мовпен посмотрел на короля с изумлением, которое разделили также Крильон и Нансери.

–Он внушает мне страшное отвращение,– пояснил король.Ступай, Мовпен, и сделай то, что я приказываю!

Мовпен поспешно выбежал из комнаты и спустился вниз, где застал двух алебардистов за большими кружками вина. Передав им, что он действует именем короля, Мовпен взял алебардистов с собою и потом, подойдя к монаху и сказав ему: "Вот, милый Жако, король посылает тебе это на монастырь!" – вручил монаху деньги.

Последний с жадностью спрятал их в суму; затем дернул поводья и хотел продолжать свой путь, но алебардисты уже ухватили осла под уздцы и подвели его к реке. Здесь монаха стащили с седла, подняли ему рясу и отодрали на славу, а затем затеяли с несчастным новую игру. Они бросали окровавленного монаха в реку, а когда тот уже начинал пускать пузыри, кидались за ним и вытаскивали, чтобы снова повторять ту же мерзкую забаву.

Монах отчаянно плакал, кричал и отбивался, а король, любовавшийся этой сценой из окна своей комнаты, смеялся от души. Вдруг, обернувшись, он заметил мрачные лица Крильона и Нансери. Это заставило короля опомниться.

–Я совсем с ума сошел! – сказал он.– Все эти сны и колдуны совершенно сбили меня с панталыку!

–Боюсь, что это так, государь! – сухо заметил Крильон. Король ничего не ответил на это замечание, а, подойдя снова к окну, крикнул Мовпену: "Довольно! Отпустите его!" – и, искренне считая, что всякое оскорбление может быть излечено деньгами, кинул вниз кошелек.

Мовпен остановил издевательство пьяных солдат и приказал им усадить монашка на осла, после чего, подняв с земли королевский кошелек, протянул его монаху. Но последний оттолкнул кошелек, еще раз поглядел на короля, и в этом взгляде было столько ненависти, столько угрозы, что Генрих III снова вздрогнул и, схватившись за голову, опять пробормотал:

–О, что за отвратительный монах! Что за мерзкий монах!

Вскоре после этого король отправился в Париж. Он собирался навестить королеву-мать, жившую во дворце Босежур, а оттуда отправиться в Шато-Тьерри к брату.

В то время как королевский поезд проезжал деревушкой Пасси, на дороге им снова попался монах, выдержавший в Сен-Клу жестокую экзекуцию. Взгляды короля и монаха встретились, и снова король потупил взор под огненным блеском глаз монаха и прошептал Мовпену:

–Этот черноризец внушает мне непреодолимый страх!

Монах между тем, мрачным взором следя за удалявшимся королевским поездом, пробормотал с выражением глубочайшей ненависти:

–Я отомщу тебе за это, погоди только у меня!

VI

Прибыв в Париж, монах Жако направился для подкрепления своих сил в уже известный читателям кабачок Маликана.

В последнее время там многое изменилось. Не было уже прелестной Миетты, которая, став графиней де Ноэ, не могла уже стоять за кабацкой стойкой. Но сам Маликан, не обращая внимания на блестящую партию, сделанную его племянницей, по-прежнему остался верен своей профессии.

Вместе с тем изменилась и его клиентура. Прежде, как помнит читатель, кабачок Маликана был обычным местом встречи его земляков, которым подавалось несравненно более старое и лучшего качества вино. Но Варфоломеевская ночь заставила гугенотов-беарнцев поредеть в Париже, а оставшиеся, в силу усугубления религиозных преследований, избегали опасности компрометировать себя. Сам Маликан стал для вида посещать католическую церковь и не рисковал подать лотарингцу плохое вино. Так случилось, что вино Маликана получило почетную известность среди лигистов, и общий зал кабачка стал наполняться по преимуществу людьми герцога Гиза. Маликан вздыхал втайне, но, во-первых, лигисты и добрые католики пили не меньше гугенотов и платили таким же, как и последние, добропорядочным золотом, а во-вторых, будучи в центре враждебного наваррскому королю движения, Маликан всегда мог узнать что-либо полезное для своего государя.

За лигистами и лотарингцами в кабачок пришли и монахи. Этих клиентов Маликан очень одобрял: пили они еще больше, платили еще лучше, но ссорились очень редко. Поэтому он стал представлять им всяческие льготы, и вскоре его клиентура стала наполовину состоять из черноризцев.

Среди последних всегда бывал кто-нибудь из соседнего монастыря доминиканцев. Каждый из них, выйдя из стен монастыря, считал долгом зайти к Маликану, чтобы опорожнить бутылочку-другую, а очередной инок-сборщик был непременным членом– посетителем этого "богоугодного" заведения.

Всех сборщиков у доминиканцев было семь – по числу дней в неделе. Так, например, о. Василий сбирал по воскресеньям, почему его в просторечии именовали "брат– Воскресенье", как о. Антония именовали "брат-Четверг", а нашего знакомца Жако "брат-Пятница". Но все семь сборщиков пользовались одним и тем же ослом, который привык уже два раза в день – утром и после работы – останавливаться у кабачка Маликана. Поэтому, говоря, что "Жак направился к кабачку Маликана", вы выразились не совсем точно: он лишь подчинился привычкам осла!

Общий зал кабачка был полон солдатами и монахами. И те, и другие пили, пели, играли в кости и на все лады проклинали гугенотов и короля Франции. Услыхав это, Жако подошел к кучке военных и пламенно воскликнул:

–Как хотите, господа, но среди вас все же нет человека, который ненавидел бы французского короля больше, чем я!

В ответ на эти слова, произнесенные громким, пронзительным голосом, наступила тишина. Все с удивлением посмотрели на бледного юношу-монаха.

–За что же ты его так ненавидишь? – спросил наконец, ухмыляясь, старый солдат-лотарингец.

Тогда в ответ Жако обнажил плечи, показал незажившие еще рубцы и рассказал все, что случилось с ним в это утро. Рассказ вызвал бурю негодования. Монахи рычали от бешенства и призывали на голову короля все громы небесные. Солдаты хватались за оружие и предлагали идти сейчас же и разнести королевский замок вдребезги.

Но вдруг один из присутствующих, до сих пор молчаливо слушавший рассказ монаха, встал и потребовал тишины. Это был дворянин, одетый во все черное; у него был строгий, почти мрачный вид, и, должно быть, он пользовался большим влиянием среди присутствующих, так как сейчас же воцарилась тишина.

–Как тебя зовут? – спросил он монаха.

–Жак Клеман.

–Откуда ты?

–Из окрестностей Парижа.

–Почему ты стал монахом?

–Потому что отличался в детстве леностью. Этот ответ вызвал бурю смеха, однако она улеглась по первому знаку дворянина в черном.

–Какого ты ордена?

–Я доминиканец.

Человек в черном выглянул в окно и увидел монастырского осла, привязанного к кольцу у стены. Оттопыренная сума доказывала, что сбор монашка был удачен. Тогда мрачный дворянин спросил:

–Нет ли здесь монахов того же монастыря? – и, когда в ответ поднялись трое черноризцев, продолжал: – Доставьте осла в монастырь, ты же,– обратился он к Жаку,– пойдешь со мною.

–Но...– начал было Жак, однако резкий, повелительный жест дворянина сразу прервал всякие возражения и монах покорно последовал за незнакомцем.

VII

Молча дошли они до крайне мрачного и неприветливого на вид здания. Можно было подумать, что оно совершенно необитаемо; но, когда мрачный дворянин постучался в ворота, они сейчас же открылись, и Жак с удивлением увидал, что внутренний двор здания занят массой народа самого разнообразного общественного положения. Здесь были солдаты, монахи, простые буржуа и знатные дворяне; все они очень оживленно и дружелюбно разговаривали друг с другом.

В самом центре двора Жак увидел величественную фигуру одетую в рясу. При виде этого монаха Жак испуганно вздрогнул: это был о. Григорий, настоятель монастыря доминиканцев, а следовательно, начальник Жака. Но мрачный дворянин не дал Жаку времени предаваться своему удивлению. Он быстро увлек его в подъезд и провел в мрачную комнату, драпированную темными материями. Здесь он велел ему подождать, а сам исчез за портьерой, скрывавшей дверь в соседнюю комнату.