Текст книги "Варфоломеевская ночь"
Автор книги: Понсон дю Террайль
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
XV
Почти в тот самый час, когда Ноэ выгребал пистоли герцога Гиза, его величество христианнейший король Карл IX подъезжал к маленькому медонскому домику в обществе наваррского короля и Рене Флорентийца.
Наконец герцог Гиз и герцогиня Монпансье инсценировали целую комедию, всецело построенную на знании характера французского короля; поэтому Карл IX, войдя в комнату, увидел свою мать лежащей на кровати, которая была забрызгана каплями крови. Король вскрикнул, отступил на шаг, а затем бросился к матери, обнял ее и стал целовать, рыдая, словно маленький ребенок. Королева имела вид умирающей. Вдруг она вздрогнула и выпрямилась, забыв о принятой на себя роли. И было с чего: сзади короля стоял Генрих Наваррский.
При виде Генриха Екатерина пришла в такое же изумление, как и Рене. Но первый момент изумления сейчас же сменился страшным гневом, и королева грозно крикнула: – Как, это вы… вы?..
Удивленный этим, король Карл отступил в сторону и в свою очередь посмотрел на Генриха. Но последний оставался совершенно спокойным и ровным тоном ответил королеве:
– Но, ваше величество, разве не естественно, что, узнав о случившемся, я поспешил прискакать сюда вместе с королем-кузеном?
Королева Екатерина ничего не ответила на это, а обратившись прямо к сыну, сказала: «Государь, вот этот человек осмелился похитить меня, а один из сопровождающих его ткнул меня кинжалом!» – и для вящего эффекта королева сорвала повязки и показала свою окровавленную грудь.
Вид крови всегда производил сильное действие на короля Карла. Так и теперь он сильно побледнел и с пеной у рта, с налившимися кровью глазами крикнул Пибраку, в состоянии беспредельного бешенства указывая рукой на Генриха Наваррского: – Арестовать этого человека!
В первый момент Генрих отступил на шаг назад и схватился за шпагу. Но благоразумие сейчас же взяло верх в нем, он снова приблизился к королю и спокойно сказал:
– Государь, ее величество обвиняет меня в государственном преступлении, но, кроме личного желания вашего величества признать это обвинение заслуживающим уважения, никаких мотивов ареста мне не приведено. Однако что же делать? Ведь я здесь в полной воле французского короля, потому что король, выехавший за пределы своего государства, становится частным лицом. Мне не остается ничего иного, как только подчиниться. Но я все же жду, что ее величество королева соблаговолит обосновать предъявленное мне обвинение. Господин капитан, благоволите принять мою шпагу!
Спокойствие наваррского короля смутило Карла IX и успокоило его бешенство. Тем не менее он не взял обратно данного распоряжения, а только подтвердил его в более мягкой форме, сказав:
– Пибрак, возьмите шпагу у его величества короля Наварры и вернитесь с ним в Лувр. Вы предложите его величеству проследовать в свои апартаменты и приставьте к дверям часовых.
Пибрак с поклоном взял шпагу Генриха, и они молча вышли из комнаты. Тогда король Карл сказал матери:
– Матушка, те, кто осмелился поднять руку на французскую королеву, умрут в злейших муках, клянусь вам в этом честью дворянина. Но я никого не отправлю на эшафот без того, чтобы вина не была совершенно доказана.
Королева-мать кивнула головой.
Тогда Карл IX продолжал:
– Вы обвиняете наваррского короля?
– Да, государь.
– А между тем он провел эту ночь в Лувре!
– Вы уверены в этом?
– Совершенно.
– Ну, а… прошлую ночь?
– Прошлую ночь он опрометью скакал за Маргаритой, которая два дня тому назад скрылась из Лувра неизвестно куда.
– Как? Маргарита исчезла? Неужели вы не знаете, куда она девалась?
– Нет, я не знаю, но готов биться о любой заклад, что ее похитил герцог Гиз.
– Хорошо, что вам не приходится биться о заклад, государь, иначе вы проиграли бы его! Герцог не мог похитить Маргариту.
– Почему?
– Потому что в это время герцог гнался за моими похитителями. – Как? Так это он…
– Да, это он отбил меня из рук злоумышленников, и ему вы обязаны тем, что видите меня живой. – Но где же сам герцог? – спросил король.
– Здесь, государь! – ответил сзади голос герцога Гиза, и из-за портьеры выступил сам Балафрэ.
Король, мнительный и недоверчивый по природе, имел слишком много оснований бояться Гизов; к тому же это театральное появление испугало его, и он даже схватился за свою шпагу.
Но герцог поспешил сказать ему с самой обворожительной улыбкой:
– Простите меня, государь, что я осмелился явиться таким образом пред вашим величеством!
Король не успел ответить герцогу, так как в разговор вмешалась Екатерина со следующими словами, обращенными к Гизу:
– Не бойтесь, не бойтесь, кузен! Я надеюсь, что его величество уже начинает отличать истинных друзей от истинных врагов и знает, кто готов всегда поддержать монархию и кто замышляет ниспровергнуть ее. – Кто же осмелится на это? – надменно сказал Карл. – Гугеноты и их вождь, наваррский король, государь. – Опять он! – крикнул Карл, топнув ногой.
– О, да, государь, наваррский король мечтает о блестящей будущности. – Ну, его государство слишком мало для этого.
– Но существуют соседние, например – Франция! – заметил Генрих Гиз.
– Таких вещей не говорят без доказательств, герцог! – раздраженно заметил король, в душе которого любовь к зятю боролась с обычной подозрительностью.
– Доказательства будет не трудно привести, государь, – ответил герцог. – Мне удалось захватить двоих гасконцев, которые сидят под строжайшим арестом в ожидании допроса.
– Ну, так я хочу видеть их! – заявил король. Гиз подошел к столу и ударил молоточком черного дерева по бронзовому колокольчику. На этот звонок явился Гастон де Люкс. – Где Лев? – спросил герцог.
– Лев? – удивленно переспросил Гастон. – Но разве вы не посылали его ночью в Париж? – Нет. – Однако он уехал около полуночи!
– Но этого не может быть! – воскликнул герцог. – А как же пленники? Ведь…
Король, не понимая ничего в этих переговорах, нетерпеливо перебил герцога, сказав:
– Довольно разговоров, господа! Я хочу видеть пленников. Пойдемте к ним! Значит, вы говорите, что одного из пленников зовут граф де Ноэ?
– Да, государь, одним из захваченных нами злоумышленников оказался граф Амори де Ноэ, ближайший друг наваррского короля! – ответил герцог. – Пойдемте! – задумчиво сказал король.
Гиз приказал принести факелы, и они отправились в погреб, где содержались пленники. Там их ждала не совсем обычная картина, в объяснение которой мы должны предварительно рассказать, что случилось после того, как герцогиня Монпансье увела Ноэ, оставив на его месте Льва д'Арнембурга.
В первое время враги молча сидели в темноте, царившей в погребе; наконец Лев окликнул Лагира.
– Чем могу служить вам, господин Арнембург? – отозвался тот. – Я хотел бы поговорить с вами! – Пожалуйста.
– Видите ли, я все еще не могу прийти в себя от изумления. Почему это герцогиня спасла вашего друга Ноэ, а не вас?
– О, это очень просто! Герцогиня хотела во что бы то ни стало спасти меня, потому что, согласитесь сами, не так-то приятно отправить на эшафот любимого человека.
Господин Лагир, – мрачно перебил его Лев, – я не знаю, действительно ли герцогиня любит вас, но если это так, то берегитесь!
– Да как же вы хотите, чтобы я объяснил вам происшедшее, если вы чуть ли не с первого же слова ищите ссоры со мной? – Вы правы. Извините меня и продолжайте, пожалуйста.
– Ну-с, так вот! Герцогиня хотела во что бы то ни стало спасти именно меня, но я решительно отказался покинуть на произвол судьбы своего друга. Было решено бросить жребий, и судьба захотела, чтобы спасен был не я, а мой друг.
– Значит, вы только случайно отправитесь на эшафот? – мрачно сказал Лев.
– Э, дело еще далеко не решено. Герцогиня слишком любит меня, чтобы не выручить из скверного положения, ну а чего захочет женщина, того захочет и Сам Бог. Однако время не раннее, и надо бы поспать. Покойной ночи, господин Арнембург! – и с этими словами Лагир, завернувшись в свой камзол, снова улегся.
Опять наступило молчание. Лев сидел в мрачной задумчивости, меланхолически поглядывая на крошечное оконце, расположенное под самым потолком.
Вдруг это окно засветилось, и в погреб скользнул луч луны, выплывшей из-за тучи.
Должно быть, этот луч пробудил в люксембуржце какие-то новые соображения, потому что он сейчас же окликнул своего товарища по темнице: – Господин Лагир, еще один вопрос, если можно! – В чем дело? – отозвался тот. – Ведь это я, кажется, обезоружил вас?
– Да, вы. Но чем же тут хвастаться? Я лежал на земле, на моей спине сидели два здоровенных рейтара и…
– Да я вовсе не к тому! Я хотел только спросить вас, не оставил ли я вам кинжал?
– Ну вот еще, сказали! Да вы отобрали у меня даже карманный нож!
– Теперь я страшно сожалею об этом. У меня-то остался кинжал, и, будь у вас оружие, мы могли бы… поразвлечься.
– Прелестная идея, которая редко приходит в голову немцам, как вы! Но кинжала у меня нет… – Лагир тяжело вздохнул, а затем вдруг крикнул: – Постойте-ка, постойте! Ведь герцог присылал нам с пажем Амори ужин, и Амори дал нам свой кинжал! Насколько я помню, он забыл взять его с собой… Сейчас! – Лагир вскочил на ноги и стал шарить по полу. Наконец при слабом свете луны он заметил искомое и радостно крикнул: – Вот он, нашел! Теперь мы можем позабавиться на славу.
Д'Арнембург издал какой-то страшный звук, напоминавший радостное рычанье дикого зверя. Но в этот миг луч луны снова погас – должно быть, ее снова закрыли тучи, – и в камере опять воцарилась совершенная темнота.
– Однако!… – сказал гасконец. – Темно, как в аду.
– Ну что же, сверканье наших глаз будет светить нам, – ответил Лев.
– Еще одна прелестная мысль, на которую, по-моему, немцы редко способны! – смеясь сказал Лагир. – Ну-с, вы готовы? Начнем во здравие прелестной Анны!
– А-а-а-а! – прорычал Лев, наворачивая на руку вместо щита свой камзол. – Ты осмеливаешься любить герцогиню Монпансье?
– Я только пользуюсь данным мне разрешением! – ответил Лагир, тоже пристраивавший на руку камзол.
– Ну, так ты недолго будешь пользоваться им! – крикнул д'Арнембург и ринулся на Лагира.
Но гасконец отличался чисто кошачьей ловкостью и гибкостью, и Лев, кинувшийся в то место, откуда только что слышался голос врага, встретил там только стену. – А, ты бежишь, трус? – прорычал он.
– Да нисколько! – ответил Лагир с другого конца погреба. – Военные хитрости всегда дозволены!
Лев снова кинулся на голос, и снова его кинжал встретил лишь стену. Но на этот раз Лагир успел кольнуть его кинжалом в плечо. Арнембург резко повернулся и снова кинулся на гасконца, но тот присел на пол, и, в то время как кинжал люксембуржца встретил лишь воздух, Лагир схватил врага за ноги и опрокинул его на пол. В тот же момент он наступил ему левым коленом на руку, державшую кинжал, правым придавил грудь и сказал, приставив кинжал к горлу Льва: – Теперь вы в моей власти! – Ну, так убейте меня! – прохрипел д'Арнембург.
– Нет, я готов подарить вам жизнь, но только вы должны дать мне честное слово, что не возобновите этого нелепого поединка в темноте.
– Нет, убейте меня! – упрямо крикнул Лев. – Я не хочу вашего великодушия, и если вы пощадите меня, то все равно я вас не пощажу!
– Господин Арнембург, – мягко ответил Лагир, – подумайте: ведь у нас будет тысяча возможностей встретиться при нормальных условиях. Выпустите свой кинжал!
– Никогда! – задыхаясь крикнул люксембуржец. – Убей меня или…
Он напряг все свои силы, чтобы освободиться от Лагира, и гасконцу стоило немалого труда вновь пригнуть к земле взбешенного Льва.
Однако Лагир видел, что ему не удастся еще долго сдерживать могучего немца. Если же последнему посчастливится вывернуться, тогда нелепый поединок должен был бы начаться снова; между тем Лагир чувствовал, что слабеет от чрезмерного напряжения: ведь всего сутки тому назад ему пришлось выдержать упорный и неравный бой, и он еще не успел отдохнуть от него в напряженной позе, в которой его везли связанным сюда. Поэтому он видел, что вынужден покончить теперь же со всем этим.
– В последний раз спрашиваю вас, хотите ли вы остаться в живых? – спросил он, и его голос звучал грустно и торжественно.
– Я предпочитаю смерть твоему великодушию, мерзавец! – крикнул д'Арнембург, снова делая невероятные усилия, чтобы освободиться. Лагир высоко поднял руку с кинжалом и внушительно сказал: – Если вы знаете наизусть какую-нибудь молитву, то прочитайте ее!
– Чтобы черт побрал твою душу! – рявкнул Лев. Рука Лагира опустилась, кинжал вонзился в горло д'Арнембурга, и струя горячей крови брызнула в лицо гасконцу. Лев с силой вздрогнул, потом его тело сразу потеряло всю напряженность, что-то забулькало и захрипело в его горле, и наконец все стихло: он был мертв!..
Лагир вынул кинжал из кровавой раны и встал. Несколько секунд он стоял в мрачной задумчивости, а затем сказал: – Как он любил ее!
После этого он стал на колени у трупа и принялся молиться за упокой этой мятежной души, которой уже пришлось из-за несчастной любви к герцогине испытать на земле муки ада.
Итак, король Карл пожелал лично спуститься к пленникам, и Гиз в сопровождении Гастона повел его туда. Но уже около самого погреба герцог и Гастон заметили странный непорядок: стражи, поставленной с вечера у самых дверей, не было, и из расспросов выяснилось, что это было сделано по распоряжению Льва д'Арнембурга. К тому же Гастон вспомнил, что ключи от погреба находятся у люксембуржца, и явился вопрос о том, как проникнуть туда.
Королю тоже показалось все это странным, но с другой точки зрения: в нем пробудились сомнения, действительно ли дело обстояло так, как уверяли его мать и герцог Гиз, и не хотят ли его, короля, просто мистифицировать? Поэтому он нетерпеливо приказал, чтобы дверь попросту взломали, если не могут найти ключей.
Однако в этом не оказалось необходимости: к величайшему и новому удивлению герцога и Гастона, ключи преспокойно торчали в двери погреба.
Все более недоумевая, герцог поспешно открыл дверь, вошел в погреб и при свете факела увидел две неподвижные фигуры. Одна из них храпела в углу на соломе, другая лежала на соломе, залитой кровью; сверху она была прикрыта окровавленным камзолом.
– Что такое? – удивленно сказал король. – Уж не покончил ли один из пленников самоубийством, чтобы избежать руки палача? – Он подошел к трупу и, сорвав камзол, произнес: – Это не Ноэ!
Герцог и Гастон тоже подошли к трупу, и у них вырвался вопль ужаса: перед ними был Лев д'Арнембург, лежавший с большой раной в горле.
Тогда король подошел к спящему и толкнул его ногой. Ему понадобилось вторично толкнуть ногой Лагира, так как гасконец был очень истощен всем происшедшим и спал словно убитый. Проснувшись, он в первый миг никак не мог понять, где он и что с ним, но затем сознание и воспоминания вернулись к нему, и он поспешно вскочил на ноги.
Лагиру никогда не приходилось видеть короля, но по почтительной позе герцога Гиза и надменной, горделивой осанке стоявшего впереди дворянина он понял, что это – сам король. Поэтому он сейчас же подумал:
«Ну, друг мой Лагир, теперь держись и не выдавай своего государя! История обернулась так благоприятно, что ее можно будет направить как угодно!»
Тем временем герцог Гиз и Гастон с молчаливым ужасом и гневом смотрели на окровавленный труп Льва. Тогда Лагир сказал с ледяным спокойствием: – Это я убил его!
Герцогом овладел приступ бешенства, и, выхватив шпагу из ножен, он кинулся на Лагира.
Но король движением руки остановил его, сказав: – Шпагу в ножны, герцог!
Повелительность тона, которым были сказаны эти слова, охладили герцога; он сунул шпагу в ножны и отступил в сторону. Тогда король подошел поближе к юному гасконцу и спросил: – Как вас зовут? – Лагир, государь. – Откуда вы родом? – Я гасконец, государь. – Чей это труп?
– Человека, который ночью вошел ко мне в темницу и вызвал меня на поединок.
– Значит, это не ваш сообщник? – с изумлением воскликнул король.
– Это один из моих приближенных, сир Лев д'Арнембург, – ответил герцог Гиз. – Но где же второй пленник? – Д'Арнембург выпустил его на свободу, – ответил Лагир.
– Так, значит, это он ускакал ночью, одевшись в доспехи Льва? – крикнул Гастон. Король топнул ногой и сказал с раздражением:
– Дело слишком темное, необходимо скорее пролить свет на него!
– Если вы, ваше величество, соблаговолите выслушать меня, то будет пролит полный свет! – почтительно сказал Лагир. – Говорите! – приказал король.
– Этот дворянин, теперь убитый мною, поклялся мне в вечной ненависти и, чтобы свести со мною старые счеты, воспользовался тем, что меня привезли сюда. Поэтому он пришел сюда предложить моему товарищу поменяться с ним одеждой… – Но для чего?
– Для того, чтобы драться со мною смертным боем. Результат последнего был печален для него: он пал в этом бою мертвым.
– Государь! – крикнул герцог. – Этот негодяй лжет! Я догадываюсь, как было дело. Арнембург вошел в тюрьму, чтобы проверить, все ли в порядке, а эти господа напали на него сзади и убили его; затем один из них воспользовался доспехами Арнембурга, чтобы скрыться бегством.
Лагир дал герцогу договорить до конца, а после того поднял на него спокойный, гордый взгляд и сказал:
– Посмотрите на меня хорошенько, ваше высочество, и скажите, на кого я больше похож: на дворянина или на убийцу?
Тон, которым были сказаны эти слова, отличался такой благородной, гордой простотой, что король невольно посмотрел на гасконца с симпатией.
XVI
Итак, Гектор появился в доме Лашенея в тот самый момент, когда Ноэ серьезно задумывался, как ему взять с собой захваченное золото. Кроме того, это появление было на руку Ноэ еще и по другим мотивам, и он не замедлил открыть их.
– Насколько я могу судить, я явился сюда очень кстати! – сказал Гектор. – Еще бы! – ответил Ноэ. – Но как ты попал сюда, дружище? – Через дверь, которую, должно быть, забыли запереть!
– Ну, так поручаю тебе господина Лашенея, а сам я пойду и запру дверь, чтобы затем поговорить с милейшим хозяином этого дома без помехи. Только не спускай с него глаз, а то он мигом сбежит.
– Но на что я вам нужен? – взмолился Лашеней. – Ведь я отдал вам все, что имел!
– А вот я сейчас приду, тогда вы и узнаете, – ответил Ноэ и отправился запереть дверь. Вернувшись, он уселся и сказал: – Ну, теперь поговорим. Известно ли вам, кто я такой? – Нет, вы не сказали мне своего имени. – Так знайте: я – граф Амори де Ноэ! – Ближайший друг наваррского короля? – Вот именно!
Лашеней почувствовал, что у него на голове волосы становятся дыбом.
– Согласитесь, – продолжал Ноэ, что вам не очень-то везет. Еле-еле избавившись от наваррского короля, вы попадаете в руки к его ближайшему другу? – Но что же вам нужно от меня?
– То же самое, что было нужно от тебя моему повелителю: я хочу знать шифр документа, где написаны имена участников» великого дня «.
– Требуйте от меня что хотите, только не этого! – упавшим голосом ответил старик. – Ну, так мы убьем тебя!
– Что же, убейте!.. Но то, что вы добиваетесь узнать от меня, я не могу сказать вам.
По тону, которым говорил Лашеней, Ноэ понял, что угрозами от старика ничего не добьешься. Поэтому он решил прибегнуть к другим средствам и сказал: – Ну нет, милейший, ты у нас заговоришь! Убить-то мы тебя убьем, только не сразу, а понемножку. Гектор, высеки огня и зажги факел… Вот так! Ну, а теперь возьмем-ка уважаемого господина Лашенея и припечем ему пятки. Небось тогда заговорит. Почувствовав жгучую боль, суконщик лишился всего своего мужества.
– Хорошо, я все скажу, только не жгите меня! – закричал он.
Ноэ и Гектор выпустили его, и Лашеней с покорным видом, обманувшим даже такого проницательного человека, как Ноэ, сказал:
– Обещаете ли вы, что возьмете меня под свою защиту, когда я предам герцога Гиза? – Обещаем.
– Что же, я уступаю силе, так как не хочу быть сожженным заживо. Вот здесь, за этим шкафом, имеется тайник, где хранятся все секреты Лотарингского дома. Помогите мне отодвинуть шкаф.
Ноэ и Гектор живо отодвинули шкаф, и за ним действительно обнаружилась железная дверь. Лашеней нащупал тайную пружину, нажал ее, дверь раскрылась, и в тот же момент Лашеней скрылся за ней; прежде чем Ноэ и Гектор успели вскрикнуть, скрип запираемых изнутри засовов показал им, что хитрый старик находится уже за пределами досягаемости.
– Этого еще недоставало! – воскликнул Ноэ. – Теперь хитрый старикашка побежит к герцогу Гизу, и если мы не поспешим уйти отсюда и захватить с собой золото, то нас накроют, как крыс в западне. – Да, но не оставлять же золото здесь? – заметил Гектор.
– О, нет, оно нам очень пригодится, потому что главная сила Гиза в свободном распоряжении средствами, и, отобрав это золото, мы внесем некоторое равновесие сил. Поэтому я думаю сделать вот что. Ведь тебя никто не знает, и ты сможешь совершенно безопасно добраться до Маликана. Покажи ему вот это кольцо, – Ноэ снял с пальца и отдал Гектору перстень. который всегда носил на правой руке, – тогда Маликан узнает, что ты явился от моего имени. Ты возьмешь у него простую поддевку, которая придаст тебе вид слуги из небогатого дома. Затем Маликан даст тебе мула и корзины, и ты вернешься с ними сюда; а я буду здесь ждать тебя.
– Хорошо! – сказал Гектор и отправился в путь. Гектор хорошо знал Маликана, бывшего очень популярным кабатчиком в местности поблизости от луврского дворца, но Маликан не знал Гектора и при входе весьма равнодушно посмотрел на него: несчастный Маликан ломал себе голову, как предупредить Миетту о постигшем Ноэ несчастье, и все постороннее для него не существовало.
Однако как же изменилось его лицо, когда гасконец, подойдя к нему, сказал по-беарнски: – Знакомо ли вам это кольцо? – О, конечно, – ответил Маликан, – мой бедный племянник… – Я его друг! – Уж не принимали ли вы участия… – Меня зовут Гектор.
– Теперь я все знаю! Но при каких обстоятельствах попало к вам это кольцо? – Ноэ только что дал мне его. – Как только что?
– Я забыл сказать вам, что ему удалось бежать. Вот он и посылает меня к вам.
– Он хочет укрыться у меня? Да ведь первым делом кинутся искать его у меня в доме! Гектор успокоил Маликана и рассказал ему, в чем дело.
– Но у меня немыслимо спрятать золото, – сказал тогда кабатчик. – Подумайте сами: королевские стражники могуч прийти ко мне, чтобы искать Ноэ, и найдут спрятанное золото. – Вы правы. Но как же быть тогда?
– Скажите Ноэ, чтобы он отправился в Шайльо. Он поймет, что я имею в виду.
– Хорошо, я скажу. Теперь вот еще что: не знаете ли вы, удалось ли нашему королю благополучно добраться домой?
– Да, он в Лувре. Он вернулся туда в обществе Пибрака, которому известно все.
С помощью Маликана Гектор переоделся и стал совершенно неузнаваемым. Прихватив еще перемену платья для Ноэ, он отправился с мулом к дому Лашенея. Здесь он и Ноэ нагрузили кожаными мешками с золотом корзины, подвешенные по бокам мула, и отправились в Шайльо, где как, быть может, помнит читатель, жила тетка Вильгельма Верконсина, преданного слуги Сарры Лорьо.