Текст книги "Варфоломеевская ночь"

Автор книги: Понсон дю Террайль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Понсон дю Террайль
Варфоломеевская ночь

I

Мы оставили Ожье де Левиса заснувшим у ног королевы Маргариты. Некоторое время она с внимательной нежностью смотрела на его красивое лицо, а Нанси иронически думала:

«История сира де Козрасса вновь оживает перед нами в новых формах!»

Наконец Маргарита оторвалась от созерцания лица спящего и сказала своей камеристке и доверенной:

– Я не хочу, чтобы этот молодой человек служил орудием сластолюбивых замыслов наваррского короля. О, если бы сделать так, чтобы король не застал свежей подставы!

– Ну что же, – ответила Нанси, – это вовсе нетрудно. Во-первых, юноша проспит теперь по крайней мере двенадцать или пятнадцать часов без просыпа, а во-вторых, мне кажется, что ваше величество и без этого можете сделать с молодым человеком все, что угодно.

– Нанси, Нанси! – сказала королева. – Ты просто демон-искуситель… Но вот теперь еще что: как нам быть с ним – оставить ли его на полу или крикнуть лакеев?

– Нет, ваше величество, было бы слишком жестоко бросить юношу таким образом; что же касается лакеев, то вы ведь знаете, что, кроме пьяницы-управителя здесь никого нет. – Но не можем же отнести его мы сами!

– Это сделает Рауль, – ответила Нанси и, выйдя за дверь и кликнув пажа, сказала ему: – Вот что, милочка: тебе придется взвалить господина Ожье к себе на плечи и… – И бросить его в колодезь?

У Маргариты вырвался невольный крик ужаса, тогда как Рауль, довольный своей шуткой, весело засмеялся. «Так-с! Она любит его!» – подумала Нанси и сказала вслух:

– Нет, ты отнесешь его к нему в комнату; пусть спит себе на здоровье! А если тебе тяжело, то мы поможем…

– Этого совершенно не нужно, – ответил Рауль, поднимая Ожье и взваливая его к себе на плечи.

Ожье даже не шевельнулся. Рауль бодро поднялся со своей ношей на второй этаж, где была приготовлена комната де Левису, сложил его бесчувственное тело на кровать и хотел скромно уйти; однако Маргарита, остановив его, приказала расстегнуть камзол спящего и достать из внутреннего кармана хранившиеся гам бумаги. Маргарита думала, что Рауль, бывший в Наварре, понимает по-беарнски, но, к ее сожалению, оказалось, что и паж тоже не знает ни слова на этом языке.

Тем не менее они принялись втроем рассматривать записки и в конце концов поняли, что имена, стоявшие после названия городов, должны означать фамилии тех сеньоров, которым Генрих поручал приготовить подставы. Так, например, после слова «Блуа» стояло как раз то имя, которое назвал Маргарите Ожье, когда оправдывался в мнимом обвинении, будто ездил к какой-то даме сердца. Следующим именем было «Сир де Террегуд», и Нанси высказала предположение, что это имя должно обозначать и название замка, и фамилию владельца. Из перечисления дальнейших двух местечек было видно, что предполагаемый путь Генриха лежит через Анжер.

– Итак, к сиру де Террегуду господин Ожье, вероятно, не поспеет, так как проспит до вечера, – сказала Маргарита. – Но что, если ему придет в голову по пробуждении броситься навстречу моему супругу и все рассказать ему? Ведь тогда Генрих способен вывернуться, а я хотела бы, чтобы отсутствие ожидаемых лошадей явилось для него полной неожиданностью.

– Ваше величество, – ответила Нанси, – известно ли вам, что после сильного возбуждения, вызываемого такими средствами, как мое, наступает продолжительный упадок сил? – Ну да, я знаю это. Ну и что же?

– А из этого явствует, что человек, принявший изрядную порцию моего средства, заснув, будет продолжать спать во всяком положении и при всяких обстоятельствах. Поэтому, если мы перенесем бедного юношу в экипаж, то он будет спать в пути так же крепко, как если бы оставался в своей постели. Между тем по времени его сна мы успеем сделать добрых тридцать лье, и это отрежет ему всякую возможность предупреждения его величества наваррского короля о случившемся.

– Великолепная мысль! – воскликнула Маргарита, у которой даже глаза заблестели при мысли о каверзе, устраиваемой таким образом неверному мужу.

– Наши лошади уже успели отдохнуть, – продолжала Нанси. – Погонщики, правда, спят, но мы разбудим их.

– Как? Разве ты думаешь, что нам следует сейчас же пуститься в путь? – Да, конечно, ваше величество! – Но я чувствую сильную усталость… – Вы отдохнете в экипаже. – А ты? – Ну, я могу воспользоваться лошадью этого бедного юноши.

«Черт возьми! – внутренне выругался Рауль. – Я рассчитывал провести ночь гораздо приятнее!»

Но нежный взгляд Нанси, заметившей его недовольство, несколько успокоил пажа, и он отправился отдать необходимые распоряжения.

Однако! – сказал он, вернувшись через некоторое время. – Можно подумать, что в этом доме всех опоили снотворным питьем. Я еле добудился наших погонщиков, а толстяк – управитель так храпит, что весь дом трясется. – Ну а служанки? – спросила королева. – Они спят на самом верхнем этаже. – Так как же мы выйдем отсюда?

– Об этом не беспокойтесь, ваше величество; я сам открою ворота, – ответил Рауль. – Ну что же, в таком случае тронемся в путь!

Как и предсказывала Нанси, Ожье проспал не просыпаясь пятнадцать часов подряд, когда же он наконец открыл глаза, в его голове еще настолько шумело от действия наркотика, что он на первых порах не мог понять, где он и что с ним. Он удивленно озирался в большой комнате, освещенной масляной лампой, и не мог понять, почему он спит на кровати совсем одетым.

– Какой диковинный сон снился мне! – пробормотал он. В углу комнаты на столике стояли песочные часы, показывавшие десять. Ожье окончательно растерялся. Когда же он лег спать, если просыпается в десять часов вечера? И почему ему кажется, будто он спал долго-долго? Желая как-нибудь разъяснить все это, Ожье стукнул кулаком по столу и крикнул: – Эй, кто тут есть?

Тогда дверь открылась, и в комнату вошла Нанси. Ожье посмотрел на нее, и какие-то смутные воспоминания зашевелились в его отуманенной голове.

– Доброго вечера, господин Ожье! – приветливо сказала Mанси, присаживаясь у изголовья молодого человека.

– Как, вы знаете меня? – удивленно воскликнул он. – Впрочем, я тоже как будто знаю вас, только вот не могу вспомнить, кто вы такая… – Я? Да ведь я племянница госпожи Шато-Ландон! – Шато-Ландон? Как будто я знаю и ее тоже…

– Вот это мне нравится! – сказала Нанси, покатываясь со смеха. – То есть как же это вы знаете ее «как будто»? Ведь только вчера вечером вы клялись ей в любви! Эти слова были целым откровением молодому человеку. – Вспомнил! – крикнул он. – Теперь я все вспомнил! А сначала я даже понять не мог, где нахожусь. – Ну а теперь вы знаете?

– Конечно, знаю! Мы в замке Бюри… Но скажите, пожалуйста, эти часы, конечно, испорчены?

– Нисколько.

– Значит, теперь десять часов утра? Почему же так темно и горит лампа?

– Да потому, что теперь именно десять часов вечера, Значит, я проспал весь день? – Ну конечно!

Ожье почувствовал, что у него волосы становятся дыбом. Теперь память всецело вернулась к нему, и он вспомнил о своем поручении.

– Но я никогда не сплю так долго! – с отчаянием крикнул он.

– Я не знаю этого, но только на этот раз вы, должно быть, изменили своим привычкам, – смеясь ответила Нанси. – Вы спали так крепко, что не заметили, как мы отъехали целых тридцать лье. – Тридцать лье? – крикнул Ожье, не веря своим ушам. – Да. – Значит, я не в Бюри? – Нет. – Так где же я. Господи Иисусе Христе?

– В Сен-Матюрене. Это деревушка, расположенная в трех лье от Анжера. – Значит, вы увезли меня сонного из Бюри? – Да. – Зачем?

У Ожье так сверкали глаза, что Нанси подумала: «Однако наш молодчик рассердился не на шутку!» – и, подойдя к перегородке и постучав два раза, сказала:

– На это может вам ответить только моя тетушка. В этот момент дверь снова открылась; в комнату вошла Маргарита и, улыбаясь, промолвила: – Здравствуйте, господин Ожье!

– О, скажите хоть вы мне, что эта девушка просто смеется надо мной, уверяя, будто мы не в Бюри! – крикнул гасконец.

– Да нет же, – спокойно ответила королева, – мы уже уехали из Бюри и теперь находимся в Сен-Матюрене.

– Если это так, – с ледяным спокойствием сказал Ожье, – то мне остается только пронзить себя шпагой, потому что я обесчещен! – и с этими словами Ожье кинулся к своей шпаге, лежавшей на табуретке около кровати.

II

Заметив его движение, Маргарита и Нанси поспешили в свою очередь к юному гасконцу, чтобы вырвать из его рук шпагу. – Несчастный! – крикнула наваррская королева.

– Что это пришло вам в голову? – сказала Нанси молодому человеку, не изменяя своему ироническому спокойствию.

– Благодаря вам я обесчещен и теперь не смею жить более, – страдальчески воскликнул Ожье. – Отдайте мне шпагу! Я должен умереть!

– Хорошо! – сказала Маргарита. – Докажите мне, что вы действительно обесчещены, и тогда я отдам вам шпагу, предоставив свободу действий. А пока… – она обратилась к Нанси, – оставь нас одних, милочка! Нанси вышла из комнаты, унося с собой шпагу и думая: «Положение становится серьезным, и королеве придется, пожалуй, пустить в дело солидные аргументы, чтобы помешать юноше покончить с собой». – Итак, я слушаю вас! – сказала Маргарита. – Говорите!..

– Ах, да что тут говорить и доказывать, когда дело ясно и без того? Я – беарнский дворянин, состоящий на службе у наваррского короля.

– Вы говорили мне это вчера.

– Король доверил мне дело, полагаясь на мою честь и преданность. Это дело заключалось в подготовке свежих подстав для путешествия, которому мой государь придает серьезную важность. Каким образом я заснул так крепко в Бюри, я не понимаю. Но все равно: проснись я теперь в Бюри, я еще успел бы в самый последний момент доставить королю свежих лошадей; теперь же, когда вы увезли меня за тридцать лье, я уже ничего не могу поделать. Не застав свежих лошадей, король сочтет меня предателем, я мне даже нечем оправдаться в его глазах. Вы сами видите, что мне остается только умереть. Ожье произнес эту тираду с такой простотой и убежденностью что Маргарита почувствовала себя как бы вышибленной из седла, потому что все заранее придуманные ею аргументы сами собой отпадали теперь. Тогда она решилась пустить в ход самый последний аргумент, нелогичный, быть может, но зато… убедительный.

– Так позвольте же мне умереть! – грустно сказал Ожье, видя ее смущенное молчанье.

– Нет! – пламенно крикнула Маргарита. – Я не могу позволить вам покончить с собой. – Не можете позволить? Но по какому праву?

– Без всякого права, а просто потому, что вы любите меня, и я… тоже… люблю вас!

Ожье страдальчески застонал, закрывая лицо руками, и тихо сказал:

– Как я несчастен! Я должен умереть в тот момент, когда предо мной раскроется небо!…

– Но ведь я люблю вас! – повторила Маргарита.

– Разве ваша любовь может вернуть мне утраченную честь? – грустно возразил Ожье.

– Но если бы я попросила вас отсрочить исполнение своего решения хоть на несколько часов?

– Я должен был бы отказать вам, потому что никто не смеет пережить часы бесчестья.

– Так, значит, вы не любите меня! Как? Я, слабая, беззащитная женщина должна ехать далее одна среди всяких опасностей, а вы так не по-рыцарски отказываетесь проводить меня? Нет, вы не любите меня! – Увы, я люблю вас. – Так докажите это на деле и проводите меня до Анжера!

– Хорошо, – ответил Ожье, грустно поникая головой. – Но обещайте мне, что там… вы вернете мне свободу действий.

– Хорошо! – ответила Маргарита, в которой ожила надежда. – В Анжере я верну вам свободу действий, если мне не удастся заставить вас отказаться от своего жестокого намерения.

Она позвала Нанси и велела ей отдать шпагу молодому человеку. Та немедленно исполнила это.

Затем Маргарита кликнула Рауля и, когда он явился, сказала ему: – Вот что, милочка, мы должны сейчас же тронуться в путь.

– Но наши лошади еще не отдохнули, – ответил Рауль, посматривая на Нанси, – да кроме того, здесь было бы удобно переночевать.

– В Анжере нам будет еще лучше. Рауль капризно надулся, но Нанси наклонилась к его уху и шепнула:

– Зарубите себе на носу, сударь, что раз мы попадем в Анжер, то проведем там не один день, а следовательно, у вас будет достаточно времени говорить о любви. Рауль глубоко вздохнул и отправился будить погонщиков.

От Сен-Матюрена до Анжера было три лье, то есть два часа. пути, и около часа ночи наш маленький кортеж уже подъезжал к воротам города. В то время Анжер был важной крепостью, и ночью в город мог пробраться только тот, кто был лично известен дежурному офицеру или знал пароль. Но Маргариту это нисколько не поставило в тупик, она позвала Рауля и приказала ему вызвать к ней дежурного офицера.

Однако последний, явившись на зов, категорически отказался открыть ворота и вступить в какие бы то ни было переговоры с подъехавшей дамой. Он требовал, чтобы ему сказали пароль, и не желал идти ни на какие уступки. Тогда Раулю пришлось пустить в ход решительное средство. – Не хотите ли подержать со мной пари, господин офицер? – сказал он. – Пари? О чем?

– Да о том, что если вы заставите нас ночевать под открытым небом, то завтра утром вас посадят под строгий арест. То-то и дело, что сначала надо посмотреть, с кем имеешь дело, а потом уже выказывать строптивость!

Эти слова произвели впечатление на дежурного офицера, и он, приказав открыть ворота, разрешил экипажу подъехать ближе. Была очень ясная лунная ночь, и, приглядевшись к женскому лицу, высунувшемуся из экипажа, офицер испуганно вскрикнул:

– Боже мой!.. Ее величество королева наваррская!.. Ожье слабо вскрикнул и пошатнулся в седле. Тогда Маргарита высунулась еще больше и тихо сказала дрожавшему от волнения юноше:

– Да, я – наваррская королева и люблю вас… Как ваша государыня, я запрещаю вам покушаться на свою жизнь.

– Боже мой! – страдальчески ответил ей Ожье. – Вероятно, шпага не понадобится, так как мне кажется, что я и так не переживу этих минут!

III

Мы оставили Генриха Наваррского готовым оказать сопротивление тем неизвестным, которые догоняли кортеж, увозивший королеву-мать. Стук копыт преследователей слышался все ближе и ближе…

По знаку Генриха Ноэ Лагир и Гектор окружили экипаж, причем Гектор сказал королеве:

– По всем признакам, за нами гонятся, чтобы выручить ваше величество. Если это так, то вам несдобровать, потому что мы не выпустим вас живой.

– Но помилуйте… – взмолилась королева. Однако Гектор, не обращая на нее внимания, подошел к Генриху и Ноэ, совещавшимся между собою. – Государь, – сказал Ноэ, – если я не ошибаюсь, преследующих, судя по стуку копыт, должно быть не менее полутора десятка, нас же – только четверо. – Маловато, что и говорить! – согласился король.

– Допустим, что мы сможем продержаться час, но потом нам все же придется пасть. – Ну, так мы и падем, друг мой Ноэ.

– А ваша звезда, государь? Та самая звезда, которая говорила вам о блестящей будущности?

– Ну, так что же? Если это действительно – моя звезда, то она не покинет меня и сейчас!

– Государь, но пословица недаром говорит, что «на Бога надейся, а сам не плошай». Так же и ваша звезда будет охранять вас только в том случае, если вы сами будете делать все, что надо. – А что мне надо делать, по-твоему?

– Государь, ваша лошадь устала, но лошадь Гектора еще довольно свежа. Возьмите ее и спасайтесь! Генрих весело расхохотался и сказал:

– Да вы все просто с ума сошли! Полно говорить глупости!.. Лучше примем меры к защите. Наши лошади слишком устали, чтобы продолжать путь, но сражаться они еще могут. Так вперед же, ребята, в позицию! – и юный король, полный воинственного задора двинулся навстречу быстро приближавшемуся врагу.

Ноэ поехал рядом с Генрихом, а Гектор и Лагир встали по обе стороны экипажа.

Действительно, отряд, стук копыт которого слышали наши герои, несся на выручку королевы-матери. Но если бы в нем были только те лица, которые входили в его состав с самого начала, то положение наших гасконцев было бы вовсе не плохо, так как пятеро против четверых – перевес небольшой. Однако предусмотрительный Рене захватил с собой дюжину рейтаров, встреченных на пути и соблазнившихся обещанной им денежной наградой, и, таким образом, Генриху Наваррскому приходилось иметь дело с подавляющим по численности неприятелем. Но Генрих был отважен, неравенство сил не пугало его, и, не дожидаясь, пока враги бросятся на него, он первый кинулся на них.

Произошел решительный, но короткий бой, причем несколько человек из нападавших сразу же упало. Однако герцог Гиз был искусным полководцем. В первый ряд он поставил рейтаров, представлявших весьма посредственную боевую силу, а когда первый натиск наваррского короля и его товарищей обрушился на рейтаров и смял их, на арену борьбы выступил сам герцог со своими спутниками.

При свете луны Генрих Наваррский сразу узнал своего тезку и соперника и смело ринулся к нему навстречу. Ноэ, под которым была убита лошадь, сражался пешим, еле поспевая за своим царственным другом.

Герцог Гиз не мог видеть под маской лица наваррского короля, но понимал, что кроме Генриха, некому было пуститься в такую рискованную авантюру. Поэтому, увидав Генриха, со шпагой в руках прокладывавшего себе дорогу именно к нему, Гиз сразу догадался, кто это такой, и с дикой радостью ринулся на соперника.

Завязался ожесточенный бой. Наваррский король стал уже теснить герцога, и, видя это, Рене со свойственным ему предательством забрался в тыл Генриху, чтобы удобнее поразить его. Однако Ноэ увидал этот маневр и, подстрелив лошадь Флорентинца, бросился на него со шпагой.

Ноэ сделал резкий выпад, но Рене отскочил в сторону, и это заставило Амори потерять равновесие и упасть. В тот же миг на него кинулись два рейтара. Но Рене крикнул им:

– Не убивайте его! Пусть этим займется палач. Свяжите его покрепче!

Итак, из четырех лиц один был выведен из строя, другой был поглощен поединком с герцогом Гизом. Двоим остальным пришлось выдерживать натиск целой оравы людей. Конечно, такой неравный бой не мог продолжаться долго, и вскоре Генрих вторично услыхал крик Рене: – Не убивайте его, а свяжите покрепче!

Эти слова относились к Лагиру, который упал вместе с раненой лошадью на землю.

Гектор остался один. Его положение было совсем плачевным, и смелый гасконец видел, что если он не примет своих мер, то вскоре и его свяжут так же, как и Ноэ и Лагира. Продолжать сопротивление было бесполезно, нужно было бежать.

Но сначала надо было исполнить данное обещание и не допустить, чтобы королева попала в руки герцога. С этой целью Гектор изо всей силы ткнул Екатерину кинжалом…

Послышался глухой крик, и горячий поток оросил руку гасконца.

«Я убил ее!» – подумал он и затем пустил огневого Вельзевула прямо на нападавших.

Этот неожиданный маневр заставил их раздаться. Тогда в несколько прыжков Гектор очутился рядом с наваррским королем и крикнул ему что-то по-беарнски. Генрих утвердительно кивнул ему головой. Гектор заехал вперед и ринулся на герцога Гиза, а король Генрих быстро соскочил со своей лошади, усталой и раненой, вышиб из седла какого-то рейтара, вскочил в седло и понесся во весь опор прочь. Тогда и Гектор круто повернул коня V. тоже понесся прочь от места схватки.

IV

– Господин капитан, – сказал паж Готье Пибраку, дожидавшемуся по обыкновению пробуждения короля Карла IX в прихожей, – его величество изволил проснуться с улыбкой на устах и желает видеть всех. Пибрак удивленно посмотрел на пажа и спросил: – Какое сегодня число, милый мой?

– Сегодня семнадцатое августа, господин капитан, почему вы это спрашиваете?

– Да потому, что чаще бывает гроза зимой, чем наш всемилостивейший король просыпается в хорошем расположении духа, и такси счастливый день надо запомнить.

Действительно, в этот день король был в самом радужном настроении духа. Увидев входившего капитана гвардии, он приветливо сказал: – Доброе утро, Пибрак! – Доброе утро, ваше величество! – Ну что? Какова погода? – Великолепная, ваше величество. – Значит, можно будет охотиться? – О, разумеется, ваше величество!

– Присядь-ка, милый друг! Знаешь ли, эту ночь я спал, словно рабочий, и видел дивные сны. Просто было жаль просыпаться, потому что бывают сны, которые неосуществимы в действительности! – Да неужели, ваше величество?

– Ну, посуди сам. Мне снилось, будто королева-мать возненавидела Рене.

– В самом деле, государь, такой сон уж слишком… невероятен!

– Да ты только погоди! Мне снилось еще, что королева – мать и Генрих Наваррский стали лучшими друзьями. Они целовались и осыпали друг друга ласкательными именами. – Да! Сразу видно, что вы спали, ваше величество! – А сестрица Марго помирилась с кузеном Гизом. – Эта часть сна самая правдоподобная, ваше величество. – Ну вот еще! Ты же знаешь, что моя уважаемая матушка…

– Ненавидит герцога? Согласен, ваше величество. Но… наваррского короля она ненавидит еще больше, и по всему похоже, что ее величество усиленно поглядывает в сторону Лотарингии. – Все это может быть. Но при чем же здесь Марго?

– Ее величество наваррская королева очень молода и красива, государь. Она всегда очень ревниво относилась к своему очарованию, а наваррский король любит пошалить. – Понимаю, понимаю!

– И, если вдовствующая королева захочет подстеречь супруга королевы Маргариты – что при беспечности короля очень нетрудно, – то весьма возможно, что…

– Ты заинтересовал меня, – ответил король, – и мне хочется узнать, нет ли и действительно правды в моем сне. Поэтому ступай к наваррской королеве и попроси ее прийти ко мне. Марго никогда ничего не скрывает от меня, и если я увижу, что королева Екатерина опять интригует, то мы направим всю эту историю на путь истинный. Ступай, друг мой, а я пока оденусь.

Пибрак направился к апартаментам наваррской королевской четы, однако увидел, что прихожая была пуста. Тогда Пибрак прошел в комнаты и остановился у дверей гостиной Маргариты. Здесь он осторожно постучался, затем прислушался, постучался снова: одно молчанье было ему ответом.

«Странно, – подумал он. – Но, может быть, королева у своего супруга или у королевы-матери?»

Он зашел с другой стороны и постучался в кабинет к Генриху; но там ему тоже никто не ответил. Тогда Пибрак отправился на половину к вдовствующей королеве, но и там в прихожей тоже никого не было. Пибрак постучался, дверь открылась, и вышел паж Робер. – Здравствуй, паж, – сказал Пибрак. – Ее величество вдовствующая королева уже встала? – Я… не знаю… нет… – замялся смущенный паж.

– То есть как это ты не знаешь? – нахмурился Пибрак. – Предупреждаю тебя, милый мой, что я пришел от имени короля. Ну, живо выкладывай все, что ты знаешь, а то я оборву тебе уши!

– Да королева еще не возвращалась! – чуть не плача, ответил испуганный паж. – Как не возвращалась? Откуда? Когда же она ушла? – Вчера вечером. – Куда же она отправилась?

– Этого не могу знать, господин капитан. Пибрак пожал плечами и вернулся к королю.

– Марго, вероятно, еще не вставала? – улыбаясь спросил Карл IX.

– Право, не знаю, ваше величество. Ее величество нет у себя в комнате. – Так она, вероятно, у королевы-матери?

– Ее величества вдовствующей королевы нет в Лувре, государь. Судя по рассказу пажа Робера, ее величество вышла вечером и больше не возвращалась. – Что за вздор! – крикнул король.

– Осмелюсь заметить, ваше величество, – сказал паж Горье, кончавший туалет короля, – вдовствующая королева редкий вечер не выходит из дворца. Хотя она и переодевается то мужчиной, то монахом, но я-то каждый раз узнаю ее.

– Милый Пибрак, – сказал король, – согласись, что королевское ремесло – неприятная штука. За моей спиной творятся какие-то странные вещи, о которых знает даже паж, но мне-то ровно ничего неизвестно. Пойдем со мной!

Король направился прямо в апартаменты матери, и там паж Робер рассказал ему обо всем, что знал.

Дверь в комнаты королевы оказалась запертой. Тогда король приказал кликнуть рослого швейцарца, и тот высадил плечом дверь.

В комнатах Екатерины не было никого, кровать оставалась совершенно нетронутой, но тем не менее ни в чем нельзя было найти ни малейшего указания, куда и зачем отправилась королева.

– Может быть, мы будем счастливее в комнатах Марго, – сказал король.

Дверь в комнаты наваррской королевы была открыта тем же упрощенным способом. Король Карл прошел прямо в спальню, а в это время Пибрак заметил на столике три письма. Он быстро прочитал адреса и под влиянием какого-то наития быстро припрятал то из них, которое было адресовано Генриху Наваррскому. Затем он пошел вслед за королем и обратил внимание Карла на остальные два письма.

Король взял сначала письмо, адресованное лично ему. Читатели уже знакомы с его содержанием и знают, что в этом письме Маргарита поручала брату мужа. Прочитав это письмо, король, которому было все позволено, взялся за письмо, адресованное его матери.