Текст книги "Сокровище гугенотов"
Автор книги: Понсон дю Террайль
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
V
Грубая откровенность Крильона пришлась королю не по вкусу. Он очень любил творить всякие бесчинства, но при условии сохранения инкогнито. Поэтому он с негодованием крикнул:
– Да вы с ума сошли, Крильон!
– Нет, государь!
– Кто же этот господин? Гасконец подошел к королю и преклонил колено.
– Раз вы, ваше величество, оказались столь великодушным, чтобы скрестить со мною шпагу, то доведите ваше великодушие до конца. Я прибыл издалека. Я явился в Блуа специально затем, чтобы испросить себе аудиенцию у вашего величества, так как у меня имеется поручение к вашему величеству!
– А кто вам дал это поручение?
– Покойный король Карл IX на смертном одре! – ответил гасконец взволнованным, торжественным тоном.
– Мой брат? – вздрогнув, крикнул Генрих. – Вы его знали?
– Я целовал его царственную руку, государь!
– В таком случае, государь, кто бы вы ни были, я разрешаю вам исполнить свое поручение!
– Государь, вы только что жаловались на усталость…
– Вы правы. Ну, так пойдем в замок.
– Только не сегодня, государь!
– Это почему, сударь?
– Да потому, что здесь имеются два беззащитных существа – старик и девушка, – против которых фавориты вашего величества питают дурные замыслы и которых я взял под свое покровительство!
– Да кто же вы такой, что беретесь защищать кого бы то ни было?
– Клянусь назвать вашему величеству свое имя во время аудиенции, которую вам благоугодно будет дать мне!
– А если я желаю знать сию минуту? При этом гневном возгласе короля в разговор вмешался молчавший дотоле Крильон:
– Я очень надеюсь, что вы, государь, не откажете в этой просьбе человеку, за которого я отвечаю душой и телом!
– А если я откажу?
– Тогда я посоветую этому господину молчать и подождать, пока ваше величество прикажет пытать его!
– Крильон! Вы позволяете себе разговаривать со своим королем слишком свободно!
– Государь, если бы все подданные вашего величества брали с меня пример, вы стали бы величайшим монархом в мире. Ведь у вас и сердце, и голова на месте, не то что у этих лизоблюдов, которые ползают у ваших ног! На этот раз Крильон попал в самую точку.
– Хорошо! – сказал король. – Разрешаю этому господину умолчать пока о своем имени и жду его завтра в замке в своей спальне на утреннем приеме! Гасконец снова преклонил колено.
– Недаром вы, ваше величество, внук короля – рыцаря! – сказал он. – Благодарю вас!
– До завтра! – ответил король. – Идем, Крильон! Бррр… Что за собачий холод!
– Простите, государь! Позвольте мне сказать на прощанье два слова этому господину! – сказал Крильон, подходя к гасконцу. Тот взял герцога за руку и шепнул:
– Молчанье!
– К чему вы приехали сюда? – спросил герцог.
– Я хочу присутствовать на собрании генеральных штатов.
– Вы?
– Да, я!
– Но ведь это значит подставить грудь под удары всех кинжалов, находящихся на содержании у Гизов!
– Ах, Крильон, – ответил гасконец, рассмеявшись, и, внезапно переходя на «ты» с герцогом, продолжал: – Мне кажется, ты начинаешь стариться! Как? Ты думаешь, что моя грудь, которую не смогла пробить шпага французского короля, послужит ножнами для лотарингских принцев? Да полно тебе!
– Но вы хоть не один здесь?
– Со мною моя «фламандка».
– Что это за «фламандка»?
– А вот эта самая шпага, которой сражался мои дед во Фландрии!
– Нет такой доброй шпаги, которая не ломалась бы!
– Здорово! Крильон начинает трусить! Это даже забавно! Покойной ночи, Крильон. Король прав – стало очень холодно. Я иду спать!
Через четверть часа после того, как гасконский дворянчик имел счастье скрестить шпагу с самим королем Франции, ворота домика снова были тщательно заперты и таинственный незнакомец вернулся в комнату, где Берта Мальвен жарко молилась. Увидав гасконца, она радостно вскрикнула:
– Вы спасли меня! – Но, заметив его улыбку, немного смутилась; однако она тотчас оправилась и продолжала: – Их было четверо, но я нисколько не боялась. Я чувствовала, что с вами не справиться и целой армии!
Гасконец взял руку девушки и, почтительно поцеловав ее, воскликнул:
– Дорогая барышня, я знал, что Господь не оставит меня, так как Он поручил мне вашу защиту!
Затем они уселись рядком – молодой человек с орлиным взглядом, насмешливой улыбкой и львиным сердцем и хрупкая, вспугнутая голубка. И они принялись болтать так, как болтают в двадцать лет, краснея и волнуясь близостью друг друга.
Молодой гасконец много рассказывал о Наварре. о тамошних нравах и обычаях, о патриархальных порядках наваррского двора и т. п. В заключение он сказал:
– Дорогая Берта, милочка вы моя, не оставайтесь в Блуа, куда французский король заезжает так часто в сопровождении своих бесстыдных миньонов! Если вы хотите, я увезу вас с дедушкой в Наварру. Сир де Мальвен спокойно окончит там свои дни, а для вас мы подыщем подходящего муженька!
При последних словах Берта покраснела еще больше, и гасконец не утерпел, чтобы не поцеловать ее. Вдруг в этот момент послышался сильный стук в садовые ворота.
– О, боже мой! – пробормотала Берта. – Это опять пришли они!
– Нет, – успокоил ее гасконец, – не бойтесь, эти люди – ночные птицы, боящиеся дневного света! – и он, прицепив шпагу, вышел открыть ворота.
Это пришел Крильон в сопровождении двух вооруженных дворян из королевской гвардии.
– Вот, – сказал он, – я пришел сменить вас. Мы трое останемся здесь, и миньоны уже не сунутся сюда!
– Это очень хорошо, спасибо вам, герцог, – ответил гасконец, – тем более что мне надо прогуляться по городу. Кстати, когда прибудет герцог Гиз?
– Его ждут утром.
– А герцогиня Монпансье?
– Мне кажется, она прибыла втихомолку этой ночью! – ответил Крильон, подмигивая. Гасконец представил герцога Берте, сказав:
– Я оставлю вас под охраной герцога Крильона. Это лучшая шпага в мире. Крильон поклонился и наивно возразил:
– После вашей – возможно! Гасконец накинул плащ и надвинул на самый лоб шляпу.
– Куда вы? – спросил Крильон.
– Пройтись, по городу и подышать воздухом, – с тонкой улыбкой ответил гасконец.
VI
Гасконец направился к уединенной уличке, спускавшейся прямо к Луаре. Он внимательно осматривал дома и вдруг воскликнул: «Ну конечно, это здесь! Вот и ветка остролистника!» – и с этими словами троекратно постучал в дверь.
В доме ничто не шевельнулось в ответ, но стук привлек внимание старухи-соседки; она высунулась в окно и спросила:
– Вам что нужно, барин?
– Здравствуйте, добрая женщина, – ответил гасконец, – я приезжий и ищу гостиницу для постоя.
– Но вы ошибаетесь, барин, – ответила старуха, – этот дом принадлежит прокурору, мэтру Гардуино, которому никогда и в голову не приходило пускать постояльцев!
– Но что значит в таком случае вот это? – спросил гасконец, показывая на ветку остролистника. – Это знак, которым во всех странах указывают на гостиницу.
– Ах, Господи Боже, – воскликнула старуха, – вы правы, бариночек! Но пусть я лишусь Царства Небесного и стану гугеноткой, если я тут хоть что – нибудь понимаю! Чтобы мэтр Гардуино, этот глухой скряга, стал держать гостиницу?.. Это невозможно!
– Однако вы видите, что это так!
– Уж не обошлось здесь дело без вмешательства дьявола, если только в последнюю неделю – надо вам сказать, бариночек, что меня целую неделю не было дома, и я вернулась в город только этой ночью, – ну так вот, если только мэтр Гардуино не умер, и его дом не купил кто-нибудь другой!
– Все это очень возможно, добрая женщина! – отозвался гасконец и постучал с новой силой.
Внутри дома послышался шум, затем дверь приоткрылась, и юношеский голос спросил:
– Кто стучится и что нужно?
– Гасконь и Беарн! – ответил ранний визитер.
Тогда дверь распахнулась; на ее пороге показался молодой человек лет двадцати двух и почтительно поднес руку гасконца к своим губам.
– Здравствуй, Рауль! – сказал гасконец.
– Здравствуйте, монсеньор, – ответил юноша. Гасконец проскользнул в дом, и Рауль – это был уже знакомый нам бывший паж короля Карла IX, красавец Рауль, о котором день и ночь мечтала пронырливая Нанси и который в течение минувшего времени пережил много приключений, – поспешил запереть дверь.
– Теперь поговорим, Рауль, друг мой! – сказал гасконец, усаживаясь верхом на скамейку. – Прежде всего не титулуй меня монсеньором.
– А как же прикажете называть вас?
– Зови меня сир де Жюрансон. Позволяю даже называть меня просто де Жюрансон. Рауль в ответ молча поклонился.
– Давно мы с тобою не виделись, милый Рауль! – продолжал гасконец.
– Целых два года! Но я употребил это время с пользой, как видите… и проложил себе дорогу…
– В сердце герцогини? – улыбаясь спросил гасконец.
– Ну вот!.. – скромно ответил Рауль. – Как знать?.. Может быть…
– Иначе говоря, ты изменил Нанси?
– О нет, я по-прежнему люблю Нанси!
– В таком случае?
– Я служу вам, ухаживая за герцогиней.
– А, это другое дело! Но поговорим серьезно. Когда вы прибыли?
– Вчера вечером. Старый Гардуино был предупрежден, он вывесил ветку остролистника.
– И герцогиня приняла его дом за гостиницу?
– Она ни минуты не сомневалась в этом!
– Ну а как она нашла самого Гардуино?
– Она далека от мысли предположить, что он – один из деятельнейших вождей гугенотов.
– Отлично! Как велика свита герцогини?
– Мы прибыли вдвоем с нею. Герцогиня никого больше не взяла, так как хочет пробыть в Блуа так, чтобы никто не подозревал о ее присутствии. Вечером у нее назначено совещание с герцогом Гизом, который должен прибыть сегодня утром.
– Значит, кроме тебя, никого нет при ней?
– Да, если не считать маленького пажа, которого граф Эрих де Кревкер с друзьями подверг жестоким истязаниям.
– Он, должно быть. очень любит их?
– Ненавидит, как я!
– А где герцогиня?
– Наверху. Она спит.
– Если бы я был уверен, что она не проснется, – улыбаясь сказал гасконец, – я поднялся бы к ней, чтобы посмотреть на нее во сне.
– Она очень чутко спит!
– Но я пришел сюда, во всяком случае, не для этого. Мне нужно повидать Гардуино!
В этот момент в глубине комнаты открылась одна из дверей и из нее показался маленький, сухощавый, сгорбленный старичок, вся жизнь которого, казалось, сосредоточилась лишь в глазах. И действительно, его взор горел совершенно юношеской энергией.
Не говоря ни слова, старик подошел поближе и стал внимательно всматриваться в гасконца. Когда же тот достал из кармана половинку золотой монеты, распиленной особенным образом, старик – это и был сам Гардуино – почтительно поклонился и сказал:
– Не угодно ли вам будет последовать за мною, чтобы убедиться в наших средствах?
– Пойдем! – ответил гасконец.
Гардуино провел его через целый ряд помещений, каждый раз тщательно затворяя за собою двери, и наконец спустился в хорошо замаскированный подземный тайник. Когда железные двери последнего, скрипнув, закрылись, гасконец так и ахнул: весь пол тайника был покрыт кучами золота и серебра.
VII
На больших часах замка Блуа пробило десять. Приемная королевских покоев была переполнена придворными, ожидавшими пробуждения Генриха III.
В одной из оконных ниш шептались между собой Келюс и Шомберг.
– Это животное Можирон навлек на нас неприятность, – сказал Шомберг. – Король лег спать в отвратительном расположении духа, повернувшись спиной ко всем нам!
– Король совершенно прав, – небрежно ответил Келюс. – Надо быть такими идиотами, как Можирон, д'Эпернон и ты, чтобы оторвать порядочных людей от приятного ужина и повести их в туман и мороз на неприятное приключение!
– А знаешь ли, этот бешеный гасконец убил бы нас всех друг за дружкой!
– Не исключая короля! Этим и объясняется для меня его дурное расположение духа: король не любит встречать людей, владеющих шпагой не хуже его самого!
– А Можирона ты видел сегодня?
– Он провел дурную ночь; его лихорадит, а голова распухла, словно тыква.
– А этот дьявол Крильон, которого нам уже совсем удалось было отодвинуть в тень, опять сразу вошел в милость короля!
В то время как миньоны разговаривали таким образом, в приемной послышался серебристый звук колокольчика, которым Генрих III обыкновенно оповещал пажей о своем пробуждении. Среди ожидавших началось сильное движение, а два камер-пажа, сидевших у дверей спальни на скамеечке, сейчас же вскочили и бросились к королю. Келюс, на правах первого камердинера короля, последовал за ними.
При входе его король отложил в сторону молитвенник, по которому читал утренние молитвы, и сказал:
– Здравствуй, Келюс! Как ты спал?
– Плохо, государь.
– Я тоже, вернее сказать, я вовсе не спал. Я провел ночь в размышлениях!
– Вот как? – сказал Келюс, который никак не мог понять, в хорошем или дурном расположении теперь король, настолько было непроницаемо лицо Генриха.
– Да, – продолжал последний, – я много размышлял, милый мой, и, кажется, нашел секрет бедствий, терзающих человечество, всех несчастий, нарушающих спокойствие государства!
– Черт возьми! – отозвался Келюс. – Неужели вы нашли этот секрет, государь?
– Да! Первая причина всех бедствий человечества – женщина!
– Вот золотые слова!
– Не правда ли, милый? Это слабое, хитрое, изменчивое, скрытное, наглое, бесстыдное существо, словом, – причина всех наших бед!
– Это правда, государь!
– И вот рассуди и трепещи! Что могло случиться прошлой ночью! Проклятый гасконец чуть-чуть не убил меня… он попал мне в плечо, и если бы на мне не было ладанки, предохраняющей меня от всех бед, то…
Келюс не мог упустить такой прекрасный случай ввернуть льстивую фразу и сказал:
– Ну вот еще! Неужели вы думаете, государь, что Провидение не оглянется несколько раз, прежде чем позволить убить французского короля?
Генрих III милостиво улыбнулся и продолжал, приказав сначала пажам отойти в дальний угол комнаты:
– Допустим, я хорошо отделался. Но опасность быть убитым – еще пустяки! А ты подумай, что поднялось бы, если бы на шум прибежал дозор? Я был бы узнан, и можешь себе представить, что бы тут поднялось!
– В самом деле, государь!
– И все это – боже мой! – из-за женщины… из – за самой обыкновенной женщины, до которой мне нет никакого дела, как и тебе тоже!
– Я думаю!
– Я хочу издать указ против всех женщин вообще! Я начну с королевы, которую сошлю в какой-нибудь дальний замок. Когда при дворе не будет больше женщин, ты увидишь, как мы станем забавляться!
– Во всяком случае, это чудная мысль, государь!
– Ну, а пока одень меня! Прежде всего я покажу достойный пример. Я подвергну опале Можирона!
– Вот как?
– Да, и ты передашь ему это от меня. Кроме того, я подвергну опале и Шомберга тоже, потому что оба они с Можироном
– вконец испорченные люди, недостойные моей дружбы, так как ухаживание за женщинами представляет для них большую прелесть.
– Ну а д'Эпернон? – спросил Келюс, начинавший опасаться также и за свою участь.
– Гм… Разве тебе не показалось, что д'Эпернон последовал за нами вчера с большим неудовольствием?
– Так же, как и я, государь!
– Ну, так оставим д'Эпернона. Ах, да, я вспомнил о гасконце.
– Надеюсь, вы попросту повесите его, государь?
– Нет, он мне нравится; это ловкий фехтовальщик. А кроме того, этот дьявол Крильон взял его под свою защиту!
– А, это другое дело, ха-ха-ха! Ну-с, так что же будет с этим гасконцем?
– Он должен прийти.
– Куда?
– Сюда.
– Сюда?!
– Да, я назначил ему аудиенцию утром.
– Государь! Какой-то искатель приключений…
– Та-та-та! Его вид заслуживает полного доверия! Но тише, я слышу чьи-то шаги, кто-то стучит!
Около королевской кровати была маленькая дверь, замаскированная драпировками и выходившая во внутренние переходы замка. Вот в эту-то дверь и стучался кто-то.
– Открой! – сказал король Келюсу.
Келюс открыл дверь и очутился лицом к лицу с толстым седым мужчиной, которого король приветствовал в следующих выражениях:
– Батюшки! Да ведь это мэтр Фангас, конюший герцога Крильона!
– Он самый, государь! – ответил тот.
– А что нужно от меня герцогу в такую рань?
– Лично ничего, государь, но мне поручено провести к вашему величеству некоего гасконского дворянина.
– А! Отлично, знаю, знаю!.. – Король соскочил с кровати, обулся, накинул камзол. – Где же этот гасконец?
– Там, в коридоре, государь!
– Так пусть войдет!
– Простите, государь, но меня просили напомнить вашему величеству, что гасконцу обещана секретная аудиенция!
– Да, это правда! Келюс, милочка моя, выйди и, кстати, скажи там, что сегодня приема не будет!
Келюс вышел, строя кислую гримасу и думая: «Что же это за гасконец?»
Когда он вышел, Фангас откинул драпировку дверцы, и гасконец вошел в королевскую спальню.
VIII
Генриху III очень интересно было посмотреть на своего противника при дневном свете. Гасконец очень понравился королю, и последний милостиво сказал ему:
– Мсье, если ваша речь будет продолжительна, то возьмите стул и присаживайтесь. Сегодня я в отличном расположении духа и с удовольствием выслушаю вас.
– Ваше величество изволили бесконечно почтить меня, – ответил гасконец, оставаясь на ногах, – но я постараюсь быть кратким, так как вашему величеству и без того будет достаточно хлопот сегодня!
– Что вы хотите сказать этим, мсье?
– Если бы вашему величеству благоугодно было приотворить на минутку окно или – вернее – приказать мне сделать это…
– Это зачем?
– Тогда вы увидите, государь, что улицы переполнены народом. Вы услышите звуки труб, приветственные крики и выстрелы из аркебузов, которыми народ выражает свои восторг!
– А из-за чего такое ликование?
– Из-за того, что его высочество герцог Генрих Гиз собирается наравне с вашим величеством присутствовать на собрании генеральных штатов!
В тоне гасконца звучала явная насмешка. Король нахмурился.
– Мсье! – резко сказал он. – Герцог Гиз обязан сначала подождать моего разрешения на въезд в город!
– Это правда, государь! Да ведь герцог ждет, терпеливо ждет, потому что он лучше кого-либо другого знает справедливость пословицы: «Кто умеет ждать, тот дождется всего»!
Король сделал нетерпеливый жест, но все же подошел к окну, раскрыл его и высунулся наружу.
Гасконец сказал правду: улицы были переполнены ликующим, радостным народом, который широким потоком стремился к берегам Луары.
– Посмотрите, государь, – сказал гасконец, ставший за спиной короля, – там, на верховьях Луары, виднеется лодка герцога!
Действительно, Генрих III увидел громадную лодку, разукрашенную лотарингскими флагами и величественно спускавшуюся по течению в сопровождении тучи маленьких лодок.
– У герцога огромная свита! – шептал гасконец. – Вот поистине королевский эскорт! Король хмурился все больше и больше.
– А там, на дороге, которая тянется вдоль реки, – продолжал гасконец, – солнце сверкает на доспехах рыцарей и полированных частях аркебузов. Это тоже свита герцога. Король топнул ногой.
– Да что же это в самом деле? – крикнул он. – Смеется надо мною герцог, что ли? Да ведь его сопровождает целая армия!
– Во всяком случае, свита герцога сильно напоминает армию, государь! Генрих с силой захлопнул окно.
– В конце концов, – продолжал гасконец, – герцог совершенно прав, если хочет доказать вам, государь, что в случае нужды он может выставить массу хорошо вооруженных людей. Это отличная лотарингская армия, и если в один прекрасный день она соединится с армией испанского короля…
– Да что вы болтаете тут! – крикнул король.
– Господи! – насмешливо отозвался гасконец. – Как-никак, а испанский король – добрый католик.
– Мне-то какое дело до этого?
– Он столь же добрый католик и даже, может быть, еще более пламенный, чем лотарингекие принцы. Ведь штаты, созванные вашим величеством, имеют целью укрепить католическую церковь?
– Ну да!
– И истребить гугенотов?
– До последнего!
– Так вот все это чрезвычайно на руку испанскому королю и герцогу Лотарингскому!
– Это каким же образом?
– Что касается испанского короля, то вот… Там, на юге, имеется высокая цепь гор, вершины которых теряются в синеве неба. У подножия этих гор, в ущельях, живет бедный маленький народ, всего какая – нибудь горсточка; но эта горсточка предохраняет Францию от вторжения Испании, и пока эта кучка храбрецов живет там, испанский король не перейдет границы. К сожалению, эти горцы – гугеноты, а ваше величество мечтает об уничтожении их. Следовательно, уничтожив их, вы, государь, сыграете на руку испанскому королю. Но и герцог Гиз тоже не останется без выгоды. Испанскому королю слишком жарко в
Мадриде, ведь он по происхождению немец и не любит жары. В Бордо или Тулузе ему будет гораздо более по себе…
– Ну-ну! Бордо и Тулуза принадлежат французскому королю! – Пока – да! Ну-с, а герцог Гиз, наоборот, ужасно теплолюбив. В Нанси так холодно, и Мерта ежегодно покрывается льдом. Мозельское вино кислит… Не помышляя о гасконском небе, герцог Гиз все же хочет иметь побольше солнца, и то, которое светит в окно Лувра, ему придется по душе…
– Да вы с ума сошли! Вы бредите!
– Хотел бы я, государь, чтобы это было так! Но – увы! – то, что испанский король не сможет выполнить один, на что не решится герцог Гиз один, вместе они сделают с большим успехом! Король вскочил со стула и гневно закричал:
– Да кто же вы такой, что смеете говорить со мною таким образом?
– Кто я? А ведь когда-то мы встречались с вами, государь! Но если вы не помните меня, то не соблаговолите ли припомнить большой портрет, висящий в большом зале замка Сен-Жермен-ан-Ле?
– Но это – портрет… наваррского короля Антуана?
– Совершенно верно!
– Что же между вами общего?
– Взгляните на меня, государь!
Генрих III впился взглядом в лицо гасконца и вдруг отшатнулся…
– Но… может ли это быть?
Гасконец сразу изменил манеры; он надел шляпу на голову и, усевшись на табурет, сказал:
– Если правда, кузен, что все дворяне равны, будь они какими-нибудь мелкопоместными или владетельными герцогами, то о королях можно сказать то же самое. Меня зовут Генрих
Бурбонский, я – наваррский король. Хотя наши владения весьма различны, потому что ваше огромное, а мое – крошечное, но мы все же можем подать друг другу руки! Генрих III все еще не мог прийти в себя.
– Значит, вы – Генрих Бурбонский?
– Да, государь!
– Мой кузен и брат?
– Да, государь!
– Муж моей бедной Марго?
– Ах, ну зачем напоминаете мне про нее, государь!
– То есть… почему?
– Да потому, что это может завести нас в обсуждение весьма щекотливых вопросов!
– Вы хотите сказать, что приданое сестры все еще не выплачено вам?
– Ну, мы поговорим об этом после штатов, государь!
– Почему не сейчас?
– Потому что в данный момент я хотел бы поговорить с вами не о своих, а о ваших делах! – Генрих Наваррский подошел к окну и в свою очередь распахнул его. – Черт возьми! Однако у нашего кузена Гиза – славная армия, и если ему вздумается пойти войной на Блуа и взять в плен ваше величество, я ни за что не поручусь…
Генрих III вздрогнул и инстинктивно ухватился за эфес шпаги.