Текст книги "Капитан Мак"

Автор книги: Понсон дю Террайль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

– Ну, что же, все к лучшему, вот мы все и решили. А ты, Сидуан, останешься моим другом и кроме того, я хочу быть крестным вашего первенца.

– Вы можете рассчитывать на меня, капитан.

– А теперь все по своим местам.

– Капитан, а вы-то куда идете?

– Куда я иду? К моему другу кардиналу, черт меня возьми!

Глава 33. Медальон

Мак шел в сопровождении Перинетты быстрым шагом по направлению ко дворцу кардинала и размышлял о том, какой хороший прием ему окажет его преосвященство. О том, что ему будет трудно пройти к кардиналу, Мак даже не помышлял.

Дорога была не близкая, и капитан, не спавший уже сутки, падал бы с ног, если бы ему было не двадцать два года и его не ждала бы Сара!

Поэтому бедняжка Перинетта – девушка от природы не слабая – за ним едва поспевала.

Время от времени Мак спрашивал ее:

– Я не быстро иду, детка?

– Ничего, ничего, монсеньор, идемте, ноги у меня крепкие.

Но румянец и прерывистое дыхание говорили капитану, что девушка уже без сил, и он по доброте своей замедлял шаг, но через несколько минут, сам того не замечая, начинал опять его ускорять.

Наконец, они дошли до кардинальского дворца.

– Прохода нет! – естественно, сказал гвардеец у ворот.

Мак улыбнулся.

– Приятель, – сказал он, – кардинал меня ждет.

– Вас? – переспросил гвардеец, бросая выразительный взгляд на одежду капитана. – Проходите, нечего тут стоять!

И его можно было понять, потому что платье капитана ужасающим образом пострадало от пребывания в катакомбах. Во многих местах оно было порвано, все перепачкано, и походило больше на одежду бродяги, чем дворянина. Мак только сейчас заметил, в каком плачевном состоянии он находится. Гвардейцы сменились и не узнавали его, а в этаком наряде он не решался проявить настойчивость, но тут прибежал офицер и с вежливостью, свидетельствовавшей, что кардинал очень ценит Мака, попросил его следовать за собой.

– Сударь, хотел бы я знать, чему я обязан вашим вмешательством? – спросил капитан. – Я уже начал приходить в отчаяние, а мне очень нужно увидеть его святейшество.

– Это очень просто, сударь: господин кардинал увидел вас из окна своего рабочего кабинета и послал вас встретить.

– Тогда прошу вас, разрешите этой девушке посидеть и подождать меня в приемной. Ей сейчас придется выполнять важное поручение.

И Мак с Перинеттой прошли вслед за офицером.

Капитан снова оказался в том рабочем кабинете, где кардинал принимал его в прошлый раз.

Ришелье ждал его, благожелательно улыбаясь, и, как только Мак вошел, сделал ему дружеский знак своей белой изящной рукой.

– Я вижу, сударь, что ночь была трудная, – сказал он.

– Да, монсеньор, но, благодарение Богу, я надеюсь, что ваше преосвященство сумеет использовать сведения, которые я добыл.

– Ах, вот как! Посмотрим, что за сведения.

– Прежде всего, я должен просить ваше преосвященство о милости.

– Слушаю, господин Мак, и готов обещать ее заранее.

– Время не ждет, монсеньор, и необходимо срочно послать отряд человек в двадцать на помощь двум храбрым малым, которых я оставил на месте.

Ришелье постучал по колокольчику.

Появился офицер.

– Немедленно предоставьте двадцать человек в распоряжение капитана, – приказал кардинал.

Офицер удалился.

– Спасибо, монсеньор; дорогу этим людям покажет девушка, которую я специально для этого привел с собой. Приходится пользоваться тем, что есть под рукой.

– Пойдите, распорядитесь, сударь, и возвращайтесь рассказать мне ваши приключения.

Мак вышел и в нескольких словах объяснил гвардейцам, что им надлежит делать.

И отряд немедленно отправился в путь, предводительствуемый Перинеттой, которую подобное поручение наполняло гордостью.

А Мак вернулся к кардиналу.

– Слушаю вас, капитан, – сказал благосклонно Ришелье.

– Ах монсеньор, я издалека вернулся.

И Мак рассказал кардиналу о своей дуэли с доном Фелипе о том, как он спустился в колодец и добрался до места встречи заговорщиков.

Рассказал он и о том, как испанцы, принимая его за дона Руиса, раскрыли ему свои планы.

– И каковы же они? – спросил кардинал.

– Слово в слово такие: на Пикардию, Франш-Конте и Шампань наступают четыре армейских корпуса под командованием Пикколомини, Жана де Верта, герцога Франциска Лотарингского и Томаса Савойского.

– Продолжайте, сударь, продолжайте.

– Я не смею, монсеньор. Уж слишком высокое имя…

Ришелье нахмурился и бросил на капитана вопросительный взгляд.

– Это имя Гастона Орлеанского.

– Это имя следует забыть, сударь.

Мак поклонился.

Он рассказал, что заговорщики рассчитывали на него, капитана крепости Ла-Рош-Сент-Эрмель, чтобы открыть себе путь в Пикардию. Потом признался в том, что его подвело нетерпение и что он невольно воскликнул: «Да здравствует король!»

Ришелье покачал головой.

– Слишком уж вы поспешили, молодой человек!

– Что же вы хотите, монсеньор? Я ведь гасконец, во мне вскипела кровь, но я дорого заплатил за это!

И он стал рассказывать о том, как внезапно появился дон Фелипе, о его выстреле из пистолета, о том, как он провел под обрушившимися сводами несколько ужаснейших часов, и о своем чудесном спасении.

Когда он дошел в своем рассказе до того места, когда, выбравшись из-под обвала, он хотел было погрести там дона Фелипе, лицо кардинала, обычно бесстрастное, приняло строгое выражение, но Мак продолжал:

– Я подумал, что, убив дона Фелипе, я отомщу только за себя, а, сохранив ему жизнь, я смогу помочь раскрыть всех заговорщиков.

– Прекрасно, сударь, – одобрительно произнес Ришелье, – будьте уверены, что мы сумеем оценить эту жертву.

Повествование капитана подходило к развязке. Маку оставалось только рассказать, как он сделал из места своих мучений мышеловку, куда почти наверняка должны попасться несколько участников заговора.

– А впрочем, монсеньор, этот негодяй дон Фелипе всех их выдаст хотя бы для того, чтобы не одному пострадать.

– Господин Мак, – сказал Ришелье, – вы показали себя человеком умным и и вполне способным занять должность коменданта крепости Ла-Рош-Сент-Эрмель.

– Ах, монсеньор!

– И вы получите этот пост, причем под именем Мака, которое вполне стоит всех титулов дона Руиса и Мендозы. Вы отправитесь к месту службы, как только будет покончено с заговором.

Вошел лакей и подал приглашение на аудиенцию.

– Монсеньор, эта особа не желает ожидать.

– Введите, – сказал Ришелье, бросив взгляд на бумагу.

Вошла дама в трауре и под вуалью, которую она приподняла, приветствуя кардинала. Ришелье указал ей на стул.

Это была мадемуазель де Бовертю; читатель помнит, что в начале этой истории мы описывали, как она приходила к королю за помощью и рассказала историю своей молодости.

Кардинал сказал ей:

– Сударыня, вы желали, чтоб я немедленно принял вас; позвольте поэтому мне закончить дела с этим господином.

Мадемуазель де Бовертю поклонилась и бросила на Мака удивленный взгляд, который кардинал истолковал по-своему.

– Вы больше не можете ни минуты оставаться в этом виде, сударь, – сказал он, – ведь не всем ведомо, что вы пришли в такое состояние на службе короля.

– Ваше преосвященство может не сомневаться, что если бы не срочность, я не осмелился бы ни в коем случае явиться к вам в таком виде.

– Вы правильно поступили…

Глянув на свое платье в присутствии этой важной дамы, Мак невольно покраснел и провел рукой по камзолу, и тут на лице его появилось выражение настоящего горя.

– Что с вами, сударь? – ласково спросил Ришелье.

– Ах, монсеньор, – ответил Мак, продолжая ощупывать свою грудь, – простите меня, но я в отчаянии. Я только сейчас потерял медальон, вещь для меня памятную…

Ришелье улыбнулся.

– О, ваше преосвященство заблуждается; в медальоне был портрет, и, поскольку он всегда был при мне, нужно думать, что это – портрет моей матери.

Последние слова мадемуазель де Бовертю выслушала очень внимательно.

– Это ценная вещь? – спросила она с беспокойством.

– Нет, сударыня, простой медальон, по виду старинный, без камней, но я дорожил им как реликвией.

Говоря эти слова, Мак смотрел в лицо собеседницы и чувствовал, что им овладевает странное беспокойство. Где он видел этот взгляд, какое воспоминание будил в нем властный облик этой знатной дамы, которую он видел первый раз в жизни?

Дама же, взволнованная не меньше Мака, пристально смотрела на него.

Ришелье, пребывавший, по-видимому, в благожелательном настроении, с интересом наблюдал за сценой, разворачивавшейся на его глазах.

– Необходимо найти этот медальон, совершенно необходимо, вы слышите, сударь?! – говорила мадемуазель де Бовертю.

– Но, сударыня, это почти невозможно.

– Ах, обыщите весь Париж, если понадобится, но найдите его. И тотчас же, умоляю вас.

– Но, сударыня, вы слишком уж много от меня хотите. Я попытаюсь его разыскать, без всякого сомнения, но сначала я желал бы обнять женщину, которую я люблю и уж не надеялся больше увидеть.

– Заклинаю вас, сударь, поторопитесь. Вы видите мое смятение; так помните же, что, пока этот портрет не найдется, я буду пребывать между жизнью и смертью.

– Я ухожу, сударыня, и хотя я не могу себе объяснить, почему этот медальон внушает вам такой интерес, я обещаю вам сообщить, успешными ли окажутся мои поиски.

– Хорошо, я отправлюсь домой и буду ждать вас.

И мадемуазель де Бовертю вынула записную книжку, написала на листочке несколько слов и протянула его Маку.

Ришелье снова позвонил. Вошел лакей.

– Проводите этого господина, – сказал он слуге, указывая на Мака, – и пусть его переоденут. Идите, капитан, и помните, что я тоже жду известий с равнины Мон-Сури.

– Вашему преосвященству не придется ждать долго.

Глава 34. Две возлюбленных

Из дворца кардинала Мак вышел в новом платье, достойном коменданта крепости Ла-Рош-Сент-Эрмель. Его бравый вид и костюм привлекали к нему все взгляды, и это доставляло ему огромное удовольствие.

Мак, как читатель уже понял, был красивый малый и сам об этом хорошо знал – он был гасконцем, и этим все сказано. Новый же титул, радость от того, что кардинал его похвалил – а его преосвященство похвалы обычно не расточал – и предвкушение свидания с Сарой придали его лицу выражение, сделавшее его еще краше.

И с наслаждением вдыхая свежий воздух, он источал радость жизни, и этим невольно привлекал взгляды – прохожие с удовольствием смотрели на красавца-офицера, упругим шагом спешившего по направлению к улице Сен-Дени. Недалеко от дома ювелира Лоредана Мак замедлил шаг. Еще мгновение, и он увидит Сару, которая полагала, что он сейчас далеко от нее.

Мак спрашивал себя, будет ли девушка грустной, или спокойной и веселой, как всегда, и это мысль очень занимала его.

Наконец он дошел, бросил взгляд в окно, и лицо его побелело.

Сара сидела на своем обычном месте; шитье, над которым она работала, лежало у нее на коленях, голова была откинута на спинку стула, глаза неподвижно устремлены в одну точку. Девушка была погружена в свои мысли.

Мак ни на секунду не усомнился, что она думает о нем; ему показалось, что бледность и грустный взгляд делают ее еще красивее, чем раньше.

Одним прыжком он оказался рядом с ней.

– Ах, дорогой капитан! – воскликнула Сара, обретая свою обычную веселость, – а я сидела тут и думала, когда же я снова вас увижу!

– Это правда, вы думали обо мне?

– Конечно! А вы в этом сомневались?

– Нет, но я счастлив услышать это от вас.

И Мак покрыл поцелуями маленькие руки Сары.

– Я принес вам хорошие новости, моя милая женушка, – ведь я скоро смогу вас так называть?

– А вы дрожите от страха, задавая этот вопрос?

Мак улыбнулся.

– И правы, что не дрожите, – сказала она, нежно на него глядя. – Но сначала послушаем новости. Я уже думала что вы уехали в Ла-Рош-Сент-Эрмель, и хотя эта мысль должна была бы меня успокоить, я испытывала помимо своей воли необъяснимую тревогу.

– Дорогая Сара, я знал, что у меня есть ангел, чья мысль хранит меня…

– Значит, вы подвергались большой опасности?

– И не одной, а тысяче!

И Мак рассказал девушке о своих ужасных приключениях. Он рассказывал, а бедная девочка бледнела все больше и больше; капитан же с восторгом наблюдал за тем, как Сара переживает опасности, которых он столь чудесно избежал.

– Ах, добрый Сидуан, славный мальчик! – воскликнула она под конец.

– Да, мне крупно повезло, и не только в тот вечер, когда я зашел в гостиницу на дороге в Блуа.

– Вы забываете, что там вы встретили и дона Фелипе.

– Да, но без него я бы вас, может быть, никогда не увидел. И, кроме того, сейчас мне уже нечего бояться дона Фелипе. Жалкий у него, должно быть сейчас вид!

– Что вы собираетесь с ним делать?

– Я скажу вам это позже, а сейчас мне нужно сказать вам многое другое.

– Что еще?

– О, на этот раз приятные вещи.

– Тогда говорите быстро.

– Вы же не думали, что я приму командование крепостью Ла-Рош-Сент-Эрмель под именем дона Руиса?

– Почему же нет, если только так можно было спастись.

– Вы дитя. Но я уверен, что вы так и думали из расположения ко мне, а титулы и звания тут были не причем.

– О, конечно, это так.

– И вы готовы смириться с тем, что станете женой бедного офицера без состояния, которому нечего вам предложить, кроме имени, да и то неизвестно от кого ему доставшегося?

– Готова, – сказала она с прелестной улыбкой.

– Так вот, я, еще вчера, когда вы мне прислали голубую ленту, которую я вас попросил, и тем признали свою любовь, – сказал Мак серьезно и взволновано, – я лишь в отдаленном будущем провидел для себя возможность жениться на вас, потому что не хотел, придя к вашему отцу просить у него самое заветное сокровище, то есть вас, быть простым рыцарем удачи.

– Вы чересчур скромны, дорогой капитан, и если я вам ответила так, как я это только что делала, то только потому, что мой отец готов отдать свою дочь человеку, которого она любит и который сумел ее защитить.

– Это большое счастье, и мне есть чем гордиться, но посмотрите на меня: я счастлив, потому что мои мечты сбылись. Я – комендант крепости Ла-Рош-Сент-Эрмель, и при этом под именем Мака. Ах, что же до имени, – добавил он, смеясь, – вам придется им удовлетвориться: другого у меня нет, чтобы вам предложить.

И тут капитан рассказал Саре о своем визите к кардиналу.

Но Сара снова стала серьезной.

– Кардинал вознаградил вас за то, что вы раскрыли заговор, который замыслили испанцы, – это прекрасно; но над кардиналом есть король, и король любит донью Манчу. Что случится, когда она узнает, что ее брат и ее соотечественники были выданы вами? Не достанет ли ее влияния на короля, чтобы добиться их помилования и аннулировать ваше назначение?

– Донья Манча, дорогая Сара, совершенно не любит своего брата и будет рада, что избавилась от него. Что же до прочих, то они ей и вовсе безразличны, и она согласилась заниматься этим заговором только под давлением дона Фелипе.

– Может быть, вы и правы, но одну вещь следует все же от нее скрыть – это наши планы пожениться.

– Что вы говорите?! – обеспокоенно воскликнул Мак, – я ведь рассчитываю осуществить эти планы как можно скорее.

– Но вы забыли, – с сомнением произнесла Сара, – что эта дама любит вас!

– Ах, да, верно, я и забыл об этом. Вы этим недовольны?

– Конечно нет, но если она узнает, что вы любите меня, она захочет отомстить и наказать вас за равнодушие.

Мак задумался. Рассуждения Сары очень походили на правду. Минуту он молчал, потом поднялся.

– Что вы собираетесь делать?

– То, что делаю всегда: атаковать врага в лицо.

– Что вы хотите этим сказать?

– Что я сию минуту иду к донье Манче и расскажу ей все сам.

– Но в данном случае ваш враг – молодая, красивая женщина, которая вас любит. Это очень опасно!

– Вы ревнуете?

– А как же иначе?

– Ну, тогда я совершенно счастлив, – сказал Мак, – но вы не бойтесь ничего, моя любимая, потому что ваши прекрасные синие глаза очаровали меня настолько, что я просто нечувствителен к пламенным взглядам прекрасной доньи Манчи.

– Тогда идите и возвращайтесь скорее.

Через четверть часа Мак был уже у прекрасной испанки.

Когда ей доложили о приходе капитана, донья Манча резко поднялась с места.

Что ему от нее нужно?

Он действительно предатель, как назвал его дон Фелипе, и пришел к ней, чтобы заставить ее говорить и узнать у нее о заговоре?

Или пришел влюбленный, который готов упасть к ее ногам и молить ее о том, что она была бы счастлива ему отдать?

– Сударыня, – сказал, входя, Мак, – у меня есть считанные минуты. Меня ждут, поэтому позвольте мне говорить откровенно и кратко.

Увы, донья Манча хорошо поняла, что к ней пришел не возлюбленный.

– Говорите! – произнесла она.

– Заговор раскрыт.

– Ах, значит это ваше дело? Дон Фелипе меня не обманул? И вы решили меня погубить, меня, которая… О, вы – негодяй! Ну что же, продолжайте. Может быть, вы пришли меня арестовать? Я готова следовать за вами. У меня было время бежать, но как вы видите, я здесь.

– Позвольте мне вставить несколько слов?

– Говорите, что вам угодно.

– Я не мог выбирать между вашим братом и своей родиной. Он хотел продать мою страну. Но между вами, сударыня, и вашим братом я всегда делал большую разницу. Он хотел, чтобы меня повесили. Вы меня спасли. Потом, как я могу забыть те мгновения, когда вы были моей? Правда, я думал, что держу другую в своих объятиях, и вы думали, что прижимаете к своей груди другого. Ну и что же? Ведь это вы были моей, а я был ваш.

– Так вы меня еще любите? – прошептала в упоении донья Манча.

– Нет, Манча, нет, я не люблю вас. Я не могу вас любить, потому что отдал свое сердце другой, и она готова отдать мне руку.

– Так что же вы здесь делаете?

– Я пришел спасти вас.

Испанка снова приняла надменный вид.

– Меня спасти? Вы полагаете, что вы для этого нужны? Пусть меня не любит наемный солдат, зато меня обожает король!

– А вы уверены, что кардинал не имеет над вами больше власти, чем король?

– Ну и что с того? – сказала она, и показала ему флакончик, закрытый притертой пробкой. – Имея это, можно ничего не бояться.

– Вы хотите убить себя, Манча? Нет вы этого не сделаете, я умоляю вас не делать этого. Я прошу вас во имя вашей любви и ради спасения моей. Манча, наступил час, когда души возвышаются. Франция была в опасности; я могу сказать без преувеличения, что я ее спас. Сегодня утром я держал жизнь вашего брата в своих руках. Но я пожертвовал своей личной местью. И если я здесь, то потому, что наступила моя очередь спасать вас. Вы не вознаградите меня, если ваша смерть встанет между мной и Сарой. Вы любите меня, Манча. Так докажите это, оставаясь жить!

И он подошел к ней. Она почувствовала на своем лице его горячее дыхание. Она была почти что в его объятиях, он держал ее за руки. Ах, как ей хотелось продолжать роман, который начался в Блуа! О Боже, как она его любила!

Но она не хотела быть недостойной его. Она взяла флакон и бросила в камин, где он и разбился.

– Говорите, что я должна делать, – сказала она.

– Вы хотите остаться в Париже?

– Нет.

– А король?

– Он просто глуп.

– Он любит вас.

– Да, и будет меня любить каждый раз, как увидит, но он слишком упрекает себя за эту любовь, чтобы не прийти в восторг от того, что он больше меня не увидит. Ну а я, вы это знаете, совсем его не люблю. Я просто повиновалась брату.

– Тогда готовьтесь к отъезду, Манча. Вы родились за Пиренеями…

– И вы хотите, чтоб я туда вернулась?

Он посмотрел ей в глаза.

Они долго стояли так, будто каждый пытался проникнуть до глубины души другого.

Может быть, Манча поняла, что не люби Мак Сару, он бы любил ее, и это ее утешило.

– Но ведь вы поцелуете меня в последний раз, когда я сяду в карету? – с нежностью спросила она его.

И он ответил:

– Да…

И по тону его ответа она поняла, что это не будет ему неприятно.

– Пойду готовиться к отъезду, – сказала она.

– Прекрасно, а я сделаю все, что смогу, чтобы вам не отказали в пропуске. До скорого свидания.

Она протянула ему руку, и он прижал ее к своим губам. Мак был галантным человеком.

Но бедный дон Фелипе! Манча и не вспомнила о нем!

Глава 35. Равнина Мон-Сури

Выйдя из кардинальского дворца, Перинетта показала командиру маленького отряда путь, которым они с Маком пришли сюда.

Перинетта была очень горда делом, которое ей поручили. Прохожие разглядывали эту хорошенькую девушку шедшую по улице в сопровождении двух десятков солдат, с разными чувствами. Женщины бросали на нее презрительные взгляды, думая, что ее ведут в тюрьму. Мужчины же улыбались и говорили, что офицер, покручивающий ус и искоса взглядывающий на девушку, на тюремщика мало похож.

Некоторые, впрочем, видели в девушке невинную жертву и были готовы отбить ее, но улыбка Перинетты останавливала их в их намерениях.

Они уже подходили к равнине Мон-Сури, когда Перинетта неожиданно подумала, что, наверное, было бы неосторожно в таком количестве идти к хижине, где ждали Сидуан и трактирщик, потому что столько народу там трудно спрятать, они могут спугнуть заговорщиков, и те убегут.

Потому она спрятала их у входа в заброшенный карьер, неподалеку от лачуги.

– Господин офицер, – сказала она, – возьмите с собой только двух человек, чтобы послать их за остальными, когда время придет.

– Милое дитя, вы – прекрасный командир, и к тому же очень предусмотрительный.

И они продолжили путь вчетвером.

Сидуан с большим нетерпением ожидал возвращения Перинетты. Время от времени его толстое и доброе лицо появлялось в дверях: он осторожно следил за дорогой.

Как только он увидел девушку, он сделал знак, что пока все идет хорошо. Когда она подошла, он сказал:

– Долго ты ходила, Перинетта, – и он звонко поцеловал ее в щеку, – но вот ты явилась наконец, и с подкреплением.

И, поклонившись офицеру, добавил:

– Птички в клетке, господин офицер; правда не все, а всего четверо, не считая того негодяя, что служил приманкой.

– Всего-то четверо! Значит, за остальными моими людьми не посылать?

– А почему не посылать? – спросил Сидуан. – Им тут будет неплохо, вашим людям, а нам они могут понадобиться, хотя я этого и не думаю; а что приказал капитан Мак?

– Ждать его и ничего без него не предпринимать, если только заговорщики не попытаются от нас улизнуть.

– Тогда подождем. Пошлите за своими людьми, лейтенант тут есть погреб, а в нем остались несколько бутылок винца: оно поможет им скоротать время.

– Вы мне расскажете, в чем тут дело, дружище? – сказал офицер. – Я до сих пор ничего толком не знаю, а я люблю знать, на какую дичь я охочусь.

– Ладно; а вы, хозяин, хорошо бы сделали, если бы взяли с собой кого-нибудь и сходили за орудиями, которыми мы пользовались ночью.

– Мы что, опять в этот колодец полезем?

– Не знаю, но, если капитан так решит, то придется, и мы выиграем время.

Сидуан и офицер встали так, чтобы видеть вход в колодец. Солдаты же сели на сено и пустили по кругу бутылки, которые принесла из погреба Перинетта.

Через полчаса вернулся трактирщик.

Сидуан, как умел, рассказал офицеру о всех ночных приключениях, и тот с огромным нетерпением стал ожидать, когда он сможет принять участие в драме, развязка которой приближалась.

– Значит, они там внизу? – спросил он у Сидуана, указывая на колодец и потирая руки.

– О, да, они пришли вчетвером, тихо и осторожно, вертели головами налево-направо, как крысы, которые чуют сыр в мышеловке; потом я увидел, как они спустились, и, как только они исчезли в колодце, я взял ноги в руки, побежал туда и втащил наверх веревку.

На самом же деле произошло вот что: заговорщики, оставив дона Фелипе в подземелье, чувствовали себя не очень спокойно.

Они думали, что, скорее всего, там произойдет дуэль, и в том случае, если она окажется роковой для дона Фелипе, мнимый дон Руис сможет распорядиться их тайной по своему усмотрению.

Они некоторое время ждали трактирщика, но, поскольку дон Фелипе так и не появился, четверо испанцев, в том числе дон Хиль Торес и дон Гарсиа Диего вернулись к колодцу, чтобы выяснить, что произошло.

Они осторожно, как и сказал Сидуан, подошли к колодцу и увидели, что у входа в пещеру все, как обычно.

Дорога была им хорошо знакома, но, прежде чем спуститься, они несколько раз громко позвали по имени дона Фелипе, и им показалось, что откуда-то из глубины до них донесся стон. Тогда они спустились и увидели, что зал, где они совещались, превратился в сплошные руины. С величайшими предосторожностями они добрались до дона Фелипе и освободили его.

Первой мыслью дона Фелипе была мысль о мести, и он рассказал заговорщикам, что его здесь оставил Мак.

– Нас предали, – сказал он, – наш заговор раскрыт, и нам надобно бежать. Но я не уеду, не отомстив этому авантюристу.

Когда он произносил эти слова, ненависть настолько искажала его черты, что в них сквозила только свирепость.

– Скорее выберемся из этого подземелья, господа, и на этот раз уже не будем сюда возвращаться!

И они двинулись к вертикальному ходу, где они надеялись найти веревку и подняться по ней на поверхность.

Излишне говорить, что у них с собой был потайной фонарь, благодаря которому они находили дорогу в кромешной тьме подземелья.

Придя к месту, где должна была висеть веревка, они направили свет фонаря вверх и обомлели: веревка исчезла.

В этот момент Сидуан как раз окончил свой рассказ офицеру; он взглянул на равнину и увидел на некотором расстоянии человека, быстрым шагом приближавшегося к месту, где они находились.

Сидуан узнал этого человека с первого взгляда.

– А вот и капитан, – закричал он, – сейчас у нас будет работа!

Через секунду Мак вошел в лачугу.

– Все в порядке? – с порога спросил он.

– В порядке, капитан, мы ждем только вас, чтобы решить, что делать. Улов невелик, но четверо из них попались.

– Прекрасно, – сказал Мак, – а они нам помогут поймать остальных. Нужно веревку повесить на место, и у меня есть мысль, как сделать так, чтобы они не догадались о ловушке, которую мы им расставим. Перинетта, детка, идем с нами, ты мне поможешь.

– С удовольствием, капитан.

– Господин лейтенант, возьмите троих человек, остальные пока останутся здесь. Пошли, Сидуан!

Маленький отряд направился к колодцу. Когда до него оставалось несколько шагов, Мак произнес:

– Теперь тихо! Мы должны подойти без шума. Ты, Перинетта, пойдешь вперед, и будешь звать, как будто ты ищешь ребенка. Произноси при этом любое имя, какое тебе в голову придет, только не зови Сидуана – это имя дон Фелипе знает. Услышав женский голос, заговорщики, ничего не опасаясь, попросят им помочь. Я пойду с тобой и брошу им веревку. А вы, – обратился Мак к мужчинам, – спрячетесь с другой стороны колодца. Как только эти негодяи вылезут, вы их безо всякого труда схватите.

Распоряжения Мака были тотчас же выполнены. Укрытием для пяти гвардейцев послужили кучи камня и земли. Мак поставил Перинетту недалеко от колодца л велел ей медленно идти по направлению к нему.

– Самюэль! Самюэль! – стала звать девушка, ходя кругами около колодца.

И тотчас же из колодца послышались отчаянные вопли.

– Ко мне! На помощь! Сюда!

Перинетта наклонилась над колодцем.

– Что это? Кто тут? – спросила она.

– Кто бы вы ни были, помогите нам выбраться отсюда, и мы вас вознаградим, – раздался снизу голос дона Фелипе.

– Но как, мой добрый господин? – ответила девушка, которой подсказывал Мак.

– Посмотрите, нет ли у колодца веревки? Поищите!

– Да, вы правы, и если вам этого хватит… А как ее привязать?

– Поищите, там в ограде у самой земли должен быть крюк.

– Ага, вот он! – воскликнула Перинетта. – А вот вам и веревка!

Мак лег на землю у ограды с другой стороны.

Через несколько мгновений пять человек, то есть дон Фелипе и четверо его друзей, вылезли из колодца. Ощутив, наконец, под ногами твердую землю, дон Фелипе злобно расхохотался; его распирала ненависть.

Это послужило сигналом солдатам: они были наготове и бросились на испанцев, мгновенно связав четверых из них. Сопротивление оказал один дон Фелипе: он отпрыгнул назад и в ярости закричал:

– Мак! Опять Мак!

– Да, милостивый государь, и на этот раз я вас поймал!

– Ты меня поймал, презренный? Ты так думаешь?

– Да, сударь, можете сами в этом убедиться!

Дон Фелипе бросился к дону Гарсии и резким движением схватил его шпагу.

– Так ты думаешь, что я от тебя не уйду? – воскликнул он, становясь в позицию, размахивая шпагой с такой яростью, что солдаты, уже готовые броситься на него, невольно отшатнулись. – Ты ошибаешься: я, дон Фелипе д'Абадиос, я, друг короля, не покорюсь наемному солдату!

– Пусть ваша гордость не страдает. Благодаря вам я больше не наемный солдат, – насмешливо ответил Мак. – Его преосвященство господин кардинал соблаговолил отдать мне должность коменданта, которую вы испросили у короля для дона Руиса и Мендозы. Таким образом, милостивый государь, препроводить вас к кардиналу будет иметь честь именно это важное лицо.

– О, нет, никогда! – воскликнул дон Фелипе.

С этими словами он бросился на шпагу, которую держал в руке, и упал вниз лицом: клинок пронзил его насквозь и вышел между лопатками.

Мак наклонился; одного взгляда ему было достаточно, чтобы понять: его враг ушел из жизни.

Сидуан и один из солдат унесли тело в хижину, где до этого прятался отряд.

– Ей-богу, – сказал Мак, – это очень сильно упрощает мою задачу. Этот дворянин сильно стеснял меня, потому что я не хотел быть неблагодарным по отношению к его сестре. Убить себя – это единственный поступок, который он мог совершить, чтобы сделать мне приятное.

Потом четверо окончательно растерявшихся испанцев были доставлены в хижину, где Мак поручил солдатам их бдительно охранять.

– Ну, на этот раз, дорогой капитан, все кончено? – спросил Сидуан. – Остальное – дело полиции.

– Да, мой мальчик, – ответил Мак, – но прежде мне еще нужно еще раз спуститься в колодец.

– Вы шутить изволите, любезный хозяин?

– Да никоим образом. Прошлой ночью я потерял в этих проклятых развалинах драгоценный для меня сувенир, и мне нужно его найти, даже если мне придется перебрать по одному обломки, под которыми я был погребен.

– Ах, что вы такое, Боже мой, говорите?! Рисковать жизнью ради какого-то сувенира!

– Ах, милый Сидуан, жизнью часто рискуют и из-за гораздо меньшего, но ты, мой мальчик, можешь со мной не ходить.

– Нехорошо так говорить, капитан. Вы отлично знаете, что я за вами хоть в ад пойду!

– Ну, тогда давай побыстрее! Мне тоже не терпится выйти из этой ужасной гробницы раз и навсегда – довольно я тут натерпелся! Но нам нужны кирка, лестница и что-нибудь вроде той кормушки, которой ты так удачно прикрывался от камней.

– Все здесь, капитан. Я же не знал, не придет ли вам в голову самому туда лезть за доном Фелипе, и я заставил все сюда притащить.

– Решительно, мой мальчик, ты очень поумнел. Пошли!

– Сударь, – спросил трактирщик, – мои новые обязанности несомненно требуют, чтоб я пошел с вами?

– Безусловно, – ответил Мак, – ты будешь держать фонарь. Только я вас сразу предупреждаю, друзья мои, что я намерен добраться до того самого благословенного стола, который спас мне жизнь. А он сейчас находится в очень опасном месте, потому что все эти хождения взад и вперед окончательно расшатали старую кладку.