355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Полина Жураковска » Цветок лотоса » Текст книги (страница 2)
Цветок лотоса
  • Текст добавлен: 25 сентября 2016, 22:57

Текст книги "Цветок лотоса"


Автор книги: Полина Жураковска



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

IV

Казалось, они стоят на месте, а мир скользит мимо, в бешеном калейдоскопе меняя краски. Становилось то холодно, то жарко, то вокруг колыхались полотна чего-то пламенного, то вдруг наступала полная темнота... Терезе было трудно дышать, она пыталась что-нибудь рассмотреть среди постоянно меняющихся деталей, и одновременно прислушивалась к себе, замечая произошедшие изменения. Она волновалась, пытаясь осмыслить все, так быстро случившееся, и одновременно ощущала себя еще кем-то, кто спокоен и знает, что все так и должно быть. Сейчас она не пыталась говорить, о чем-то спрашивать своего провожатого, а просто отдавалась на волю чувству торжества, победы. Наслаждалась своим неожиданно ставшим красивым и гибким телом, прикосновениями мягкого бархата, удобством шелковых туфелек на маленьких ступнях, прохладой драгоценностей, прильнувших к коже... Свершилось! Она красива! Нет! Она прекрасна! Постепенно разноцветье вокруг сменилось чистой небесной голубизной, которая обтекала ее прозрачными волнами, потом голубизна сменилась синевой, как в море на большой глубине. Далеко-далеко в синеве засветились десять точек, выросших в десять шаров, расположенных в форме дерева. – Мы находимся за пределами бытия – голосом гида возвестил долго молчавший Мендес. – По повелению моего хозяина, блистательного Тогарини, я показываю вам центр всего сущего, ту непостижимую, неуловимую высоту, что управляет всеми другими эманациями. Самая высшая точка именуется Кетер, корона, от которой исходят девять великих шаров. На самом деле, это есть неуловимое АЙН СОФ, видимое только в вашем воображении, госпожа, и которое отражает свой свет на ваш дух. Сила АЙН СОФ не нисходит в эти шары, а отражается в них, как свет солнца отражается в планетах. Так возникли наши миры, госпожа Марита. Огромная область, оставленная АЙН СОФ при удалении его в центральную точку Кетер, наполнилась четырьмя концентрическими сферами, и свет десяти Сефирот отражается в каждой из них. И так сферы творения из АЙН СОФ разделяются на четыре великие мировые цепи. Мы находимся на самой внешней, цепи Ассиах, в Стихийном Мире Субстанций. Это вся Вселенная. Неуловимо внутри находится мир Ецира, Иерархический Мир Преобразований, c ним часто работают маги, поскольку он ближе всего к нам. Еще ближе к центру находится Бриах, Архангельский Мир Творений, Созданий, И ближе всего к центральной точке, АЙН СОФ, находится мир Ацилут, Безграничный Мир Божественных Имен. Три внутренних мира все ближе подходят к неуловимой высоте, сливаясь с Длинным Лицом, все дальше уходя от нас, мира Субстанций. Все больше пропасть между нашим, живым миром и Высшими Сферами.... Я не утомил вас своим рассказом, Благородная Госпожа? Тереза с трудом отвела взгляд от кружения сверкающих сфер, и посмотрела на Мендеса. – Нет, благородный господин, мне было очень интересно. Произнес чей-то чужой голос ее губами. Хотя Тереза была готова остаться здесь навсегда, раствориться и впитаться в это сияние, кто-то внутри нее поддерживал холодную рассудочность, не затронутую ни блеском Кетер, ни могучей силой АЙН СОФ. Тереза или, правильнее будет теперь, Марита, спокойно стояла, слегка опираясь на руку кавалера, выражая вежливую заинтересованность. – Тогда, может быть, отправимся на бал, Благородная Госпожа? – Мендес, казалось, был немного растерян. – Ведите, господин Мендес. – Улыбнулась Марита.

V

На этот раз не было калейдоскопа миров. Просто вокруг вдруг стали взрываться белые слепящие шары, из взрывов их возникли колонны, тонкие и прозрачные, уносящиеся ввысь. Вдаль раскинулась перспектива громадного бального зала, натертый паркет отражает фигуры гостей. Тут и там бьют фонтаны, роняя брызги в утопленные в полу чаши, отовсюду слышится музыка, под которую кружатся пары. Марита стояла, легко опираясь на руку Мендеса, затянутую в черную перчатку с раструбом, и незаметно оглядывалась. На них стали обращать внимание, гости тихо шептались, и Марита, гордо вскинув голову, стала уже открыто оглядывать зал, ни на чем не останавливая глаз, смотря "сквозь" гостей. Откудато доносились визгливые звуки, идущие в разрез с общим рисунком танца, и Марита раздраженно поморщилась. – Мы должны поприветствовать Их Величеств Архидемонов Таумиель, а потом можем веселиться, – в полголоса произнес Мендес. Тут же от их ног развернулась и убежала в даль черная бархатная дорожка, затканная блестками звезд. – Прошу, Госпожа Марита – и Мендес первым шагнул на бархат. Когда они только появились на балу, платье Мариты незаметно изменилось. Больше оголились плечи и грудь, тонкая, полупрозрачная ткань плотно обтянула талию и бедра, только у самого пола спадая свободными волнами. Марита оглядела себя, и улыбнулась. – " Мой любимый цвет" – Подумала она, и тонкими пальцами придержала подол золотисто-желтого, одуванчикового цвета. Трон Повелителя Ассиах был пуст, когда Мариту подвели к подножию высокой лестницы, ведущей к царственному престолу. Мендес слегка нажал ей на руку, заставляя поклонится, а когда Марита подняла глаза, Повелитель уже восседал на троне, похожем на застывшую глыбу тьмы с вкраплениями солнечного света, отчего тьму пронизывали желтые лучи, впрочем, нисколько не рассеивающие черноты. Архидемон был двулик: одно его лицо было обращено в зал, благосклонно улыбаясь гостям, другое же смотрело на Мариту. Повелитель молчал. Марита никак не могла уловить ту грань, за которой кончалось одно лицо, и начиналось другое. Лица были очень похожи, почти зеркально, но, в то же время, их рознило выражение. Лицо, обращенное к Марите, чем-то напоминало лик Бельфегора, та же красота, граничащая с безумием, тот же хищный прищур готового к прыжку зверя... Марита решила, что ей нравится этот лик Повелителя. Но второе лицо...! Божественная глубина мудрых глаз, казалось, они видят всю вселенную. Лучезарный лик Бога! Повелитель легко наклонил голову, приветствуя Мариту, незаметная волна прошла по его лицу, и уже не дьявольское искушение сквозит в его взгляде, а всепоглощающая доброта, и свет льется из божественных глаз. Опять легкий нажим на руку, поклон, и Мендес отвел Мариту от пронизывающего взгляда иерарха Таумиель, Двойника Бога.

После бала Мариту отвели в предназначенные ей покои, и оставили одну. Несмотря на все пережитое, ее не покидало возбуждение, и усталости не чувствовалось. Марита только освободилась от тесного платья, и распустила волосы, уложенные в высокую прическу. Освежившись в примыкавшем к покоям бассейне, она села к зеркалу, матово посверкивающему в тяжелой, украшенной резьбой деревянной раме. Она посмотрела на себя в зеркало, провела руками по сильному, молодому телу и рассмеялась. Тут что-то мягко толкнуло ее изнутри, и... Тереза удивленно смотрела на себя в зеркало. Она прекрасно помнила и бал, и путешествие с Мендесом к Границе Миров, но все это она видела отстраненно, как бы чужими глазами. Лишь на миг она в полной мере ощутила себя во время бала, тогда, когда Взгляд Бога коснулся ее. И вот только теперь, когда Марита устала и расслабилась, она как будто очнулась. Тереза осмотрела себя, провела рукой по лбу, нежной коже щек, но... зеркальное отражение не повторило ее движений, глядя холодно и чуть-чуть враждебно. Тереза не сразу это поняла, а потом задрожала и побледнела. – Господи...– пробормотала она, – это я или нет? Что я наделала? Отражение в ответ рассмеялось. – Ты вернула меня к жизни, дорогая! Тереза вздрогнула. – Кто ты? – спросила она, ничего не понимая. – Леди Марита. – Последовал ответ. – Ты своим волшебством разбудила древнюю магию, охранявшую меня, и сработало заклятье. Теперь мы с тобой связаны. Мое тело без тебя жалкая пустая оболочка, а ты без меня – всего лишь маленькая уродина. Так что давай привыкать друг к другу. – Но... как это случилось? Вы живы?... Ничего не понимаю!... – Тереза была в смятении. – Все очень просто, дорогая. Видишь ли, я тоже заключила сделку с дья... с Бельфегором. Только было это за несколько веков до того, как родилась ты. Орландо, мой возлюбленный, отбыл в неизвестном направлении, на неизвестно какой срок. Но я хотела дождаться его, во что бы то ни стало, у меня на это были причины. И тут на сцену выходит Иерархия демонов. Они оказывают услуги смертным за плату. За соответствующую плату, разумеется. Они предложили помощь, я согласилась. И стала портретом. Они сказали, что освободят меня, когда придет время. Теперь я свободна. И значит, скоро увижу моего Орландо. – Марита замолчала. Тереза смотрела на отражение в зеркале, живущее своей собственной жизнью и думала. Наконец она спросила: – Какую... плату потребовали от вас, Марита? Отражение пожало плечами. – Зачем я буду все это рассказывать, ты можешь узнать все сама. Только прислушайся к себе, и вспомни. Мы ведь одно целое.

VI

Его глаза – подземные озера,

Покинутые царские чертоги

Отмечен знаком высшего позора

Он никогда не говорит о боге.

Он злобен, но не злобой святотатца

И нежен цвет его атласной кожи

Он может улыбаться и смеяться

Но плакать...

Плакать больше он не может.

Гумилев.

Еще детьми они знали, что предназначены друг для друга. Марита и Орландо. Только Предназначение никак не хотело сбываться... Сначала крестовый поход За Гробом Господним, в далекую, пропеченную солнцем страну сарацинов. Орландо был тогда оруженосцем, едва получившим право носить фамильный меч. Многие погибли в том походе. От жары, не привыкшие к палящему солнцу северяне, от ран, от укусов странных животных, обитающих в песках... Прошло три года, и он вернулся. Юноша с мертвыми глазами. Он привез ей подарок: выбеленный солнцем и песком череп сарацина. Она плакала тогда всю ночь, а он смеялся, и говорил, что невеста рыцаря должна быть смелой и сильной... Их обвенчали, и Орландо снова уехал, теперь помогать вернуть трон своему королю. Перед отъездом он перевез Мариту в родовой замок своего отца, дряхлого старика. Ей было страшно в холодных, гулких стенах древней крепости. Отец Орландо, старик с такими же мертвыми глазами, как у сына, старый, прославленный рыцарь, смеялся над ней, когда Марита выходила к завтраку с покрасневшими глазами, проплакав всю ночь, и говорил, что жена рыцаря должна быть смелой и сильной... ...На этот раз подарком была гнилая, полуразложившаяся голова какого-то вельможи из враждебной его королю партии. Вернувшись, Орландо вступил в Орден. Теперь он носил черную, до пят мантию, страшный шлем, с оскалом дикого зверя вместо забрала и громадный черный двуручный меч, с эфесом в виде креста. Неожиданно он то появлялся, то пропадал надолго, в промежутках между походами сидя в смотровой башне крепости, на самом верху, нахохлившийся и черный, как ворон. Марита ничего не могла поделать. Когда она начинала просить его, он уходил, когда плакала, – он смеялся. Орландо все меньше походил на человека. Как хищный гриф глядел он сквозь прорези шлема, никогда не расставаясь с мечом, который, казалось, впитывал в себя его душу. В каких краях, и с какими тварями сражался он, Марита старалась не думать. Однажды он привез ей голову с большими, шишковатыми рогами, звериная морда скалила в смертной агонии желтые, длинные, как стилеты, клыки. Марита теперь уже не плакала. Слезы давно иссякли, страха она не испытывала. Молча приняла она подарок, и отнесла его в специальную комнату, к другим головам, подаркам мужа. Она стала смелой и сильной... Иногда против воли ее тянуло в ту страшную комнату, в самом сердце крепости. Она проходила мимо полок, на которых рядами лежали высушенные головы и черепа. Не уцелела только та, первая голова, привезенная с войны за короля. Теперь их высушивал маленький черный человечек, доставленный в крепость Орландо. Человечек страшно мерз в каменных стенах, и все время проводил у огня, замерев, как ящерица. Оживлялся он только тогда, когда хозяин привозил очередной трофей. Черный человечек доставал пахучие и вонючие травы, разводил огонь во дворе и долго колдовал над мертвой головой, окуривая ее дымом и натирая травами. Однажды Орландо появился глубокой ночью, никто не заметил как, и привез головку маленького ребенка. Она была совсем свежая, голубые глаза лишь подернулись смертной пленкой, а белокурые волосы кудрями спадали много ниже отрубленной шеи. Маленькая прекрасная девочка. Марита, после многих лет, заплакала опять. Черный человечек, увешанный ожерельями из зубов и когтей, молча взял головку ребенка, и отправился колдовать. Он-то знал, чего стоит детская жизнь. Ему было все равно. Орландо смотрел на плачущую жену, и смеялся. Марита решила бежать. Ее не волновало, что неверную жену ожидает страшная казнь на костре. С таким мужем страшнее. Дождавшись, пока Орландо исчезнет в очередной раз, она глубокой ночью оседлала самого быстрого жеребца, и уехала. Найдя приют далеко-далеко от страшной крепости, в селении простых людей, она думала, что обрела покой. Но ни на миг не забывала о своем муже. И он приехал за ней. Теплым, солнечным днем он возник, как черная птица, и увез ее назад, в крепость. Марита умоляла убить ее, но Орландо только смеялся. Полупомешанная, как тень, бродила она по замку, уже не обращая внимания на страшные трофеи. Но Мариту ждало очередное потрясение. Орландо, больше похожий на черную тень, вывернул к ее ногам плотный мешок, и глухо, каркающе рассмеялся. На голове был такой же шлем, как на нем самом, а когда голова, несколько раз перевернувшись, застыла, Марита, взглянув в лицо мертвецу, упала в обморок. Сквозь звериный оскал забрала на Мариту глянуло мертвыми глазами лицо Орландо. Все еще смеясь, он пошевелил носком сапога бесчувственное тело жены, подобрал голову и понес ее черному человечку. Потом Марита долго болела. Ее преследовали очень живые кошмары, странные видения не давали ей забыться ни днем, ни ночью. К ней приходили те существа, чьи головы хранились в крепости, и рассказывали ей свои истории. Приходили родители той девочки, умоляя отдать им голову дочери. Но чаще всего ей чудилось, что она сама идет по темным коридорам, на ощупь узнавая каждый камень кладки, входит в башню, где, повернувшись к ней спиной, сидит ее муж. Марита берет его меч и, с трудом подняв его, срубает с плеч ненавистную голову. Последнюю. И голова скалится на нее из-под забрала, совсем как тогда, когда ее привез Орландо. Маленький черный дикарь приходил к ее ложу и подолгу наблюдал за агонией, качая курчавой головой. Сначала он думал, что жена хозяина умрет, и в глубине души желал этого. Смерть дарует покой. Но Марита была женой рыцаря, а значит, смелой и сильной, и смерть никак не могла завладеть ей. Тогда черный человечек начал поить ее своими травами, окуривать едким дымом, бормотать что-то на незнакомом птичьем языке. Он отогнал смерть, и Марита стала поправляться. Этому способствовало еще то, что Орландо ни разу не появился за время ее болезни, не разрушая своим присутствием ту хрупкую нить, что связывала с жизнью его жену. Когда Марита поправилась, черный дикарь опять замкнулся в своем одиночестве, ежась у огня, и перестал обращать на нее внимание. Окрепнув, она начала вспоминать свои видения, все чаще возвращаясь к тому, где она убивает своего мужа. Марита поняла, что освободиться сможет только тогда, когда убьет Орландо своими руками. Только тогда он перестанет преследовать ее, даст обрести покой. ...После того, как Орландо привез свою собственную голову, он исчез. Через два года поползли слухи, что рыцаря Орландо убили где-то на границе миров. Но Марита не верила слухам. Орландо умер еще тогда, во время первого крестового похода. А значит, слухи о его смерти лживы. Он вернется. Он обязательно вернется, а значит, она, Марита должна дождаться его. Чтобы убить. Тогда-то и появились эмиссары Князя Тьмы, предложив ей сделку. Совсем пустяковую сделку. Они предлагали ей бессмертие взамен на ее жизнь. – Зачем тебе быть живой, пока ты будешь ждать? – говорили они. – Соглашайся, и мы вернем тебя к тому времени, когда Орландо появится вновь. Это произойдет не скоро, в другом витке времени, ты умрешь от старости. И никогда не обретешь покой. И она согласилась. Был ли выбор? Нет, выбора не было. Она любила своего Орландо, сильно любила. И так же сильно ненавидела. Теперь, когда он убил ее, смеясь, она тоже должна убить его. И тогда они будут вместе, ведь они предназначены друг другу. Марита и Орландо.

***

Рубец не срастется, если под ним здоровой основы нет

И рана откроется все равно, пусть через много лет...

Тереза бессильно откинулась на спинку кресла и задрожала. Закрыла глаза, и перед ее мысленным взором тот час возник образ Орландо. Как он стоит на крыше смотровой башни, опираясь о каменный парапет руками, закованными в стальные перчатки. Заходящее солнце играет на гравировке кирасы, бликует на стальном плюмаже шлема, сквозь забрало которого виден орлиный профиль жестокого лица. Плащ черным крылом бьется за плечами. Здесь, наверху, сильный ветер. Или он смотрит на нее, сидя верхом на огромном жеребце, способном долго выносить тяжесть человека в доспехах. Она смотрит снизу вверх, и солнце, стоящее у него за спиной, обрисовывает резкий черный силуэт. Вот его голова лежит у ее ног, черной, запекшейся раной скалится отрезанная шея. Но лицо в обрамлении забрала дышит спокойствием, глаза покойно закрыты и скорбный рот сложен в грустную улыбку. Тереза не заметила, как уснула. Большой шерстяной плед, свешивающийся со спинки кресла, сам собой поднялся в воздух и заботливо укутал спящую женщину.

VII

Не избегнешь ты доли кровавой

Что земным предназначила смерть.

Но, молчи!

Несравненное право

Самому выбирать свою смерть.

Гумилев.

Большая зала освещена факелами. С каменных стен свисают потускневшие рыцарские штандарты, выцветшие гобелены тихо шелестят кистями от легких дуновений сквозняка. Пол уставлен остатками мебели, тут и там темнеют кучи мусора. Огромный зев камина черным провалом зияет в одной из стен. По полу проносится вихрь, пламя факелов судорожно дергается, и посреди залы материализуются два призрака. Сначала они бесплотны, но, постепенно впитывая в себя свет факелов, становятся материальны. Друг против друга кружат по полу два воина. Один из них затянут в плотный кожаный доспех, поверх которого нашиты блестящие пластинки. От серебряного зерцала, прикрывающего грудь, отражается мятущийся свет факелов. Голову прикрывает остроконечный шлем, обмотанный сверху материей так, что видна только блестящая верхушка, с венчающим ее тонким шпилем. Воин чернобород, ястребиный нос делит пополам смуглое лицо с высокими скулами и раскосыми глазами. В руках воин сжимает странный клинок с широким, изогнутым лезвием. Противник его, совсем молодой юноша, в стальных латах, но без шлема. Темные кудри спадают на стальные плечи, холодные голубые глаза смотрят насмешливо и презрительно. У юноши огромный двуручный меч, которым он отражает атаки чернобородого. Северянин выжидает. Он только защищается, ожидая момента, чтобы раскроить своим огромным чудовищем легкого сарацина до пояса. Но сарацин ловок и очень искусен. Как бабочка, кружит он вокруг тяжелого рыцаря, так быстро взмахивая своим широким клинком, что видны только блики факелов, отраженные от его вороненной поверхности. Глупый, глупый молодой кяфир! Очень самонадеянный и гордый. Решил, что шутя победит умудренного опытом во многих схватках, воина не по призванию даже, а по самой жизни, великого убийцу-асcасина. Не стоит затягивать его агонии. Благородный воин убивает быстро. Взмах вороненного крыла бабочки – и по горлу юноши, опрометчиво не защищенному, прочеркнулась красная тонкая полоска, быстро набухающая кровью. Молодой рыцарь еще мгновение стоит, выпустив меч из враз ослабевших рук, потом начинает заваливаться на бок, и падает, гремя латами. Голова откатывается далеко в сторону, голубые глаза смотрят все так же надменно и слегка удивленно. По завершении поединка фигуры исчезают, и сквозняк опять воцаряется полновластным хозяином залы.

***

Будь словно смерть – не станет она плачущего щадить

Когда к человеку решит прийти жажду свою утолить.

Сначала он увидел свет. Тусклое, размытое желтое пятно. После полной тьмы, поглощающей душу, это было откровением. Прошло время, много времени, и свет превратился в огонек свечи, стоящей в углублении скалы. Свеча была толстая, вся в потеках расплавившегося воска, она долго оставалась единственным материальным предметом в долгой череде смутных грез. Постепенно мир обретал очертания. Проявились контуры неровного потолка, шершавость стен, холод промозглых ночей и яркое солнце дня, проникающее сквозь вход в пещеру. Белый старец ухаживал за ним. Поил незнакомым терпким напитком, кормил, обтирал мокрой тряпицей постоянно слезящиеся глаза. После сна веки неизменно склеивались сочащейся сукровицей, и старец терпеливо помогал разлеплять их. Дни сливались в однообразную пелену, разделенную черными провалами ночей. Не было ни мыслей, ни чувств. Но однажды он захотел встать и посмотреть, что же там, за каменными стенами пещеры. Он начал приподниматься, когда шею пронзила страшная жгучая боль, казалось, голова отделяется от тела и сейчас покатится вниз. Он без сил рухнул на ложе, и перед его взором предстало обезглавленное тело, шарящее в пустоте руками. И вспомнилась последняя схватка, чернобородый улыбающийся ассасин, что словно бабочка танцевал вокруг. И вспомнил свою смерть. – Скажи, старик, я умер? – это были его первые слова, произнесенные непослушным горлом. Старик, толокший что-то в каменной ступке, поднял глаза и ответил удивительно сильным, молодым голосом: – Теперь я могу сказать точно: Ты жив! Он бессильно закрыл глаза и провалился в пустой сон. Но когда проснулся, то помнил уже все. – Я был мертв. Ассасин отрубил мне голову. – Сказал Орландо, когда проснулся. – А я оживил тебя. – Просто ответил старец. – Но... это невозможно! Нельзя оживить мертвого, нельзя приставить на место отрубленную голову! – Возразил Орландо. – Для меня нет ничего невозможного! – Сказал старец и улыбнулся. – Кто ты? – Тогда спросил Орландо. – Тот, кого ты сам призвал в последнее мгновение своей жизни. Помнишь? И Орландо вспомнил. Вспомнил четко то, последнее мгновение своей жизни, когда неумолимый меч судьбы, гораздо более жестокий, чем клинок ассасина, черным смерчем повис от горизонта до горизонта, падая все ниже, ниже, грозя раздавить... Тогда он увидел фигуру из света, стоящую между ним и мечом судьбы. Фигура вопросила без слов, хочет ли он спасения, и он, не задумываясь, согласился. Тогда светящийся, непрерывно меняющий облик, то дьявольски искушающий, то безмерно мудрый и добрый, рассмеялся и исчез. Дальше была смерть. Теперь он опять жив. Теперь он знает, что от него потребуют за спасение. Старец хотел, чтобы Орландо стал его эмиссаром. Чтобы он сражался где, и с кем ему укажут. Он должен стать Вечным Воином. Орландо пожал плечами. Да, он согласен. Впрочем, он согласился еще тогда, в момент смерти. И теперь у него нет выбора. Но чьим эмиссаром согласился стать не задумываясь, он узнал только сейчас. Воин Дьявольской Короны, слуга иерарха Таумиель, Двойника Бога. Сатана рассказал Орландо, что заменил его глаза. – Чтобы сражаться, ты должен видеть иные сферы, другие создания, не видимые простым человеческим глазом. Ты должен видеть Гномов, элементалей земли; Ундин, обитающий в воде; Сильфов, живущих в духовном воздухе; Саламандр, огненных духов пламени. Ты должен видеть призраков, летящих над землей в неверном свете луны, мертвецов, мирно спящих в своих могилах. Ты должен видеть, как растет дерево и шумит ветер. Еще ты будешь, благодаря новому зрению, без труда путешествовать астральными дорогами, перемещаться в другие измерения и не бояться божественного блеска Колец Священных Имен. Когда Орландо совсем поправился, Сатана отпустил его, сказав, что когда будет нужно, его призовут. Орландо нашел ассасина, и убил его. Тогда он впервые смеялся над телом поверженного врага. Вернувшись к армии крестоносцев, он продолжил поход. Теперь люди сторонились Орландо, боясь взгляда его мертвых глаз. Но король ценил отвагу и доблесть верного рыцаря. Он теперь никогда не снимал доспехов, за плечами его вился вечный черный плащ, и после очередной битвы Орландо всегда смеялся, как стервятник кружа над поверженными врагами.

VIII

Проснулась Тереза оттого, что кто-то был в комнате. Она открыла глаза, и сразу же увидела Мендеса, стоящего рядом и внимательно смотрящего на нее. – Надеюсь, Вы хорошо отдохнули, госпожа Марита? Тереза мгновение смотрела на него непонимающе, потом произнесла: – Да, спасибо, господин... Мендес. Я хорошо отдохнула. – В таком случае я рад буду сопровождать Вас в вашу крепость, но сначала разрешите предложить Вам завтрак. Марита благосклонно кивнула, и слегка улыбнулась.

Да, это был тот же самый замок, из которого Тереза отправилась на бал. Только теперь он был отстроен заново. Белый и неприступный высился он над окрестными землями, и на шпилях башен его гордо реяли флаги, с забытым уже в этих краях гербом: алая роза на перекрестье меча, опущенного острием вниз.

IX

А совсем недавно, лет тысячу назад, в замке жил известный в то время вельможа, дон Карлос-и-Лучия Ивальдес. Но проклятие, незримо витавшее над замком, перешло и на его нового хозяина. Дон Карлос был странный человек. Закаленный воин и непревзойденный сочинитель стихов. Художник и изобретатель. Вдохновенный борец за справедливость, гроза разбойников. Создатель крылатой машины, летающей в небесах. Великий мечтатель.

Увидев портрет неизвестной женщины, предположительно, давней хозяйки крепости, дон Карлос страстно полюбил. Несмотря на то, что даже прах той женщины давно развеялся ветром времени. Он подолгу стоял перед неземным ликом, ведя мысленные беседы, в своих мечтах овеществляя бесплотный образ. И иногда ему казалось, о Боже! что плотный холст тончает, превращаясь в окно, закрытое всего лишь тонкой завесой, за которым другой, потусторонний мир, в котором обитает предмет его любви. И мнилось влюбленному дону, что в его силах прорвать, продавить незримую границу, и соединиться с той, что навеки отняла его душу. Бедный дон Карлос! Он написал с себя портрет, и поместил его против той, которую любил, чтобы и во времена своего отсутствия быть с ней. Но! Дон Карлос недолго страдал от любви к бесплотному образу. То ли черная тень, затмевающая крепость от благодатных солнечных лучей, то ли собственная злая судьба благородного дона решила, что мало страданий выпало на долю его. Доном Карлосом заинтересовался Святой Орден. Монахи ордена св. Доминика, по праву считались самыми непримиримыми борцами с ересью. Святые отцы без устали трудились на ниве Господа, Огнем и Мечом утверждая Закон Божий, так, как диктовал его их основатель, Гусман Доминик, прозванный Гусманом Кротким. И пылали костры с ведьмами, колдунами, и просто нечаянно перебежавшими дорожку властному ордену. Костры из людей. Науки? – В огонь! Искусства, культура? Туда же! Есть только Господь наш, и Ад и Рай его в наших душах! Но время неумолимо. Нет больше благородного дона Карлоса, которого, по слухам, так и не удалось изловить злоговоренному ордену, да и сам орден Доминиканцев утратил власть, обнищал и был предан забвению. А над горизонтом поднималась новая звезда. Звезда темная, страшная и кровавая.

X

Тереза стояла на крыше смотровой башни. Той самой, где некогда проводил свои одинокие часы рыцарь Орландо. Сильный ветер свистел в бойницах, мощной грудью бился в каменную кладку, стараясь, казалось, растащить, развалить по камешкам всю крепость, так, чтоб и памяти о ней не осталось. Злой ветер бил, толкал хрупкую фигуру, старался сорвать теплую шаль, растрепать волосы, выжечь глаза. Жестокий ветер старался раздавить, сбросить вниз женщину, разбить о камни, разметать в стороны, так, чтоб и следа не осталось... Тереза стояла, крепко вцепившись в зубцы стены, и упрямо смотрела на расстилающуюся внизу голую равнину, без следов жилья, только высоченные стоячие камни-менгиры нарушают коегде ровный пейзаж. Камни очень старые, наполовину ушедшие в землю, клонятся в разные стороны. А по ночам, говорит Марита, верхушки их светятся. Подол длинного платья бьется на ветру, добавляя к вою ветра хлопанье крыльев призрачной птицы. У горизонта буря клубится черными смерчами, постепенно сдвигаясь к замку, наползая вспухающим пыльным брюхом на тусклые поля, менгиры и дорогу, бегущую змеей прочь от замка. В густой черноте изредка просверкивают вспышки молний, на мгновение рвущие жирное брюхо бури, и Терезе вспомнился трон Таумиель, в котором так же клубилась тьма, прочерченная вспышками света. Уже доносился глухой, всесокрушающий вой, исходящий из зева смерчей, что, как герольды впереди короля, неслись перед черной стеной. Только у самого неба черная завеса истончалась, рвалась на куски, и там, в вышине, проглядывал багровый, застилаемый клубами гари глаз. До самого последнего момента Тереза оставалась на крыше, наблюдая бурю. И только когда уже плотный, как песок, ветер стал забивать дыхание, не давая вздохнуть, стала спускаться по узкой винтовой лестнице вниз. – Нет, это не мой мир, думала она, осторожно ставя ноги на стертые ступени, – у нас никогда не бывало таких бурь. И равнина! Только голые камни, и ничего больше. И город, раньше его было видно с замкового холма, он исчез. Или... никогда не существовал в этом мире? Тереза уже сошла вниз, и не видела, всадник и помчал, горяча коня, прямо к замку, по дороге, которая исчезала под черным смерчем сразу за его спиной. Она устроилась в нижней зале, перед ярко пылающим камином, и слушала, как рев бури нарастает за крепко запертыми ставнями. Это был странный мир, и странный замок. В нем не было ни души, но в камине всегда были дрова, а кладовая пополнялась свежими продуктами. Кто-то вытирал пыль с дубовой мебели, носил воду, зажигал по вечерам факелы и свечи. Тереза в одиночестве бродила по пустым анфиладам, иногда замечая, как кто-то маленький и юркий шмыгает за портьеру. Тереза задумалась, и не сразу расслышала гулкий звон колокола, странно вплетающийся в свист ветра за стенами. Она встала и в замешательстве прошлась по комнате. С тех пор, как она здесь, она никого не видела, и уже начала думать, что осталась совсем одна на этой пустынной, продуваемой ветрами равнине в одиноком заколдованном замке. Свист бури усиливался, колокол все звонил, и Тереза, прихватив факел, пошла боковым коридором к замковым воротам. Этот неширокий проход опоясывал весь замок, находясь внутри крепостной стены, и Терезе не пришлось выходить во двор. Подойдя к воротам, она приоткрыла окошко, забранное решеткой, и прокричала наружу: – Кто здесь? – Меня застигла буря, и я прошу вашей помощи, – раздался голос из-за двери. Самого путника не было видно из-за плотной завесы пыли, висевшей в воздухе. – Навалитесь на дверь с той стороны, мне одной ее не отодвинуть, – прокричала Тереза и стала вынимать тяжелый засов. С лошади путника летели клочья пены, она безумно вращала налитыми кровью глазами и трясла головой. И путник, и его лошадь были покрыты черной пылью и валились с ног от усталости. Устроив бедное животное в закрытой конюшне, и позаботившись о нем, Тереза прошла в залу, куда ранее проводила путника. Незнакомец сидел у камина, бессильно откинувшись в кресле. Он снял шлем, ранее закрывавший всю голову, и теперь светлые волосы его спадали на плечи. Тереза увидела его со спины, и на мгновение ей показалось, что это Мендес, но в следующий момент незнакомец повернулся, темные, глубоко утопленные под бровями глаза, внимательно взглянули на Терезу. Она тоже смотрела на чужое, но почему-то смутнознакомое лицо. Орлиный, выдающийся вперед нос, твердая складка губ, тяжелый подбородок... На мгновение мелькнула догадка, но тут же пропала, задавленная ворохом мыслей. Нет, этого не может быть! Это не Орландо. Тот был черноволос, с ястребиными чертами, с жестоким, беспощадным взглядом. Нет! У этого незнакомца светлые, льняные волосы, высокий чистый лоб, спокойные, не искаженные страстями черты... Глаза, темные от усталости, но в них нет злобы. Тереза медленно, не отрывая взгляда от чужака, подошла к столу, взяла тяжелый канделябр с зажженными свечами и произнесла, выталкивая слова через внезапно пересохшее горло: – Вам нужен отдых. Наверху вас ждет горячая вода и ужин. Пойдемте, расскажете о себе утром. Человек поднялся, разминая затекшие члены, и кивнул. Кроме тех нескольких слов за воротами, он не произнес больше ничего.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю