Текст книги "Образ врага"

Автор книги: Полина Дашкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 16

Восточный Берлин, октябрь 1981 года

За полукруглым окном чердачной комнаты было холодно и темно. Шел дождь, вялый, унылый берлинский дождь. В такую погоду уроженец жаркой Палестины Махмуд Хамшари чувствовал себя скверно. Он чихал, кашлял, зябко поеживался, не снимал теплой кожаной куртки, хотя в комнате пылал камин.

– Выпей шнапсу, Махмуд. Согреешься, – сказала Инга Циммер и поставила перед гостем маленький граненый стаканчик.

– Да, Махмуд, давай выпьем с тобой за встречу, – улыбнулся Карл, – пройзт, дорогой, твое здоровье.

– Нет, – палестинец покачал головой, – нельзя мне. Ты забыл, Коран нам совсем не позволяет пить.

– Жаль. Мне так хотелось выпить с тобой. Сколько мы не виделись? Год или больше? – Карл отхлебнул шнапс и поставил рюмку. – Ты похудел, Махмуд. Но тебе идет. Хотя у вас считается, что мужчина должен быть толстым.

– И женщина тоже, – Махмуд усмехнулся, покосился на Ингу, – но ты, Инга, красивая, очень красивая. Хотя и худая.

– Я знаю, – улыбнулась в ответ Инга. – Кофе сварить тебе, Махмуд?

– Да, только покрепче.

– Она теперь умеет варить настоящий турецкий кофе. Между прочим, это ты, Махмуд, приучил меня к настоящему кофе. Помнишь, как в лагере, после тренировок, ты упрямо крутил ручную кофейную мельницу? Электрическая тебя не устраивала.

– Да, в электрической зерна дробятся, а в ручной перетираются. Вкус совсем другой.

– Вот этих тонкостей я до сих пор не понимаю, – Карл пожал плечами, какая разница, как смолоты зерна?

– Конечно, вы, немцы, пьете жидкую бурду. Знаешь, когда пахнет хорошим кофе, я сразу вспоминаю Мустафу-Левшу. Он любил есть кофейную гущу. Многие у нас на Востоке любят гущу.

– Меня, между прочим, тошнило слегка, когда он выедал эту черную кашицу со дна чашки, – заметил Карл.

– А ты знаешь, ведь мои люди выяснили, кто убил Левшу в Гамбурге в июле семьдесят девятого, – произнес Махмуд, задумчиво глядя мимо Карла, за окно, в мокрую черноту берлинской ночи, – мы ни одной минуты не верили, что наш Левша мог покончить с собой. Мы больше двух лет вели свое расследование. Левша был нашим лучшим боевиком. Он поражал цель с любого положения, мог стрелять, повиснув головой вниз. Он с трехсот метров попадал в подброшенную монету и с тридцати поражал ножом сердце либо другой орган человека – на выбор. Он бросал ножи с обеих рук. Его ведь называли Левшой не потому, что правая работала хуже. Просто для него не было разницы. Обе руки одинаково сильные и ловкие.

Высокий голос Махмуда звучал монотонно, тихо, и хотя говорил он на хорошем немецком языке, это напоминало печальную песню муллы с минарета. Он продолжал глядеть в окно, следил глазами, как ползут по стеклу длинные дождевые капли, и внезапно вспыхнувший ало-голубой огонь неоновой рекламы на противоположной крыше залил его бледное, обросшее бородой лицо совершенно покойницким цветом, мертвенно-сизым, с кровавым отливом.

За последний год Махмуд потерял почти всех своих товарищей. После двух неудачных покушений на премьер-министра Израиля вездесущий МОССАД устроил настоящую охоту за членами террористической организации «Эль-ислами».

В рамках МОССАДа была создана специальная группа, которая действовала вне всяких международных правил, нелегально отлавливая и убивая палестинских боевиков.

Спецслужбы и полиция разных стран смотрели на эту противозаконную акцию сквозь пальцы. На счету «Эль-ислами» было слишком много трупов, чтобы у кого-то поднялась рука остановить моссадовцев. К тому же мстители действовали профессионально, крайне осторожно и не оставляли никаких следов.

Рассыпавшихся по всему свету, меняющих мена и внешность палестинцев находили в Париже и Каракасе, в Вене и Асунсьоне.

Первым был убит представитель Организации освобождения Палестины в Риме сорокалетний Абдул Вади Каллари. Это произошло просто и буднично. Поздно вечером Абдул возвращался из гостей, был один и слегка навеселе. Он, в отличие от своих ортодоксальных единоверцев, любил выпить и не боялся разгневать Аллаха. Он говорил, что ему простятся мелкие слабости за то, что он убивал неверных.

Пока Каллари ждал лифта в подъезде своего дома, к нему подошел агент МОССАДа, выпустил в голову двенадцать пуль из бесшумного пистолета и скрылся.

Римские власти официально объявили, что в ходе расследования открылись факты, указывающие на тесную связь Каллари с сицилийской наркомафией.

Через полтора месяца в Париже в доме представителя ООП Хусейна Аль Парси зазвонил телефон. Парси поднял трубку, представился и тут же был разорван на куски мощным взрывом. Для убийства выбрали момент, когда Парси находился один в доме. Ни семьи, ни прислуги рядом не было.

В многочисленных интервью высокие чины ООН, Интерпола, ЦРУ и другие компетентные чиновники, военные и штатские, заявляли, что слухи о некоей группе возмездия при МОССАДе явно преувеличены. Все спецслужбы имеют отделы по борьбе с терроризмом, и деятельность этих отделов нельзя считать незаконной. Когда речь идет о борьбе с терроризмом, правомерны любые средства.

Махмуд Хамшари, глава банды по прозвищу Черный Шейх, был главной целью моссадовцев. Чтобы отвлечь внимание от лидера, палестинцы решили на некоторое время заменить его подставным лицом.

Алжирец Сайд Алми-Хан возглавил «Эль-ислами» и тут же развернул активную деятельность по объединению всех палестинских группировок. Израильтяне забыли о Черном Шейхе и открыли охоту на Алми-Хана. Уже через месяц его автомобиль взлетел на воздух на тихой парижской улице. Черный Шейх был в ярости, организовал акцию возмездия. В Париже был убит атташе израильского посольства.

Но ярость и возмездие – это не те средства, которыми можно спасти свою жизнь. Махмуду приходилось скрываться, носиться по миру, менять внешность. Он уже никому не верил, даже своим. Именно свой продал израильтянам Алми-Хана, за большие деньги назвал адреса трех парижских любовниц алжирца.

За год было уничтожено двадцать лучших членов организации «Эль-ислами». Палестинцы не оставались в долгу. За каждый новый труп израильтяне получали не меньше трех трупов, а иногда сразу по несколько десятков покойников. Но сил у «Эль-ислами» становилось все меньше. Моссадовцы действовали не только пулями и бомбами. Они пускали в ход шантаж, подкуп, обещали жизнь, свободу и огромные деньги за информацию о Черном Шейхе. И это оружие оказалось страшнее огнестрельного. Жить хотели все. От свободы и денег было сложно отказываться. «Эль-ислами» разваливалась на глазах. Махмуд никому не верил. – Мы нашли убийцу Левши, – повторил он, продолжая глядеть мимо Карла, – это было трудно, но мы все-таки нашли.

Карл сочувственно кивнул, не спеша поднялся со стула, прошел по комнате к маленькому секретеру. В жестянке из-под печенья лежал заряженный пистолет «ТТ». Карл сел на столешницу секретера и небрежно положил руку на крышку жестянки.

– Конечно, прошло больше двух лет, – монотонно продолжал Махмуд, – и многое изменилось. Столько погибло людей после Левши, что можно и забыть. Но ты знаешь меня, Карл, я ничего не забываю и тем более не прощаю.

Махмуд сидел сгорбившись, вжав голову в плечи. Руки его были спрятаны в глубокие карманы просторной кожанки. Карл знал, Махмуд стреляет и метает нож не хуже покойного Левши.

Вошла Инга с кофейником и тремя чашками на подносе. На лице ее блуждала бессмысленная улыбка, зрачки стали огромными. Она шла по комнате на заплетающихся ногах, тихонько напевая себе под нос старинную песенку «Ах, мой милый Августин». Чашки и дымящийся кофейник угрожающе скользили по подносу.

«Морфий, – машинально отметил про себя Карл. – Укололась только что, уже второй раз сегодня. Пора класть ее в клинику».

Он как бы случайно сдвинул крышку жестянки, но не рассчитал, она упала с громким звоном и покатилась по полу.

Инга качнулась, поднос накренился, но Махмуд вскочил и подхватил его. Кофе не пролился, чашки не разбились. Инга продолжала бессмысленно улыбаться и напевать. Карлу хватило одной секунды, чтобы незаметно вытащить пистолет из жестянки и сунуть его за пояс джинсов, под свитер.

Махмуд поставил поднос на стол, опять сел и сунул руки в карманы.

– Все дерьмо, – громко сказала Инга и засмеялась, – вся эта жизнь дерьмо. Ты знаешь, Махмуд, он уже месяц не спит со мной, – она уселась на пол по-турецки рядом со стулом Махмуда, – вот ты говоришь, я красивая. Скажи, почему он со мной не спит? Наверное, он разлюбил меня. Как ты думаешь? Не знаешь? Я тоже не знаю. Если он меня бросит, я его убью, – она засмеялась еще громче, взахлеб, – сначала я убью ту проститутку, к которой он захочет уйти, а потом его.

Карл спрыгнул с секретера, подошел к Инге, поднял ее и, обняв за плечи, ласково произнес:

– Ты устала сегодня, майне кляйне, тебе надо поспать. Пойдем, я тебя уложу. Прости, Махмуд, я сейчас вернусь.

Он отвел ее на кухню. Там стояла узкая тахта, на которой иногда ночевали гости. Инга послушно улеглась, он накрыл ее пледом. Она обхватила его руками за шею, притянула к себе и горячо забормотала:

– Прости, Карл, я завяжу, обещаю тебе. Я лягу в клинику и завяжу. Только не бросай меня, ладно? Ведь я правда убью тебя, если бросишь.

– Хорошо, детка. Не волнуйся. Тебе надо поспать, – он поцеловал ее в висок и вернулся в комнату к Махмуду.

Кофе был уже разлит по чашкам. Махмуд вскинул на него черные воспаленные глаза.

– Колется она? – спросил он с сочувствием.

– Как видишь, – кивнул Карл, усаживаясь за стол.

– Вот и Стефани тоже кололась, – Махмуд отхлебнул кофе, – смотри. Карл, такие вещи плохо кончаются. Опасно иметь любовницу-наркоманку. Опасно и противно.

– Какая Стефани? – спросил Карл, не притрагиваясь к своей чашке.

– Девочка из Гамбурга, последняя любовница Левши. Стефани Хорст. Совсем юная, такая пухленькая, беленькая. Левше нравились женщины, похожие на сладкие булочки. Он вообще был сластена. Пей, Карл, твой кофе остынет.

Карл отставил чашку, вытянул сигарету из пачки, закурил.

– Ничего, я люблю холодный.

– Стефани стала колоться через год после того, как познакомилась с Левшой. С каждым днем ей надо было все больше денег. А Левша не любил бросать деньги на ветер. В это трудно поверить, Карл. Девчонка-наркоманка застрелила лучшего боевика «Эль-ислами». Потом она вложила пистолет в его левую руку и убежала. Три месяца назад мы нашли ее в грязном дешевом притоне в порту. Она нагло врала, все отрицала, а главное – проклинала Левшу. Глумилась над его памятью.

– Как же вы узнали, что именно она убила? – тихо спросил Карл.

– Ей было известно, когда и откуда Левша выстрелит в итальянца.

– То есть?

– Мы знали, что Селдоротти всегда останавливается в Гамбурге в «Принц-отеле». Горничная отеля была подружкой Стефани. Она сообщила ей, когда его ждут в очередной раз, и даже сказала, в котором часу. Стефани потребовала очень много денег за свою информацию. Левша пообещал, но не дал. Она убила его за это и еще потому, что знала, он собирался бросить ее. Потом она стала портовой проституткой, сначала дорогой, но с каждым месяцем все дешевле. Однажды проболталась клиенту, что если она кого-то ненавидит и желает смерти, то этот человек обязательно умрет. И привела пример с Левшой. А клиент оказался… В общем, долго рассказывать. Стефани уже нет. Она получила по заслугам. Знаешь, перед смертью она все-таки почти призналась. Она сказала, что еще десять раз могла бы убить Левшу и жаль, что хватило одного раза.

– Почему же полиция не вышла на ее след? – спросил Карл.

– Они с самого начала поверили в самоубийство. А мы нет. Если бы шакалы из МОССАДа не охотились на нас весь последний год, мы бы убили Стефани значительно раньше.

– И все-таки я не понимаю, – покачал головой Карл, – у Левши была отличная реакция. Как она умудрилась незаметно подойти и выстрелить первой?

– Незаметно подойти и выстрелить первым не сумел бы никто. Левшу мог убить только человек, которому он верил.

Карл загасил сигарету и спокойно выпил свой кофе. Теперь он знал: Махмуд разлил кофе по чашкам просто из вежливости и ничего особенного в его чашку не подсыпал.

О том, что информацию об итальянце передала Стефани Хорст, ему было известно. Знал он также, что Левша собирался расстаться со своей очередной любовницей. Остальное оказалось для него неожиданностью.

– Какие у тебя планы, Махмуд? – Карл закурил еще одну сигарету и откинулся на спинку стула.

– Выжить, – горько усмехнулся Махмуд.

– Ты собираешься что-то предпринимать, чтобы прекратилась охота?

– Что я могу? У меня почти не осталось людей. Лучшие убиты. Остальные продаются шакалам. Я никому больше не верю, Карл. Никому. Я думаю, надо взять заложников. Лучше детей. Совсем маленьких. Убивать по одному и поставить условие, чтобы они выпустили из тюрьмы пятерых моих людей и прекратили охоту.

– Не годится, – покачал головой Карл, – людей они, возможно, и выпустят, но охоту не прекратят, пока не убьют всех до последнего.

– Зачем ты мне это говоришь. Карл? Я сам понимаю, нужно что-то совсем другое. Только не знаю, что именно. Мне не на кого опереться. Я в каждом вижу предателя.

– Тогда надо опираться на предателей, – задумчиво произнес Карл.

– Шутишь? Мне сейчас совсем не хочется смеяться.

– Нет, Махмуд. Я совершенно серьезно. Акбар работает на МОССАД.

– Откуда ты знаешь? – Лицо его стало серым. Акбар был официальным представителем ООП в Лондоне. На МОССАД он работал уже полгода. Но Махмуд узнал о предательстве Али Акбара, ближайшего соратника, друга детства, всего неделю назад. И никак не хотел верить.

– У меня есть свои каналы, – грустно улыбнулся Карл.

– Значит, это правда?

– Люди обтачиваются легко, как морская галька, – глубокомысленно заметил Карл, – настоящий вождь должен быть свободен от иллюзий и сожалений. Знаешь, кто это сказал? Иосиф Сталин. Ты ведь настоящий вождь, Махмуд?

– Карл, я прошу тебя, не тяни. Я не понимаю, к чему ты клонишь? Если Акбар предатель, он будет убит.

– Не спеши. Он ведь еще не знает, что засветился. И моссадовцы не знают. Карл встал, подошел к книжным полкам и вытащил небольшой конверт. – Смотри.

В конверте была дюжина цветных фотографий. Махмуд долго молча разглядывал лицо черноусого мужчины, заснятого в профиль, анфас, крупным и общим планом, наконец поднял глаза на Карла:

– Кто это?

– Официант ресторана «Гемалт-хауз» Александр Крюгер. Сорок два года.

– Я вижу, что он официант, – рявкнул Махмуд, теряя терпение, и швырнул фотографии на стол.

– А больше ничего не видишь? Подойди к зеркалу. Ты забыл собственное лицо.

Махмуд опять схватил фотографии и стал быстро, судорожно перебирать их. Он был похож на игрока, который просадил казенные деньги и готов пустить себе пулю в лоб, но вот ему сказали, что в его колоде есть козырная карта.

– Если ты сбреешь бороду, Махмуд, и немного отоспишься, вы будете как братья-близнецы.

– Как, ты сказал, его зовут? – хрипло спросил Махмуд, продолжая перебирать снимки дрожащими руками.

– Александр Крюгер.

– Почему у него немецкое имя? Он не похож на немца.

– Его мать была еврейкой. Отец немец. Он родился в Казахстане. Пять лет назад женился на немке. В Берлине живет всего год. А в ресторане работает только второй месяц. Довольно неопределенная биография, и это очень кстати.

– Они не поверят, – покачал головой Махмуд.

– Разве за полгода сотрудничества Акбар обманул их хоть раз? Он сообщит им, что ты в Берлине, работаешь официантом в маленьком ресторане и зовут тебя теперь Александр Крюгер.

– Но ведь очень быстро все выяснится.

– И отлично, – кивнул Карл, – чем скорее, тем лучше.

Через две недели официант Александр Крюгер был застрелен у подъезда своего дома. Убийство смахивало на ритуальное. Тело его изрешетили тридцатью пулями из трех бесшумных пистолетов, с близкого расстояния, почти в упор.

Берлинская полиция моментально вышла на след кровавых злодеев, которые оказались агентами МОССАДа. На суде они вынуждены были признаться, что выполняли спецоперацию по борьбе с терроризмом. Все трое были приговорены к длительному тюремному заключению. Разразился чудовищный скандал. Средства массовой информации кричали, что сотрудники израильской разведки убивают невинных людей, не разбираясь, за одно только внешнее сходство с террористами.

Руководитель моссадовской спецгруппы Абрам Каган был смещен с должности. На его место назначили молодого перспективного сотрудника Якова Берштейна, который до этого руководил отделом, занимающимся разработкой агентуры в странах Варшавского Договора.

Это было вполне логичное назначение, так как основные базы по подготовке палестинских террористов находились на территории Советского Союза и ГДР. Берштейн имел богатую и сложную агентурную сеть, в которой были задействованы и палестинцы, и русские, и немцы. Он имел возможность выйти на след Махмуда Хамшари, но собирался всерьез заняться Черным Шейхом, когда сам возглавит отдел, когда уйдет наконец в отставку постаревший, надоевший шеф. А то получится несправедливо: один будет работать, другому достанутся лавры.

Каган догадывался, что молодой бойкий коллега приложил руку к его отставке. Но никто не знал, что идея сложной оригинальной операции пришла в голову агенту Штази Карлу Майнхоффу, когда он сидел в ресторане «Гемалт-хауз» и несчастный Александр Крюгер расставлял на его столике тарелки со свиными ножками и картофельным салатом.

Махмуда Хамшари застрелили через полтора года в Амстердаме.

Москва, январь 1998 года

– Ну что, ребята, поработали хорошо, – полковник Харитонов перекрутил назад видеопленку, чтобы еще раз просмотреть материал по наркодопросу Авангарда Цитруса. – Почему он опухший такой? Мешки под глазами. С похмелья, что ли?

– Да, вероятно, здорово перебрал ночью, – кивнула высокая худенькая блондинка, – я, честно говоря, заволновалась, когда он стал поедать конфеты одну за другой. Там ведь доза барбамила была распределена в расчете на то, что он съест не больше трех штук. А он как начал уплетать, ужас. Главное, я в кофе успела вылить препарат, ну, думаю, вырубится сейчас или вообще помрет, чего доброго.

Наталья Осипова, двадцатитрехлетняя сотрудница информационного отдела при службе безопасности, до сих пор волновалась, хотя все уже было позади. Ей впервые в жизни пришлось участвовать в такой операции.

Накануне, работая с материалами досье Авангарда Цитруса, она не обратила внимания, что Ирина Михайловна Удальцова, ныне гражданка Франции, графиня де Рожен, похожа на нее, Наталью, как старшая сестра. Зато Харитонов уловил это случайное сходство моментально. Тут же были найдены фотографии молодой Ирины Удальцовой.

– Повернись, – скомандовал Харитонов, придирчиво оглядывая девочку из информационного отдела, – так. Отлично. Теперь распусти волосы. Слушай, она тебе не родственница случайно?

– Нет. А что?

Главная сложность заключалась в том, что операция требовала скорости и стопроцентной секретности. Любое внимание к Цитрусу могло быть запросто зафиксировано людьми Подосинского. Идеально было бы, если бы даже сам Цитрус не знал, что из него вытащили информацию, поэтому Валерий Павлович решил отказаться от таких примитивных методов, как шантаж, похищение, запугивание. Заманчиво было шантажнуть стареющего нимфомана его связью с девятиклассницей Машей Устиновой, пригрозить уголовной ответственностью за совращение несовершеннолетней. Однако это долго и хлопотно.

Сначала полковник хотел прислать к Цитрусу под видом корреспондента профессионального гипнотизера, проверенного мастера гипно – и наркодопроса Ваню Логинова. Но не давала покоя мысль, что к Цитрусу лучше все-таки прислать женщину, причем определенного типа. Высокую худощавую блондинку не старше двадцати пяти лет.

Удивительное сходство девочки из отдела информации с первой роковой любовью Цитруса полковник счел настоящим подарком судьбы. Оставалось подготовить Наталью к операции.

Понятно, что одна она с задачей не справится. Наркодопрос требует определенного опыта и навыка. Работать с «сумеречной зоной», которую создает в сознании человека «сыворотка правды», должен профессионал.

Именно на этой стадии решено было подключить Ваню Логинова, которого Цитрус почему-то принял за Карла Майнхоффа, хотя гипнотизер-"фотограф" был темноволос и никогда не носил усов.

– Валерий Павлович, ко мне есть какие-нибудь вопросы? – спросил Иван, когда они еще раз просмотрели кассету.

– Спасибо, Ваня. Свободен.

Логинов ушел. Наталья замялась на пороге.

– А вообще, он мерзкий такой, этот Цитрус.

– Неужто не понравился? – Харитонов усмехнулся. – Ну вот, все вы, женщины, такие. Правильно Цитрус в своих произведениях о вас пишет. Коварные злодейки, не любите его, такого мужественного и красивого.

– По-моему, он вообще псих. И как только он мог стать лидером партии?

– Да нет там никакой партии, – махнул рукой полковник. – Кодла ряженых придурков, юношеский спортивный клуб, вокруг стая сумасшедших пенсионеров, а в серединке – наш приятель Цитрус со своими фрейдистскими комплексами.

– А боевики? – удивилась девушка.

– Шутовство все это. Ну, есть там пара-тройка приличных людей. Бывший мастер спорта по стрельбе, бывший чемпион Союза по вольной борьбе, пятиборец-чемпион. Имеют богатое уголовное прошлое. Учат молодежь благородному ратному делу, готовят кадры для частных охранных агентств. Ты ведь у нас девушка грамотная, знаешь, кто в основном за этими агентствами стоит?

– Бандиты.

– Правильно. Вот бандиты эту партию и кормят. Им так удобней.

– Ну хорошо, а митинги, собрания? А газета?

– Митинги? – хмыкнул полковник. – Ты хоть один видела?

– Нет.

– Ничего интересного. Собираются в каком-нибудь ДК, развешивают флаги со свастикой, споют хором свой гимн, поорут, побьют себя в грудь и разойдутся. А что касается газеты – убогие листочки, на дрянной бумаге, тираж в лучшем случае тысяча, а то и пара сотен. Краска мажется, печать ужасная, тексты с орфографическими ошибками.

– А почему о них тогда столько говорят?

– Потому что всегда удобно иметь карманного, домашнего злодея, чтобы на него сваливать все неприятности, чтобы им детей пугать, если не слушаются.

– То есть все наши фашисты, нацисты и прочие коричневые – это совершенно несерьезно?

– У нас, Наталья, столько всякого другого серьезного, что голова кругом идет, – вздохнул полковник.

– Валерий Павлович, а этот Цитрус только правду говорил? Или нес околесицу?

– Что тебе показалось околесицей?

– Ну, про какую-то Алису в Стране Чудес… Харитонов ничего не ответил, тяжело откинулся в кресле, прикрыл глаза.

– Спасибо, Наталья. Можешь идти. Ты молодец. Поздравляю с оперативным дебютом.