Текст книги "Пампушка для злого босса (СИ)"
Автор книги: Полина Рей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Сложив руки на груди, я отворачиваюсь, чтобы только не смотреть на Казанского. На лице его разливается не только злость, но ещё и усталость, и мне может быть, было бы даже стыдно, если бы я имела хоть малейшее представление о том, почему он вдруг стал таким в офисе.
– Это адвокат моей бывшей, – наконец признаётся Алексей, сжимая переносицу пальцами. – Пришла сообщить мне, что мы снова встречаемся в суде.
– По какому вопросу?
– По такому вопросу, что эта сука нашла способ тянуть из меня деньги.
– Адвокат?
– Да какой адвокат! Невеста моя... несостоявшаяся.
Прекрасно. У Казанского была невеста, о которой я не знала и – как понимаю сейчас – знать не хотела бы. Потому что, чёрт побери, ревную. Вот так вот неправильно и уродливо, но ревную. Алексей постукивает пальцами по столу, смотрит на меня безотрывно, а я набираюсь смелости и не отвожу взгляда. И не совсем понимаю, что именно чувствую. Точнее, эмоций настолько много, что понять, какая из них главенствующая, невозможно.
– Почему она подала на тебя в суд? – все же интересуюсь я, решив, что если у нас с Казанским и могут завязаться отношения, то только после того, как между нами не будет никаких договорённостей. Потому что я очень не люблю сюрпризы подобного толка, и мне совсем не хочется сталкиваться с реальностью, окружающей Алексея, в которой будут бывшие в употреблении невесты, судебная практика и бог весть что ещё.
Казанский молчит довольно продолжительное время, как будто ему нужно взять паузу, чтобы решить, имею ли я право знать все о его жизни или хотя бы об этой неприглядной её части.
– Пока это всего лишь угроза, – наконец произносит он, тяжело вздыхая. – По крайней мере, я ещё ни разу до суда не доводил, и поверь, мне совсем не хочется проверять, дойдёт ли до него в принципе, если я откажусь выполнять условия Кристины.
– Адвокат привезла тебе какие-то документы, что в них?
– То же, что и обычно. Они там строчат какие-то доносы, приплетают левых свидетелей, в общем и целом, ничего нового.
– А в чем она тебя обвиняет?
– В нанесении побоев.
Эта информация настолько сбивающая с толку, что я едва сдерживаю нервный смешок, который был бы совсем не к месту. Но скрыть удивление, которое отражается на моем лице, мне не удается. Нет, Казанский не пай-мальчик, которого совершенно невозможно в подобном подозревать. Однако мне совсем не верится в то, что он способен ударить женщину. Он может быть грубым, злым, он может рявкнуть, но чтобы применить физическую силу к слабому полу – очень и очень сомневаюсь.
– Только не говори мне, что ты представила, как я избиваю Кристину, – с каким-то разочарованием в голосе произносит Казанский.
– Я не могла бы этого сделать даже при очень большом желании. Во-первых, я совершенно не представляю как выглядит эта твоя Кристина. Во-вторых, ты прав, нафантазировать, как ты поднимаешь руку на женщину – весьма проблематично, даже несмотря на то, что на воображение я никогда не жаловалась.
– Я был пьян, ни черта не помню. Мы с ней регулярно ругались, она требовала все больше и больше, а я не готов был давать ей слишком много. Тем более, что у Кристины в основном были потребности в материальных ценностях.
– Интересно, как у этой распрекрасной женщины вообще появился статус твоей невесты? – хмыкаю я, но тут же добавляю: – Впрочем, не отвечай, это был скорее риторический вопрос.
– И все же отвечу, с твоего позволения, – веско произносит Алексей. – Если тебя это успокоит, то я и сам довольно быстро понял, что Кристина – это не то, что я хочу видеть рядом с собой до конца своих дней. Наверное, это и сыграло со мной злую шутку. Кристина поняла мой настрой, а терять «дойного козла», она не собиралась.
От этих слов я не сдерживаюсь, запрокидываю голову и начинаю совершенно искренне и чуть нервно хохотать. Определение «дойный козёл» настолько не подходит, но и одновременно кажется подходящим для Казанского, что это может вызывать у меня только желание смеяться, ничего кроме.
– А вот мне совсем не до смеха, – мрачно говорит босс, но я вижу, что губы у него дрожат от сдерживаемой улыбки. – В общем, я не помню, как все произошло. Помню лишь, что вечером накануне того, в чем обвиняет меня Кристина, мы поругались так, как я не ругался ни с кем и никогда.
– Даже хуже, чем то было, когда я согнала тебя со своего рабочего стола, а ты прилюдно унизил меня перед сотрудниками? – вскидываю бровь, уточняя.
Не то чтобы мне хочется напоминать Казанскому о том, каким козлом он может быть, но и промолчать все же не удаётся.
– Поверь мне, Вера, то, как мы с Кристиной поругались в тот вечер, тебе даже не снилось.
Он взял паузу, словно бы сейчас был мыслями совсем не здесь, а в том вечере, о котором рассказывал мне. А я гадала, что же такого могло произойти, если сейчас Казанский столкнулся с настолько отвратительными проблемами.
– В общем, я ушел из дома...
– Только не говори, что вы ещё умудрились жить вместе, – не сдержав удивления, перебиваю я Алексея, на что он лишь пожимает плечами, и я снова испытываю какую-то чудовищную, необъяснимую и неправильную ревность.
– Так вот, вернулся я обратно почти на рассвете, набравшись в баре так, что не помнил даже собственного имени. А наутро оказалось, что Кристина успела побывать в травмпункте, и у неё на руках есть медицинские документы о нанесённых телесных повреждениях.
– Она что, действительно выглядела так, будто ты её избил?
– В том и дело, что нет. Сидела перед телевизором, приложив к щеке пакет со льдом, но никаких синяков или кровоподтёков я не видел.
– Понятно, – протянула я, пытаясь сопоставить все факты воедино. – И что в итоге?
– А в итоге она поставила мне ультиматум. Она не будет давать этому делу судебный ход, если я буду продолжать содержать её и дальше.
– То есть, ей вовсе не важно было чтобы ты продолжал и дальше быть её женихом?
– Нисколько. Я же говорил, этой суке нужны мои деньги, и ради того, чтобы получать от меня щедрые отступные каждый месяц, она готова пойти на всё.
– Что случилось сейчас? Почему у тебя снова нарисовался на пороге её адвокат?
– Потому что мне это осточертело! – Казанский, во мгновение ока превратившись в того самого злого босса, воспоминания о котором ещё очень свежи, сжимает челюсти с такой силой, что на щеках играют желваки. А я искренне рада, что эта злость направлена совсем не в мою сторону. – Я не собираюсь и дальше позволять ей делать из меня того самого «дойного козла».
– А у тебя есть выбор? – вскидываю я бровь, не понимая, чего именно хочет добиться Казанский.
– Выбор есть всегда, Вера. Другое дело, что любой вариант в этом случае – не совсем то, чего бы я желал, что бы я ни выбрал.
– И чем в итоге завершилось всё сейчас?
– Тем же, что и обычно. Но я предупредил Кристину через адвоката, что это была последняя подачка, которую я готов ей бросить.
– Понятно, значит мне предлагаешь встречаться с человеком, который не сегодня-завтра угодит в тюрьму, – желая немного разбавить напряжение юмором, произношу я с улыбкой на губах. И тут же понимаю, что это был опрометчивый шаг. Дурацкая шутка вновь делает из Казанского человека, который готов взорваться в следующую же секунду. Мне даже не нужно дожидаться его реакции на мои слова, чтобы понять, что сейчас рванёт. Впрочем, он умудряется взять себя в руки, и цедит со злостью, которой пропитано каждое его слово:
– Вера, заруби себе на носу, если ты не хочешь попасть под мою горячую руку, не смей шутить со мной подобным образом. А сейчас извини, я лучше пойду, пока не натворил каких-нибудь дел.
Только огромным усилием воли я сдерживаюсь от того, чтобы присовокупить к уже сказанному ещё какую-нибудь идиотскую фразу, провожая Казанского взглядом. В голове моей снова – настоящий ураган самых разнообразных эмоций. И вновь и вновь я погружаюсь в ту ситуацию, где есть только я и Алексей. И те самые проблемы, с которыми столкнулся он, и которые почему-то начинают казаться мне и моими тоже. После чего возвращаюсь в офис, где Алексея нет. В приемной сидят посетители, и мне приходится извиниться и сообщить им, что босс отбыл по срочным делам, и назначить им встречи на завтра. Так заканчивается этот странный день, который не приносит мне ничего, кроме новых нерешенных вопросов.
На следующее утро я понимаю, что Казанский не желает со мной разговаривать ни о чем, кроме дел. И это даже хорошо – даёт мне возможность немного отдохнуть и поразмышлять на досуге о том, как же быстро моё желание испортить отношения с боссом сменилось какой-то чудовищной потребностью видеть его каждый день, общаться с ним и понимать, что он все так же мной очарован. Хотя, я сильно сомневаюсь до сих пор, что за этими словами стоит действительно что-то реальное.
Мы почти не пересекаемся с ним во время работы, он проводит совещание, которое длится несколько часов кряду, молчаливо подписывает документы, которые я кладу ему на стол. Несколько раз за день просит кофе, а вечером, коротко попрощавшись, уезжает домой, не сказав мне больше ни слова.
Я же решаю провести этот вечер с пользой: звоню отцу, чтобы договориться с ним о переезде в новую квартиру. Однако меня ожидает сюрприз и здесь – отец извиняется и просит перенести наши с ним дела на завтрашний день. И в голосе его сквозит что-то настолько таинственное и необычное, что я начинаю подозревать, что ему все же удалось найти общий язык с какой-нибудь женщиной.
Домой я приезжаю, по дороге зайдя в гипермаркет и набрав разных фруктов, и решаю устроить себе небольшие девчачьи посиделки, где единственным действующим лицом буду я. Вновь устроившись на подоконнике, открываю дневник и начинаю изливать в него свои мысли.
«Уже не знаю, что именно испытываю из всего того бесконечного потока эмоций и чувств, которые охватывают меня каждый раз, когда я вижу перед собой Казанского. Только с ним все меняется настолько быстро, что всё пережитое больше похоже на мельтешащий перед глазами калейдоскоп, чем на то, в чем я могу разобраться сама без лишней помощи. Этот мужчина поистине был создан для того, чтобы сводить с ума меня, и как я теперь подозреваю, ещё множество женщин, которые были у него до этого момента, и которые будут после».
Написав это, я прикусываю нижнюю губу, понимая, что даже простые, выведенные на страницах дневника строки, причиняют мне какие-то жутковатые ощущения. А всему виной понимание, что я полностью права в этих эмоциях. Ведь после меня у Казанского обязательно будет кто-то, с кем он вот так же будет проводить время, кому будет рассказывать о том, насколько поражен и восхищен, и пытаться добиться этого «кого-то» чего бы ему это ни стоило.
А ещё я размышляю о том, что связывало нас с Казанским год назад, когда он только прибыл в наш офис. Нелепая ситуация, когда я приняла его за другого, и попыталась поставить на место прилюдно, обернулось тем, что Алексей начал воспринимать меня не иначе, как личного врага.
Я никогда не понимала женщин, которым было в удовольствие стать жертвой так называемого стокгольмского синдрома, но когда на третий день нашего «милого» общения с Казанским осознала, что он вызывает у меня эмоции отличные от злости или обиды, вернее, не только их, моё удивление собственным чувствам, которые я стала испытывать по отношению к Казанскому, было столь огромным, что я впала в ступор. Впрочем, чем дольше мы с ним общались, тем больше я понимала, что влюбилась в этого невыносимого типа так сильно, что каждое его действие и каждое слово, направленные в мою сторону, причиняют мне невыносимую боль.
Он никогда не переходил границы, когда донимал меня, однако чем явственнее мне становилось, что я никогда не заинтересую его как женщина, тем больше горечи накапливалось у меня в душе.
И когда он всё-таки уехал, я поняла что испытываю не только облегчение, но ещё и острую боль, от понимания, что никогда его больше не увижу. Если бы я знала тогда, как сильно ошибаюсь.
Глава 4
Неожиданный звонок в дверь заставляет меня вздрогнуть, нахмурившись посмотреть на часы, но, обнаружив, что стрелки показывают всего девять вечера, все же пойти открывать непрошеному визитёру. Когда смотрю в глазок, с губ моих помимо воли срывается удивлённый возглас: за дверью стоит Казанский собственной персоной.
Первое желание, которое у меня возникает этот момент – не открывать даже под дулом пистолета. Впрочем, оно быстро сменяется другим – увидеть его в своей квартире и понять, что нас связывает не только работа и проведённая вместе ночь, а нечто гораздо большее.
– Вот уж кого не ожидала сегодня увидеть, так это тебя, – вместо приветствия произношу я, распахивая дверь перед Алексеем.
– Можно войти? – уточняет он, но, не дождавшись моего разрешения, входит в прихожую, глядя неотрывно в мои глаза.
– Я уверена, даже если было бы нельзя, ты бы все равно вошёл, > вздыхаю я, закрывая за Казанским дверь.
Он осматривается в моей квартирке, пока я судорожно вспоминаю, не оставила ли я где-нибудь грязного белья и вынесла ли за собой посуду после завтрака.
– Вошёл бы, – говорит он, кивая.
– Это входит в список тех самых наших свиданий? – уточняю, пытаясь придать голосу деловых ноток. Но тут же теряю все здравые мысли, когда Алексей делает ко мне шаг и выдыхает в губы:
– А ты хочешь, чтобы входило?
Это звучит настолько двусмысленно – или в этот момент только кажется мне таковым – что у меня не хватает слов, чтобы ответить. И возможностей – тоже.
–Ты мне нужна, Вера, – шепчет едва слышно Казанский прежде, чем наброситься на мой рот по– звериному голодным поцелуем. Стон, который даже не пытаюсь сдержать, звучит как капитуляция.
И стонать мне хочется вовсе не от того, что делает Алексей, хотя это безумно возбуждает и приятно. Стонать хочется от того, что он сказал мне...
«Ты мне нужна, Вера».
Не знаю как и для чего – для постели на сегодня или в его жизни хоть на несколько мгновений – но это ощущение, что он испытывает во мне потребность, заводит сильнее того, что вытворяют его руки и губы.
Ладони Казанского ложатся на мои ягодицы, сминают до боли. Он делает шаг, понуждая меня отступать к стене, пока я не упираюсь в неё спиной.
– Подними руки наверх и держи их так, – хрипло приказывает он мне, и я подчиняюсь. – Не отпускай, пока я не позволю.
Это приказ. Нерушимый. И я готова сейчас исполнить его и ещё миллиард приказов, которые будет отдавать мне Казанский. Потому что нуждаюсь в нём точно так же, как и он во мне, даже если его потребность исчисляется минутами.
Он скользит по моему телу руками и губами. Опускается передо мной на колени, будто капитулируя окончательно, и несмотря на то, что буду следовать за ним в нашем общем безумии, я ощущаю превосходство. Это меня он хочет так, что готов сейчас на всё. Это я для него – центр вселенной – по крайней мере, в данное мгновение.
Горячий рот Алексея оставляет на подрагивающем животе влажные следы. Он целует меня неспешно, едва ли не невесомо, распаляя внутри осознание, что мне мало. И что будет мало всегда, сколько бы он ни дал мне в ответ.
Руки нетерпеливо-дразняще стаскивают кружевное бельё, шире распахивают полы халата, пока я не остаюсь перед Казанским обнажённой, беззащитной... откровенно открытой.
И я вижу, как выражение его лица меняется. Как на смену вынужденной терпеливости приходит прямо противоположное – жажда. Острая и звериная. Голодная потребность иметь меня, наплевав на всё. На то, чего желаю я, на то, к чему привыкла. На то – испытываю ли я в этот момент наслаждение, или же каждый мой миг пронизан сладкой болью. Казанский просто будет брать меня, а я – давать делать со мной всё, чего бы он ни пожелал.
Теперь я понимаю, почему он приказал мне не опускать рук – в такой позе я вся в его власти. И он знает, что я не стану протестовать, потому что хочу его не меньше, чем он меня.
Алексей закидывает мою ногу себе на плечо, жадно вдыхает аромат моего вожделения. Стоящий подле меня на коленях, он совсем не кажется мне побеждённым. Напротив – я чувствую, что именно я в этот момент подчинена его власти.
Некоторое время он смотрит на то, насколько я открыта перед ним, после чего подаётся и проводит языком по влажному лону. Снизу-вверх, невесомым касанием, от которого я едва не взрываюсь оргазмом.
Я даже не могу дать определения тем звукам, что срываются в этот момент с моих губ. Не стоны, но и не крики – что-то совершенно иное. Хотя, видит бог, если бы Казанский приказал мне кричать под его руками и губами, я сделала бы это без лишних протестов.
– Расслабься... ты напряжена, – выдыхает Алексей и следом за этим начинает ласкать меня ртом.
Сначала медленно, неспешно – обводит клитор, опускается языком к истекающему соками влагалищу. Но тут же возвращается обратно. Ударяет по напряжённому бугорку, снова опускается вниз. Мне стоит огромных усилий стиснуть зубы и стоять вот так, не в силах произнести ни звука.
Я закрываю глаза, потому что видеть всё то, что творит со мной Казанский, невозможно. Хочется взорваться – мгновенно, без права на возрождение. Но я терплю, потому что знаю – впереди меня ждёт такое острое наслаждение, что от него сорвёт все тормоза.
Он наконец поднимается на ноги и на губах его загорается такая порочная улыбка, что это сводит меня с ума окончательно.
– Хорошая девочка... Послушная, – выдыхает, и я опускаю руки, чтобы схватиться за его плечи, потому что секундой позже он расстёгивает ширинку на джинсах, высвобождает возбуждённый член и начинает меня трахать. Вбивается яростно и быстро, распиная меня на гладкой поверхности, впиваясь жёстким поцелуем мне в губы, выпивая мои стоны.
Это даже не секс, и уж тем более не занятия любовью. В эти мгновения я явственно понимаю значение выражение «брать женщину». И мне это нравится. Нравится чувствовать его грубые движения, кричать от сладкой боли, когда Алексей растягивает меня собой. Нравится яростно целоваться с ним, впускать в рот его язык, на котором остался мой вкус и лгать себе, что у Казанского так могло быть и будет только со мной.
На следующее утро просыпаюсь ни свет ни заря. Понимание, что возле меня лежит мужчина, настолько непривычное, что сон как рукой снимает. В полумраке комнаты некоторое время наблюдаю за тем, как спит Алексей – на спине, раскинув руки. Его грудная клетка мерно и спокойно вздымается в такт ровному дыханию. Всё моё тело приятно ломит после того, чем мы занимались с Казанским едва ли не до утра. Несмотря на то, что спала я от силы пару часов, продолжать и дальше валяться в постели мне не хочется. А вот отправиться на кухню и приготовить себе Алексею вкусный завтрак – очень даже. Я даже готова забыть на сегодняшнее утро о своей обычной диете, ибо если мы продолжим упражняться с Казанским в таком же темпе, я буду сжигать калории быстрее, чем успевать их поглощать.
И вновь не понимаю, что же всё-таки испытываю. С боссом всё слишком остро. И ощущений тоже слишком много – опасение, тревога, удовлетворение. Осознание, что мне хочется верить, будто у Алексея никогда не было ничего подобного. Ложь самой себе, что он ничего не испытывал похожего с другими женщинами. Морщусь, когда эти мысли приходят мне в голову, ибо они настолько наивные, то сбыться могут разве что во сне.
Казанский просыпается минут через десять после того, как я начинаю замешивать тесто для блинчиков.
– Если бы я знал, что ты такая прекрасная хозяйка, женился бы на тебе ещё год назад, – говорит он, подходя ко мне сзади и выдыхая эти слова мне в затылок.
– Какой же ты лжец, – парирую, поставив сковороду на плиту. – Год назад ты бы на мне не женился даже если бы тебе пригрозили смертной казнью. И не смей уверять меня в обратном, я просто не поверю.
– Зря ты так думаешь, – признается Алексей, устраиваясь за столом, и я чувствую на себе его пристальный взгляд. Он следит за каждым моим действием, и от этого мне становится не по себе, и хочется сказать ему, чтоб он перестал меня смущать. – Если ты думаешь, что причина того, что мы с тобой воевали тогда, крылась в твоей полноте, то ты совершенно неправа.
– Алексей, давай не будем, – мрачнею я, начинаю печь блины. – Это не повод для утренней беседы, согласись?
– Совершенно не повод – кивает Казанский, окидывая меня голодным взглядом. Как будто не блинов хочет на завтрак, а совершенно другое блюдо. – Я вот думаю, скорее бы выходные, отправимся с тобой куда-нибудь вдвоём, – безапелляционно говорит мне, даже не спросив на то моего согласия. И мне это нравится. По крайней мере, протестовать против такого развития событий мне совершенно не хочется.
– Вряд ли получится, – качаю я головой, ловко переворачивая блинчик. – На выходных скорее всего я буду занята разбором вещей в новой квартире.
– Ты переезжаешь?
– Да, папа настоял на том, чтобы я жила теперь поближе к работе. Осталось только перевезти вещи и сдать эту квартиру.
– Значит, будем перевозить твои вещи на выходных, – уверенно говорит Казанский, и вдруг добавляет совершенно неожиданное: – Заодно познакомлюсь с твоим отцом.
И это тоже звучит настолько чужеродно, что у меня нет сил даже на то чтобы удивится.
– А у тебя, как я погляжу, совершенно серьезные намерения, – пытаясь перевести все в шутку, говорю я Алексею, не понимая как реагировать на его желание познакомиться с моим папой. Возможно, для босса это совсем неважно, и он просто хочет побыть в компании со мной и моим отцом, ничего особенного в это не вкладывая. В самом-то деле, мы же не в восемнадцатом веке, чтобы просить у моего родителя разрешения на то, чтобы ухаживать за мной. Тем более сейчас, когда мы с Алексеем уже дважды переспали.
– А я погляжу, ты ещё этого не поняла, – совершенно будничным тоном, как будто говорит о том, что само собой разумеется, отвечает Алексей.
И мы замолкаем. Я быстро пеку блинчики, босс думает о чем-то своем, а я не пытаюсь вмешиваться в ход его мыслей. Тем более что мне есть о чем поразмыслить наедине с собой, и раз уж я решила пока не обсуждать с Казанским ничего из того, что одолевает меня со всех сторон, значит мне и разбираться с этим в одиночестве.
Завтракаем мы тоже в полном молчании. Алексей набрасывается на блины с такой жадностью, будто до этого не ел как минимум сутки. У меня же напрочь пропадает аппетит, потому что вдруг начинает казаться, что это утром – первое и единственное из тех, которые мы проведём вместе.
На работу мы едем порознь. Как ни старается Казанский уговорить меня подбросить до работы, я убеждаю его в том, что пока являться вместе нам точно не стоит. Тем более, мне нужно много времени на то, чтобы привести себя в порядок, а ему – отправиться домой, чтобы переодеться в деловой костюм.
Этим утром я собираюсь особенно тщательно. Хочется быть для Алексея особенной хотя бы на время, что отведено нам с ним на то, чтобы быть вместе. Думать, что у него есть кто-то ещё, о ком я не знаю, как не знала о его невесте, не хочется.
Однако жизнь Казанского и его проблемы настигают меня, едва я вхожу в офис за пять минут до начала рабочего дня. Из-за двери в кабинет босса раздаются такие крики, что я удивляюсь тому, как наш офис выдержал и не рухнул ко всем чертям. Визгливый женский голос перемежается громоподобным мужским, в котором я с лёгкостью узнаю Алексея. Нехорошее предчувствие холодит мою душу, когда я понимаю, что вероятнее всего, визжащая женщина – это та самая Кристина. Замираю на месте на несколько бесконечно долгих секунд, а шум крови в ушах не дает расслышать толком, что же они кричат друг другу. Да и не моё это дело, если уж так посудить. Тогда почему мне хочется сбежать, и пока не видеть ни Казанского, ни стен этого офиса?
Я все же нахожу в себе силы чтобы занять место за рабочим столом, включить компьютер и погрузиться в работу. Но настойчивые крики, пробивающиеся даже сквозь толщу ватной тишины, которой заложило голову, не дают мне сосредоточиться ни на чём.
Глава 5
Наконец дверь в кабинет босса распахивается, и он пулей вылетает в приёмную, даже не удостоив меня взглядом. А следом за ним выходит размалёванная блондинка, которой бы стриптиз в клубе танцевать, а не появляться в приличных местах. По крайней мере, именно такие мысли приходят мне в голову, когда я осматриваю её с ног до головы.
– Что? – спрашивает она у меня голосом торговки с рынка. – Интересно?
– Довольно интересно, – согласно киваю я, сдерживая улыбку. – Чем вы так разгневали босса, что он сбежал, лишь бы только не сесть по сто пятой?
– А тебе какое дело?
Она подходит ко мне, останавливается возле стола, опирается на него руками. Меня окутывает довольно приятный, хоть и немного приторный аромат дорогих духов.
– А! Дай угадаю. Это тебя сейчас видимо Лёша трахает на работе. А дома кого-нибудь ещё. А в командировках ещё кого-то. Только ты зря паришься, девочка. Если хочешь получить от этого урода хоть что-то, вставай в очередь.
– Сплю я с Казанским или нет – это дело совершенно не вашего ума, если конечно он у вас есть. Однако начинаю понимать Алексея. Я бы тоже, пожалуй, начинала кричать благим матом, если бы ко мне на работу пришел кто-то вроде вас.
Не знаю, что на меня находит, но при виде того, как лицо Кристины искажается, я получаю настоящее удовлетворение. А она смотрит на меня, словно бы решая, опуститься ли всё же до уровня той самой базарной торговки, или же попытаться сойти за умную.
Я никогда не пересекалась в своей жизни с подобными женщинами. Конечно, знала, что они существуют в природе, но вот так лицезреть подобную особу перед собой и понимать, что волей-неволей косвенно имею с ней общие точки соприкосновения – удовольствие из малоприятных.
– Знаешь что? Как я и сказала – ты зря паришься. И дело не в бабле, которое Лёша готов зажать, только бы не тратиться на то, на что ему потратиться совсем не помешало бы. Дело в том, что ты – лишь одна из тех, кто у него есть. Скорее всего, он уезжает домой и трахает там ещё кого-то. Даже одновременно – и такое бывало. В общем, жаль мне тебя... Так бросаться на защиту этого урода...
Клянусь, было бы в разы лучше, если бы Кристина затеяла драку. Не потому, что я ей верю, нет. Хотя и знать наверняка ложь ли это, не могу. Но уже понимаю, что сказанное ею будет меня грызть изнутри. Порождать сомнения в том, что я достаточно интересую Казанского, чтобы он не хотел больше никого и никогда. И я буду изводиться, задавая себе миллиард вопросов, главным из которых станет: «Какого чёрта мне тогда всё это нужно?».
–Ты ещё здесь? – раздаётся устало-раздражённый голос Алексея от двери в приёмную, и мы с Кристиной как по команде поворачиваем головы в его сторону. – Добавить мне нечего. Пошла вон.
Я вижу, как она сомневается в том, что делать. Переводит надменный взгляд на меня, на губах её появляется улыбка, полная презрения, и я отвечаю ей точно такой же. И физически ощущаю раздражение и злость Казанского.
Кристина всё же выходит. Проплывает по приёмной будто королева, и едва за ней закрывается дверь, Алексей тихо цедит сквозь зубы:
– Сука...
Я тяжело вздыхаю. Спорить мне не хочется – потому что согласна с боссом на все сто. Только вот факт того, что Кристине удалось меня зацепить и вывести из себя, мне совершенно не по нраву.
– Чего она тебе наговорила? – спрашивает Казанский, подходя к моему столу. Выглядит встревоженным, и его беспокойство мне приятно.
– Да ничего такого. Пыталась открыть на тебя глаза.
Мне совсем не хочется усугублять и без того острую ситуацию, хотя, наверное, было бы лучше обсудить всё с Казанским, поделиться с ним своими опасениями, вот только я знаю, чем это закончится. Он, вероятнее всего, взорвётся, обвинит меня в том, что я поверила Кристине, которую видела впервые в жизни. И присовокупит что-нибудь ещё.
Но даже если промолчит – я не буду знать, что он там себе надумает. Так что пока пусть всё остаётся так, как есть.
– А от тебя чего хотела?
А я ей передал неполную сумму. И сообщил, что это был последний раз. Знал ведь, что припрётся, и всё равно она умудрилась меня довести до белого каления.
– А если тебе с ней поговорить, чисто по-человечески? Не может же она трясти с тебя деньги вечность.
– Она бы поняла по-человечески, если бы была человеком, – цедит Казанский с такой злостью в голосе, как будто я предложила что-то из ряда вон выходящее. А я молчу, не зная, стоит ли добавлять ещё хоть что-то.
– Ладно, – выдыхает Алексей, взъерошивая волосы пятернёй. – Никакого настроя на работу, а у меня ведь сегодня очень важная встреча.
– Успокойся, я приготовлю тебе кофе. Мы потом обязательно что-нибудь придумаем.
Я снова погружаюсь в изучение бумаг, на которые смотрю невидящим взглядом. Всему виной моя растерянность. Я напрочь не понимаю, что делать и говорить, чтобы Казанский не злился ещё и на меня.
Он уходит в свой кабинет, ни слова не говоря, просто пересекает приемную и скрывается за дверью. И я чувствую, что мне пока легче вот так, когда не вижу его рядом.
Казанскому, видимо, тоже легче не видеть никого, по крайней мере, в ближайшее время. И в этот момент нам обоим лучше плыть по течению.
Выходные наступают совершенно неожиданно. Проснувшись утром в субботу, я не сразу понимаю, что на работу сегодня ехать не нужно. Равно как и не нужно было подниматься ни свет ни заря. Вполне можно поваляться в постели подольше, но я всё же встаю, чтобы отвлечься на грядущий переезд. И даже рада тому, что у меня есть возможность переключиться на занятия хоть и довольно скучные, но способные дать мне возможность сделать глоток свежего воздуха.
Ближе к полудню приезжает отец, а я понимаю, что последний час только и делала, что думала о Казанском. Ведь он же собирался мне помочь с переездом, но мы так и не обговорили ничего конкретно
– просто было некогда. Так что вполне может статься, что он напрочь забыл о своём обещании, поглощённый переживаниями, которые занимают все его мысли.
– Веся... Весь, – зовёт меня папа по имени, которое дал мне когда я была ещё маленькая, и которое так и перекочевало во взрослую жизнь. Сначала я была Верусей, потом стала Весей.
– М? Прости, пап, я отвлеклась на рецепты, – демонстрирую я отцу книгу, в которую так ни разу и не заглянула с того момента, как взяла в руки десятью минутами раньше.
– Да? И что там пишут? – усмехается отец, и я понимаю, что он не верит ни единому моему слову относительно чтения.
– Прости, пап... Я задумалась, – признаюсь ему, и тут же вздрагиваю, когда от незапертой входной двери доносится:
– Надеюсь, обо мне?
Я физически чувствую напряжение, которое повисает в воздухе. Нет, отец никогда не был против моих ухажёров, но они никогда и не заявляли о себе настолько нагло с порога, как это только что сделал Казанский. Который, кстати, с самой, что ни на есть, нахальной улыбочкой смотрит на меня. После чего принимает совершенно серьёзный вид, заходит в квартиру и протягивает руку моему отцу.
