Текст книги "Белый Трибунал"

Автор книги: Пола Вольски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 27 страниц)

Гленниан с опаской шагнула внутрь, словно бы Тредэйн приглашал ее не в фамильный особняк ЛиМарчборгов, а в необитаемую пещеру. Сравнение оказалось вполне уместным. Свеча в руке Тредэйна, как ни слаб был ее свет, выхватывала из темноты толстый ковер пыли на мраморном полу, намертво забитые ставни и сероватые наросты под потолком, оказавшиеся при ближайшем рассмотрении чехлами на канделябрах.

Хозяин провел ее через прихожую в просторный высокий зал, бывший когда-то, по детским воспоминаниям Гленниан, изысканной гостиной. Изящная мебель скрывалась теперь под бесформенными чехлами, а красивая резьба мраморного камина потемнела от въевшейся грязи. Холодно, сыро и очень тихо.

Как он может здесь жить?! И зачем?

Тредэйн пододвинул ей кресло и стянул с него чехол, обнажив гнилую, изъеденную плесенью ткань обивки. Некоторое время он задумчиво рассматривал это печальное зрелище и, наконец, пробормотал:

– Не вышло из меня рачительного хозяина.

– Не обижайся, пожалуйста, но меня это беспокоит. Нельзя же хоронить себя в этом склепе! Ты заболеешь, если уже не заболел. Этот дом просто создан для того, чтобы вгонять в тоску. Может, в другом месте ты был бы счастливее?

– Сомневаюсь.

– Тогда надо хотя бы привести его в порядок. Ты мог бы…

– Ты сказала, что попала в беду, – мягко остановил ее Тредэйн. – Расскажи, что случилось.

И она рассказала ему все, не назвала только имен своих друзей Мух. Тредэйн слушал, не перебивая, и лицо его постепенно оживало.

– Так что, как видишь, я в западне, – подытожила Гленниан. – Убежать нельзя: тогда погибнут мои друзья. Убить его тоже нельзя, даже если бы я смогла на это пойти: он сказал, что спрятал где-то доказательства, и я ему верю. Это вполне в его духе. Я думала даже покончить с собой – все лучше, чем… Ну, ты понимаешь, – она передернула плечами. – Но боюсь, он из мести способен погубить остальных. Единственная надежда – дреф Лиссид. Когда он вернется, его, конечно, удастся убедить отменить приговор. Тогда Пфиссигу нечем будет меня прижать. Но пока мне ничего не остается, как выйти за него. Разве что ты что-нибудь придумаешь…

– Конечно, – беззаботно заверил ее Тредэйн. – Тебе не придется идти на такие крайности, как самоубийство или брак. Дело легко уладить.

– Легко? Ты же слышал, я объяснила тебе, как ловко почтенный Квисельд все устроил!

– Я слышал, понял и обещаю не будет тебя беспокоить.

– Что же нам надо делать?

– Тебе ничего делать не надо. Иди домой, успокойся и не бойся за своих друзей. Утром ты увидишь, что дело уладилось само собой.

– Правда? Ты уверен?

– Полностью.

– Ты так легко говоришь…

– Это и есть легко.

– Пожалуйста, скажи честно: ты, конечно, собираешься использовать… свои необычные способности?

– Тебе лучше ничего об этом не знать. С Белым Трибуналом покончено, но прежних законов никто не отменял.

– Тогда я спрошу только одно. Ты говорил, что запас этой силы ограничен, и я бы не хотела…

– Не беспокойся. На то, чтобы разобраться с Пфиссигом Квисельдом, вполне хватит того, что осталось.

– Я просто не знаю, как тебя благодарить. Я каждый раз прибегаю к тебе за помощью.

– Поверь, я только рад возможности сделать хоть что-то полезное.

Глубокой ночью Пфиссигу было Явление. Он спал и не видел, как холодный зеленый свет заполнил его комнату, впрочем, сам пришелец в любом случае был недоступен обычному зрению.

Спящий Пфиссиг не подозревал о его присутствии и не делал бесполезных попыток сопротивляться. Он только ощутил сквозь сон ледяные пальцы, вторгнувшиеся в его беззащитный разум и завладевшие всем его существом. Проснувшись, он уже не принадлежал себе, и оставалось только подчиниться. Крошечная частица его сознания, оставшаяся свободной, в ужасе и отчаянии бессильно наблюдала, как Явление неторопливо перебирает его мысли и воспоминания, отыскивает нужные и затем, ловко дергая за невидимые нити, принуждает марионетку подняться с постели. Пришелец уверенно направлял его к той стене спальни, где за резной панелью скрывался потайной шкафчик.

Пфиссиг отодвинул панель и извлек на свет пачку драгоценных бумаг. Свободная часть его сознания в ужасе смотрела, как тело несет их к камину, где еще тлели оставшиеся с вечера угли. Неимоверным усилием он сумел на миг остановить свою руку, но в следующую секунду чужая воля одержала верх, и рука покорно швырнула бумаги в огонь. С минуту он ждал, пока над краями листков не расцвел алый цветок, потом язычки пламени заплясали веселее, и скоро в камине осталась лишь тонкая пленка пепла. Где-то в глубине души всколыхнулась жалость к себе и горькое разочарование, но Пфиссиг едва ощутил их, потому что Явление еще не закончило свое дело. Искусный кукловод направил тело обратно в постель. Пфиссиг чувствовал, как оно забирается на перину и подтягивает к подбородку теплое одеяло. На мгновение мозг обожгла яркая вспышка: чистый свет, не причинивший боли. Затем она погасла, и все кончилось. Пфиссиг крепко спал.

Утром он проснулся поздно, бодрый и отдохнувший. Вот только последние шесть месяцев жизни начисто исчезли из его памяти.

Управлять сознанием других людей обходится дорого.

Тредэйн сидел в отцовском кабинете. На столе перед ним стояли часы. Нижняя колба была полна темной пыли. Посещение Пфиссига поглотило последние частицы его колдовской силы. Пора было отдавать долги.

Страх почти уравновешивался желанием положить всему этому конец. Все равно как, лишь бы все побыстрее закончилось. Как ни ужасно Сияние, это вес же лучше, чем мучительно ждать конца.

Прошлой ночью, когда упала вниз и погасла последняя сияющая пылинка, он ждал, что Злотворный немедленно предъявит свои права на него. Однако ночь сменилась рассветом, утро превратилось в полдень, а Ксилиил не появлялся. Если бы не память о сделке, с каждым часом все горячее пылающая в мозгу, Тредэйн счел бы, что о нем забыли.

Наконец, ближе к вечеру, он понял, что от него требовалось. Еще несколько минут – и он бы ушел.

В дверь внизу застучали, потом целая горсть щебня ударила в ставень. Гленниан, понятное дело. Кому еще придет в голову бросать камушки в окно? Кому он нужен, кроме нее? Как ни странно, эта мысль доставила ему удовольствие. Повидаться с ней в последний раз… Это облегчит боль потери. Попрощаться…

Прихватив свечу, Тредэйн спустился вниз, открыл и впустил девушку в гостиную.

Она стояла среди останков заросшей паутиной мебели, точь-в-точь как прошлым вечером, только теперь на ее лице сияла улыбка. Когда-то она показалась ему не слишком красивой, но сейчас Тредэйн понял, что ошибался.

– Получилось! – объявила Гленниан. – У Пфиссига пропали из памяти шесть последних месяцев. Он совершенно здоров, но ничего не помнит. Просто чудо!

Не такое уж и простое… Ему удалось улыбнуться.

– Да, понимаю. Это, конечно, твоя работа. Слов нет, чтобы высказать, как я тебе благодарна.

– Уже высказала.

– Этого мало. Я тебе стольким обязана…

– Ты мне ничем не обязана, Гленниан. Я был рад помочь тебе. Хоть раз моя сила была потрачена на что-то стоящее. Жаль, что я не догадался раньше.

– Ты словно прощаешься… – в восторженном голосе девушки засквозила тревога.

– Да. Удачно, что ты зашла сегодня. Мне было бы жаль уйти, не простившись с тобой. Я как раз собирался выходить.

– Сейчас? О чем ты говоришь? Кто же пускается в путь на ночь глядя?

– Иногда приходится. Пожалуйста, не спрашивай меня.

– О… понимаю… И надолго?

– Навсегда.

– Даже так? С чего вдруг?

– Не «вдруг». Я закончил все дела здесь, и больше меня ничто не удерживает в Ли Фолезе.

– Значит, ничто? Ну что ж… – ее улыбка погасла. – Можно спросить, куда ты направляешься?

– Собираюсь в путешествие. Довольно далекое.

– И если бы я не застала тебя, даже не попрощался бы?

– Я думал, что не знал, что сказать на прощанье. Но, кажется, ошибся. Я знаю, что хочу тебе сказать. Вот что: я теперь понял, что ты во многом была права. Ты назвала мои мечты о мести мелкими…

– Я погорячилась.

– Ты была права. Единственный раз я сделал что-то стоящее, когда помог тебе. Все остальное было пустой тратой сил. Я о многом жалею, очень о многом, и больше всего – о жизни, которую мог бы разделить с тобой. Надеюсь, ты не обидишься на мои слова.

– Нет, – медленно проговорила она. – Как странно. Когда я девчонкой всюду за тобой таскалась… ты не представляешь, как часто я мечтала услышать от тебя именно такие слова. Столько лет прошло, а я все мечтала…

– Значит, я не ошибся? Это могло бы сбыться?

Гленниан кивнула.

– Но почему «бы»?

– Ты подарила мне на прощание сокровище. Я буду хранить его вечно.

– Не понимаю! Если все так, как ты говоришь, зачем тебе уезжать?

– Уже слишком поздно что-либо менять.

– Почему поздно?

Ответа не было, и девушка почувствовала, как ужас сгоняет краску с ее лица, но продолжала настаивать:

– Ты хотел бы прожить со мной жизнь, но не зовешь меня уехать с тобой?

– Нет. Я должен уйти один.

– Почему? И куда? Ты пугаешь меня. Куда ты собрался?!

– Не пугайся, не нужно. Все уже решено.

– Что решено? Что все это значит? Ты бежишь, потому что тебе грозит опасность? Разве твоя сила не может тебя защитить? И куда ты собираешься?

– Тебе пора домой.

– Пожалуйста, скажи мне!

– Я скажу, что желаю тебе добра и счастья, а со мной ты ничего этого не найдешь. Иди, – он взял девушку за локоть, провел ее к выходу и открыл дверь. Гленниан неотрывно смотрела на него, и в ее глазах было столько тревоги и заботы, что Тредэйн почувствовал, как оттаивает что-то в его душе. Ни о чем не думая, он притянул девушку к себе и поцеловал. Ее губы дрогнули, отвечая ему, но когда он выпустил девушку, тревога ее в глазах стала сильнее.

– До свидания, Гленниан.

Она вышла, и он закрыл за ней дверь.

Гленниан ушла, пора было уходить и Тредэйну. Дорога займет не один час, так что лучше поспешить. Зайдя в кабинет, он сунул в карман песочные часы, накинул теплый плащ, прихватил фонарь и пару свечей про запас и пустился к выходу. В лицо ударил осенний ветер. Тредэйн последний раз оглянулся на величественное здание отцовского дома – и пошел прочь. Городские улицы уже казались ему чем-то неизмеримо далеким. Он быстро миновал талисман над открытыми городскими воротами, пробел мимо запертых на ночь лавок. Впереди светились огни «Поверженных Злотворцев», а за гостиницей начинались зеленые окраины города.

Скоро Ли Фолез остался позади. Вдоль дрефского тракта тянулись поля и огороды. Он был один на ночной дороге, безоружный, лишенный колдовской силы, и попадись ему па пути шайка разбойников, едва ли он сумел бы отбиться.

Вот уж что неважно, так это смерть! Впрочем, сейчас уже все неважно.

Свернув с тракта, Тредэйн углубился в лес. Без фонаря здесь было бы не пройти. Он шел через поросшие лесом холмы, к Цинову Зубу и дальше, по шуршащему Морю палой листвы, к гребню холма, нависавшего над заброшенным домом Юруна Бледного.

Ночной воздух был густ и неподвижен. Сквозь мрак и туман Тредэйн не мог различить ртутного блеска озера Забвения и крепости на острове. Да ему и не хотелось их видеть. Быть может, лучше бы ему никогда не покидать крепости Нул. Но тогда Белый Трибунал все еще правил бы страной. Это утешение он унесет с собой в Сияние, вместе с памятью о Гленниан.

Он спустился по заросшему пепельной травой склону в мрачную тень железных деревьев и прошел по жухлым грязно-желтым листьям к базальтовым ступеням дома колдуна. Дубовая дверь все еще висела на ржавых петлях. Он шагнул внутрь, как заходят домой, прошел по знакомым коридорам и легко отыскал дверцу, за которой лежала непроглядная тьма.

За спиной громко и явственно прозвучали шаги. Хрустнуло битое стекло. В населенной призраками тиши покинутого дома хруст показался необыкновенно громким. Он выждал несколько секунд и рывком обернулся навстречу преследователю, который даже не попытался спрятаться.

– Гленниан!

Тредэйн готов был ударить глупую девчонку. Неужели она не понимает, что он печется лишь о ее благе!

– Собственной персоной.

– Я мог бы догадаться.

– Но не догадался же.

– Ты следила за мной!

– Твой фонарь видно издалека.

– Зачем?

– Я беспокоюсь за тебя.

– Напрасно. Тебе здесь не место.

– Спасибо за, совет, но позволь мне решать самой.

– Мы уже попрощались.

– Ты попрощался. Я – нет.

– Ты понимаешь, что сейчас будет?

– Думаю, что догадываюсь.

– Тогда должна понимать, что это опасно и для тебя.

– Нет. Только для тебя. Ты в самом деле хочешь остаться с ним наедине?

– Нет!

– Да.

– Очень жаль. Потому что я твердо намерена спуститься по этой лестнице. Помнишь, ты обещал показать мне, что там внизу? И дважды сплюнул!

– Мы были детьми…

– Есть другое предложение. Давай убежим на край света и спрячемся в диких лесах.

– Станем отшельниками, будем есть ягоды и пить дождевую воду?…

– Если придется.

– От Сущего Ксилиила не спрячешься.

– Пожалуй… Тогда пойдем ему навстречу.

Ее не отговорить, да и прогнать не удастся. Может быть, ради нее самой стоило бы стукнуть ее так, чтобы она полежала часок без сознания, но чем он тогда лучше Пфиссига? Ничего не поделаешь. К тому же ему нужна была поддержка. Тредэйн молча протянул девушке руку.

Они вместе спустились по ступеням, как он когда-то и обещал. Поворот налево, за угол, где сквозь разбитую Дверь в мастерскую колдуна сочился голубой свет. Комната, забитая запретными чудесами. Все, как ему запомнилось. И посредине – железная клетка со старинным фолиантом.

Он покосился на Гленниан. Девушка смотрела вокруг круглыми от удивления глазами и, не противясь, позволила отвести себя в самый темный угол.

– Сиди здесь, – посоветовал Тредэйн. – Молчи и не шевелись. Не вздумай вмешиваться, что бы ты ли увидела.

– А что я увижу? – она невольно понизила голос. – Что ты будешь делать?

– То, что надо. – В мозгу Тредэйна все настойчивее горела память о сделке. Он подошел к железной клетке. Тогда эта книга подсказала ему, что делать. Сейчас он знал все наизусть, но непреодолимая сила заставила его соблюдать ритуал.

Губы произносили запретные слова. Разум подготовился. Он уже не замечал окружающего мира, его сознание вступило на тропу, соединяющую миры. В последний раз Тредэйн бросил призыв в бесконечную пустоту.

В таком состоянии он мог бы ждать целую вечность, однако рассчитывал на быстрый ответ. Тредэйн применял к Ксилиилу человеческую мерку и предполагал, что Сознающий поспешит за своей собственностью. И ошибся. Ожидание длилось так долго, что Тредэйн решил уже, будто его призыв остался незамеченным. Наконец медленно разрастающееся сияние показало ему, что зов услышан.

Невольно отпрянув от невыносимого света, сознание колдуна вернулось в родной мир. Тредэйн открыл глаза в мастерской Юруна и взглянул на Сущего Ксилиила. Знакомое, но вечно чуждое холодное прикосновение мысли. За спиной в страхе или изумлении вскрикнула Гленниан. Мелькнула мысль, способна ли она ощутить этот нечеловеческий разум. Однако колдуну было не до раздумий. Он знал, что время пришло.

– Я – твой, – вслух произнес Тредэйн. Он ждал мгновенного прекращения телесной жизни – и снова обманулся в своих ожиданиях. Ничего не случилось.

Ксилиил не отвечал. Он был здесь, совсем близко, но внимание его, казалось, было поглощено чем-то иным, и он не откликнулся на обращение своего смертного раба, словно не заметил его.

Длившееся молчание было мучительно. Ужас, так долго сдерживаемый, разрастался, причиняя почти физическую боль. Имея дело со смертным, Тредэйн предположил бы, что мучение затягивается намеренно, но Ксилиил не знал, что такое человеческая жестокость, и Тредэйн не понимал происходящего.

Боль еще лучше помогла сосредоточиться, и тогда в нем забрезжило понимание. Тредэйн уловил легкую дрожь чужого разума. Нечто сродни задумчивости, если такое понятие вообще было применимо к Сознающему.

Пытка становилась невыносимой.

– Я готов, – напомнил Тредэйн. Его голос звучал ровно, но даже его самообладание не могло длиться бесконечно.

– И я готова, – услышал он голос Гленниан.

Ужаснувшись, он в то же время понял, что этого нужно было ожидать. Как он мог надеяться, что она будет смирно сидеть в уголке? Тредэйн пару раз помог ей, девчонка вообразила, что она перед ним в долгу, и теперь намерена расплатиться. Сумасшедшая!

Он должен был это предвидеть.

Нельзя было брать ее с собой! Лучше бы он ударил ее и оставил снаружи, и плевать на свободу выбора! Теперь поздно жалеть…

Тредэйн обернулся к девушке и замер, пораженный ее видом. Она выступила из своего угла и стояла теперь рядом с ним, купаясь в сиянии, исходящем от Ксилиила. Ее глаза отражали неземной свет, и в них не было страха, а только удивление и, пожалуй, радость открытия.

– Великий Ксилиил, я думаю, ты слышишь меня, – обратилась Гленниан к Сознающему. – Я знаю, чего ты ищешь, и готова предложить тебе себя в обмен на этого купленного тобою человека.

– Нет! Не лезь, – простонал Тредэйн.

Она продолжала, словно не слыша:

– Ксилиил, ты только выиграешь от этой замены. В отношении потребного тебе человеческого разума я по меньшей мере равна Тредэйну ЛиМарчборгу. Кроме того, я обладаю свойством, которого нет у него.

– Прекрати, – приказал Тредэйн. – Ты не понимаешь, На что идешь!

– Во мне живет способность создавать музыку, – упрямо гнула свое Гленниан. – Эта редкая искра в огненной материи разума, несомненно, обогатит тебя. Ты должен понимать, о чем я говорю, потому что ты сам отчасти – музыка, как и другие, подобные тебе в твоем родном мире.

– Хватит. Он не слышит тебя! – Тредэйн схватил ее за плечо.

– Он слушает.

– Он не станет иметь с тобой дела, – Тредэйн сильнее сжал ее руку, не заботясь, что причиняет девушке боль. Если боль может заставить ее замолчать, он готов избить ее до синяков.

– Этого ты знать не можешь, – она даже не взглянула в его сторону.

Он в самом деле не знал, и сердце сжалось от страшного предчувствия, как ни разу не сжималось от страха за себя.

– Я подслушала однажды отголосок великого хора, звучащего в твоих мыслях, – Гленниан снова обращалась к Злотворному. – Слушай мой разум. Я повторю его для тебя, – она застыла неподвижно, прикрыв глаза.

Тредэйн догадывался, что она поет про себя. Или не просто поет – в мыслях она способна была воссоздать мощное звучание целого оркестра. Что бы он ни делал, ей удалось привлечь внимание Ксилиила. Впервые за сегодняшний день Тредэйн уловил отголосок интереса, и его пронзил ужас.

– Прекрати! – он схватил девушку за плечо и что было силы встряхнул.

Должно быть, ему удалось вырвать Гленниан из транса, потому что она открыла глаза и сказала обычным голосом:

– Великий Ксилиил, эту музыку и много других мелодий я отдаю тебе в обмен на принадлежащего тебе человека.

– Я не позволю! – Тредэйн сжал кулак, размахнулся, готовый ударить. К тому времени, как она очнется, все будет кончено. Ей не придется вечно терпеть муки, которых она, в своем порыве великодушия, не способна даже вообразить. Но какая-то сила удержала его руку. Кажется, с ужасом понял Тредэйн, Сущий Ксилиил желал услышать продолжение.

– Не тебе решать, – повернулась к нему Гленниан.

– Все давным-давно решено!

– Тихо, – отрезала она. – Он слушает мою внутреннюю музыку и думает. Теперь это касается только его и меня.

– Нет!

Бесполезно. Его крик прозвучал фальшиво и жалко. С ней нет смысла разговаривать. Тредэйн обратился к Coзнающему.

– Договор был заключен, условия выполнены. Тебе осталось только получить плату.

Его не слышали и не замечали.

Бессильная мольба затерялась в пустоте. Не в его силах остановить ход событий, начало которым положил он сам. Отчаяние обострило все чувства, и теперь Тредэйн улавливал отзвуки мыслей Ксилиила, вслушивавшегося в музыку Гленниан. И отклик, разбуженный ее музыкой в Сознающем, подтвердил самые страшные опасения колдуна.

Сущему Ксилиилу понравилась музыка Гленниан ЛиТарнграв! Он счел ее предложение достойным рассмотрения.

Она тут ни при чем! – мысленно выкрикнул Тредэйн, понимая, что Злотворный не станет отвечать на эту очевидную нелепость.

Она была очень даже при чем. И хотя Гленниан ввязалась в это дело по собственной воле, вина лежала только на Тредэйне ЛиМарчборге.

Думая лишь о мести, он сломя голову несся к гибели. И потащил за собой Гленниан.

Каждый его шаг, каждое решение привели к тому, что творилось сейчас в мастерской Юруна. Ненависть и гнев помутили его разум, и вот он добился цели. Свершил свою дорогостоящую, ничтожную месть. Ради чего он продал себя и погубил единственную девушку, за спасение которой, не задумываясь, отдал бы жизнь?

Но ее уже не спасти. У него нет ничего, что сравнимо для Ксилиила с ее музыкальным даром. Теперь она проклята – из-за него.

Он думал, что полжизни провел в отчаянии. Только сейчас он узнал, что значит отчаяние.

Вспышка горя и ненависти к себе превосходила все муки в Сиянии. У него больше не было слов, чтобы молить или проклинать, да если бы и были, разве прорвется жалкий человеческий крик к сознанию Сущего Ксилиила?

Однако Ксилиил что-то заметил. Необычайная сила чувств смертного заинтриговала пришельца из иного мира, и Тредэйн ЛиМарчборг снова подвергся неторопливому обследованию.

Он уже испытывал подобное, но никогда еще осмотр не бывал таким долгим, таким пристальным, таким невыносимым. На этот раз Ксилиил не открыл ни крупицы себя. Он только нестерпимо долго перебирал горячечные мысли смертного.

Тредэйн почувствовал, что сходит с ума. Мысли путались, и только одно желание сохраняло ясность и силу:

– Получи свою плату с меня!

Сказанные вслух слова упали в пустоту. Ксилиил исчез, его больше не было здесь. Пытка кончилась. Тредэйн покачнулся и схватился за край ближайшего стола, чтобы не упасть. Мысли и зрение прояснились, и он встретился взглядом с Гленниан. Ее губы шевельнулись, но слов он уже не услышал, потому что передышка оказалась недолгой.

Его разум вновь соприкоснулся с сознанием Ксилиила, и Тредэйн прошептал.

– Договор был заключен, и условия выполнены. Колдун наконец-то дождался своего ответа. Какая-то сила, исходившая извне, заставила его вытащить из кармана склянку песочных часов. Тредэйн взглянул – и не поверил своим глазам. В верхней колбе светилась одинокая песчинка: последняя сияющая крупица колдовской силы. И пока она светилась, уплата долга откладывалась.

Но несколько часов назад ее не было. Он истратил все. Ошибки быть не могло. Он не сошел с ума и не бредил. А значит, появление песчинки может иметь только одно объяснение. Тредэйн спросил у Ксилиила:

– Зачем?

Он знал, что услышан, но долгое время казалось, что – Ксилиил все равно не ответит. Потом возникли слова:

Все это было бессмысленно… Я добился того, к чему стремился…

Он сам сказал это не так давно. И еще:

Я не получил того, чего хотел… Только раскаяние и… отвращение к себе.

– Зачем ты глумишься над моим поражением? – Ответа не было, по Тредэйн и сам понял, что Ксилиил не думал издеваться над безразличным ему низшим существом. Он просто пытался дать объяснение, хоть сколько-нибудь доступное человеку. И Тредэйна внезапно осенило:

– Ты усомнился в своей цели? Хочешь от нее отказаться?

Ответа не было. Возражений тоже.

– Ты готов пощадить свой мир?

Все это ничего не дало…

В мыслях Ксилиила Тредэйну послышалось желание поскорее со всем этим закончить. Надо было торопиться с вопросами.

– Что же ты будешь делать?

Тредэйн думал, что задал простейший из вопросов, но ответ Сознающего вовсе не был простым. На Тредэйна обрушилась лавина невнятных образов. Лишь несколько обрывков мыслей прорвали барьер непонимания.

Симбиоз сознаний.

Это он, кажется, уже слышал, и сумел уловить хотя бы общий смысл.

Автонн. Изгнанники. Аномалии.

Встречи. Общение. Рассуждения.

Исследование. Наблюдения.

Созерцание. Размышления.

Новое решение.

Обрывки, но общий смысл ясен.

– Когда же ты окончательно решишь? – спросил Тредэйн.

Когда…

Тредэйн не знал, был ли на самом деле дан ответ или просто почудилось.

– И куда ты теперь?

Ответ был, но понять его Тредэйн не сумел.

– Ты вернешься?…

Когда закончу.

– И когда это будет?

Ответа не было, не было больше и Ксилиила. По крайней мере, в мире людей.

Магия покинула мастерскую Юруна. Погас колдовской свет, и только искорка в колбе песочных часов испускала тоненький луч, почти терявшийся в свете фонаря. Все мгновенно переменилось, стало понятным и будничным. Тайна отступила в тень.

Тредэйн почувствовал, как легкая рука коснулась его плеча. Он накрыл ее своей.

– Ты слышала? – спросил он.

– Почти все, – откликнулась Гленниан. – Но не все поняла.

– Смертному этого не понять, – он повернулся к ней и в полумраке увидел блестевшие в глазах девушки слезы.

– Он вернется за тобой, когда умрет свет в часах или ты сам?

– Может быть, если не забудет. Право за ним, но не думаю, чтобы он вернулся, не разобравшись со своим «симбиозом сознаний». Время в нашем понимании для него не существует: миг равен году или тысячелетию.

– Но что это значит для тебя? Ясно, что ты получил отсрочку приговора. Но надолго ли?

– Понятия не имею.