Текст книги "Сумеречный мир"
Автор книги: Пол Уильям Андерсон
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
ЦЕПЬ ЛОГИКИ
Брат принесет брату яд и проклятие,
И сыновья сестер расторгнут узы родства,
И более не станет человек щадить другого человека,
Тягость накроет мир, прибудет блуд и распутство,
Век топора и меча расколет щиты,
Век бурь и волков закончится гибелью мира.
Старшая Эдда
Глава 1
Мальчика почти всегда окружало одиночество, и даже среди детей или во время разговоров с ними ему казалось, что он стоит на дальнем краю пропасти, к которому еще не подвели мостов. Его единственным другом был тощий серый пес со странной шишковатой головой и свирепым нравом. Их часто видели на безлюдных окраинах, где они бесцельно бродили по равнинам, заросшим густым лесом, или по высоким обрывистым холмам, которые на многие мили тянулись вдоль реки. И теперь, когда они шли по гребню скалы на фоне кровавых бликов пламеневшего заката, их облик пробуждал в душе какое-то смутное чувство – худенький, оборванный большеголовый мальчишка казался гномом из страшной легенды, а лохматое неуклюжее животное, семенившее за ним по пятам, походило на существо из ада.
Родерик Вэйн увидел их именно так. Возвращаясь домой, он заметил сына на другой стороне реки и громко позвал мальчишку. Тот остановился, медленно повернулся к отцу, и в его глазах застыло изумленное любопытство. Вэйн с болью узнал этот взгляд, хотя на фоне багрового неба Аларик выглядел лишь темным уродливым пятном. И он знал, что сын будет смотреть на него долго-долго, словно не узнавая, словно стараясь присмотреться и вспомнить лицо… чужака. Старая печаль захлестнула сердце, но Вэйн позвал его еще раз:
– Эй, малыш, иди сюда!
День в мастерской выдался трудный, и Родерик устал. Починка машин – это, конечно, не уроки математики в саутвэлском колледже, но на развалинах мира выбирать не приходилось, и, чтобы выжить, люди соглашались на все. По сравнению с другими ему еще повезло – так что грех жаловаться.
В давние времена река пересекала территорию колледжа, и каждый вечер после классной работы он прогуливался вдоль берега, попыхивая трубкой, помахивая тростью и размышляя о чем-нибудь хорошем, например о застывших вершинах красоты современной квантовой механики или о том, что Карен приготовит на ужин – да, именно об этих двух вещах, которые только на первый взгляд казались несоотносимыми. В такие тихие летние сумерки он забывал о тревогах и планах на завтра – для них и так хватало времени. Он неторопливо шел по извилистым аллеям, вдыхая табачный дым и прохладный вечерний воздух. В воде отражались кроны старых высоких деревьев, а закат разливал по небу медь и расплавленное золото. Иногда ему удавалось остаться наедине с рекой и далекими звездами. Но чаще с широких и ровных лужаек доносились голоса студентов, которые радостно приветствовали всеми любимого и уважаемого профессора Вэйна.
С тех пор прошло шестнадцать лет, и эти чудные воспоминания уже покрылись пеленой забвения. В памяти остался лишь злой, непередаваемо ужасный кошмар войны, который за пару месяцев стер с лица Земли каждый мало-мальски важный город. А потом потянулась череда страданий и бед – болезни, голод, грабежи, невыносимый труд и горе, искорежившее человеческие судьбы. Все это скрыло за собой счастливые прежние дни, будто смыв их потоком стремительных событий. И отныне территория колледжа превратилась в пустошь с почерневшими развалинами, где в высокой траве темнеют туши коров и пустые строения, проливая кирпичные слезы, таращат слепые окна на могилы людей.
Города исчезли, мировая культура сгорела в огне братоубийственных сражений, и больше не было нужды в профессорах. Тихий студенческий городок в сельской глубинке Среднего Запала захлестнула волна удушливой коммунистической диктатуры, которая жесткой рукой защищала все, что осталось в этих местах. И наступили страшные времена, когда каждого пришлого встречали пулей, а со всех сторон подступали кочевые банды и озверевшие от голода мародеры.
Но чума прошла стороной, и даже в ту первую зиму большая часть населения выжила благодаря собранным заранее запасам злы. Трактора и комбайны ценились на вес золота. Когда горючее кончилось, их начали переделывать в машины, приводимые в движение лошадьми, быками и людьми. Техников и механиков отчаянно не хватало. Вэйна определили в мастерскую по ремонту машин, и он, к общему удивлению, стал настоящим знатоком своего дела. Никто не мог так ловко распотрошить бесполезный автомобиль и добыть из него запасные части для бесценных комбайнов. За этот талант его прозвали Каннибалом и повысили до управляющего мастерской.
Но годы шли, и ситуация все больше менялась к лучшему. Диктатуру отменили. Саутвэл снова стал частью страны. Но здесь по-прежнему не нуждались в профессорах, а для идущего на убыль числа подростков вполне хватало обычных учителей. Вэйн остался начальником ремонтной мастерской. И вот теперь, устав до дрожи в руках, он брел домой в залатанном засаленном халате. И который раз вид сына, его странный долгий взгляд пробуждали старую печаль и мрачные мысли.
Аларик Вэйн перебежал мост и присоединился к отцу. Они создавали странный контраст – высокий сутулый мужчина с седыми волосами и удлиненным морщинистым лицом, а рядом тощий оборванный мальчишка, слишком маленький для своих четырнадцати лет, с большой головой, насаженной на нелепое короткое тельце, которое казалось несоразмерным с длинными и тонкими ногами. В путанице взъерошенных каштановых волос его лицо выглядело тонким вытянутым овалом; в огромных светло-голубых глазах застыла безмятежная пустота.
– Где ты бегал, сынок? – печально спросил Вэйн.
На самом деле он не ожидал ответа, и его действительно не последовало. Аларик редко разговаривал, и иногда казалось, что он просто не слышит большей части вопросов. Сын смотрел вперед, словно ослепшее создание, но даже при всем его неуклюжем виде в мальчике чувствовалась какая-то необыкновенная привлекательность.
Губы Вэйна скривились в жалкой улыбке, разум заполнила бесконечная усталость. Вот оно – наше будущее. Люди решили оставить мутантам право на жизнь, они смирились с их расовым существованием, признав дом и семью наивысшей привилегией каждого гражданина. Никто не знал, к чему это приведет, и люди боялись задумываться о будущем.
Они поднялись на холм и пошли по улице. Между плитками мостовой росла трава, в зарослях сорняков стояли полуразрушенные дома. Чуть дальше начинался необитаемый район. В сравнении с довоенным временем население сократилось наполовину. Стерильность, болезни и стычки с бандитами нанесли городу непоправимый ущерб, несмотря на новую волну переселенцев, после того как власти сняли ограничения на въезд.
Саутвэл вновь приобрел ухоженный вид, в нем появились черты средневековья. По улицам со скрипом катили фургоны, запряженные лошадьми. Женщины в грубых домотканых платьях спешили на рынок. Вечернюю мглу рассеивали факелы и самодельные фонари. В окнах домов сияли теплые отблески свечей.
На мостовой среди собак, лошадей и крупного скота играли дети. Мимо Вэйнов пробежала стайка чумазых мальчишек – вполне нормальных по старым стандартам и слишком нормальных в своей крикливой злобе:
– Мути! Мути! Мутант, а-ха-ха-ха-ха!
Скорее всего Аларик их просто не заметил, но свирепый пес ощетинился и зарычал на ребят. В сумерках его огромная бугристая голова лишь издали напоминала собачью и выглядела чертовски жутко. Маленькие пуговки глаз пылали красным огнем.
Потом им встретилась еще одна группа детей – таких же грязных и оборванных, как первые. Мутанты. Ни одной одинаковой пары. Звериные лица, похожие на страшные маски. Пальцем меньше, пальцем больше. Беспалые ступни и копыта, покрытые ороговевшей кожей; изогнутые спины и нелепая раскоряченная хромота. Визгливая скороговорка карликов. Толстопузые гиганты по семь футов в высоту при своих шести годочках. Бородатые семилетки. А многие и похуже того.
Однако некоторые из них вообще не имели явных отклонений. И хотя большая часть мутантов выглядела довольно неприятно, их патология не влияла на дееспособность и выживание – во всяком случае не в этой группе. Двое или трое казались вполне нормальными. Их внутренние отличия обнаружили по чистой случайности. Вэйн полагал, что большинство так называемых чистых детей тоже имели мутационные, до сих пор не вскрытые различия, которым предстояло проявиться позже. Впрочем, не каждое отклонение являлось уродством. Например, чрезмерно длинные ноги или ускоренный метаболизм помимо неудобств давали массу преимуществ.
Дети Саутвэла – да и всего мира, если верить слухам, – делились на две категории. Существовала и третья группа, но ее почти никогда не принимали в расчет. В нее входили безнадежно искалеченные мутанты, рожденные с такими умственными и телесными отклонениями, что их жизнь длилась не более десятка лет.
Вэйн помнил ужас и отчаяние, когда после войны почти каждый рожденный ребенок нес отпечаток явной патологии. Люди шли на аборты, убивали детей и устраивали погромы. Потом все понемногу улеглось. Родители смирились с тем, что в трех случаях из четырех их дитя окажется мутантом. Но в глубине души они верили, что ребенок будет настоящим, «чистым», и если не в этот раз, то в следующий. Многие отказывались от «неудачных» детей и отдавали их в приюты. Хотя иногда – правда, очень редко – мутации вызывали благоприятные изменения.
Вэйн таких ребят не видел. В народе ходило немало слухов о мутантах-суперменах, но он сомневался, что в этих удивительных историях есть хоть доля истины. У хаоса тысячи путей, но только некоторые из них вели к созданию жизни. Тем не менее он знал многих детей, у которых бесспорно хорошие приобретения сопровождались потерей чего-то другого – например глухого Мартина с его бесподобным орлиным зрением.
Увидев этого мальчишку в компании других мути, Вэйн кивнул ему, и тот помахал в ответ. Остальные намеренно его не замечали. Мутанты избегали взрослых людей, а порою ненавидели их или питали к ним подозрение. И у них были на то основания. Это первое поколение зарождавшейся расы подвергалось безжалостной травле. Их оскорбляли и избивали – причем не только «нормальные» дети, но и «нормальные» взрослые. Теперь же, когда основная часть их гонителей повзрослела и мути стали большинством среди детей, обоюдная неприязнь и разногласия свелись к угрозам, дворовым дракам и разбитым окнам. Мутанты вдруг поняли, что Земля в конце концов достанется им, и, затаив обиду, решили немного подождать. Смерть и старость людей превратились в их союзников.
Но Аларик… Старая боль уколола сердце. Конечно, мальчик – мутант. Когда они отстроили госпиталь и запустили рентгеновскую установку, снимки показали, что внутренние органы мальчика находятся в перевернутом зеркальном положении. В общем-то ничего особенного – такое случалось и до войны. Но потом у него появились черты слабоумия. Он почти не говорил, а если и говорил, то очень плохо. Аларика исключили из начальной школы за неуспеваемость, и это окончательно отдалило его от окружающего мира. Все-таки странно… Сын много читал, причем с потрясающей скоростью, и Вэйну часто казалось, что мальчик переворачивает страницы просто от безделья. Малыш без устали возился с приборами, которые Родерик перетащил домой из брошенных лабораторий колледжа. Он собирал из проводов и деталей замысловатые конструкции, но им недоставало смысла и цели. А еще, время от времени, Аларик произносил до странности умные и многозначительные замечания, хотя скорее всего они лишь казались такими, и несчастные родители выдавали желаемое за действительное.
Аларик был всем, что у них осталось. Маленький Айк, рожденный перед самой войной, умер от голода в первую зиму. А после Ала Карен никак не могла забеременеть – радиоактивность оказывала на многих людей медленное стерилизующее воздействие. И все же грех жаловаться… Ал хороший мальчик – воспитанный, послушный, очень застенчивый и душевный. У него нет восприимчивости к цветам, но не всем же рождаться художниками.
Карен встретила их у порога. Взглянув на ее оживленное радостное лицо, Вэйн почувствовал прилив сил и отголосок забытого счастья.
– Приветствую вас, джентльмены! – закричала она. – Вы еще не слышали новость?
– Нет. А какую? – спросил Вэйн.
– Сегодня к нам прилетел правительственный самолет. И скоро наш город войдет в систему регулярных воздушных перевозок!
– Ты шутишь!
– Честное слово! Я слышала это от пилота, а он не меньше чем полковник. После обеда мне понадобилось сходить на рынок, и, когда он приземлился, я как раз проходила мимо поля. Ну как тут удержаться и не поговорить?
– Действительно, как тут удержаться? – повторил Вэйн, любуясь женой.
– Ах ты, дразнилка! Но слушай дальше. После того как набежала толпа зевак вроде меня и появился мэр, пилот объявил об открытии авиалинии. Я сама два месяца работала на расчистке посадочной полосы, но, честно говоря, мне не очень верилось, что мы когда-нибудь будем называть ее аэропортом. И все же наша мечта сбылась. Мы верили, работали не покладая рук, и она исполнилась. Отныне город будет получать одежду, горючее, машины, продукты… Хотя вряд ли – продукты, я думаю, нам придется отправлять самим. Кстати, о еде – суп там не выкипит?
Ужин получился на славу – все было просто, но со вкусом. Вэйн яростно набросился на еду. Его челюсти перемалывали пищу, а ум – беспокойные мысли.
– Меня не перестают удивлять нелепые повороты нашей цивилизации, – проворчал он, отодвигая пустую тарелку. – Сначала она вознеслась, как глиняный колосс, затем рухнула в отвратительной войне, и нам пришлось начинать почти с самого начала. Но люди сохранили накопленные знания. У нас остались машины и необходимое оборудование, а значит, мы можем отстроить страну, минуя тупики и промежуточные этапы. Пусть исчезли железные дороги и скоростные магистрали – их заменит национальная сеть воздушных линий. Пройдет десяток лет, и мы пересядем с лошадей и велосипедов в кабины личных самолетов.
– А главное – мы больше не будем в изоляции, – с энтузиазмом отозвалась Карен. – В нынешнем году это уже четвертый контакт с внешним миром. Даже не верится, что мы снова станем частью мира.
– М-м-м, вернее, частью его остатков, а это не так и много. Мне говорили, что от Европы и большей части Азии почти ничего не осталось, а Африка и Индокитай скатились на грань дикости.
– Ты только представь себе, какой любопытной будет новая культура, – мечтательно сказала Карен. – Маленькие города и поселки, связанные воздушными линиями. Я думаю, люди откажутся от гигантских индустриальных центров. Как странно… Маленькие города, а между ними огромное пространство дикой природы.
– Да, – согласился Вэйн. – Но я не стал бы строить сейчас какие-то предположения. Конечно, мы можем констатировать небольшое улучшение: во многих поселениях люди восстановили быт и хозяйство; чума, жуки и болезни растений почти побеждены; армия отогнала бандитов на далекий юг. Девять лет назад правительство отменило военное положение. Соединенные Штаты и Канада подписали пакт об объединении, а всенародным голосованием на пост президента избрали Хью Драммонда.
– О мой всеведущий! Я это тоже знаю. К чему ты ведешь?
– Несмотря на все эти достижения, у нас впереди еще долгий путь. Юг страны затопила варварская анархия. Изредка властям удается выходить на связь с городами Латинской Америки, России и Китая, Австралии, Южной Африки и другими регионами мира. Данные этих контактов подтверждают, что Северная Америка превратилась в маленький остров цивилизации, который со всех сторон окружен океаном дикости. К чему приведет такая ситуация? И что принесет Земле ее молодое племя? Сие тайна, покрытая мраком. Вот поэтому я против воздушных замков и предположений.
Карен натолкнулась на пустую синеву отстраненного взгляда Аларика, и ее губы задрожали.
– А вдруг они действительно создадут свою расу… суперменов, – прошептала она.
– Это невероятно, милая, хотя я согласен, что мечты и слухи о них могут создать величайшую легенду послевоенного времени. Ты же знаешь, сколько теперь рецессивных генов в каждом человеке, и отныне их проявления непредсказуемы. Пройдет несколько поколений, и на Земле не останется семьи без мутантов. Некоторые изменения могут оказаться благоприятными, но их доля так мала, что ею можно пренебречь. Только Богу известно, каким будет конечный результат. Несомненно одно – люди исчезнут с лица планеты.
– А если мутанты оставят за собой это слово и назовутся людьми?
– Вполне возможно. Но оно потеряет тот смысл, который мы вкладываем в него сейчас.
– И все же по теории вероятности в одном человеке могут проявиться несколько благоприятных изменений, – настаивала Карен. – Скажи, разве он не будет тогда суперменом?
– А почему ты не учитываешь объединения неблагоприятных черт? Нет, дорогая, твой супермен в природе невозможен. Да и что такое супермен? Пуленепробиваемый организм с моторчиком в тысячу лошадиных сил? Или макроцефал, который изъясняется па языке символической логики? Конечно, я понимаю, что ты имеешь в виду какое-то богоподобное существо, более прекрасное и возвышенное, чем остальные люди. И я согласен с тобой, что некоторые изменения в человеческой природе могли бы оказаться желанными, хотя и не всегда необходимыми. Но любой психолог скажет тебе, что ни один гомо сапиенс так и не достиг пределов своего потенциала, не говоря уже о понимании резервов человеческого организма. Людям необходимо воспитание, а не эволюция. Как бы там ни было, мы выбрали для спора плохую тему, – грустно заключил Вэйн. – Раса гомо сапиенс уничтожила себя. И теперь людьми будут мутанты.
– Да… наверное, так. Положить тебе еще кусочек мяса? После ужина Вэйн устроился в своем кресле. О табаке и газетах оставалось только мечтать, а правительство не торопилось выполнять обещание относительно новых радиостанций и телестудий. Тем не менее у него имелась огромная библиотека из собственных книг и тех, которые он спас, унеся из колледжа. Кое-что, конечно, уже потеряло свою актуальность, но большинство из них не принадлежало времени. Он открыл потрепанный том и взглянул на строки, знакомые с детства:
«О, как бы мне этого хотелось. Как часто я мечтал об этом дне! И даже если Берне прав, подойдут ли к мутантам слова простого пахаря? Лучше посмотрим, что скажет другой старый пьяница…»
Он перевел взгляд на Аларика. Мальчик растянулся на полу рядом с полукругом из раскрытых книг. Он что-то быстро выискивал то в одной из них, то в другой, самозабвенно листая страницы. Пустую синеву в глазах сменило непонятное голубое мерцание. Вэйн взглянул на книги: «Теория функций», «Ядерная механика», «Руководство по химии и физике», «Принципы психологии», «Термодинамика», «Ракетостроение», «Введение в биохимию»… Разве можно усвоить такой материал, перелистывая страницы и чередуя тексты разных книг? Этого не могли бы сделать даже величайшие гении в истории человечества. А какой бессмысленный набор… Он так и знал – просто Аларику нравится переворачивать страницы. Неужели мальчик действительно… слабоумный?
«Ладно, я просто устал. Наверное, лучше всего пойти в постель, – подумал он. – Завтра воскресенье. Можно устроить себе выходной и как следует выспаться».
Глава 2
В банде Ричарда Хаммера насчитывалось около пятидесяти мужчин и с десяток женщин, таких же тощих, хитрых и злых. Отряд медленно продвигался вдоль реки. Люди шепотом проклинали острые камни, которые впивались в босые ступни. Обломок луны над головой едва просвечивал сквозь облака. Вода бурлила на скользких порогах, и неверный лунный свет превращал ее в черную жидкую смолу. Холодный ветер шуршал и посвистывал в листве, как зловещий дух ночи. Где-то далеко залаяла собака, и, словно в ответ, в какой-то полумиле от них замычала одичавшая корова. Сырая и темная ночь ожидала зла и кровавой жертвы.
– Дик! Еще долго, Дик?
Хаммер обернулся на тихий оклик и хмуро взглянул на смутные фигуры шагавших за ним людей.
– Всем молчать, – прорычал он. – Никто не должен говорить во время перехода.
– Я буду говорить, когда захочу, – раздался из темноты наглый и громкий голос.
Хаммер сгорбился и, разглядывая смельчака, хищно выставил вперед освещенное луной лицо, которое почти полностью скрывали всклокоченные волосы.
– Я здесь начальник, – тихо напомнил он. – И если ты, сосунок, решил оспаривать власть, мы можем разобраться прямо на этом месте.
На его плече висело единственное в банде ружье, а в кармашках пояса имелось несколько патронов, но даже с ножом и дубиной, а то и просто зубами и ногтями Хаммер мог прикончить в бою любого. И только поэтому он остался в живых, несмотря на вереницу лет, отмеченных голодом, убийствами и бесконечными скитаниями. Он знал, что в банде долго не живут и главарь всегда остается первым кандидатом к покойники. Он знал, что зависть – лучший повод для убийства, а нож заносит тот, кто ближе всего. Хаммер выжил в этой гонке только потому, что забыл о доверии и покос, о жалости к себе и другим.
– Ладно, успокойся, – сердито уступил его соперник. – Я просто устал и голоден, а мы все идем и идем.
– Скоро сделаем привал, – пообещал главарь. – Я уже знаю эти места. А теперь вперед… и чтобы тихо!
Они шли дальше, почти на ощупь, смыкая от усталости глаза, и вперед их гнал только голод, проевший животы до позвоночника. После долгого перехода в несколько сотен миль по выжженным южным землям им было до злости непросто проходить ночами мимо богатых северных ферм, довольствуясь горстью кукурузных початков или парой украденных кур. Но Хаммер хотел проскочить к городу незаметно, поэтому он без лишних слов наводил порядок в отряде и вел его дальше. Никто не знал о плане главаря, но банда понимала, что эта вылазка в глубь мирной цивилизованной страны не обойдется без сражений. А значит, будут грабежи и добыча, шептались люди с волчьим нутром.
Когда Хаммер сделал привал, луна почти опустилась к горизонту. Бандиты поднялись на высокий холм, чтобы взглянуть на темную массу в двух милях от них. И они увидели город.
– Теперь всем спать, – сказал главарь. – Удар нанесем перед самым рассветом. Мы возьмем там все – еду, дома, женщин и выпивку! А может, и больше этого, парни!
Люди валились с ног от усталости. Они не могли думать ни о чем другом, кроме сна. Бандиты растянулись на земле, словно стая диких животных. Лохмотья из кожи и домотканого полотна едва прикрывали их тощие тела. Вооружение составляли ножи, дубины, косы и топоры, но иногда встречались копья и луки. Повернувшись к спящему городу, Хаммер сел на кусок скалы. В темноте его огромная фигура напоминала бородатую гориллу. К нему присоединились два его верных помощника – жилистые молодые парни, от которых на милю несло кровью и жестокостью.
– Ладно, Дик, выкладывай, что за идея, – проворчал один из них. – Не зря же мы перлись сюда как придурки. Если тебе нужны жратва и бабы, то их хватало и там, откуда мы пришли. Что ты задумал?
– Много чего, парни, – ответил Хаммер. – А теперь закройте рты и не поднимайте шума. Я объясню свой план. Этот город даст нам кое-что побольше, чем неделю кормежки, покоя и загулов. Он даст нам… дом.
– Дом! – прошептал другой бандит. В его холодных глазах появился дикий отстраненный блеск. – Дом! – повторил он. – Это слово – как из другого мира. Слишком давно я его не произносил…
– Мне довелось жить здесь перед войной, – с тихим вздохом продолжал Хаммер. – А когда все пошло ко дну, меня забрали в армию. В нашем подразделении вспыхнула чума, и те, кто не умер в первую неделю, ушли в холмы. Я отправился на юг. Страна полным ходом катилась под откос, и мне показалось, что лучше идти туда, где тепло. Но слишком многие думали так же.
– Ты рассказывал эту байку уже тысячу раз.
– Знаю, милый, знаю… А что ты хочешь? Тому, кто прошел через такое дерьмо, этого не забыть уже никогда. И я помню, как умирали люди… как их жрала чума. Но потом все понемногу улеглось, и дела пошли на поправку. Мне понравилось одно местечко, я обосновался там и завел хозяйство.
Собака снова залаяла – на этот раз гораздо ближе. Ее жуткий лай превратился в мрачное рычание. В прежнем мире таких звуков не было. Они появились после того, как начались мутации.
– Эта зверюга разбудит весь вонючий город, – проворчал один из бандитов.
– Людям нравится спокойная жизнь, и они быстро забывают уроки прошлого, – сказал Хаммер. – Вы только посмотрите, как они здесь привыкли к миру и порядку. Никакой охраны. Повсюду отдельные фермы. А там нам приходилось сражаться за каждый клочок земли. А когда поля зазеленели, на нас свалились жуки и прочая нечисть, чуть позже наводнение смыло скот, дома, запасы… и я снова подался в банду. С тех пор мне часто вспоминались старый дом и тихий Саутвэл, его прекрасные пастбища и умеренный климат. Судя по слухам и рассказам, вся эта часть страны жила почти как раньше. И поэтому я решил вернуться.
Свет луны скользнул по лицу Хаммера. В холодной тьме блеснул оскал его зубов.
– Ладно, босс, ты всегда любил потрепаться. Может быть, поднатужишься и перейдешь к делу?
– А это и есть дело, малыш. Городок отрезан от всего мира – ни железных дорог, ни телефона. Если мы захватим его, наши парни позаботятся об окрестных фермах. Мы заткнем рот каждому, и соседние поселения ничего не узнают. Но слушайте дальше… Вы и сами заметили, что здесь бывают представители правительства. В кукурузе всего несколько жуков – значит, кто-то должен опылять посевы. Вчера мы видели пролетевший самолет. И мне кажется, они тут частые гости.
Его помощники тревожно поморщились. Один прошептал:
– Я не хочу иметь дел с правительством. Они нас попросту повесят.
– Если дотянутся! На самом деле это власть слабаков. Они даже не пытались прорваться на юг, и лишь пару раз трусливо сунули туда свой нос. Я так полагаю, что все правительство сидит в том городе, о котором мы слышали. И этот город находится где-то в Орегоне. Но мы узнаем подробности от тех, кого захватим. Они все расскажут!
Слушайте внимательно, ребята! По каким-то причинам правительство хочет наладить связь с Саутвэлом. Машин и дорог не хватает, поэтому они используют самолеты. А значит, рано или поздно один из них приземлится в этом городке. Пилот вылезет из кабины, и самолет станет нашим. Я еще не забыл, как сидеть за штурвалом. Мы слетаем в Орегон и, приземлившись в столице, прихватим с собой какую-нибудь большую «шишку», а то и самого президента. Пилот расскажет нам все – куда садиться, где кого искать. Их самолеты примелькались, шума от них мало, к тому же никто не ожидает такой заварухи. Если их вояки заметят нас, они подумают, что прилетел кое-кто из своих.
Вот так, парни. Мы захватим большую «шишку» и узнаем, где хранятся атомные бомбы. Наверняка у них под боком есть какой-то запас, и нашему заложнику придется сделать все, чтобы мы их получили. А если ему наплевать на свою жизнь, мы возьмем его семью, чтобы жена и дети замолвили за нас словечко. Так или иначе, бомбы будут наши. По городу расползутся слухи, страна потеряет доверие к власти, и правительство пошлют ко всем чертям. Мы перетащим сюда бомбы и оружие, объявим эту территорию своей и станем хозяевами Саутвэла – князьями, баронами… королями! А позже наши люди отправятся на завоевание других земель. И ни одно правительство нас уже не остановит.
Хаммер вскочил. Он уже видел в воображении картины великого похода. И, конечно же, в глубине души он знал, что его предназначение не в грабежах и разбоях. Закаленный болью и горем, после долгой битвы за жизнь, Хаммер видел себя победителем – Александром… Наполеоном. Он действительно хотел сделать свою страну великой и мощной державой. Что касается других… Слишком долго в его судьбе «другие» означали «врагов», и плевать он хотел на остальную половину мира.
– Больше не будет голода, – тихо шептали его губы. – больше не будет замерзших от стужи и промокших под дождем. Люди узнают покой. Никто не будет прятаться и убегать. Мы остановим это вечное бегство в никуда. Наши дети перестанут умирать от голода. Они будут расти такими, какими их задумал Господь – свободными и счастливыми. Эх, парни! Мы построим собственное будущее… И я уже вижу прекрасные высокие города под мирным и добрым солнцем.
Его помощники неловко шевельнулись. После десяти лет общения они привыкли к странным перепадам настроения своего грозного главаря. Восторженные речи и огромные амбиции Хам-мера не вмещались в рамки мышления этих парней, но внушали им ужас и благоговейный трепет. На юге о ловкости и дерзости Хаммера ходили легенды, и даже враги уважали его за удачу. К тому же план казался простым и выполнимым.
Размышляя о будущем, они обычно мечтали о хорошем богатом доме с большим гаремом и грудами барахла. Но свержение правительства было настоящим делом, за которое не жалко отдать и жизнь. Им с детства твердили, что во всех болезнях и бедах, во всей их горькой судьбе виновато только правительство. Потом оно стало их врагом. Оно убивало лучших друзей, лишало добычи, загоняло в трудовые лагеря. Правительство мешало жить, натравливая на них всех и каждого. И оно никогда не оставит их в покое… наедине с этой милой зеленой землей.
По если они сделают это… Если у них появится оружие… Собака, бродившая вокруг стоянки бандитов, мелькала в пятнах лунного света, как бесформенная призрачная тень. Издав короткий тоскливый вой, пес медленно спустился по склону холма и помчался к засыпавшему городу.
