Текст книги "Щит времен"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

1902 ГОД ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА

Квартира Шалтена в Париже, громадная и роскошная, находилась на левом берегу, у бульвара Сен-Жермен. Выбрал ли он эту улицу умышленно? Шалтен обладал изощренным чувством юмора. Эверарду он заметил, что наслаждается жизнью богемы, а соседи, привыкшие к ее странностям, не обращают особого внимания на самого Шалтена.

Стоял теплый осенний полдень. В окна вливался воздух, слегка отдающий дымом и густо пахнущий конским навозом. Редкие автомобили неуверенно пробирались между повозками и экипажами. Меж закопченных серых стен, под деревьями, меняющими цвета от зеленого к желтому и коричневому, по тротуарам толпами текли люди. Кафе, магазины, кондитерские бойко торговали. Жизнь кипела вовсю. Эверард старался забыть, что через несколько лет этот мир обратится в руины.

Обстановка вокруг него – мебель, драпировки, картины, книги, бюсты, старинные безделушки – свидетельствовала о стабильности, которая прочно утвердилась после Венского конгресса. Эверард, однако, заметил и несколько предметов из Калифорнии 1987 года. То был совершенно иной мир, причудливый и далекий как мечта – мечта или ночной кошмар?

Он откинулся на спинку кресла. Кожа скрипнула, зашуршала набивка из конского волоса. Эверард выпустил клуб дыма из трубки.

У нас возникли трудности при поисках Чандракумара, – говорил он, – поскольку мы не знали, где именно его держат в заключении. Узники из нескольких камер увидели поразительное зрелище. Но в конце концов мы установили его местонахождение и вытащили из тюрьмы. С ним все в порядке. Допускаю, что к той неразберихе, которую мы уже устроили, добавились видения, исчезновения и прочее. В мирное время это вызвало бы настоящую сенсацию, но тогда у людей было полно других забот, а кроме того, в кризисные периоды в воздухе постоянно рождается множество истеричных россказней, но их быстро забывают. Отчет по тому периоду, с которым я ознакомился, подтверждает, что исторический ход событий не изменился. Но вы наверняка и сами его читали.

«История. Поток событий, великих и малых, бегущий от пещерных людей до данеллиан. Но что же происходит с маленькими пузырьками воздуха в этом потоке, с неприметными заурядными личностями и происшествиями, которые быстро забываются и чье существование или отсутствие вовсе не влияет на течение истории? Хорошо бы вернуться вспять и выяснить, что случилось с моими попутчиками, с Гиппоником, с теми двумя женщинами и младенцем… Хотя нет, не стоит. Жить осталось ровно столько, сколько отпущено, а в жизни и без того немало печального. Быть может, они спаслись…» – думал Эверард.

Сидящий напротив Шалтен кивнул, не выпуская длинную трубку изо рта.

– Разумеется, – сказал он. – Хотя я и не опасался изменений. Вы могли схватить или не схватить экзальтационистов, кстати, примите мои поздравления, – но вы в любом случае действуете продуманно и ответственно. Кроме того, это особо устойчивая зона пространства-времени.

– Ой ли?

– Эллинистическая Сирия важна, но Бактрия лежит на окраине цивилизации. Ее влияние всегда было незначительным. После заключения мира между Антиохом и Эфидемом…

«Да уж, поладили, что называется, полюбовно, – наследник одного престола женился на наследнице другого, – и снова все тихо-мирно, и кому какое дело до убитых, искалеченных, изнасилованных, уморенных голодом, унесенных эпидемиями, ограбленных, угнанных в рабство? Кому какое дело до разбитых надежд и сломанных жизней? Один день переговоров – и все опять спокойно».

– Как вы знаете, Антиох двинулся в Индию, но ничего не добился. Его подлинные интересы лежали на Западе. Когда Деметр взошел на бактрийский трон, Антиох, в свою очередь, вторгся в Индию, но за его спиной возник новый узурпатор, отнявший у него Бактрию. Последовала гражданская война. – Крупная лысая голова качнулась из стороны в сторону. – Должен заметить, что гений греков так и не поднялся до государственной мудрости.

– Правда, – пробормотал Эверард. – В… да, в 1981 году, кажется, они возьмут на пост премьер-министра профессора из Беркли.

Шалтен часто заморгал, пожал плечами и, не обращая внимания на слова Эверарда, продолжил:

– К 135 году до Рождества Христова Бактрия пала перед кочевниками. Они не были бесчеловечны, но под их властью цивилизации пришел конец. Эллинская династия в западной Индии тем временем ассимилировалась с коренными народами страны и ненадолго пережила свою северную кузину. Она не добилась сколько-нибудь значительных достижений, достойных упоминания, и память о ней вскоре стерлась.

– Знаю, – произнес Эверард раздраженно.

– Я и не намеревался наставлять вас, – вкрадчиво отозвался Шалтен, – я лишь изложил собственную точку зрения. Греческая Бактрия оказалась идеальным отрезком истории, для того чтобы заманить туда экзальтационистов. Страна эта никогда не была особо значимой для остального мира, и, чтобы изменить ситуацию, потребовалась бы целая цепочка невероятных событий – не только в самой Бактрии, но и во всем эллинском мире. Следовательно, по закону действия и противодействия, переплетение мировых линий в Бактрии было особенно устойчиво и прочно на разрыв. Конечно, мы потратили немало усилий, чтобы вызвать у экзальтационистов противоположное впечатление.

Эверард откинулся на спинку кресла.

– Будь… я… проклят!

Суховатая усмешка едва коснулась губ Шалтена.

– А теперь, – сказал он, – мы должны завершить наш розыгрыш. Как говорят в вашей родной эпохе, произвести подчистку. Вам, учитывая ваше положение, необходимо знать правду. И, если бы вы узнали все позже, это могло бы быть опасно. Причинно-следственные петли – штука тонкая. Ваша работа в Бактрии должна быть завершена, поэтому вы должны получить информацию о нашей подготовке к операции до наступления восьмидесятых. Я подумал, что визит в мою Прекрасную Эпоху придется вам по душе.

– Вы хотите сказать, что письмо, найденное в Афганистане русским солдатом и использованные нами в качестве приманки, фальшивка?

– Именно. Неужели эта мысль никогда не посещала вас?

– Но у вас в запасе был миллион лет, даже больше, чтобы подыскать подходящую ситуацию…

– Лучше создать одну, но детально подготовленную. Она себя оправдала. Благоразумие требует теперь вернуть все на свои места. Никакого письма никогда не было и не будет.

Эверард выпрямился в кресле. Черенок трубки в его руке хрустнул и отломился, но он даже не заметил горящего табака, рассыпавшегося по пышному ковру.

– Постойте! – воскликнул он. – Вы что же, намеренно изменяете реальность?

– Получив на то особые полномочия, – услышал он в ответ.

Эверард молча сжал зубы.

1985 ГОД ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА

Здесь, где созвездие Медведицы нависало так низко, ночь пронзала холодом до костей. Днем горы скрывали горизонт, заслоняя его скалами, снегом, облаками. Мужчина, задыхаясь, брел по горному кряжу, чувствуя, как осыпаются под его сапогами камни, и изнемогая от невозможности вздохнуть полной грудью. Горло его пересыхало все сильнее. Еще страшили пуля или кинжал, которые с наступлением темноты могли лишить его жизни на этой пустынной земле.

Юрий Алексеевич Гаршин заблудился и уже потерял надежду встретить своих, но продолжал идти…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ДО БОГОВ, СОЗДАВШИХ НЕБО

31275389 ГОД ДО РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА

– О! – воскликнула Ванда Тамберли. – Посмотрите, скорее!

Ее лошадь захрапела и испуганно отпрянула. Руками и коленями девушка пыталась успокоить животное, а сама подалась вперед, широко раскрыв глаза, чтобы как следует рассмотреть явившееся ей чудо. Встревоженные приближением крупных зверей, с дюжину животных помельче стремглав выскочили из-под кустов слева от Ванды и бросились наутек. Свет играл на пятнистых шкурах – размером животные были с волкодава, с трехпалыми копытами и удивительно похожими на лошадиные головами. Они пересекли тропинку и вновь скрылись в диких дебрях.

Ту Секейра рассмеялся.

– Их предки?

Он коснулся своей лошади и ее, как бы показывая, что он разбирается в доисторических животных, рыщущих по африканским джунглям. На обратном пути его пальцы скользнули уже по бедру Ванды. Она едва замечала его. Счастье буквально переполняло ее. Земля эпохи олигоцена – рай для палеонтолога…

– Мезогиппусы? – гадала она вслух. – Думаю, нет, вряд ли. Но и не миогиппусы, слишком рано для них, так ведь? Боже мой, как мало мы знаем! Даже с помощью машины времени мы собрали лишь крупицы! Промежуточный вид? Если бы я только захватила с собой камеру!

– Захватила – что? – спросил он.

Она бессознательно употребила английский термин в темпоральном, который был у них единственным языком общения.

– Оптический записывающий аппарат.

Необходимость объяснять неизвестный ее спутнику термин несколько развеяла восторженное состояние Ванды. За один только этот день она видела множество диковинных созданий. Сотрудники Патруля не могли не влиять на природу в окрестностях Академии. Похожих на львов нимравусов и саблезубых тигров, например, давно уже отстреляли по всей округе, потому что звери часто набрасывались на людей, когда те отправлялись в джунгли, и одно это уже сказалось на экологическом состоянии региона. Однако, когда у слушателей Академии выпадало несколько свободных дней, они, как правило, разлетались по отдаленным районам – полазить в горах, побродить по живописным тропам или отдохнуть на каком-нибудь идиллическом острове. В целом, человечество едва коснулось этих времен, когда род людской еще не появился на Земле. Тамберли здешние места казались совершенно девственными по сравнению со Сьеррой или Йеллоустоуном поры ее появления на свет.

– Тебе придется изучать и камеры, – сказала она, – и множество других примитивных приспособлений. Я вдруг поняла, сколько еще тебе предстоит узнать.

– Не только мне. Всем нам, – ответил он. – Но мне нужно будет очень постараться, чтобы выучить все, что знаешь ты.

Обычно он так не скромничал. Яркая натура, и Ванде он нравился, но у нее мелькнула мысль о том, что он, должно быть, понимает: этим ее интерес надолго не удержишь. А может быть – она едва заметно пожала плечами, – он решил начать атаку в более мягкой манере. В будущей работе и это пригодится.

В любом случае, он говорил правду. Патруль позаимствовал технику обучения из далекого будущего – будущего и для нее, и для него. Через два часа занятий любым языком они уже владели им в совершенстве, он просто отпечатывался в памяти, и это лишь частный пример. Но даже при этом интенсивность занятий и тренировок достигла пределов человеческих возможностей. Редкие передышки пролетали, как дуновение ветра. Как раз сегодня у Ванды выдался свободный день: можно было или поспать, или погулять. И она решила выбрать прогулку и присоединилась к Секейре.

– Но я буду иметь дело с животным миром, – возразила она. Американизм влетел в темпоральный прежде, чем она это заметила. – Люди гораздо сложнее, а тебе предстоит заниматься как раз людьми.

Он родился на Марсе, в эпоху Солнечного Содружества, и после окончания Академии готовился работать в группе, которая изучала и контролировала раннюю стадию космических разработок. Проникнуть, не вызвав подозрений, в такие места, как Пенемюнде, Уайт-Сэндз или Тюратам, уже огромный риск. Но события тех лет слишком серьезно влияли на дальнейшую историю, и агенты Патруля должны были защищать их от вмешательства любой ценой, даже ценой собственной жизни.

Губы Секейры изогнулись в улыбке.

– Кстати, о людях и всяких сложностях: нам не надо возвращаться к занятиям до восьми ноль-ноль завтрашнего дня.

Ванда почувствовала, как кровь прилила к лицу. Слушатели в свободное время были предоставлены сами себе, с тем лишь условием, чтобы досуг не вредил их здоровью.

«Согласиться? Или не стоит?.. Или все же устроить себе веселое приключение перед следующей долгой зубрежкой? Но нужно ли мне это?»

– В данный момент я слышу лишь зов желудка, – твердо сказала она.

Кормили в Академии хорошо, порой даже роскошно. Благо в распоряжении поваров была вся история кулинарного искусства.

Он снова засмеялся.

– Не смею препятствовать. А то ты еще меня проглотишь. Однако после… Впрочем, поехали!

Они едва умещались рядом на узкой тропинке и ехали, то и дело касаясь друг друга коленями. Секейра пришпорил коня и пустился легким галопом. Следуя за ним, Ванда подумала, что обычная форменная одежда просто недостойна его гибкого тела. Здесь больше подошел бы алый плащ…

«Эй, девочка, сбавь-ка обороты», – тут же осадила она себя.

Лес остался позади, и они спустились с холмов. Ее взору открылся великолепный вид. Все чувства словно покинули Ванду, оставив в душе лишь восторженное удивление: она и в самом деле здесь, за тридцать миллионов лет до своего рождения!

Свет золотом разлился по степи, простирающейся далеко за горизонт. Звездами сияли цветы, колыхалась, словно волны, трава, шелестел ветер. Кое-где безграничную равнину нарушали небольшие рощицы и вкрапления кустарника, вдали выстроились вдоль берега большой коричневой реки деревья. Ванда знала, что в воде и в тине кипит жизнь – личинки, насекомые, рыбы, лягушки, змеи, водоплавающие птицы, стада гигантских кабанов и маленьких гиппопотамов. Небо заполняли крылья.

Академия раскинулась на возвышенности, которую строители укрепили на случай возможных наводнений. Тысячелетия за тысячелетиями сады, газоны, коттеджи, невысокие аккуратные сооружения, выкрашенные в спокойные тона, оставались на одном и том же месте и почти не менялись. Когда последний выпускник покинет стены Академии, строители снесут ее, не оставив никаких следов. Но это произойдет лишь через пятьдесят тысяч лет.

Ванда ехала верхом, упиваясь воздухом – мягким, напоенным запахами растений, земли и цветов. А между тем год едва перевалил за точку весеннего равноденствия. То, что когда-то станет Южной Дакотой, раскинулось вокруг, как мечта о будущей Калифорнии. Ледники придут сюда лишь спустя целую геологическую эпоху.

Тропинка превратилась в хорошо утрамбованную широкую дорогу. От развилки она потянулась вокруг жилых корпусов до конюшен, расположенных в дальнем конце территории. Секейра и Тамберли сами поставили лошадей в стойла, расседлали и обтерли их. Работа в Патруле по большей части не требовала таких навыков, но Академия считала нужным обучить слушателей самым разным видам ремесел и воспитать чувство ответственности – это никогда не лишнее.

Работая, Ванда и Секейра перекидывались добродушными репликами. «Привлекательный шельмец», подумалось ей.

На улицу они вышли рука об руку. Снаружи их поджидал человек; в лучах закатного солнца от него тянулась по земле огромная тень.

– Добрый вечер! – поздоровался он.

Голос невыразительный, одет, как и они, но Ванда каким-то образом уловила тон, которому не следует перечить.

– Слушатель Тамберли?

По существу, это был не вопрос.

– Меня зовут Гийон. Я хотел бы поговорить с вами – буквально несколько слов.

Секейра застыл рядом как вкопанный. Ее пульс подскочил.

– Я сделала что-то не так? – спросила Ванда.

– Нет повода волноваться, – улыбнулся Гийон.

Она не могла понять, насколько искренней была эта улыбка. Расу тоже трудно было определить. Тонкие черты лица говорили об аристократическом происхождении, но из какого века?

– Может быть, вы окажете мне честь, поужинав со мной? Надеюсь, вы извините нас, слушатель Секейра.

«Откуда он узнал, что я здесь? Конечно, это возможно, если занимаешь достаточно высокий пост. Но зачем?»

– Но я вся пыльная, грязная, и вообще…

– Вы, в любом случае, собирались привести себя в порядок и переодеться, – сухо заметил Гийон. – Часа вам хватит? Комната 207. Преподавательский корпус. Все очень просто и неофициально. Благодарю вас. Жду.

Он учтиво отдал честь. Ванда ошеломленно отсалютовала в ответ. Плавной походкой Гийон направился в сторону административных корпусов.

– Что случилось? – прошептал Секейра.

– Ни малейшего понятия. Но мне лучше пойти. Извини, Ту. В следующий раз.

«Может быть». Она торопливо двинулась к себе и вскоре забыла про Секейру.

Сборы помогли ей отвлечься от размышлений. Слушатели Академии жили в отдельных комнатах с ванными, необычно и продуманно оборудованными, как и обещал Мэнс Эверард. Ванда, подобно большинству ее однокашников, захватила из дома кое-какую одежду. Разнообразие костюмов добавляло колорита их вечеринкам. Хотя, учитывая разное происхождение студентов, они и так были достаточно романтичны и занимательны. Впрочем, слушателей вербовали не из такого уж широкого временного диапазона. Ванде в самом начале объяснили, что в отношениях представителей слишком далеких друг от друга цивилизаций возникает порой раздражение, непонимание или откровенная неприязнь. Значительная часть ее товарищей по Академии происходила из периода примерно с 1850 по 2000 год. Некоторые, подобно Секейре, прибыли из более далекого будущего; но их культуры были совместимы с ее культурой, и общение с людьми XX века тоже входило в программу учебной подготовки.

Подумав немного, она выбрала скромное черное платье, кулон из серебра с бирюзой работы индейцев навахо, туфли-лодочки без каблуков и подкрасила губы.

Нейтрально, не вызывающе и не уныло. Что бы ни было у Гийона на уме, он вряд ли собирается соблазнять ее.

«А я тем более, – подумала Ванда. – Боже, и как такое в голову придет?»

Но, видимо, она все же представляет для него какой-то интерес. Хотя она – зеленый новобранец, а он… судя по всему, большая шишка. Наверняка агент-оперативник… Или еще выше? Ванда только сейчас поняла, что практически ничего не знает о высшей иерархии Патруля.

А может быть, иерархии и не существует. Может быть, к эпохе Гийона человечество переросло необходимость жесткого подчинения. Сегодня вечером, не исключено, ей удастся что-нибудь узнать об этом… Предвкушение чего-то нового окончательно вытеснило волнение.

Проходя через кампус по мягко светящимся в сумерках дорожкам, она повстречала нескольких знакомых и поздоровалась с ними, но, возможно, не так тепло, как обычно. Со многими из однокашников у нее сложились добрые дружеские отношения, но сейчас ее мысли были заняты совсем другим. Видя, как она одета и куда направляется, никто ее не задерживал. Хотя, разумеется, новость будет живо обсуждаться уже сегодня, а завтра ей следует приготовиться к расспросам. Возможно, отвечать придется примерно так: «К сожалению, ничего не могу сказать. Секрет. Извините меня. Мне пора на занятия».

Затем Ванда вдруг задалась вопросом: а все ли годовые выпуски новых рекрутов занимаются в Академии по одним и тем же программам? Вряд ли. Общества, уклад жизни, образ мышления, чувства – все это наверняка будет сильно меняться на протяжении миллиона лет истории. Большая часть того, чем она занималась сейчас, показалась бы ее прежним профессорам из Стэнфорда чистым безумием… Ванда невольно рассмеялась.

Прежде ей не доводилось бывать в преподавательском корпусе или даже видеть фотографии помещений. Боковой вход вел в маленькую пустую комнату, из которой гравитационный лифт мгновенно доставил ее наверх.

Сразу ясно, что демократическая атмосфера Академии – на самом деле всего лишь атмосфера, хотя польза для обучения тут была несомненная. Ванда ступила в коридор – не застланный ковром пол, податливый и теплый, казался живым. Отовсюду струился переливчато-радужный свет. Дверь с номером 207 исчезла при ее приближении и вновь появилась, когда Ванда вошла в апартаменты. Изящная обстановка – явно из будущего – стилем напоминала, тем не менее, ее родной век. Видимо, чтобы гости вроде нее чувствовали себя более непринужденно. Окно отсутствовало, но потолок открывался небу. Свет звезд был так близок, что Ванда могла видеть, как они разгораются в чистом прозрачном воздухе все ярче и ярче и ночь наполняется их великолепием.

Гийон встретил ее джентльменским рукопожатием и в той же манере усадил в кресло. В рамах на стенах висели движущиеся трехмерные картины: утесы во время прилива и силуэт горы на фоне заката. Она не знала, записанные это изображения или живые, как не узнала и тихо звучащую мелодию. Возможно, что-то японское, подумала Ванда, догадавшись, что музыку Гийон подобрал специально.

– Если позволите, я бы предложил вам аперитив, – произнес Гийон на хорошем английском с едва заметным акцентом.

– Немного сухого шерри, если можно, сэр, – отозвалась Ванда на том же языке.

Он довольно усмехнулся и сел напротив.

– Что ж, завтра у вас занятия, и лучше будет проснуться со свежей головой. Ужин, что я заказал, тоже, думаю, не сильно нарушит ваш спартанский образ жизни. Как вам нравится наша организация?

Она потратила несколько секунд, подбирая подходящие слова.

– Очень нравится, сэр. Трудно, но захватывающе. Вы ведь и так знали, что мне понравится.

Он кивнул.

– Предварительным тестам можно доверять.

– А кроме того, у вас есть отчет о том, как я закончила учебу. Вернее, закончу. Нет, лучше я скажу это на темпоральном.

Гийон не сводил с нее взгляда.

– Не надо. Вы же знаете, это не в наших правилах, слушатель Тамберли.

Робот плавно поднес Ванде шерри и какой-то напиток в суженном кверху бокале для Гийона. Несколько секунд ей оказалось достаточно, чтобы справиться с мыслями.

– Извините, если я что-то не так сказала. С этими парадоксами… – Она набралась смелости и добавила: – Но, честно говоря, сэр, я не могу поверить, что вы не заглянули в будущее.

Он утвердительно кивнул.

– Да. Это возможно при соблюдении некоторых мер предосторожности. Никто, кстати, и не удивился, когда вы закончили обучение с отличием.

– Хотя мне от этого никак не легче: учиться все равно надо.

– Разумеется. Вы должны работать над собой, набираться опыта. Некоторые, узнав, что их ждет успех, расслабляются, поддаются искушению облегчить себе жизнь, но вы, я уверен, гораздо умнее.

– Понимаю. Успех никому не гарантирован просто так. Я могла бы завалить экзамен и изменить этот фрагмент истории, но, понятное дело, не хочу этого.

Несмотря на вкрадчивые манеры Гийона, напряжение вновь охватило Ванду. Она сделала глоток благоухающего терпкого напитка и постаралась расслабить мышцы, как ее учили на тренировках.

– Сэр, почему все-таки я здесь? Не думаю, что во мне есть что-то особенное.

– В каждом агенте Патруля Времени есть что-то особенное, – ответил Гийон.

– Хорошо, не спорю… Но мне… Я ведь буду всего-навсего исследователем узкого профиля, причем моя специальность – даже не антропология, а доисторические животные. Практически никакого риска для причинно-следственных связей. Что же тут представляет для вас интерес?

– Необычны сами обстоятельства, приведшие вас к нам.

– Так ведь вся жизнь полна неожиданностей! – воскликнула она. – Разве не удивительно, что сложилась такая комбинация генов и на свет появилась именно я? Моя сестра, например, ничуть на меня не походит.

– Веский довод. – Гийон откинулся назад и поднес к губам свой бокал.

– Вероятность относительна. Допускаю, что события, в которые вы оказались вовлечены, носили несколько мелодраматический характер, но мелодрама, в каком-то смысле, норма реальности. Что может быть более грандиозно, чем огненное рождение вселенной, галактик и звезд? Что может быть удивительнее, чем жизнь, возникшая на планетах? Постоянные невзгоды, смертельные конфликты, отчаянная борьба заставили ее эволюционировать. Мы выживаем, ведя непрерывную войну против микроскопических захватчиков и предателей в организме каждого из нас. По сравнению с этой картиной столкновения между людьми кажутся до смешного несерьезными и случайными. Но именно они определяют наши судьбы.

Его размеренный тон и менторская дикция успокоили Ванду больше, чем шерри и приемы саморасслабления.

– Что вас интересует, сэр? – спросила она. – Я постараюсь ответить.

Гийон вздохнул.

– Будь у меня точные вопросы, наша встреча вряд ли понадобилась бы. – Он вновь улыбнулся. – И поверьте, я бы много потерял. Я ведь не настолько далек от вас, чтобы ваше общество не доставляло мне удовольствия.

Ванда чувствовала, что за галантностью не скрывается ничего, кроме желания успокоить ее, чтобы она могла вспомнить и рассказать какие-то подробности, нюансы, интересовавшие Гийона. Хотя, возможно, он искренен.

– Я ищу ключ к одному делу, – продолжил он. – А вы своего рода свидетель, невинный наблюдатель. Возможно, вы заметили что-то в происшествии, или преступлении, что окажется полезным для следователя. Вот почему я использовал ваш родной язык. На любом другом, включая и темпоральный, вам не хватит выразительности. Кроме того, жесты и язык телодвижений всегда лучше соответствуют родному языку.

Преступление? Ванда ощутила легкий озноб.

– Чем я могу помочь, сэр?

– Давайте просто побеседуем. Расскажите о себе. Люди редко отказываются от такой возможности, не так ли? – Он посерьезнел. – И повторяю, вы не совершили ничего предосудительного и, скорее всего, не имеете никакого отношения к данному делу. Однако, как вы понимаете, я должен удостовериться в этом.

– Каким образом? – выдохнула она. – И что это за… дело, которое вы упомянули?

– Я не могу вам сказать.

«Не считает нужным? Или кто-то запретил?» – гадала Ванда.

– Представьте себе бесчисленные мировые линии, переплетенные в паутине причинно-следственных связей. Прикосновение к одной ниточке сотрясает всю паутину. Малейший надрыв ведет к изменению всей конфигурации. Вы уже усвоили на занятиях, что причинно-следственные связи не обязательно действуют только из прошлого в будущее. Они могут отразиться назад и даже отменить свое возникновение. Случается так, что нам известно лишь о возмущении, нарушившем покой паутины, но неведомо, где и в какой точке времени находится возбудитель беспокойства, потому что источник его, возможно, не существует в нашей собственной реальности. Остается лишь искать, проверяя всю нить… – Гийон вдруг замолчал. – Право, я не собирался пугать вас.

– Я не очень пуглива, сэр, – отозвалась Ванда, но про себя подумала: «Такими речами на кого угодно страха нагнать можно».

– Давайте считать, что я всего лишь чрезмерно осторожен, – произнес он. – Вы, как и агент Эверард, оказались втянуты, пусть и против вашей воли, в эту историю с экзальтационистами – наиболее мощной противостоящей нам группировкой, ставившей целью нарушение хода истории.

– Да, но все они были – или будут – пойманы или убиты, – возразила Ванда. – Разве не так?

– Так. Тем не менее они могут иметь отношение к чему-то неизмеримо большему. – Он поднял ладонь. – Нет, речь не идет о какой-то крупной организации или заговоре, у нас нет оснований для таких подозрений. Хаос, однако, имеет определенную внутреннюю структуру. Явления обладают способностью повторяться. Люди тоже. Поэтому и возникает необходимость изучать тех, кто некогда был причастен к великим событиям. События могут повториться, независимо от того, зафиксированы они в дошедших до наших дней источниках или нет.

– Но я была втянута в эту историю против своей воли, – пробормотала Ванда. – Мэнс… в смысле, агент Эверард, играл главную роль.

– В этом-то я и хочу убедиться, – сказал Гийон.

Он дал ей посидеть немного в молчании. Звезды на небосклоне разгорались все ярче, соединяясь в созвездия, неведомые Галилею. Когда Гийон вновь заговорил, девушка уже успокоилась.

Нет, решила Ванда, она никак не может представлять для него интерес. И скромность тут ни при чем: она была уверена, что добьется в предстоящей работе отличных результатов. Но здравый смысл подсказывал, что здесь у нее роль более чем скромная. Просто Гийон безусловно, личность таинственная и незаурядная, как всякий дотошный детектив, проверял каждую версию, заранее зная, что большинство из них ведет в никуда.

Кроме того, ему, возможно, приятно ужинать в компании молодой симпатичной женщины. Что ж, ей тоже следует оставить глупые сомнения и наслаждаться ужином и беседой. Может быть, она узнает что-нибудь о нем и о его времени…

Ни о нем, ни о его времени она так ничего и не узнала.

Гийон был учтив. Она бы даже сказала, очарователен, хоть он и не выходил за рамки присущей ему бесстрастно-академической манеры. Он никак не демонстрировал свою власть, но производил на нее то же впечатление, что и отец, когда она была девчонкой.

«Жаль, папа, ты никогда не узнаешь…»

Гийон вовлек ее в разговор о ней самой, о ее жизни, об Эверарде – не вдаваясь в деликатные подробности, но так искусно, что она лишь потом осознала, что рассказала ему гораздо больше, чем ей хотелось бы. Попрощавшись с ним, Ванда решила, что у нее просто состоялась интересная встреча. Гийон никоим образом не намекнул, что они еще когда-нибудь встретятся.

Однако, шагая к себе по теперь уже пустынным дорожкам и вдыхая ночные ароматы древней Земли, она неожиданно для себя поняла, что думает не о нем и уж совсем не о Секейре, а об этом рослом, дружелюбном и, как она полагала, очень одиноком человеке – Мэнсе Эверарде.