Текст книги "Снятие с креста"

Автор книги: Пол Клеменс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава пятая

Он выключил свет, завалился на кровать и стал смотреть в окно. Тучи раздвинулись, блеснули звезды. Он долго смотрел на них, пока они не стали засасывать. «Вселенная не имеет пространственных границ, – сказала однажды Алиция. – Но при этом пространственно ограничена». – «Это как?» – не понял Анджей. «Не знаю, – вздохнула она. – Но есть такое мнение. Подумай сам».

Альки не было на этой земле почти два месяца. Она погибла по его милости. Сейчас она где-то там, среди звезд…

Воя от тоски, он забегал по комнате. Не уснуть этой ночью. Он обулся, застегнулся, вышел из комнаты. В замке было глухо и безлюдно. Он спустился на кухню, покопался в утвари, нашел короткий нож, попробовал лезвие, спрятал в боковой карман. Это не милая сердцу Бялоленка, где можно безнаказанно разгуливать по ночным улицам…

Охранник в будке сделал вид, что он почти не спал.

– Как сигнализация? – строго осведомился Анджей.

– В порядке, – отчитался парень. – Не волнуйтесь, месье, никуда не денутся ваши картины.

– Отворяй калитку, – он кивнул на ворота. – Прогуляюсь перед сном.

– Знаете, месье, – почесал затылок охранник, – будь моя воля, я бы вас не пустил. Но мне положено отвечать за музей, а не за выкрутасы его хозяев. Вы уверены, что вам не хватает адреналина? Может, позвонить мадемуазель Шаветт, она подгонит машину?

– Оставь в покое мадемуазель Шаветт, – поморщился Анджей. – И не паникуйте, если меня долго не будет. Телефон с собой. Прогуляюсь, навещу одного знакомого. Возможно, поживу ночной жизнью Шантуа…

– Не смею вас задерживать, – вздохнул парень. – Но на всякий случай я извещу начальницу…

Он бодро дошагал до первого поворота, свернул… и встал, охваченный предательской дрожью. Дорога перед глазами едва вырисовывалась. Темная ночь, моросящий дождик. Скалы, как молчаливые идолы, со всех сторон. Порывистый ветер забирался за воротник. Черные тучи шли низко, словно загруженные бомбами дирижабли. Голая скалистая местность, ничего живого. Но именно на этой дороге кто-то прошлой ночью прикончил Франсуа Винье…

Он поднял воротник, поправил нож в кармане, чтобы не кололся, зашагал по центру дороги. В затылок давила сверхъестественная сила, дождь стучал по макушке. Он не заметил, как перешел на легкую трусцу, за очередным поворотом сорвался на бег, помчался, как кенийский спринтер…

Приступ малодушия прошел. Он миновал обе развилки, перешел на шаг. До предместий Шантуа оставалось метров двести…

Он добрался до станции техобслуживания, полюбовался закрытыми воротами, погашенными окнами, посмотрел на часы. Скоро одиннадцать. «Хвоста» из скалистой местности он не привел: дорога к морю была пустынной и под горку хорошо просматривалась. Он повернул налево от главной дороги и через минуту вышел к забавному строению, водруженному на фундаменте бывшей мельницы. Других жилых домов в округе не было. Длинный забор, отвалы каких-то пород, островки кустарника, проплешины каменистой почвы. В отдалении свалка… Домик походил на скворечник с верандой. Металлический гараж, опрятный дворик с гравийной дорожкой, квадратная беседка. Собак отставной полицейский не держал. На всякий случай Анджей решил не делать секрета из своего появления: шаркал подошвами по дорожке, кашлянул, взобрался по монолитной лестнице на мощный цоколь, опалубка которого была залита бетоном и устлана досками. За шторами горел приглушенный свет. Звонка он в темноте не разглядел, постучался.

– Месье Вассаль? – крикнул он в косяк. – Это Раковский из Гвадалона! Вы еще не спите?

– Да входите уж, – загремел задвижкой рыболов-любитель. – Так шумите, что вас еще на дороге слышно… – Дверь гостеприимно распахнулась, явив добродушную физиономию полицейского-пенсионера. – Милости просим, месье Раковский. Не поверите, но я действительно рад, что вы забрели ко мне на огонек…

Интерьер домика был полной противоположностью экстерьеру. Пьер Вассаль ценил уют и комфорт. Домик тщательно отделан, уставлен добротной мебелью. Ни одного напоминания о долгой полицейской работе, не считая пушистого черного кота с глазами опытной ищейки. Животное сидело на спинке дивана и испытующе разглядывало посетителя.

– Вы живете совсем один? – Анджей вертел головой.

– Один, – согласился Вассаль. – Жила со мной когда-то родная тетушка – я называл ее тетушка Тортила, она скончалась пару лет назад. Супруга умерла на рубеже тысячелетий, детей не вышло…

– Извините.

– Ничего, я привык. В одиночестве имеется своя прелесть. Вы ведь тоже не женаты?

– Некогда было, – улыбнулся Анджей. – Теперь придется жениться на парижанке.

– Ну, зачем же так сложно? В Шантуа тоже есть неплохие образцы. Вы пешком пришли из Гвадалона?

– Прибежал, – передернул плечами Анджей. – Вы слышали про сегодняшнее убийство?

– Да. Я разговаривал с Арманжем, он держит меня в курсе. Вам нужно обзавестись пистолетом, месье. Великий уравнитель, знаете ли. Впрочем… вы не гражданин Франции, вам такие безделушки не положены. Жалко, – Вассаль засмеялся. – Не помню, кто сказал: если хотите, чтобы желания сбывались, носите пистолет.

– Поговорим, месье Вассаль?

– Разумеется, – хозяин засуетился, выудил из бара бутылку вина, загремел лотками с фруктами в холодильнике. Выставил закуски на поднос. Поднос поставил на странное приспособление, соединяющее первый этаж с мансардой.

– А вы конструктор, – удивился Анджей. – Это приспособление напоминает всемирно известное устройство господина Гильотена.

– Вы про гильотину? Популярное заблуждение. Врач Жозеф Гильотен всего лишь предложил принцип усекновения головы, а придумал и сконструировал гильотину инженер и мастер по клавесинам Тобиас Шмидт.

– Вот так и расстаемся с мифами, – вздохнул Анджей. – Произносил ли Людовик XIV свое знаменитое «Государство – это я», а Людовик XV – не менее знаменитое «После нас хоть потоп»?

– Да кто их знает? – пожал плечами отставник. – Мы при этом не присутствовали. Но достоверно известно, что Генрих VIII, разочарованный отказом папы римского развести его с опостылевшей супругой, провел церковную реформу и женился шесть раз, причем старых жен методично отправлял на плаху… – Он нажал невидимую кнопку. Странное устройство пришло в движение, со скрипом поволокло груженый поднос наверх. – Энергия лени – самая неисчерпаемая, месье. Личное изобретение – чтобы не таскать по лестнице всякие тяжести. Пойдемте наверх – там хороший столик и обстановка…

Они сидели на крохотной мансарде в плетеных креслах, пили сладкое вино. Из старой магнитолы доносилась приглушенная фортепианная музыка. Анджей не стал рассказывать об интересе покойного к картинам Шандемо (или все же Фрагонара?), умолчал о собственноручно произведенном тайнике. Но остальное выложил добросовестно. Очень уж хотелось выслушать мнение специалиста.

– Инспектор Шовиньи в своем репертуаре, – заключил Вассаль. – Провел смотр по полной программе. Надо отдать должное этим ребятам: они неплохо подготовлены. Славно разделали эту публику, согласитесь? И темная история с гибелью супруги Фортиньяка, и грязные пятна биографии Фанконов, и Анри Жюбер, успешно прикинувшийся веревкой. Сочувствую, месье, но все говорит о повышенном внимании к Гвадалону. Кого-то видела Луиза, кого-то Йозеф, мертвая Мишель Одрэ, мертвый Франсуа Винье… Некто пускает слюну на нечто находящееся в замке. А что самого ценного в вашем замке?

– Картинная галерея, – буркнул Анджей.

– Возможно. Но не похоже на банальную подготовку к краже. Картинная галерея в замке была всегда. Украденные картины практически невозможно продать.

– Не похоже, – согласился Анджей. – Здесь что-то другое.

– Не повезло вам, – посочувствовал Вассаль. – Ни одной ниточки. Хотя постойте, – он вскинул голову. – Вы рассказали полиции про Антуана Кассара? Этот тип что-то знает – хотя, возможно, его информация никуда не годна. Но хоть что-то.

– Не сказал, – пожал плечами Анджей. – Забыл, знаете. Совершенно вылетело из головы. Завтра сделаю это обязательно.

– А я помнил, – Вассаль задумчиво посмотрел на задернутую штору. – Хотел найти Кассара вчера, забежал вечерком в город, прогулялся по злачным местам. Очень уж сильное у меня желание сунуть палку в колесо инспектору Шовиньи. В хорошем, разумеется, смысле…

– И что? – вскинул голову Анджей.

– Ничего, – Вассаль разлил по бокалам. – Не нашел. Этот крендель раньше тусовался в клубе «Аделаида» – было там лежбище, но полиция зимой эту лавочку прикрыла. Заглянул в бар «Антуанетт» на улице Легара, в заведение «Милашка» на бульваре Роуз. Бесполезно. Все делают квадратные глаза и хором твердят, что не видели Кассара уже неделю. Врут, по глазам вижу. А ведь, если поразмыслить, этот недоумок в опасности.

– Да, – кивнул Анджей. – Если его информация имеет ценность. Вы считаете, что, если полиция бросит его за решетку, парень будет в безопасности?

– Не знаю, – пожал плечами Вассаль. – Полная безопасность, как известно, только на двухметровой глубине…

От беседы остался неприятный осадок. И вино чересчур сладкое, не понравилось. Неведомая сила тащила его в Шантуа. Дождь утих, он добрел до угла станции техобслуживания… и, словно по команде, повернул налево. Через несколько минут он уже брел по центральной «ля рю», направляясь к центральной «ля пляс». Улица пустая, народа почти не было, магазины и кафе закрыты. Никому не нужные рекламы и объявления в свете уличных фонарей. Он медленно шел по тротуару, размышляя над словами Вассаля. «С местной полицией лучше не связываться, месье. Мой вам совет, не нарывайтесь, сохраняйте добродушные отношения, даже если вам кажется, что они перегибают палку. Инспектор Шовиньи – честный служака, но временами способен на пакость. Если встанет дилемма: отпустить заведомого мерзавца за недостатком улик или затолкать-таки в кутузку, подбросив, скажем, героин, он, не чураясь, выберет последнее. Катрин Дюссон резка, хотя и умеет прикинуться кошкой. Умна, адекватна, вменяема, но во имя успеха в работе может отключать все опции разом и превращаться в свирепую фурию. Арман Жулье – под стать напарнице, ядовит, проницателен, умеет подмечать нюансы. Этим ребятам лучше попусту не врать, если есть возможность сказать правду. Как говорится, сначала подумайте, потом говорите, потом не обижайтесь…»

У фонтана на центральной площади было относительно людно. Хихикала молодежь. Из подвального заведения со странным названием «Боцман Луиджи» доносилась музыка. Низкие частоты ударника его всегда раздражали.

– Ребята, – остановил он разнополую парочку. – Где тут «Милашка»?

– Там, – не тормозя, бросил парень. – На бульваре Роуз.

Он зашагал в указанном направлении. Миновал «Poste. Telegraphe». Неприятности начались, когда он свернул на улицу с красивым названием Роуз. Следующая парочка, у которой он спросил дорогу, оказалась однополой. Голубки ослабили крепкие мужские объятия.

– Там, – показал один в узкий переулок с проблематичным освещением.

– А зачем вам туда, месье? – вкрадчиво спросил второй. – Там же грязно, пьют, дерутся, ругаются. Пойдемте лучше с нами. Устроим небольшое па-де-труа…

«Поздно мне уже переучиваться, – думал Анджей, поспешно убегая. – Сами топайте в свою «Голубую устрицу».

Нужное заведение располагалось в глубине переулка. Но туда еще предстояло добраться. На весь переулок был единственный исправный фонарь. Размышляя о принципиальных отличиях (вернее, их отсутствии) Польши и Франции, он добрался до фонаря. Из щели между домами вывалилась пьяная девица в распахнутой куртке, расстегнутых джинсах и, промямлив: «Кого я вижу…» – рухнула ему на руки.

Из подворотни тут же вынырнули трое хорошо выпивших одноклеточных, один занес кулак и вопросил:

– Ты чего пристаешь к моей девушке?

У парня была пунцовая рожа, и сам он был настроен революционно. Невежливо отвечать ударом на вопрос, но другого не оставили. Анджей ударил локтем под дых и прислонил девицу к стене. Очень кстати. Краснолицый согнулся пополам, растеряв революционный задор, а двое других ловко схватили Анджея за руки. «Пропал», – мелькнула мысль. Трое идиотов – толпа, а закон толпы гласит, что суммарное количество серого вещества в толпе меньше, чем у любого из ее представителей. Продолжая размышлять о тождестве двух наций, он попытался вырваться.

– Стоять, дядя! – гаркнули в ухо. Он повернул голову. Ну и рожа. Гражданину республики неплохо досталось. Рот практически пустой: зуб снизу, зуб сверху. Это уже не рот, а клюв. Краснорожий продолжал сгибаться пополам, хватая воздух, но тут оживилась девица: ощерилась, хищно шевеля пальчиками, вцепилась Анджею в куртку, полезла во внутренний карман.

– Хи-хи, попался, дядя…

«Пострадавшие» от демографического взрыва восьмидесятых решительно не соображали, что творили. Но он стоял, не дергался.

– Какое увесистое портмоне… – уважительно заметила девица, вытягивая кошелек, набитый не только валютой, но и документами.

– Уважаем, дядя, – похлопали его по плечу справа. – Но инвалидом тебе быть.

– А ну уйди, Мари… – со скрипом разогнулся пострадавший, отпихнул девицу и вторично занес кулак. Хватка справа ослабла, он не замедлил воспользоваться случаем. Нетленный «женский» прием – ударил каблуком во взъем стопы тому, кто был справа. Тот заорал, он отпихнул его локтем, уклонился от неумелого удара. Отпрянул второй, он почувствовал свободу, присел, и краснорожий вновь добился, чего хотел – снизу в челюсть. Он пнул по коленке того, что справа, хлестнул ладонью левого и вовремя поймал за хлястик девицу, которая собралась улизнуть с его «накоплениями».

– Стоять, красавица…

– Отпусти, кретин! – завизжала она, завертелась, как юла. Он не стал ее наказывать из соображений гуманности, нажал слегка на руку, та разжалась, бумажник выпал. Девица заголосила, словно ей отрезали руку по самое горло. Он взял ее за плечо, решительно развернул, направив передом к бульвару Роуз, и, учтя вибрацию, поправку на ветер, запустил подальше. Девица помчалась, как стрела из лука.

После этого он приступил к окончательному разгрому. Двое пятились, третий вжался в стеночку, суетливо хлопая себя по брюкам. Что-то щелкнуло, выскочило лезвие. Это только добавило ярости. Он ударил в полную силу, разнося челюсть. Хулиган схватился за раздробленную скулу, выхаркивая кровь, заковылял прочь. Анджей сделал угрожающий шаг. Двое менее пострадавших, отталкивая друг друга, пустились наутек.

– И не вздумайте возвращаться! – гаркнул Анджей. – Через пять минут здесь будет полиция!

Он пнул нож под мусорный контейнер, двинулся к заведению, в неоновом названии которого отсутствовали три буквы. Сделав несколько шагов, обернулся. Уж больно назойливо царапало в затылке. Не будут молодые подонки так смотреть. Их и не было, пустой переулок. На бульваре было черно. Чернота испускала сверлящий, испытующий взгляд…

В сумрачном помещении дым стоял коромыслом. Дышать было нечем. Плавал приторный дух. Похоже, здесь курили все, что угодно, кроме табака. Барную стойку окутывало розовое свечение. Гремела музыка без мелодии и смысла. В дыму клубились неясные фигуры: голые женские ноги, бюсты, далекие от модельных идеалов. Кривлялся парень с лысиной посреди макушки и жирной косичкой. К нему ластилась девица с вываливающимся из-под топа морщинистым животом – живущая явно по принципу: то, что нельзя спрятать, нужно подчеркнуть. Буйная шоколадка, худая, как щепка, трясла косичками, дергалась, изображая припадочную.

Поборов тошноту, Анджей шагнул к барной стойке. Волосатый бармен покосился на него с подозрением. Своих тут узнавали, к чужим относились предвзято.

– Бонжур, – приветливо сказал Анджей, прикидывая, как бы лучше навести переправу. Бармен кивнул, с интересом посмотрел, как в руке посетителя образуется банкнота в пятьдесят евро.

– Выпить желаете?

– Желаю, – кивнул Анджей. – Коньяк. Без сдачи.

Бармен плеснул в стопку.

– Спасибо, – Анджей осушил залпом, покосился через плечо. Шоколадка впадала в «творческий» экстаз. Она теряла контроль над своими ужимками, рухнула на колени, полезла в штаны ближайшему созданию мужского пола. Толстушка терлась морщинистым животом о ее затылок.

– Нравится? – спросил бармен.

– Отчасти, – уклончиво отозвался Анджей. – Послушай, парень, у меня есть еще одна купюра в пятьдесят евро. Ты как?

– Ты что, гомик? – насторожился бармен и бросил взгляд на дверь в подсобное помещение.

– Нет, что ты, – испугался Анджей. – Я даже не из полиции. Мне нужен Антуан Кассар. Это важно, приятель.

Физиономия у бармена сделалась каменной.

– Я не из полиции, – повторил Анджей. – Это важно. Антуан Кассар искал со мной встречи, нашел, но ее прервали. Будь другом, помоги.

– Не было здесь Антуана Кассара, – бармен опустил голову, зыркнул глазами. – Неделю его не видел. Хватит вам уже шататься, господа. Вчера приходили, спрашивали Антуана Кассара, позавчера приходили…

– Вчера приходил Пьер Вассаль, он уже не работает в полиции, – пробормотал Анджей. Как ударило. – Постой. А кто приходил позавчера?

– Откуда я знаю, – бармен опустил глаза, – телка какая-то.

– Какая телка?

– Откуда я знаю, какая, – огрызнулся парень. – Я ее толком не рассмотрел, темно было. Одета, как цаца, рыжая, очки в пол-лица. Увижу еще раз, не узнаю.

– Высокая?

– Да бес ее знает, – бармен пожал плечами. – Но точно не коротышка.

Анджей задумался. Последняя информация ни о чем не говорила. Искать Кассара может кто угодно, вплоть до полиции. Почему бы Катрин Дюссон не облачиться в рыжий парик, не нацепить очки и не провести турне по злачным местам?

– Скажите свою фамилию, месье, – попросил бармен. – И если появится Кассар, я ему непременно передам.

– Раковский, – машинально бросил Анджей.

– Да неужто? – промурлыкали за спиной, и на плечи обрушилось нечто. Он осторожно отодвинул от себя щупленькое тельце и, стараясь не браться за обнаженные места (хотя других практически не было), усадил на соседний вращающийся стул. Бармен отступил в полумрак и вооружился сотовым телефоном. Шоколадка была пьяна в хлам, но инстинкт на мужиков работал исправно.

– Т-ты кто такой? – бухнула она, взгромоздив локти на стойку.

– Прохожий, – решил не нарываться Анджей. – Ищу одного парня. А ты кто такая?

– П-прынцесса, – представилась негритянка, заржала и ловко подъехала вместе со стулом. Девчонке от силы стукнуло восемнадцать. – А кого ты ищешь, красавчик?

– Кассара. Знаешь такого?

Девчонка развеселилась.

– А кто же не знает старину Кассара? А зачем тебе Кассар?

– Нужен. Помоги найти. Проблема у меня.

Афрофранцуженка задумалась. Потом мотнула косичками.

– Не, не канает. Своих проблем вот так, мне твои проблемы, красавчик, как… – она задумалась, сморщив лобик, подыскивая красивое поэтическое сравнение.

– Как удочка в Сахаре, – помог Анджей.

Она засмеялась.

– Точно.

Разговор не пошел. С воплем:

– А ну, не порть мне ребенка! – между ними вклинилась патлатая особь условно мужского пола, отодвинула Анджея и взяла африканку за грудь. – Жиль, организуй-ка пару дринков…

«Схожу-ка я носик попудрю», – подумал Анджей.

– Месье, – окликнул его бармен, когда он слезал со стула. – Вам туда, – и кивнул на зашторенную лесенку в глубине помещения, у которой обосновался невозмутимый громила с плохо вытесанной физиономией. Возникло странное чувство, что приключения продолжаются.

– Ты уверен? – уточнил он.

Бармен пожал плечами.

– Вы сами хотели…

Несколько робея, он поднялся по шаткой лестнице. Громила смотрел неприязненно, но пропустил. Узкий проход, облезлые двери. Если здесь он подвергнется нападению, отбиться будет трудно. Он нащупал в кармане рукоятку ножа, двинулся по коридору. Куда податься? Могли бы объяснить. Он сунулся в одну дверь. Притон. Дым коромыслом, матрасы на полу. В хлам обделанная молодежь, рискующая не дотянуть с такой жизнью до совершеннолетия. Большинство уже в трансе. Шприцы на полу, жгуты, окровавленные тряпки. Какой-то «половой гигант» с козлиной бородкой предпринимал отчаянные попытки взгромоздиться на жидковолосую барышню. Губы дамы коверкала презрительная гримаса, глаза закатывались. «Партнер» отчаялся, сполз на грязный пол. Диагноз. Бывает сексуальное большинство, бывает сексуальное меньшинство, а бывает сексуальное ничтожество…

Антуана Кассара в этом приятном обществе не было. Он закрыл дверь и чуть не врезался в накачанных ребят. Они стояли плечом к плечу и равнодушно на него смотрели.

– Привет, – сказал Анджей, почувствовав, как дрогнул голос.

– Туда, – кивнул подбородком один из парней. Анджей проследил за его взглядом. Облупленная дверь.

– Спасибо…

– И уведи этого муделя подальше, чтобы дорогу забыл, – сказал второй. – Лестница в конце коридора – на задний двор. Мы не хотим из-за него неприятностей. Вчера уже приходили по его душу.

Первый распахнул дверь, второй подтолкнул Анджея, и можно сказать, повезло, что не огрели по затылку. Он вошел в комнату, откуда раздавался богатырский храп. Не хоромы. Обросшее недоразумение по имени Антуан Кассар спало в углу, зарывшись в груду мешковины. Разило перегаром. Это ничего. Это лучше, чем выводить из наркотического дурмана. Он опустился на колени и решительно потряс парня.

– Очнись, чудо…

Он тащил его какими-то задворками, темными аллеями. Бросил на лавочку в маленьком парке недалеко от улицы Маршаль, встряхнул.

– Ну что, стареющий юноша, возродился?

– А вы не промах, приятель, – прохрипел бродяга. – О, Иисусе, голова на куски… Выпить есть?

– Забудь, – он еще раз его встряхнул. – Тебя ищут все подряд, включая полицию (здесь он несколько приукрасил). Быстро рассказывай, что знаешь. Во-первых, как ты меня узнал – тогда, на улице?

– Фото ваше видел, – Кассар взялся за голову и яростно взлохматил шевелюру. – Мишель показала перед смертью… Сам не знаю, где она его взяла… А увидел вас на улице случайно. Пробежал по переулку, обогнал…

– Хм, – Анджей задумался. – Хорошо, зайдем с другого конца. Кто такая Мишель и что вы тут задумали? Повествуй, не бойся, не потащу я тебя в полицию.

– Вы славный парень, месье, – сделал неожиданный вывод Кассар. – Я это еще тогда заметил. Только что вы хотите от меня добиться? Мишель мне сама многого не рассказывала. Такая лиса была…

– Не набивай себе цену, – разозлился Анджей. – Выкладывай, что знаешь.

– Ну, хорошо, – простонал Кассар. – Только, месье, вы должны поклясться, что никому не скажете. Антуан Кассар не преступник, у него были маленькие грешки, но никогда он не опускался до крупного криминала. И Мишель старался угомонить, как мог… Хорошо, хорошо, месье, не скрипите зубами. Я познакомился с ней в Кале, это миль сорок от Шантуа. Я не всегда был никчемным, работал санитаром в больнице. А Мишель Одрэ была мошенницей. Славной мошенницей. Хороша, стерва… Ее привезла полиция с приступом астмы, поместила в отдельную палату, охрану поставили. Звали ее тогда Мари Антуар. Мы общались, болтали по душам. Я втрескался в нее, как последний пацан. Это не я помог ей бежать, сама сбежала. Талантливо разыграла тяжелую болезнь. А прямо перед обследованием и сделала ноги… Потом пришла ко мне, просила приютить. Прожила у меня несколько дней, пока шумиха не утихла. Потом пропала, чертовка… Знаете, месье, я никогда не прыгал выше себя. Тихо сидел на своей жердочке. Всегда считал, что лучше синица в руках, чем на голову…

«Золотые слова», – подумал Анджей.

– В общем, покатился, – вздохнул Кассар. – Она нашла меня в Шантуа дней двадцать назад. Сказала, что теперь она Мишель, поскольку Мари Антуар до сих пор в розыске, и просила называть только так. Мишель так Мишель. Доброе имечко… Я помог ей устроиться на квартиру к одному парню, оградил от происков. Она сдала за эти пять лет, тоже села на иглу, осунулась. Бедная девчонка… Сказала, что бросит, как только провернет одно дельце. Она ведь умная была, много знала, водила знакомства с интересными людьми, могла прикинуться приличной… Не знаю, почему она мне все выложила. Не терпелось, наверное. В общем, Мишель долго расследовала одну цепочку. И в Шантуа собирала информацию. Даже колоться бросила. Ездила к одному архивариусу в Шартарен – он работал в Музее изобразительных искусств, сейчас на пенсии, примчалась от него просто окрыленная…

– Пока не забыли, – встрепенулся Анджей. – Имя архивариуса.

– О господи… – Кассар опять взъерошил шевелюру. – Симон Ле Пьен! Точно, Симон Ле Пьен. Я запомнил, потому что у меня когда-то был…

– Дальше, – потребовал Анджей. – Суть дела.

– Это невероятно, – усмехнулся Кассар. – И очень сложно. Но Мишель была уверена, что информация достоверна. Знаете, месье, хоть извилин и не видно, но когда их нет, это очень заметно. У Мишель этого не было заметно. Речь шла о вашей галерее… – Кассар стушевался. – Простите, месье. В общем, жили когда-то два художника. Оба – на нашей Фландрской низменности. Один – в Шантуа, другой – на территории нынешней Бельгии. Второго звали Питер Пауль Рубенс. Вы, наверное, слышали о таком, хотя давно это было…

В горле пересохло. Анджей кивнул.

– Рубенс был знаменит, а первый – не очень. Хотя и не сказать, что совсем бездарь. Пейзажи у него выходили славно…

– Как звали первого? – слова давались с трудом.

– М-м… не скажу, месье. Вот кабы вы напомнили…

– Клод Шандемо?

– Точно!

Не подвело шестое чувство. Сердце бешено забилось. Действительно, по сравнению с Рубенсом, все, что хранилось в галерее Гвадалона, – полный отстой. Он не знал, что Клод Шандемо после Парижа какое-то время жил в Шантуа. Древний, выходит, городишко…

– Вы неважно выглядите, месье, – подметил Кассар. – Может, все-таки, стоит выпить?

– Продолжай.

– По словам Мишель, этот Рубенс не всегда целиком рисовал свои картины. Поручал знакомым художникам отдельные детали…

Тоже верно. Рубенс не страдал манией величия, сознавал, что с отдельными задачами другие справятся лучше. Цветы и животных на своих полотнах доверял исполнять Яну Брейгелю – сыну Питера Брейгеля Старшего, натюрморты – Франсу Снейдерсу. «Соучастниками» его картин были Якоб Йорданс, Антонис ван Дейк. Выходит, и Шандемо не оставался при нем без работы? Пейзажи, прочая мелочовка…

– Мишель раскопала занятную историю. Рубенс недоделал картину, отдал ее этому Шандемо, чтобы что-то доделать. Ну, он вроде дорисовал. А потом в доме у Шандемо случился пожар, картина сгорела. Якобы сгорела. Темная история.

– И кто-то считает, что Шандемо ее просто припрятал? – осенило Анджея. – Но зачем?

– Да бог его знает, – пожал плечами Кассар. – Давно это было. Может, ревность замучила. Рубенс велик, а этот… так себе. А может, не было этого вовсе. Но Мишель считала, что было. Рубенс вскоре умер. Шандемо припрятал картину, за свою выдавать не стал, поскольку дураком не был, прожил долгую жизнь, натворил всякого… Считается, что Рубенса со стыда он никому не показывал. Уничтожить рука не поднималась. Вывести в свет – не решался. Всю жизнь расплачивался с совестью за грешок молодости. Так и умер со своей тайной. Но подсказку, где искать Рубенса, не оставить потомкам не мог…

– Да уж, известный был плут и затейник… – пробормотал Анджей. – Как называется картина?

– «Снятие с креста», – подумав, выложил Кассар.

Анджей потрясенно молчал. История сомнительная, но основание для нее имелось. Рубенс умер в 1640 году. Лет за тридцать до смерти, будучи еще молодым, он расписывал алтарь церкви Святой Вальпургии в Антверпене. Где и запечатлел на центральном месте свое знаменитое «Водружение креста», посвященное распятию одного небезызвестного персонажа. Обычно художники того времени изображали распятие уже свершившимся. А Рубенс решил соригинальничать. Сделал зрителя очевидцем самой знаменитой в мире казни. Палачи с натугой поднимают крест, Христос уже прибит, всюду мрак. Жутковато. Почему бы перед смертью ему не пришло в голову продолжить популярный библейский сюжет в своей неподражаемой манере? А манера явно неподражаемая, если Шандемо не решился присвоить авторство…

– Он и впрямь был затейник, – продолжал Кассар. – Сделал полотно, на котором изобразил конкретную подсказку, а потом разрезал его на две части, и получились две картины. Вроде разные, но если совместить одну с другой, то получится одна, и всем понятно, где искать Рубенса. Одну из картин продал, понаделал намеков в художественных кругах, спокойно умер… Дурная, в общем, идея. Сколько столетий прошло, можно поручиться, что полотно не сохранилось, а подсказка уже ничего не значит. Но Мишель была одержима. И не только Мишель…

Мысли в голове роились, как пчелиный клубок. Пять картин Шандемо. Или семь? Нет, пейзажи здесь точно ни при чем. Это законченные картины. Опять на ум пришел Антуан Ватто со своей «Антикварной лавкой Жерсена». Сделал картину, изображающую интерьер заполненного посетителями собрания антиквариата, а потом в чью-то умную голову (но явно не художника) пришла светлая идея картину разрезать…

– У Мишель была вторая половина?

– Нет. Но она ее видела. И держала в памяти. У Мишель была отличная память. А еще она говорила, что про Рубенса известно многим, но в основном эти искатели идут по ложному пути. Хотя все и сходится в вашей галерее. Есть только один человек, который действительно представляет опасность…

– Стоп, машина, – очнулся Анджей. – А кто еще одержим этой идеей?

– О том и речь, – неохотно буркнул Кассар. – История темная. Мишель не называла никаких имен. Она была ходячая загадка. Была уверена, что первая половина находится в вашей галерее. Расклад вкратце таков. Мишель знала человека, у которого вторая половина картины. Она общалась с ним, видела картину. Не знаю, шантажировала его или нет. Говорила, что у этого человека в поместье по соседству с вами имеется сообщник, который может провести в замок Гвадалон…

Час от часу не легче.

– Подземный ход?

– Да. Наверное…

– В каком поместье сообщник? По соседству их два: Гофрэ, Бруа.

– Бруа… Точно Бруа. Повторяю, она не называла имен. Решайте сами. Но у этого злодея проблемы. Он заполучил вторую половину картины в начале февраля. При помощи сообщника в Бруа он должен был проникнуть в ваш замок, оттуда в галерею, отключить пустяковую сигнализацию и хорошенько покопаться на складе, чтобы найти нужную вещь. Ее можно даже не похищать, просто приложить одну к другой…

«Они знали, что картина не в экспозиции, – подумал Анджей. – Уж наверняка не раз бывали в музее с экскурсиями».

– …Но тут пришла новость, что фонд, владеющий Гвадалоном, продает свое имущество, а новый хозяин распорядился закрыть музей, усилить охрану и поставить надежную сигнализацию. Всё. Проход в галерею оказался закрыт. Можно проникнуть в здание, наплевать на пищалку, нейтрализовать охрану, но через несколько минут примчится бригада из охранного агентства, а отыскать нужную картину – отнюдь не дело нескольких минут. Вот такая незадача. Пришлось злодею взять тайм-аут и ждать, пока объявится хозяин и распорядится открыть галерею. Вы в опасности, месье…