Текст книги "Коплан сеет панику"
Автор книги: Поль Кенни
Жанр:
Шпионские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)
Стоявшие возле рабочего стола два исландца высокого роста поднимали полы пиджаков, чтобы вытащить пистолеты, лежавшие во внутренних карманах.
Глава 13
– Стоять! – приказал Коплан, держа указательный палец на спусковом крючке.
Мужчины, не закончив движения, замерли. Офицер полиции встал рядом с Копланом и тоже наставил на них пистолет большого калибра.
В комнате повисла тяжелая тишина.
Находящиеся под прицелом служащие Брондстеда медленно подняли руки, потом один из них рявкнул на родном языке гневную фразу, которая, очевидно, была просьбой об объяснениях. Но в эту секунду в другом помещении послышались тяжелые шаги, открылась вторая дверь на лестничной площадке и прозвучал выстрел. Раздался хриплый крик, за ним последовал шум падения тела.
Четверо находившихся в директорском кабинете уловили шум борьбы, потом глухой удар и падение второго тела. Пол задрожал от приближавшихся быстрых шагов. Лейтенант обернулся, но расслабился, узнав одного из своих агентов. Тот произнес прерывистым голосом несколько слов; в руке он еще держал револьвер.
Офицер сразу же перевел для Коплана:
– Один из подозреваемых пытался бежать, а так как он был вооружен, мой подчиненный его застрелил. Тип, которого мы перехватили при входе, воспользовался этим, чтобы вырваться, его оглушили ударом рукоятки пистолета.
– О'кей! – одобрил Коплан, не сводя глаз с противников, внезапно еще больше побледневших. – Попросите вашего агента обезоружить двух этих субъектов.
Английский, должно быть, был знаком руководителям оснащения траулеров, поскольку они побледнели еще сильнее и без сопротивления позволили обыскать себя. В мгновение ока на них нацепили наручники.
– Который из вас двоих Бернхофт? – спросил Коплан. Ему не пришлось ждать ответа, чтобы догадаться: тот, что постарше, смотрел на него с яростью. – Вы меня, несомненно, узнаете? – спросил его Коплан сладким голосом. – Мое описание вам передали из Рейкьявика по телефону, как я полагаю. Харальд Олафсон – это друг, стоящий возле вас?
– Нет, моя фамилия Хельгасон, – возразил второй со злым лицом. – Что означает ваше вторжение? В чем вы меня обвиняете?
– Где Олафсон? – спросил Коплан более сухо.
– Вам это должно быть известно лучше, чем нам, – буркнул Ларус Бернхофт.
Франсис подавил приступ веселья: значит, инженер по двигателям был одним из двух типов в «крайслере», которых он отправил во фьорд Акранес! Но поскольку этот инцидент не касался полиции, он поспешил продолжить:
– Облегчите нашу задачу, Бернхофт. Где вы храните документы?
– Идите к дьяволу! В чем вы нас обвиняете? Что пытаетесь на нас навесить? Мы порядочные граждане и...
– Закройте пасть, – сказал Коплан. – Убийц Энгельбректа взяли сегодня днем.
Черты Бернхофта исказились. Отметив эффект своего блефа, Коплан усилил давление.
– Вы не выкрутитесь. Вы очертя голову бросились в поставленную вам ловушку: почему после инсценированного нами похищения вашего патрона вы не предупредили полицию? Три свидетеля могут подтвердить, что ваш «студебеккер» подъехал к радарной станции с опозданием в одну минуту: следовательно, вы были в курсе.
Бернхофт и Хельгасон стиснули зубы. Коплан отчеканил:
– Потому что вы надеялись, что он послужит козлом отпущения и на него навесят преступления, совершенные вами... Действительно, поскольку внешне улики были против Брондстеда, вам повезло. Но неожиданное возвращение «Ватны», о чем сообщил оператор радара, напугало вас и вызвало этот маленький семейный совет. Будто случайно, эти порядочные граждане имеют в карманах пистолеты и рассматривают полицейских как врагов. Так что не надо причитаний, вы провалились. Где бумаги?
Застыв с насупленным видом, исландцы не пошевелились. Коплан сказал офицеру:
– Их молчание глупо. Уведите их... Я переверну весь дом снизу доверху, если будет нужно.
Лейтенант не очень понимал аргументы француза, но достаточное количество улик показывало ему, что эти люди не белы как снег. Он спокойно ответил:
– Ищите сколько будет нужно. Я отправлю этих типов в камеру, для начала за ношение оружия и сопротивление властям. Я оставлю двух агентов в вестибюле внизу и после встречи с мэром приеду вам помочь.
– Спасибо! – бросил Франсис, направляясь к кабинету. Комната опустела. Шаги арестованных и полицейских затихли на лестнице, потом стукнула входная дверь.
Обыск был не таким долгим, как думал Коплан. Слишком уверенный, Бернхофт спрятал досье в единственном месте, в которое – как он считал – не сунут нос ни сотрудники компании, ни большой патрон во время одного из своих приходов: в ящик «Моторы – сметы прошлых ремонтов».
Это досье не привлекло бы внимание непредупрежденного человека. Оно состояло из десятка двойных листков желтой бумаги, абсолютно таких же, как те, что хранились в других ящиках. Буквы были точно такими же, как на других документах, отпечатанных в дирекции.
Текст был на исландском; Коплан не смог бы ничего понять, если бы в начале каждого абзаца не стояло название, первоначальная орфография которого была сохранена: это были названия атомных станций.
В списке фигурировали Саклей, Маркуль и Гренобль во Франции, Оак-Ридж среди многих других в США, Кальдер Холл, Харуэлл и, главное, Хинкли Поэнт в Великобритании. Упоминались также русские и шведские станции.
Строчки, следовавшие за названиями, изобиловали расстояниями в километрах и указаниями мест. Иногда короткий комментарий завершала одна и та же серия букв. По всей видимости, это были обвиняющие документы. Ожидая возвращения лейтенанта, Коплан продолжил осмотр, но не нашел, однако, ни планов, ни микрофильмов, ни кода.
Возвратившийся офицер сразу же осведомился о результатах поисков Коплана.
– Я нашел вот это, – сказал тот, доставая листки. – Бернхофт очень интересовался атомными станциями, как вы видите. Могли бы вы мне перевести один из этих абзацев? Вот этот, касающийся Хинкли Поэнта, например.
Нахмурив брови, полицейский взял страницу и перевел указанные строки:
– "В лесу Брендон Хиллза, в восьми километрах к югу от местечка Уиллитон, то есть в двадцати километрах на восток – юго-восток от объекта. Вторник, 16".
Коплан моргнул.
– Что? – переспросил он. – Два последних слова?
– Вторник, шестнадцатое.
Сегодня была суббота, двадцатое. Значит, шестнадцатое был прошлый вторник.
Авиаписьмо Старика пришло к Тулиниусу вчера утром. Коплан спросил еще:
– А вот это – фраза, повторяющаяся много раз на всех страницах?
– "Бетонные кубы, затопленные на большой глубине в море", – прочитал его спутник.
Ошибиться было невозможно: листки указывали места, куда со станций свезены ядерные отходы. Ни больше ни меньше.
– Я вам бесконечно благодарен, – произнес Франсис, забирая лист у него из рук. – Вы знаете, где сейчас Брондстед? Я бы хотел сказать ему пару слов наедине.
– Мэр сказал, он вернулся к себе. Вас отвезти?
* * *
Подъезжая к дому бизнесмена, Коплан заметил стоящий фургончик. Значит, Кремер был рядом.
Гостей проводили в роскошный кабинет, где Брондстед укрылся в полном смущении.
Лейтенант отдал ему честь, слегка поклонился и на исландском языке рассказал об арестах, произведенных полицией.
Сообщив ему некоторые детали о короткой схватке, стоившей жизни одному из подозреваемых, он объявил о своем желании подождать в соседнем салоне.
Когда он ушел, Коплан спросил:
– Что вы думаете об этом свидетельстве? Кстати, вы были в курсе ядерной катастрофы, произошедшей в начале недели в Англии?
Глаза Брондстеда полезли на лоб.
– Вы, специалист, не были информированы? Исландец прокашлялся.
– Хм... Смотря о чем. У меня информаторы не везде. Насколько мне известно, ни британская, ни местная пресса не сообщали о событии такого рода. Радио тоже.
– Я так и думал, – произнес Коплан. – Однако Бернхофт был информирован лучше: он заранее знал, где и когда произойдет авария.
Он положил перед собеседником документы, которые извлек из кармана, и пальцем указал вменяемый в вину абзац.
– Это было спрятано в одном из ящиков картотеки. Прекрасно видно, что два последних слова напечатаны одновременно с остальным текстом и что эти страницы потеряли свежесть: их цвет изменился по краям.
Брондстед, как завороженный, все читал эти три строчки; потом он быстро пробежал весь текст. Кулаки его взметнулись к вискам, и он сжал голову, как будто хотел ее раздавить.
У него вырвался вопль отчаяния. Ослепленный очевидностью, пронзенный чувством, что им гнусно управляли, он закрыл лицо руками и оставался неподвижным секунд двадцать.
– На этих бумагах есть другие даты? – спросил Коплан.
Брондстед выпил стакан водки, предложенный ему, и подождал, пока ожог освободит голосовые связки.
– Нет, – сумел он выговорить. – Я хочу видеть эту грязную тварь Бернхофта немедленно.
– Успокойтесь, вас проведут к нему. Но я должен выяснить один момент: состоял ли он в вашей тайной организации или стоял в стороне?
– Он не имел ничего общего с моей сетью. Я принимал его за компетентного, честного сотрудника.
– Тогда каким образом он получил эти данные об атомных отходах? Вас предал кто-то другой?
Брондстед глубоко вздохнул. Он потер глаза за очками, потом прошептал:
– Я не переставал думать о том, что вы мне сообщили на борту «Ватны». Теперь я убежден, что вы правы. Все началось на одном конгрессе в защиту мира... Там ко мне подошел азиат, индиец.
Он замолчал. Сердце сжали тиски. Острая боль пронзила грудь. Он думал, что упадет, схватился за спинку кресла. Потом боль рассеялась.
– Этот человек, – продолжил он прерывающимся голосом, – сообщил мне о тревогах руководителей стран Востока ввиду продолжения ядерных испытаний и опасностей, угрожающих всем народам земли не только в случае атомной войны, но и просто при использовании этой энергии в мирных целях. В очередной раз, говорил он мне, белая раса присвоила себе право на жизнь и смерть всей планеты. Единственным средством было воззвать к совести людей через публикацию держащихся в секрете сведений и доказать, опираясь на цифры, какой вред уже причиняют радиоактивные отходы...
Брондстед замолчал на несколько секунд, чтобы перевести дыхание. Коплан, опасавшийся сердечного приступа, некоторые симптомы которого он наблюдал у исландца, хотел разрядить напряжение.
– Это важная проблема, – вступил он, – но вы не можете отрицать, что это начинают понимать в официальных кругах, что все больше ученых объявляет об опасности.
– Да, это верно, но надо было ускорить движение, прекратить взрывы бомб, остановить отравление мира. Кстати, я вынужден признать, что, несмотря на значительное количество уже переданных мною точных сведений, до сих пор ни одна из стран Востока не заявила дипломатического протеста. Они не поставили в известность ни одну международную организацию, не потребовали создания комиссии по охране окружающей среды. И я начал себя спрашивать, не будут ли они действовать более агрессивным способом.
– Я боюсь этого с самого начала, – подчеркнул Коплан. – И обыск у Бернхофта не развеял этих опасений. Куда все-таки вы направляли документацию?
– Я не знаю, – признался смертельно бледный Брондстед.
Коплан смотрел на него с суровым выражением лица.
– Ну, без глупостей, – пробурчал он. – Вы должны знать, куда направляете сведения.
– Нет, – настаивал бизнесмен в сильном смущении. – Увеличенные микрофильмы передавались по телевидению, по другому каналу, не по телерадарному, и я не знаю, где принимали изображения.
Коплан подавил ругательство.
– И, естественно, после заключения соглашения с вашим индийцем вы его больше никогда не видели? – проскрипел он.
Брондстед покачал головой, вздохнул:
– Нет... Единственная материальная помощь, какую он мне оказал, была партия специальных приемников, замаскированных в больших холодильниках, которую мне доставило одно панамское судно. С тех пор передачи всегда были односторонними, из Исландии в неизвестном направлении.
После секундного размышления Коплан пробурчал:
– Неизвестном? Может быть, не для всех. Пойдемте, разбудим Бернхофта.
* * *
Двух звонков Брондстеда было достаточно, чтобы двери тюрьмы открылись в час ночи и им позволили поговорить с Бернхофтом.
Дверь камеры тихо закрылась за двумя ночными гостями директора-предателя.
Ларус Бернхофт по одному только виду потрясенного, искаженного лица Брондстеда сразу угадал, что в его кабинете найдено дополнительное доказательство.
– Я никогда никому не желал зла, – задыхаясь от ярости, закричал Брондстед, – но с вас я сниму шкуру!
В порыве гнева он заговорил по-исландски, забыв о присутствии рядом с ним Коплана. Бернхофт только поморщился.
– Вы пойдете за мной, – цинично ответил он, сунув руки в карманы. – В конце концов, вы влипли больше меня... Вы шеф, тот, кто собирал сведения, тот, кто отдавал приказы. Доказательств полно, и я предъявлю их на суде.
– Подлец! – вскрикнул Брондстед, бросаясь на него. Но мощная рука приковала его к месту, и Коплан сказал по-английски:
– Спокойно. Умерьте свой пыл, оба. Мы разберем это грязное белье в узком кругу.
Он заставил промышленника отступить, усадил на единственный свободный стул, потом обернулся к Бернхофту.
– Я предполагаю, что на одном из ваших траулеров будет найден телевизор, способный принимать два канала вместо одного, – произнес он нейтральным тоном. – Именно благодаря этому приемнику вы смогли составить свой список, не так ли?
Он показал желтые листы и убрал их назад. Заключенный хранил презрительное молчание.
– Можете молчать, мне все равно, – вновь заговорил Франсис. – Хельгасон и другие ваши сообщники расскажут больше чем нужно. В любом случае, вы попались. Если скромность мешает вам говорить о своих подвигах, расскажите о тех, кто организовал эту операцию... О том таинственном индийце, который так удачно обратил Брондстеда. Вы должны лучше его знать, чем ваш патрон, разве нет?
Опустив голову, Ларус Бернхофт вдруг нарушил молчание.
– За этим, – язвительно сказал он, – вам придется побегать. Кстати, этот персонаж играет второстепенную роль. Настоящие организаторы компании против ядерной чумы недосягаемы: это не индийцы, а арабы.
Брондстед смерил своего подчиненного удивленным взглядом.
– Арабы? – пробормотал он. – Вы связаны с мусульманами?
– Да, – подтвердил Бернхофт. – Они выдумали удивительную тактику, чтобы нанести страшные удары по Америке, Европе и России, не начиная войны, воспользовавшись оружием, которое белые выковали собственными руками и поместили в сердце своих стран. Действия ведут специально подготовленные диверсионные группы; удары вроде того, в Хинкли Поэнте, повторятся. Что вы мне дадите взамен адресов?
Глава 14
В Акюрейри в эту ночь царило невероятное оживление. Отряды полиции обыскивали дома работников отдела оснащения судов Брондстеда, другие занимали траулеры; стоявшие в порту катера береговой охраны помчались к тем, что были в открытом море.
Штаб-квартира компании и телерадарная станция по особой просьбе Брондстеда были заняты силами охраны правопорядка и подвергнуты детальному обыску инспекторами исландской службы безопасности.
В это же время Коплан сумел получить радиотелефонную связь со Стариком. Было пять часов утра, но ярость Старика испарилась, как по волшебству, когда его агент номер один ввел его в курс дела.
– Надо немедленно принять меры, чтобы обеспечить военную охрану ядерных отходов не только у наших союзников, но и у русских тоже, – заключил он настойчивым голосом. – Лучше посеять повсюду панику, чем рисковать новой катастрофой вроде случившейся в Хинкли Поэнте. Встряхните генеральный штаб НАТО и посольство СССР, иначе я ни за что не отвечаю.
– Ладно! Ладно! – крикнул Старик, сидевший со всклокоченными волосами, спустив с кровати босые ноги. – Бегу!
– Узаконьте также мое положение при исландском правительстве, – добавил Коплан, когда Старик уже хотел было положить трубку. – И совместно с Великобританией потребуйте экстрадиции Бернхофта, чтобы за соучастие в геноциде его судил международный суд. Местные полицейские нашли кучу доказательств на борту одного из траулеров флотилии и без колебаний выдадут своего гражданина.
– Хорошо! Договорились!
– Желаю приятно провести воскресенье, – с издевкой пожелал Коплан.
Он знал, что сам окажется в постели не скоро.
Никогда еще он не видел столь парадоксальной ситуации: Брондстед, человек, которого он разоблачил, разрывался на части, чтобы обеспечить ему полную поддержку.
Он делал тысячу дел одновременно. Одни требовали его присутствия на допросе подозреваемых, другие приглашали высказать свое мнение о значимости того или иного документа, следователи или высшие чиновники хотели знать предшествующие события и суть дела.
По маленькому городу носились полицейские машины, курсировали фантастические слухи, и люди называли имя Брондстеда, о чьей причастности к этому странному происшествию догадывались.
Однако бизнесмен был по-прежнему на свободе. Его видели разъезжающим с изможденным суровым лицом в его небесно-голубом «кадиллаке», управляемом шофером, казалось, страдавшим от жуткой мигрени.
В Рейкьявике, в нарушение всех протоколов, посол Франции был принят исландским министром внутренних дел и передал ему меморандум и верительную грамоту, просившую рассматривать означенного Франсиса Коплана как официального посланца французского правительства.
Эту новость мэр города сообщил Коплану около восьми часов вечера, когда он ужинал с Кремером в гостинице «Кеч». Это стало поводом выпить еще по стаканчику.
Но после ужина Коплан поклялся себе, что больше в этот вечер его не побеспокоят. Вместе с люксембуржцем он отправился домой к Тулиниусу.
Капитан каботажника был удивлен и обрадован этим визитом, тем более что его разбирало любопытство. О том, что произошло после возвращения «Ватны», он знал не больше других жителей. Перед новой бутылкой виски Коплан рассказал о происшедших событиях. Когда он закончил, хозяин дома глубоко задумался.
– Как вы решите судьбу Брондстеда? – спросил он своим грубым голосом, привыкшим перекрикивать шум штормов.
Коплан вздохнул.
– Он слишком скомпрометирован, я не могу спасти его от ареста, – с сожалением заявил он. – Вся банда Бернхофта, особенно типы с траулера, которые принимали в море телеизображение, будут сваливать всю вину на него в надежде смягчить свою. К тому же мне придется объяснить, как действовала цепочка, куда она вела. Он в грязи по шею.
Помолчали.
Тишину нарушил Кремер.
– Неприятно думать, что этого человека посадят в тюрьму, – пробурчал он, уставив глаза на стакан. – Может быть, он наивный и, бесспорно, несет часть ответственности за драму в Хинкли Поэнте, но, в конце концов, он не уголовник. Ему понадобилось много мужества, чтобы сделать то, что он сделал.
– Путь в ад вымощен добрыми намерениями, – ответил Коплан, помрачнев. – Даже мое свидетельство не спасет его.
Он отпил глоток виски, потом заговорил вновь:
– Я вижу лишь один способ смягчить его участь, и я это сделаю. Если это обернется против меня, тем хуже.
– Какой? – спросил Тулиниус, насупившись. – Незаметно передать ему капсулу с цианидом?
– Вы его плохо знаете. Он не из тех, кто кончает с собой, чтобы избежать наказания, у него душа мученика. Нет, речь идет о другом.
Он махнул рукой, показывая, что он предпочитает не раскрывать свою мысль. От слабой улыбки в углах его глаз появились морщинки, когда он посмотрел на Кремера.
– Вам не придется покидать страну. Никто и не думает о том злосчастном трансформаторе...
– А я, – заявил Тулиниус, – мой престиж в округе заметно возрос с тех пор, как мэр и полицейские пришли встретить знаменитого пассажира, который был у меня на борту.
Он хлопнул ладонью по столу и уточнил:
– Я говорю не о Брондстеде, разумеется, а о вас!
* * *
На следующий день, в понедельник, жизнь в городе вернулась в нормальное русло. Во всех деловых центрах еще комментировали многочисленные вчерашние аресты, но большинство считало, что временное закрытие конторы оснащения кораблей – результат заурядной контрабанды.
Интенсивно допрашиваемые подозреваемые служащие были тщательно просеяны; невиновные, те, кто выполнял работу, не подозревая, что занимается темными делами, смогли вернуться домой. Остальные, те, кто непосредственно участвовал в незаконных операциях под началом Бернхофта, были в большинстве своем людьми примитивными, необразованными, они не слишком разбирались в специальных заданиях, за которые получали дополнительную плату и которые не казались им предосудительными.
Остановиться в море для перегрузки, ловить рыбу в определенной зоне, пока патрон смотрит телевизор, высадить неизвестного человека на норвежское побережье, подобрать пассажиров надувной лодки у берегов Шотландии – все это не было слишком уж незаконным.
Имя инженера Харальда Олафсона очень часто упоминалось во время этих допросов, и на его имя был выписан ордер на арест, но найти его не удалось.
Первые показания Бернхофта, обвинявшего Брондстеда в том, что он инициатор и настоящий руководитель заговора, не были приняты всерьез: разве не он начал преследование, открыв махинации, заподозрить в которых его было совершенно невозможно?
Однако, несмотря на свое молчание, Коплан знал об истинной роли промышленника, круг неумолимо замыкался на нем. И Коплан хотел использовать последние часы пребывания бизнесмена на свободе для разговора один на один.
Он нашел его в кабинете на заводе рыбных консервов, около половины седьмого вечера.
Брондстед постарел лет на десять. Согнувшийся, с дряблыми чертами и поблекшими глазами, он встретил Коплана так, словно тот должен был отвести его к палачу, приводящему в исполнение приговоры.
– Я могу вас немного успокоить, – сказал Франсис, пожав ему руку. – Во всех пяти странах, охваченных вашей сетью, войска охраняют ядерные отходы от покушения на них. Опасность полностью устранена, и захват террористов всего лишь вопрос дней.
В глазах Брондстеда вспыхнула искорка, но он тут же вернулся в состояние мрачной подавленности.
– Это не вернет жизни и здоровья жертвам катастрофы в Хинкли Поэнте, – выговорил он.
– Увы, нет, – признал Коплан, усаживаясь в кресло. – Но ваша драма распространяется на всех тех, кто помогал вам и еще не знает о последствиях разглашенных ими сведений.
Он вытащил из кармана пачку сигарет, предложил своему собеседнику.
– Видите ли, Брондстед, – продолжил он, когда оба закурили, – эти арабы ловко вас обманули. Они просили вас присылать кучу деталей, чтобы Бернхофт мог извлекать из них единственную, имеющую значение: местонахождение резервуаров. Все остальное было пустяком, не служило ничему, кроме вовлечения ваших информаторов в чисто шпионское предприятие. Наказания, ожидающие их, будут очень суровыми. Лично я хотел бы избавить их от кары правосудия.
Исландец пристально посмотрел на него, потом произнес:
– Но как вы сможете это? Ведь не удастся парализовать деятельность всех служб безопасности, уже вовлеченных в дело?
– Разумеется, нет, но ячейки сети еще слишком широки, и я нашел способ дать вашим агентам уйти сквозь нее. Вы распускаете вашу организацию в последней передаче сегодня вечером, в обычный час.
На лице Брондстеда отразилось безграничное удивление.
– Как? – ошеломленно спросил он. – Вы мне позволите...
Коплан кивнул:
– Не знаю, как это скажется на моем послужном списке, но я принимаю риск. Ради вас и ради них.
* * *
Через час на телерадарной станции, охранявшейся двумя полицейскими, Коплан и Брондстед вошли в аппаратную телепередатчика.
На верхушке решетчатой башни радиоволновый рефлектор повернулся по оси, нацелился на небо.
Стоя возле Брондстеда, который дрожащей рукой подносил микрофон ко рту, Франсис Коплан прошептал:
– Будьте лаконичны и убедительны.
Брондстед кивнул, потом бесцветным голосом, но четко произнося слова, сказал:
– Говорит номер первый... Всем... Это моя последняя передача. Немедленно прекратите посылку информации, уничтожьте ту, которая есть у вас, предупредите ваших информаторов. Специальные службы обнаружили нашу организацию, с минуты на минуту я буду арестован. В первую очередь уничтожьте ваши приемники, не оставляйте ничего компрометирующего и навсегда порвите все контакты. Наша миссия завершена... Прощайте.
Силы его кончились, и, когда затихло последнее слово, он внезапно упал в обморок.
Его тело свалилось вперед, голова стукнулась о подставку микрофона. По смертельно бледному лицу Коплан понял, что не выдержало сердце. Он отвернулся от аппарата и громко крикнул:
– Сдавайтесь, Брондстед! Вы арестованы!
Затем он опрокинул микрофон локтем, зная, что его слова и грохот вызовут ужас у слушателей, потом выключил передатчик.
Он осмотрел лежавшего без сознания, не нашел пульса. Одним прыжком проскочив аппаратную, он распахнул дверь и крикнул дежурившему в зале усилителей оператору:
– Быстро! Вызовите «скорую»... Брондстед умирает.
* * *
Коплан вернулся в Париж через день.
В Исландии следствие продвигалось гигантскими шагами.
Сурово допрошенный и потом сведенный на очной ставке с Бернхофтом Хельгасон выдал следователям все недостающие звенья. Брондстед умер по дороге в больницу. А Коплан окончательно раскрыл его роль одураченного сообщника, обманутого в чистых намерениях, чья память не должна быть запачкана.
Так что Франсис вошел в кабинет Старика с чистой совестью и чувством удовлетворения от выполненного долга.
– Что за махинации? Как получилось, что Брондстед смог связаться по радио со своими агентами на местах, хотя уже сорок восемь часов находился под вашим контролем? Как получилось, что вы вмешались слишком поздно, когда передача закончилась?
Эта суровая нотация не застала Коплана врасплох. Он догадывался, что его коллеги, поставленные прослушивать эфир в доме Гертруд Карлсон, сразу же отправили рапорт в Париж.
– Я сам стал жертвой обмана со стороны местных властей, – уверил он с полным спокойствием. – Брондстед пользовался большой поддержкой в городе и даже сохранил симпатию следователей. Когда он выразил желание в последний раз осмотреть то, что построил в Акюрейри, ему не отказали в последней просьбе.
– Вы ведь знали, для чего служил передатчик? – взорвался Старик. – Вы знали дни и часы его выходов в эфир.
– Ну да, – признал Коплан без особых сожалений. – Меня задержали у дверей... Я не мог ходить за ним по пятам. Вмешаться должны были исландцы.
– В общем, мы не узнаем, кто во Франции передавал сведения нашему филантропу!
– Может быть, узнаем... От стюарда Йонссона, арестованного вчера. Но я охотно соглашаюсь с вами, что будет очень трудно установить их вину за отсутствием решающих улик.
Старика чуть не хватил удар.
– Вас это, кажется, не особо волнует? – рявкнул он, испепеляя подчиненного взглядом.
Но Коплан не дрогнул.
– Честно говоря, эта частичная неудача не волнует меня до такой степени, чтобы лишить аппетита, – признался он. – Все эти несчастные атомщики, озабоченные будущим себе подобных, проживут несколько месяцев в постоянном страхе. Это достаточное наказание, на мой взгляд.
Делая вид, что не замечает ярости своего шефа, он добавил миролюбивым тоном:
– Между нами, эти атомные отходы – худшая язва нашей цивилизации. Ни один способ складирования не является полностью надежным в долгосрочном плане, а масса отходов не перестает увеличиваться. Кстати, насколько велики результаты бедствия в Хинкли Поэнте?
Досада Старика улеглась.
– Я мало знаю, – ответил он. – Это станет известно лет через десять... Но факт, что радиоактивное облако дошло до Австрии, а в Париже за двадцать четыре часа было собрано в двадцать пять раз больше радиоактивных осадков, чем обычно.
С этого момента разговор перешел на дьявольскую диверсию, и Коплан сообщил:
– Хельгасон, который был правой рукой Бернхофта, в конце концов раскололся. Группа, имевшая задание взорвать резервуары, установила две бомбы цилиндрической формы взрывного и одновременно зажигательного действия, которые должны были взорваться с интервалом в день. Это, как кажется, был только эксперимент. Бернхофт блефовал, утверждая, что последующие нападения неизбежны. Тем не менее я думаю, что меры безопасности лучше оставить в силе.
– А личность этих подонков установили? – забеспокоился Старик.
– Они за решеткой. Вернулись в Исландию на траулере, подобравшем их в Шотландии. «Вернулись» не очень удачное выражение, потому что все трое разных национальностей. Один – ирландец, бывший член ИРА; второй – прирожденный анархист родом из Испании, а третий – палестинец.
– Они вместе со своими главарями предстанут перед международным трибуналом и будут повешены, – предсказал Старик.
– Им повезло, – сказал Франсис. – Попади они в мои руки, я бы устроил им сюрприз: не слишком долгое пребывание при смертельной дозе облучения заставило бы их сдыхать медленно. Так они лучше поняли бы эффект своего террористического акта.
Старик оперся на скрещенные руки.
– Хороших идей у вас много, – пробурчал он, исподлобья глядя на него. – Вы расточаете сокровища своего воображения то на мечты о казни, то на саботаж ареста. А организаторов этой необъявленной войны против белой расы поймать будет невозможно, я полагаю?
– Если только все заинтересованные страны не пообещают слепого возмездия при первой же диверсии в будущем. Я не вижу, как помешать им вредить, – сказал Коплан. – Даже Бернхофт не знает их настоящих имен. Они растворились среди семидесяти миллионов арабов, живущих в разных странах. Мы пресекли их поползновения, это главное.
Старик машинально извлек из кармана пиджака кисет с табаком, взял со стола трубку. Это был признак, говорящий, что внутреннее возбуждение спало.
– Выбор Исландии в качестве штаба для их атак против Запада был хитроумным, – заметил он как специалист по тайным операциям. – Этот остров – перекресток между Америкой, Европой и полярными землями, место, географически близкое к СССР и двум другим континентам. Трудно найти лучшую стратегическую базу.
– Бесспорно, – добавил Франсис. – Положение острова имело еще одно преимущество, даже если не брать в расчет дальнюю радиосвязь через ионосферу. Он относительно защищен от катастроф, угрожавших США, Европе и России. Организаторы считали, что находятся слишком далеко от атомных станций, чтобы самим не пострадать от последствий своих диверсий.
Старик кивнул, раскуривая трубку.
– Да, они могли так считать, – согласился он после трех затяжек и добавил: – В общем, Олег Некрасов заслужил вид на жительство. Вы не хотите сообщить ему об этом?
На следующий день в Стокгольме Гертруд Карлсон и Ингвар Скоглунд были незаметно отпущены на свободу.
Ни она, ни он не подавали жалобы на незаконный арест. Шведские газеты, сообщали об аресте в Исландии покушавшихся на Энгельбректа и о трагической кончине Йоргена Брондстеда накануне предъявления ему обвинения.