Текст книги "Наполеон"

Автор книги: Пол Джонсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Британия, которая одержала победу на море и захватила французские заморские владения, не согласилась на условия, выдвигаемые французами, и продолжала борьбу. Она попыталась создать вторую коалицию. Прежде Британия уже ввела в Неаполе систему финансирования партнеров по коалиции, и эта система функционировала с 1798 года. Победа британского военно-морского флота над флотом Бонапарта в Абукирском сражении воодушевила будущих партнеров. Неаполь первым присоединился к Британии, за ним последовали другие итальянские государства и Австрия (Пруссия сохраняла нейтралитет), а также Россия и Турция, которая предприняла меры в ответ на оккупацию французами Ионических островов. Но австрийцы потерпели поражение в итальянской кампании, Бонапарт провел армию резерва через перевал Большой Сент-Бернар, чтобы зайти в тыл противника и в результате выиграть решающую битву при Маренго (14 июня 1800 года). Однако в ноябре Бонапарт вынужден неотлучно находиться в Париже: ему необходимо укрепить свое политическое положение. Но он руководит стремительной кампанией против Австрии в Германии. Кульминацией этой кампании стала победа в битве при Гогенлиндене (3 декабря). В феврале 1801 года Австрия заключила Люневильский мир. Уильям Питт – британский премьер-министр и самый решительный и стойкий противник Бонапарта – в тот же месяц подает в отставку. К этому времени Португалия остается единственным союзником Британии, таким образом, со второй коалицией покончено. В октябре 1801 года преемник Пита, Генри Аддингтон, заключает предварительный мирный договор в Амьене. Это стало лишь коротким перерывом в войне Британии с Францией 1793–1814 годов.

Это перемирие длилось недолго. И Британия, и Франция, полные взаимных подозрений, отказались выполнять условия мирного договора. Каждая обвиняла противницу в умышленном нарушении обязательств. В феврале 1803 года Бонапарт вызвал к себе лорда Витворта, британского посла, дипломата старой школы, на решительную беседу. Витворту не дали вставить и слова. Он решил, что целью встречи было «напугать и унизить». В отчете он докладывал: «Такое поведение в частной жизни было бы твердой презумпцией слабости». Именно к такому заключению дипломат пришел после выступления Бонапарта. К этому он высокомерно добавляет, что одно выражение, которое использовал Бонапарт, «было настолько грубое, вульгарное, что его уместно услышать только из уст какого-нибудь кучера». Спустя месяц, 13 марта Бонапарт повторил эту сцену на публичном дипломатическом приеме в Тюильри. Витворт был крупным, импозантным мужчиной, и уже сама его фигура, его выдержка и молчаливость приводили Бонапарта в ярость. Бонапарт подошел к Витворту и во всеуслышание обвинил Британию в том, что она планирует войну еще на пятнадцать лет. «Англичане не уважают договоров. Значит, они умоются слезами», – добавил он. После этого заявления Бонапарт ринулся вон из комнаты так стремительно, что лакеи не успели распахнуть перед ним двери, и Наполеону пришлось еще секунду стоять, пока они справятся с дверными ручками.

Это была такая же вспышка ярости, какие потом были некоей отличительной чертой Гитлера: вселить ужас в тех, к кому он обращался, и напугать невольных свидетелей. Но если неистовство Гитлера было продуманным и хорошо отрепетированным, Бонапарт иногда терял контроль и потом обычно сожалел об этом, как в описанном случае. Но это мало что меняло. С мая 1803 года снова разгорелась война между Британией и Бонапартом. Именно в этот период возникла реальная угроза вторжения Франции на территорию Британии. В портах Ла-Манша были собраны плоскодонные суда, и войска разбили лагеря на побережье. Британцы восприняли угрозу со всей серьезностью и тщательно готовились к войне, включая строительство крепости в Мидленде, где планировалось разместить короля и правительство, в случае высадки французов и оккупации Лондона. Не сохранилось детальных планов переправы войск и высадки десанта с боем. Вполне вероятно, что такие планы вообще не составлялись. Бонапарту претила сама идея боевых действий на море, он содрогался от мысли, что придется принимать в них участие. Но если бы кто-то другой возглавил вторжение, это вызвало бы нежелательное сравнение с тем, как Британию завоевывал Цезарь. Бонапарт в подробностях описывал, что он будет делать в Лондоне, упоминая захват Английского банка с его золотым резервом. Но в сравнении с тем, как решительно он хватался за возможность провести широкомасштабную наступательную операцию на суше, с какой стремительностью он проводил такие операции, его колебания и медлительность в вопросе вторжения в Британию весьма показательны – к этому у него просто не лежало сердце. А зрелищная победа Нельсона при Трафальгаре 21 октября 1805 года окончательно положила конец угрозе вторжения Бонапарта в Британию.

К этому времени Питт вернулся к власти и в 1804 году сразу приступил к созданию третьей коалиции, в основу которой лег русско-австрийский альянс. Все документы по созданию коалиции были окончательно подписаны 9 августа 1805 года. Британцы субсидировалии более 12 миллионов фунтов и договорились со Швецией о высадке десанта на севере Германии; это привело к тому, что осенью Пруссия вступила в коалицию. Было решено, что Австрия вторгнется во Францию при поддержке 250 тысяч русских войск. Но Бонапарт быстро оставил планы вторжения в Британию и перебросил крупные силы (которые теперь были переименованы в Великую армию) в Италию и Германию. Скорость, с которой он действовал, резко контрастировала с вялостью и нерасторопностью австрийцев и еще более неторопливыми действиями российских войск. Одна австрийская армия в Баварии была окружена под Ульмом и 20 октября сдалась в плен. Бонапарт принял на себя командование французскими войсками, которые воевали в Австрии с главными силами России и Австрии, соединившимися, наконец, под личным командованием двух императоров. Мастерски скрыв реальные размеры собственной армии, Бонапарт ухитрился вынудить императоров 2 декабря дать ему бой под Аустерлицем.

Это знаменитое сражение, которое считается одной из самых блестящих побед Бонапарта, проходило зимой, в очень сложных условиях: холод, туман, не совсем замерзшие водоемы, снег, лед, сложная местность от скал до болот. Объединенные силы Австрии и России насчитывали 90 тысяч солдат, 280 пушек. У Бонапарта было 73 тысячи человек и 139 пушек. Но ему удалось скрыть часть своих войск, и союзники считали, что армия Бонапарта в наличии только 40 тысяч человек. Полагая, что численность войск альянса в два раза превосходит силы Бонапарта, они позволили французам занять оборонительную позицию. Таким образом, Бонапарт занял именно тот плацдарм, который сам выбрал, а выбирал он тщательно. Но хотя он, в отличие от своей обычной практики, ждал атаки противника, а не начинал бой сам, он мог и был готов послать в наступление и кавалерию, и пехоту. Именно таким были его ответные действия, после того как начало наступления русских и австрийских войск продемонстрировало отсутствие решимости и четкого плана совместных действий.

Сражение началось в восемь утра, когда было еще темно, и закончилось после полудня, армии союзников разделились и отступили в разных направлениях. Бонапарт одержал победу по трем причинам. Во-первых, у него была вся полнота власти, полное единоначалие. У главнокомандующего войсками союзников М. И. Кутузова не было возможности принять единый тактический план и придерживаться его, и командование было разделено между монархами и отдельными командующими, некоторые из которых действовали по собственной инициативе. Во-вторых, в плохих погодных условиях приказы часто доставляли не по адресу, понимались неправильно или не выполнялись. От этого страдали обе стороны, но французы в гораздо меньшей степени, поскольку Бонапарт точно знал, что делает, и единственной проблемой было добиться, чтобы его командиры подчинялись его приказам быстро и безоговорочно. Хотя он и разбил обе армии как боевые единицы, после боя он громко заявлял, что если бы его генералы были более проворными и исполнительными, русско-австрийские силы были бы уничтожены. В действительности союзники потеряли 27 тысяч солдат, включая пленных, а французы – 9 тысяч, большинство из них по ранению. И, в-третьих, французские части действовали более эффективно. Кавалерия неоднократно атаковала и обращала в бегство превосходящие силы кавалерии альянса, а артиллерия быстро реагировала на изменяющиеся события: как только поступило сообщение, что русские пытаются уйти по замерзшему озеру, канониры быстро раскалили ядра докрасна и стали обстреливать лед, ломая его. В результате 2 тысячи русских утонули. Полевая пехота была столь эффективна, что Бонапарту вовсе не понадобилось вводить в бой гвардию.

Битва под Аустерлицем похоронила третью коалицию. Австрийский император, который был сыт по горло боями и военными походами, уже на следующий день предложил заключить мир. К концу месяца был подготовлен Пресбургский мир. Питт, получив известие о разгроме под Аустерлицем, в отчаянии воскликнул: «Сворачивайте карту Европы. Она нам теперь долго не понадобится!» Он умер в начале 1806 года, но все последующие попытки дипломатического зондирования ни к чему не привели, и четвертая коалиция возникла после того, как в 1806 году Пруссия объявила войну. Бонапарт не хотел начинать войну, потому что ощущал: Франция утомилась от бесконечных конфликтов. Но, собрав 150-тысячную армию, он двинулся в Германию по лесным дорогам, чтобы скрыть реальные размеры своих войск. С присущей ему решительностью и твердостью он выступил против врага, у которого не было готового плана боевых действий, хотя общая численность войск достигала 200 тысяч человек, но все части были разрознены и не скоординированы. В серии боев при Заальфельде (19 октября), при Иене и Ауэрштедте (14 октября) и под Любеком (3 ноября) Бонапарт разбил основные силы Пруссии: 25 тысяч убитыми и ранеными; 14 тысяч пленных, захвачены 2 тысячи пушек, Берлин, столица Пруссии, оккупирован французскими войсками. При поддержке русских войск и британских субсидий Пруссия все же продолжала воевать всю зиму. 8 февраля 1807 года прусская и русская армии проиграли в жестоком сражении с Великой армией при Эйлау, нанеся при этом тяжелые потери противнику. Весна принесла передышку, обе стороны восстанавливали силы. Бонапарт, который занял Варшаву, собрал польскую армию и принял пополнение из Франции – призыв объявили на год раньше. Таким образом, Бонапарт собрал 600-тысячную армию. В июне он двинулся против войск прусского короля в Кенигсберге, привел своих солдат к Фридленду, где 14 июня состоялась еще одна битва. Бонапарт одержал победу и 7 июля вынудил и Пруссию и Россию подписать мирный договор, который известен как Тильзитский мир. И снова Британия осталась единственным противником Бонапарта.

Военные действия переместились в Испанию, которая по-прежнему оставалась вынужденной союзницей Франции. Испания потеряла весь свой флот в битве при Трафальгаре (21 октября 1805 года адмирал Нельсон одержал решительную победу над объединенными военно-морскими силами Франции и Испании), в ней нарастали антифранцузские и националистические настроения. В марте 1808 года Бонапарт решился на прямое вторжение и оккупацию, но в мае в Мадриде вспыхнуло народное восстание, к которому присоединились части британской армии, что дорого обошлось французам. Эти события подтолкнули Австрию, не вступавшую в четвертую коалицию, но перевооружившую армию, и 8 февраля 1809 она объявила войну Франции. Эта война называется войной пятой коалиции, хотя Россия (номинально являясь союзником Бонапарта) и Пруссия не принимали в ней участия. Кульминацией широкомасштабных маневров весной того года стала битва при Асперн-Эсслиге, состоявшаяся 22 мая. Эта битва, не имевшая особого значения, по сути, была проиграна Францией. Ее часто называют первым серьезным поражением Бонапарта. Однако он восстановил свою репутацию решающей победой под Ваграмом 6 июля. А 12 июля австрийское командование подписало перемирие, которое позже, в октябре 1809 года, трансформировалось в Шенбруннский мирный договор. Этот мир покончил с пятой коалицией.

До сих пор все коалиции терпели крах. Стратегия молниеносной войны Бонапарта была нацелена на то, чтобы вынудить своих оппонентов поодиночке принять крупномасштабное сражение, затем уничтожить армию противника, оккупировать его столицу, а потом навязать унизительный мир. Это была весьма успешная формула. Она с потрясающей точностью направляла самые сильные качества Бонапарта – стремительность действий, решительность, склонность к риску и прекрасное руководство вместе с железной волей и мужеством – на достижение поставленных целей. Конечно, эта формула могла и не сработать, не прояви его противники своих слабых сторон – бездеятельность, нерешительность и слабое руководство, вкупе с нежеланием сражаться до конца, и часто с неприкрытой трусостью. Их действия прекрасно описал британский журналист Ли Хант, редактор Examiner – радикального журнала, который, будучи по большому счету патриотичным и пробританским, тем не менее не проявлял антипатии к духу Французской революции. В своей «Автобиографии» Хант писал о России, Австрии, Пруссии (и более мелких партнерах по коалиции), что они вели себя, как жалкие пигмеи. Именно поэтому на их фоне Бонапарт кажется таким гигантом.

«Для сильных мира сего это период черной меланхолии, когда они воображают, что должны прибегать к самым неблаговидным мерам, самым низким поступкам, выступая против друга на стороне врага, присоединяясь к обвинениям в его адрес под диктовку последнего, причем ни та, ни другая сторона ему равно не доверяют. Потом они снова возвращаются к другу – и снова предают его, когда меняется ситуация на поле боя, втайне надеясь, что друг поймет, что их вынудили обстоятельства, и простит. И при этом они не способны привести более убедительные оправдания своего поведения, чем „таинственная воля Провидения“ – последнее прибежище грешников… И все же именно так вели себя союзники Англии в течение всего противостояния Англии и Франции. Когда Англия преуспевала в создании коалиции против Наполеона, они клеймили его за амбиции и отправлялись на бой с ним. Когда его армии разбивали коалицию, они поворачивались на 180 градусов по его приказу, обвиняли и поносили Англию и присоединялись к нему в борьбе против собственных союзников. Вот таков был круговорот истории: то единение в коалиции, то отступничество, то обличающие речи и борьба с Бонапартом, который наносит им поражение, а то такие же речи и борьба, но теперь уже против Англии, которая снова от них откупается. Потом опять речи и сражения с Бонапартом, который снова бьет их, а потом опять, как и прежде, речи и война с Англией, которая опять от них откупается. И все это время они берут все, что могут получить, и от друга, и от врага, хватая с одинаковой жадностью клочки территории, которые Бонапарт кидает им за их подлость, распихивая по карманам миллионы Питта, за что мы расплачиваемся по сегодняшний день».

Таким образом, с 1799 года до конца 1809-го Бонапарт казался непобедимым, он шел по Европе, как гигант, огромными шагами. Но его положение и его будущее по-прежнему не были прочны – ему нужна была еще одна, крупномасштабная победа, настоящий триумф. Поскольку его военные ресурсы, начиная с 1809 года, непомерно росли, а с 1810 года ряд непрерывных побед внезапно закончился, коалиции, возникновение которых провоцировали его непомерные амбиции и его гордыня, становились все более грозными. Шестая коалиция была создана в ответ на вторжение Бонапарта в Россию в 1812 году, и эта коалиция крепла и добивалась все больших успехов, пока в конечном счете в апреле 1814 года побежденный император не отрекся от престола. За отречением последовало подписание победившими союзниками Парижского мирного договора. По этому договору Бонапарт был сослан на Эльбу в качестве марионеточного правителя. Династия Бурбонов вновь вернулась на французский престол. Младший брат казненного короля Людовика XVI был возведен на трон как Людовик XVIII. Затем великие державы собрались в Вене, чтобы обсудить окончательное урегулирование европейских границ. Этот конгресс по-прежнему заседал в Вене, когда Бонапарт бежал с Эльбы и вернулся во Францию. Их реакция на такую дерзость была скорой и решительной. В результате возникла, как ее иногда называют, седьмая коалиция – объединение всех держав, которые когда-либо противостояли бонапартизму, что привело к тотальному разгрому Бонапарта при Ватерлоо.

Но не будем предвосхищать события. Из истории семи коалиций становится понятным, что с начала и до самого конца Бонапарт оставался, прежде всего, солдатом. И в этом качестве он добился невероятного успеха. Поражение он потерпел, скорее, как политик, и еще больше как государственный деятель международного масштаба. И это поражение было настолько серьезно, что повлекло за собой и полный крах его военной карьеры.

Глава 4 Хрупкая, нестабильная империя

История свидетельствует, что генерал Бонапарт был великим военачальником, и в то же время так же убедительно доказывает, что он не смог бы править в течение долгого времени. Никому еще не удавалось так быстро низвергать существующие правительства, устанавливать новые администрации и навязывать конституции, которые бы соответствовали угодной ему власти. Ни одно из таких правительств не продержалось дольше нескольких лет, некоторые – всего несколько месяцев. Его империя то увеличивалась, то сокращалась в размерах, но независимо от размера территории, она пребывала в постоянном движении. Она всегда несла на себе печать его нетерпения, отсутствия прочности – надолго его не хватало. Психологический анализ характера Бонапарта с целью объяснения его успехов и неудач в управлении покоренными народами – задача не для историков. Но то, что у него не было наследников, не было стабильности и уверенности, которую они дают человеку, силой захватившему трон, определило временную природу его правления. Если бы Бонапарт раньше женился на плодовитой женщине и произвел на свет детей, которые стали бы его помощниками и преемниками, которых учили бы управлять государством, он рассматривал бы империю как долгосрочную инвестицию, как предприятие, которое, соответственно, следует беречь и лелеять.

Но тут мы забираемся в непостижимые глубины. Эмоциональная и сексуальная стороны жизни Бонапарта остаются для нас тайной, невзирая на все, что написано по этому вопросу. Кажется несомненным, что до свадьбы и некоторое время после нее он был увлечен Жозефиной. Она была старше его, слаба здоровьем и принадлежала к другому, более высокому, слою общества. Ее смущали его пыл и решительность и, наверно, его манеры. Ее нужно было убеждать, а он был не из тех, кто способен долго разъяснять и убеждать, он был человеком действия как в личной жизни, так и в вопросах государственных. Она жаловалась, что в постели он был слишком быстр и слишком эгоистичен. Позже ее увлекли грандиозность его успеха и то, что она стала первой дамой республики, а потом императрицей. Ее захватила придворная жизнь. Она тратила целые состояния на наряды, это, пожалуй, было главным интересом в ее жизни. Они мало времени проводили вместе, а когда были рядом, то все равно были далеки. Они стали персонажами одной из самых знаменитых постельных шуток всех времен: «Не сегодня, Жозефина». Современного аналога этой шутки нет. Что она может значить? Несомненно, она отражает то, что между собой говорили французы. До встречи с Бонапартом у Жозефины было немало романов. Возможно, что и во время долгих отлучек мужа она снова заводила любовников.

Бонапарт тоже не отказывал себе в сексуальных приключениях во время походов. И, как это всегда у него было, все происходило в спешке. Когда он ощущал потребность в сексуальной разрядке, то просто говорил адъютанту: «Приведите мне женщину». Адъютанты хорошо знали его предпочтения. Этих женщин раздевали и приводили в его спальню обнаженными. У Бонапарта не было желания повторить судьбу Олоферна, библейского генерала, которого обезглавила ревностная иудейка Юдифь. А может, это была точка зрения племянника Бонапарта, Наполеона III, который, в свою очередь, после восшествия на престол, ввел подобную практику, когда ему нужна была женщина.

И Бонапарт, и Жозефина были способны испытывать муки ревности. Они устраивали скандалы, шумные выяснения отношений. Жозефина могла рисковать: ее положение законной супруги защищала суеверность самого Бонапарта. Он верил, что именно эта женщина предназначена ему самой судьбой. Тогда почему у них не было детей? Полагаясь на мнение личного врача, императрица считала, что в этом виноват Бонапарт. В конце концов, она уже родила сына. Бонапарт же верил, что жена может умереть раньше него, и тогда он сможет снова жениться и зачать здоровых наследников. У него были интимные отношения с женщинами, даже в те периоды, когда они жили вместе с супругой в одном из его дворцов. Жозефина знала об этом, так как иногда вечером ее не пропускали в покои супруга. (Возможно, именно тогда и родилась та известная шутка.) Но ни у одного из супругов не было серьезных романов. Бонапарт мог порой шутить о своих интрижках, иногда даже в разговоре с Жозефиной, критикуя объекты своей страсти, особенно те, которые, по его мнению, были недостаточно хороши в постели. Это было, конечно, жестоко, но Жозефина, несомненно, воспринимала подобные вещи как доказательство, что мимолетные увлечения не затрагивали его слишком глубоко. По-видимому, Бонапарта сильно задевала ее неверность, но он предпочитал не выказывать своих чувств.

Лишь раз у Бонапарта случился серьезный роман. Зимой 1806 года на одной из стоянок во время триумфального похода по Польше его приветствовала серенадой группа молодых аристократок, наряженных крестьянками. Бонапарта поразила красота одной из девушек. По его приказу девушку разыскали и доставили к нему. Восемнадцатилетняя девушка оказалась супругой престарелого графа Валевски, и у нее был маленький сын. Графиня не хотела становиться любовницей Бонапарта, но польские власти, ее семья и ее собственный муж вынудили ее подчиниться. Ей было сказано, что от ее согласия зависит независимость Польши. По ее собственному признанию, когда ее втолкнули в спальню Бонапарта, она увернулась от его объятий, и тогда он закричал: «Если вы разгневаете меня, я уничтожу Польшу, как вот эти часы!» – сказав это, он швырнул на пол свои часы и раздавил их каблуком. Женщина упала в обморок, и пока она была без сознания, Бонапарт овладел ею. Со временем чувства графини к французу изменились, она оставила мужа, забеременела и родила сына. Бонапарт был в восторге. Это событие окончательно убедило его в том, что он может зачать наследника, который продолжит его династию. Таким образом, дни Жозефины как императрицы были сочтены, и развод был лишь вопросом времени. Но графине Марии Валевски не суждено было стать ее преемницей. Польской красавице было приказано вернуться к мужу и записать ребенка на его имя (в свое время граф Александр Валевски станет министром иностранных дел при Наполеоне III). Сам Бонапарт сказал своему брату Люсьену: «Я лично предпочел бы отдать корону своей любовнице, но в интересах государства я должен жениться на особе королевской крови».

О какой особе шла речь? Бонапарт предпочел бы жениться на русской принцессе. Из всех законных монархов Европы Бонапарту нравился только царь Александр I, во всяком случае, так он говорил. Он обращался к царю «мой друг». Дружба, которая имела для Бонапарта особое значение (она значила объединение интересов, а также взаимную симпатию), была самой важной из связей, помимо родственных, которые признавал Бонапарт. Женитьба на родственнице Александра означала бы некий кровный союз с наиболее могущественной державой восточной Европы. Так все было бы за то, чтобы возник прочный союз с Россией и, более того, появилась бы возможность объединенных действий в Азии, которые могли бы подорвать владычество британской империи в Индии.

Александр не принял предложение, хотя открыто этого плана не отвергал. Он был твердо убежден, что законная власть священна. И причины его отказа были как религиозными, так и династическими. Бонапарт пришел к власти в результате революции безбожников, которые преследовали и подвергали гонениям слуг божьих. Наполеон, правда, помирился с католической церковью, но совершенно очевидно, что он это сделал из корыстных соображений и мог в любой момент возобновить гонения, если это снова станет выгодно. И к тому же, если русская принцесса выйдет замуж за Бонапарта, она будет вынуждена отречься от православия и принять католицизм. Это может всколыхнуть польских подданных царя, а Бонапарт, как и они, католик; во всяком случае, до этого он был готов поддержать притязания поляков. Отказ царя скрепить дружбу с Бонапартом еще и родственными узами стал одной из самых серьезных неудач в карьере французского диктатора. Ведь такой союз сделал бы столкновение между Францией и Россией менее вероятным. Он мог бы и вовсе исключить такое столкновение, особенно в том случае, если бы две державы объединили свои усилия в борьбе против Турции и британской Индии. Тогда Бонапарт мог бесконечно долго оставаться вершителем судеб большей части Европы. В действительности же отказ царя только приблизил вторжение французской армии в Россию, потому что Бонапарт не простил своему «другу» такого пренебрежения, а его дальнейшие оценки действий и мотивов царя стали гораздо более предвзятыми и критичными.

Если Романовы отказались смешивать свою кровь с корсиканским авантюристом, Габсбурги, наоборот, с радостью согласились, хотя им и понадобилось некоторое время, чтобы свыкнуться с этой мыслью. Для дома Габсбургов брак всегда был вопросом геополитики. На протяжении столетий исключительно посредством династических браков они собрали под свою руку одну из крупнейших в Европе империй, у которой не было общей этнической основы. Может, они и не были очень искусными и умелыми воинами на поле боя, но они тонко и расчетливо женили своих сыновей на наследницах богатых земель и выдавали своих дочерей за могущественных князей и принцев. Бонапарт хоть и был узурпатором, но контролировал пол-Европы и держал в страхе всех остальных. Этого было вполне достаточно для семейной фирмы Габсбургов – и сделка состоялась.

Мария-Луиза была не только дочерью императора из династии Габсбургов, она приходилась внучатой племянницей казненной Марии-Антуанетте. Все детство девочке внушали, что события 1790-х годов – самая ужасная катастрофа в истории Европы. Они предвещали пришествие антихриста. И, возможно, Бонапарт и был тем самым антихристом, во всяком случае, это втолковывали девочке в классной комнате. А теперь ей велели выйти замуж за этого людоеда. Все ее взгляды вдруг перевернулись с ног на голову. Но выучка Габсбургов была чрезвычайно строгой. Принцессы должны были выходить за могущественных мужей, невзирая на их внешность, привычки, мораль или национальность. По крайней мере Бонапарт был относительно молод, одной с ней веры, он будоражил умы всей Европы. Поэтому Мария-Луиза отправилась в Париж, навстречу своей жертвенной участи, со смешанным чувством. Бонапарту она нравилась, во всяком случае, так казалось. Она была крупной, белокурой и пышущей здоровьем девушкой. И еще она была весьма медлительной. Бывало, как всегда нетерпеливый Бонапарт подгонял ее, шлепая по широкому заду, со словами: «Ну, давай, давай!»

Свадьбу праздновали с удивительным размахом. Хороший вкус или, скорее, суеверие Бонапарта не допустили повторения святотатственной и, как потом оказалось, несчастливой церемонии коронации в Нотр-Дам. Бракосочетание с Марией-Луизой в 1810 году было подчеркнуто светской церемонией, которая проходила в Лувре. Сам свадебный обряд проводился в галерее, которая была переоборудована в частную часовню. Стиль, мода, иконография за последние шесть лет существенно изменились. В 1804 году на временной крытой галерее Нотр-Дам, выбранной для проведения церемонии, возвышалась колоссальная статуя Карла Великого. Теперь же весь декор был в опытных руках Пьера-Поля Прудона, пожалуй, величайшего рисовальщика обнаженной женской натуры, которого когда-либо рождала Франция. Выбор пал на него как на самого выдающегося приверженца классицизма. Общая тема декора была выдержана в римском стиле, точнее, в стиле Юлия Цезаря – империя Бонапарта расширилась от старых границ владений Каролингов до размеров всей Европы и Средиземноморья. Повсюду возводились огромные триумфальные арки, переделывались фасады зданий. Основным материалом декораций для всех революционных и наполеоновских празднеств был картон. Он был дешевый, легкий, его было просто устанавливать и демонтировать, его можно было эффектно покрасить и покрыть декоративными элементами. В ретроспективе этот вид декора символизирует эфемерную природу всего наполеоновского режима. Но в то время он воплощал французский шик и изящество.

Бонапарт контролировал все до мельчайших деталей: он лично выбирал платье для невесты. Одной из многих областей, в которой, по мнению императора, он хорошо разбирался, была женская мода, и он часто позволял себе публично высказываться о туалетах придворных дам, либо критикуя, либо одобряя их вкус. Для любой придворной дамы не было ничего ужаснее, как подвергнуться насмешкам императора. В Марии-Луизе он видел продукт старомодного, провинциального общества, термин бидермейер, как приговор всему, что было нелепо старомодным в искусстве Вены, в то время еще не вошел в моду, но уже вызывал насмешливую улыбку среди французов. Бонапарт взялся лично одеть свою невесту по последней парижской моде, как он сам ее понимал, конечно. Но без модницы Жозефины результаты не всегда были удачны. После развода Жозефина удалилась в свое поместье в Мальмезон, где и умерла в 1814 году.

Тем не менее эта церемония изобиловала неловкими, чтобы не сказать отвратительными ситуациями. Хотя непосредственно на свадебный завтрак пригласили всего около ста человек, в Лувр съехалось около 8 тысяч аристократов, можно сказать, вся бонапартистская номенклатура. Они стояли вдоль галерей, по которым должна была пройти свадебная процессия. Кульминация церемонии должна была состояться в большой галерее. Невесте предстояло пройти вдоль стен, увешанных полотнами Леонардо да Винчи, Рафаэля, Рубенса и других мастеров, привезенными как трофеи из Антверпена, Потсдама, Флоренции, Милана, Брюсселя, Мюнхена, а также Вены, некоторые из них являлись ценными экспонатами из дворца ее отца. В каком-то смысле и ее саму взяли в качестве военного трофея, во всяком случае, так могло показаться многим из присутствовавших.