Текст книги "Юность Лагардера"

Автор книги: Поль Анри Феваль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

XIII
КАБАЧОК «СОСУЩИЙ ТЕЛЕНОК»

Разворошив все еще не остывший пепел воспоминаний, госпожа Миртиль покинула свой наблюдательный пост и зашагала по комнате. Это был старинный салон, некогда принадлежавший прекрасному Анри Куффье де Рюзе д'Эффиа, маркизу де Сен-Мару, фавориту Людовика XIII и смертельному врагу могущественного Кардинала-Герцога. Высокие зеркала и камин из белого мрамора создавали обрамление, достойное истинного придворного щеголя. Злая Фея, командующая свирепой гвардией, что собиралась у нее в кабачке, устроила в этой комнате, обитой белым и голубым шелком и уставленной изысканной мебелью из позолоченного дерева, свою спальню, напоминавшую внутренность ларчика для драгоценностей.

– Ах, дьявол меня побери! – воскликнула она, любуясь своим отражением в венецианском зеркале. – Никак нельзя дать улететь нашей птичке! Скоро наступит ночь, и тогда он может исчезнуть навсегда. Надо успеть схватить его пораньше!

Приняв решение, госпожа Миртиль вышла из спальни и спустилась по лестнице благородного белого камня с перилами из кованого железа. Достигнув первого этажа особняка, она вместо того, чтобы воспользоваться наружной дверью и выйти во двор, открыла потайную дверцу в правой стене. Легкость, с которой она привела в движение ее скрытые пружины, говорила о том, что ей частенько приходилось пользоваться этим ходом.

Потайная дверь захлопнулась, и обстановка мгновенно изменилась.

Убранства аристократического особняка как ни бывало: исчезли и причудливая лепнина на стенах, и роскошные растения в вазах. Госпожа Миртиль находилась в мрачной и темной комнате. Свет проникал сюда через щель, которую с большим трудом можно было назвать окошком, и то лишь потому, что, наподобие тюремного окна, она была забрана решеткой, утыканной острыми железными зубьями, отточенными на обе стороны, словно зубья пилы. Изящные туфли красавицы проваливались в мокрую землю.

Это был один из потайных подвалов кабачка «Сосущий теленок», и вход в него находился на углу улиц Балю и Сен-Жермен-л'Оксеруа. Здесь стояли бочки, валялись пустые бутылки. Иногда тут устраивали на ночь изрядно выпивших гостей хозяйки и прочих достойных посетителей.

Госпожа Миртиль хлопнула в ладоши и позвала:

– Эй, Жюган, Меченый! Ко мне! Сюда! Где ты там, Эстафе?

Шум сдвигаемых скамеек, ругательства, звон шпаг, убираемых в ножны, и тяжелый топот сапог раздались тотчас же, как только по залу громогласно разнеслось: «Злая Фея!»

Два голоса, тенор и баритон, разом воскликнули:

– Мы здесь!

Обладатели же голосов пока оставались невидимы. Но вот распахнулась дверь, пропустив в подвал малую толику света и много табачного дыма, и с грохотом захлопнулась. Перед владелицей «Сосущего теленка» в почтительной позе стояли два здоровенных молодца.

Это были доверенные люди госпожи Миртиль, ее осведомители и наемные убийцы. Тот, кто помоложе, был значительно выше и крупнее своего напарника. Его звали Жоэль де Жюган, в Париж он приехал из Бретани и уверял, что принадлежит к старинному дворянскому роду. Природа наградила его столь мощным телосложением, что в свои семнадцать лет он выглядел на все тридцать.

Его приятелю Эстафе, прозванному из-за узкого пурпурного шрама, идущего через все лицо, Меченым, было двадцать лет. Худой, даже тощий, он не уступал в силе своему могучему товарищу.

Как обычно, оба неуклюже, словно медведи, переминались с ноги на ногу и, положив руку на эфес своих длинных шпаг, ожидали, когда хозяйка удостоит их своим вниманием. Сегодня она сделала это незамедлительно.

Госпожа Миртиль подробно описала Оливье и Ар-мель, а затем повелительным жестом указала на дверь.

– Взять их обоих и доставить сюда! – приказала она. – Живей, идите!

Наемники почтительно поклонились.

– Нет, постойте, – остановила их Злая Фея, – он наверняка заподозрит. Твой вид, Жоэль, может испугать девчонку. Тогда отец откажется пойти с вами… Еще светло, поэтому нельзя привести его силой. Эстафе пойдет один. – И, приблизившись к негодяю вплотную, она взяла его за плечи и зашептала на ухо: – Ты должен сделать вот что…

Спустя пять минут после того, как Злая Фея в подвале кабака отдала бандиту некое тайное распоряжение, Оливье де Сов, за которым уже внимательно следил недобрый глаз наемника, вернулся на мост и, остановившись посередине, оперся на парапет и погрузился в свои невеселые мысли. Армель устроилась подле него. Неожиданно рядом словно из-под земли вырос длинный худой парень. Лицо его озаряла приветливая улыбка, шляпу он держал в руках. Похоже, он был знаком с правилами хорошего тона. На боку у молодого человека болталась шпага, платье же его, хотя и не новое, было чисто и не висело лохмотьями, как у большинства околачивающейся вокруг публики. Поэтому несмотря на шрам, тонкой алой линией пересекавший его лицо, он отнюдь не вызывал недоверия, а, напротив, побуждал вспомнить о честных бравых вояках, ловко владеющих шпагой. Так что когда Эстафе обратился к Оливье, тот был готов внимательно его выслушать.

– Сударь, – начал посланец госпожи Миртиль, стараясь сохранить непривычное для него доброжелательное выражение лица, – я конюший одной знатной дамы. Она приметила вас и желает вам добра. Если вы согласитесь поступить к ней на службу, она готова быть щедрой и великодушной…

Неясная надежда пробудилась в душе Оливье. «Это, конечно, та молодая красивая дама, которая сегодня утром предложила кошелек моему ребенку…» – подумал он. Вкрадчиво и мягко Эстафе продолжал:

– Так вы готовы быть полезным этой даме?

– Я именно для этого здесь и нахожусь, – искренне ответил отец Армель.

Прислужник Злой Феи поклонился с неподражаемым изяществом. Он даже улыбнулся девочке.

– В таком случае, – заключил он, – потрудитесь следовать за мной. Та, что послала меня к вам, благородна, прекрасна и из знатного семейства. Она знает, что не следует принимать решение на голодный желудок… Или пустой желудок… так говорят… В общем, сначала я приглашаю вас пообедать.

– А моя маленькая дочь? – спросил Оливье, все еще не веря своим ушам.

– Если это нежное дитя – ваша дочь, – ответил проходимец, пытаясь приноровиться к возвышенному стилю речи, – то и она, несомненно, не будет забыта моей достойной хозяйкой.

После этих незамысловатых слов, произнесенных Эстафе со смешными ужимками, луч надежды еще ярче засиял в глубоком сумраке, окутывавшем душу Оливье.

Обратив свой ясный и пылкий взор к небу, он словно желал отыскать в его лазури Господа, дабы возблагодарить Его. Рыдания застыли у него в горле.

– Моя дочь сможет поесть! – почти благоговейно прошептал он. – Она будет сыта!

Он уже забыл о себе, о том, что его желудок давно корчится в жестоких когтях голода, от которого кружится голова и слабеют колени. Он не думал о той цене, которую придется заплатить за счастье видеть свою белокурую малышку наконец-то насытившейся и спящей в настоящей кровати, с простынями и одеялом.

Нежные и сильные руки надежды уже подхватили его и понесли вдаль: почему он должен подозревать благородную молодую даму в злом умысле? Ведь она так красива и так добра! Ибо он по-прежнему считал, что имеет дело с нарядной незнакомкой с Нового моста.

Взяв дочурку за руку, он ловко пробирался сквозь толпу вслед за своим провожатым. Как и отец, Армель считала, что их ведут к очаровательной особе, повстречавшейся им сегодня утром. Поднявшись по набережной де Ла Ферай, они свернули налево, на улицу Балю.

– Мы идем в кабачок «Сосущий теленок», – любезно сообщил посланник госпожи Миртиль.

Оливье недоуменно взглянул на него.

– А разве ваша хозяйка ждет меня там?

– Нет, – воскликнул Эстафе, – тысячу раз нет! Столь знатная и благородная дама не может появляться в подобных местах… Но я же сказал вам, что прежде чем побеседовать с вами, она хочет угостить вас обедом… А где лучше всего можно быстренько заморить червячка, если не в ближайшем кабачке, а? Правильно я говорю?

Армель даже подпрыгнула от удовольствия, ее карие глаза весело заблестели. Еще немного – и она вместе со своим любимым папочкой удобно устроится перед доброй кастрюлькой горячей похлебки! Она уже заранее облизывалась. Суп! Девочка уже давно грезила об этой волшебной, поистине королевской еде! Ведь уже долгие недели она не знала иного питья, кроме воды из фонтанов, иной еды, кроме черствого хлеба и обрезков мяса, выбрасываемых из трактиров.

– Если бы еще здесь вдруг появился Маленький Парижанин, – мечтала она, – то я была бы совершенно счастлива! Это было бы что-то вроде вкусного-превкусного десерта. И сегодняшний день стал бы моим самым счастливым днем!

Словно во сне, отец и дочь перешагнули порог вертепа Злой Феи… Его темные закопченные стены и густой полумрак показались им поистине версальскими покоями. Они не замечали ни прокуренного зала с черными от сажи покосившимися балками перекрытий, ни длинных засаленных столов, за которыми теснились пьяные посетители, ни многочисленных кувшинов с вином и сикерой – напитком, столь любимым древними галлами[24]24
  римское название кельтов, которые обитали в Галлии (современной Франции, Бельгии и Северной Италии); «галлами» иногда именуют и нынешних французов


[Закрыть].

Как завороженные, они ни на что не обращали внимания: голод, этот жестокий господин, запретил им думать о чем-либо ином, кроме еды.

Если бы они не были так страшно голодны, если бы жуткая усталость своим тяжким грузом не навалилась на их чувства и разум, они, без сомнения, едва переступив порог сего злачного заведения, тут же ринулись бы обратно, не в состоянии вдыхать душный, словно насыщенный ядовитыми парами воздух и слушать какофонию ужасных звуков, издаваемых полупьяными посетителями: разочарованные возгласы неудачливых игроков, восторженные вопли тех, кому удалось сорвать куш, крики и ругань спорщиков, пьяную похвальбу завсегдатаев…

Резко пахло табаком, кислым пивом, человеческим потом и сыромятной кожей, что делало царившую вокруг атмосферу еще более отвратительной. Однако среди всех этих неприятных запахов ноздри наших героев улавливали лишь сладостный запах жареной дичи.

Страшная слабость охватила обоих, отца и дочь. Ноги у них подкашивались, и, если бы Эстафе, этот вечный зубоскал, молчаливый лишь до поры до времени, не указал им в глубине помещения стол и две скамейки, они, быть может, упали бы прямо у порога, так подействовал на них давно забытый аромат жаркого.

Усадив своих гостей, для чего ему пришлось изрядно поработать локтями, пробираясь самому и ведя за собой отца и дочь к отведенному им столику, наемник кликнул служанку – рыхлую нескладную женщину, жирную, неповоротливую, рыжую и одноглазую.

– Эй, Марион, живей подавай обед! И пусть они там, на кухне, поторопятся!

И так как в ответ на его просьбу нагруженная тарелками и оловянными кружками толстуха издала лишь какое-то нечленораздельное мычание, он схватил ее за юбку, притянул к себе и прошипел прямо в нос:

– Скорее! Со мной гости Злой Феи!

После этих слов случилось чудо! Рыжая толстуха забегала и засуетилась так, будто у нее выросли десять рук и десять ног! В одно мгновение стол перед Оливье и Армель был накрыт словно для королевской трапезы – по крайней мере, беднягам показалось именно так. Посреди стола возвышалась супница из необожженной глины, рядом, в окружении оловянных стаканчиков, поместился кувшинчик вина из Сюрена.

– Ешь, Армель, ешь! – приговаривал Оливье, не имея более возможности сдержать слезы радости, катившиеся по его счастливому исхудалому лицу.

Благодаря специальному устройству, госпожа Миртиль холодным взором наблюдала за этим зрелищем, сама оставаясь незамеченной. Ее спальня в особняке Сен-Мара соседствовала с заброшенной сушильней, где прежде сыромятники развешивали для просушки свои кожи, и через специальное отверстие в стене особняка можно было видеть то, что происходит в нижнем зале «Сосущего теленка».

Ловкий Эстафе так усадил Оливье и Армель, чтобы они были на самом виду у тайно наблюдавшей за ними хозяйки.

– Ха-ха-ха! – смеялась Миртиль, чей острый взор позволял различать мельчайшие подробности разыгрывающейся у нее на глазах сцены. – Так, значит, достаточно одного лишь запаха сырного супа, чтобы наш любезный Оливье расплакался? Конечно же, они были страшно голодны! Боже, как же быстро они едят! Оливье, должно быть, благословляет «благородную даму», про которую наплел ему Эстафе. Отлично, значит, я быстро собью спесь с этого гордого дворянчика!

Однако чувство тревоги не покидало ее.

– Он в моих руках. Но что мне с ним сделать? Посмотрим… Здесь, то есть, я хочу сказать, в подвале этой сушильни, есть все, что позволит мне осуществить свою месть… насладиться ею… Разумеется, господам из Шатле об этом ничего неизвестно.

И злобный смех исказил правильные черты ее лица.

– Что ж, буду его допрашивать, не торопясь, час за часом, день за днем… У меня в доме найдутся все потребные для того инструменты. Я сумею распахнуть перед ним врата геенны огненной! Ах, я чуть не забыла про деревянную кобылу, этого великолепного скакуна с острой спиной, к которой, согласно давнему обычаю, будет привязан господин де Сов, в то время как к рукам и ногам его подвесят груз… У меня имеются также испанские сапоги, удивительные приспособления, сулящие медленную смерть самому крепкому здоровяку, ибо после того, как ему раздробят ноги, он уже не жилец… А как ловко Эстафе и Жоэль де Жюган с помощью обыкновенной воронки заливают в своих подопечных кипяток! Особенно же им нравится смотреть, как расплавленный свинец капает на живую плоть… Но я так редко доставляю им это удовольствие… Поистине, я готовлю им королевский подарок!

Ненависть госпожи Миртиль изобретала все новые и новые изощренные пытки, предназначенные для Оливье де Сова. Армель же, по ее замыслу, должна будет смотреть на страшные мучения отца, присутствовать при его агонии…

– А что, если я поменяю их местами? – спрашивала она себя. – Что, если я начну развлечение с этой тщедушной девчонки?

Однако непредвиденный случай дал мыслям черноокой супруги Годфруа Кокбара совершенно иное направление. Подвыпившие и буйные посетители «Сосущего теленка» неожиданно стали свидетелями удивительного поединка.

Не отрывая взора от специального смотрового отверстия, именуемого «соглядатаем», госпожа Миртиль увидела, как через зал прошел знаменитый бандит, один из тех, что часто появлялись на Ярмарке наемников, где продавцы за толстый кошелек готовы запродать не только свою шпагу, но и душу хоть самому дьяволу. Этот розовощекий и светловолосый Геркулес, один из тех немногих, кто осмеливался дерзко смотреть в глаза Жоэлю де Жюгану, только что встал из-за стола. Утирая рукавом усы, мокрые от пивной пены, он пребывал в прекрасном настроении, вызванном, по-видимому, обильным возлиянием, и, проходя мимо столика, где сидели Оливье и Армель, игриво дернул девчушку за волосы.

Побледневший Оливье сжал зубы, метнул на негодяя гневный взор и, преградив ему путь, взял его за шиворот и отвесил звонкую пощечину, прозвучавшую под сводами кабачка словно пушечный выстрел. Все эти действия заняли у шевалье де Сова не более тридцати секунд.

Тотчас же в дымной полутьме поднялся ужасный шум. Завсегдатаи питейного заведения, ставшего западней для отца и дочери, повскакивали со своих мест и взгромоздились на скамьи и столы.

Госпожа Миртиль от нетерпения кусала губы. Она была уверена, что Оливье только что подписал свой смертный приговор. Человек, чья правая щека все еще хранила следы пощечины шевалье, слыл самым искусным фехтовальщиком Парижа.

«Вот уж действительно стоило выбираться из болот Пуатье, чтобы дать пощечину самому Марселю де Ремайю, непререкаемому авторитету по части фехтования, этому дьявольскому рубаке, получившему в среде наемников кличку Убийца! »

Видя, как поступок отца Армель взбудоражил полупьяных посетителей, она тихо произнесла:

– Что ж, предположим невозможное: Оливье удастся проучить записного убийцу. Да, но тут же с десяток проходимцев встанут на его защиту, захотят отплатить за своего и тем самым лишат меня удовольствия насладиться местью.

Она уже собралась было позвать своих людей, но дальнейшие события заставили ее забыть обо всем и жадно припасть к отверстию «соглядатая».

Оливье де Сов и Марсель де Ремай стояли лицом к лицу на освобожденном для них пространстве. Со всех сторон их окружали беснующиеся торговцы с Ярмарки наемников. На фоне своего соперника отец Армель, несмотря на то, что его рост значительно превосходил средний, казался просто карликом, настоящим пигмеем. Де Ремай возмущенно рычал, подобно дикому зверю, жаждущему человечины, и потрясал шпагой, которая, как дамоклов меч, нависала над Оливье.

К великому удивлению госпожи Миртиль и всех остальных зрителей, шевалье и не подумал отступить перед этим атакующим его сверху вниз человекозверем, хотя последний обрушивал на него град уколов, словно падающих с неба. Оливье отражал все выпады и удары противника и упорно продвигался вперед, все время вперед, отважно метя в грудь обидчика своей дочери.

Обезумевший от гнева и гордыни бандит наносил удар за ударом, каждый из которых сулил сопернику верную смерть и являл собой верх фехтовального искусства. И все же кончик его шпаги касался только пола в том самом месте, где только что находился Оливье. Загнанный в угол, прижатый к стене, испещренной грязными потеками, де Ремай наконец вынужден был признать, что пришел его последний час, ибо уже трижды шпага виртуозного врага оставила глубокие царапины на его колете[25]25
  короткая облегающая куртка


[Закрыть] из буйволовой кожи.

Но что за странность? Молодой человек, кажется, вовсе не хотел убивать несравненного Марсаля де Ремайя! Он удовлетворился тем, что, плотно прижав его к кирпичной стене, удерживал признанного мэтра в таком положении с помощью острия своей шпаги, упершегося как раз в то место, где билось сердце записного задиры.

Тяжело дыша, зрители во все глаза смотрели на побледневшего гиганта. Взор его блуждал, на лбу выступили крупные капли пота. Ропот вокруг нарастал. Было ясно, что все готовы отомстить за поражение, нанесенное их собрату.

Словно не замечая нависшей над ним опасности или же намеренно не считая нужным замечать ее, Оливье де Сов, наслаждавшийся своим триумфом не более, трех минут, отвел шпагу от груди побежденного, вложил ее в ножны, пожал плечами и как ни в чем не бывало вернулся за стол.

По движению его губ госпожа Миртиль поняла, что он что-то сказал; эти слова, по всей видимости, показались присутствовавшим там наемникам оскорбительными.

Раздались грозные выкрики, и словно по мановению волшебной палочки вокруг Оливье блеснуло не менее двадцати клинков. Армель, до сих пор сидевшая тихо, не проявляя особого интереса к происходившему спектаклю и храня видимое спокойствие – а может быть, она просто привыкла к подобного рода поединкам? – теперь ужасно побледнела и сжала свои маленькие ручки. Вероятно, она молилась… Железное кольцо, окружившее ее отца, который продолжал спокойно улыбаться, сжималось все теснее…

Хозяйка «Сосущего теленка» скрипнула зубами.

– Неужели они его убьют? Где же Жоэль и Эстафе, где шляются эти висельники?

Забыв о привычной осторожности, она уже готова была покинуть свой наблюдательный пост, спуститься по потайной лестнице и появлением своим остановить схватку, такую страшную и такую завораживающую. Но вдруг ее что-то остановило, и она приободрилась.

– Ах! хорошо! Просто чудесно! – восклицала она. Сжав в руке шпагу, Оливье де Сов превратился в настоящего демона… Стальные клещи разжались, круг разомкнулся… Удары одних были отражены, у других оружие было выбито из рук и с громким звоном покатилось по каменному полу… Отовсюду раздавались вопли и стоны… Один из разбойников схватился за живот, другой зажимал рукой плечо, рыжий немец харкал кровью, выплевывая зубы. Сей великолепный поединок длился всего несколько секунд. Можно подумать, что это был заранее отрепетированный спектакль!

Путь вновь стал свободен, и Оливье спокойно уселся на свое место. Глаза его снова ласково и печально смотрели на окружающих; похоже, шевалье с самого начала не сомневался в исходе этой схватки… Он взял стакан и, улыбнувшись, легонько коснулся им стакана дочери, а затем снова принялся за прерванный обед. Как раз в эту минуту в зал с обнаженными шпагами вбежали верные слуги Миртиль – бретонец и Меченый.

– О, черт, да это просто сам дьявол! – восхищенно воскликнула владелица «Сосущего теленка». – Бесстрашный малый, именно такой нам и нужен! Хладнокровие, мгновенная реакция, безудержная храбрость, несравненное умение владеть шпагой – словом, целый букет талантов. Жаль было бы загубить этого победителя великанов. Он может и должен стать главным… стать во главе…

Она быстро произвела в уме некоторые подсчеты. Ибо несмотря на роскошные платья, сшитые по последней моде, душа ее оставалась душой кабатчицы и торговки.

– Да такой фехтовальщик стоит целое состояние! Ах, что за ловкость, что за сила!

И не переставая восхищаться разыгравшимся у нее на глазах спектаклем, она покинула свой наблюдательный пост, прошла через мрачную сушильню и вернулась к себе в спальню, некогда служившую гостиной маркизу де Сен-Мару. Там она увидела служанку, зажигавшую свечи в хрустальной люстре.

– Живей, – раздраженно произнесла она, – давно пора было позаботиться об этом… А теперь оставь меня.

Некоторое время Миртиль стояла посреди роскошно убранной комнаты; на ее лбу все резче и отчетливее обозначались глубокие складки, верный признак того, что думы, завладевшие ею, были отнюдь не веселыми.

Ничего удивительного: отказ от мести Оливье де Сову давался ей с огромным трудом! Ведь она так мечтала отдать его в руки своих палачей и смотреть, как они капля за каплей выпускают кровь из ненавистного изменника! Она уже предвкушала наслаждение, которое получит, наблюдая, как льется кровь гордеца и корчится в муках его тело, и слушая, как хрустят его кости. Но нет, нельзя, невозможно! Деловая хватка возобладала над чувствами, жажда наживы поборола жажду мести. Там, где речь шла о выгоде, не было места иным соображениям. Впрочем, мщение свершится, но только иначе, не так, как она было задумала.

Госпожа Миртиль уселась перед туалетным столиком и, наклонившись к зеркалу, принялась пристально разглядывать свое лицо.

– Если бы я только захотела, – усмехнулась она, – мне бы ничего не стоило вновь завоевать его любовь, вновь сделать его своим рабом. Нет, довольно! Прошлого не вернешь, не надо и пытаться. К тому же подобные глупости меня уже давно не интересуют. Любовь ушла, ее больше не существует… Деньги, драгоценности – вот о чем стоит подумать! Ну что ж, в добрый час! Только богатство и дает истинное блаженство. Когда я сколочу изрядное состояние, я куплю для Годфруа такую должность, которая приравняет его к дворянину. И вот тогда-то я смету со своего пути каждого (а в особенности – каждую), кто возомнит себя равным мне по богатству и красоте! Могущество – вот достойная цель! Только ради ее достижения и стоит жить.

Она выдвинула несколько ящичков и достала оттуда туалетные принадлежности, грим и парик.

Оливье де Сов не должен был узнать в госпоже Миртиль дочь «привратника» из ниорской тюрьмы, поэтому она призвала на помощь все свое искусство, чтобы, словно ядовитая гадюка, сбросить с себя старую кожу, изменить обличье, исказить творение Создателя и состарить свое лицо на много лет…

И действительно, метаморфоза замечательно удалась ей: как видно, сказался богатый прошлый опыт подобных перевоплощений. В этой пятидесятилетней женщине дворянин из Пуату вряд ли смог бы узнать свою бывшую невесту. Ее нежная свежая кожа скрылась под густым слоем пудры, а лицо обрамили седые пряди, которые нависали над глазами и затеняли их молодой блеск.

Миртиль позвала горничную.

– Жертро, прикажите Эстафе поторопиться. Пускай немедленно ведет ко мне того человека.

Через пять минут вышеназванный наемник, расплывшись в подобострастной улыбке, предстал перед отцом с дочерью. Счастливые, утолившие голод, они нежно смотрели друг на друга. Ничто более не напоминало о недавней стычке; к этому пришлось приложить руку также Жоэлю и его приятелю, ибо оба bravi[26]26
  наемный убийца(ит.)


[Закрыть] прекрасно помнили приказ Злой Феи: до поры до времени – никакой крови! Униженный, посрамленный великан Ремай отправился заливать свое горе в другой кабачок. Завсегдатаи «Сосущего теленка» вернулись к брошенным на время поединка костям, картам и стаканам, ибо, будучи поистине непревзойденным фехтовальщиком, Оливье де Сов, не желая никому причинять увечий, лишь обезоружил своих противников, нанеся им хотя и болезненные, но отнюдь не опасные для жизни и здоровья царапины.

Удостоверившись, что гость его «благородной госпожи» был вполне доволен обедом, Эстафе заявил:

– А теперь, сударь, я должен проводить вас к той, кто отличила вас среди многих…

Оливье тотчас встал и учтиво поклонился:

– Я в полном ее распоряжении.

Затем, глядя на дочь, чья белокурая головка от усталости клонилась к столу, он спросил:

– Могу ли я взять с собой Армель?

– Вашу малышку? – приторно-слащавым голосом произнес наемный убийца. – Не беспокойтесь, милостивый государь. Мне приказано позаботиться о ней. Пока вы будете вести ученые беседы с моей, а теперь и вашей хозяйкой, я отведу девочку в предназначенную для нее комнатку.

Понизив голос, он добавил:

– Та, кто питает к вам столь живейший интерес, проживает в бывшем особняке Сен-Мара. Вы переночуете там. По окончании аудиенции вас проводят в ваши покои, а оттуда, если пожелаете, вы сможете пройти в спальню мадемуазель Армель. Комнаты для вас уже приготовлены, они расположены одна рядом с другой, так что вы будете иметь возможность полюбоваться вашей спящей крошкой.

– Благодарю вас!

Образ очаровательной незнакомки с Нового моста вновь возник в памяти молодого человека, и это воспоминание усмирило тревогу, закравшуюся было в отцовское сердце. Превосходный обед, съеденный после долгого поста, также весьма способствовал хорошему настроению Оливье.

«Черные дни миновали, я верю в это, – думал он. – Фортуна опять улыбается нам с Армель!»

Шевалье поцеловал девочку в лоб.

– До скорого свидания, сокровище мое… Будьте умницей. Вас отведут в дом, где вы сможете прекрасно выспаться. Я скоро приду к вам.

Эстафе дернул за фартук проходящую мимо рыжую толстуху Марион и злобно прошептал ей на ухо:

– Займись девчонкой!

Отец и дочь вновь обменялись поцелуями.

– Ну же, нам пора! И дались им эти телячьи нежности, – ворчал себе под нос наемный убийца, наблюдая эту сцену. А потом добавил, зловеще усмехнувшись: – Хотел бы я знать, как они станут прощаться перед вечной разлукой?