Текст книги "Год выкупа"

Автор книги: Пол Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

11 мая 2937 года до Рождества Христова

Темпороллер камнем полетел вниз. Удары ветра усилились, руки судорожно зашарили в поисках управления гравитационным двигателем. Наконец тот ожил, падение прекратилось. Тамберли мягко и бесшумно посадил машину.

И тут его затрясло, перед глазами поплыли клочья мглы. Но шоковая реакция была недолгой. Вскоре он осознал, что рядом на земле стоит Кастелар и острие испанской шпаги зависло в дюйме от горла.

– А ну слезай с ведьминой метлы! – взревел Кастелар. – Медленно! И руки держи кверху. Никакой ты не монах. Сдается мне, ты колдун, тебя надо привязать к столбу и сжечь. Ладно, с этим мы еще разберемся.

3 ноября 1885 года

Двухколесный экипаж перевез Мэнса Эверарда от здания «Дэлхаус энд Робертс» – лондонской базы Патруля Времени в этом пространственно-временном интервале – к дому на Йорк-плейс. Эверард вышел из кеба в густой желтоватый туман, поднялся на крыльцо и повернул ручку дверного звонка.

Горничная впустила гостя в переднюю, облицованную деревом. Он протянул визитную карточку. Служанка удалилась на минуту, а вернувшись, сказала, что миссис Тамберли будет рада его принять.

Он оставил на вешалке пальто и шляпу и последовал за женщиной.

Отопление в доме не справлялось с холодом и сыростью, и Эверард порадовался тому, что одет как джентльмен викторианской поры. Раньше он находил такой наряд ужасно неудобным. Вообще же в эту пору жить одно удовольствие – при условии, что у вас есть деньги и крепкое здоровье, а внешность позволяет сойти за англосакса и протестанта.

Гостиная понравилась Эверарду: газовые светильники, шеренги книг на полках, комнатных украшений не больше, чем нужно. В камине тлели угли. Хелен Тамберли стояла у огня, словно тот служил для нее источником не только тепла, но и душевных сил. Невысокая рыжеватая блондинка была одета в длинное вечернее платье, подчеркивавшее фигуру, которой, несомненно, позавидовали бы многие женщины. А безупречный литературный английский в ее устах звучал словно музыка.

Впрочем, сейчас ее голос дрожал.

– Здравствуйте, мистер Эверард. Пожалуйста, присаживайтесь. Не угодно ли чаю?

– Спасибо, мэм, но если вы сами не будете пить, то и мне не надо. – Гость не пытался скрыть американский акцент. – Вскоре сюда явится еще один человек, вот после беседы с ним я не откажусь от чашки чая.

– Как вам угодно. – Хозяйка кивком отпустила служанку, и та ушла, оставив дверь приоткрытой. Хелен Тамберли затворила ее и, чуть улыбнувшись, произнесла: – Надеюсь, Дженкинс будет не слишком шокирована.

– Смею предположить, она успела привыкнуть здесь к некоторым странностям. – Эверард решил не уступать хозяйке в сдержанности. – Мы стараемся вести себя не слишком вызывающе, а с некоторой эксцентричностью люди способны мириться. Будь мы здесь аристократами, а не просто обеспеченными буржуа, могли бы позволить себе любые вольности. Но какой смысл мозолить обществу глаза?

Хелен прошла по ковру и стала рядом с гостем, прижав к бокам кулачки.

– Довольно об этом, – с горечью произнесла она. – Вы же из Патруля? Оперативник? Что-то со Стивеном? Конечно, как же иначе. Рассказывайте.

Эверард, не боясь подслушивания, продолжал говорить на английском. Наверняка этот язык хозяйке было легче воспринимать, чем темпоральный.

– Да. Но мы пока ни в чем не уверены. Он пропал. Никаких вестей. Конечно же, вы помните, что ему предстояло показаться в Лиме в конце тысяча пятьсот тридцать пятого года, через несколько месяцев после того, как Писарро основал этот город. У нас там пост. Мы провели тайное расследование и выяснили, что брат Эстебан Танаквил исчез двумя годами ранее, в Кахамарке, при загадочных обстоятельствах. Повторяю, он исчез. Не погиб в результате несчастного случая, драки или чего-нибудь в этом роде. – И патрульный холодно добавил: – Что очень сильно осложняет задачу поиска.

– И что, никакой надежды?! – воскликнула она.

– Я этого не говорил. Не могу ничего обещать, но Патруль использует все свои чертовы средства… Ой, простите.

Она выдавила смешок:

– Ничего страшного. Ведь вы из того же интервала, что и Стивен, а там, как я слышала, в выражениях не стесняются.

– Да, мы оба родились и выросли в Соединенных Штатах, в середине двадцатого века. По этой причине меня и попросили расследовать исчезновение вашего мужа. Возможно, общее прошлое даст мне пищу для каких-нибудь полезных идей.

– Вас попросили? – тихо произнесла она. – Никто не может приказывать агенту-оперативнику. Никто, кроме данеллиан.

– Ну, не совсем так, – смущенно проговорил Эверард.

Иногда высокий статус, позволяющий работать не в одном пространственно-временном интервале, а во всех пластах истории и уголках мира, а при необходимости действовать на свой страх и риск, казался ему незаслуженной роскошью. По натуре он был неамбициозен и аскетичен.

– Хорошо, что вы так считаете. – Хелен с силой заморгала, сдерживая слезы. – Пожалуйста, сядьте. Курите, если угодно. Может, все-таки не откажетесь от чая с печеньем? Или от рюмочки бренди?

– Разве что позже. А вот закурить я не прочь.

Дождавшись, когда Хелен сядет у камина, он занял соседнее кресло. Наверное, в нем любил отдыхать Стив Тамберли.

Между хозяйкой и гостем подрагивало синее пламя.

– За время службы в Патруле я несколько раз сталкивался с подобными случаями, – осторожно начал он. – И пришел к выводу, что в начале расследования надо как можно больше узнать о пропавшем. Приходится беседовать с теми, кто ему близок. Или ей. Вот почему я сюда приехал заблаговременно, надеясь, что мы успеем познакомиться. Вскоре к нам присоединится агент, побывавший на месте происшествия, и расскажет, что ему удалось узнать. Надеюсь, вы не будете против.

– О нет. – Глубоко вздохнув, она сказала: – Но попрошу мне кое-что объяснить. Я постоянно в этом путаюсь, даже когда думаю на темпоральном. Мой отец преподавал физику, и его стараниями я накрепко усвоила, что такое причинно-следственная связь. Стивен… попал в какую-то беду, и это случилось в Перу шестнадцатого века. Патруль либо спасет его, либо не спасет. Но вне зависимости от результата Патруль будет знать о случившемся все. В архив ляжет отчет. Почему вы не можете прямо сейчас пойти и прочесть его? Или забежать во времени вперед и спросить у себя будущего? Почему мы обязаны пройти через эту пытку?

Дело тут не в логике, которой эта женщина научилась у отца, подумал Эверард. Если бы не сильнейшее потрясение, Хелен не задала бы такого вопроса. Все-таки она обучалась в Академии Патруля, а та находится в олигоцене, то есть задолго до того, как началась история человечества, которое создало это учебное заведение.

Но у Эверарда и в мыслях не было осуждать миссис Тамберли. Напротив, ему глубоко импонировали ее смелость и хладнокровие. Если уж на то пошло, в своей деятельности она никогда не сталкивалась с парадоксами и опасностями изменчивого времени. Не имел с ними дела и муж, он ведь обычный наблюдатель, хоть и живущий под чужими именами. Не имел – до момента своего исчезновения.

– Вы же знаете, что это запрещено, – постарался смягчить тон Эверард. – Случайная петля может с легкостью превратиться в темпоральный вихрь. И если наша попытка окажется бесплодной, это будет самым меньшим из вероятных зол. Отчеты и воспоминания расскажут лишь о том, чего никогда не происходило. Подумайте, как то, что мы называем предзнанием, может сказаться на наших дальнейших действиях. Нет, свою работу патрульный должен выполнить от начала и до конца, при условии тщательнейшего соблюдения причинно-следственных связей. Только в этом случае его удачи или неудачи окажутся реальными. Потому что реальность – понятие условное. Это как рисунок волн на поверхности моря. Когда волны вероятности – волны фундаментального квантового хаоса – меняют свой ритм, моментально исчезают и рябь, и пена, и завихрения, трансформируясь в нечто иное. Еще в двадцатом веке об этом смутно догадывались физики. Но только с открытием путешествий во времени этот факт прочно врос в быт человечества. Проникнув в прошлое, вы его превращаете в свое настоящее. Ваша свобода воли никуда не девается, и вы не загоняете свои поступки в какие-то жесткие рамки, а потому неизбежно влияете на происходящее. Как правило, результаты этих воздействий незначительны. Пространственно-временной континуум можно сравнить с сетью, сплетенной из тугих резиновых лент; как только прекратится воздействие на сеть какой-либо внешней силы, моментально восстановится первоначальная конфигурация. Ведь на самом деле вы являетесь частью этого прошлого. Но то в обычных обстоятельствах. Человек, который путешествовал с Писарро и представлялся как брат Танаквил, существовал на самом деле. Это «всегда» было правдой, и тот факт, что он родился в другом столетии, гораздо позже, – всего лишь несущественная деталь. Мелкие анахронизмы погоды не делают. Если их и замечают, то все равно вскоре забывают. Останутся ли в ткани пространственно-временного континуума какие-то малозначительные напряжения после них – это, как говорится, вопрос сугубо философский. Однако некоторые поступки заканчиваются не так безобидно. Что, если найдется безумец, который проберется в пятый век и вооружит пулеметами Аттилу и его гуннов? Подобные деяния столь заметны, что защищать от них человечество не составляет труда. Но возможны куда более хитрые вмешательства. В тысяча девятьсот семнадцатом году большевистская революция была на грани краха, ее спасли только энергия и гений Ленина. Предположим, вы побываете в девятнадцатом веке и проведете совершенно незаметную, бескровную операцию – попросту не допустите, чтобы будущие родители Ленина познакомились друг с другом. По какому бы пути ни пошла Российская империя, она уж точно не станет Советским Союзом. И последствия вашего вмешательства будут сильнейшим образом сказываться на всей дальнейшей истории. Пока вы в прошлом, на вас они не повлияют, но, вернувшись в будущее, вы увидите совершенно другой мир – мир, в котором вы сами, возможно, даже не родились. Вы будете существовать, но только как следствие без причины, как порождение той анархии, на которой зиждется новый мир.

Когда была построена первая машина времени, появились данеллиане. Эти сверхлюди из далекого будущего установили правила хронодвижения, а следить за их соблюдением поручили Патрулю Времени. Как и любая другая полиция, мы оказываем помощь главным образом тем, на чьей стороне закон. Стараемся вытаскивать их из серьезных переделок, иногда позволяем себе посильную благотворительность в отношении жертв истории. Но самая главная наша задача – защищать и сохранять саму историю. Которая в конечном итоге приведет к появлению славных данеллиан.

– Ох, простите, – сказала Хелен. – Такие дурацкие вопросы задаю. Просто я сама не своя от страха за Стивена, ведь он обещал вернуться через три дня. Для него – шесть лет, для меня – трое суток. Ему был нужен этот срок, чтобы вновь освоиться в здешнем интервале. Он хотел инкогнито побродить по Лондону, снова привыкнуть к викторианским нравам, чтобы не совершить по рассеянности какой-нибудь ошибки, не удивить слуг или наших здешних друзей… Уже неделя прошла! – На ее глазах выступили слезы. – Не обращайте внимания на мою болтовню.

– Ну что вы! – Эверард вынул трубку и кисет. Ему передалось волнение этой женщины, и он хотел немного успокоиться. – Я, завзятый холостяк, могу только позавидовать вашему браку. Но давайте приступим к делу, так будет лучше. Вы родились в Англии и в этом веке, я прав?

Она кивнула.

– Я родилась в Кембридже в тысяча восемьсот пятьдесят шестом. Осиротела в семнадцать лет, но унаследовала скромные средства, которые позволили мне получить классическое образование. Скорее всего, из меня бы вышел обыкновенный синий чулок, не получи я предложение служить в Патруле. В Академии я познакомилась со Стивеном… Он родился позже на целый век, но, к счастью, в нашей организации это никакой роли не играет. Оказалось, что у нас много общего. Закончив обучение, мы поженились. Стивен даже мысли не допускал, что мне понравится его эпоха. – Она поморщилась. – И оказался прав: я там побывала и мне не понравилось. Ну а ему, напротив, здесь и сейчас хорошо. По легенде, он американец, сотрудник торговой компании, занимается импортом… Я тоже работаю, иногда в присутственном месте, иногда на дому. Женщина, интересующаяся наукой, здесь пока явление редкое, но не сказать что уж вовсе из ряда вон. Мария Склодовская – мадам Кюри – поступит в Сорбонну всего через несколько лет.

– Люди в этой эпохе хороши уже тем, что не имеют привычки лезть в чужие дела. – Беседуя, Эверард набивал трубку из эрики. – Э-э… смею предположить, что вы со Стивеном очень многое делаете вместе, а это пока не в порядке вещей для супружеских пар.

– Вы совершенно правы, – подтвердила она, и собеседника тронула ее горячность. – Даже в отпуск ездим вместе, и не только в этом интервале. Обожаем древнюю Японию, побывали там уже несколько раз.

Эверард кивнул. Древняя Япония, с ее малочисленным и почти сплошь невежественным населением, находилась на отшибе цивилизации, и Патруль не усматривает риска в том, чтобы иногда пускать туда заядлых туристов.

– Мы осваивали тамошние ремесла, в частности гончарство. Вот эта пепельница, что возле вас, – работа Стива… – Хозяйка умолкла.

Эверард не дал паузе затянуться:

– А ваша область – Древняя Греция?

Патрульный, встречавший его на базе, не знал точно, чем занимается Хелен Тамберли.

– Колонии на ионическом побережье, преимущественно седьмой и шестой века до нашей эры. – Она тяжело вздохнула. – Но вот же ирония судьбы – женщинам нордического типа, таким как я, туда путь заказан. – Она пыталась шутить. – Но как я уже сказала, мы с мужем повидали немало других красивых мест.

«Тщательно огороженных, чутко охраняемых…»

– Так что мне грех жаловаться.

«Стоицизм дает трещину».

– Если Стивен вернется… Если вам удастся спасти моего мужа, как считаете, можно будет его уговорить, чтобы осел наконец? Чтобы занимался наукой здесь, как это делаю я?

В наступившей тишине громко чиркнула спичка. Эверард выпустил дым колечками и погладил пальцем шероховатую поверхность трубки.

– Не стоит на это рассчитывать, – честно ответил он. – Хорошие полевые историки – штучный товар… Как, впрочем, и просто хорошие специалисты. Похоже, вы не в курсе, что у нас острейшая нехватка квалифицированных кадров. Такие домоседы, как вы, дают возможность работать таким кочевникам, как он. И как я. И обычно мы возвращаемся домой целыми и невредимыми.

Служба в Патруле не имела ничего общего с бравадой и безрассудством. Успех зависел от точных сведений. Их по большей части собирали на местах агенты вроде Стива. Но велика была роль и людей вроде Хелен, камеральных работников, вдумчиво и терпеливо анализировавших материалы полевиков. Разумеется, засланные в Ионию наблюдатели поставляли куда больше информации, чем удавалось извлечь из доживших до девятнадцатого века хроник и летописей. Но эти агенты не имели возможности делать то, что делала Хелен, а именно сопоставлять, типологизировать и интерпретировать находки, а также инструктировать новые экспедиции.

– Рано или поздно Стив должен будет подыскать что-нибудь безопасное, – сказала она, покраснев. – И пока он этого не сделает, я не соглашусь заводить детей.

– Уверен, в свое время он перейдет на спокойную административную должность, – сказал Эверард.

«Если удастся его вытащить».

– К тому времени он накопит громадный опыт и станет слишком ценным сотрудником для черной работы. Пусть лучше руководит новичками. Гм… Возможно, ему придется на пару десятков лет надеть личину какой-нибудь важной шишки в испанских колониях. И если вы к нему присоединитесь, это многое упростит.

– Обязательно присоединюсь! Такое приключение! Я приспособлюсь, не сомневайтесь. Мы и не планировали насовсем остаться в Викторианской эпохе.

– Наш разговор практически не коснулся Америки двадцатого века. У вашего мужа остались там связи?

– Он из старинного калифорнийского рода. Среди дальней родни есть перуанцы. Прадед у него был моряком, капитаном. В Лиме нашел себе девушку, женился и увез на свою родину. Возможно, именно здесь кроется причина интереса Стива к ранней истории Перу. Полагаю, вам известно, что он стал антропологом, а позже вел в этой стране археологические раскопки. У него есть брат, женатый, живет в Сан-Франциско. Сам-то Стив развелся с первой женой незадолго до своего зачисления в Патруль. Это было… это будет в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом. Он работал на профессорской должности, но уволился, а всем объявил, что получил грант от знаменитого института и сможет теперь вести самостоятельные исследования. Этим объяснялись и его частые продолжительные отлучки. Стив по-прежнему снимает там холостяцкую квартирку, чтобы встречаться с родственниками и друзьями, и пока не планирует исчезать из их жизни. Рано или поздно придется, и он отдает себе в этом отчет, но… – Хелен улыбнулась. – Он сказал, что хочет дождаться, когда его обожаемая племянница выйдет замуж и родит ребенка. Хочет, мол, почувствовать, каково это – быть двоюродным дедом.

В ее речи смешивались времена глаголов, но Эверард старался не обращать внимания. Это неизбежно, когда о путешествиях во времени говорят на любом языке, кроме темпорального.

– Обожаемая племянница, говорите? – тихо переспросил он.

«Такие люди часто бывают полезны. Они много знают, и можно их расспрашивать, не вызывая подозрений».

– Что вам известно о ней?

– Ее зовут Ванда. Родилась в тысяча девятьсот шестьдесят пятом. Судя по тому, что в последнее время говорил о ней Стивен, она… ммм… студентка, изучает биологию… Стэнфордский университет, кажется. Кстати, на свое последнее задание он планировал отправиться не из Лондона, а именно из Калифорнии. Хотел перед этим встретиться с родственниками в… да, в тысяча девятьсот восемьдесят шестом.

– Надо бы мне с ней поговорить.

В дверь постучали.

– Войдите, – сказала Хелен.

Появилась служанка.

– Миссис, это к вам, – холодно сообщила она. – Некий джентльмен, назвался мистером Васкесом. – И совсем уж ледяным тоном: – Этот джентльмен цветной.

– Мой коллега, – шепнул хозяйке Эверард. – Я не ждал его так рано.

– Веди его сюда, – велела служанке Хелен.

Хулио Васкес и впрямь выглядел необычно для здешних мест: низкий, плотно сбитый, бронзовокожий, чернявый, плосколицый и горбоносый. Почти чистокровный уроженец Анд. Эверард знал, что этот парень родом из двадцать второго века. Знал он также, что здесь успели привыкнуть к людям с экзотической внешностью. Все-таки Лондон – центр империи, которая раскинулась по всей планете. А кроме того, Йорк-плейс находится аккурат посередине Бейкер-стрит.

Хелен Тамберли приняла посетителя со всей любезностью и велела-таки подать чай. В ее поведении и речах Эверард не замечал ни малейших признаков викторианского расизма – это, конечно же, сказалась служба в Патруле.

Они были вынуждены перейти на темпоральный язык, поскольку хозяйка не знала ни испанского, ни тем более кечуа, а Васкесу английский не был нужен ни до вступления в Патруль, ни после: агенту вполне хватало нескольких бытовых фраз.

– Я выяснил очень мало, – сообщил он. – Задача оказалась исключительно сложной, а времени было в обрез. Для испанцев я был самым обыкновенным индейцем. Разве мог я к ним подойти, уже не говоря о том, чтобы расспрашивать? За такую дерзость меня бы выпороли или даже прикончили на месте.

– Верно, конкистадоры были сущими извергами, – согласился Эверард. – Насколько мне известно, когда доставили выкуп за Атауальпу, Писарро не отпустил инку. Устроил судилище, предъявил кучу ложных обвинений и приговорил к смертной казни. Если не ошибаюсь, пленника сожгли заживо.

– Атауальпа согласился на крещение, и наказание смягчили, – объяснил Васкес. – Он был удавлен. Позднее многие испанцы, в том числе сам Писарро, испытывали чувство вины. Но они побоялись отпустить Атауальпу: получив свободу, тот мог поднять восстание. Так поступил впоследствии инка Манко, их марионеточный правитель. – Помолчав, агент добавил: – Да, история испанской колонизации Америки изобилует примерами варварства: лютые расправы, грабежи, порабощение. Но вы, мои друзья, учили историю в англоязычных школах, а ведь Испания веками была для Англии соперницей. Эта вражда с обеих сторон сопровождалась пропагандой. На самом же деле испанцы с их инквизицией и прочими жестокостями были в ту эпоху не хуже других, а может, и лучше многих. Некоторые из них – сам Кортес, например, и даже Торквемада – желали наделить туземцев кое-какими правами. Давайте вспомним, что местное население сохранилось почти на всей территории Латинской Америки, на земле своих предков, в то время как англичане, а впоследствии их преемники – янки и канадцы – почти поголовно уничтожили коренных жителей в завоеванных странах.

– Туше! – хмуро проговорил Эверард.

– Пожалуйста, не надо, – прошептала Хелен Тамберли.

– Простите, сеньора. – Сидя в кресле, Васкес поклонился ей. – Я вовсе не хотел вас обидеть, всего лишь пытался объяснить, почему результаты моего поиска так скромны. Мне удалось установить, что монах и воин вошли в дом, который в ту ночь находился под охраной. На рассвете они не вышли, и караул обеспокоился. Внутри никого не оказалось. Солдаты проверили все остальные двери, и те оказались заперты. По городу поползли самые дикие слухи. Но даже индейцев, от которых я узнал о случившемся, нельзя было толком расспросить. Не забывайте, для них я был чужим, а сами они очень редко покидали родные края. Впрочем, волнения в городе сыграли мне на руку – я придумал легенду, объясняющую мое присутствие. Но если бы мною заинтересовались всерьез, я был бы с легкостью разоблачен.

– Гм… – Эверард пыхнул трубкой. – Как я понял, Тамберли, имея духовный сан, мог осматривать сокровища по мере их поступления. Очищал их молитвами, что-то в этом роде. А на самом деле вел голографическую съемку предметов искусства. Чтобы в будущем было что изучать и чем любоваться. А этот солдат, что вы можете сказать о нем?

Васкес пожал плечами:

– Я узнал его имя – Луис Кастелар. Офицер, кавалерист, отличился в этой кампании. Некоторые считали, что он замышлял украсть ценности, другие в это не верили – дескать, такое просто немыслимо, ведь он благородный рыцарь, а брат Танаквил и вовсе образец добродетели. Сам Писарро допросил часовых и, как мне говорили, убедился в непричастности обоих сеньоров. Да и сокровища остались на месте. В общем, когда мне пришло время возвращаться, большинство объясняли случившееся колдовством. Город охватила истерия, и это могло иметь самые тяжелые последствия.

– Которые не оставили следов в известной нам истории, – проворчал Эверард. – Насколько важен этот отрезок пространства-времени?

– Вся конкиста исключительно важна, это одно из главных звеньев в цепи мировых событий. Насчет же конкретно этого эпизода ничего сказать не могу. Во всяком случае, здесь, в будущем, мы из-за него не прекратили свое существование.

– Это не означает, что мы не исчезнем чуть позже, – хмуро возразил Эверард.

«Не только сами исчезнем в одно мгновение, но и мир, в котором мы живем. Просто канем в небытие, более абсолютное, нежели смерть».

– Все доступные ресурсы Патруль сосредоточит на тех нескольких днях или неделях, – обратился он уже к Хелен Тамберли. – При этом действовать он будет со всей осторожностью. – И снова повернулся к агенту. – Что же все-таки там случилось, Васкес? Какая-нибудь версия у вас имеется?

– Есть одна, хоть и довольно слабая, – ответил собеседник. – Подозреваю, кто-то пытался выкрасть царский выкуп с помощью машины времени.

– Логичное предположение. Между прочим, одна из задач, которые ставились перед Тамберли, – наблюдать за ходом событий и обо всем подозрительном докладывать Патрулю.

– Но как он мог докладывать, не возвращаясь в будущее? – удивилась Хелен.

– Записывал сообщения и оставлял их в тайниках, которые отличались от обычных камней только специфическим гамма-излучением, – объяснил Эверард. – Все условные места были проверены, но там лежали только короткие рутинные донесения.

– Ради этого расследования меня освободили от основной работы, – продолжал Васкес. – А работал я на поколение раньше, в царствование Уайны Капака, отца Атауальпы и Уаскара. Мы не сможем понять суть конкисты, если не изучим уничтоженную ею великую и сложную цивилизацию. Эта империя простиралась от Эквадора до глубин Чили, от тихоокеанского побережья до верховьев Амазонки. И… похоже, в тысяча пятьсот сорок втором году, примерно за год до смерти этого великого инки, при его дворе появились некие чужеземцы. Из-за внешности их сочли европейцами и оказали соответствующий прием – страна уже полнилась слухами о пришельцах из дальних земель. Через некоторое время гости ушли, просто взяли и исчезли; никто не знал, каким образом они покинули столицу и куда направились. Я же незадолго до своей отправки в будущее начал получать намеки на то, что они убеждали Уайну не давать Атауальпе большой власти, которая позволит соперничать с Уаскаром. Но старик был упрям, и эти люди своей цели не добились. И тем не менее, согласитесь, сам факт такой попытки – тревожный звонок для нас.

Эверард присвистнул от удивления.

– Еще бы! А вы догадываетесь, что это были за гости?

– Нет. Никаких намеков. Мне достался исключительно сложный для внедрения интервал. – И с кривой улыбкой Васкес добавил: – Защищая испанцев от обвинения в том, что даже по меркам шестнадцатого века они вели себя как изверги, я вынужден признать, что инки вовсе не были ангелочками. Они создали агрессивное государство, которое вело захватнические войны по всем направлениям. Там правил тоталитарный режим, и жизнь общества регулировалась до последней мелочи. Правление не было жестоким по отношению к лояльным гражданам, конформисты обеспечивались всем необходимым. Но тот, кто шел против власти, подвергался суровому наказанию. Даже высшая знать не имела стоящих упоминания прав и свобод. Ими обладал лишь великий инка, правитель и божество в одном лице. Догадываетесь теперь, какие сложности ожидают там пришельца из другого времени, пусть даже он принадлежит к той же самой расе? Свое присутствие в Каксамалке я объяснял тем, что администрация моего родного края поручила мне собирать сведения о других уделах. Но до того, как Писарро сверг туземную власть, даже с этой легендой я бы долго продержаться не смог. И она, конечно же, не позволяла наладить серьезные связи для получения важной информации – мне доставались сведения из вторых и даже третьих рук.

Эверард кивнул. Как и практически любой значительный исторический процесс, покорение испанцами Латинской Америки нельзя оценивать только в понятиях «хорошо» и «плохо». Кортес, по крайней мере, положил конец чудовищным массовым жертвоприношениям ацтеков, а Писарро проторил дорогу таким понятиям, как достоинство и ценность индивидуума. И оба испанца приобрели среди индейских племен союзников, у которых были серьезные причины примкнуть к завоевателям.

И вообще, патрульный должен отделять свою работу от морали. Его задача – беречь то, что уже случилось, историю от ее начала и до конца. А еще он должен заботиться о своих товарищах.

– Давайте подумаем о том, что можно предпринять, – предложил Эверард. – Миссис Тамберли, не волнуйтесь, мы не бросим вашего мужа в беде. Обязательно сделаем для его спасения все, что в наших силах.

Дженкинс принесла чай.