Текст книги "Луций Анней Сенека. Его жизнь и философская деятельность"

Автор книги: Платон Краснов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Платон Николаевич Краснов
Луций Анней Сенека. Его жизнь и философская деятельность

Биографический очерк Пл. Краснова

С изображением Сенеки, гравированным в Петербурге К. Адтом

ГЛАВА I

Родина Сенеки. – Его отец, мать, тетка. – Братья Сенеки: Галлион и Мела. – Племянники: Новатилла и поэт Лукан. – Общая даровитость семьи

Всемирное распространение римской цивилизации при первых императорах принесло и самому Риму ту выгоду, что привлекло в него свежие силы со всех концов мира. Сначала в Риме, еще во времена республики, появились греки; затем, в первые годы империи – испанцы; потом – галлы, британцы и, наконец, германцы, сломившие уже сам Рим. Но ни один народ не внес столько сил в римскую культуру, не дал Риму столько ученых, поэтов, государственных деятелей и даже императоров, и притом с чисто римским характером, как испанцы. Испанцем по происхождению был и знаменитейший римский философ Сенека.

Луций Анней Сенека родился в Кордове между 6 и 3 годом до Рождества Христова. В то время Кордова, или, как ее звали римляне, Кордуба, была цветущим торговым городом. Завоеванная и укрепленная карфагенянами, она была свидетельницей пунических войн, и уже с 206 года до Р.Х. перешла во власть римлян. Первые два столетия до Р.Х. Кордова была ареной постоянных войн. В гражданскую войну Цезаря и Помпея она дважды подверглась опустошению; но со вступлением на престол Октавиана Августа и с распространением мира Кордова скоро окрепла и сделалась вместе с Кадиксом центром вывозной испанской торговли; а несколько позднее, в качестве главного города провинции Бетика, получила право чеканить свою монету. Своего торгового значения она не потеряла и до последних дней. Но торговые занятия жителей Кордовы не мешали им постоянно поддерживать в себе отвлеченные интересы к философии. В средние века, во время господства арабов, Кордова стала центром мусульманской образованности, в ней жил величайший из философов той эпохи – Аверроэс. Интерес и уважение к образованности в Кордове не угасли и до наших дней. Так, еще в прошлом веке в Кордове показывали как достопримечательность города дом, в котором родился Сенека, la casa de Seneca,[1]1
  дом Сенеки (исп.).


[Закрыть] а в окрестностях города – дачу, в которой протекло раннее детство философа, el Lugar de Seneca.[2]2
  зд.: хутор Сенеки (исп.).


[Закрыть]

Отец Сенеки принадлежал к среднему (дворянскому) сословию римских всадников. Неизвестно, был ли римским всадником дед философа; несомненно, однако, что выше родословная их не поднималась. Таким образом, фамилия Аннеев была сравнительно молодая; Сенека был, что называется, homo novus,[3]3
  новый человек (лат.).


[Закрыть] – обстоятельство, дававшее ему возможность отлично уживаться в императорском Риме в то время, когда представителям древних римских фамилий приходилось или вступать в компромиссы с совестью, или сходить со сцены.

Отец Сенеки, Марк Анней Сенека, известный в истории литературы под именем Сенека-ритор, был человек недюжинного ума, высокой образованности и редкой энергии. В половине царствования Августа он покинул свой родной город и переселился в Рим. Его жена, Гельвия, последовала за ним. В то время будущий философ был так мал, что его вынесла на руках из Кордовы его тетка, сестра матери, женщина в высшей степени замечательная. В Риме Марк Анней Сенека скоро нашел себе выгодное занятие. При первых императорах римское ораторское искусство стало клониться к упадку и с политической трибуны перешло на школьную кафедру.

Сенека-ритор стал преподавать ораторское искусство и вскоре составил себе этим имя, положение и состояние. Он первым поставил преподавание риторики на должную высоту и смело заявил, что не находит постыдным учить тому, чему так почетно учиться. Несмотря на природную суровость характера, Сенека не был педантом и в своих книгах сохранил ясный и трезвый взгляд на истинное значение и достоинство оратора. В дошедших до нас его сочинениях он ядовито смеется над манерой современных ему риторов насыщать свои речи цитатами и риторическими оборотами из классических речей в такой мере, что они теряли настоящий смысл. После Сенеки-ритора осталось сделанное им собрание речей современных ему школьных ораторов – на классические темы или по измышленным юридическим и нравственным вопросам; каждая из этих речей сопровождается замечаниями самого Сенеки.

Мать Луция Аннея, Гельвия, происходила из знатного рода. Имя Гельвиев часто встречается в самых старинных надписях. Из этой же фамилии происходила мать Цицерона.

Гельвия выросла и была воспитана в доме своей мачехи. Однако отец ее позаботился дать ей прекрасное образование, и она много занималась искусствами. Сенека описывает свою мать как женщину редкой для того времени чистоты и с восторгом отзывается о ее материнских чувствах. “Тебе не придется, – писал он Гельвии, – извиняться за женскую слабость, ибо ты лишена женских недостатков. Бесстыдство, ставшее столь общим явлением века, не коснулось тебя. Ни самоцветные камни, ни жемчуг не могли тебя прельстить. Ты не считала богатства за высшее благо людей. Воспитанная в старинном и строгом доме, ты не поддавалась дурному примеру. Никогда не стыдилась ты быть матерью, хотя этим изобличался твой возраст. Никогда не делала ты, по примеру других женщин, заботящихся о своей наружности, искусственных выкидышей. Никогда не прибегала к белилам, румянам и другим притираньям и не носила таких платьев, которые скорее открывают тело, чем покрывают его. Но лучшим украшением своим почитала ты скромность… В отношении нас, детей своих, ты была нежно заботлива. Ты радовалась нашему благосостоянию более, чем пользовалась им. Ты полагала границы нашей щедрости, не зная их для своей, и, сберегая наше наследство, ты заботилась о нем, как о своем, но воздерживалась от него, как от чужого. Наши успехи в жизни вызывали в тебе только бескорыстную гордость. Ты не хотела извлекать из них выгоды”.

Сестра Гельвии, та самая, которая вынесла Сенеку на руках из Кордовы, и делом, и советом помогала философу в начале его общественной деятельности. Она ухаживала за ним во время тяжелой болезни, которой он подвергся в детстве, а потом уже юношей, благодаря ее протекции, он получил место квестора. Эта тетка была замужем за Ветразием Поллионом, который в течение шестнадцати лет был претором в Египте. Несмотря на легкость египетских нравов жена его сохранила безупречную репутацию и среди блеска и роскоши южных городов вела уединенную, замкнутую жизнь. Она потеряла своего мужа трагическим образом во время морского путешествия, но ни за что не хотела расстаться с его телом и, несмотря на бурю, подвергаясь опасностям, перевезла любимый прах в Рим, где впоследствии поселилась и сама и была одной из уважаемых женщин в столице. Окруженный заботами и ласкою этих двух замечательных женщин, Сенека провел свое детство. Таким образом, уже по рождению своему он принадлежал к интеллигентной и высокодобродетельной семье, в которой высокие нравственные доблести жены сочетались с блестящим образованием и энергией мужа.

У Марка Аннея и Гельвии, кроме Сенеки, было еще два сына. Старший, Новат, впоследствии усыновленный Галлионом и принявший его имя, выдвинулся на административной деятельности и ко времени царствования Нерона занимал ответственную должность проконсула Ахаии. Мы встречаемся с ним в “Деяниях Апостолов”. Он – тот самый проконсул, который отказался судить апостола Павла, сказав обвинявшим его иудеям: “Иудеи! Если бы какая-нибудь была обида или злой умысел, то я имел бы причину выслушать вас. Но когда идет спор об учении, и об именах, и о законе вашем, то разбирайтесь сами: я не хочу быть судьею в этом” (“Деяния Апостолов”, глава XVIII, 14 и 15). Сенека относился к Галлиону как к старшему с глубоким уважением и посвятил ему свои рассуждения “О гневе” и “О блаженной жизни”.

Младший брат, Луций Анней Мела, жил в стороне от государственных дел. Он не занимался ни политикой, ни литературой, хотя и был высоко образован и любил чтение. Зато он умножил свое состояние. Его уединенная и тихая жизнь не спасла его, однако, от алчности Нерона, и ему пришлось умереть добровольною смертью, завещав часть состояния Нерону и его любимцам, чтобы спасти остальную.

Оба брата Сенеки – и Новат, и Мела – были прекрасные семьяне и преданные сыновья. Их заботам поручал Сенека Гельвию в дни своего изгнания. “Вспомни о моих братьях, – пишет он матери. – Пока они живы, тебе нельзя пожаловаться на судьбу. Каждый из них может восхитить своею доблестью. Один с большим умом отдался административной деятельности; другой с неменьшим благоразумием отказался от нее. Ты можешь всегда опереться на высокий сан одного сына, на спокойствие другого и на преданность их обоих. Я знаю искренность чувств обоих моих братьев. Один искал почестей для того, чтобы прославить тебя; другой избрал спокойную мирную жизнь, чтобы тем свободнее пользоваться твоим обществом. Судьба позаботилась о том, чтобы ты могла найти защиту и отраду в своих сыновьях: у одного – вследствие его высокого положения, у другого – вследствие его мирного образа жизни. Они будут наперерыв ухаживать за тобой, и тоска об одном сыне восполнится преданностью двух других”.

У Сенеки не было детей, кроме умершего незадолго до его изгнания сына; но у его братьев были дети. Он упоминает о Новатилле, дочери Галлиона. В то время, к которому относится приведенная характеристика братьев Сенеки, она была девочкой лет тринадцати и пользовалась большим расположением дяди. Незадолго перед тем она потеряла свою мать, и Сенека, обращаясь к Гельвии, просит ее заняться воспитанием внучки: “Пусть воспитается она на твоих речах. Ты многое можешь ей дать, если даже послужишь ей одним примером”.

У Луция Аннея Мелы был сын, Марк Анней Лукан, – известный поэт, автор поэмы “Фарсалия”, запятнавший впоследствии свою память доносом на свою мать, который он сделал, будучи обвинен в заговоре против Нерона и напрасно надеясь спасти этим жизнь. Это был хорошенький веселый мальчик, “при виде которого не могла длиться никакая печаль”. В молодости он подавал большие надежды, обладая крупным поэтическим дарованием, но погиб безвременною смертью.

Кроме этих двух племянников, у Сенеки, вероятно, были еще и другие родственники по нисходящей линии. Одному из них должны принадлежать, по крайней мере, некоторые из приписываемых философу Сенеке трагедий.

Из этой краткой характеристики родных Сенеки мы видим, что он принадлежал к высокоодаренной семье. Почти все члены ее выделялись какими-либо талантами. Даже женщины были замечательны в интеллектуальном отношении. Но высшего своего развития духовные силы рода достигли, конечно, в самом Луции Аннее Сенеке.

ГЛАВА II

Детство и ранняя молодость Сенеки. – Его физическое воспитание. – Болезненность. – Образование. – Наставники Сенеки в философии: стоик Аттал, пифагореец Социон, киник Деметрий, эклектик Фабиан Папирий. – Первый этюд по естествознанию

До нас дошло мало сведений о детстве и юношестве Сенеки, у историков его имя встречается, начиная с того времени, когда он был уже известным философом. Ранние сочинения Сенеки до нас не дошли. Однако, зная общий характер римского воспитания и пользуясь теми намеками на эпизоды юности, которые встречаются в старческих сочинениях философа, наконец, на основании его характера, можно сделать некоторые догадки и хотя бы в общих чертах представить себе жизнь Сенеки в ранние годы.

Детство Сенеки протекло дома, и первоначальному своему воспитанию он обязан женщинам – матери и тетке. Об этом свидетельствует и глубокое уважение его к этим женщинам, и общая мягкость и утонченность его характера, и редкая в философе стоической школы любовь к женщинам. В сочинениях Сенеки женщина нигде не рассматривается как помеха отвлеченным интересам, как соблазн, который надо устранить; напротив, часто он упоминает, – в особенности по поводу своей второй жены Паулины, – как он много обязан женщинам за чистоту своих нравов и мыслей. Кроме того, Сенека был слабым, болезненным ребенком, а такие дети всегда пользовались попечением женщин. В своем “Утешении к Гельвии” Сенека упоминает о тяжелой болезни, во время которой за ним ухаживала его тетка.

Семья Сенеки была дружной. Можно предполагать, что в детстве все три брата жили вместе с родителями и теткой. Нежная дружба, связывавшая братьев, продолжалась всю их жизнь.

Подобно большинству зажиточных римлян, семейство Аннеев на лето уезжало из Рима. У самого Сенеки впоследствии было несколько вилл; неизвестно, сколько их было у его отца. Надо, однако, думать, что всего чаще Аннеи проводили лето в той загородной вилле в нескольких часах езды от Рима, о посещении которой в старости Сенека говорит в одном из своих писем:

“Куда ни обращусь я, всюду вижу признаки моей старости. Приехал я в мою загородную виллу и остался недоволен тем, что поддержание ее дорого стоило. На мои сетования управляющий возразил, что он в этом не виноват, что он со своей стороны принимал все меры, но что вилла сама стара. А вилла эта построена на моих глазах. Чем в самом деле стал я, если рассыпаются камни одного возраста со мною? Рассердясь на управляющего, я стал искать случая придраться к чему-либо. “Очевидно, – сказал я, – за этими платанами не смотрят. Их зелень жидка, ветви изогнуты и узловаты, стволы черны и неровны. Ничего этого бы не было, если бы их окапывали и поливали, как следует”. Тут управляющий стал клясться, что он все это делал, не жалел на это никаких трудов, но что деревья стары. А между тем я сам посадил их и видел их первые листья. Взглянув на двери дома, я воскликнул: “А это что за расслабленный старик? Недаром он стоит в дверях: его пора выгнать из дому. Где ты выискал такого? И что тебе за охота таскать чужих мертвецов?” Но старик этот сказал мне: “Неужели ты не узнал меня? Ведь я Фелицио, тот самый Фелицио, которому ты дарил в детстве статуэтки богов. Я – сын твоего управляющего, Филозита, и был когда-то твоим любимцем…”.

На физическое развитие в Риме обращалось гораздо больше внимания, чем у нас. И Сенека, несмотря на кабинетность своего характера и слабое телосложение, занимался гимнастическими упражнениями. Они состояли в садовых работах, в беге, метании диска, а главное – купанье в холодной воде. Излюбленным местом для этого был у римлян Еврин – канал, огибавший Рим, с особенно холодной водой. В детстве и юности Сенека купался в нем круглый год; даже зимой, в первый день Нового года, бросался в купальнях, называвшихся “Девственными водами”, в холодную, почти ледяную воду и плавал там. Состарившись, Сенека выбирал более теплые воды для купанья: сперва Тибр, а затем и искусственные ванны с теплой водой. Сенека, как уже неоднократно упоминалось, был слаб здоровьем. По его собственным словам, он испытал почти все болезни. Вообще Сенеке рано пришлось познакомиться с врачами и лекарствами. В течение жизни ему так часто приходилось прибегать к ним, что и в философских сочинениях своих он часто пользуется сравнениями и аналогиями, заимствованными из области медицины. В старости Сенека страдал астмой; в молодости, кроме обычных детских болезней, Сенеке пришлось испытать хронический катар дыхательных путей. “Сначала, – пишет философ, – я не обращал на него особенного внимания: благодаря своей молодости мне было не особенно тяжело переносить болезнь. Но наконец мне пришлось слечь, так как катар довел меня до того, что я весь истаял и страшно ослаб. Я даже стал подумывать о самоубийстве; но меня удержала мысль о том, как я оставлю моего отца-старика, очень меня любившего. Я принял в соображение не то, как бы прекрасно мог умереть я сам, но как бы он не горевал слишком по моей кончине”.

Друзья Сенеки во время болезни развлекали его утешениями, посещениями и разговорами. Впоследствии Сенека вспоминал о них с чувством глубокой благодарности: “Ничто так не восстанавливает силы больного, как участие друзей. Ничто не устраняет в такой мере ожидания и страха смерти. Я не думал, что я весь умру, если они переживут меня. Я думал, что буду жить тогда, если не с ними, то через них. Мне казалось, что я не испущу духа своего, не передам его им. Все это поддерживало во мне желание вылечиться и терпеливо переносить все мучения”. Еще более содействовала терпению Сенеки философия, бывшая для него не только предметом кабинетных занятий, но убеждением сердца, которое он сознательно и последовательно проводил в своей жизни.

Вообще отвлеченные и научные занятия поглощали большую часть жизни Сенеки. Свое первоначальное образование он получил под руководством отца, известного ритора. Вероятно, Сенека посещал также какую-нибудь школу. В его письмах, по крайней мере, есть указания на то, что ему хорошо известны недостатки римского школьного преподавания. Так, осуждая в одном из писем схоластику, душившую римскую школу не менее чем средневековую и современную, Сенека замечает: “Не ради жизни мы учимся, а ради школы”. В остальных своих сочинениях Сенека выказывает необыкновенную начитанность и знание схоластических авторов, какого, конечно, он не мог приобрести впоследствии, занимаясь философией в часы досуга во время адвокатской и административной деятельности, тем более что обо всех этих школьных авторах он отзывается с большим или меньшим презрением.

Таким образом, с уверенностью можно сказать, что к двадцати годам своей жизни, когда он, оставив школьное образование, обратился к слушанию лекций по философии у лучших тогдашних философов, Сенека имел солидные знания в греческом языке, грамматике, пиитике, музыке, истории и математике. Это было около 19 года от Рождества Христова.

Наставниками Сенеки в философии были стоик Аттал, пифагореец Социон, эклектик Фабиан Папирий и киник Деметрий. В ту пору он изучал философию очень разносторонне. Обо всех своих наставниках Сенека отзывается с большим восторгом, лекции каждого производили на него сильное впечатление. Но особенно тесная связь возникла между Сенекой и Атталом.

В школу Аттала Сенека приходил первым и уходил из нее последним. Мало того, даже в перерыве между занятиями, во время прогулок, Сенека постоянно обращался к своему наставнику с расспросами и вызывал его на рассуждения. Когда Сенека слушал лекции Аттала, на которых стоик обличал пороки, невежество и недостатки, юный ученик испытывал сожаление о роде людском, и ему казалось, что его учитель – существо высшее, чем другие люди. Сам Аттал называл себя царем, но он казался чем-то высшим – царем над царями. “Когда, – пишет Сенека, – он проповедовал бедность и доказывал, в какой мере лишняя и ненужная тягость все, что превышает первые потребности, мне хотелось уйти из школы нищим. Когда он обличал наши страсти и проповедовал целомудрие, трезвость, чистоту воображения и советовал не предаваться не только нехорошим наслаждениям, но даже излишним, хотелось совсем отказать себе в пище и питье”. “Кое-что из его наставлений, – сообщает Сенека своему другу Луцилию в старости, – осталось у меня на всю жизнь. Сначала же я следовал им очень горячо, но затем, отдавшись общественной деятельности, растерял многие из этих правил. Но все же на всю жизнь я отказался от устриц и грибов, ибо эта пища служит не для насыщения, но лишь для возбуждения аппетита, и только помогает съесть больше, чем желудок мог бы вместить. Точно так же, благодаря советам Аттала, я на всю жизнь отказался от духов, тем более что всего лучше для тела, когда оно совсем не пахнет. Бросил я также пить вино и стал избегать бань, находя излишней изнеженностью расслаблять свое тело искусственными парами. Другие же привычки возвратились, хотя я в них наблюдаю строгую умеренность, тем более что она не легче, чем полное воздержание”.

Значительное влияние на жизнь и нравы Сенеки оказывал пифагореец Социон. Изложив доктрину вегетарианства, согласно учению Пифагора и пифагорейца Секстия, Социон склонил и Сенеку к воздержанию от мясной пищи. Около года Сенека питался исключительно растительной пищей. Он уже стал привыкать к ней, и ему казалось даже, что дух его стал подвижнее, а ум острее. Но в это время Тиберий начал гонения на тайные секты евреев и египтян, казавшиеся подозрительными тогдашнему правительству: внешним признаком этих сект было неупотребление в пищу мяса некоторых животных. Отец Сенеки, вообще не сочувствовавший философским увлечениям своего сына, воспользовался этим случаем и уговорил его отказаться от вегетарианства.

Из остальных учителей Сенеки замечателен своим гордым, неуживчивым характером киник Деметрий. Он был ходячей оппозицией всему тогдашнему строю жизни. Он презирал богатство, смеялся над властями, был неоднократно преследуем за вольный язык и между тем держался самых возвышенных правил. “Я любил его, Деметрия, – говорит Сенека в одном из своих писем, – и, бросив жирных улиток в пурпуре, говорил с этим полуобнаженным чудаком и восхищался, видя, что он не чувствует никаких лишений. Все презирать легче, чем иметь все. Кратчайший путь к богатству – презрение этого богатства. Деметрий же так живет, как будто он не то что презирает все вещи, но предоставил другим ими пользоваться”. Во времена Калигулы этот Деметрий удивил своим бескорыстием императора, отказавшись принять от него весьма ценный подарок. “Неужели, – сказал Деметрий, – он думал, что я дам продать себя за такую ничтожную цену? Чтобы подкупить меня, не хватило бы всего его царства”. Одному царедворцу, гордившемуся своим богатством, Деметрий сказал: “И я был бы так же богат, как и ты, если бы стал торговать своей совестью”. В глубокой старости он осыпал оскорблениями Веспасиана; но коса нашла на камень. Этот мудрый император презрительно заметил, что считает лишним убивать собаку, которая на него лает.

Сенека сохранил дружеские отношения с Деметрием до глубокой старости, почти до своей смерти.

Наконец, Фабиан Папирий славился как прекрасный оратор и высоконравственный человек. “Из уст его выходят не речи, но сама нравственность”, – говорил Сенека. В другом месте Сенека ставит его в образец лектора по философии за ясность и плавную медленность, с какою он читал свои лекции. Зато эта манера препятствовала Фабиану хорошо писать: его слог был недостаточно сжат, и хотя изложение его было весьма последовательно, однако казалось напыщенным и водянистым. Фабиан Папирий и стоик Аттал, кроме философии, читали лекции по естественной истории. Под их руководством написал Сенека свое сочинение о землетрясениях, переделанное им впоследствии и вошедшее в состав его “Естественноисторических вопросов” (“Quaestiones naturales”). В этом сочинении Сенека подробно разбирает различные гипотезы древних о землетрясениях, объяснявших эти явления то влиянием подземного огня, то колебаниями мирового океана, на котором плавает земной материк, то напором подземных газов, то сочетанием нескольких из этих причин. Сенека склоняется к объяснению землетрясений как следствия напора скопившихся под землею газов.