Текст книги "Самурай-буги"

Автор книги: Питер Таскер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Мори наклоняется вперед.

– Что именно случилось?

– Как я вам уже сказал, они прижали его к стене и принялись на него напирать. Они говорили тихо, так, чтобы никому не было слышно, но потом сарариман запаниковал. Крикнул, что никого не убивал и никогда не слышал ни о Миуре, ни о Наканиси. Вот тут-то они и сделали что-то такое, отчего сарариман осел на землю.

По позвоночнику Мори пробегает заряд, на затылке у него загорается лампочка.

– Повтори, – выдыхает он. Уно повторяет.

– Все, я выполнил свою часть сделки, – говорит он, скрещивая руки на груди. – Какое задание вы собираетесь мне дать?

Мори собирался послать его понаблюдать пару часов за домом миссис Миура – не выйдет ли из этого какой-нибудь толк. Теперь у него есть идея получше.

– Наканиси. Я хочу, чтобы ты пересмотрел все газеты, государственные архивы, все, что придет в голову. Ищи нераскрытое убийство, где жертву звали Наканиси.

Уно, кажется, относится к такому без восторга.

– Просматривать газеты? Я бы сказал, это работа для библиотекаря.

– Ты имеешь в виду, что дружки твоей невесты не сочтут, что это круто, – фыркает Мори. – Что ж, может, и нет. Но проверка и сбор информации – это в нашем бизнесе все. Чем быстрее ты это поймешь, тем лучше.

И чем быстрее ты поймешь, что это за бизнес на самом деле – какие веши приходится делать, каким человеком приходится стать, – тем лучше для всех заинтересованных лиц.

– Еще пива?

– Хватит, – говорит Уно, с трудом поднимаясь на ноги.

Мори улыбается:

– О'кей – тогда пошли в тот ночной клуб, о котором я тебе рассказывал.

Джордж Волк Нисио сидит в баре в Роппонги и смотрит в угол сцены – там играет группа кантри-энд-вестерн. Одинокий Люк Сегава и «Парни из Прерий», одна из любимых групп Джорджа. Они делают музыку потрясающей чистоты, такую трагическую, какой он нигде больше не слышал. Бар невелик – тесный уголок на двадцатом этаже здания, которое старый босс приобрел года два назад. Джордж не вполне знает, как все было что-то там с трастовым банком, с лидером политической фракции, с агентством по недвижимости, чьи единственные активы – недостроенные площадки для гольфа и неликвидные курортные домики, – но старый босс пожелал как можно скорее выставить тогдашних жильцов вон. Он попросил Джорджа ускорить проведение операции. Жильцы вскоре съехали. Джордж нашел новых: например, бар «Счастливые тропы» и театральный клуб «Мокрый банан».

В обязанности Джорджа входит следить за этими учреждениями, чтобы у них не было проблем с буйными элементами, которых можно иногда найти в наши дни в Роппонги. Как правило, достаточно одного присутствия Джорджа: он сидит, развалившись в кресле у двери, в белом костюме и зеркальных очках. Джордж так эффектен, что люди отправляются своей дорогой, едва заглянув внутрь. Сегодня, например, единственный занятый столик – сразу за ним. Там быстро напивается кучка длинноволосых студентов. Другие клиенты проглотили напитки и свалили сразу после прихода Джорджа. Но проблемы в этом нет: в одиночестве приятнее наслаждаться музыкой.

Одинокий Люк сегодня в голосе, а голос у него высокий и дрожащий. Джордж вынимает таблетку бензедрина, запивает глотком «Дикой индейки». На уме у него много вещей. Благодаря представлению, которое Джордж устроил в провинции, он снова в фаворе у босса. Что, ясное дело, вызывает определенные проблемы. А именно: люди юного принца будут следить за ним пуще прежнего. Еще есть человек по имени Мори, про которого этот цветочник с гнилыми мозгами сказал, что он из порнобизнеса. Джордж, однако, знает большинство людей из порнобизнеса, и предварительные справки ничего не дали. Но Джордж будет пытаться еще, потому что такой уж он человек – живет ради чести и уважения. Именно поэтому он пошел в тюрьму Абэбаси с улыбкой на устах. Так что он не успокоится, пока человек по имени Мори не заплатит.

Одинокий Люк снимает ковбойскую шляпу и склоняет лысину, благодаря за аплодисменты. Он не улыбается. Его лицо, изрезанное угрюмыми морщинами, выглядит гораздо несчастнее, чем когда он пел. Джордж одобряет. Одинокий Люк – не пьяная обезьяна, вроде попсовых певцов. Он искренний человек.

Один из «Парней» сменяет банджо на гитару с резонатором. Аккуратно поднимает ее, извлекает несколько звучных аккордов. Одинокий Люк достает из кармана хлопчатой рубахи губную гармошку, тяжело подносит к губам. Джордж сидит прямо, всей душой откликаясь на эти первые скорбные звуки. Что это будет – Хэнк Уильяме или Слим Уитмен?

Проблема: неожиданный ропот сзади. Джордж оборачивается. Студенты орут придурочными голосами. Сначала Джордж не может разобрать, что они говорят. А когда разбирает, его охватывает ужас.

– Йа-а, тяжелый металл!

– Эй, дядя! Сыграй нам хэви-метал!

С ними девчонки. Ржут, разинув рты. Джордж смотрит на сцену. Люк стоит как примороженный, лицо без выражения, будто иссеченный ветрами старый могильный камень.

Джордж встает, проходит к их столику, заглядывает в пьяную красную рожу.

– Слишком много шума! – шипит он. – Ведите себя прилично в таком месте!

– Мы хотим хэви-метал! – визжит одна из девиц.

– Заткнись, шлюха дерьмоголовая.

– Что ты сказал? – говорит самый крупный из студентов, вставая на ноги. – Ты думаешь, ты кто, а?

Невероятно – он кладет свою грязную лапу на плечо Джорджа, на его свежевыглаженный пиджак. Джордж с яростным рыком сбрасывает ее. На тарелке рядом как раз лежит серебряная десертная вилка. Меньше секунды – схватить ее и воткнуть этому чуваку в горло. Но это будет непрофессионально. Менеджеру не нужно разбирательств с полицией, тем более – по такому пустячному поводу. С другой стороны, Джордж не может просто так уйти. Если бы мог, не был бы Джорджем Волком Нисио.

Все смотрят – менеджер, официанты, сам Одинокий Люк. Джордж достает из-под стула свой портфель и раскрывает его перед носом у студента. Так, чтобы никто другой не видел, что внутри.

– Крыса, – говорит он, – из канавы. Знаешь, что это такое?

Студент кивает. Он вдруг протрезвел.

– Хочешь по-настоящему тяжелый металл?

– Нет.

Другие студенты ничего не говорят. Они смотрят на крупного парня, пропитываясь его страхом.

– Хочешь извиниться за свою грубость, да? Студент снова кивает, глаза его расширены. Джордж ухмыляется.

– Это хорошо. Тогда становись на четвереньки и ползи к сцене.

Студент секунду сомневается, потом делает, что велит ему Джордж. Одинокий Люк мрачно уставился в пространство – он даже не замечает парня. Тоже хорошо. Одинокий Люк умеет держаться с достоинством.

Джордж встает позади студента и вгоняет острый носок сапога между его ягодицами. Студент визжит, как баба.

– Тихо! – орет Джордж. – Опусти лицо и стой так, пока музыка не закончится!

Зажмурившись, студент прижимает лоб к деревянным доскам. Девчонки молчат, никакого больше пьяного хихиканья. Джордж возвращается к столу, наполняет стакан виски и в один присест все выпивает. Полиция в наши дни стала менее понимающей, и он редко приносит оружие в Роппонги. Сегодня – счастливое исключение. Счастливое для всех, потому что если бы не было пистолета, были бы кулаки, ножи и разбитые очки. Соответственно – визг, кровь, и никаких шансов услышать следующую песню Одинокого Люка.

Джордж, любезно-уродливо ухмыляясь, поворачивается к женщинам. Они в шоке. Он шевелит задницей и медленно, сардонически пускает газы.

Вновь звенит гитара с резонатором. Одинокий Люк подносит гармошку к губам и выдувает пару аккордов. Джордж узнает мелодию сразу. Эго Хэнк Уильямс.

Одиннадцать

Мори просыпается в состоянии классического похмелья: давящая головная боль; затуманенное зрение; в мозгах дождливый сезон. Лишь спустя какое-то время ему удается извлечь из тумана то, что было после пивного садика. Хороший был вечер, во всяком случае. Он снова закрывает глаза, видит смеющиеся лица, чует запах духов. Девочки в ночном клубе были полны энергии и веселья. Уно здорово пил, здорово танцевал. И, как и предполагал Мори, девчонки его не отпустили. Мори оставил его там, последним посетителем заведения, со снятой рубахой и челкой, падающей на глаза.

Осторожный завтрак – рисовый шарик, пара мандаринов, никакого кофе. Потом Мори включает телевизор и застает конец еженедельной новостной программы. Говорят о политической реформе, о ее абсолютной необходимости, с которой согласны все. Присутствуют лидеры всех главных фракций – ряд темных костюмов и честных, обнадеживающих лиц. Интервьюер спрашивает, доживет ли правящая коалиция, включающая все главные партии, до конца года.

Действующий глава фракции «Канэсита» объясняет, как он «прилагает все усилия для достижения тех рамок, которые будут способствовать необходимому консенсусу».

Его главный соперник – человек, чьи воспаленные амбиции пошатнули единство старой партии, – улыбается и кивает. Он верит, что «было бы неправильно исключать возможность того, что к концу года задуют суровые ветра».

Третий утверждает, что «гибкость может быть названа первейшим приоритетом для движения к национальному возрождению».

Знакомые слова, знакомое лицо. Это Сэйдзи Тори-яма, выглядит он гораздо старше и потрепаннее, чем на фотографии в газете. С тех пор, как Мори выяснил, что Торияма – отец миссис Миура, он уделяет больше внимания политическим событиям. Он сидит на корточках перед телевизором и смотрит, как интервьюер пытается зондировать почву дальше.

– Торияма-сан, говорят, что вы – ключевое лицо в политическом пейзаже этого года. Если вы перестанете оказывать поддержку, правительство будет смещено. А в этом случае велика вероятность того, что будет сформировано новое правительство – правительство Ториямы…

Он делает паузу, вероятно, предполагая то же, что и Мори: скромный смешок, а потом обычный поток речей про «реформы» и «национальное возрождение». Вместо этого, однако, Торияма занимает оборонительную позицию:

– Ну – ох, дайте мне сперва сказать – если держать в голове все различные мнения, которые могут быть на этот счет, – было бы правильнее продолжить внимательное обсуждение ситуации, пока дальнейшие шаги вперед не станут более адекватными…

Торияма запинается и заходит в тупик. Ему явно не по себе, он сбит с толку. Левое веко начинает подергиваться.

Интервьюер пробует еще раз:

– Итак, вы говорите, что будете продолжать поддержку правительства, что бы ни решили другие партии?

Торияма ерзает на стуле.

– Я говорю, что есть голоса, призывающие к стабильности, и вовсе не так уж неправильно принимать их во внимание. Как говорится в пословице, мост следует переходить осторожно, простукивая его, чтобы убедиться, что он прочен…

Интервьюер переключается на главу фракции «Канэсита», признанного мастера в плетении словес. Дискуссия становится еще более витиеватой. Похмелье Мори разыгрывается. Политики – почему они не говорят, как обычные люди? Они что, со своими женами и любовницами тоже так разговаривают? Все же обычно Торияма гораздо более уравновешенный и представительный, чем лидеры старых фракций, сидящие по бокам от него. Сегодня он выглядит и говорит ужасно, как будто пил два дня подряд так, как Мори вчера вечером.

Снаружи дождь заканчивается. Мори выключает телевизор, выпивает энергетического напитка и готовится к обычному лечению похмелья: полчаса каратэ в зале местного храма. Боль надо побороть болью.

Храм пуст – лишь старый одноглазый кот недоуменно наблюдает за упражнениями Мори. Ноги выбрасываются не так высоко, как когда-то, кулаки двигаются не так быстро, но вскоре адреналин уже бежит по жилам. Мори пританцовывает на скользкой каменной поверхности, выдыхает из глубины нутра, до предела наполняет легкие сырым воздухом. Похмелье вскоре побеждено, хотя одноглазый кот, кажется, не проникся.

Работает тело Мори – и ум его работает тоже. Он думает о вчерашних событиях. Тот неудачливый сарариман: напали на улице, накачали наркотиками, утащили навстречу таинственной участи. «Музыканты» быстро сообразят, что он не имеет отношения к смерти Миуры. Сарариманы – люди простые. Они не ввязываются в серьезные преступления – по крайней мере, если начальство не прикажет. Вот если бы Мори утащили, ситуация была бы куда сложнее.

Уловка с сумкой оказалась удачной – она дала новую, драматическую информацию по делу Миуры. Черный Клинок – явно не обычный шантажист. Его подозревают в двух убийствах – Миуры и человека, которого зовут Наканиси. Еще более важны подозрительные личности, выдающие себя за музыкантов и медиков и действующие из центра делового района. У Мори есть некоторые идеи насчет этих людей, но их нужно проверить. И снова, человек, который может ему в этом помочь, – Сима.

Сразу после полудня Мори приходит домой, весь мокрый от дождя и пота. Звонит Симе и спрашивает, есть ли время для встречи.

– Нет проблем, – отвечает Сима, – сегодня я как раз собирался съездить в Сибую. – Мори удивлен. Трудно предположить, что Сима тратит свое драгоценное свободное время на прогулки по одному из самых оживленных торговых районов Токио. – Мне надо купить скрипку, – объясняет Сима. – Поздравить Мари-тян.

– Поздравить? С чем?

– Она сдала на права, – говорит Сима гордо. Мори представляет картинку: застенчивая девочка в форме младшей школьницы, вытягивая шею, выглядывает из-за рулевого колеса. Когда он последний раз видел старшую дочь Симы? Восемь лет назад? Десять? А кажется, что на прошлой неделе. Время в наши дни определенно летит быстро. Будущее застает врасплох.

Сибуя ломится от молодых людей, кипит их деньгами. Пабы, клубы, бутики, дневные дискотеки, «лав-отели», кабинки караокэ, игровые центры – вся эта буйная экосистема, удобряемая доходами, находящимися в распоряжении нынешних шестнадцати-двадцатипятилетних. Эти детки живут дома так долго, как только могут, и клянчат деньги у родителей, дедушек и бабушек. Они не хотят расти, и кто может их в этом винить? Как только они вырастут, их наличные деньги вмиг разлетятся.

Мори прокладывает путь через море людей, стараясь держать под контролем свое раздражение. «Эмбиент трип-хоп гараж транс» – что это значит? Кто-нибудь знает вообще? Эти детки – странное племя. Они предпочитают общаться не лично, а по пейджеру или мобильнику. Их язык – смесь слэнга, словечек из телевизора и комиксов. Девочки, со своими светло-каштановыми волосами и искусственным загаром, выглядят, как пришельцы. Мальчики избавляются от растительности на руках и ногах и меняют форму лица при помощи пластической хирургии. Когда Мори было двадцать, он хотел изменить японское общество со дна до покрышки. Этих интересует только смена собственного облика.

Сима ждет в забегаловке, рядом с ним на стуле огромный пакет.

– Моя двухмесячная зарплата, – жалуется он. – Но дело того стоит. Скоро ей ехать на гастроли с молодежным оркестром.

– С молодежным оркестром! – говорит Мори, поднимая брови. – Я иногда спрашиваю себя, вправду ли Мари-тян твоя дочь!

– Хой! Что ты имеешь в виду?

Мори пожимает плечами, идет к прилавку и берет рисовый бургер с якитори. Чувство юмора у Симы уже не то. У него, наверно, тоже.

Мори садится и откусывает от рисбургера.

– В чем проблема на этот раз? – спрашивает Сима раздраженно.

Мори переходит прямо к делу:

– Что ты знаешь о новой секретной службе, которая была образована несколько лет назад? О той, которую в газетах называют «японским ЦРУ»?

Сима хмурится:

– Это высшие материи, Мори. На твоем месте я бы в них не лез.

– Я уже влез, – говорит Мори. – Вчера их люди чуть не увезли меня прямо с улицы. Кстати, у них же головное управление где-то в деловом районе, да?

Сима шумно отхлебывает тофу-коктейль.

– Да, мне говорили, что они располагаются где-то там. Честно говоря, подробностей и я не знаю.

– Если бы они планировали какую-нибудь операцию в Синдзюку – скажем, охотились бы на кого-то опасного, – они бы предупредили вас об этом заранее?

Сима выдает неискренний смешок.

– Мы бы узнали об этом последними, – говорит он. – Эти люди делают, что хотят и когда хотят. Все это сверхсекретные вещи.

– А кто их контролирует?

– Это тоже сверхсекретно, – говорит Сима. – В любом случае, с чего бы им тебя ловить? Я думал, ты оставил свою подрывную деятельность двадцать пять лет назад.

Каратэ Сима больше не занимается, но знает, куда ткнуть – чтоб побольнее. И политические взгляды у него не поменялись со времени их первой встречи. Для Симы здоровый политический скептицизм равносилен терроризму.

Мори проглатывает остатки рисового бургера.

– Это касается дела Миуры, о котором я тебе говорил. Кажется, Кимико Ито была права насчет убийства.

– Это ничего не объясняет, – качает головой Сима. – Они не могут быть заинтересованы в обычном убийстве. Если только оно не связано с серьезной угрозой национальной безопасности.

– А в чем заключается серьезная угроза национальной безопасности?

Сима наставляет палец в лицо Мори:

– Следовало бы знать, прежде чем спрашивать. Разумеется, это сверхсекретно.

Воскресное утро Митчелл проводит в своей квартире, в одиночестве, ожидая телефонного звонка. Дождь барабанит по крыше, густыми струями стекает по оконному стеклу. На татами уже три миски для трех разных протечек. Митчелл попивает зеленый чай и хмурится в монитор своего компьютера. Он только что прошел новый уровень симулятора, пробравшись через мир номер пять (места обитания ангелов и демонов) в мир номер шесть (обитель богов).

Все эти дни Митчелл редко выходит из дома по вечерам. Нехватка денег в Токио – все равно что нехватка воды в пустыне Гоби. Не можешь перемещаться, не можешь ничего делать. Так что Митчелл сидит дома, ест полуфабрикатную лапшу и играет в компьютерные игры. Вот в чем он убежден: игры «Софтджоя» – несомненно, самые изобретательные и увлекательные. Поэтому он так настойчиво рекомендует покупать ее акции. Компания обречена на успех. «Мега», без всякого полета фантазии производящая мусор, обречена на поражение.

Вот барабаны громче. Капли быстрее. Снаружи доносится слабое завывание какого-то сильно страдающего существа. Митчелл подходит к окну, нервно всматривается в темноту. Через несколько секунд он понимает, что это звук человеческого голоса. Старуха, живущая на первом этаже, слушает народную песню по радио. Ни слов, ни мелодии он не разбирает – лишь долгое ритмичное завывание. Митчелл снова садится, но звук не выходит у него из головы.

Звонит телефон. Тот самый звонок, которого он боялся. Он дает телефону прозвонить четыре раза – создать впечатление небрежности, беззаботности, но не слабости. От таких мелочей может зависеть его карьера.

– Привет, Ричард. Как дела? – спрашивает она.

– Прекрасно, – врет Митчелл. – Откуда звонишь, Саша?

– Еду в Шарль-де-Голль, во Франкфурте сегодня совещание.

– Правда? И как погода в Париже?

Саша де Глазье, глава отдела глобальных исследований «ВВС», издает громкий стон.

– Погода идет на хрен, я с тобой не о погоде собираюсь говорить, и тебе это известно.

Манера разговора у Саши такая же, как и образ жизни: быстрая и нетерпеливая. Невозможно быть глобальнее Саши. Наполовину ливанка, наполовину аргентинка, свободно говорит на французском, испанском и итальянском. Живет в самолетах и отелях, имеет близких друзей во всех финансовых центрах мира. Ей скучно сидеть на одном месте больше двух недель, скучно работать на одну компанию больше двух лет. К несчастью для Митчелла, на «ВБС» она работает всего восемь месяцев.

– Что ты хочешь услышать сначала, – тараторит Саша, – плохую новость или хорошую?

– Как тебе угодно.

– Э, если как мне угодно, я бы с тобой вообще не разговаривала, время бы не тратила. Решай: хорошую или плохую?

– Хорошую, – немедленно отвечает Митчелл.

– Супер. Хорошая новость: тебя не собираются увольнять прямо сейчас.

Волна облегчения накатывает на Митчелла – зарождаясь в сердце и докатываясь до мозга.

– По мне бы, так убрать тебя немедленно и с минимальным выходным пособием. Но баварцы наложили временный запрет на увольнения. Вбили себе в головы, что с тех пор, как я пришла, сильно увеличилась текучка кадров. Представляешь?

Митчелл представляет без особых усилий, хоть и не говорит этого. С тех пор как Саша работает на фирму, недели не проходит без того, чтобы кто-нибудь из аналитиков или экономистов не ушел, или чтобы не ушли его.

– Теперь перейдем к плохой новости. Начиная с сегодняшнего дня, твоя зарплата привязывается к тому, как ты поработал. В последний раз ты поработал дерьмово, так что 30 % долой. Кроме того, я заношу тебя в свой особый список. И если ты не продемонстрируешь быстрых и значительных улучшений, станешь первым кандидатом на вылет, когда баварцы снимут запрет. Ты меня слышишь?

Митчелл слышит так хорошо, что у него уши горят.

– Не разочаровывай меня, Ричард. Я ненавижу, когда меня разочаровывают.

Телефон отключается, но Ричард продолжает думать о Саше де Глазье. Она большая женщина, на вид – больше латиноамериканка, чем по телефону. Судя по всему, ей к сорока, широкие брови и длинные волосы, гладко зачесанные назад. Последний раз Митчелл видел ее в Гонконге. Она тогда не обратила на него особого внимания – занималась увольнением половины исследовательского отдела Юго-Восточной Азии. А теперь вот обрушила весь шквал своих амбиций прямо на него.

Митчелл откидывается на спинку стула и пытается объективно проанализировать ситуацию. Саша – менеджер-маоист: получает удовольствие от суматохи, ненавидит стабильность. Немцам нравится консенсус, они пытаются ее притормозить, но им нужен кто-то вроде Саши, если они хотят куда-то прийти в современном финансовом мире. Пытаться удержать ее от увольнений – безнадежное занятие, королю Кануту море по колено.

И сколько это продлится? По расчетам Митчелла – максимум два месяца. Сначала она выпросит у них большой новый бюджет: «Э, вы всерьез хотите играть глобально, или вы собираетесь сидеть на жопе ровно и продолжать жить на проценты с кредитов мелким вонючим компаниям из Черного Леса?» Потом немного подождет и выставит ультиматум: «Дали бюджет – теперь дайте мне свободно им распоряжаться, или выгоняйте меня!»

Саша не блефует. И когда она заполучит бюджет в управление, она моментально уволит Митчелла. Ее не заботит, сколько придется заплатить за замену. Чем больше баварских денег она тратит, тем счастливее становится. И баварцы тоже будут счастливы, потому что их убедят, будто они делают шаг к тому, чтобы стать серьезными глобальными игроками. Все будут счастливы, кроме одного Ричарда Митчелла.

Ёити Сонода спит четыре часа в сутки. Больше он считает потерей времени. Со школьных дней Сонода помешан на том, чтобы не тратить время зря. Он не пьет алкогольных напитков. Не зависает в ночных клубах, дискотеках, ресторанах. Большинство вечеров Сонода проводит за работой – или один, или с группой советников. Сегодня он один, пересматривает бизнес-план на вторую половину года. Если глаза устанут, он наденет маску и поспит на кушетке. Если не устанут, продолжит работать до рассвета.

Читая, он делает заметки в наладоннике, который всегда держит в пределах досягаемости, даже если спит. Иногда он поворачивается к игровой приставке на столе перед ним и тестирует какой-нибудь маневр джойстиком. На огромном экране, занимающим всю противоположную стену, ревут и рычат пятиглавые драконы, мускулистые супергерои проносятся сквозь огненные лабиринты, расступаются океаны, извергаются вулканы. Рука Соноды движется резкими, точными рывками. Взгляд серьезный, немигающий.

То, что он видит, его не впечатляет. Это последние игры, выпущенные «Мегой». Как всегда, визуальный ряд – мощный и быстрый. Но нет захватывающей истории, нет эмоциональной вовлеченности в картинки, сменяющиеся на экране. За «меговскими» играми невозможно забыться. Не станешь думать о них весь день, бежать домой, чтобы сыграть еще раз, потому что игра стала большей реальностью, чем повседневная жизнь.

Иногда Соноде кажется, что он – единственный человек в мире, кто понимает, что это значит на самом деле. Это нечто столь же значительное, как телевидение, но интерактивное, оно подразумевает участие. Нечто не только для детей, но и для взрослых, для целых семей, для стариков, которые живут одни. Ты не просто сидишь и пялишься в экран. Ты входишь. Становишься личностью. Действуешь, чувствуешь, выбираешь.

Сонода берет телефон, нажимает кнопку быстрого набора.

– Да, здравствуйте, – сонно бормочет голос на том конце.

– Проснись, Оти! У меня срочное дело.

– Президент Сонода! Который час?

– Это к делу не относится. Я хочу, чтобы ты немедленно мне доложил, как продвигается расследование по «Меге». Шифратор включен, так что можешь говорить свободно.

– «Мега»? – Оти требуется несколько секунд, чтобы собрать мысли. Этому человеку больше нравится спать, чем бодрствовать.

– Да, «Мега». Ты выяснил, кто из разработчиков слил идеи новых игр?

– Круг сузился до четырех человек, господин президент. Завтра я персонально допрошу каждого.

– Отлично. Когда найдешь, кто виноват, дай мне знать немедленно. Времени терять нельзя.

– Понял, – гавкает Оти.

Но он не понимает. Такой человек, как Оти, не способен понять, как следует играть в игру.