Текст книги "Загадка замка Карентин"

Автор книги: Питер (Петер) Адамс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ, в которой события развиваются с молниеносной быстротой. На леди Торп падает подозрение в совершении убийства, что на должно удивлять, поскольку она совсем не настоящая английская леди, а стала ею, лишь выйдя замуж. В прошлом Тора была учительницей сельской школы.

Несмотря на свою тучность, инспектор Бейли подчас был и чрезвычайно расторопным. Обычно, поднявшись всего лишь па четыре-пять ступенек, ои начинал пыхтеть, а достигнув первой лестничной площадки, еще раз убеждал себя в том, что уже самое время увеличить взнос за страхование жизни. Но когда требовала ситуация, он забывал о своем ожиревшем сердце, равно как и о весе, и перелезал через полутораметровый парапет или бесшумно поднимался на цыпочках на пятый этаж. После посещения Карентина он все время думал о происшедшем. Интуиция подсказывала ему, что трагикомедия с наследством вступила лишь в свой первый акт. Поэтому вполне понятно, что он с глубоким внутренним недовольством воспринял сообщение, что смерть, как обычно говорил его любимый автор, основатель английского антиромана Бенджамин Братт, сорвала свое первое яблоко.

Дороти ждала его у подъезда и явно удивилась тому, как проворно на этот раз толстяк Бейли выпрыгнул из автомашины, как кратко оп формулировал вопросы и как энергично давал необходимые указания своим людям. Осмотрев труп и место происшествия, оп приказал Дороти позаботиться, чтобы все жители замка оставались в своих комнатах до специального указания. Первым он решил допросить Эрвина.

– Где мы можем спокойно поговорить? – спросил Бейли.

– Лучше всего в библиотеке. – предложила До-роти, которая совсем забыла, что там и кресле спит Энн.

Когда инспектор и Эрвин вошли в библиотеку, сплошь заставленную книгами, которые за последние пятьдесят лет никто не брал в руки, они услышали странный свист.

– Это моя жена, – объяснил молодой археолог, – разбудить ее? Это будет, правда, довольно сложно. Она не спала всю ночь.

Бейли, некоторое время разглядывавший Энн, поинтересовался, почему она спит не в кровати, а в кресле, и решил, что ее не следует будить. Похожее на свист похрапывание впервые за это утро заставило его улыбнуться. За этим последовала еще одна улыбка, когда он услышал тихий, боязливый стук в дверь. Облизывая губы, он сказал Эрвину:

– Опять несут восемь бутылок. Добрая душа дома хочет утопить меня в портере.

Добрая душа, как всегда одетая в черное, с достоинством и в то же время смущенно держала в руках корзину и подыскивала слова, как лучше предложить свой дар инспектору.

Бейли отрицательно покачал головой и указал большим пальцем на угол:

– Поставьте туда. Выпьем после окончания допросов.

Едва за Патрицией закрылась дверь, как Бейли сказал Эрвину:

– Откройте для нас бутылочку. Допросы могут продлиться до позднего вечера, и у меня нет никакого желания кончить жизнь мучеником криминалистики.

Осушив одним залпом три четверти бутылки, Бейли спросил:

– Почему вы ночевали у Шеннона и не приехали сюда вчера?

– Потому что Локридж вызвал меня лишь к пяти часам, чтобы информировать о подробностях этого неожиданного наследства.

– Человека, который получает наследство в пятьдесят тысяч фунтов, не приглашает к себе адвокат, – заметил Бейли. – Он сам бежит рысцой, когда и куда его вызывают.

– В этом отношении у меня еще нет опыта. До сих пор я не видел больше ста фунтов. Археология – такая область, где не загребают больших денег.

– До приезда супруги вы ночью спали?

– Нет, я не спал и несколько часов бродил по округе. Я должен был решить одну проблему, а в таких случаях я никогда не могу спать.

– Какую проблему?

– Что делать с деньгами. До меня не доходило, что я наследую такую кучу денег.

– Итак, вы гуляли, чтобы иметь возможность поразмыслить. Такое бывает. Правда, для ночных размышлений несколько часов многовато.

– Когда я думаю, я не смотрю на часы, так же как вы не считаете бутылки портера, когда, размышляя, опорожняете их.

Бейли сделал вид, что не услышал этого дерзкого намека, и уже собирался задать следующий вопрос, как сержант Вильяме попросил его на минутку выйти.

Когда Бейли вернулся, выражение его лица было задумчивым.

– Вы помните, где гуляли ночью? – спросил он.

– По Уолсу. Потом я вышел за город и побрел дальше. Вокруг были луга, небольшой лесок. Теперь я и не помню точно, поскольку плохо знаю эту местность.

– А вы случайно не были около замка? Эрвин на мгновение заколебался.

– Как же, был.

– И что же вы здесь ночью искали?

– Хотелось посмотреть на замок. Ярко светила луна…

– Луны не было, небо было покрыто тучами. Я тоже плохо сплю, – заметил Бейли.

– Да, конечно, поэтому я и повернул назад. Я признаю, что это была дикая затея с моей стороны, потому что все равно я ничего не увидел.

– А в парке вы были?

– Я не мог туда попасть. Ворота были закрыты, а я ведь не такой специалист, как Эванс, который отмычкой может открыть сейф.

– Сможете ли вы повторить эти показания под присягой?

– Куда вы клоните? Разве я вас обманываю?

– Именно так, сын мой. Вы меня обманываете. – Бейли пошарил в кармане пиджака, вытащил медное кольцо и поднес его к носу Эрвина: – Вам это знакомо?

– Конечно. Это уплотняющее кольцо свечи для автодвигателя.

– Не свечи для автодвигателя, а свечи двигателя вашей автомашины «форд» модели 1924 года. Как вы полагаете, где нашел Вильяме это кольцо? В десяти метрах от главного входа, около стены, со стороны парка. Когда вы перелезали или прыгали через забор, кольцо выпало из вашего кармана. Мои люди установили также, что при прыжке вы поскользнулись и упали, ударившись носом. Затем, как я полагаю, вы подошли к воротам. Хотя лупа почти не светила, вы остановились, чтобы посмотреть на замок. Это продолжалось до тех пор, пока еще один любитель ночных прогулок, а именно доктор Эванс, не вышел из замка, чтобы тоже пройтись. То, что он делал это почти каждую вторую ночь, вы могли узнать в Уолсе от десятка людей и не в последнюю очередь от самого Билла Шеннона. Что отсюда вытекает, можно установить с предельной ясностью.

– Из этого ничего не вытекает или в крайнем случае глупое подозрение, которое не имеет под собой ничего иного, кроме плохой работы серого вещества вашего мозга. Вы старый осел.

Перед начальством Эрвин не испытывал большого уважения.

– Осел или не осел, – ответил подчеркнуто дружелюбно Бейли, не будучи ни на йоту оскорбленным, – для меня ясно одно. О завещании и других наследниках вы могли узнать еще в Лондоне. Ну, а теперь предположим, что вы устанавливаете связь с Эвансом, выясняете, чем он занимается в подвале, и решаете стать единственным наследником. Дальше: покушение при помощи взрыва на ваших любимых сонаследников по той или иной причине не удалось. Эванс знает, что только вы могли совершить покушение. Если это так, то становится ясным, почему вы, после того как не удалось убить Эванса, решили утопить его. Ну, что вы скажете на это?

– Не отвечай ему. Тресни его как следует, чтобы портер брызнул из него, – послышалось из кресла, откуда только что раздавалось мирное похрапывание Энн.

– Нельзя же быть столь невоспитанной, миссис Конрой, – пробурчал Бейли благожелательно, как будто он ласково трепал по щечке милого, капризного ребенка. – Кстати, вам бы следовало бросить свою профессию актрисы. У меня нет никаких сомнений, что вы ничего не достигнете на этой стезе.

Энн очень хорошо знала, что она не обладала большим талантом, более того, даже малым или вообще никаким. Но признаваться в этом она могла только лишь себе.

– Толстый бобер, – фыркнула Энн. – Где и когда вы видели меня на сцепе?

– Я слышал, как вы храпите. Это было жалкое зрелище.

Эрвин встал.

– Послушайте, охотник за убийцами, мне было приятно побеседовать с вами, но все хорошее имеет свой предел.

– У меня к вам еще один вопрос.

– Ни одного. – Эрвин направился к выходу.

– Тогда я предупреждаю: без моего разрешения вы не должны покидать Уолс, иначе я прикажу вас арестовать. И тогда вы уже не сможете больше прогуливаться ни днем, ни ночью.

Следующей на допрос была приглашена Дороти. Бейли попросил ее рассказать, как прошел вчерашний день, и прервал, лишь когда она начала рассказывать о позднем визите доктора Эванса.

– Считаете ли вы, что он действительно знал, кто хотел взорвать зал?

– Никогда нельзя знать, чего хочет Эванс, – ответила Дороти.

– В тот момент, когда вы разговаривали с доктором Эвансом, вошел дворецкий и сообщил об украденном виски. Это была случайность или он подслушивал за дверью? – спросил Бейли.

– На этот вопрос я не могу ответить с достоверностью.

– Тогда последний вопрос. – Бейли поставил пятую пустую бутылку около себя па пол. – Ложились ли вы этой ночью спать? Вы понимаете, что это банальный вопрос, но я обязан…

– Я понимаю вас очень хорошо, инспектор. Ведь вы обязаны как чиновник добросовестно выполнять свои обязанности, поскольку живете за счет грошей налогоплательщиков. Вы спрашиваете, где я провела эту ночь. Конечно, не в своей кровати! Но к сожалению, я не могу сказать где. В мои годы надо соблюдать такт. Вы все еще продолжаете меня подозревать?

– Почему бы, собственно, и нет? – вопросом на вопрос ответил Бейли.

– Конечно. Если бы вы недельку провели с этими мерзкими людьми, вместе бы ели и каждый вечер играли в бридж, то И вы бы после этого попали в сумасшедший дом или совершили десяток покушений. И молили бы бога, чтобы хоть одно из них удалось.

– Я мог бы расценить это как признание, но я не сделаю этого. – Инспектор торжественно открыл шестую бутылку. – Только об одном прошу: если садовник попытается выведать, о чем мы беседовали, ни слова ему.

– Вы подозреваете садовника?

– Настоящий криминалист не исключает при расследовании дела даже самого себя как преступника, – неудачно сострил Бейли. Затем он попросил прислать в библиотеку Фишера.

Когда вошел Фишер, весь воплощение такта и достоинства, Бейли сделал вид, что совершенно не замечает его. Даже не пошевелившись в кресле, он неожиданно выпалил:

– Ну, старый лгун, симулянт и шантажист, что вы можете привести в доказательство своей невиновности в этом деле? Где вы шлялись эту ночь?

– Сэр, попрошу вас не разговаривать в таком тоне…

– Я назвал вас старым лгуном, симулянтом и шантажистом и остаюсь при этом мнении. Может быть, я должен напомнить вам, за что вы в 1953 году отсидели два с половиной года в Хэйтауне? Разве это был не шантаж, когда вы потребовали от владельца мебельной фабрики Стефенса пятьсот фунтов за то, чтобы не разглашать его связь с секретаршей? А чем вы занимались потом?

– Я был на Дальнем Востоке, плавал стюардом на различных торговых судах, который брали на борт пассажиров. Там я старался безупречно вести себя, как раскаивающийся, исправляющийся…

– Заткнитесь, а то я начну икать от ваших высокопарных оборотов речи. Перечислите мне названия судов.

Фишеру не составляло труда вспомнить их названия. Он даже знал точное время службы на каждом из них.

– Почему вы вернулись в Англию? Вы, лгун, симулянт и шантажист!

Глаза Фишера вспыхнули ненавистью.

– Конечно, не для того, чтобы встретить таких… людей, как вы.

– Охотно верю. Сдается мне, что я еще превращу вашу жизнь в ад, а мое чутье редко подводит меня. Что вы делали вчера ночью? У вас есть алиби?

– Само собой разумеется, сэр. – Фишер вновь предстал почтенным, сдержанным человеком. – Эту ночь я провел в своей постели с горничной Розой. Она может это подтвердить. А если вы не верите, то тому есть еще одно доказательство.

– Какое же?

– У Розы лезут волосы, и, если вы осмотрите подушку и постель, вы определенно найдете там, как это уже не раз бывало, несколько чужих волос.

Ответ был явно издевательским, но вместо того, чтобы рявкнуть на Фишера, инспектор добродушно сказал:

– Что же, это можно учесть. Что вы торчите как пень, садитесь. Но только, пожалуйста, без выкрутасов и так, чтобы не был слышен хруст ваших суставов.

Фишер присел на край стула.

– Ну, а теперь рассказывайте. Что вы заметили этой ночью?

– Вы, наверное, уже знаете, что леди Торп и доктор Эванс хорошо понимали друг друга, – начал Фишер. – Она интересовалась его изобретениями. Он планировал перестроить и другие помещения замка под свою лабораторию.

– Вы хотите сказать, что они были единомышленниками?

– Делать выводы я предоставляю пая, сэр.

– Зачем вы вчера вечером подслушивали под дверью леди Торп?

– Я не подслушивал, а хотел лишь сообщить, что этот музейный экспонат полковник втихую пьет ее виски. Но я услышал, что миледи и доктор Эванс оживленно разговаривают. Были слышны обрывки фраз: «…это не должно было случиться… атрофия мозга… лежали бы на кладбище рядом друг с другом…»

Бейли задумался и неожиданно отпустил Фишера без дальнейших вопросов.

Когда инспектор остался один, на его лице не осталось и следа от обычной жизнерадостности. Он выглядел усталым и изможденным.

Бейли размышлял, не пригласить ли ему полковника и бывшую начальницу почты. Затем он тяжело поднялся, с печальным видом вышел из библиотеки и направился по лестнице на второй этаж.

Декстер сидел за столом. Напротив него в кресле-качалке разместилась Стелла Грэди. Комната была увешана и заставлена картинами, кубками и грамотами из славного прошлого полковника. На одной из пожелтевших фотографий был запечатлен воспитанник Гарвардского университета, на другой – победитель турнира в гольф. Два серебряных и хрустальный кубки говорили о том, что Декстер был отличным жокеем. Но больше всего фотографий было из периода двадцатилетней службы в армии. Были ли это джунгли, создававшие фон фотографий, пустыни или стены форта, Декстер везде стоял или сидел в центре группы молодых офицеров, и в его осанке проглядывало превосходство над другими, его любовь командовать, подчинять себе окружающих. И вместе с тем полное отсутствие мысли выражала его улыбающаяся, тщеславная физиономия.

Усмехнувшись и издав при этом звук, который можно было равно расценить как приветствие или рычание злого бульдога, Бейли сделал жест, который должен был показать полковнику, что он о нем думает. Бейли молча взял со стола коньячную рюмку и понюхал.

– Это и есть виски, которое вы украли из винного подвала?

Декстер вскочил, словно огромный паук укусил его ниже пояса.

– Вы много позволяете себе, сэр! Я буду жаловаться вашему начальству, я…

– Вы заплатите пятьсот фунтов штрафа или поменяете на шесть месяцев свой дом на трехместную камеру в Ливерпульской тюрьме, – прорычал инспектор. В его характере окончательно проснулся бульдог.

Еще с детских лет Гарри Декстер слегка косил. Но до прихода Бейли этот дефект почти не был заметен. Теперь его окончательно перекосило. Он хотел испепелить инспектора уничтожающим взглядом, но его скошенные глаза разглядели лишь свой собственный нос и никак не Бейли.

– Что вы знаете о докторе Эвансе? Каковы были его отношения с миссис Торп?

– спросил Бейли почтовую начальницу. Задав конкретный вопрос, он дал ей возможность прийти в себя перед тем, как перейти в наступление.

– Они всегда были неразлучны, – зло ответила Стелла Грэди. – К тому же Эванс был единственный человек, который выносил эту леди.

Декстер протянул руку к рюмке, но Бейли успел схватить ее быстрее. Красивым натренированным жестом он вылил коньяк в вазу с бессмертниками.

– Идет допрос, и я требую, чтобы вы давали предельно точные показания, а не уползали под стол, где вы изгадите ковер.

Гарри Декстер подскочил, но тут же шлепнулся на свой стул. Бейли был не только тучным, но и сильным человеком.

– Значит, оба симпатизировали друг другу, – продолжал допрос инспектор.

– Алчность и только алчность объединяла их. Я могу поклясться, что не кто иной, как эта сельская учительница, уговорила Эванса взорвать зал, где мы находились. – На щеках Грэди появились красные пятна.

– Он хотел вас обоих взорвать и сам находился с вами?

– Вот это и есть то дьявольское в этой особе, которая титуловала себя миледи, хотя она всего лишь простая сельская учительница. Она ненавидит каждого, которому должна отдать хотя бы десять фунтов и, наследства своего покойного мужа. Она ни на минуту не задумается перед тем, как убить тысячу людей, если это поможет ей одной завладеть наследством.

– Значит, вы считаете, что она намеревалась убить и Эванса?

– Само собой разумеется. Иначе она бы вышла из зала, пригласив его с собой.

– И поскольку этот бедный человек все понял и не захотел больше быть ее сообщником, он должен был за это поплатиться, – заметил полковник, который после длительной внутренней борьбы наконец пришел в себя.

– В этом не может быть никакого сомнения. Это она убила его и бросила в болото, – добавила Стелла Грэди.

– Инспектор, я очень боюсь, что может случиться несчастье… Не можете ли вы оставить здесь для нашей охраны своего сотрудника?

– Почему вы не соберете свои чемоданы, если боитесь, и не уберетесь отсюда хотя бы на время? – пробурчал Бейли.

– Но мы должны десять лет находиться вместе с этой особой. Таково было условие покойного сэра Роберта.

– Если деньги вы цените дороже, чем собственную жизнь, то надо рисковать. Вы тоже можете оказаться с лягушками в болоте. Но это так, к слову сказать.

Сделав это ядовитое замечание, Бейли вышел из комнаты. Он не сказал, что еще днем решил вызвать из Ливерпуля сотрудника для охраны замка.

В разрушенном после взрыва зале его ждал сержант Вильяме.

– Сэр, только что звонил доктор Поттер. Эванс не утопился и не был утоплен. Он был задушен. В его комнате мы обнаружили обрывок шнура от шторы, которым, по всей видимости, и воспользовался убийца.

Бейли сел в служебную машину и задумался: как быть? Что теперь делать? Поразмыслив, он решил посетить Билла Шеннона.

Едва машина тронулась, как двойной подбородок Бейли упал на грудь и он крепко заснул, даже шум мотора не мог заглушить его храп.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ, в которой инспектор Бейли неожиданно посещает таверну «Кровавая кузница», в которой много таинственного. Тем временен совершается второе убийство, но труп убитого не могут обнаружить.

Уже смеркалось, когда машина въехала на булыжную мостовую главной улицы Уолса, ведущей в гавань. Шел мелкий дождь, туман наплывал с моря через весь старый городок, обволакивая узкие улицы и дворы. То там, то здесь в окнах загорались огни. Послышался гудок парохода. Часы на башне церкви из красного кирпича пробили шесть.

Проехав базарную площадь, шофер дал резкий сигнал, чтобы разбудить инспектора.

В «Кровавой кузнице», которая в эти мрачные сумерки производила на проезжающих торговцев впечатление разбойничьего вертепа, инспектор не застал Билла Шеннона. Экономка сообщила, что днем он уехал на рыбную ловлю и, видимо, еще находится в гавани.

Небольшая шхуна стояла у причала с торчащими толстыми деревянными сваями. Почти трехметровый дельфин висел на лебедке, и трактирщик в высоких рыбацких сапогах и зюйдвестке стоял на борту с незнакомым человеком, они изучающе рассматривали добычу.

В зубах незнакомца была трубка, при каждой затяжке из нее с треском вылетали искры. Казалось, что табак, который курил этот человек, был смешан с порохом.

– Пойдемте в трактир и выпьем по маленькой, что-то прохладно стало, – пригласил Шеннон инспектора. Они знали друг друга. Трактирщик, как и все другие в Уолсе, был в курсе событий.

Но Бейли не спешил. Он влез на палубу шхуны и внимательно осмотрел ее.

– Прекрасный экземпляр. Я и но знал, что в наших водах водятся такие большие дельфины. На какую наживку удалось вам поймать такую тушу? – Он поискал глазами незнакомца, но того и след простыл, будто он растворился в воздухе.

– Идемте, идемте, инспектор. Сейчас хлынет как из ведра, – настаивал трактирщик.

– Да, действительно великолепный экземпляр, – повторил инспектор. – Спустите-ка это морское чудо на палубу. Мне хотелось бы рассмотреть его поближе.

Шеннон пытался сопротивляться, но инспектор не уступал, и трактирщику не оставалось ничего другого, как исполнить требование Бейли.

Он спустил дельфина с лебедки и сказал равнодушным голосом:

– Мне приходилось ловить и покрупнее. Этот ничего особого не представляет.

– Дайте-ка нож. Я хочу поковыряться в этой огромной рыбине.

– Зачем вам в пей ковыряться, это же… Нет, не дам. – Шеннон спрятал нож за спину.

– Почему? – Бейли усмехнулся. – Я слышал, что есть сорт дельфинов, в артериях которых вместо крови течет настоящий «Бурбон». Мне сдается, что этот чудный дельфин как раз относится к такой разновидности. Представьте себе: я делаю отверстие в его брюхе, и оттуда бьет ключом настоящий французский коньяк! Целых две бочки! Доход от этого составил бы больше, чем я зарабатываю за целый год за счет грошей налогоплательщиков.

Шеннон явно влип, но он был разумным человеком и умел воспринимать удары судьбы с должным юмором.

– Хорошо, – сказал он, – разделывайте моего дельфина. Но перед тем, как вы арестуете и уведете меня, я так напьюсь, что об уводе не может быть и речи. Вам придется нести меня на носилках.

– Давайте сначала попробуем вашего добротного коньячку, а затем вместе решим, что делать.

Шеннон сразу сообразил, что его ангел-спаситель кружит над его грешной головой, и был готов напоить инспектора до положения риз.

Они спустились в каюту. Там было уютно и тепло, начищенная до блеска керосиновая лампа излучала приятный свет.

Это был удачный вечер для инспектора. Напротив него сидел правонарушитель. Его хорошее настроение и шутки заставили Бейлп забыть, что контрабанда является, собственно говоря, преступлением.

Шеннон доказывал Бейлп, что контрабанда – это всегда риск и вызов существующему общественному порядку. «Так что, – продолжал владелец «Кровавой кузницы», – я как представитель трудящихся масс…»

– Замолчите наконец, трудящийся, и ответьте мне на один вопрос, но честно, иначе я велю вас арестовать, и тогда вы будете лишь во сне видеть дельфинов и средства для пыток в вашей таверне.

– Иначе, как быть честным и откровенным, я и помогу. По крайней мере в отношении вас, – заверил Шеннон. – В чем я должен признаться?

– Миссис Тори была вчера вечером в вашем притоне пыток?

Шеннон утвердительно кивнул.

– Но это ничего не значит. Я имею в виду убийство, – добавил он тут же. – Она иногда ночует у меня, если выпьет больше трех стаканов своей адской смеси.

– Когда она появилась у вас вчера?

– Где-то около одиннадцати.

– Где вы ее разместили?

– В комнате рядом с ванной, в сторонке, там тихо.

– Могла ли она покинуть таверну незамеченной?

– Да. Это вполне возможно.

– Нарисуйте мне план дома. Бейли достал карандаш и вырвал листок из записной книжки.

– Ну, а теперь покажите мне, где ночевал известный вам Конрой.

– Вот здесь. – Шеннон ткнул карандашом в прямоугольник, расположенный как раз напротив комнаты, в которой Дороти Торп готовила свой дьявольский напиток с перцем.

– Значит, оба могли приятно беседовать друг с другом, вот как мы с вами?

Шеннон утвердительно кивнул головой.

На улице шумел ветер, капли дождя стучали по палубе шхуны, волны с шумом разбивались о мол. От этого каюта делалась еще уютнее. И все же Шеннон помрачнел.

– Я знаю, куда вы клоните, – сказал он. – И вообще вы чертовски хитры и коварны. Я таких сыщиков не встречал. Другой бы начал меня строго допрашивать, ничего не выудив. Я бы так водил его за нос, что без моей помощи он не знал, как выйти отсюда. Вы же прохаживаетесь по каюте такой развеселый, и как бы между прочим выясняется, что я занимаюсь контрабандой, пьете мой контрабандный коньяк, и я, того не подозревая, выдаю вам все свои секреты, в том числе даже случай с моей теткой Корнелией и ангелом, которого она заказала на свою могилу у архитектора за три тысячи фунтов. А зачем ей это надо? Чтобы не оставить своим наследникам ни одного шиллинга. Теперь же вы подозреваете Дороти и молодого Конроя, и в этом виноват я.

– Может быть, я подозреваю даже вас. Вполне возможно, что вы хотите помочь своей подруге детства уничтожить прочих наследников, чтобы затем напялить на нее фату и повести как невесту к алтарю.

Когда час спустя инспектор покидал каюту, на улице бушевал уже такой шторм, что едва можно было слышать самого себя.

Он крепко ругал себя за обещание Шеннону сделать вид, что он ничего не знает о дельфине с контрабандным коньяком. Бейли решил про себя, что он обратит внимание своих коллег на таможне, что есть дельфины, которые в своих потрохах облагораживают морскую воду, превращая ее в коньяк. Шеннону же он порекомендует впредь сдерживать свои контрабандистские наклонности.

Придя домой, Бейли, несмотря на усталость, подготовил еще сообщение для полицейского начальства.

Он лег, но и в постели не находил покоя. На ночном столике громко тикал будильник, который Бейли купил в универмаге за пять шиллингов. Тиканье будильника напоминало ему звуки адской машины, навевало думы о бомбе в Карентине…

Наконец он уснул.

От резкого звонка Бейли вскочил. Но это был не будильник, а телефон.

Ругаясь, оп снял трубку. Звонила Стелла Грэди. От волнения она едва могла говорить.

В то время как инспектор и Шеннон распивали коньяк в каюте шхуны, Эрвин привез свою жену ночевать в Уолс в таверну «Кровавая кузница».

– По крайней мере там ты будешь в безопасности.

– А если завтра утром я приеду, а тебя выуживают из илистого болота? – спросила Энн без особого огорчения. Она, видимо, и сама не верила в такую возможность.

Эрвин выдавил из себя громкий смех.

– На этот раз убийца придумает что-нибудь другое.

Вернувшись в Карентин, Эрвин направился к Дороти.

Она сидела с ногами на диване и курила черную сигарету длиною в тридцать сантиметров.

– Я боюсь выходить из комнаты, – пожаловалась она. – Даже здесь, в этих четырех стенах, мне мерещатся в каждом углу убийцы, мне кажется, что и под диваном убийца; наверняка кто-то стоит за дверью и подслушивает.

Эрвин резко открыл дверь. В слабо освещенном коридоре никого не было. Но в конце его бесшумно двигалась тень, которая тут же исчезла. Кто это был? Грэди, Фишер или Декстер?

Вернувшись в комнату, он закрыл дверь на ключ, включил радио, достал шахматы и лишь после этого продолжил беседу с Дороти…

Фигуры на шахматной доске остались нетронутыми, когда Эрвин в носках с ботинками, которые он связал шнурками и надел на шею, вышел от Дороти. В руках Эрвина мигал карманный фонарик.

Он дошел до конца коридора и открыл дверь, ведущую в просторную галерею. Эрвин обратил внимание, что дверные петли были смазаны и не издавали ни малейшего звука.

Лестницы по обе стороны галереи вели вниз, в зал. Эрвин подошел к балюстраде и посветил карманным фонариком. Повсюду можно было видеть следы взрыва: зияющие щели в стенах, почти двухметровая дыра в полу…

Оглушающий удар обрушился сзади на его голову. Он дико закричал, заглушив треск ломающихся деревянных перил. От резкого толчка он свалился с шестиметровой высоты па кафельные плиты.

Распластав руки и как-то неестественно повернув голову в сторону, Эрвин остался лежать без движения;

вокруг его головы растекались кровавые пятна.

В это время Стелла Грэди, которую мучила бессонница, совершала обход. Она услышала крик и, вбежав в зал, увидела лежащего на полу Конроя. Об этом она позже сообщила на допросе.

Это было странно, но она не разбудила никого в доме, а позвонила инспектору.

Бейли погрузил свое тучное тело в ванну с горячей, если не сказать кипящей, водой. Красный как рак, пыхтя, он принял после этого холодный душ и почувствовал себя настолько бодрым, что мог сесть за руль автомашины.

К своему удивлению, он не увидел ни в одном из окоп замка света. Казалось, все погрузилось в глубокий сон. Неожиданно парадная дверь, перед которой он стоял, открылась, и появилась Стелла Грэди.

– Слава богу, инспектор, что вы наконец здесь, – прошептала она. – После того как я обнаружила в зале труп, я почувствовал, что кто-то следит за мной. Поэтому я спряталась между двумя шкафами в прихожей, чтобы сразу открыть вам дверь.

– Почему вы думаете, что Копрой мертв?

– Во время войны я была медсестрой и умею отличить раненого от убитого.

Сразу слева у входа был выключатель. Бейли нажал на него. Зажглись люстра и торшер.

– Он лежит там! – сказала Стелла.

Но там, куда она указала рукой, никого не было.

– Это невероятно! – воскликнула Стелла. – Я видела его собственными глазами!

– Оказывается, есть трупы, которые восстают из мертвых не только в день Страшного суда.

Эта циничная шутка никак не отражала настроения инспектора. Пятно крови на кафеле не оставляло сомнений, что здесь лежал тяжело раненный человек. Исследовав сломанные перила балюстрады, он нашел следы, которые явно свидетельствовали об акте насилия. Перила были подпилены.

Когда обитатели замка появились в зале, Бейли сообщил им о происшедшем.

На голове у Дороти были бигуди, но она покрыла голову шелковой шалью. Фишер был расстроен и не так вызывающе респектабелен, как обычно. Декстер, слегка шатаясь, бормотал что-то про себя, как будто он совершенно не понимал, почему его подняли среди ночи. Патриция стояла в длинной фиолетовой ночной рубашке, которая, как и все другое, что она носила, отражала ее пессимистическое мировоззрение, поскольку была отделана черными кружевами.

Поразмыслив, Бейли позвонил Вильямсу и в полицей-президиум в Ливерпуль. Глупое завещание покойного Торпа таило смертельную опасность для всех его наследников.

Обыск, проведенный Бейли н Вильямсом, ничего не дал. Куда делся Конрой, узнать не удалось.

Когда Энн сообщили, что ее муж исчез, с нее как рукой сняло присущее ей озорство и она разрыдалась.

– Вы действительно полагаете, инспектор, что он убит? – спросила она всхлипывая. Бейли решил сказать ей правду.

– Я этого не знаю. Если быть до конца честным, я и сам не понимаю, зачем нужно было его убирать.

Шеннон успокоил и подбодрил Энн. Поразмыслив, она пришла к выводу, что по сравнению с Карентином таверна «Кровавая кузница» со своими орудиями пыток была куда более спокойной обителью.