Текст книги "Загадка замка Карентин"

Автор книги: Питер (Петер) Адамс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ, в которой на сцене появляются еще две не вызывающие никакого доверия фигуры, также претендующие на владение замком Карентин, включая его призраки. Одновременно Великобритания становится беднее одним гениальным изобретателем и богаче одним покойником.

Когда Эрвин и Энн Конрой подкатили на своем потрепанном автомобиле производства 1924 года к главному подъезду и с тяжелым вздохом все трое остановились перед господскими воротами, Эрвин обратил внимание своей жены на первое своеобразие окрестностей замка Карентин.

– Крапива! А выглядит красиво.

Действительно, крапива высотой в метр слева и справа от парадной лестницы своими крупными серебристо-плюшевыми листьями походила на декоративное растение. Это был дар природы.

Зелень и клубящийся утренний туман даже украшали несуразный, некрасивый замок. В дымке он производил почти романтическое впечатление.

– Здесь, кажется, все еще спят, – сказала Энн, взглянув на часы. – Не удивительно, еще нет и семи. Ты мог бы дать и мне выспаться.

– Резиденция моих предков! Ночью при лунном свете она выглядит еще романтичнее. Эрвин осклабился.

– Откуда ты это знаешь?

– Мне приходилось созерцать замок при лунном свете.

Эрвин окинул взглядом замок и пруд – заполненную ряской и лягушками лужу.

На покрытом мхом каменном цоколе, торчащем рядом с прогнившей деревянной скамейкой, когда-то стояла статуя. Но представить это было так же трудно, как лебедей в пахнущей гнилью луже.

Энн заметила:

– Непохоже, чтобы ты получил в наследство и тысячу фунтов.

– Адвокат обещал пятьдесят тысяч, – резко ответил Эрвин.

В свои двадцать с липшим лет Эрвин отличался мрачным юмором, который помогал ему равнодушно относиться к вечным неполадкам своей древней модели «форда». Его профессия тоже требовала внутреннего равновесия. Эрвин был археологом и много лет работал в пустыне Месопотамии, разыскивая там глиняные черенки.

Энн, на которой он был женат уже четыре года, воспринимала жизнь по-другому. Когда мотор старого «форда» в какой уж раз замолкал где-нибудь в пути и ей приходилось торчать вместе со своим мужем под дождем, она закрывала обеими руками уши и начинала пронзительно визжать, утверждая, что у нее нервы, а не медная проволока и она не может терпеть чудовище на четырех колесах. Энн была импульсивным существом, в ее косметическом убранстве сочетались искусственные ресницы и зеленые волосы. По профессии она была актрисой. Эрвин утверждал, что она плохая актриса, а потому скверная баба. Энн быстро приходила в себя и становилась нормальной женщиной, когда ей предстояло выступать на сцене. Энн и сама хорошо понимала, что искусство было ее злой судьбой. Ведь, кроме милой мордашки, высокой груди и красивых ног, она не обладала никакими другими достоинствами, а тем более талантом, который так необходим актрисе. Но что же было делать, если ее интеллигентнейшая обезьяна, как она звала своего мужа, пропадала месяцами, а иногда и годами в пустыне и посылала ей на жизнь лишь несколько фунтов. Она должна была сама зарабатывать на жизнь.

И вдруг неожиданное наследство! Когда Эрвин позвонил ей вчера вечером в Сер-Берри из «Кровавой кузницы», она долго не могла сообразить, о чем идет речь. Энн не осознала этого и когда приехала после спектакля в Уолс. Тем более она ничего не понимала сейчас, стоя перед этой старой отвратительной развалиной, которую ее просвещенный супруг назвал резиденцией своих предков.

Никто не отвечал на их звонки и стук. Энн сказала:

– Или они все спят до обеда, или призраки замка задушили их, и они лежат с синими лицами в своих перинах. Посигналь-ка.

Эрвин, который не отличался робостью, на этот раз почувствовал какой-то страх перед утренней тишиной.

– Сейчас начало восьмого. Может быть, мы подождем немного. А впрочем, не исключено, что вчера во время взрыва на голову моей любимой тетушки свалился кирпич… Хозяин таверны полагает, что это вполне возможно.

– Наследник пятидесяти тысяч фунтов имеет право сигналить даже среди ночи,

– сказала Энн. Она очень устала и была агрессивно настроена.

Эрвин не заметил, как ступил нечаянно в лужу. Он уже собрался отчитать свою рассерженную половину, как взгляд его привлек покрытый илом поношенный лаковый ботинок, валявшийся у мостика. Рядом лежало ржавое ведро и дырявая корзина. Кто бы ни была эта Дороти Торп, все же она неряха, подумал Эрвин. Наверняка она лишь раз в месяц моет шею, иначе, унаследовав такие деньги, не довела бы замок до такого запустения.

Вдруг Эрвин увидел кусок железа странной формы, торчащий из болота. Осторожно ступив на ветхий мостик, он наклонился и вытащил связку отмычек. Очистив их от грязи, Эрвин увидел, что их не коснулась ржавчина. Пока он размышлял о том, кто бы мог в резиденции предков использовать этот инструмент для взлома, как в утреннюю тишину ворвался вой.

Энн, окончательно выйдя из себя, подошла к машине и, злорадно улыбаясь, нажала на сирену. В отличие от всех других частей автомашины сирена функционировала отлично и издала такой пронзительный звук, что Эрвин чуть было не свалился с мостика в болото.

– Ты с ума сошла, – прошипел он. – Так можно разбудить и мертвых, если здесь такие есть.

– Я не сошла с ума, а хочу наконец выпить чашку горячего кофе с тостом и лечь в постель в надежде поспать не менее двенадцати часов.

Сигнал возымел свое действие. Не прошло и пяти минут, как входная дверь с лязгом открылась и в ней появилось возмущенное лицо Фишера.

– Я хотела бы поговорить с леди Торп, – сказала решительно Энн.

– В этот ранний час, позвольте мне заметить, миледи не изволит принимать, – ответил с надменным высокомерием Фишер.

Энн вся кипела.

– Если вы сейчас не изволите передать миледи, что ее хочет видеть будущий владелец замка, – подражая Фишеру, сказала она, – то я за себя не ручаюсь.

– Иногда Энн могла быть резкой, даже вульгарной.

Фишер разинул рот и быстро скрылся, оставив открытой дверь.

– Пойдем, посмотрим твою резиденцию. – Энн схватила Эрвина за руку и потащила его за собой. – Ну, что я тебе говорила: это действительно развалина! Скоро потолок рухнет кому-нибудь на голову. – Она не без удовольствия осмотрела зал. И поскольку Энн была готова отчитывать каждого встречного-поперечного, то обрушилась на своего мужа: – И это ты называешь наследством? Даже если бы я была старой бездомной кошкой, и то не стала бы жить в этой развалине. Не жди, чтобы я подставила свою голову под известку, которая сыплется с потолка.

Эрвин, который все это время никак не мог освободиться от мысли о таинственной связке отмычек, ботинке в болоте и вспоминая, как вольготно он. чувствовал себя в Месопотамской пустыне среди глиняных черепков и человеческих костей четырехтысячелетней давности, только теперь сообразил, что ему сказала Энн. Но вместо ответа, который, как он знал, вызовет у жены лишь поток словоблудия, использовал давно испытанное средство. Он подошел к Энн и влепил такой подзатыльник, что та взвыла от боли.

– Если ты еще раз позволишь, я тут же…

– Ты тут же закроешь рот, а если нет, то будешь в состоянии издавать лишь нечленораздельные звуки. Не мешай мне думать.

Размышления молодого археолога прервала Патриция.

– Вы хотели видеть леди… – Она не закончила фразу и обескураженно смотрела на блестящие зеленые волосы Энн, ресницы в несколько сантиметров длиной и лилово-синие накрашенные губы. Увидев на Энн мини-юбку, которая переходила все границы, Патриция схватилась за голову и возмущенно сказала:

– Боже мой, неужели и такое бывает!

Появление Дороти Торп придало сцене новый колорит.

– Дворецкий передал мне, что вы, как главный наследник, пришли с намерением получить замок и состояние моего усопшего мужа. Разрешите спросить, как возникла у вас эта идея? – тихо спросила она Эрвина.

Казалось, что появление новых наследников ввергло Дороти в шок.

– У меня никогда не возникла бы эта идея, если бы адвокат Локридж не разыскал меня. Да, это великолепное здание – моя резиденция! Только, по-моему, ее нужно сровнять с землей. Скажите, ведь наверняка в этих стенах растут губки и водятся крысы?

– Здесь нет ни губок, ни крыс! – Дороти пришла в себя и снова могла возмущаться. Эрвин извлек из кармана портмоне.

– Вот документы. Но не беспокойтесь, меня интересуют только наличные деньги. От этого сарая я отказываюсь.

– А я нет. Я намерена прожить здесь до конца своих дней, – вдруг заявила Энн, хотя это полностью противоречило всему, что она говорила до этого.

– Пойдемте в библиотеку и обсудим наши дела, – пригласила Дороти гостей и, обращаясь к Патриции, сказала: – Скажите Фишеру, пусть он принесет кофе и что-нибудь поесть.

– Страсть как не люблю, если мужчина касается кулинарных дел, – тут же вставила Энн, которая мнила себя гением в этом столь приятном виде человеческой деятельности. – С вашего милостивого соизволения, мы похозяйничаем вместе с экономкой… или как ее еще там называют.

Никто не отвечал на их звонки и стук. Энн сказала:

– Или они все спят до обеда, или призраки замка задушили их, и они лежат с синими лицами в своих перинах. Посигналь-ка.

Эрвин, который не отличался робостью, на этот раз почувствовал какой-то страх перед утренней тишиной.

– Сейчас начало восьмого. Может быть, мы подождем немного. А впрочем, не исключено, что вчера во время взрыва на голову моей любимой тетушки свалился кирпич… Хозяин таверны полагает, что это вполне возможно.

– Наследник пятидесяти тысяч фунтов имеет право сигналить даже среди ночи,

– сказала Энн. Она очень устала и была агрессивно настроена.

Эрвин не заметил, как ступил нечаянно в лужу. Он только собрался отчитать свою рассерженную половину, как взгляд его привлек покрытый илом поношенный лаковый ботинок, валявшийся у мостика. Рядом лежало ржавое ведро и дырявая корзина. Кто бы ни была эта Дороти Торп, все же она неряха, подумал Эрвин. Наверняка она лишь раз в месяц моет шею, иначе, унаследовав такие деньги, не довела бы замок до полного запустения.

Вдруг Эрвин увидел кусок железа странной формы, торчавший из болота. Осторожно ступив на ветхий мостик, он наклонился и вытащил связку отмычек. Очистив их от грязи, Эрвин увидел, что их не коснулась ржавчина. Пока он размышлял о том, кто бы мог в резиденции предков использовать этот инструмент для взлома, как в утреннюю тишину ворвался вой.

Энн, окончательно выйдя из себя, подошла к машине и, злорадно улыбаясь, нажала на сирену. В отличие от всех других частей автомашины сирена функционировала отлично и издала такой пронзительный звук, что Эрвин чуть было не свалился с мостика в болото.

– Ты с ума сошла, – прошипел он. – Так можно разбудить и мертвых, если здесь такие есть.

– Я не сошла с ума, а хочу наконец выпить чашку горячего кофе с тостом и лечь в постель в надежде поспать не менее двенадцати часов.

Сигнал возымел свое действие. Не прошло и пяти минут, как входная дверь с лязгом открылась и в ней появилось возмущенное лицо Фишера.

– Я хотела бы поговорить с леди Торп, – сказала решительно Энн.

– В этот ранний час, позвольте мне заметить, миледи не изволит принимать, – ответил с надменным высокомерием Фишер.

Энн вся кипела.

– Если вы сейчас же не изволите передать миледи, что ее хочет видеть будущий владелец замка, – подражая Фишеру, сказала она, – то я за себя не ручаюсь. – Иногда Энн могла быть резкой, даже вульгарной.

Фишер разинул рот и быстро скрылся, оставив открытой дверь.

– Пойдем посмотрим твою резиденцию. – Энн схватила Эрвина за руку и потащила его за собой. – Ну, что я тебе говорила, это действительно развалина! Скоро потолок рухнет кому-нибудь на голову. – Она не без удовольствия осмотрела зал. И поскольку Энн была готова отчитывать каждого встречного-поперечного, то обрушилась на своего мужа. – И это ты называешь наследством? Даже если бы я была старой бездомной кошкой, и то по стала бы жить в этой развалине. Не жди, чтобы я подставила свою голову под известку, которая сыплется с потолка.

Эрвин, который все это время никак не мог освободиться от мысли о таинственной связке отмычек, ботинке в болоте и вспоминал, как вольготно он чувствовал себя в Месопотамской пустыне среди глиняных черепков и человеческих костей четырехтысячелетней давности, только теперь сообразил, что ему сказала Энн. Но вместо ответа, который, как он знал, вызовет у жены лишь поток словоблудия, использовал давно испытанное средство. Он подошел к Энн и влепил такой подзатыльник, что она взвыла от боли.

– Если ты еще раз позволишь, я тут же…

– Ты тут же закроешь рот, а если нет, то будешь в состоянии издавать лишь нечленораздельные звуки. Не мешай мне думать.

Размышления молодого археолога прервала Патриция.

– Вы хотели видеть леди… – Она не закончила фразу и обескураженно смотрела на блестящие зеленые волосы Энн, ресницы в несколько сантиметров длиной и лилово-синие накрашенные губы. Увидев на Энн мини-юбку, которая переходила все границы, Патриция схватилась за голову и возмущенно сказала:

– Боже мой, неужели и такое бывает!

Появление Дороти Тори придало сцене новый колорит.

– Фишер передал мне, что вы как главный наследник пришли с намерением получить замок и состояние моего усопшего мужа. Разрешите спросить, как возникла у вас эта идея? – тихо спросила она Эрвина.

Казалось, что появление новых наследников ввергло Дороти в шок.

– У меня никогда не возникла бы эта идея, если бы адвокат Локридж не разыскал меня. Да, это великолепное здание – моя резиденция! Только, по-моему, ее нужно сравнять с землей. Скажите, ведь наверняка в этих стенах растут губки и водятся крысы.

– Здесь нет ни губок, ни крыс! – Дороти пришла в себя и снова могла возмущаться. Эрвин извлек из кармана портмоне.

– Вот документы. Но не беспокойтесь, меня интересуют только наличные деньги. От этого сарая я отказываюсь.

– А я нет. Я намерена прожить здесь до конца своих дней, – вдруг заявила Энн, хотя это полностью противоречило всему, что она говорила до этого.

– Пойдемте в библиотеку и обсудим наши дела, – пригласила Дороти гостей и, обращаясь к Патриции, сказала: – Скажите Фишеру, пусть он принесет кофе и что-нибудь поесть, а эту молодую даму отведите в ванную, пусть отмоет лицо, чтобы было видно, как она выглядит в действительности. Лишь после этого она получит чашечку кофе.

Замечание Дороти попало в точку. Но, неожиданно ухмыльнувшись, Энн процедила:

– Вы совершенно правы, старая ведьма, на моей физиономии действительно столько краски, что ее хватило бы на покрытие целой стены. Вчера после спектакля у меня не было времени снять грим. Итак, пойдемте отмываться.

В ванной Энн привела свою спутницу в замешательство. Как рассказала Патриция, сначала Энн сняла скальп и обнажила свои густые каштановые волосы. Затем отклеила искусственные ресницы, отмыла лицо, и перед ней предстала молодая женщина с большими выразительными глазами и красивым изгибом губ.

Уважение Патриции к Энн возросло еще больше, когда они пришли на кухню и та сама решила приготовить завтрак для себя и мужа.

Патриция любила готовить, но она была, как сама признавалась, женщиной консервативной во всех проявлениях и испытывала слабость к мучным изделиям

– к клецкам, лапше, пудингу.

Энн быстро почти из ничего сготовила завтрак. Стройная фигура Энн пробудила у полной Патриции желание сбросить десять, если не двадцать фунтов.

Беседа на кулинарные темы сблизила будущую хозяйку замка и экономку. Просиди они целый год на одной скамейке в церкви, этого не удалось бы достигнуть.

– Мне начинает здесь нравиться, – сказала Энн. – Надо приобрести парочку кур, чтобы всегда были свежие яйца, и разбить огород для овощей, это тоже будет не лишним.

– Для этого вам надо сначала отделаться от непрошеных гостей. Иначе они сожрут ваш горох и бобы, не дав им созреть.

Энн показала свои здоровые зубы.

– Уж я-то от них отделаюсь. Они сбегут отсюда быстрее лани.

Вопреки ожиданию, беседа между Дороти Тори и Эрвином проходила мирно.

Когда Дороти ознакомилась с документами, у нее не осталось больше сомнений, что Эрвин, племянник второй степени родства с покойным, является законным наследником замка и может претендовать на пятьдесят тысяч фунтов от общего состояния. Для Дороти это был не очень радостный сюрприз, но ничего изменить уже было нельзя, и потому она восприняла факт хладнокровно. Главное же заключалось в том, что молодой археолог понравился ей, поскольку обладал многими качествами, но только не жаждой стать владельцем замка.

– Вашу идею создать здесь летний интернат для детей я нахожу великолепной, – сказал Эрвин. – Я бы тоже выделил на это небольшую сумму. Здесь могли бы отдыхать более полусотни детей из Ливерпуля, вдыхающих копоть летом и зимой. Некоторые из них не знают даже, как выглядит бабочка или корова. – Он почесал нос и сказал неожиданно: – Я чувствую себя вольготно во время раскопок не только потому, что я археолог, но и потому, что жизнь здесь невыносима.

– Не спешите делать выводы. Сначала познакомьтесь с другими наследниками, – прервала его Дорога. – Тогда вам станет совсем тошно от этой никчемной компании, погрязшей в предрассудках, высокомерии и невежестве. – Какими могут быть высокомерие и невежество этой компании, она предоставила додумать своему гостю. – Признаюсь, один из них, – продолжала Дороти, – а именно доктор Эванс, составляет исключение, хотя он и не совсем нормальный. Доктор Эванс помешан на изобретательстве. Безопасные булавки, которые можно расстегивать лишь с помощью кодовых знаков, патентные ключи, позволяющие открывать десятки различных замков, машины с пропеллерами, о назначении которых он уже и сам забыл, бомбы, которые сами взрываются, как это было вчера, когда одна из них чуть было не подняла на воздух этот зал… Сюда примчалась полиция.

– И что она установила?

– Полиция считает, что с помощью этой адской машины я хотела превратить в порошок всех наследников и смешать их с известковой пылью.

– Разве это не было вашей целью?

– Сие не зависит от моего желания, – призналась Дороти. – Если бы я знала, как это сделать, чтобы не попасться, то уже давно на кладбище было бы на два могильных холмика больше. Я даже позаботилась бы, чтобы они были всегда ухожены. Тогда было бы видно, что я совершила доброе дело.

– Вы весьма кровожадны, – сказал Эрвин с уважением. – А впрочем, я такой же, когда сталкиваюсь с несправедливостью, особенно когда к несправедливости относятся с равнодушием.

Приход Патриции и Энн прервал философскую беседу. Энн, которая теперь производила впечатление спокойного и уравновешенного человека, жонглируя, внесла большой поднос с завтраком.

Патриция, не скрывая тревоги, сообщила, что пропал доктор Эванс. Его кровать не разобрана, зубная щетка и электрическая бритва, им сконструированная, лежат нетронутые.

– Пока в доме находится этот темный тип Фишер, я не удивлюсь, если однажды мы будем повешены, отравлены, застрелены, зарезаны или будут найдены наши обуглившиеся трупы, – закончила свое сообщение Патриция, что ей, однако, не помешало с аппетитом проглотить поджаренный хлебец.

Эрвин наморщил лоб, что-то вспоминая.

– Вы сказали, что доктор Эванс изобрел патентный замок?

– Десятки замков, – ответила Дороти. – Он врезал один такой в кладовой. Его можно открыть, если при повороте ключ вставлять глубже и вытаскивать. Ни один жулик не дойдет до этого.

Бедная Патриция! И на этот раз ей все виделось в мрачных красках.

– А что, если полиция арестовала сегодня ночью нашего милого бедного доктора Эванса и поэтому он пропал? О, как страшен этот мир!

Эрвин вынул из кармана связку отмычек и бросил ее на стол.

– Вы когда-нибудь видели эти отмычки? Патриция перекрестилась.

– Он всегда носил их с собой и однажды поздно вечером проник с их помощью в мою комнату. – Она покраснела. – Он хотел лишь узнать, есть ли у нас в доме чеснок. Он варит себе, когда работает по ночам, специальный напиток для бодрствования. А теперь он мертв. О, я давно это предчувствовала. Это подсказывает мне мое чутье.

Когда Эрвин был в библиотеке, он положил там на пол пакет. Теперь он взял его, развернул испачканную газету и поставил на белоснежную скатерть найденный в болотной трясине грязный лакированный ботинок.

Дороти потрогала ботинок пальцем, как будто она хотела удостовериться, не галлюцинация ли это.

Когда Эрвин рассказал, где его нашел, она сказала решительно:

– Нужно срочно найти жердь и прощупать весь пруд, чтобы найти Эванса.

Дороти встала, поглядела на Энн, крепко спавшую в кресле, и велела Эрвину следовать за ней.

Это было неприятное занятие – лазить по болоту и прощупывать шестом дно, пока Фишер не обнаружил тело Эванса.

– Надо срочно позвонить инспектору Бешги. Совершенно ясно, что кто-то убил его, – заявила Дороти, придя в себя.