Текст книги "Хороший год"

Автор книги: Питер Мейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

ГЛАВА 8

Воскресное утро заметно отличалось от прочих, оно было гораздо тише, словно и природа и здешние жители решили денек отдохнуть. Во время пробежки Макс не встретил ни души. На дорогах – ни одной машины, в полях не видно тракторов, на виноградниках – никого; всюду полная, залитая солнцем тишь. Да, сегодня эту тишь и благодать уже не нарушит хозяйственная симфония под управлением мадам Паспарту.

Макс отворил в кухне одно из окон, ненароком смахнув с него возмутившегося голубя, и услышал дальний перезвон церковных колоколов, сзывавших деревенских жителей на мессу – краткую демонстрацию благочестия перед традиционным воскресным чревоугодием. Максу вспомнилась одна давняя статья, автор которой утверждал, будто католики едят вкуснее и обильнее, чем протестанты, потому что всегда могут покаяться в грехе обжорства и получить отпущение. Заглянув в холодильник, он убедился, что там просто нечему ввести его в греховное искушение. Пришлось ограничиться чашкой café-crème[75]75
  Кофе со сливками (фр.).


[Закрыть].

Стараниями мадам Паспарту в кухне пахло чистотой, восковой мастикой и лавандовой эссенцией. Старый деревянный стол блестел, как в прежние времена, а посреди стояла ваза с дымчато-палевыми розами, срезанными с куста во дворе. На следующей неделе надо будет поговорить с мадам насчет оплаты. Сколько бы она ни запросила, денег жалеть не стоит, хотя бы ради удовольствия пить утренний кофе в такой изысканно-свежей, благоуханной обстановке.

Макс тоже предпринял немалые усилия, чтобы отправиться в поездку с Натали Озе изысканно-свежим и благоуханным. Он особенно тщательно побрился, надел синие хлопчатобумажные брюки и старую, но все еще приличную шелковую рубашку, которую получил как-то на Рождество от одной своей давней подружки. В прихожей он поймал в зеркале свое отражение: вместо лондонской бледности наметился легкий загар – очевидно, руки и лицо чуть поджарились на солнце, когда он сидел в кафе. Ничего, лиха беда начало. Он сунул ключ под горшок с геранями и, весело насвистывая, тронулся в путь.

Дом Натали находился всего через два дома от ее конторы – о таком счастье могут лишь мечтать люди, которым приходится каждый день ездить на работу в город. Возле дома стоял лоснящийся черный "пежо-305" с откинутым верхом, входная дверь была приоткрыта. Очевидно, те ужасы, которые смакуют газетчики, иллюстрируя рост преступности, пока еще Сен-Пону незнакомы.

Макс взялся за тяжелое бронзовое кольцо на двери и дважды неуверенно стукнул.

– Oui? – донесся откуда-то сверху голос, заглушаемый жужжанием фена.

– Натали, это я, Макс.

– Вы всегда являетесь раньше времени?

– Я дал маме слово никогда не опаздывать на встречи с нотариусами, особенно если они водят кабриолеты.

Жужжание стихло.

– Входите. Я через минуту спущусь.

Макс пересек крошечную прихожую и оказался в г-образной комнате. Одну ее часть, гостиную, отделяла от второй, кухни, старинная оцинкованная барная стойка. Рядом с кофейным столиком стоял мягкий кожаный диван с брошенной на спинку шелковой шалью и два глубоких кожаных кресла. На столике высились стопки книг; на кафельном полу лежал красивый восточный ковер; от старости цвета на нем слились в приглушенный теплый тон. Над камином висело большое зеркало в массивной гипсовой золоченой раме – типичный провансальский стиль девятнадцатого века. В зеркале отражалась стоявшая на каминной полке ваза с лилиями. На стене – целый веер фотографий с дарственными надписями. Все говорило о хорошем, без вычурности, вкусе и отнюдь не тощем кошельке хозяйки.

Примостившись на краешке дивана, Макс стал разглядывать книги. В основном это были издания по искусству и фотоальбомы, начиная с Кайботта и Ботеро до альбомов фотографий Атже и Эрвитта; впрочем, одна стопка была, по-видимому, исключительно винная, в ней том о "Шато д'Икем", томики о бургундском и легендарных шампанских винах, а сверху лежал старинный фолиант – "Великие виноделы Бордо".

Макс взял его в руки. Слегка потрепанная, с бурыми пятнами, книга не утратила былого изящества. "Если бы такую можно было найти в магазинах, обязательно купил бы – для Чарли, – листая страницы, подумал Макс. – Тут тебе и про хорошие вина, и про "соблазнительную", как он выражается, недвижимость, где эти вина и производятся". Максу вспомнилось восхитительное вино, которое они с Чарли распили в Лондоне, и он решил поискать "Шато Леовиль-Бартон" в указателе.

Из книги выпала закладка, оказалось, это винная этикетка. Об этом сорте, как и о сотнях других, Макс в жизни никогда не слыхал, но этикетка ему понравилась: плотная кремовая бумага и незамысловатый узор – сдержанно-тонкий, без современного штукарства. Именно такую он выбрал бы для своего вина, если бы на его виноградниках удалось получить что-нибудь путное. Заслышав на лестнице шаги Натали, он сунул закладку в книгу, положил ее на место и поднялся навстречу хозяйке.

На сей раз, расставшись со своим официальным костюмом, она надела белые облегающие брюки и черную блузку без рукавов. В косых лучах солнца волосы Натали отливали медью. Макс приготовился пожать ей руку, но, к его удивлению, Натали потянулась к нему и поцеловала в обе щеки. От нее пахнуло теплым пряным ароматом. Что ж, утро начиналось великолепно.

– Итак, едем chiner?[76]76
  Втирать очки (фр.).


[Закрыть] Вы готовы?

– Звучит заманчиво. Надеюсь, все будет в рамках закона?

Натали рассмеялась.

– Закон ничего не имеет против антиквариата и выгодной покупки. – Она повесила на плечо большую кожаную сумку. – Хотя сегодня выгодные покупки вам не светят. Поедем на моей машине. Я люблю сама сидеть за рулем.

Отлично: Максу всегда хотелось поездить с хорошеньким шофером, он об этом мечтал еще в ту пору, когда работал в конторе. Тем не менее он поймал себя на том, что изо всех сил упирается ногой в пол – жмет на несуществующую педаль тормоза. Натали вела машину в типично французском стиле: быстро, нетерпеливо, бесшабашно. Вдобавок руль она держала одной рукой, высокомерно пренебрегая безопасностью. Нельзя сказать, однако, что свободной рукой она не пользовалась вовсе. Даже когда не требовалось переключать передачи, эта рука все равно была при деле: откидывала со лба блестящие волосы, поправляла темные очки или эффектно жестикулировала, расставляя нужные акценты в речи Натали.

Пока они мчались по шоссе, она вкратце рассказала Максу, как из сонного городишки с воскресным базаром старинных безделушек Иль-сюр-Сорг превратился во всемирно известный центр торговли антиквариатом.

– Кто только теперь сюда не едет: торговцы из Нью-Йорка и Калифорнии, из Лондона, Мюнхена и Парижа, художники по интерьеру со своими лощеными клиентами, у которых дома в Alpilles[77]77
  Альпы Верхнего Прованса (фр.).


[Закрыть]... – На минуту смолкнув, она опрометчиво прибавила скорость, чтобы на крутом повороте обогнать идущую впереди машину, и только чудом не задавила встречного велосипедиста.

– Можете открыть глаза, – покосившись на Макса, усмехнулась она. – Мы почти приехали.

Макс мысленно вознес молитву святому – покровителю перепуганных пассажиров – и немного расслабился, поскольку движение сильно замедлилось, машины теперь ползли почти вплотную друг к другу, водители высматривали возле реки место для парковки. Натали приметила парочку, загружавшую в свой "вольво" огромную и очень мрачную картину – религиозный сюжет. Махнув им и получив в ответ отмашку – да, мол, уезжаем, она остановилась, вынудив ехавших за нею немного сдать назад. Тут же раздался вой сирен, перекрываемый разъяренными гудками соседа сзади. Не обращая внимания на оглушительную какофонию, Натали преспокойно заняла освободившееся место, после чего пренебрежительно тряхнула пальчиками ехавшему сзади – жест был почти оскорбительный. Тот в долгу не остался: сделал еще более неприличный жест и нажал на газ.

Макс вышел из машины и потянулся.

– По воскресеньям всегда такие пробки?

Натали кивнула:

– Зимой поспокойнее, но не намного. В торговле ведь мертвых сезонов не бывает.

Они направились к ряду палаток, в которых brocanteurs[78]78
  Торговцы старьем (фр.).


[Закрыть] уже разложили и расставили накопленные за неделю бесценные реликвии: старое постельное и столовое белье, фаянсовую посуду, обтрепанные театральные афиши, ресторанные пепельницы, едва держащиеся на ножках стулья, любительские натюрморты "под Сезанна" – все то, что некогда украшало быт сотен давно исчезнувших семей.

– На этой стороне улицы товары в основном для туристов, – сказала Натали, – для тех, кто ищет сувенир. Торговцы посолиднее на той стороне. А серьезные коммерсанты располагаются еще дальше, на старом вокзале. С них мы и начнем. – Взяв Макса под руку, она потянула его к узкому пешеходному мостику через речку. – Но первым делом – кофе. Если я сейчас же не выпью кофе, превращусь в сварливую стерву.

На другом берегу опять потянулись прилавки – с сырами, цветами, оливковым маслом и всевозможными травами, с дешевым тряпьем, жесткими розовыми лифчиками и корсетами, которыми торгуют теперь, пожалуй, только на базарах во французской глуши. Макс молча впитывал оттенки и запахи, с удовольствием глядя на оживленную толчею и чувствуя легкий нажим направляющей его женской руки.

В кафе они сели за столик над рекой и заказали две grands crèmes[79]79
  Большие чашки кофе со сливками (фр.).


[Закрыть]. Обхватив чашку обеими руками, Натали жадно отхлебнула и с довольным вздохом откинулась на спинку стула:

– Alors[80]80
  Ну вот (фр.).


[Закрыть], а теперь, пока не забыла... – И принялась рыться в сумке. – Обед.

Макс наблюдал за ней, задумчиво нахмурив брови. Вроде бы она не из тех девиц, которые возят с собой бутерброды. Но еще дядя Генри говаривал, что лягушатники – сущие рабы желудка, а потому – кто ее знает...

Натали достала из сумки мобильник и, перехватив недоуменный взгляд Макса, спросила:

– В чем дело?

– Ни в чем. Просто вспомнилось одно дядино высказывание насчет французов и еды. Я уж было решил, что вы сейчас вынете пакет с бутербродами. Так сказать, обед на пикнике.

От подобной нелепости брови у Натали взлетели на лоб, она зацокала языком:

– Неужели я похожа на bonne-maman?[81]81
  Бабушка (фр.).


[Закрыть]

Он пристально посмотрел на нее. Да уж, такую дамочку трудно представить хлопочущей у плиты.

– Пожалуй, не очень. Конституция не та. И фартук к вашей сумке явно не подойдет. Скажите, а вы дядю моего знали?

– Разок видела. Настоящий английский мужчина.

– Это хорошо или плохо?

Натали дернула плечиком и улыбнулась:

– Смотря какой мужчина. – Пока Макс размышлял над ее ответом, она просмотрела на мобильнике несколько телефонных номеров, нашла нужный и приложила трубку к уху: – Jacque? C'est Natalie. Bien, et toi?[82]82
  Жак? Это Натали. Хорошо, а у тебя? (фр.).


[Закрыть] – Она рассмеялась: видимо, ответ ее развеселил. – Oui, deux. Dans le jardin. A tout à l'heure[83]83
  Да, на двоих. В саду. До скорого (фр.).


[Закрыть].

Они допили кофе, и Натали взглянула на часы.

– До обеда у нас масса времени. С каких торговцев вы хотели бы начать? Просто дорогих или дорогих до смешного?

Она повесила сумку на плечо и зашагала впереди, прокладывая ему путь сквозь толпу. Макс смотрел, как колышутся ее бедра и медная грива; мысли об антикварной мебели напрочь вылетели у него из головы.

Битых два часа они разглядывали комоды, гардеробы, кровати под балдахинами, мраморные ванны и множество перегруженных декором стульев и столов якобы эпохи одного из Наполеонов или более многочисленных Людовиков. В конце концов Макс уяснил одно: хлам, сваленный у него на чердаке, едва ли заинтересует этих поклонников marqueterie[84]84
  Инкрустации по дереву (фр.).


[Закрыть] и belle époque[85]85
  "Прекрасная эпоха", конец XIX – начало XX века.


[Закрыть]. Немного обескураженный, он поискал глазами Натали; стоя среди целой коллекции люстр, она беседовала с высоким стройным молодым человеком. Макс подошел и стал ждать удобного момента, чтобы вклиниться в разговор.

– Очень поучительное мероприятие, – сказал он, когда молодой человек куда-то отошел, – но мое старье, пожалуй, не того класса. Золоченой бронзы там определенно маловато.

– Ah bon? Может быть, вам просто нужно...

– Выпить. Потом пообедать. А еще – старьевщик, который приедет и все с чердака заберет.

– Как, неужто в комнатке для горничной нет полотен Рембрандта? – засмеялась Натали. – А под кроватью парочки Пуссенов? Бедный Макс. – Она взяла его под руку. – Ничего. Стаканчик вина сразу поднимет вам настроение.

Для обеда она выбрала небольшой ресторан, хозяин которого был ее приятелем. Сюда с удовольствием захаживали торговцы антиквариатом и художники по интерьерам; в обнесенном стеной саду было прохладно, идеальное местечко для отдыха после бесконечного и мучительного торга за каждую вещицу. Натали подвела Макса к единственному свободному столику в тенистом углу, под раскидистым фиговым деревом, которое росло, казалось, прямо из стены.

Немедленно явился плотный мужчина в просторной белой рубахе и белых брюках. Он вручил им меню, звонко чмокнул Натали в обе щеки и пожал руку Максу. Это и был Жак. Он пожурил Натали за то, что она редко заходит, махнул официанту, чтобы принес вина, и принялся нахваливать plat du jour[86]86
  Дежурное блюдо (фр.).


[Закрыть] с таким жаром и страстью, будто он заготовил слишком много продуктов и боится, что они пропадут. После чего пожелал Максу и Натали приятного аппетита.

Вино принесли в графине из толстого запотевшего стекла – в такую жару один его вид вызывал неодолимую жажду. Макс наполнил бокалы, они легонько чокнулись. Вроде бы всего лишь жест вежливости, но в обществе Натали он обретал необычайную интимность. Подобно большинству англичан, Макс привык, что собутыльники держатся на расстоянии друг от друга, лишь буркнут бесстрастно перед первым глотком: "Будем здоровы!"

– Ну что? – Натали вздернула темные очки на макушку, открыв красивые, темные, искрящиеся весельем глаза. – Стало быть, не удастся вам уйти от дел и жить на доход от продажи чердачных сокровищ?

– Да, боюсь, не удастся. Все равно спасибо, что привезли меня сюда. Наверно, могли бы заняться чем-нибудь поинтереснее.

Невысказанный вопрос повис в воздухе.

– Макс, – наконец проговорила она, – по-моему, вы пытаетесь что-то выведать.

Макс широко улыбнулся.

– А чем вы обычно занимаетесь в выходные? Кроме автогонок.

Натали усмехнулась, однако отвечать не стала и вновь углубилась в меню:

– Баранина здесь всегда прекрасная, и лососина тоже. Ее подают под щавелевым соусом. Но вам лучше начать с pissaladière[87]87
  Пицца по-провансальски (фр.).


[Закрыть].

Макс отложил свое меню и откинулся на спинку стула.

– Отлично. Как скажете.

Натали пренебрежительно тряхнула пальцами, будто отмахиваясь от насекомого, и с легкой улыбкой взглянула на него:

– Вы всегда делаете то, что велят женщины?

– Смотря какая женщина.

Официант принял заказ; потом они взялись за еду, запивая ее вином... За одним графином последовал второй, беседа текла сама собой, время летело незаметно. Они рассказывали друг другу истории своей жизни – разумеется, неполные и подправленные, как это обычно бывает, когда незнакомые прежде люди хотят подружиться. Натали слушала очень внимательно и даже смеялась в нужных местах, но слушала куда больше, чем говорила сама, отметил Макс. Все равно, в общем обед удался. И лишь когда они уже возвращались к машине, он вспомнил о своей просьбе и поинтересовался, удалось ли ей подыскать для него винного знахаря.

– Кажется, да, – ответила она. – Разве я вам не говорила? Он слывет одним из лучших специалистов, только сильно занят. – Она пожала плечами. – С классными экспертами всегда так. Если они не в Бордо, значит, в Калифорнии или Чили. Во всяком случае, его секретарша пообещала, что на той неделе он мне позвонит.

Они подошли к машине. Макс положил руку на сердце и с неотразимой, как он надеялся, улыбкой сказал:

– Натали, разрешите предложить идеальный вариант для завершения чудесного дня.

Она искоса, настороженно посмотрела на него. До сих пор он вел себя вполне цивилизованно, но кто знает, что у него на уме. На поверку англичане далеко не всегда такие, какими кажутся на первый взгляд. Она вопросительно подняла брови.

– Позвольте мне сесть за руль.

ГЛАВА 9

Это был третий приезд мистера Чена в Бордо, и с каждым разом город нравился ему все больше. Его неизменно пленяли элегантность и гармония зданий восемнадцатого века, рядом с которыми человек не чувствует себя букашкой; до чего же приятно смотреть на них после огромных башен из стекла и стали его родного Гонконга. Он любовался архитектурными и скульптурными шедеврами – площадью Биржи, эспланадой Кенконс, Гран-театром, фонтанами и статуями, – он упивался величавостью широкой, гладкой, медлительной Гаронны. Напоминая себе, что в жизни каждого мужчины должно быть место и для отдохновения, Чен начал ценить и другие, не столь широко рекламируемые достоинства Бордо – например, диковинно одетых молодых дам, фланирующих по глухим закоулкам старого города. Вообще говоря, мистер Чен уже подумывал о том, чтобы почаще сюда приезжать – хотя бы дважды в год.

Ему был свойствен азарт любознательного путешественника и, тщательно готовясь к очередной поездке, он среди прочего обнаружил, что именно в Бордо состоялся первый во Франции теннисный матч; что не кто-нибудь, а романист Франсуа Мориак придумал выражение "аристократы пробки", называя так французских, английских, ирландских, немецких и швейцарских грандов виноделия; что их самые первые погреба строились здесь, возле реки, на набережной Шартрон.

Именно тут, где улица Рамоне упирается в набережную Шартрон, мистер Чен велел водителю такси остановиться. Надо прогуляться, решил он, прохладный речной воздух освежит его и придаст новых сил для намеченных дел. С банком Чен уже договорился. Осторожно намекнул кое о чем клиентам. Теперь оставалось лишь надеяться, что цену запросят не умопомрачительную.

С набережной он свернул на Ксавье-Арнозан – широкую, обсаженную деревьями улицу с изящными домами – и увидел, что остальные участники уже съезжаются. Он ускорил шаг и догнал всю компанию у ничем не примечательной двери. В мягком полумраке вестибюля уже собралась небольшая группа людей азиатской наружности, в традиционных для бизнесменов темных костюмах и неброских галстуках; каждый из гостей кланялся, обменивался рукопожатием с хозяином – высоким французом в твидовом костюме отличного, явно лондонского пошива – и вручал ему визитную карточку. Общим для всех языком служил английский, с самыми разными акцентами. Предметом же общего интереса было вино.

– Это не заурядная дегустация, – объяснял француз. – Да вы, вероятно, уже и сами заметили кое-что необычное. – Он смолк, отбрасывая упавшую на лоб после бесчисленных поклонов седеющую прядь. – Как правило, дегустация лучших сортов бордо проходит sur place[88]88
  На месте (фр.).


[Закрыть], там, где собран виноград. В нашем же – я бы сказал, уникальном – случае виноградник слишком мал, необходимых – вернее, вообще никаких – удобств нет. Ничего, кроме, разумеется, винограда. – Он оглядел сосредоточенные лица собравшихся и покачал головой: – Мы не можем пригласить вас даже в маленький château – его нет и не предвидится: слишком драгоценна та земля, чтобы возводить на ней здание из кирпича и бетона. Потому дегустация и проводится здесь, в Бордо.

Бизнесмены дружно, как по команде, закивали черноволосыми головами.

– А теперь, господа, прошу следовать за мной.

И он зашагал впереди процессии по узкому коридору, увешанному портретами сурового вида мужчин, черты лица которых скрывала пышная растительность, столь модная в девятнадцатом веке. Ухоженной рукой с отполированными ногтями француз повел в сторону полотен и с улыбкой пояснил:

– Знатные предки.

Бизнесмены дружно заулыбались в ответ.

Они пришли в дегустационный зал, маленький и плохо освещенный; большую часть пространства занимал длинный полированный стол красного дерева. На нем выстроились ряды сверкающих бокалов, серебряные подсвечники с горящими свечами и три открытые бутылки без этикеток, но с загадочными каракулями мелом по стеклу. На концах стола уже стояли изысканные медные crachoirs[89]89
  Плевательницы (фр.).


[Закрыть] – чтобы потом, в ходе дегустации, сплевывать туда вино.

Поправив манжеты рубашки, и без того выступавшие из рукавов ровно настолько, насколько надо, и стиснув на груди руки, француз слегка нахмурился, подчеркивая важность того, что он собирается сказать.

– Как вам всем известно, эта дегустация проводится исключительно по приглашениям, в наш узкий круг входят международные покупатели лишь высочайшего уровня, crème de la crème[90]90
  Здесь: Элита делового мира (фр.).


[Закрыть]. – Все присутствующие склонили головы, выражая признательность за комплимент. – Иначе говоря, только те, кто в состоянии оценить необычайные достоинства этого изумительного вина.

Словно по приказу глаза покупателей обратились к трем стоящим на столе бутылкам.

– Виноградник наш очень мал, – продолжал француз, – мы можем произвести шестьсот ящиков вина в год. Всего-навсего шестьсот ящиков, друзья мои. – Он вынул из кармана газетную вырезку. – Меньше, чем компания Галло производит в Калифорнии за одно утро. А теперь, после того как она приобрела еще и завод по производству мартини, – он выразительно потряс перед собравшимися вырезкой, – наверно, меньше, чем она производит еще до завтрака. Мы же предлагаем вам не более чем капельку из винного океана. Полагаю, нет нужды объяснять, что мы просто не можем себе позволить тратить ее на дилетантов и жаждущих даровой выпивки журналистов.

Покупатели, польщенные тем, что попали в столь избранное общество, засияли улыбками и снова закивали. Один из них поднял руку:

– Какова сейчас производительность предприятий Галло? У вас есть данные?

Француз сверился с вырезкой:

– Около шести миллионов ящиков в год.

– Вот как.

– Мы сталкиваемся с двумя существенными трудностями. Первая, как я уже говорил, состоит в том, что у нас нет château, вследствие чего наше вино не может претендовать на звонкое имя. И мы назвали его "Край земли"; так исстари называли тот виноградник, который не одно поколение назад наша семья спасла от запустения. Твердая вера в эту землю, многолетний бережный уход за лозами принесли свои плоды. Вино получилось несравненное. Вот тут-то мы и переходим ко второй трудности.

Он широко развел руки и пожал обтянутыми твидом плечами:

– Вина очень и очень мало. В удачный год – шестьсот ящиков. А когда высокое качество продукта сочетается с его редкостью, цена, увы, растет. К счастью, шестизначных цифр – в долларах, заметьте себе, – которые несколько лет назад приходилось выкладывать за одну-единственную бутылку "Шато Марго" урожая тысяча семьсот восемьдесят седьмого года, мы еще не достигли, но стоимость вина за этот год будет... как бы это сказать?.. impressionnant[91]91
  Впечатляющая (фр.).


[Закрыть]: около сорока тысяч долларов за ящик. – Он опять беспомощно пожал плечами, как человек, который не в силах противостоять печальным, но неодолимым обстоятельствам. – Впрочем, как говорят у нас во Франции, дорога только первая бутылка.

Раздался общий потрясенный вздох. Шутку хозяина никто не оценил. Покупатели дружно достали карманные калькуляторы.

– Пока вы ведете подсчеты, друзья мои, вспомните вина "Петрюс", "Латур", "Лафит-Ротшильд". По доходности они способны превзойти игру на фондовой бирже, тем более сегодня. Это ведь не просто бутылки с некой жидкостью, пусть и восхитительной. Это вложение капитала.

Услыхав эти греющие душу слова, собравшиеся сразу повеселели; француз направился к столу, снова поправил манжеты и взял в руки одну из бутылок; покупатели во все глаза следили за ним. Налив в бокал глоточек, не более, он поднес его к горящей свече и внимательно посмотрел на свет. Удовлетворенно кивнул, потом, склонив голову, покачал бокал, поднес к носу и, закрыв глаза, вдохнул аромат.

– Quel bouquet[92]92
  Какой букет (фр.).


[Закрыть], – едва слышно промурлыкал он. Покупатели, осознавая значимость момента, хранили почтительное молчание, будто перед ними стоял погруженный в молитву праведник. – Bon. – Чары рассеялись, француз разлил вино по бокалам – тоже по глоточку – и продолжил проповедь: – Это первая дегустация зрелого вина последнего сбора, и вы, наши азиатские друзья, первыми его попробуете. На следующей неделе сюда приедут наши американские друзья, затем друзья из Германии. – Он вздохнул. – Будем надеяться, что вина хватит на всех. Я очень не люблю огорчать подлинных знатоков.

Незаметно для гостей в дегустационный зал проскользнула еще одна особа: стройная молодая блондинка в безукоризненном сером костюме, аскетическую строгость которого смягчала невообразимо коротенькая юбочка.

– А! – француз поднял голову от бокалов. – Позвольте представить вам мою ассистентку, мадемуазель де Салис.

На миг все головы повернулись к блондинке, затем обернулись вновь, чтобы еще разок взглянуть на ее ноги.

– Не поможете ли, дорогая, раздать гостям бокалы?

Покупатели сгрудились у стола; каждый, как положено дегустатору, старался держать свой бокал тремя пальцами за основание. Подобно команде пловцов-синхронистов, у которых все движения тщательно отрепетированы, покупатели покачали вино, поднесли бокалы к свету и почтительно всмотрелись в цвет жидкости.

– Цвет потемнее, чем у обычного бордо, – заметил один.

Француз улыбнулся:

– Какой у вас зоркий глаз, месье Чен. Цвет действительно гораздо более насыщенный, темно-рубиновый. Напоминает скорее бархат, чем шерсть.

Месье Чен зафиксировал в памяти это сравнение: потом обязательно пригодится. Подобный слог всегда производит впечатление на его не слишком искушенных клиентов, и чем афористичнее и загадочнее фразы, тем лучше.

– Пора задать работу носу, господа.

Подавая пример, француз склонился к бокалу; в зале воцарилась тишина, слышалось только сопение двадцати ноздрей, усердно втягивавших винные пары. Затем, поначалу нерешительно, потом все увереннее зазвучали вердикты; акцент сразу выдавал происхождение говорящего: Гонконг или Токио, Сеул или Шанхай. Упоминались фиалки и ваниль. Один, более других одаренный воображением, в порыве откровенности пробурчал что-то насчет "запаха псины", и брови у француза на миг взлетели на лоб.

Но это была всего лишь прелюдия к тем словесным кульбитам, которые начались потом, когда вино отхлебнули, пожевали, покатали во рту, дали ему оросить коренные зубы и пропитать нёбо и лишь затем отправили в crachoirs. Мадемуазель де Салис стояла позади с грудой полотняных салфеток в руках, чтобы немедленно прийти на помощь какому-нибудь гостю, который еще не овладел искусством сплевывать вино.

Как описать неописуемое? Отведав напитка, покупатели изощрялись, подыскивая сравнения – с кожей и шоколадом, карандашной стружкой и малиной; рассуждали о сложности и глубине, о спинном хребте, мускулистости и цветах боярышника... собственно, обо всем на свете, кроме винограда. В руках появились блокноты, туда что-то спешно записывалось. Покупатель из Шанхая, очевидно, интересующийся династиями китайских императоров, заявил, что вино, несомненно, больше напоминает правление династии Тан, чем Мин. В течение всей церемонии француз с улыбкой беспрестанно кивал и выражал свое восхищение необычайно тонким вкусом гостей и меткостью их замечаний.

Спустя некоторое время, когда все исправно прополоскали вином рот и отплевались, он решил, что настала пора следующей стадии дегустации, и легким движением пальцев дал сигнал мадемуазель де Салис.

Отложив салфетки, она взяла огромную записную книжку фирмы "Гермес", в черном переплете крокодиловой кожи, ручку "монблан" – такими обыкновенно подписывают международные договоры – и принялась обходить собравшихся. Словно отлично натасканная пастушья овчарка, она поочередно отделяла каждого покупателя от стада и уводила от стола, чтобы он сделал свой заказ в условиях конфиденциальности – насколько это позволяли размеры зала.

Наконец, мадемуазель закрыла записную книжку и надела на ручку колпачок. По этому сигналу француз, похлопывая гостей по плечу и пожимая им руки выше локтя, повел всю компанию из зала в вестибюль и там произнес прощальную речь:

– Поздравляю вас, вы приняли мудрые решения. Уверен, вы не пожалеете. Ваши заказы будут отправлены в самом скором времени. – Он поднял руку и легонько постукал себя по носу. – Позвольте дать вам маленький совет. Во-первых, предоставляйте возможность наслаждаться этим вином лишь самым надежным клиентам, которые предпочитают не рекламировать свои привычки и склонности касательно возлияний. Чрезмерная популярность негативно скажется на сложившихся между нами близких отношениях. А во-вторых, я советовал бы вам оставить несколько ящиков про запас, – он улыбнулся покупателям, которых вместе с ним безусловно ждало скорое процветание. – Ведь цены имеют обыкновение расти.

На этой оптимистической ноте собравшиеся раскланялись, пожали друг другу руки и гуськом вышли на залитую ярким солнцем улицу.

А француз поспешил назад в дегустационный зал, где все еще сидела, склонив белокурую головку над блокнотом и калькулятором, мадемуазель де Салис.

– Alors, chouchou?[93]93
  Ну, лапуля? (фр.).


[Закрыть] Каков результат?

– Чен взял шесть ящиков, Шимицу – дюжину, Дэн – четыре, Икуми – восемь, Ватанабэ и Юнь Фат...

– А всего?

Мадемуазель де Салис в последний раз ткнула в калькулятор пальцем с алым ноготком:

– Всего сорок один ящик. Чуть больше полутора миллионов долларов.

Француз широко улыбнулся и взглянул на часы:

– За одно утро совсем неплохо. Мне кажется, на обед мы заработали.