355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Питер Марвел » В погоне за призраком, или Испанское наследство » Текст книги (страница 9)
В погоне за призраком, или Испанское наследство
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 11:21

Текст книги "В погоне за призраком, или Испанское наследство"


Автор книги: Питер Марвел



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Лукреция не была в этом уверена. Она видела, как встревожены капитан, офицеры и матросы. На корабле подняли все паруса и попытались сменить галсг чтобы поймать ветер и уйти. До голландской колонии острова Сен-Мартен оставалось около сорока морских миль.

Гонка продолжалась около часа, но потом что-то переменилось. Неожиданно к супругам, придерживая рукой шпагу, подошел молодой лейтенант – он был бледен и необычайно серьезен – и настойчиво предложил:

– Сударыня, вы должны немедленно покинуть палубу! Сейчас здесь будет чересчур жарко. Пираты у нас в кильватере, и намерения их не оставляют сомнений – они будут атаковать. Все мужчины, способные носить оружие...

– Довольно, сэр! – сэр Бертрам властно остановил лейтинанта. – Дорогая, позволь проводить тебя в каюту, а потом я вернусь сюда, чтобы помочь нашим храбрым офицерам...

Лукреция не спорила. Она была на грани обморока. Ей показалось, что небо наказывает ее за грехи, за расторгнутую помолвку, за брак по расчету, за... за все то, чему нет конца и чего она даже не может сейчас вспомнить.

Схватка началась через полчаса. «Месть» меняла галс, чтобы повернуться к пиратам пушками. Впервые Лукреция услышала, как палят корабельные орудия. Первый залп двадцати пушек «Мести» с правого борта был такой силы, что Лукреции показалось, будто взорвался пороховой погреб. Она оглохла и окончательно потеряла самообладание. В отчаянии металась она по каюте, пытаясь молиться» но молитвы вылетели у нее из головы, а сосредоточиться мешала канонада. Опять грянули пушки – но откуда-то со стороны, а на корабле послышался треск лопающегося дерева, крики раненых и громкие команды офицеров.

Расстояние между судами сократилось до полутора кабельтовых, и теперь пиратская шхуна шла почти параллельно, но несколько поотстав. «Месть», перезарядившись, снова дала залп из пушек.

На этот раз ее ядра попали в цель. Пробив фок и грот, они срезали фок-рею, взорвавшись на палубе. Ветер донес крики раненых, на несколько секунд скрыв шхуну за клубами дыма.

С квартердека запоздало ударила бомбарда, с грохотом разнеся кормовой фальшборт и разбив кормовую палубу.

Тут же в ответ со шхуны просвистели ядра, повредив ванты, они взорвались прямо на шканцах, убив и ранив несколько десятков матросов.

– Брасопить справа! Взять штурвал на себя! Из бортовых пушек – огонь!

Тогда еще не изобрели винтовую нарезку орудийных стволов, и лишенные вращения снаряды не могли с такой точностью попадать в цель, да и скорость полета их была гораздо ниже. Именно это и делало абордаж столь эффективным, невзирая на обстрел.

Судя по всему, целью пиратов являлся не только груз, но и само судно, что и определяло их тактику ведения боя: создавалось ощущение, что они старались произвести на атакуемом корабле как можно меньше разрушений, не считаясь с огромными потерями среди своих.

Шхуна, на палубе которой уже можно было разглядеть готовящихся к абордажу пиратов, стремительно приближалась. Теперь «Месть» шла на фордевинд [23]23
  Идти на фордевинд – идти таким курсом, когда ветер совершенно попутен и дует прямо в корму.


[Закрыть]
, что снижало ее скорость, так как паруса на бизань-мачте загораживали собой фок, фок-брамсель и грот-марсель, снижая их наполняемость ветром.

Капитан приказал идти на бакштаг [24]24
  Идти на бакштаг – идти таким курсом, когда попутный ветер дует справа или слева под углом.


[Закрыть]
, что дало бы кораблю возможность увеличить скорость и расстояние между ним и пиратами.

Но в этот самый момент более легкая и маневренная шхуна, которая уже вырвалась вперед на полтора корпуса, словно разгадав замысел капитана, совершила поворот оверштаг и, оказавшись на траверзе у «Мести», обстреливала ее бортовыми пушками, идя прямо вперед, не снижая скорости.

«Месть» попыталась, снизив скорость, пропустить шхуну прямо перед своим носом, для чего матросы спешно кинулись крепить паруса. Но в последний момент шхуна неожиданно рыскнула [25]25
  Рыскнуть – неожиданно бросить корабль носом к ветру.


[Закрыть]
, повернув носом к ветру, и, пройдя в каких-то пятнадцати ярдах по левому борту судна, приблизилась к нему почти вплотную.

Ядра засыпали пиратское судно, пробивали борта, взрывались в трюме, залетали на орудийную палубу, нанося шхуне непоправимый урон. На ее палубе бушевало пламя. Но шквальный огонь пиратских мушкетов и кремневых ружей безжалостно сметал с палубы англичан все живое, – среди нападавших было полно буканьеров – метких охотников за быками, и выстрелы их были в первую очередь направлены на офицеров и канониров. Пираты забрасывали пушечные порты и палубу зажигательными шарами, наполненными смесью пороха и мелкой дроби. Вдруг шальное ядро из пушки на верхней палубе «Мести», со страшным свистом пролетев над шхуной, ударило прямо в фок-мачту пиратского судна. Раздался треск лопнувшего дерева, и, увлекая за собой всю массу парусов и канатов, фок-мачта рухнула, запутавшись в парусах англичан. Оба корабля оказались намертво сцеплены перепутавшимися снастями.

– На абордаж! – донесся страшный вопль с горящей шхуны, и вслед за гранатами на «Месть» полетели абордажные кошки. Послышались крики: «За береговое братство!», «За морскую вольницу!», и на палубу, потрясая пистолетами и абордажными саблями, хлынула толпа негодяев. Пушки на полубаке «Мести» спешно разворачивали, превращая нос корабля в неприступную крепость. Уцелевшие матросы и офицеры вступили в бой. «Месть», под командованием лорда Бертрама и его верного капитана, готовилась умереть, но не сдаться.

«Месть» дрейфовала. Сквозь щели в каюту просачивался жирный, с запахом перца дым. У Лукреции начали слезиться глаза и запершило в горле. Что происходит наверху, она не знала. О том, чтобы выйти и оглядеться, не могло быть и речи. Ее охватило тупое оцепенение. Сколько времени она провела, забившись в угол кровати и обхватив от ужаса голову руками, она не знала.

Она слышала, как содрогался от киля до клотика огромный корабль, как страшно трещали и лопались снасти, как с грохотом и свистом носились ядра, как загремели мушкетные выстрелы, которые сменилась зверскими воплями сотен глоток и неистовым звоном клинков.

Лукреция сидела ни жива ни мертва и ждала. Чего – она и сама не знала.

Сражение на борту «Мести» продолжалось недолго – рукопашная схватка скоротечна. В один прекрасный момент все стихло. Слышалось только тихое поскрипывание мачт, одиночные хлопки выстрелов и тяжелые шаги по палубе.

Потом шаги застучали совсем близко. От резкого рывка дверь распахнулась, и в каюту ввалился полуголый, черный от порохового дыма и мокрый от пота человек. Он был ужасен, как посланец ада. Мокрые длинные волосы спадали ему на лицо, которое пересекала черная повязка, а уцелевший глаз горел поистине дьявольским огнем. Рот его был оскален в приступе безумного смеха. В руках человек держал дымящийся еще мушкет и окровавленную абордажную саблю. Кровью были забрызганы его кюлоты, мушкетная перевязь и короткая куртка, надетая прямо на голое тело. Лукреции стало совсем дурно, и она уже собиралась упасть в обморок, как вдруг слова пирата привели ее в чувство.

– Ага, ты все-таки здесь, моя любимая! – вскричал ужасный человек. – А я еще сомневался, что Провидение услышит мои молитвы, но оно вняло мольбам скитальца, и вот я здесь, снова рядом с тобой! Ты не узнаешь меня, любимая? Я черен, вот причина!

Лукреция, не отрывая глаз от пирата, медленно поднялась с кровати, бессознательно поправляя платье и волосы.

А одноглазый скривился в издевательской усмешке и продекламировал:

– Прости меня... ведь я, дурак, не верил, что вдруг однажды в стае воронья тебя я встречу, ласточка моя!Ха-ха-ха-ха!.. Ты, кажется, тоже никак не можешь поверить в нашу встречу? Это же я, твой Роджер, твой любовник, твой жених, которому ты клялась в верности и с кем хотела быть в горе и в радости!

Лукреция застыла в безмолвном ужасе, пожирая глазами окровавленную фигуру и в страхе узнавая знакомые черты. А Роджер все говорил и говорил.

– Кто этот краснорожий индюк? Эта надутая обезьяна – твой почтенный супруг? Это на него ты меня променяла? Тебя соблазнили его выпученные глаза или его золото? Я хочу знать цену твоей любви!

– Роджер, опомнись!

– Теперь я богат и могу перекупить тебя. Что ты об этом думаешь? Пойдем, ты представишь меня своему избраннику, и мы все вместе повеселимся! О, ужас брачной жизни! Как мы можем считать своими эти существа, когда желанья их не в нашей воле?

Он грубо схватил Лукрецию за руку и поволок ее вон из каюты. Она вскрикнула от боли, но Роджер был неумолим. Через минуту они оказались на палубе, которая была полна таких же оборванных и отвратительных людей. Нет, людьми их назвать было просто невозможно! Это было какое-то скопище человеческих отбросов – с искаженными пороком лицами, со спутавшимися волосами, голые по пояс, с окровавленными саблями в руках. Скаля зубы, с безумным блеском в глазах, они расхаживали по скользкой от крови палубе, то и дело наклоняясь над трупами, беззастенчиво обыскивая их и стягивая с них одежду.

Жестокое сражение между флибустьерами и англичанами принесло огромные потери обеим сторонам. Около двухсот трупов лежали там, где застигла их смерть, – на палубе, полубаке и полуюте взятого на абордаж корабля. Тут были и изрубленные в рукопашной, и разорванные ядрами и гранатами, и убитые из ружей и пистолетов. Среди залитых кровью мертвецов то и дело попадались раненые, но пираты приканчивали их ударами сабель, не различая ни своих, ни чужих. Англичане потеряли около ста пятидесяти человек, пираты – около полусотни.

Капитан «Мести» был убит выстрелом из мушкета в лицо. Лукреция увидела его бездыханное тело с раздробленной головой, лежащее в луже крови всего в десяти шагах от нее, а над мертвецом, торжествуя, стоял сам дьявол. Во всяком случае, Лукреции так показалось.

Дьявол был огромен, голова его была повязана засаленным куском когда-то драгоценной парчи, из-под которой торчали куски фитилей. Рожа его заросла черной бородой, причудливо заплетенной в косички и обернутой вокруг ушей и шеи; дополняли портрет пылающие злобой глаза и громовой голос, который Лукреция и вспомнила теперь, услышав ор французского боцмана. Но голос пирата был куда страшнее.

– Я Черный Пастор! – ревел он, обращаясь к пленным, из которых многие были ранены, под пинками и ударами пиратов выстраивающимися у левого борта. – Я послан Небом, чтобы покарать вас за грех, который вы совершили, когда вышли в море, потому что такие недоноски, как вы, недостойны плавать по морям, держать в руках оружие и пить ром! Вы должны сидеть на суше, собирать козье дерьмо и крепко держаться за бабью юбку! За то, что вы нарушили определенный Богом порядок вещей, я намерен покарать вас, отправив прямиком в ад! Кстати, Дик, ты бы проследил, чтобы ребята побыстрее отцепили от левого борта нашу бедную шхуну, – вдруг прервав сам себя скомандовал он как ни в чем не бывало. – Рубите канаты к чертовой матери – надо отваливать [26]26
  Отвалить – отойти от другого судна или от пристани.


[Закрыть]
, а не то запалим кораблик.

Дик оглянулся и, отшвырнув Лукрецию, заорал в сторону пленных:

– Эй, вы! Плотник, канониры, кок и судовой врач могут выйти вперед и заключить контракт с капитаном! Остальные – как им будет угодно!

Нестройные ряды экипажа «Мести» дрогнули, и вперед нехотя выступили дюжины две человек, среди которых Лукреция узнала обедавшего с ними в кают-компании доктора.

– А ты, Гарри, вели снять пушки и другое добро с нашей шхуны! Пусть оставшиеся в живых валят на нее, если предпочитают сгореть, а не утонуть!

Тем временем Черный Билл снова воздел к небу свои мосластые нечистые, руки и заорал еще громче, закатывая глаза:

– И увидел я, как отдало море мертвых, бывших в нем, и смерть и ад отдали мертвых, которые были в них, и судим был каждый по делам своим! Но прежде чем отдать – нужно взять, а потому привяжите-ка этих грешников к балласту и сбросьте в море. Когда явится всадник на коне бледном вершить свое правосудие, у него будет из кого выбирать!

Черный Пастор захохотал. Пираты дружно подхватили его смех и с видимой радостью бросились исполнять приказание. В мгновение ока один из офицеров «Мести» был связан и с ядром на ногах сброшен за борт под одобрительные крики шайки.

Дик яростно тряхнул головой и, подозвав своего боцмана, что-то тихо приказал ему. Тот двинулся в сторону пленных, которые не пожелали перейти на сторону разбойников, и принялся что-то объяснять окружившим его пиратам.

– Остановись, гнусный негодяй! Ты грязный разбойник и не смеешь всуе поминать святое Имя нашего Господа! Это тебе и твоей банде уготован ад, мерзавец! Но у тебя еще есть время оставить свои злодеяния и покаяться. Прислушайся к голосу совести!

Лукреция не могла поверить своим глазам. Ее муж был жив и, более того, нисколько не потерял присутствия духа, несмотря на свое плачевное положение. Он бесстрашно выступил из толпы пленных и, глядя прямо в глаза ужасному пирату, твердо произнес свою отповедь.

– Что?! Что сказал этот павлин? Он посмел угрожать мне адом? Мне?! Весь испанский Мэйн [27]27
  Испанский Мэйн – так назывались испанские владения на северном побережье Южной Америки, начиная от устья реки Ориноко до полуострова Юкатан.


[Закрыть]
знает, что ад здесь представляю я, Черный Пастор! Такая дерзость заслуживает особенного наказания. Не знаю пока, что я с тобой сделаю, глупая скотина, но это будет особенная казнь, поверь мне! Ты будешь рассказывать о ней в аду с гордостью, пока черта будут вставлять тебе в зад огромный гандшпуг!

Снова послышался смех, но тут же оборвался. Роджер, окровавленный, одноглазый и страшный, шагнул вперед и сказал громко:

– Послушай, Билл! У меня к тебе одна просьба – отдай его мне! Я хочу прикончить его своими руками.

Бородатый пират изумленно уставился на говорящего.

– Отдать его тебе?! – воскликнул он. – Кто ты такой; Дик? Разве ты вершишь здесь праведный суд и воздаешь всем по грехам его?

– Я твой картирмейстер, если ты забыл! – рявкнул в ответ Дик. – Хотя с утра я вроде бы не сильно изменился. А что касается суда праведного, то он меня не очень интересует, ты знаешь. Но к этому павлину у меня свои счеты. Однажды он кое-что взял у меня без спроса, но теперь настала пора вернуть должок!

Черный Пастор выпучил глаза, переводя взгляд то на своего помощника, то на лорда, который по-прежнему сохранял презрительный и независимый вид. Капитан пиратов не мог не прислушаться к словам квартирмейстера, но ему ужасно не хотелось прекращать начатое представление. Как всякая артистическая натура, он ревниво относился к своим задумками терпеть не мог, когда кто-нибудь мешал их исполнению. Неизвестно, чем бы кончился этот спор, если бы не наступила неожиданная развязка.

Леди Бертрам подскочила к тому, кого пираты называли Диком, и, размахнувшись, влепила ему пощечину, звон от которой в наступившей тишине прокатился от носа до кормы.

– Ты жалкий холуй! – воскликнула она. – Ты всегда был настоящим ублюдком своей матери-потаскушки и носил шпагу как вор! Жалкий неудачник, ты наконец нашел достойное тебя общество! Ха-ха, – в исступлении она расхохоталась. – Как я могла полюбить такое ничтожество, такую дрянь! И ты еще можешь осуждать меня за брак с человеком, у которого ты не достоин быть даже лакеем! Будь ты проклят!

Наверное, если бы в толпе пиратов внезапно разорвалось пушечное ядро, то и это не произвело бы такого оглушительного эффекта, как эта сумасшедшая выходка обезумевшей женщины. Закоренелые бандиты оторопели. На их глазах сам квартирмейстер Черного Пастора получил пощечину, и от кого – от захваченной в плен бабенки, которой следовало бы в ногах валяться, выпрашивая пощады, чтобы ее не пустили по кругу! Они недоуменно молчали.

Черный Билл оказался куда сообразительнее.

– Ага! Вон оно что! – заорал он. – Вы с джентльменом не поделили эту маленькую шлюшку, Дик! И ты остался на бобах! Но разве я не учил вас, что все зло на земле происходит от баб и это паскудное племя нужно сразу выбрасывать за борт? Разве я не говорил этого? Говорил, но ты не слушал! И теперь пожинаешь плоды! Тебе придется сильно постараться, чтобы убедить нас всех, что ты по-прежнему достоин быть нашим квартирмейстером! Верно, джентльмены?

Пираты грозно загудели. Предложение капитана им понравилось. Может быть, мысленно кто-то из них уже примерял на себя почетную должность хранителя общей добычи. Момент был очень щекотливый, но Дик вышел из него с блеском.

Он медленно повернулся к молодой женщине и, глядя ей в глаза, сказал с непонятной улыбкой – так тихо, чтобы никто на палубе не слышал этих слов:

– Ты воистину мой злой гений, Лукреция! Из-за тебя я разорил мать, опозорил свое имя и лишился родины, из-за тебя я превратился в подонка и скитаюсь по морям. Но ты нашла меня и здесь. Я хотел спасти тебя, но ты сама все испортила. Исправить уже ничего невозможно, ты станешь такой же общей добычей, как и все на этом корабле. У меня есть только один выход. И я буду молиться за тебя – это все, что я могу теперь для тебя сделать.

Но Лукреция, будто не слыша его, смотрела в этот момент в другую сторону – туда, где, несокрушимой скалой стоял лорд Уильям Бертрам.

– Ты должен спасти этого человека! – вдруг сказала Лукреция. – Роджер, ты же не настолько низко пал, чтобы убить его!

– О, дорогая, ты научилась состраданию! – злобно огрызнулся Роджер в ответ. – Он кончит свою жизнь на рее! Но у тебя еще будет время для покаяния – это я обещаю.

Он повернулся и зашагал в ту сторону, где стоял Черный Пастор. Они тихо обменялись несколькими фразами. Кажется, на этот раз капитан был удовлетворен. Он тряхнул своей страшной головой и прорычал:

– Спокойно, ребята! Наш Красавчик Дик остается с нами! Он говорит, что мы его не так поняли, и просит позволить ему стать орудием Провидения! Он придумал для нас славное и поучительное зрелище! Шлюпку на воду, ребята! Слушай команду нашего Дика Шутника! Нашего Веселого Роджера!

Порыв справедливого негодования иссяк у Лукреции так же внезапно, как и возник. На нее снова нашло оцепенение, сквозь которое она слышала когда-то любимый голос, повторяющий ненавистные строки ненавистного гения:

– Таков мой долг. Стереть ее с земли! Я крови проливать ее не стану и кожи не коснусь белей чем снег...

Лукреция почти равнодушно смотрела, как взмывает на грот-рею тело ее мужа, как оно корчится и бьется в конвульсиях.

– Нет больше у меня жены на свете. Какой доселе небывалый час! Как будто в мире страшное затменье, луны и солнца нет, земля во тьме и все колеблется от потрясенья...

Если бы она могла в тот момент полностью осознать весь ужас происходящего, то, вероятней всего, ее рассудок навсегда помутился бы. Но Господь сжалился над ней, накинув на него спасительную пелену отчуждения.

– Смертельная тоска, нельзя глядеть. Не стало правды, пусть и все уходит...

Вот и ее саму хватают чьи-то грубые руки и швыряют в лодку, вот она уже болтается на зеленых волнах, без весел, без еды, без надежды.

– Все пройдено, я у конечной цели. Зачем вы в страхе пятитесь назад?

Корабль ложился на другой галс, и черная израненная громада медленно удалялась от брошенной шлюпки. На грот-мачте больше не развевался английский стяг, не было вымпела и на бизань-мачте.

А она, глядя невидящими глазами на человека, оставшегося на палубе в таком же одиночестве, прошептала ему в ответ:

– Когда-нибудь, когда нас в день расплаты введут на суд, один лишь этот взгляд меня низринет с неба в дым и пламя...

Женщина обхватила голову руками и дико расхохоталась. Потом она поднялась, с трудом удерживаясь прямо в раскачивающейся шлюпке, и, откинув со лба спутанные волосы, закричала:

– Я вернусь, Роджер, слышишь, я вернусь за тобой!

Неподалеку догорала брошенная пиратами шхуна.

– Вы не слушаете меня, мадам Аделаида! – донесся до нее приятный голос капитана Ришери.

Он уже несколько минут с любопытством посматривал на нее. Кажется, она слишком увлеклась воспоминаниями. Нужно быть осторожнее. Мужчины не должны видеть ее слабостей, пока она сама этого не захочет. Лукреция улыбнулась.

– Действительно забавный обычай! – сказала она, кивая в сторону развлекающихся моряков. – Однако не слишком ли крепко он колотит их своим деревянным мечом?

– Им это только на пользу! – посмеиваясь, сказал Ришери. – Трудно быть неофитом!

– А вам никогда не приходило в голову, капитан, что мы все в этом мире неофиты? – спросила Лукреция насмешливо. – И в этом качестве проходим всю жизнь, принимая от Фортуны крещение за крещением?

Ришери засмеялся.

– Вы необыкновенно умная женщина! – произнес он. – Я вами восхищаюсь.

Однажды поутру Лукрецию отвлек от ее утреннего ритуала боцманский свисток. Она дернула за шелковый шнурок, и вскоре из соседней каюты, которую в неравных частях делили багаж миледи и ее служанка, появилась Берта.

– Узнай, что там происходит, и доложи мне, да поживей!

Берта кивнула и, оправив фартук, не спеша удалилась.

Не прошло и получаса, как степенная матрона спустилась вниз по трапу и доложила:

– Там одного матроса давеча поймали на воровстве у своих же товарищей. Капитан вчера после ужина приговорил его к порке. Боцман сзывает всю команду на верхнюю палубу.

– Ну что ж, я столько об этом слышала, но ни разу не видела. Должно быть, это поучительное зрелище, благотворно действующее на дисциплину этой банды. – Лукреция откинула с плеч волосы и отвернулась от зеркала. – Подай мне вон тот шелковый плащ с капюшоном и полумаску. Я выйду.

Когда графиня вышла на палубу, на ней уже собралась вся команда, выстроенная офицерами в шеренгу вдоль бортов.

На шканцах установили деревянную скамью, на которую двое старших матросов укладывали провинившегося – обнаженного по пояс парня лет двадцати пяти, у которого были крепко связаны запястья и лодыжки.

– Сударыня, вы уверены, что хотите присутствовать при этом зрелище? Поверьте, муки этого несчастного будут ужасны, – Ришери подошел сзади и коснулся плеча графини.

– Ну, вы же сами обрекли его на них, шевалье! – миледи обернулась и посмотрела ему в глаза сквозь прорези полумаски.

– Увы, мой долг – поддерживать дисциплину на судне, а воровство – это преступление, которое в любом случае не может остаться безнаказанным. Если приговор не вынесу я, беднягу ждет самосуд. По морским законам воровство – одно из самых тяжелых преступлений.

– Это когда воруют понемногу, капитан. – Лукреция рассмеялась, обнажив краешки жемчужных зубов. – Укради он миллион, и вы бы первый подружились с ним, невзирая на правосудие.

– Вы действительно так думаете, миледи?

– Я знаю.

Капитан Ришери вспыхнул, и какая-то резкость едва не сорвалась с его губ, но тут к нему подошел один из офицеров.

– Капитан, все ждут вашей команды.

Ришери отошел от графини, намеренно не поклонившись. Его негодование вызвало у нее новую усмешку.

В это время капитан о чем-то посовещался с офицерами и выступил на шаг вперед.

– Вчера матрос Шарль Клеман украл у своего товарища Жюля Мишле два ливра [28]28
  Ливр – старинная французская мера веса, приблизительно равен 489,11 г.


[Закрыть]
табака, за что приговаривается к двум дюжинам ударов кошкой с девятью хвостами. Приговор будет приведен в исполнение боцманом Николя Мерсье.

После объявления приговора матросы глухо зашумели, на что боцман свистнул в свой серебряный свисток, призывая к порядку.

Обвиняемый повернул голову и крикнул:

– Простите меня, не надо!

В ответ на это один матрос сел ему на ноги, другой крепко схватил его руки.

Боцман скинул куртку и, засучив рукава, принял от одного из офицеров страшное орудие наказания.

Лукреция даже сделала шаг вперед, стараясь разглядеть пресловутую плеть, представляющую собой деревянную рукоять, к которой было привязано девять концов веревки диаметром около четверти дюйма и длиной около двух футов. На каждом из «хвостов» было заранее сделано по три узла. Боцман подержал плеть, словно прикидывая ее на вес, и сказал:

– Господин капитан, на кошке мало узлов. Когда мы порем вора, мы завязываем их четыре, а то и пять.

– Он слишком мало украл, – ответил Ришери. – Для него достаточно.

Боцман еще раз с сомнением оглядел кошку и сделал пробный удар в воздухе.

– Начинайте, – скомандовал капитан. Старший офицер взмахнул платком, матросы затаили дыхание, а Лукреция подалась вперед.

Тишину прорезал свист рассекаемого воздуха и страшный крик матроса.

– Раз, два... – мерно считал стоящий рядом лейтенант.

Лукреция тоже шепотом считала удары, как и многие другие сейчас, стоящие на этой палубе.

От каждого удара несчастный издавал глухой крик и стоны, спина его покрывалась глубокими, набухающими кровью рубцами, постепенно обнажая мясо под рассеченной кожей.

Лукреция не отрываясь смотрела на осужденного, не замечая, что за ней столь же пристально наблюдает Ришери. Конечно, она предусмотрительно скрыла лицо за куском бархата, но по ее рту, оскаленному в хищной усмешке, по ее выразительно очерченным, раздувающимся от волнения ноздрям было видно, что это зрелище возбуждает в ней не только ужас и отвращение.

За эти минуты шевалье узнал об этой женщине гораздо больше, чем иные ее знакомые за целые годы.

В конце первой дюжины несчастный мог лишь тихо стонать, только усиливая вызванную поркой нестерпимую боль в легких. Казнь продолжалась.

– Одиннадцать, двенадцать, – лейтенант методично отсчитывал уже вторую дюжину.

Наконец боцман опустил плеть и утер со лба пот и брызги крови, которыми были обагрены и скамья, и палуба вокруг, и сами ужасные хвосты.

Находившегося без сознания беднягу отвязали, и доктор протянул одному из матросов кусок полотна, смоченный в прованском масле и роме.

– Покройте ему спину, – приказал он.

Бездыханного вора отвязали и, взяв под мышки, поволокли вниз по трапу в кубрик.

Лукреция поправила капюшон и только теперь заметила устремленный на нее взгляд капитана. Она по-дружески кивнула ему, и когда Ришери приблизился к ней, она была столь же невозмутима, как и до казни.

– Вы все еще дуетесь на меня? – спросила она, беря Ришери под руку.

– О нет, мадам, я теперь понял, что, скорее всего, вы правы, – с оттенком горькой иронии произнес шевалье и посмотрел на нее не то со страхом, не то с удивлением.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю