Текст книги "Жизнь и эпоха Генриха V"

Автор книги: Питер Эйрл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Именно в промежуток между подавлением валлийского восстания и восшествием на трон принц Уэльский приобрел репутацию сорвиголовы. И хотя история не подтверждает существования шекспировских друзей-пройдох принца Хэла[13]13
  Прозвище принца Генриха у Шекспира. (Примеч.ред.)


[Закрыть], вероятно в подобной репутации Генриха была некая доля правды. Было бы странным, если бы все оказалось иначе. Для юноши, с тринадцатилетнего возраста проживавшего в военных лагерях, было бы ненормальным полностью избегать обыкновенных развлечений, которым предавались воины. Не было странным и то, что во всех буйных выходках принц всегда был первым. Ведь он все-таки был лидером по натуре. И если Уэльс и Честер предлагали в распоряжение распущенного воина скудные возможности для развлечений, то Лондон можно было всегда посещать в зимние месяцы, когда военные действия в эпоху Средневековья обычно прекращались. После окончания восстания Генрих в основном жил в Лондоне и несомненно продолжал предаваться развлечениям в свободное время, когда не был занят в Совете. Но на самом деле мы очень мало знаем о его досуге. В отличие от своего дяди, епископа Бофора, после бурных похождений в молодости Генрих не оставил после себя незаконнорожденных детей. Дошедшие до нас детали включают одну-две истории, повествующих о его драках на улицах и других подобных скандалах, а также часто цитируемые отрывки из работ хронистов, в которых утверждается, что принц «пылко служил Венере и Марсу» или «лишь изредка совершал подвиги на честь Венеры и Марса на протяжении всей жизни своего отца». Поскольку подобные высказывания можно встретить во многих источниках, появляются большие сомнения, что принц был необычайно буйным молодым человеком, «гулякой, который часто сквернословил, пил, танцевал и пировал всю ночь напролет». Для того чтобы узнать подробности, читателям придется, как и Шекспиру, воспользоваться своим воображением.

Слухи о выходках сына, его популярности и подозрения в измене, должно быть, огорчали отца, который, без всякого сомнения, как и многие другие отцы, напрочь позабыл о своей молодости. По меньшей мере два раза отношения между ними обострялись не на шутку, пока принц с удивительным сочетанием высокомерия и смирения не помирился со своим отцом. Высокомерие его проявилось в городе, куда он въехал со своей свитой вооруженных людей под возгласы толпы; смирение он выказал перед своим отцом, поклявшись в своей верности и пообещав подчиняться.

Но дни Генриха Болингброка постепенно клонились к закату; в марте 1413 г. в Иерусалимской палате в Вестминстерском дворце в результате очередного и на этот раз последнего приступа он скончался. То, что принц якобы примерял на себя отцовскую корону в то время, когда его отец лежал на смертном одре, является еще одной из историй, которыми окутана молодость будущего героя. Один из панегиристов принца принимает на веру эту историю и оправдывает опрометчивый поступок своего героя, объясняя это тем, что если бы принц не взял эту корону, ею мог завладеть кто-нибудь другой. Ее, например, могли отдать двадцатидвухлетнему графу Марчу, который на тот момент стал более подходящей кандидатурой, чем в 1399 г. Об этом же беспокоился и умирающий король, который разрывался между угрызениями совести и надеждами на будущее своего дома. Согласно одному французскому хронисту, король спросил принца, какое у него будет право на корону, «если, как ты хорошо знаешь, у меня такового никогда не было». Ответ принца был четким и убедительным. «Милорд, вы его хранили и защищали мечом, и я так же намерен защищать его всю свою жизнь».

ХРИСТИАНСКИЙ ГОСУДАРЬ ГОТОВИТСЯ К ВОЙНЕ

1413-1415 гг.

Если во время рождения Генриха небеса молчали, то в момент его коронации они повели себя достойно, произведя на англичан глубокое впечатление. Сильная снежная буря опустилась на землю, погребя под снежными сугробами людей, животных и дома. Объяснения этого знамения нового царствования мудрые люди искали в Священном Писании. Результаты несколько сбивали с толку. Белый свет снега символизировал чистоту, его мягкость – милосердие, но холод снега означал холод строгого и непреклонного правосудия. Неистовство, с каким снег разносился по земле, символизировало неистовство короля на войне. Все мудрецы оказались правы, поскольку Генриху подходили эти характеристики. Подобная двусмысленность была характерна для той эпохи. Во время войны мужчина не мог быть одновременно и христианским государем и удачливым королем-рыцарем, не обладая теми личными свойствами, которые современным писателям сложно интерпретировать.

После смерти своего отца Генрих предстает совершенно новым человеком. Больше он уже не служит Венере и Марсу: больше не сквернословит, не танцует и не бражничает; с момента восхождения на трон и вплоть до брака он не гуляет с женщинами, а после женитьбы остается верен своей жене. Жизнь христианского короля должна быть выше всяческих упреков. Нет и тени подозрения нового короля в скандальном поведении. Паломничества, соблюдение постов, пожертвования церквям и монастырям, молебны о божьей милости – все это характерно для истории его пути к славе. Его продвижению по этой стезе немало способствовала также и его личная часовня, ибо ее наличие гарантировало, что король ежедневно будет присутствовать на трех мессах и щепетильно относиться к выполнению других религиозных обязанностей. Генрих V был очень набожным королем.

Но он также был преданным и милостивым; преданным по отношению к своим друзьям и милостивым к врагам своего отца. Те друзья, которые в юности кутили вместе с ним и в услугах которых уже более не нуждались, были щедро одарены. Те же, кто помогал ему советом и поддерживал его в оппозиции к отцу, теперь стали руководить страной. Его дядья, Бофоры, друзья, графы Уорик и Арундел, младшие братья Джон и Хэмфри, все члены Совета в его бытность принцем Уэльским, теперь, когда он стал королем, оказались его советниками. Врагам своего отца он объявил всеобщее прощение. В особенности он выделил тех молодых дворян, отцы которых являлись придворными короля Ричарда. Молодые графы Солсбери, Хантингдон и Оксфорд – все они теперь находились в фаворе, им вернули их земли, и за милость эту они должны были отплатить хорошей службой. Генрих чувствовал себя в безопасности – настолько, что освободил из длительного заключения графа Марча, законного наследника трона; настолько в безопасности, что к декабрю первого года своего правления он перенес останки короля Ричарда из бесславного места захоронения в гробницу, которую усопший король построил для себя в Вестминстерском аббатстве. Это должно было означать, что Генрих не являлся узурпатором, но, будучи сыном узурпатора, он готов был искупить грехи своего отца. Это также должно было означать, что король Ричард был действительно мертв.

Все на самом деле казалось спокойным. Лорды поспешили принести клятву верности еще до коронации. Да и сама коронация прошла с большим успехом. После церемонии в Вестминстерском холле состоялся грандиозный пир. На столах стояли роскошные блюда, а сами столы были украшены антилопами и орлами, сделанными из теста и сахара. С ртов животных ниспадали украшенные тексты, призывавшие короля «охранять закон и защищать веру», а также «жалеть народ». Сам король был в дурном настроении, его тяготили наложенные на него новые обязанности, и время пира он даже не притронулся к еде. Но его гости, за которыми верхом на конях ухаживали слуги, наслаждались, и когда защитник короля въехал верхом на коне и бросил вызов присутствующим, ответа не последовало.

Казалось, все лорды были довольны новым королем. Простолюдины также были рады. В стране царил мир и достаток; и пройдет немало времени, прежде чем бароны снова возьмутся за оружие, чтобы лишить трона ланкастерских королей. Но пока что крестьяне пожинали плоды ужаса, постигшего Англию в предыдущем столетии. Череда эпидемий чумы и голода, среди которых наиболее сильной по размахам оказалась Черная Смерть 1347-1348 гг., ослабили в стране напряжение. После того как проблема перенаселения исчезла и земледельцы возделывали лучшие земли, увеличилось количество продовольствия на душу населения. Упала цена на зерно, и бедняки получили возможность улучшить свой жизненный уровень, питаться пшеницей вместо ржи и мясом вместо пшеницы. Нехватка рабочей силы повысила общий уровень заработной платы. Недостаток рабочих рук также заставил лордов отказаться от старых способов возделывания земли, который состоял в том, что лорды обрабатывали свои собственные земли, прибегая к помощи сервов или низкооплачиваемых наемных рабочих. Теперь же все чаще и чаще они стали сдавать свои земли в аренду процветающим и зажиточным крестьянам, отказавшись от попыток привести в исполнение реакционные законы, по которым зарплата оставалась бы на низком уровне, а крестьяне прикрепленными к земле. Во время правления Генриха не будет ни одного крестьянского бунта.

Однако довольны были не все. Когда Генрих руководил церемонией перезахоронения останков короля Ричарда, среди сельского населения странным образом прошла волна возмущения. Спустя несколько недель хронист мог написать о движении людей вдоль дорог: «Можно было наблюдать толпы людей, которых почти из всех областей королевства манили большие обещания. Они спешно двигались по тропинкам, столбовым дорогам и узким улочкам, чтобы скоро встретиться в условленный день и час. Когда же их спросили, почему они так торопятся, что аж запыхались от спешки, они ответили, что спешат присоединиться к своему лорду Кобхему».

Лорд Кобхем, когда-то сэр Джон Олдкастл, был вождем лоллардов. Эти люди искали более старой и более чистой формы христианства и свое вдохновение черпали из прочтения новой английской библии. Их интеллектуальная сила исходила из Оксфорда, однако для приобретения поддержки среди народа они в основном полагались на промышленные круги, особенно на работников текстильной промышленности в быстро растущих новых центрах сельской местности, а также ремесленников, для которых грамотность была привычным или необходимым делом. Они считали, что исповедь не была необходимой для спасения и что после причастия хлеб по-прежнему оставался хлебом. Но больше всего они мечтали уничтожить власть церковнослужителей и особенно самого крупного из них – Папы Римского. Один понтифик – это плохо, но вот трое – еще хуже: трое антихристов, которые извращали священные слова Евангелия. Позиция Генриха по отношению к этим еретикам была вполне четкой и разделяли ее большинство церковных иерархов и мирян того времени. Возможно, Церковь несовершенна, и Генрих одним из первых пытался ее реформировать, однако ересь необходимо истреблять. Следовало использовать любую возможность для указания лоллардам ошибочности их взглядов: если же они будут и дальше настаивать на своих постыдных убеждениях, тогда очистить их от скверны может лишь огонь. Событие 1409 г. в полной мере демонстрирует эту позицию Генриха. Один портной был приговорен к сожжению на костре за ересь и был сожжен в присутствии принца Генриха. Как только языки пламени достигли его тела, он взмолил о пощаде. Принц приказал потушить костер и призвал портного отречься от своих убеждений. Портной отказался это сделать, тогда снова зажгли костер, и принц смотрел, пока человек не превратился и пепел. Ересь Олдкастла подвергла католическую веру Генриха еще большему испытанию, так как Олдкастл был его личным другом. Он был прославленным воином, принимавшим активное участие в подавлении валлийского восстания. Но взгляды, которые в Уэльсе могли показаться всего лишь чем-то необычным, в Лондоне были явно еретическими. Вскоре Олдкастл привлек внимание Церкви своими еретическими убеждениями. Ни король, ни главные священнослужители не могли заставить его раскаяться в своих заблуждениях. И когда в конце концов архиепископ Арундел с согласия Генриха привлек его к суду, он почти не приложил усилий для своей защиты. Ничего не оставалось делать, как отправить друга короля на костер.

Олдкастла заточили в Тауэре, где он и ожидал приговора. Однако ему удалось бежать, после чего он тотчас же принялся готовить восстание, которое бы освободило страну от оков ортодоксальной веры. Детали заговора носят заметное сходство с заговором 1400 г., из-за которого Генрих IV и его сыновья вынуждены были в панике бежать из Виндзорского замка. Отобранная группа заговорщиков, переодетых шутами, должна была проникнуть на королевский двор в Элтхэме и там захватить в плен всю монаршью семью. Тем временем сотни небольших групп лоллардов должны были собраться на полях возле Темпл Бара. Общий сбор был назначен на 9 января 1414 г. Но восстание ожидал бесславный конец. Выданных шпионами короля главных заговорщиков арестовали, пытали, после чего они во всем признались. Тем временем ни о чем не подозревающие толпы людей продолжали стекаться в Лондон, где их ожидали королевские войска. Многим удалось спастись, но многих, включая большинство вождей, схватили и повесили по четыре человека на поле Св. Жиля до того, как Генрих объявил всеобщее прощение. Олдкастла не удалось поймать, и Генрих был избавлен от того, чтобы смотреть на то, как его бывший друг поджаривается на костре. Это удовольствие выпало на долю его брата Бедфорда, в то время как Генрих находился во Франции. Уничтожение заговорщиков лишило движение лоллардов вождей. Больше не существовало рыцарей-лоллардов. А никакие перемены в области религии не могли произойти, если их не поддерживали некоторые рыцари или бароны. Но само движение лоллардов не угасло.

Лорды вели себя смирно, бунт лоллардов был подавлен, и теперь наступило самое время для короля Генриха принять решение относительно своего наследства. Этот вопрос у него никогда не вызывал сомнений. Он готов был начать войну, чтобы заявить о своих правах на те владения, которые столь несправедливо находились в руках его кузена-короля по ту сторону Ла-Манша. После столь длительного перемирия любая другая политика была бы немыслимой. Война означала славу, стимул к деятельности и приключение; по прежде всего война означала добычу. И к тому же эта война была справедливой; как Церковь, так и Парламент ее поддерживали. Что касается знати, война против Франции была их образом жизни, которого она на протяжении целого поколения была лишена. Их образование, их таланты, весь их кодекс поведения были ориентированы на войну. И в самом деле, быть аристократом означало быть воином, и это было оправданием их могущества. К тому времени, когда Генрих в 1415 г. отплыл во Францию, из семнадцати представителей высшей знати только трое не участвовали в сражениях в период царствования короля – двое из них были мальчиками, а третий – ослепшим. Остальные же руководили войсками во Франции или на шотландской границе. И неудивительно, что они поддержали объявление войны.

Но в эпоху все возрастающей роли права явную агрессию необходимо было облачить в более миролюбивое одеяние. Перед войной в дело вступает дипломатия. Провал дипломатических переговоров становится поводом для войны, но пока ведутся эти переговоры, есть время подготовиться к войне. Между 1413 и 1415 гг. ситуация во Франции складывалась исключительно благоприятной для Генриха. Летом 1413 г. его бывший союзник герцог Бургундский, любимец парижской черни, спокойно наблюдал, как его наймит, живодер Кабош возглавил восстание мясников, живодеров, скорняков и дубильщиков кожи против арманьяков. Бунт вышел из-под контроля и в ответ на резню мясников город отдали арманьякам. Король Карл в один из периодов просветления рассудка встал на сторону арманьяков, обвинил Бургундского в измене и изгнал его из Парижа. В апреле 1414 г. Карл покинул Париж вместе с королевой, дофином и большим войском во главе с герцогами Орлеанским, Бурбонским и Барским, чтобы покарать герцога Бургундского. Мольбы Бургундского о прощении были проигнорированы, а армия короля, разграбив Суассон, принялась осаждать крупный город Аррас. И хотя осада в конечном итоге не имела успеха, а королевская армия, страдая от дизентерии, направилась обратно в Париж, тем не менее нападение короля заставило герцога Бургундского лихорадочно искать союзников. На другом фронте арманьяки добились успехов и разорвали временный союз, заключенный с Генрихом IV в последний год его правления. В ноябре 1413 г. герцог Бурбонский направился в английскую Аквитанию и разбил англо-гасконское войско в битве при Субизе. После этого герцог возвратился в Париж, где «его встретили всеобщим ликованием, а доблестные его деяния и изысканная одежда были предметом пересудов среди знатных дам Парижа».

Используя повсеместное усиление арманьяков, Генрих и его посланники без особых затруднений заключили соглашение с герцогом Бургундским, К концу 1413 г. Генрих дал согласие выступить ни стороне бургиньонов против арманьяков, в то время как герцог пообещал сохранять нейтралитет, если Генрих потребует корону Франции, и в случае успеха принести ему оммаж. Обезопасив себя с этой стороны, Генрих сосредоточил все свое внимание на арманьяках, выставив себя после нападения герцога Бурбонского за невинную жертву агрессии. Здесь он играл в старую игру, выдвигая настолько непомерные требования, что их никогда нельзя было принять – корону Франции, всю Анжуйскую империю, герцогство Нормандское, половину Прованса, невыплаченный выкуп за короля Иоанна, руку дочери Французского короля и приданое в два миллиона франков. В ходе переговоров арманьяки вели себя крайне примирительно, однако между притязаниями Генриха и уступками, на которые они реально могли пойти, существовал значительный разрыв. Но так и было задумано Генрихом, поскольку вся суть дипломатии в том и заключалась, чтобы сделать будущую войну справедливой. Если король Франции не был готов отдать свою корону, несколько самых крупных провинций и свою дочь, тогда у Генриха действительно не оставалось выбора, кроме как продолжать вести подготовку к вторжению с целью захвата того, что принадлежало ему по праву.

К моменту окончательного провала переговоров в начале 1415 г. подготовка к войне значительно продвинулась вперед. Приготовления к вторжению такого масштаба, которое планировал Генрих, требовала грандиозного уровня деятельности во всем королевстве. Прежде всего требовалось собрать много денег, людей, материалов. По всем трем показателям англичане обладали значительными преимуществами над французами. В частности, деньги, которые Генриху, когда он еще был принцем Уэльским, так трудно было достать, для его французских кампаний находились сравнительно легко. Действительно, как ответил историк Стаббс, успех Генриха «в приобретении денег, людей и кораблей был чуть ли не чудом» по сравнению с царствованием его отца. Как парламент, так и церковь часто соглашались облагать экстраординарными налогами торговлю имущество. Многие из распоряжений короля выполнялись благодаря такому повышению налогов и его собственных доходов как короля и герцога Ланкастера. Однако на все денег не хватало, и поэтому Генриху приходилось закладывать свои драгоценности и другое имущество, а также получать займы, часто силой, обещая прибыль в будущем. Одним из самых крупных кредиторов короны был дядя Генриха епископ Бофор. Несмотря на рост налогов, причиной которого были войны Генриха, их не следует рассматривать в свете уровня налогообложения, необходимого для ведения современной войны. Самая высокая сумма ежегодного налога на душу населения равнялась зарплате плотника в течение нескольких дней. И более того, по прошествии времени налоговое бремя ослабевало. Война окупалась не только благодаря поступлениям в виде королевской доли с выкупов и денег за добычу, захваченную в бою. Генрих также смог сделать то, что не удавалось никому из его предшественников – успешно навязать бремя военных расходов населению захваченных территорий. В то время как налоги с англичан уменьшались, возрастали налоги с французов и особенно с нормандцев. Источники денежных поступлений английской короны из Нормандии включали налоги, обычно выплачиваемые королю Франции, доход с земель, которыми король Франции владел в Нормандии, плюс доход с земель светских и церковных сеньоров, не покорившихся Генриху, а также обычные доходы, получаемые во время войны, такие как обложение налогами городов, оказывавших сопротивление, выкупы и деньги за пленников и добычу, захваченные в бою. К 1419-1420 гг. король получал с новых территорий почти одну пятую годового дохода, поступавшего к нему в тот же самый период со всей Англии. Вполне естественно, что такая административная эффективность сделала эту войну в Англии чрезвычайно популярной.

Несложно было также найти и людей. И хотя нехватка в людской силе могла стать одной из основных причин окончательного провала политики ланкастерского короля во Франции, для Генриха, по-видимому, это не было серьезной проблемой. Исследования показали, что преувеличенное хронистами количество солдат не имеет на самом деле никаких оснований. Войска Генриха V редко превышали десять тысяч воинов, то есть не более одного процента населения. Найти десять тысяч человек, которые бы служили популярному, а позднее явно удачливому полководцу для страны, социальная структура которой была полностью построена на военных принципах, не представляло большого труда. Удачливый вождь означал добычу и по меньшей мере возможность заработать деньги. Это означало также приключение, а также вполне приличный шанс выжить, плохой вождь и неудачная война практически наверняка приводили к отсутствию денег, добычи и большую вероятность пленения, а следовательно выплату крупного выкупа за свободу или попросту гибель. На тот случай, если трудно было набрать большое количество воинов из приличных людей, существовали альтернативные источники притока людей – для людей вне закона участие в войне означало возможность снова вернуться к пристойной жизни. В некоторых английских войсках XIV в. около пяти процентов от общего количества солдат были убийцы, которые таким образом искали помилования. Эти довольно простые подсчеты объясняют, почему у англичан не было проблем с набором людей, желавших принимать участие в кампаниях Генриха V, хотя это за редкими исключениями и означало пребывание за границей в течение нескольких лет. Но это длительное «изгнание» вознаграждалось, так же как и участие в первом крестовом походе, завершившемся удачно: Ибо политика Генриха заключалась и том, чтобы дарить собственность своим приверженцам в виде земель тех нормандцев, которые отказывались ему покоряться. Состояние многих представителей обедневших знатных домов, таких как двух его главных помощников Томаса Монтегю, графа Солсбери, и Ричарда Бошана, графа Уорика, пополнилось благодаря войнам Генриха, в то время как менее знатные люди, такие как сэр Джон Фастольф, один из наиболее удачливых рыцарей Генриха, смогли сколотить себе состояние, которое сделало их знаменитыми, хотя они и не могли возвыситься над людьми, занимавшими более высокую ступень в социальной иерархии.

Механизмы набора в войско для проведения иностранной кампании были разработаны еще в эпоху правления Эдуарда III, хотя Генриху и его брату Джону Бедфорду суждено было значительно улучшить эффективность этой системы. Как только принималось решение начать войну, или даже до этого срока знатным лордам и рыцарям повелевали указать количество воинов, которых они могут привести на службу королю. Эти лорды и капитаны, среди которых около восьмидесяти человек принимали участие в кампании 1417 г., были хорошо известны королю, который ожидал, что все они находятся в полной боеготовности и в любой момент смогут отправиться на войну. Многие из них на самом деле являлись постоянным военным резервом, которым в качестве финансовой помощи даровали земли или ежегодную ренту в обмен на обещание нести службу, когда это потребуется. Воины, которых они обещали предоставить для той или иной кампании, часто являлись их собственными вассалами или держателями. Их отсутствие на принадлежавших им землях не сильно отражалось на экономике, ибо, как заметил историк Макфарлейн, большинство из реальных воинов «были дворянами по рождению и их слугами… у которых не было других источников дохода, кроме как войны и получения ренты». Около трех четвертей всего английского войска составляли лучники, которые к этому моменту после практически столетия непрерывных побед в заграничных войнах почти все были профессиональными солдатами, которые набирались на военную службу исключительно из любви к сражениям, авантюрам и из жажды добычи. Капитаны без особого труда находили людей, которые бы служили под их началом. В действительности.их реакция на призыв короля могла превратиться до определенной меры в привычную модель поведения, поскольку в новой кампании принимали участие те же самые лица, что и в предыдущей.

После того как капитаны заявили о количестве человек, которых они приведут с собой на службу, следующий этап заключался в том, что они должны были заключить с королем контракты. В этих контрактах, известных под названием «endenture», капитан обещал предоставить на определенный срок оговоренное количество тяжеловооруженных всадников и лучников (обычно в соотношении одного всадника к трем лучникам) вместе со своими лошадьми, обмундированием и оружием. Они также обещали время от времени собирать и делать смотр своего войска до тех пор, пока его не утвердят такие высокопоставленные лица, как, например, сам король. В свою очередь в ответ на данные обещания король обязался платить капитанам, и поскольку он серьезно подходил к этому вопросу, обычно после заключения контракта капитанам платили жалованье на квартал вперед. Если же у короля не было достаточно денег, чтобы заплатить капитанам, он опять-таки под залог давал драгоценности. И действительно, большое количество драгоценностей короны распределялись между капитанами и королевскими кредиторами. Многие из заложенных драгоценностей были выкуплены лишь к концу правления следующего монарха. Эдуард, герцог Йоркский, получил золотое блюдо для подаяний, названное Тигром. Оно было изготовлено в форме корабля, покоившегося на медведе, украшенном рубинами и жемчугом. Томас Монтегю, граф Солсбери, забрал с собой большой корабль из позолоченного серебра с двенадцатью тяжеловооруженными всадниками, сражавшимися на палубах. Получив деньги или драгоценности, капитаны, возвращались домой, заключали несколько аналогичных соглашений и со своими людьми. Брат короля, Томас, герцог Кларенс, который подписал контракт, пообещав привести на службу самое большое число воинов, значительно больше тысячи человек, вынужден был в качестве залога распределить между ними драгоценности из короны Генриха, для того чтобы удовлетворить своих сторонников. Некоторые рубины, изумруды, жемчуга и сапфиры из этой короны выкупили лишь к началу 30-х гг. XV столетия.

Следующим шагом после заключения контракта был смотр войск. Эффективность этой системы при Генрихе V и Бедфорде представляла собой один из самых разительных контрастов между управлением английской и французской армиями. Данное мероприятие преследовало двоякую цель: во-первых, собрать армию в одном определенном месте, например в порту для погрузки на корабли; во-вторых, и это было более важным, когда армия выстраивалась на поле, эта процедура помогала убедиться, что капитаны на самом деле выполняют условия договора с королем. Раз деньги, выплачиваемые капитанам, зависели от количества и типа воинов, которых они согласно контракту обязались предоставить для службы и чьи имена были внесены в список личного состава, то у них были все основания обманывать, казначейство, притворяясь, будто их воины снаряжены полностью, хотя на самом деле все обстояло иначе. Например, капитан обязан был предоставить группу конных лучников из «шести лучников, всех на конях, а также хорошо отобранных людей и тому подобных людей, добротно вооруженных, с доспехами, каждый согласно своему рангу: то есть… с полным снаряжением, бацинетом или саладом с забралом, копьем, секирой, мечом и кинжалом; и все вышеназванные лучники особенно должны иметь защитные камзолы, салады, мечи и колчан по меньшей мере с сорока стрелами». На смотре распорядитель проверял, все ли из перечисленного было в наличии и соответствовало надлежащим стандартам. Воин без лошади или со шлемом без забрала, которое бы защищало его лицо, был менее полезен королю, и следовательно, контракт выполнялся не полностью, а за этим следовало снижение оплаты. Как и все чиновники, распорядители смотрами иногда слишком рьяно выполняли свои обязанности, особенно в последние годы в Нормандии, но в целом их эффективность, особенно по сравнению с французским способом набора войска, заслуживает искреннего восхищения. Механизм войсковых смотров и стремление знати заранее платить воинам пресекли появление в армии Генриха некоторых черт, характерных для французской армии, которая в то время из-за хронической задержки жалованья была вынуждена жить исключительно грабежами и вымогательством. Ситуация, сложившаяся во Франции очень хорошо представлена в одном из писем французского капитана наемников, который сообщает маршалу Бургундии, что о перемирии и мысли не может быть, если герцог не предоставит ему и его отряду средства к существованию, ибо «без денег мы не можем существовать, а потому и будем продолжать войну». Еще более циничное мнение выражено в современном высказывании о том, что военная катастрофа может стать административным триумфом – ведь мертвые не нуждаются в деньгах.

Но под королевские знамена стекались не только английские отряды, нанятые на службу по контракту. В распоряжении государя находились также личные, элитные войска, рыцари короля. Король мог также рассчитывать и на своих вассалов за рубежом. Особенно значимую роль играли гасконцы, которые выставляли отряды, равные отрядам английских капитанов и славившиеся своими арбалетчиками. С другой стороны, Генрих V мог получать поддержку от ирландцев, которые в будущем прославят имя «английских» солдат в войнах XVIII и XIX вв., предоставляя из Ирландии неисчерпаемые людские ресурсы. В 1418 г. осада Руана оживилась после прибытия полторы тысячи босоногих ирландцев, которые были вооружены большими ножами и связками дротиков. В их рядах практически полностью отсутствовала дисциплина, но их конные отряды эффективно использовались для ослабления сил противника и опустошительных налетов, точно так же как турки использовали необузданных татарских наездников в своих войнах. Что касается военных специалистов, в этом плане Генрих пошел еще дальше. В частности, для войн, в ходе которых часто прибегали к осадам, он, как и все монархи Западной Европы, обязательно нанимал ведущих специалистов в области осадной техники того времени, канониров и саперов из германских и итальянских государств. В конце концов. Генрих, равно как и французский король, мог прибегнуть к феодальному ополчению – пережитку раннего Средневековья, когда король мог призвать на свою защиту всех свободных людей. К XV в. этот способ набора был значительно усовершенствован. Теперь представители короля могли выбирать среди здоровых и вероятно тренированных свободных людей в графствах и городах именно тех, кто им нужен. Но поскольку обычный срок службы таких бойцов был очень ограничен, этих дилетантов или полупрофессионалов зачастую использовали при защите королевства – в частности, в войнах против валлийцев и шотландцев. Однако французы хотя и нанимали оплачиваемых воинов, пресловутых наемников и вольные отряды, во время крупных кампаний в основном рассчитывали на недисциплинированных и практически необученных феодальных ополченцев, призываемых в армию так называемого арьербана (призыв в ополчение). Презираемые своими вождями, эти воины во время сражения могли прийти в замешательство. И в любом случае сроки службы таких воинов были слишком короткими, чтобы вести длительные кампании, так как к страдной поре их нужно было отпустить домой. Источник вербовки воинов объясняет как естественно численное превосходство французских войск, так и тот факт, что они проигрывали крупные битвы.